Текст книги "Любовь, конец света и глупости всякие"
Автор книги: Людмила Загладина
Соавторы: Ильфа Сидорофф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)
Легкомыслие
Танька не спала уже вторые сутки. Надувной матрас – прекрасное приспособление в походных условиях и в помещениях, свободное пространство которых занимает не более обширную площадь, чем брезентовая палатка, раскинутая на привале в лесу. Но он же становится куда менее удобен, если ночью приходится то и дело вскакивать. А не вскакивать она не могла – стоило только Олежке закашлять или застонать во сне или, наоборот, затихнуть – Танька бросалась к кровати: что с ним? Ему больно? Может, воды дать? Или лекарство? Спит ли он? Дышит ли?..
С надувного матраса на полу так просто не вскочишь: нужно сначала совершить эдакий кувырок, почти как на уроке физкультуры – «вперед-головой», или «назад-головой», или даже «набок-всем-телом» – на гимнастических матах в спортзале это выполняется намного легче. Дополнительные неудобства возникали из-за отсутствия личных вещей – Танькина дорожная сумка была все еще на квартире у Робина, и принести ее он, похоже, совсем не торопился. Лишь на рассвете сомкнула она наконец тяжелые веки и провалилась в тревожный сон, но слишком скоро проснулась от солнечного луча, светившего через окно без занавесок прямо в лицо. Танька открыла глаза.
– Доброе утро! – Олежка сидел на кровати умытый и гладко выбритый и смотрел на нее улыбаясь. – Ты жива еще, моя старушка? Жив и я, привет тебе, привет. Чудный денек, мороз и солнце – гулять так хочется...
– В чем же дело? – Танька зевнула, попыталась встать, для чего ей в очередной раз пришлось изобразить акробатический этюд, и скатилась на пол. Потерла слипающиеся глаза, поднялась, сложила в аккуратную стопку одеяло, подушку и простыню и начала сдувать матрас: в развернутом виде он занимал так много места, что передвигаться по комнате можно было только бочком. – Идем гулять, Олежка, давай, одевайся теплее.
Инвалидная коляска была новенькой и безупречно чистой, если не считать тонкого слоя пыли, которой она успела покрыться за недолгое время, что простояла в прихожей. Кто-то позаботился о том, чтобы Олежку было на чем вывезти погулять, но до того, чтобы прокатить его в этой коляске по улице, видимо, ни у кого руки так и не дошли. Хотя стоило ли сетовать на кого-либо? Даже в собранном виде коляска была слишком тяжелой и громоздкой, чтобы тащить ее вниз по лестнице с пятого этажа, без лифта, одновременно поддерживая слабого Олежку. А потом ведь надо было бы поднимать обратно, наверх, и Олежку, и коляску. Меньше чем двумя парами сильных рук тут вряд ли можно было бы обойтись. Как Таньке с ее хрупкими конечностями удалось вытащить брата на прогулку – один Бог ведал, но она помощи ни у кого не просила.
Утро действительно выдалось как на заказ: солнечное и сухое, и от него веяло весной, несмотря на декабрьский морозец.
«В саду, где стужей веет от земли,
два приведенья только что прошли[13]...» —
мурлыкала Танька. Давнишняя песенка прицепилась вдруг, и эти две строчки то и дело вертелись в голове. Олежка радовался ее певучему настроению и отличной погоде. И тому, что гуляют вместе, как раньше... когда он еще не был пассажиром инвалидной коляски, а Таньке не приходилось с силой толкать ее за его спиной. Он тряхнул головой, пытаясь отбросить смущение, и предложил по порции мороженого с шоколадом.
– Шоколадом лечить печаль и смеяться в лицо прохожим[14], – пропела Танька и вкатила коляску в автоматически раздвигающиеся двери ближайшего кафе.
