Текст книги "Любовь, конец света и глупости всякие"
Автор книги: Людмила Загладина
Соавторы: Ильфа Сидорофф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 34 страниц)
Резюме
В просторном офисе, похожем на гигантскую прозрачную капсулу, типичную среди сотен тех, что занимают этажи совсем недавно отстроенных небоскребов, царила непривычная атмосфера. Обычно наполненное гамом деловитых голосов, стуком полутора сотен клавиатур и нескончаемой трелью телефонов помещение было пустынным и тихим. Только кондиционеры, вмонтированные в потолки, зудели себе монотонно, то вгоняя в пот, то остужая до синевы на пальцах одинокую фигуру, ссутулившуюся на вертящемся стуле перед тремя мониторами. На двух полагалось следить за «важным процессом», выполняемым отлаженной компьютерной программой. Программе участие людей в этом процессе не требовалось – так, по крайней мере, считали компьютерщики. Но главный менеджер офиса думал иначе: одним из его основных принципов было «доверяй, но проверяй» – всех и всегда. Программам он особо не доверял, и уж тем более не доверял компьютерщикам, полагая, что важный процесс необходимо контролировать «вручную» (глазами то есть), двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, включая общественные праздники. Нанятые специально для этой работы три «живых оператора» несли вахту по графику. В ночь на Новый год дежурство выпало Нелиде.
На широком столе запел мобильник. Нелида вздрогнула, оторвалась от просмотра на третьем экране своей почты и смахнула телефон нечаянным резким движением. Он отлетел в сторону на полтора метра, упал в корзину с мусором и продолжал звонить. Когда же она извлекла его из-под набора использованных контактных линз, пустых стаканчиков «Старбакса» и упаковки с недоеденным кусочком пиццы, звонок прекратился. Обратный номер не обозначился. Нелида вернулась к столу и открыла следующее письмо. Оно было от мамы.
Жил был лузер. Жирный. Руки у него были нескладные — всё он бил и ронял.
«Не в бровь, а в глаз, – усмехнулась Нелида, – Варвара-краса-кудрявы-волоса еще одну сказку на день рождения придумала. Как раз про меня».
Танцевать не умел. Девушки его не любили. На работе его не ценили — чего он хорошего ни придумывал, немедленно его идеи кто-нибудь присваивал, а ему, как максимум, почетную грамоту давали, сколько он ни доказывал свое авторство. Милиционеры его все время на улице останавливали для проверки документов. Машину водить научился, но права ему не дали. Электричество у него все время отключалось, компьютеры ломались, водопроводные краны текли, кофе убегал — ну просто ужас какой-то. Так он извелся весь, что из жирного стал тощим, но судьба его не изменилась.
Мобильный зазвонил снова. Сквозь грохот стереоколонок, свистулек, вопли «Happy New Year, dude![59]» в ухо прорвался наконец нетрезвый голос:
– Ну, чего там, как?
– Всё окей, босс. В Багдаде все спокойно, – ответила Нелида, подумав, что, пожалуй, лишь отпетым лузерам свойственно работать в ночь на Новый год, да еще накануне собственного дня рождения. Закончив телефонный разговор, который из-за шума в трубке занял чуть дольше привычных двух минут, она вернулась к письму.
И тогда он задумал поехать в Индию. Предположение возникло, что это у него карма такая и надо в Индии найти буддиста какого-нибудь, чтобы сказал, что делать. Но ничего не вышло — у него загранпаспорт украли, а заодно и деньги, которые он на поездку занял.
«Слава богу, у меня еще до кражи паспорта не дошло дело», – нахмурилась Нелида, вспомнив, как у нее совсем недавно стащили кошелек.
Ну не жизнь, а кошмар. И лузер решил в речке утопиться.
В том кошельке была приличная сумма, чтобы уплатить ренту лендлорду[60], он почему-то брал только наличными, ни чеков, ни банковских переводов не признавал. Деньги она сняла в банке со счета, пришла в кафе, повесила на спинку стула сумку и свое пальто, но оглянуться не успела, как сумка исчезла, хотя пальто осталось на том же месте. Хозяин кафе лишь руками развел и полицию вызывать не стал. Сказал, что такое у них не впервой и посетителям не следует оставлять где ни попадя сумок и кошельков. И предложил Нелиде сходить в полицию, получить «свидетельство о преступлении» – так ей быстрее кредитные карточки восстановят, которые тоже украли, конечно. И денег с нее не взял за обед, да ей все равно нечем было расплачиваться.
