Текст книги "По зову полной Луны (СИ)"

Автор книги: Максим Ковалёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

Они тронули лошадей, теперь едва ли не замыкая колонну. Но так было и лучше – никто не пихался. Вот только едущие впереди настолько размесили грязь, что тащиться приходилось в лучшем случае быстрым шагом.

– Чистая правда! Крепость стоит на скальной основе, а её стены возносятся до самых небес! – вмиг загорелся сир, лихо подкрутив, вернее, попытавшись подкрутить свои усишки. Конь под ним взбрыкнул – такого вертлявого наездника и врагу не пожелаешь.

На последнем привале Луи решил сбрить отросшую щетину, но оставил тонкие полоски над верхней губой и бородку-клинышек под нижней, сказав, что они делают его ещё мужественнее. А Лопух добавил: «И похожее на козла». Тогда рыцарь предложил пари на полновесный золотой – ладно, серебряный, кто из них двоих за зиму обзаведётся более видной растительностью на лице. Юлиан тут же был назначен выступать судьёй в их споре. Теперь, что не случай, оба стремились поддеть друг друга по этому поводу.

Ветер усилился, налетая порывами. Мир выцвел, сделавшись до невозможности хмурым. Ну, хотя бы наверху, пусть временно, поиссякли запасы воды – всё там сейчас клубилось грозными бледно-лиловыми горами. Мимо проехал Догвиль в нахлобученной по самые глаза уже подзабытой треуголке, сменившей солдатский шлем. Сощуренный взгляд скользнул по притихшим подчинённым. Но, так ничего не сказав, десятник проследовал дальше, подгонять совсем отстающих. Порой даже Догвиль позволял себе чрезмерную добросердечность.

Стражники выдохнули лёгкие облачка пара. Луи же заржал и взялся допытываться, отчего так напряглись их рожи.

Впереди их ставшей немногочисленной процессии двигались непривычно тихий командор Штрауб, ссутулившийся мэтр Кроули, замотанный в тёплый плащ, и пребывающий в задумчивости господин-маэдо Аргуст, верхом на маститом вороном жеребце. Они тоже беседовали, чуть слышно и словно бы нехотя. Что объединяло этих троих? Какая истинная причина заставила ввязаться в авантюру с великанами? Показное спокойствие снаружи. А внутри крепнущая уверенность, что близится Нечто, по сравнению с чем все их нынешние бедствия покажутся сущим пустяком… Но рано или поздно даже самая тщательно хранимая тайна становится явью.

Этого они и опасались больше всего.

С нависающего полога туч вместо дождя посыпалась похожая на крупу снежная крошка. Пока ещё мелкая и робкая. Ветер подхватывал её, закручивая в воздушные шлейфы. Это было даже красиво. Всадники косились на небо и плотнее кутались в плащи, теша себя надеждой убежать от непогоды.

Часть третья. Тайны Предтеч
1

Поздно ночью грозовые тучи разошлись, и на просветлевшем небосводе заискрилась драгоценная россыпь по-весеннему ярких звёзд. Но не они были хозяевами этой ночи. На бархатном занавесе, пришпиленном к вышине оголовками звёздных гвоздей, заправляла покрытая пятнами ржи луна. Её призрачный свет разливался по округе, вычерчивая тени мокрых после дождя, ещё голых деревьев. Отражался в лужах и искрился на покрывающих землю ошмётках рыхлого снега. Он же превращал невысокий Береговой кряж в монолитную скалу, вознёсшуюся едва ли не до тех самых звёзд.

Подул напористый ветер, окончательно расчистивший небо. Это был ветер с юга. Он принёс в Дальний удел настоящее тепло, а с ним столь раннюю в этом году весну, что припомнить подобную могли лишь немногие из старожилов.

Юлиан открыл глаза и понял, что больше не уснёт.

Со своей койки он видел два узких прямоугольника окна на фоне стены. За ними в бледном ореоле над миром висел круг луны. Последнее время стражнику Стены, а с недавних пор и рыцарю Чёрной Розы (титул присвоен в порядке особого исключения, другим для того требовалось отслужить в Жести не менее семи лет, а тут ещё прилагался памятный кинжал), всё настойчивее казалось, что эта растущая изо дня в день луна – зловещая луна.