– Легкомыслие очень полезная штука, – сказал Олежка, когда, сидя за столиком, они осторожно скребли чайными ложечками по твердым холодным шарикам малинового и фисташкового мороженого, густо посыпанного тертым шоколадом. – Ты знаешь, примерно в таком же кафе мы с... хм... моей подругой познакомились как-то раз с одной очаровательной старушкой. – Олежка оглянулся вокруг, словно искал глазами – то ли старушку, то ли подругу.
– Расскажи, – улыбнулась Танька.
– Ну, слушай, – Олежка отложил ложечку и отодвинул почти нетронутое мороженое; он явно не сладкого. – Это несколько лет назад произошло, у меня тогда был странный этап в жизни – я воспринимал все слишком серьезно, реалистически, никакие бредни в голову не пускал вообще. Это был верный путь к депрессии, скажу я тебе, туда я постепенно и погружался.
– Это ты-то? – Танька выгнула бровь дугой.
– Угу. И на старуху бывает проруха. Я просто не говорил тебе многого в тот момент, да и у тебя, похоже, были свои проблемы...
Она медленно и тихо покачала головой, глаза отвела.
– Ну вот, – продолжил Олежка, – я тогда объективно посмотрел на себя, проанализировал ситуацию и пришел к выводу, что мне не хватало легкомыслия – жизнь не настолько хороша, чтобы разумный человек мог позволить себе постоянно воспринимать ее серьезно. Ну а где ж было это легкомыслие взять, если оно давно испарилось и не было его у меня ни грамма? И решил я для начала воспользоваться чужим: ходил в цирк, читал глупые книжки, смотрел комедии – ничего не помогало. Тогда я надумал съездить туда, где мы жили, когда были детьми… наша старая квартира, ты помнишь?
– Как же я могу забыть? – грустно усмехнулась сестра. – Жалко, что дом наш снесли...
– Дома давно нет, ага, но какие-то пейзажи, виденные в детстве, все равно же остались. Я надеялся, что они вернут мне соответствующее настроение. Там все изменилось за прошедшее время, дома и улицы я не узнавал, но зато встретил... хм... подругу детства, мы с ней довольно долго не виделись. Она тоже стала серьезной до невероятия, да и, как выяснилось, страдала той же проблемой: будучи реалистичной натурой и настоящим прагматиком, постепенно впадала в депрессию.
Танька знала про эту подругу больше, чем Олежка мог бы ей рассказать, но слушала не перебивая, только покачивала головой да губы перебирала нервными пальцами, будто пыталась заслонку на рот наложить, чтобы нечаянно не ляпнуть что-то.
– Странно еще было то, что моя подруга все время рядом жила, а вот встретиться нам удалось только на родине.
Олежка сделал паузу, выжидательно посмотрел на сестру. Она продолжала молчать, пальцы сжимали губы так, что те побледнели.
– Обсуждали мы наши депрессии в кафе, очень похожем на это, а за соседним столиком сидела смешная старушка, которая с упоением уплетала мороженое – одну порцию за другой – и прислушивалась к нашему разговору. «Извините, что вмешиваюсь, – вдруг сказала она, – но я могу вам помочь». Если коротко, она была колдуньей и предложила нас с... подругой заколдовать немножко. А нам уже так надоело быть серьезными, реалистичными и депрессивными, что мы согласились. Она нам дала конфеты: съев по одной, мы превращались на десять часов в детей – вели и чувствовали себя, как много лет назад.
Танька улыбнулась – младший брат с детства придумывал сказочные продолжения к реальным сюжетам, а иногда на полном серьезе не различал, где правда, где фантазия. Он даже ей, Таньке, неоднократно говорил, что видел, как она колдует и летает. Новая история про старушку ей нравилась, она продолжала слушать и одобрительно кивать.
