Текст книги "Любовь, конец света и глупости всякие"
Автор книги: Людмила Загладина
Соавторы: Ильфа Сидорофф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 34 страниц)
«Ого!» – восхитилась продавщица, нажала на нужную кнопку, и хвост ракеты накрыла маскировочная сеть. Пока Маруся осторожно спускалась в подвалы, сердце стучало все сильнее: «Принц! Точно, принц приехал!»
Под сводами покалеченной крыши открылась блестящая дверь, вниз съехала хрустальная лестница, и из кабины тяжелой походкой вышло не очень-то симпатичное существо, но, вне всяких сомнений, состоятельное и явно мужского пола.
– Здравствуйте, барышня. Я – Любимый, – произнес пришелец, пришлепнув крупной губой.
Свидание
– А это еще кто такой? – Нелида застыла в дверях от неожиданности.
Посреди комнаты на четвереньках ползал Ося и толкал игрушечный паровоз, оседланный угрюмыми отцом и сыном. Паровоз шел по невидимым рельсам под вполне видимым и высоким «мостом», роль которого отводилась коренастому незнакомцу в белых одеждах. Варвара оторвалась от монитора и с удивлением посмотрела на дочь.
– Ты что, не узнала Осю? Вот пришел в гости, с гномами поиграть, извини, что они тут шумят немного…
– Осю знаю, конечно, – возразила Нелида. – Я про…
«Тихо! – перебил Бог. – Не говори ничего про Олежку! Твоя мама его не видит!»
– Э... про паровоз, – Нелида скосила зрачки к переносице и сжала скулы покрепче, чтобы не заговорить вслух: «Кто такой Олежка? И почему мама не видит его?»
«Откуда мне знать, почему не видит? – проигнорировал Бог первый вопрос. – Ее Магия даже для меня явление непостижимое. Варвара видит лишь то, что хочет, когда хочет и где хочет. А вот его здесь, – Нелидин взгляд непроизвольно перескочил на мужчину в белом, – и меня в тебе не видит в упор».
Варвара что-то печатала за рабочим столом. Ося с гномами на паровозе и незнакомый Нелиде Олежка развлекались за ее спиной.
«А в Таньке? Когда ты был в Таньке, она тебя видела?»
«Ха. Если бы. Она до сих пор думает, что Танька сама Бог».
Варварины пальцы бегали по клавиатуре, словно резвились:
– Ося, милый, – сказала Бог-Танька. – Ты как, готов колдовать, чтобы ронять звездолеты?
– Готов, – кивнул Ося. – А можно Гриша тоже будет? И дядя Вася? И паровоз? А то им будет скучно. А так у нас всё есть: петрушка, укроп, шар и свечки, я проверял.
– А может быть, хватит и одного звездолета, который ты уронил утром, сынок? – Олежка потрепал мальчика по голове, сел на диван. Ося подхватил гномов на руки (к вялому неудовольствию Васи) и сел рядом с отцом.
– Мама Таня говорила, что если ронять звездолеты, Конца Света не будет.
«Вот и еще один из моих подопечных готов поверить, что Танька – Бог! – раздалось досадливое ворчание в Нелидиной голове. – А ведь, между прочим, про звездолеты я придумал, а не она!»
– И ничего лучше тебе в голову не пришло? – с издевкой спросил Вася. Со стороны могло показаться, что он разговаривал с Осей, хотя взгляд был устремлен к двери, в проеме которой, не двигаясь, стояла Нелида. Олежка повернул голову в том же направлении и обомлел, словно глазам своим не поверил.
– А чем тебе эта идея не нравится? – вслух обратился Бог к Васе и направил Нелиду к дивану, где, несмотря на скученность, вполне хватало места еще двоим. – Падающие звездолеты пробудят в ученых творческую энергию. А творчество – это Магия. Варвара вон тоже так считает.
Ни на кого не обращая внимания, Варвара набирала очередной кусок сказки:
Бог неоднократно пробуждал в людях творческую энергию, посылая им вдохновение – зуд особого рода. А как от этого зуда избавиться, каждый сам решал. Кто-то сочинял музыку, кто-то графомании предавался, а кто-то разрисовывал лифты неприличными картинками, но эффект был всегда.