Уже не первую ночь он просыпался без всяких причин до рассвета и, лёжа в тиши, наблюдал за её неспешным плаванием по тёмной реке неба. Ему мнилось, что именно луна будит его. Измывается. Желает, чтобы он смотрел на неё и осознавал свою человеческую ничтожность в сравнении с вечным и всевидящим «солнцем ночи». Недобрая луна сулила беду. Не помня когда, Юлиан уверился, что она же являлась причиной и их прошлых бед.

Глупость, конечно. Только плод замутнённого, страдающего от бессонницы разума… Но сегодня, в ночь полнолуния, неясные и от того ещё более гнетущие страхи не казались столь уж бредовыми. Напротив. Казалось… Хотя нет – глупость, она и есть глупость.

Новоиспечённый рыцарь был романтиком. И пусть у вас это не соотносится лишь с томными вздохами под балконами красоток. Ему просто было немного тоскливо. Случается, накатывает. Лунная ночь – ночь беспричинной тоски и воспоминаний, что непременно полезут в голову, если не перестать таращиться в окно. Пускай. Наступит рассвет, и всё развеется, как стылый туман поутру.

До чего же тепло. И ведь только начало апреля.

– Эй, чего не спишь?

– А? И ты тоже. – Юлиан повернулся на бок, чтобы видеть койку приятеля. Также, кстати, полноправного рыцаря. – Всё луна.

– Да, луна нынче знатная. – Лопух глянул в окно и умолк.

Комнату на первом этаже одного из каменных строений внутри крепости, язык не поворачивался назвать её казармой, где размещался их десяток, наполняли умиротворённые похрапывания. Высвеченные дорожки пролегали от окон по койкам со спящими. Они казались столь густыми, что бери и режь ножом. Омытые лунными струями люди были белыми как мраморные скульптуры. Луи лежал дальше по проходу, скинув с себя одеяло, подложив одну ладонь под голову, вторую под зад и свесив правую ногу на пол, – оказывается, и так можно спать.

– Грусть грызёт что-то. Вроде и не с чего, а грызёт, – спустя какое-то время добавил Лопух.

Снаружи на высоких крепостных стенах несла ночную вахту стража, только и мечтающая поскорее завалиться в постель. В углу скребла мышь, а ветер где-то вдалеке тихо звенел неведомыми цепями. Мир и покой. Спать бы да спать в своё удовольствие.

– Погода в этом году за нас. Теперь всё быстро развернётся, – прошептал белокурый. Ему хотелось поговорить. Неважно о чём, только бы забыть про торчащую в окне луну. – Листья распустятся. Птицы из южных краёв возвратятся.

– Угу, – промычал Лопух, почесав уже прилично отросшую бороду. – Хорошо будет. Я с детства люблю, когда весна приходит. В деревнях станут огороды с полями засаживать. Траву сухую жечь. Я тоже раньше жёг… Вот распутица сойдёт, и мы по своим делам двинем. Скоро уже.

– Знаю.

– И я знаю. До этого спокойно жилось. Поход, так поход. Давно руки чешутся и по недомеркам, и по деревяшкам. А тут не спится. Лежу, думаю, как оно у нас всё выйдет. И выйдет ли вообще.

– Как выйдет, так и выйдет, заранее не предугадаешь. Когда доберёмся до Чащоб, там и разберёмся… Слышал, как в бане один родом из тех краёв рассказывал, что в тамошних лесах сплошь худое место на худом? Некоторые откровенно побаиваются идти. Хотя никто ничего толком объяснить не может. Всё на какие-то недобрые поверья ссылаются. Странно.

Лопух хмыкнул:

– А ещё говорят, будто те из великанов, кто по осени не успел через Корабель перебраться, одеревенели и в землю корни пустили.

– Ничего, солнце пригреет, они и проснутся. И снова потопают к реке. Что-то их за неё тянет. Что-то очень для них важное.

Извечная тема споров, казалось, совсем поистрепавшаяся за минувшую зиму, с первым весенним теплом обретала новую остроту. Вся крепость жила в ожидании скорого «выступления».