– И стали мы с подругой по воскресеньям встречаться в парке: катались на карусели, бегали, смеялись и танцевали, не думая о работе. Чувствовали себя превосходно. А иногда ходили по городу и видели его как в первый раз – детский взгляд совсем не такой, как взрослый, так что даже город, обычно скучный и деловой, нам очень нравился. Депрессия отступила. Проблема была в том, что конфеты кончались, но адрес мы у той старушки не взяли, не поверили потому что. «Будем реалистами», – сказали мы однажды друг другу одновременно, и нам смешно стало обоим. А потом я предложил ей продолжать просто так встречаться по воскресеньям, кататься на карусели и веселиться. Так мы и стали дальше жить – без депрессии и волшебных конфет, а по воскресеньям обязательно ходили гулять.
– Но уже втроем? – хитро прищурилась Танька.
– Все-то ты про меня знаешь, – усмехнулся Олежка. – Ну да я это к тому, что какие бы сложные задачи перед нами ни стояли, лучше всего не впадать в депрессию, а преисполниться легкомыслия. Задачи, может, и не решим, но хоть отлично проведем время.
Танька рассмеялась:
– Ну вот на данный момент у меня основная задача – заполучить свою пижаму и крем от морщин. Потому что иначе я завтра сама превращусь в такую старушку, что никакие конфеты не помогут.
– Эта задача решается легко, тем более что у тебя есть ключ от квартиры, где деньги... эээ... то есть вещи твои, лежат. Полчаса до Строгино, полчаса обратно, – предложил Олежка. – Давай только меня домой забросим, а то я уже подустал малость...
Он сделал знак официантке и попросил счет.
Облако
Все утро Варвара продолжала пребывать в глубокой задумчивости – та женщина в красных ботинках казалась ей интереснее и даже значительнее, чем Конец Света. Надвигающаяся катастрофа, хоть гном явно в нее верил, представлялась неубедительной выдумкой. Должны же быть какие-то признаки, ведь не просто так это все, наверное, должно происходить, как если бы кому-то пришло в голову повернуть выключатель…
Размышления не мешали ей искать более подходящую кукольную одежду для Васи – все-таки розовое платье с оборочками как-то не солидно.
Гном сидел за компьютером. Те несколько месяцев, что он пользовался Варвариным интернетом, он не только пропагандировал свои идеи, но и почитывал чужие тексты, а заодно влюбился. Читать Васе было стыдно – он был убежден, что при этом бездарно тратит драгоценное время, но оправдание отыскал быстро: чтобы убедить в чем-то человечество, надо его сначала изучить. Однако стоило только влюбиться, как Вася забыл о стыде – на него просто не оставалось времени. Каждую секунду он должен был знать, где Она, чем занимается, как себя чувствует, а стоило Ей ненадолго пропасть, как он от волнения не то что идеи свои пропагандировать, но даже есть-пить не мог. Каждый раз, садясь за компьютер, он первым делом отправлялся на сайт, где Она вела блог, посмотреть, как дела, выяснить, доступна ли для общения, и, может, написать в комментарии что-нибудь завуалированно-нежное.
Вася и его возлюбленная могли говорить часами. Поразительно, как много было у них общего, как одинаково они реагировали даже на погоду, вместе радовались и печалились. Интернет-пользователям гном представлялся под строгим именем – Вассиллий. Именно так: с двумя «с» и двумя «л», что казалось ему, во-первых, оригинальным, а во-вторых, внушало даже к самому себе больше уважения. Его виртуальная подруга называла себя Облаком Тумана. Она не знала, что он гном, а он не ведал, какая она в действительности, тем более с таким туманным прозвищем. Вася называл ее скорее ласково, чем сокращенно – Облако, а уж разговоры у них получались упоительные. Может, человек посторонний и неподготовленный, глядя на их переписку, и не понял бы, в чем упоение, но немедленно бы почувствовал, что вмешиваться в беседу нельзя, собеседники друг на друге замкнулись, и больше никто им не нужен.
Гном не представлял, откуда эта невероятная близость могла возникнуть и почему он ощущал с Облаком такое родство душ. Души людей и гномов различаются очень сильно, и его новая любовь явно не была гномом – кое-что, известное любому его соплеменнику, она не знала. Например, новостью для нее оказалось то, что когда откуда-то уходит Магия, там немедленно начинает ломаться все, что работало и держалось чудом. Но когда Магия приходит туда, где раньше отсутствовала, разрушается то, что не имело разумных оснований хоть как-то портиться. Катастрофы вызывает любое изменение уровня.