– Бог… – медленно проговорил Олежка.
– А да, вот он я, – развязно произнес Бог Нелидиным голосом, но слова явно не долетели до слуха Варвары – целиком погруженная в собственный творческий процесс, она даже не слышала, что ее дочь заговорила о себе в мужском роде. – Привет, Ветер.
– Я ж тебя по всем уголкам Земли ищу…
– Ищешь-свищешь? Ну-ну, ветрам это свойственно, – Нелида передернула плечами, точь-в-точь как Танька – что-то в поведении Бога ей не совсем нравилось.
– Слушай, Бог… Так нечестно, – Олежка подбирал слова медленно – многое, видимо, ему хотелось у Бога выяснить, но обида за сестру не сдержала упрека. – Ты поступил не лучше, чем Танькин муж, когда сбежал с похорон – в самый неподходящий момент ее бросил. Какой же ты Бог после этого?
– Настоящий. Посылаю людям лишь то, с чем они сами справиться могут. Учись, студент!
– Но ведь она твоя аватара…
– Была! – прервал Бог с явным вызовом, но голоса не повышал. – Достаточно, что из-за нее я двадцать один год назад лишился души своей дочери! Да и вообще мне давно надоело подыгрывать альтом Танькиной первой скрипке. В конце концов, кто из нас Бог?
Варвара обернулась – что-то в дочкиных словах показалось ей подозрительным. С дивана смотрели на нее четыре лица: Нелидино, Осино и двух мрачных гномов.
– И про что же, позвольте узнать, честная компания тут разговоры ведет? – спросила она шутливо.
– Да все про то же! – отозвался один за всех Вася, метнув ехидный взгляд на Нелиду. – Про любовь! – и поперхнулся под жгучим взглядом зеленых глаз. – И про Конец Света.
– И про глупости всякие, – криво усмехнулась Варвара, решив, что Вася успел уже проявить любопытство и ехидничал по поводу ее сказки.
Гном, хоть и маленький, но на нервы мог действовать ничуть не хуже, чем некто слоноподобный. То он пьянствовал три дня подряд, то впадал в депрессию и валялся на полке в шкафу целыми сутками. А когда наконец вылез, долго молчал и уныло сидел на столе, безразлично поглядывая из-за Варвариного плеча на экран. Потом начал вдруг мельтешить, появлялся в зеркале, ронял книги, рассыпал ложки, путался под руками, так и хотелось сказать ему: «Да перестань, дурень, маяться, думаешь, ты один такой, кого жена бросила?» Злиться на Васю она тем не менее не могла совершенно.
– Именно глупости! Ронять звездолеты, чтобы пробудить творчество, – кто мог придумать что-либо более несуразное! – гном снова метнул презрительный взгляд на Нелиду.
Варвара повернулась лицом к экрану, где любой из присутствующих при желании мог прочитать, что она напечатала, и нажала на выключатель. Монитор погас.
– Ты хоть в курсе, – не унимался Вася, не отрывая глаз от Нелиды, – что склонность решать все проблемы самым сложным путем свойственна шизофреникам? Вот если, допустим, сосед Леха начнет надевать штаны через голову, а она, – гном кивнул на Варвару, – попробует добраться из Москвы в Лондон через Магадан, ну а продавщица хозмага, скажем, изобретать способы обогащения, не думая о деньгах, – сразу вывод напрашивается, что количество шизофрении тут выше нормы.
– Про штаны через голову мне понятно, – попыталась улыбнуться Варвара. – Но что-то никак не соображу про продавщицу и Магадан. Ты к чему это?
– Вот-вот! – вмешалась Нелида. – Мы вроде о звездолетах тут говорили, а с ними как раз все понятно. Звездолеты Ося роняет, чтобы подкинуть ученым стимулирующие задачки. Для их решения нужно каким-то образом перешагнуть через Здравый Смысл, ученые втянутся в творческий процесс, и количество Магии на Земле увеличится.