Юлиан привстал с койки.

– У Чистых Вод великаны нас, считай, мимоходом помяли. Деревня попалась им на пути, а мы взялись её защищать. Но напав, ярость сдерживать не стали, дали себе волю.

– Что-то мне не показалось, что они зашли туда мимоходом.

Юлиан вздохнул и поёжился, спиною ощущая стылый взгляд луны. Даже теперь, по прошествии месяцев, воспоминания об их схватках с древнями, а затем и карлами, стояли перед глазами, как только случившиеся.

– Может и так. Столько уж догадок навыдумывали о том, куда и зачем они идут. Но когда командование темнит, лишь и остаётся надеяться, самим во всём разобраться.

– Ну, что ты опять. – Лопух завозился, подбивая подушку. – И Шрам, и мэтр Кроули, и даже господин Аргуст – обычные люди. Да, не без своих заморочек, но что с того? Им положение велит. И нечего тут тайны наворачивать. Ясно ж, древни – враги, карлы – ещё большее отребья. Значит, пойдём бить и тех, и тех. Теперь-то силёнок хватит. А с чего вдруг всякая нелюдь вздумала набеги на наши земли устраивать, то пусть маги с умниками шишколобыми разбираются. Им за это деньги платят.

Сделав данное глубокомысленное заключение, Лопух улёгся на спину, вытянув руки поверх одеяла. Потом, как и Луи, сбросил его с себя. Размеренно засопел.

Юлиан не мог согласиться с простецкими выводами приятеля. Такая уж у него натура, подозрительная… А может, действительно, нет никаких тайн? Стечение обстоятельств одно к одному. Только, отчего ж на душе так муторно? Почему командор объявил, что для похода в Чащобы он намерен вновь взять отряд всего в три сотни. И ни о каких тысячных легионах, призванных стереть гадкое племя карлов с лица земли (как то всем мечталось по осени), речи не идёт. Дескать, в Пустоземелье продолжались волнения и в любой момент могла потребоваться срочная переброска сил на Рубеж, потому войска должны ждать вызова в военном лагере.

Таким образом, то, что на отосланную Догвилем просьбу Швабрю позволил им провести зиму в Жести, дабы отправиться и в весенний поход, стоило считать огромной удачей. Дваро оставался пониженным до звания десятника и назад на родную Стену уже не больно-то рвался. Тем более, на совещания он ходил наравне с местными сотниками и старина, очевидно, всецело проникся обсуждаемыми там идеями. Шрам же относился к приведённым им в крепость стражникам, как к своим рыцарям. Словом, они были в Жести и вместе с другими отобранными десятками готовились к походу по «разведке пограничных территорий вдоль левобережья Корабели, с целью выявления случаев проникновения на них древесных великанов, а также разбойничьих шаек племени карлов».

Юлиан лежал, смотрел в окно и мысленно рассуждал сам с собой. Последнее время за ним такое водилось.

На Стене, значит, люди требуются, а там, куда идут они, можно обойтись небольшим отрядом. Снова небольшим. И без громкой огласки. Здесь дело личной чести для всякого, носящего эмблему Чёрной Розы. Вот покончат они с ним и тогда уж займутся разбушевавшимся Пустоземельем. Таков был «общий план», что неизвестно кем и когда стал озвучен, но всеми негласно одобрялся.

То обстоятельство, что маршал Севера вместо участия в подготовке Стены к обороне безвылазно засел в Жестянке и на пару с мэтром-магом и господином маэдо строит некие секретные планы, казалось Юлиану, по меньшей мере, неправильным. Конечно, в помощь гарнизонам порубежных крепостей ещё зимой отправилось сколько-то отрядов рыцарей Розы. Остальные были наготове и, как только просохнут дороги, готовились выдвинуться следом. С уже ушедшими мэтр, отослал почти всех своих магов, а заодно и представителей Ордена, что прибыли в Жесть из столицы, обеспокоенные тревожными вестями. Сам он ехать на Стену «пока» не собирался.

Что же, для командора месть недомеркам и выяснение причин великанского «переселения» являлось большей важностью, нежели защита имперских земель от опасности нового Нашествия?