Но Облако Тумана, пожалуй, единственная в сети, поверила в Конец Света.
Утром она разместила в своем блоге новое, очень короткое сообщение:
«Отправляюсь сегодня на очень важное дело, подержите за меня кулачки. Может быть, я стану другой, лучше намного, и не такой тряпкой».
Гном прочитал и ответил немедленно:
«А куда ты едешь? Секрет? Ты и так очень хорошая, с чего ты взяла, что ты тряпка?»
«Хвалишь меня опять», – ответила Облако.
В нижнем углу Васиного монитора замигала зеленая лампочка «Юльки».
«а что и похвалить нельзя», – впечатал он, опуская знаки препинания и заглавные буквы, глядя в «живое» окошечко затуманенным взором.
«Не по делу, Вассиллий!» – в отличие от него Облако не пренебрегала грамматикой даже в чате.
«по делу».
«Не-а».
Гном приблизил к губам указательный палец и, слюняво поцеловав его, потер кусочек экрана с впечатанными Ею буквами.
«милая
ты...
ты…
ты очень сильная
и очень слабая
и самостоятельная
ты вызываешь во мне столько нежности
я не хвалю тебя
я умиляюсь».
«Я очень слабая, – частично согласилась с ним Облако. – Но не самостоятельная совершенно! Я тряпка, об которую можно вытирать ноги. Но я это исправлю. Часа через два вернусь, жди меня».
И она вышла из сети.
Гном волновался. Он получил от Варвары новый комплект одежды – что-то вроде красной пижамы (все лучше розового платья), попил еще чаю, почитал книжки, вел себя вроде солидно, но переживал ужасно.
Как только прошло два часа, он попросил у хозяйки разрешения вновь сесть за компьютер. Любимая отсутствовала.
Минул еще час – так и не явилась.
Варвара поглядывала на него осторожно, стесняясь расспрашивать. Вроде ни о чем не просит, так и нечего приставать. У нее, как у многих москвичей, существовало глубокое убеждение, что помогать надо тем, кто просит об этом, а если человек помалкивает, то и не надо лезть к нему – благими намерениями дорога в ад вымощена. Но Вася уж настолько явно безумствовал, что смотреть на него сил не было никаких. Он мерил комнату шагами, садился, вскакивал, дергал себя за бороду, корчил рожи, подбегал к компьютеру и отбегал, зачем-то выглядывал окно – с большим трудом, он же маленький был, ему на подоконник залезать приходилось, а потом отшатывался от него, будто видел там что-то ужасное. Варвара тоже в окно глянула – во дворе было все как обычно.
– Василий, – обратилась она к нему, стараясь говорить уважительно. – Может, сказать что хотите или попросить о чем? Какой-то вы очень нервный.
Гном переминался с ноги на ногу, не решаясь посвящать Варвару в свои личные дела. И не выдержал:
– Вы, кажется, хотели быть детективом, я слышал, вы говорили вслух?
– Ну, хотела. Но не пробовала. А что?
– Помогите найти мою подругу. Она затеяла что-то опасное, и я очень волнуюсь. Ее надо искать в реале, а я могу только в интернете, а пойти никуда не могу, да и не знаю куда.
Варвара бы в жизни не согласилась: затея была дурацкая, да и работать ей следовало, а гном ее отвлекал. Но он так патетически взмахивал руками, сжимал и разжимал кулаки, глаза таращил, почти рыдающим голосом произнося эти слова, что отказать она не решилась. Жалко стало, тем более он маленький такой.
И они приступили к делу, не откладывая в долгий ящик. Сразу с легкостью установили, что Облако пользовалась кабельной сетью. Однако хакерству не обучались ни гном, ни Варвара, так что пришлось в кабельную фирму звонить и уговаривать сотрудниц нарушить служебную тайну. Почти все получилось. Васина тайная любовь проживала в Измайлово, адрес сказали им, а телефон – нет, не хватило Варваре убедительности.