– Дуры вы совсем две! – вспылил Вася. – Впрочем, что с вас возьмешь, женщины!
Мать с дочерью переглянулись – совсем квартирант распоясался.
– Объясняю для тупых, – продолжил он горячо. – Простейших вещей не понимаете. Для того чтобы поднять в мире уровень Магии, надо первым делом увеличить ее видимое количество. А теперь подумайте, зачем нужно увеличивать Магию таким сложным способом, через творчество каких-то ученых, если можно ее приумножить прямо у нормальных людей?
– А точнее? – насупилась дочь.
– Парад гномов!
– Ах, да… – Варвара незаметно подмигнула Нелиде. Квартирант, вероятно, забыл, что парад гномов хозяйка ему предложила в тот день, когда они познакомились. Похоже, все это время идея сидела-таки в его голове, укоренялась, пускала ростки, создавала новые связи и теперь появилась на свет как его собственная.
С идеями это случается постоянно, это у них способ выживания. Сами по себе идеи недолговечны, но очень мечтают стать материальными. Поэтому, появившись на свет, любая идея стремится поместить свой оттиск во все головы, которые окажутся поблизости, осеменить их собою. Там эти зерна идей прорастают, видоизменяются, и каждая голова рожает эту идею как свою.
– Парад-то зачем? – усомнилась Нелида, будучи не в курсе, что тема уже однажды обсуждалась.
– Ну ты, блин, тупа-ая! – не прекращал изливать оскорбления гном. Очевидно, он решил мстить жене через весь остальной женский пол, и уж на ком, как не на человеческих особях, можно было отыграться с наилучшей отдачей. – Затем, чтобы показать, что гномы, которые являются магическими существами, такая же часть земной экологии, как и все прочие существа – немагические.
– Надо же, какое здравомыслящее рассуждение для магического существа, – сыронизировал Бог, но Вася продолжал, не обращая внимания:
– И люди тогда будут лучше к Магии относиться, а может, и сами займутся ею… Вот только одна проблема…
– Какая? – поинтересовалась Варвара.
– Парад надо охранять, – гном снова посмотрел на Нелиду, но на этот раз как будто заискивающе.
– А зачем охранять парад гномов? – удивился Ося. – Они же такие маленькие и хорошие! Их и так никто не обидит, – он поднял глаза к тому месту, где находилась невидимая Варваре голова его папы.
– Действительно, зачем? – поддержала Варвара. – Кому какой вред от гномов?
Вася тяжело вздохнул и произнес трагически:
– В людях отсутствует толерантность, вот зачем. Ты вот сидишь целый день за компьютером, словно в доме хрустальном, и ничего в жизни не понимаешь!
Варвара недовольно повела плечами и демонстративно повернулась к компьютеру. Нажала на кнопку – в центре экрана вспыхнула звездочка и начала увеличиваться, обновляя изображение.
– Нам бы хоть взвод ОМОНа, – Вася подвинулся ближе к Нелиде и посмотрел, как выпрашивающий запчасти тракторист на завхоза. – А лучше – дракона, для пущей магичности. А?
Бог сделал глубокий вдох:
– Ладно, Вася, уговорил. Будет дракон тебе для парада.
– О, господи… – раздался вдруг хрипловатый стон.
– Что? Что случилось? – среагировал Бог, словно бык на красную тряпку, и через долю секунды обнимал Варвару за плечи руками их дочери.
Лицо Варвары пылало под внезапными притоками крови. Сжав руками виски, она помутившимся взором смотрела на экран.
– Мама, мама, тебе плохо?
Дрожащая рука оторвалась от виска, протянулась к компьютеру и щелкнула выключателем.
– Не знаю, дочка. Да ничего страшного, у меня голова разболелась… перепад давления, что ли… я, наверное, пойду прилягу.
Все вскочили с дивана, уступая ей место, включая обоих гномов и невидимого Варваре Олежку. Бог уставился на него Нелидиными глазами, полными негодования. Человек-Ветер мог прочесть в них без лишних слов: «А ведь это сестрица твоя виновата!»