Несмотря на попытки рассуждать здраво, Юлиан чувствовал, что… Что? Он даже не мог подобрать подходящего определения. Но, что происходило нечто странное, – это точно.

И как с этим связанны древни? Или уродцы-карлы?

Командор и еже с ним, вероятно, знали правду. Они-то знали.

Юлиан потёр веки. Мысли путались, в голову словно набили мокрой шерсти. Полнолуние. Ночь бессонного бреда. Луна лезет в окна и превращает людей на койках в алебастровые скульптуры. Кажется, в её сиянии можно утонуть, захлебнуться.

Скорее бы уже рассвет.

– А помнишь, как прошлой весной мы напились, и кто-то лампу разбил? – спросил Лопух. Он, оказывается, ещё не спал. – Стол с лавкой загорелись. А шутники из соседней казармы как специально тогда дверь с улицы подпёрли, чтоб было не выйти, если кому из нас ночью по нужде приспичит?

Юлиан с радостью поддался возможности отвлечься.

– Да. Такое до самой смерти не забудется. Страху натерпелись – жуть. Потом Догвиль весь десяток жалования лишил.

– А мне ещё и в ухо дал… В конце месяца срок выходит. Будем мериться.

– Какой срок? – Юлиан спросил и сам вспомнил, о чём речь.

– Тот самый. Я и так ему уже дважды продлевал, сначала ведь уговор только на зиму был. Хватит. Будем выяснять, у кого борода с усами роскошнее. Этот вон, что развалился, как дохлый осёл, мне серебряный должен. Я ему сказал, чтоб готовил. Тут ведь и судить нечего. Его укропины годятся только народ смешить.

– Над вами уже весь гарнизон ржёт, – улыбнулся Юлиан.

По условиям спора ему было выбирать победителя. И он всеми силами делал вид, что пока не определился окончательно. Дабы не расслаблялись. Ещё в середине зимы Луи по собственному желанию перевёлся в десяток Догвиля, и теперь за его состязанием с Лопухом следила едва ли не вся крепость. А уж как эти двое по утрам хорохорились, каждый расхваливая свою «поросль», – живот от смеха надорвать можно.

– Пусть ржут, мне не жалко. Я с того серебряного ещё пива всем выставлю. Так и быть, расщедрюсь.

Как говорится, утро вечера мудренее, а уж ночи подавно. Они, в конце концов, солдаты. Значит, возникающие проблемы должны решать строго по мере их поступления. Армейская жизнь – штука в сущности несложная, если всё делать по уставу, не ища себе лишних сложностей.

Приятели ещё поболтали, вспоминая прежнюю пограничную жизнь. И как всё изменилось. Лишь к рассвету их таки сморило.

А в округе шаг за шагом распрямлялась, входила в рост и завязывалась почками полная живительных сил красавица-весна. Остатки снега обещали сойти в считанные дни. Земля, напоённая и отдохнувшая, готовилась разродиться бессчётной армией разноцветья и разнотравья. Зима отступала без сопротивлений. Мир перерождался. Он спешил жить, словно само время ускоряло свой бег. Но бег навстречу чему? Здесь всё представлялось уже не столь определённым.

2

Апрель едва успел утвердиться в правах, когда из распахнутых врат Жести потекла снаряжённая для дальнего похода конная вереница. В конце её тащились обозы, везущие тюки с провиантом, оружием и прочим скарбом. Возле лошадей бежали охотничьи собаки. Всадники, по случаю тёплой погоды одетые в простёганные куртки, держались собранно. Их брони с гербом Чёрной Розы, тщательно начищенные, покоились в вещевых мешках. Топоры, щиты и шлемы с откидным забралом и бармицей, дающие лучшую защиту от стрел, пристёгнуты к сёдлам. Мечи и луки до поры убраны в ножны и налучи. Час их ещё пробьёт. Ни у кого из покидающих крепость на этот счёт не имелось и тени сомнения.

Берущий своё начало поход не подразумевал какой-либо вальяжности. К нему готовились всю зиму. И вот время пришло.