Уговаривать людей по телефону нарушить их служебный долг, когда никакие взятки не даются, а действуют только слова и голос, – процесс, безусловно, магический. Тот, кто на это способен, явно является существом не простым, а магически одаренным. Но эти свойства надо развивать, сразу так, сходу, позвонив первый раз, вряд ли кто кого-нибудь убедить сможет.
Отсутствие номера не создало проблемы. Когда-то, собираясь стать детективом, Варвара купила на уличном лотке массу дисков с телефонными и прочими базами данных, только и оставалось посмотреть телефон, зарегистрированный по тому адресу, и позвонить.
К телефону никто не подходил.
Варвара решительно надела куртку и сапоги, давая по ходу разнообразные указания гному, что ему есть в ее отсутствие и как себя вести, – почему-то она начала воспринимать его как ребенка. Васе это не нравилось, он обиженно надувал губы, от чего борода смешно шевелилась, и неразборчиво бормотал что-то в ответ.
Едва Варвара закрыла за собой дверь, как в прихожую выполз большой таракан, жирный и черный. «Только этого не хватало!» – вконец расстроился Вася, словно у него других неприятностей не было. Всех тараканов он давно уже вытравил, а тут нате-здрасьте – пришел один, да еще такой огромный, он ведь потом и других приведет, тараканы отъявленные коллективисты, почище муравьев и пчел, им чем больше стая, тем лучше.
Гном ударил мерзкое насекомое ногой. Таракан посмотрел на него задумчиво и продолжил путь.
Вася прыгнул ему на спину, стараясь приплющить как можно сильнее. Таракан не обращал внимания.
Тогда гном залез на антресоль и, прицелившись, сбросил на таракана гантель (Варвара когда-то зарядку делала по утрам, потом перестала, но симпатичные металлические предметы сохранила). Раздался жуткий грохот. Промазал.
Вася сел на краю антресоли, свесив ноги, и заплакал. Таракан еще раз посмотрел на него пристально, развернулся и ушел, с трудом протиснувшись в замочную скважину. Он не любил неврастеников.
Пассажиры
Раскачиваясь в такт бегущей электричке, Танька разглядывала лица пассажиров. Замкнувшиеся на клочке пространства люди – зрелище упоительное: кто-то хмурится, кто-то улыбается, кто-то шевелит губами и разговаривает сам с собой. Кто-то поет – про себя, конечно, редко какой пассажир может запеть в голос, хотя в метро бывает и такое. Даже Танька пела про себя, все ту же песенку, что еще утром прицепилась:
«Два приведенья только что прошли...»
Несколько минут назад она вошла в вагон вслед за сердитым гражданином, который отпихнул ее намеренно и твердо – локтем. На станции «Строгино» в вагоне было несколько свободных мест, и гражданин, скорее всего, спешил занять одно из них, чего б ему иначе локтем двигать. Ни на кого не глядя, он быстренько уселся и недовольно засопел. Танька села рядом, других свободных мест уже не оказалось. Последней в тот вагон вошла старушка с сумками из магазина, посмотрела по сторонам и выразила на лице досаду. Сидящие не двигались, а гражданин, к которому старушка ближе всех стояла, только сердито зашелестел «Московской правдой».
«Пожалуйста, садитесь», – уступила место Танька. Она привыкла уступать место в лондонском метро, хоть ей и не особенно удобно бывало ехать стоя: она не расставалась в тамошней подземке с ноутбуком, а держать его на весу, как известно, не совсем удобно. Таньку раздражал рассевшийся с комфортом «мужской пол», коего в лондонском метро в час пик всегда намного больше, чем пола женского. «Фиг ли не уступают места бабам?» – тихо злилась Танька. Коллега-англичанка как-то объясняла, что мол бабы виноваты сами: боролись за эмансипацию, а напоролись на то, что мужики перестали считать их слабым полом и уступать места в метро. Это объяснение не удовлетворило Таньку, и всякий раз она с надеждой пыталась разглядеть среди мужчин хоть одного не подверженного тенденции джентльмена. Кончалось все обычно тем, что она уступала свое место беременным и пожилым или, находясь в стоячем положении, испепеляла взглядом «жертв эмансипации».