Признаться отцу, с чего бы это вдруг за декабрь резко сократился баланс на ее счету, Нелида стеснялась и потому решила сама всю пропавшую сумму возместить, найдя работу в свободное от учебы время. Сперва в зоопарк хотела устроиться или в ветлечебницу – она же с самого детства мечтала работать с животными. Но в зоопарке вакансий не было, а в ветлечебнице администраторша недоверчиво покосились – уж не пришла ли высокая девица соблазнять их молодого доктора? И сдержанно предложила «позвонить через месяц, а еще лучше – через год-полтора». «Ну что ж, лузеру, как бедному Ванюшке, везде камушки», – Нелида не удивилась и попробовала попытать счастья в каком-нибудь офисе. Это ей удалось легко – у работников Сити как раз начался сезон рождественских отпусков, почти везде требовалась замена.
Работка ей подвернулась – не бей лежачего, только поглядывать на мониторы да отвечать на телефонные звонки, но Нелида больших преимуществ в том не находила. Рассчитывала, если честно, на что-нибудь поинтереснее – все же навыки были кое-какие, в том числе компьютерные, хотелось бы их на практике применить. Но выбора не оказалось, и она смирилась, решив, что интересное лузерам предлагать не должны. С ночными дежурствами у нее проблем, к счастью, не возникло: иногда даже любила не спать до утра – то в интернете висела, то к занятиям в колледже готовилась.
Но вдруг сон его сморил, он шмякнулся на скамейку в скверике и вырубился, можно сказать.
И снится ему, что рядом садится огромный негр с кривым носом и говорит хрипло: «Привет, я твоя жена».
Лузер чуть не проснулся с перепугу, а негр говорит:
– Без паники! Никакого гомосексуализма, честное слово. Просто во всех предыдущих перерождениях я был женщиной, так что нормально все, а в этом перерождении тебе жены не положено, но я не мог тебе не помочь, уж больно хорошо по привычке к тебе отношусь.
«Уж не знаю, кем в предыдущем перерождении был этот негр, но я-то как была, скорее всего, лузером, так им и осталась», – нахмурилась Нелида.
– А я кто был? — спрашивает лузер.
– Ты много кем был и почти достиг совершенства, это у тебя последнее испытание — невезением. Не справишься, так и будешь мучиться жизнь за жизнью, а справишься — все будет отлично.
– Как же тут справиться, когда так потрясающе не везет?
– Да справишься, главное было предупредить тебя. Ты сейчас соберешься, я знаю.
Негр посмотрел на лузера нежным взглядом, по-женски, и растаял в воздухе.
Ну, лузер задумался... Он как во сне задумался, так задумчивый и проснулся.
«Легко сказать – себя переубедить! – хмыкнула Нелида. – А как вообще лузеры себя переубеждать-то должны?» Любую проблему она привыкла рассматривать всесторонне и подходила к этому издалека. Самым логичным казалось начать с пересмотра жизненного опыта, лучше всего в форме письменного резюме, чтоб по нему потом определять симптомы возможных провалов в будущем. Нелида любила анализировать.
Профессиональное резюме, или, как его называли в Англии, – «си-ви[61]», у Нелиды, конечно же, было, без него в Лондоне ни на какую работу в офис не примут, даже на ту, что «не бей лежачего». Но в том «си-ви» лишь тезисно перечислялись полученные ею за время учебы в школе и в колледже знания, аттестаты, дипломы олимпиад, компьютерные навыки и круг интересов. Профессионального опыта у нее еще не было – работа «живым оператором» была началом карьеры. Анализировать свои неудачи на основе того резюме было бессмысленно, и Нелида решила составить другое, что-то вроде краткой автобиографии. Она открыла новый текстовый файл и бойко застучала длинными пальцами по клавиатуре.
РЕЗЮМЕ
Нелида была хорошей девочкой, училась на пятерки, получала призовые места на олимпиадах по зоологии и ботанике, окончила школу с золотой медалью.
«Что-то я не из той оперы сразу запела – все это и так уже есть в си-ви, и вообще как мне это поможет проанализировать ситуацию с лузерством?» – задумалась Нелида. Самое первое предложение утверждало, что она вовсе не лузер даже – сколько людей школу с золотой медалью оканчивают? В конце предложения напрашивался противительный союз – так называются в грамматике слова типа «но» или «однако», раз уж взялась перечислять моменты неудач.