Миновав по узким извилистым улочкам три пояса крепостных стен, где каждый из следующих был ниже предыдущего, подвесной мост над глубоким, по мирному времени безводным рвом, а за ним насыпной вал, всадники покинули Жестянку. С другой стороны от крепости располагался военный лагерь, а у главных ворот, как это часто бывает, раскинулся жилой городок. Юлиан сказал бы, что тот весьма походил на Бермонд, только раз в десять крупнее и населён не охотниками с козопасами, а торговцами и ремесленниками. Стражник обернулся в седле. Крепость оставалась позади каменным колоссом – не крепость, а сама по себе целый город, занявший вершину гористого возвышения, в чреве которого он провёл несколько далеко не худших месяцев в своей жизни. Крепостные стены, точно бывшие продолжением скальной основы, стояли замшелыми утёсами с зубчатым верхом, многочисленные башни, с расстояния кажущиеся тонкими, почти игрушечными, тянулись в небо и на них реяли знамёна. В центре крепости под самые облака возносилась похожая на трезубец цитадель. Здесь, в военном лагере, у них были настоящие учения, а не одна только их видимость, были вечерние посиделки с мужиками – воинами, а не теми, кто лишь носил подобное звание, были конные выезды и тренировки на стрельбище. А в цитадели была даже библиотека! Теперь же их снова ждала грязь и мозоли от постоянной скачки. Конец недолгой рыцарской жизни. Но Юлиан не роптал. Да и это самое рыцарство никто у них не отбирал. Они с Лопухом и остальными ещё устроят на Стене свой собственный рыцарский орден. Пусть остальные завидуют.

Управлять Жестью в отсутствии милорда Штрауба оставался комендант, сир Эрфос Гримм. Шрам уводил с собой новые три сотни рыцарей под командованием уже знакомого стражникам сира-усача Мэриха и пары подобных ему ветеранов. И с учётом тех отрядов, что до того отбыли на Рубеж, крепость заметно опустела. Последний раз такое случалось лет пять назад, во время больших учений. А ещё раньше – при последнем Нашествии, когда к Рубежу стягивались войска уже со всей страны. Но тогда была война.

Сперва отряд ехал на юг, к соединявшему берега бурной по весеннему разливу Корабели Императорскому мосту. Внушительный каменный мост располагался невдалеке от Жести, к нему вёл широкий тракт. Перейдя реку, кавалькада свернёт на север. Дальше их путь пойдёт вдоль левого берега по малозаселённым землям соседнего Северного удела. Всё время вдоль берега, вплоть до чёртовых Чащоб. Две недели пути, а там… там, по общему мнению, их уже ждали. Великаны и карлы. Вместе или порознь – не имело значения.

Мир дышал свежестью. Он был чист, юн и наполнен солнцем. Всё в нём шуршало и потрескивало, ещё невидимое, ещё скрытное, но уже подступающее. Природа дрожала от накопленных за долгую зимнюю спячку сил, она стремилась скорее разродиться в нечто новое. Лошади, чуя её бурлящие порывы, то и дело срывались на рысь, и их приходилось сдерживать. В щекочущем ноздри воздухе витала сладостная эйфория, заставляющая сердца биться чаще, а мысли уноситься вдаль, навстречу неведомому.

И они не свернут, что бы ни ждало их впереди.

…Временами солнце пряталось за тучами и занимался дождь, а ночами ещё случались морозы. Но ни у кого это не вызывало даже ворчания. Командор с мэтром – и второй в особенности! – своей решимостью поддерживали боевой пыл остальных. Мечи, топоры, стрелы и горшки с горящим маслом – всему запасённому найдётся применение. Очистить родную землю от полчищ поганящей её нелюди являлось первейшим долгом каждого из воинов Империи.

Дорога стлалась под копытами. Проносились мимо перелески и редкие, одиноко стоящие деревушки, где народ промышлял охотой да рыбной ловлей. Сменяли друг друга продуваемые всеми ветрами холмистые равнины, а за ними вставала вдруг могучая древесная гряда или ещё голая рощица с лежащими в ней последними снежными островками. Заливные луга покрывались пушком прорастающих трав. Слева несла свои воды Корабель. Местами её берега щетинились скальными выползнями, вспоровшими их своими гранитными клыками. Повсюду чирикали воспарявшие после зимних стуж птахи, желтели россыпи мать-и-мачехи и тощие заячьи спины улепётывали перед подступающим громыханием.