По старой памяти ей казалось, что среди москвичей «джентльменов» больше, чем среди лондонцев, – не ведала она, что Здравый Смысл уже давно разнес понятия о «равноправии всех граждан независимо от пола и возраста» с быстротой электрички. Так что сердитый гражданин с «Московской правдой» весьма удивил ее, Танька даже подосадовать забыла. Вместо ноутбука на сей раз в руках у нее была дорожная сумка, но не тяжелая совсем – с парой свитеров, пижамой, бельем, кремом от морщин, баночкой мармайта[15], который почему-то нравился Олежке, да игрушечным паровозом для любимчика Оси. Танька с этой необременительной сумкой в одной руке держалась на поручень другой и, раскачиваясь в такт вагону, поглядывала на платформы, чтобы не пропустить станцию, где предстояло сделать пересадку. Сердитый гражданин ей даже настроение не испортил, песенка так и вертелась в голове:
«Глаза мертвы, уста давно увяли...»
Со стороны Химок по направлению к Измайлово продвигалась взволнованная Варвара. Чем дальше она удалялась от дома, тем резче делались ее движения. И, что было для нее совершенно нетипично, Варваре очень хотелось общения – распирало от желания похвастаться, что она наконец стала детективом, и рассказать кому-нибудь про гнома и его любовь, но надежды на подходящего собеседника не было. Метро не лучшее место для завязывания разговоров, не то что поезда дальнего следования. Когда-то она в них ездила, вела долгие беседы с соседями по купе. В метро так не пообщаешься, мимолетный собеседник может прицепиться, особенно если тема выходит из ряда вон, мучайся, отвязывайся от него потом.
«Услышать можно шепот их едва ли...» —
пела себе Танька, одновременно думая о том, что так и не купила баллончика для Оси. В памяти всплыл вчерашний магазин: торговый зал, типичная московская, словно выведенная из спецпород, продавщица, и там же – крупная, но робкая покупательница в куртке, похожей на пончо североамериканского индейца. «Симпатичная какая, – улыбнулась Танька. – Экстрасенсом хочет быть». По отношению к кому угодно слово «экстрасенс» она не произнесла бы без сарказма и очень удивилась, но не тому, что фраза проговорилась вслух, а тому, что прозвучала странно – уважительно. С чего бы вдруг? А в голове все продолжала крутиться старая мелодия:
«Двум призракам напомнил старый сад
о том, что было много лет назад...»
От нетерпения Варвара притоптывала сапогами, оглядывалась по сторонам, то и дело натыкаясь на окружающих. Заклепки на ее куртке посверкивали, шнурки цеплялись за чужие сумки, пассажиры опасливо отодвигались, как от соседа Лехи, пропитанного одеколоном «Русский лес».
На «Площади революции» обе – и Танька, и Варвара – вышли из вагонов разных поездов почти одновременно и через несколько секунд столкнулись лбами на уровне ста семидесяти сантиметров над землей[16].
– Простите, – пробормотала Танька, а песня в голове зазвучала громче:
«Ты помнишь наши прежние свиданья?»
– Помилуйте, к чему... – среагировала было Варвара, но встретилась взглядом с препятствием на своем пути и ошеломленно ойкнула.
Обе застыли в напряженном молчании, смешанном с изумлением, непонятной радостью и мимолетным испугом. Прошла минута или пять, а может, вечность, пока Танькины губы сами собой не дрогнули и не прошелестели:
– Не пугайся...