Олежка сверкнул в ответ зеленым взглядом, и, закружившись, как легкий смерч, растворился в воздухе – только форточка хлопнула на кухне от сквозняка да над рабочим столом взлетели, шелестя, несколько листов бумаги. Как и Бог, он успел прочитать на экране сообщение, прежде чем Варвара выключила компьютер: «Пожелай мне удачи. Я пошла на свидание».
Грех
– Розы я не заказывала! – соблазняюще томным голосом проговорила дама в розовом платье и черных ажурных чулках.
Рыжеватый красавец-мужчина придвинул букет желтых роз ближе.
– Throw them away if you wish, madam[148], – он улыбнулся, поймав кокетливый взгляд, блеснувший из-под фантастически длинных ресниц. – Or make your boyfriend jealous[149].
Он отвесил галантный поклон и покинул бар.
– Уф-ф! – перевел дух Олежка, возникший на месте красавца возле барной стойки. Он провел по лбу дрожащими пальцами, будто смахивая невидимый пот.
– Что, Ветерок? Славненько разгулялся в его теле? – дамочка показала кивком на дверь, за которой исчез мужчина. – Наверху в номерах, значит, резвилися? С женщиной или как?
Олежка прищурился:
– А, это вы, Пантелеймония! Я и забыл, что из всей семерки у вас больше всех нелады со Всеведением. Давненько киряете?
– Хам! – отозвалась дама игриво. – Если хотите знать, я не пью уже почти два месяца!
– Во как? А это что? – он кивнул на широкий бокал на высокой ножке. – С пива перешли на мартини?
– Это тоник. Вам небось выпить хочется, Ветер. Что ж, сочувствую. А ведь парень-то, в которого вы вселялись, ничего себе, симпатичный, я б такому даже дала, – Пантелеймония подмигнула, – попробовать из своей рюмки. Что же вы так невовремя из его тела-то выпали?
– Главное, не выпасть не вовремя, а своевременно впасть… – пробормотал Олежка, перебирая свои впечатления от проведенного вечера.
Даже в местах с высоким уровнем Магии Ветрам не даны возможности, присущие Богам: у Ветров нет ни Всеведения, ни Всемогущества, и в мгновение ока исчезнуть в одной части планеты и появиться в другой они не в состоянии. Пока Олежка что было магических сил мчался из Москвы в Лондон, разыскивал гостиницу, куда на свидание после интимного ужина в ресторане могла направиться его неожиданно распутная сестра, и заглядывал во все номера с табличками «Do not disturb»[150], прошло около трех часов.
К его появлению парочка уже перебралась на двуспальную кровать, но оба валялись одетыми, лишь пиджак и галстук Ларика были небрежно брошены в кресло. На прикроватном столике стояли два хрустальных фужера с остатками недопитой жидкости и серебряное ведерко, в которое вместе с перевернутой вверх дном бутылкой из-под «Вдовы Клико» воткнули букет желтых роз. Танька и Ларик, естественно, лежали не просто так, глядя в потолок. Они целовались. Ларик искусно – хоть снимай на видео да лепи учебные клипы по технике поцелуев. Танька ему отвечала автоматически и без эмоций, как заводной манекен, глаза ее были закрыты.
– Эй! – заорал Олежка. – Полобызались и хватит. Вставайте, пора по домам!
Ни Ларик, ни Танька не реагировали. Вместо этого Ларик расстегнул несколько пуговок на ее груди и, легко приподнимая то одну, то вторую тонкую руку, освободил Таньку от шелковой блузки. Вслед за блузкой взлетела и легла на ковер его рубашка, туда же после короткого дз-ззына молнии, переплетаясь штанинами, упали его брюки. Олежка не смог не отметить крепкое мужское тело и внушительные размеры орудия, томящегося перед боем. А сестрица тем временем взяла да сама расстегнула юбку. Взвился в воздух нейлон колготок, их она тоже стащила с себя по собственной инициативе.