Обозные колёса чавкали во влажной почве, временами увязая, но пока везде удавалось найти проезд. К тому же, солнце с каждым днём сушило землю и облегчало передвижение.

Шрам в старой походной куртке с нашитыми металлическими бляхами и в обычном солдатском плаще скоро вёл своё малое войско. Приказы командор отдавал таким голосом, что повторять дважды не приходилось. Облака меланхолично проплывали над головами всадников белыми кораблями в намытой дождями до прозрачности синеве. Ветер гнал их на север. Тоже на север.

Недели похода слились в единый миг.

И вот в один из дней ближе к вечеру, когда уставшие лошади плелись, низко опустив головы, а их наездники клевали носами, впереди показалась иссиня-зелёная, кажущаяся со стороны вовсе непроходимой хвойная стена. Лица рыцарей посуровели. Многие осеняли себя святым знамением. Походный капеллан с крестом в руках затянул молитву, прося для них у Творца всего сущего помощи и душевной стойкости в минуты опасности. Ветер развевал его длинные непокрытые волосы и полы багряного одеяния, унося певучие слова к Чащобам.

Первая часть пути пройдена. Они устраивались на ночлег. И каждый, бросая невольные взгляды на недальние дебри, ощущал внутри нарастающую против воли тревогу.

Дальше лежало неведомое. Безлюдье. Темнолесье. Дикий край.

Ночь выдалась холодной и непроглядной, как если бы кто-то залил весь мир густыми чернилами, и даже пламя костров не могло того исправить. Тусклые искры звёзд нехотя поблескивали в прорехах туч. А над лагерем, пугающе ухая, летали ночные птицы.

После дневной скачки мышцы ныли, прося отдыха. Верхом мечтаний для каждого было ощутить в желудке тёплую тяжесть кормёжки и скорее бухнуться спать. Но командор думал иначе. Вместо обычного дозора выставлялся аж утроенный. Всем, не исключая магов, было велено надеть брони. Никакие протесты, что лишнее железо сковывает движения, мешая проделывать должные пасы при сотворении чар, и вообще спать в нём едва ли возможно, Шрама не волновали.

Мэтр Кроули и четверо его подмастерьев, участвовавших ещё в осеннем походе, подчинились. Маг вновь взял с собой учеников. Хотя, вернее будет сказать, что здесь они напросились идти с ним. Гера и та проявила такую горячность, какой старик уж от этой скромницы никак не ожидал. От Сольена – несомненно, но и остальные ведь под стать! Мэтр долго упирался, а, в конце концов, согласился. Учение в бою несравнимо с учением в тихих школьных залах. Помнится, в былые годы он доказал правдивость данного положения на собственном примере.

Время перевалило за полночь. Костры догорали и ночные «ухачи» уже утомились беспокоить округу. Первая смена дозорных отправилась на боковую, передав дежурство помятой со сна смене второй. И вот тогда-то предостережения командора оправдались.

Ход событий повторялся в точности, как в их прошлую стычку с низкорослыми налётчиками. Карлы появились из темноты. Они крались от Чащоб с наветренной стороны. Совершенно неслышно и незаметно. Если того не ожидать.

Недаром Шрам всю минувшую зиму готовился к этому походу, как к главной компании в своей жизни, гоняя до седьмого пота личный состав на учениях. Маги тоже не засиживались у него без дела. Труп единственного убитого уродца мэтр исследовал в подвальных лабораториях Жести, в буквальном смысле разобрав его по косточкам. Усилия командора главным образом были направлены на то, чтобы подравнять их шансы в схватках с мощными, но малоповоротливыми громилами и особенно карлами, неуловимыми в густом подлеске, тем более в темноте. Приложенные же старания, как известно, окупаются сторицей.