«Где? Когда? От кого именно? Я уже слышала эту фразу, и этот голос, и эту интонацию...» – словно огромная, теплая волна ударила Варваре в лицо, прошла сквозь кожу и мускулы, преобразовалась в лучистый шар на уровне груди, осветила изнутри целую подземную станцию метрополитена, спустилась вниз живота и, поднявшись снова вверх и наружу, будто расплескалась брызгами любимого шампанского.
– А... мы знакомы? – сумела произнести она, когда обрела потерянный было дар речи.
– Нет, простите, – Танька уже овладела ситуацией. – Но мы однажды встречались. Вчера, в магазине «Гвозди и краски», помните? Вы там еще баллончик купили, с блестками.
– Да, да... там призраки были!
«Она читает мои мысли или я пою громко?» – встрепенулась Танька, вслух добавив:
– Так давайте познакомимся, вряд ли мы встретились второй раз в большом городе случайно. Вас как зовут?
– Варвара. А вас?
– А меня... Мне нравится, когда меня зовут Танька.
«... трепещешь ты в ответ,
когда мое раздастся имя?..»
– И можно меня при этом на ты?
Чем ближе Конец Света, тем неприятнее московская толпа. Во времена расцвета Магии люди чувствуют друг друга на расстоянии и не могут сталкиваться в принципе – они лавируют автоматически, не задумываясь. А чем ее меньше, тем чаще происходят столкновения, вспыхивает гнев, кажется, чуть усугуби обстановку, и люди начнут спихивать друг друга на рельсы. Но столкновение Таньки и Варвары было скорее, наоборот, магическим. Какой-то вредный прохожий пихнул Танькину сумку, сумка стукнулась о Варвару, Варвара схватила за лапу бронзовую собаку.
– Танька! А я наконец-то стану детективом, как хотела! – радостно сообщила она с места в карьер.
– Хотела же экстрасенсом?.. – Танька улыбнулась. – А лапу зачем собаке жмешь, здороваешься с ней, да?
– Это я от радости, очень хотелось поделиться, а тут ты, так кстати, – смутилась Варвара. – Детективом тоже. Детективным экстрасенсом. Экстрасенсным детективом. В общем, совмещать. А собака волшебная. Если ей погладить лапу, желания сбываются. Или нос, видишь, как блестит? А мне очень важно найти одну особу!
Варвара помассировала собаке сияющий нос, холодный металлический пограничник смотрел вдаль, его подбородок тоже блестел, наверно, и про него была у кого-то примета.
– А можно я посодействую? Как верный доктор Ватсон? Раз уж некого взять с собой… – Танька говорила осторожно, будто боялась спугнуть.
Люди редко так общаются, они резки и невнимательны, озабочены собой и обижают друг друга походя. Стоит кому-то начать думать о чувствах собеседника и одновременно стараться быть вежливым, как параноики немедленно предполагают, что к ним обратился мошенник на доверии, а люди, сексуально озабоченные, думают, что их скоро попытаются совратить, то есть совращение уже началось.
Варвара ни к одной из этих категорий не относилась, так что реагировала на Танькину манеру поведения положительно.
– Ой, да конечно, посодействуй. А взять соседа Леху, наверное, можно было, – сказала она легкомысленно. – Но как-то в голову не пришло. Он хорошо ко мне относится, но сексуально озабоченный, а у меня сейчас другая жизненная стадия, поэтому он раздражает меня только. А ты воодушевляешь, у тебя такой голос! С женщинами вообще легче общаться – не надо думать, что они поймут все в неприличном смысле, вот соседу я бы этого никогда сказать не могла.
– А его голос тебя тоже воодушевляет? – Танька почувствовала непонятное раздражение, будто наведенное.
– Да нет, нисколько, твой намного лучше. И ты так здорово справилась с продавщицей! А у меня есть один знакомый гном…
«Их видел только мрак и то едва ли...»
Возле статуи пограничника с собакой на станции метро «Площадь революции» равнодушные москвичи обтекали собеседниц, не обращая на них внимания. Никто скорее всего и не догадывался, что одна из них – наполовину Бог.