– Да ты чё, очумела? – взревел Олежка. – Ну, я тебе покажу сейчас! – он напрягся, пытаясь сосредоточиться для прыжка внутрь медиума – с намерениями прямо противоположными ее дальнейшему раздеванию. Но тут же содрогнулся, представив, как этой большой напряженной плотью коснется тела сестры. Едва опомнившись, он затряс Таньку:
– Вставай, одевайся, ты что?
Она задрожала:
– Откуда сквозняк тут?
– Are you cold, sweetie?[151] – красивые крупные пальцы заперебирали разные части Танькиного тела. Ларик все делал очень умело, прямо как опытный иллюзионист, прекрасно знающий свои трюки.
– Не смей ее трогать, гад, слышишь? – Олежка пихал и пинал могучий торс, пытаясь сбросить его с кровати. – Ты же не любишь ее, ты мой медиум! Ты мои братские чувства к ней за свою похоть принял? Иди лучше трахай свою Рашель! – и прибавил громкости по-английски. – Go and screw your Rachelle![152]
– Rashna? – поправил Ларик автоматически имя своей жены. Таки расслышал…
– Рашна, значит… – Танька открыла глаза и посмотрела на Ларика укоризненно. Тот пыхтел, не соображая, видать, каким чудом ему удалось имена перепутать.
– Да-да, у него Рашна есть! – ревел Олежка теперь на ухо сестре. – И он ее любит, не сомневайся. А тебя нет. С ним нельзя, он женатый, а ты… Ты не любишь его! Зачем ты это делаешь, а? Зачем?!
Танька перевела взгляд на серебряное ведерко с розами и снова зажмурилась.
– Договоримся не называть друг друга именами своих супругов, окей?
– Окей, – нежно отозвался Ларик и, подцепив широкой ладонью последний элемент ее одеяния, изящным броском отправил его на пол.
– О-кей… – повторил медленнее.
– No![153] – сказал Олежка.
Непринужденно той же ладонью Ларик приподнял Танькину ногу и подпихнул свои колени под ее узкие бедра. Горячий кончик его истомившейся плоти в призрачно-тонком скафандре коснулся беззащитного женского основания – и замер. Видимо, Ларик растягивал удовольствие. – О-к-е-й…
– NO! – прошипел Олежка.
– Oh, just get on with it![154] – почти выкрикнула сестра.
Губы Ларика округлились перед очередным «О-кей», но тут же расползлись в стороны, вдруг обнажив полость рта и продолжая ползти все шире и шире.
– А-а-а!! – заорал Олежка, не сразу поняв, как успел очутиться внутри медиума.
Тело Ларика слегка колыхнулось вперед, по инерции, но тут же отпрянуло.
– Прости… прости… прости… – забормотал Олежка, закрыл глаза и резким движением сел на краю кровати.
В комнате нависла стыдливая тишина, минуты две или три он сидел молча, слушая два дыхания.
– Нам лучше одеться, – проговорил он, подбирая с полу Танькины вещи. – На вот, я не буду подглядывать.
– Хорошо… – в полном смятении Танька, наверное, не осознала еще, что сидящий перед ней голый англичанин снова заговорил по-русски без акцента.
По разрозненным звукам он догадался, что колготки, юбка и блузка снова были на ней, и сам оделся быстро. Танька села с ним рядом, погладила по руке.
– Ты… никогда не изменял жене?
– Что? Жене? А жена тут при чем?
– Ну как при чем. Ты назвал меня ее именем и… не смог все-таки. И я…
– Танька! – перебил он. – Я люблю тебя, но как брат, понимаешь? Как твой родной брат – и только. И с сестрой своей трахаться не могу! Как не мог, например, слушать, как ты пилила когда-то на скДипочке!
Танькин рот округлился, как губы Ларика, когда минуты назад он их вытягивал в трубочку перед каждым «О-кей».
– О… – близорукие глаза сощурились, словно пытались сфокусироваться на расплывчатых очертаниях. – О-леж-ка?..
– Ну наконец! Аллилуйя! Слава Богу, напомнил о скДипочке.