Несмотря на двоих убитых и троих раненных в первые секунды боя прилетевшими из-за предела круга костров стрелами, дозорные подняли тревогу. Ночь огласила перекличка рогов. А в следующий момент рыцари и маги уже вскакивали со своих лежаков, словно никто из них не спал вовсе, а лишь лежал с закрытыми глазами, только и дожидаясь сигнала. Лагерь разом ожил. Крики смешались с лязгом оружия, надевались шлемы и поджигались уложенные под самой рукой факелы, вспыхнуло ещё несколько загодя политых маслом костров. Отрывистые приказы торопили зазевавшихся. Прошли какие-то мгновения, а мирно спящие люди из растерянной добычи – отличных мишеней для стрельбы! – вдруг превратились в яростного, закованного в железо хищника, жаждущего крови.

Охотник и жертва менялись местами.

Согласно сотню раз отработанным действиям, освещая огнём землю и ближайшие деревья, солдаты кинулись прочёсывать подлесок вокруг лагеря. Мэтр Кроули в результате своих исследований пришёл к выводу, что крупные глаза карлов (в его распоряжении имелся, правда, только один целый глаз) хорошо приспособлены к сумеречному зрению, потребному для охоты в тенистых чащобах, а потому внезапный яркий свет должен был мешать им. И, возможно, пугать их. Теперь его догадку предстояло проверить на деле.

Рвались со свор взятые в поход с отрядом псы. Ржали лошади. Небольшой лесок, посреди которого был разбит лагерь, наполнился шумом и движением, точно центральный рынок в праздничный день. Огни факелов гигантскими светлячками запорхали между деревьев. Освещённые ими, то тут, то там выхватывались неясные мечущиеся тени. Снова крики. Крики и разносящее их эхо.

…Юлиану с Лопухом и всему их десятку, что вновь с полным основанием мог так именоваться, выпало обследовать восточную часть леса. Догвиль в солдатской куртке с надетым поверх неё нагрудником, в шлеме и с полуторным мечом-бастардом, быстро, почти бегом обшаривал кусты, чьи набухшие почки уже взялись распускаться листвою. Перебежками от одного скопления кустов к другому, они двигались всё дальше, не забывая поднимать головы и на древесные кроны. Весна – это тебе не осень, здесь под каждым лопухом не затаишься!

Среди них было пятеро арбалетчиков, считая Юлиан, решившего в последние полгода изменить мечу, с который он никогда, по сути, не дружил, и столько же мечников, среди которых состояли Лопух и Луи. Размахивая факелами по всем сторонам, они готовились при первом признаке врага принять бой. Кроме мечей, каждый из них имел висящий у пояса топор с широким лезвием. Не были забыты и щиты. У стрелков – малые, пристёгнутые к левому предплечью, чтобы прикрыть лицо, не мешая при этом нести арбалет. У мечников побольше, треугольные, удерживаемые во второй руке вместе с факелом. Не слишком удобно, но в нынешней ситуации особого боевого проворства от них никто и не требовал.

Только, даже при таком раскладе разве успеешь среагировать на летящую смерть? Вжик и в твоей глазнице уже торчит древко. Не спасёт никакая защита. Одна лишь милость Небес.

Сдерживаемая поводками, кружилась пара прикреплённых к их десятку собак. Худые, словно состоящие из одних жил, псы тянули носами воздух, тоже выискивая врага. Низкое рычание заставляло дрожать уголки оскаленных пастей.

Догвиль велел заглядывать во все встречные ямы, куда только могли пролезть мелкие твари. Пока им не попалось ни одного недомерка, но, судя по стоящему в округе ору и треску, от которых собаки свирепели ещё сильнее, другим повезло больше. Сигнальные гора трубили беспрерывно, так же, по задумке командования, наводя в рядах налётчиков панику.

Уж на этот раз карлы не отделаются одним жалким стрелком.

Где-то позади глухо хлопнуло, по ушам ударила неслышная волна, и слепящая вспышка на миг высветила лесок до последнего деревца. Они инстинктивно втянули головы в плечи, заозиравшись и видя недалеко от себя других солдат, точно также замерших на месте. То маги вступили в бой! А значит, карлы отведали очередного из заготовленных про их честь сюрпризов.

Маленьким, едва различимым росчерком, стрела вынырнула из тьмы и угодила идущему справа от Лопуха Норту точно в прорезь забрала. Следом сразу пришла вторая, разошедшаяся всего на полпальца с его собственной головой. Спасло Лопуха то, что он споткнулся, засмотревшись на менее удачливого товарища, и лишь тем не разделил его участи. Почуявшие близость врага собаки подняли вой. Сдерживать их более стало невозможно.