– Олежка, ты, что ли? – слезы брызнули из ее глаз. – Оле-ежка… Я, наверное… наверное, сплю, не щипай меня, не щип…
Он ущипнул.
– Не может быть… – Танька сжала его ладони. – Господи, братик… Олежка…
Осторожно, будто боясь спугнуть, она поднесла его руки к своим губам, прикоснулась, потерлась влажной щекой, потянулась к его глазам, поцеловала один и другой и уткнулась в висок, над которым, вместо черной завитушки, защекотал ее рот рыжий локон. Слезы лились нескончаемым водопадом, и, совсем одуревшая, она повторяла снова и снова:
– Олежка… Олежка мой маленький…
Ладонями Ларика он вытер ее слезы. Дунул в лицо. Теплый ветерок прошуршал по ее щекам. Она улыбнулась:
– Что же ты раньше мне не сказал?
– Говорил, ты не слышала.
– Хоть бы знаки послал какие-нибудь.
– Посылал, ты не видела.
– Да? Ну и что же ты мне посылал?
– Уф-ф… Дай Бог перечислить все: снег, дожди, радуги, желтые розы на вокзале Малибоун…
– Так мне, значит, не показалось про розы? И ты там был?
– И я там был, – подмигнул он лукавым глазом – тем, что был более зеленоватым.
– Послушай, а эти розы… – Танька кивнула на букет в серебряном ведерке.
– А вот это не я уже, эти Ларик выбрал. Сам, если только ему Бог не помог.
– Я на них смотреть не могла…
– Знаю. Напомнили кое о ком?
Она закусила губу, замолчала.
– Ну, а теперь объясни-ка мне, Танька, нафига тебе это свидание?
Она пожала плечами:
– Наверное, мужика захотела.
– Врешь. У тебя вон мужик дома есть, чем хуже этого? Только не говори ничего про супружеский долг, который он не исполняет. Сама знаешь прекрасно, что дело не в нем.
Танька кусала губы, смотрела в сторону и краснела.
– Знаешь, я, наверное, хотела себе доказать, что я не лесбиянка.
– Ну и как, доказала?
– Ты ж мне не дал.
– А если бы дал, это был бы инцест.
– Вообще Содом и Гоморра, – засмеялась она.
Он нахмурился:
– Я понял, сестра. Ты греха боишься.
– Боюсь не боюсь, что с того, если я его уже совершила.
– Так любить, по-твоему, грех?
– Нет, грех не в самой любви, а в том, кому и как ее выражаешь. Вот инцест – это грех, например. Или если двум женщинам заниматься сексом. Разве это не противоречит здравому смыслу?
– Ему – очень противоречит. Но инцест сам по себе – не Любовь. Или секс однополый – это просто сношение двух схожих организмов, если души в этом нет. А вот если Любовь или в том, или в другом случае? Я не братскую и не любовь к подругам или там к ближним имею в виду. А Любовь одной души к другой – единственной, избранной, когда страсть удержать невозможно. Это, по-твоему, грех или нет?
– Грех.
– А не родственный и не однополый секс без Любви?
Танька задумалась.
– Наверное, для тела и разума – это просто секс. А для души, я думаю, грех.
– Значит, от одного греха твою душу спасет лишь другой грех, сестра. Раз уж в таком теле и разуме ей выпало так сильно любить другую.
Слезы снова навернулись на ее глаза. Танька молчала, смотрела на него нежно, гладила руки, поочередно поднося их к губам.
– Олежка… – шептала она. – Олежка...
– Who is Oleshka?[155] – подал голос Ларик.
Она смахнула слезы и печально посмотрела ему в глаза.
– My brother[156].
– The dead one? Uh… I am sorry[157].
Танька встала, сняла с вешалки плащ, взяла в руки сумочку:
– Мне пора.
Две души в одном теле засуетились:
– Yes, me too[158].
«Да, мне тоже».
Она подошла к двери, обернулась, еще раз внимательно посмотрела ему в лицо, пытаясь понять, кто из двоих смотрел на нее этим взглядом.
– I know who you are[159], – сказала она и тихо прикрыла дверь с другой стороны.