– В рассыпную! – скомандовал Догвиль. – Верх! Верх!

Стрелки и мечники бросились в стороны, укрываясь за щитами. Просвистело ещё несколько стрел, лязгнувших и отскочивших от чьих-то бронь. Хотелось верить, что отскочивших.

Юлиан юркнул за ствол необхватной вековой сосны и сжался в комок посреди тесного углубления у её выступающих корней. Потратив несколько ударов зачастившего сердца на то, чтобы понять, что он по-прежнему цел и невредим, Юлиан облизал губы и чуть выглянул из-за дерева. Прогалина, по которой они только что шли общей кучей, опустела – все как и он попрятались, где смогли. Его новенький, на загляденье лёгкий арбалет был разряжен. Когда и куда он успел выстрелить, стражник не помнил, хоть убей. Рядом также из-за какого-то дерева Догвиль орал им стрелять по ветвям и чтобы «дали огня, бездари!». Юлиан слышал десятника, но тратить болты впустую не спешил. Вероятность попасть во врага, не видя самого врага, представлялась ничтожной.

– Огня, огня, – прошептал он, вновь облизав пересохшие губы.

Сползши обратно в спасительное углубление и встав там кое-как на колени, стражник отложил на время арбалет в сторону. Отстегнул мешающийся щит с плеча; забрало шлема отброшено ещё до того – стрелкам в отличие от мечников было желательно иметь полный обзор. Заплечный мешок и полный колчан, которые по успевшей вбиться в голову выучке были первыми схвачены во время подъёма, находились при нём. Из последнего он достал несколько более длинную, чем прочие болты, стрелу с намотанным на её конец бандажом из промасленной пакли. Извернувшись, Юлиан взял арбалет и упёрся носком сапога в стремя на его конце, зацепил специальным железным когтем, висящим на поясе, за тетиву и плавным движением натянул её, немного приподнявшись с земли. После этого, снова встав на колени под защитой дерева, он аккуратно вложил в желоб стрелу.

Совершать подобные гимнастические упражнения, когда на тебе надета стёганка с кирасой, превращалось в то ещё удовольствие. Мечники в своей усиленной защите с данной задачей справился бы навряд ли. Запыхавшись, но перезарядив оружие, уже из внутреннего кармана заплечника Юлиан выудил ещё один предмет. На этот раз небольшой бутылёк из толстого зеленоватого стекла. В сумраке его наполнение испускало тускло фосфоресцирующее свечение.

Рядом кричали от боли, похоже, задели ещё кого-то из десятка. Затем одна из собак жутко и надрывно завизжала, вторая на весь лес, перекрывая её, захлёбывалась лаем. Догвиль сыпал приказами: «Не высовываться!», «Стреляй по ветвям!», «Я сказал – огня!». Юлиан старался не отвлекаться и скорее закончить со своими манипуляциями. Факела у него не было, действовать приходилось почитай, что на ощупь. Но ничего, и так справимся.

– Сейчас, – осклабился он, – сейчас получите огоньку.

Открыв бутылёк, стражник осторожно, даже опасливо, капнул его содержимого на обмотку стрелы. Соприкоснувшись с маслом, магическая жидкость (спасибо мэтру Кроули!) вспыхнула, тут же воспламенив паклю. Юлиан крепко закрыл бутылёк, уже не глядя, бросил его в мешок и поднялся на ноги. Помня о том, что алхимическое пламя первые секунды почти не жжёт, он вскинул арбалет и высунулся из своего укрытия. У него имелось всего два-три мгновения, ведь его уже наверняка заметили и готовились взять на прицел.

Пёс, что до того визжал, а теперь скорее сипло скулил, лежал на боку, судорожно загребал лапами слой многолетней хвои – меж его рёбер торчала стрела. Чужая стрела. Возле собаки Юлиан увидел неподвижно распростёршееся тело. Не Норта, кого-то ещё. По обращённым в его сторону подошвам сапог сразу было не определить, кто это.