«С чего начать? – растерялась Нелида, – с завала экзамена в институт?» Правильнее было бы начать с дошкольного возраста, когда мама впервые собралась отвезти ее в гости к бабушке, чтобы показать, какой она прекрасный ребенок, и строго-настрого велела, чтобы она своей бабушке понравилась. Нелида так разнервничалась, что у нее поднялась температура и ее все время рвало на пол, бабушка только со шваброй бегала – подтирать.
«В детстве у Нелиды часто портилось самочувствие, когда взрослые отдавали ей суровые приказания», – впечатала она и вспомнила, как была приглашена на день рождения к какому-то крайне замечательному ребенку, и никто ей там ничего не приказывал, наоборот, даже все взрослые были милы до чрезвычайности. Однако Нелида умудрилась прямо там заболеть коклюшем и перезаразить всех гостей.
А в другой раз она пошла одна, без взрослых, гулять во двор с флажком и с какой-то стати засунула его в рот. А один мальчишка взял да по флажку стукнул и проткнул ей горло. Мало того, что было больно, так ведь Нелиду пришлось еще и в больницу везти, накладывать швы, она там все залила кровью. Мама с папой чуть с ума не сошли.
«Для своих родителей Нелида была полным разочарованием», – записала она, сняла очки и потерла руками глаза, на которые вдруг навернулись слезы. С самого что ни на есть малолетства папа учил ее на пианино играть – он сам увлекался музыкой, даже играл на трубе, но в музыкальную школу Нелиду не приняли, потому что не сумела повторить ритм, который настучали карандашом по столу. На самом деле ей просто ритм не понравился и не захотелось его повторять, а слух у нее был всегда исключительный. А потом ее, хоть и учили английскому, отдали в самую обычную школу – мама была уверена, что собеседования в спецшколе дочь не пройдет.
«А еще я была подлецом», – вспомнила Нелида, но записывать этого не стала, слезы продолжали капать из глаз и падали на клавиатуру. Когда ее отпускали во двор, предполагалось, что она будет играть с девочками. А однажды все дети во дворе передрались. В процессе сопутствующей беготни мальчики залезли на крышу сарая, и, увлекшись погоней, Нелида забралась за ними вслед. И тут девочки ей закричали, чтобы она им кого-нибудь скинула с крыши. Нелида ответила: «Да вы что! Они же меня тогда тоже скинут, лучше я теперь с ними буду дружить, и на крыше мне нравится». Ну, и девочки обозвали ее подлецом и больше играть с ней не хотели.
На самом деле с самого раннего детства Нелиде казалось, что неприятности происходили с ней не просто так. Вот ведь все были дети как дети – мальчики с синяками, девочки с бантиками, а Нелида весьма отличалась и от тех, и от других. Когда, провожая в первый класс, мама на голову дочки прицепила большой белый бант, Нелида его тут же сдернула, взъерошила волосы и заявила: «Я и так необыкновенно хороша!» В ее голове давно зрела довольно высокая самооценка и иногда прорывалась наружу. В глубине души Нелида всегда знала, что она особенная, но никому этого не говорила. Ей казалось, что даже несчастные случаи, происходившие будто бы по ее вине, словно специально кем-то задуманы, чтобы к ней всеобщее внимание привлечь, а в самый ответственный момент рядом с нею возникнет кто-то большой и сильный и обязательно ее спасет. Но все неприятности достигали своей кульминации, и никто рядом с нею не возникал, словно джинн или старик Хоттабыч, и не внушал остальным, что она замечательная, умная, храбрая и вообще герой, с которым хотят дружить все мальчики и все девочки, делиться конфетами и забивать свое место в паре, перекрикивая друг друга: «Чур, я с Нелидой!»
Нелида взрослела, неудачи лились на ее голову, как нескончаемый дождь, никто волшебный с нею рядом не возникал, но она все равно верила в чье-то тайное покровительство. Даже когда экзамен заваливала в институт, почти что была уверена, что один из экзаменаторов тот самый покровитель и есть. Ожидала, что он вот-вот изобразит притворное удивление и задаст какой-нибудь каверзный вопрос, из программы пятого курса. И Нелида сразила бы всю комиссию наповал самым блестящим ответом за всю историю поступлений в тот вуз, и ее сразу зачислили бы в аспирантуру. А через год, максимум два, была бы она уже кандидатом наук или даже доктором. Но нет, экзаменаторы удивились, конечно, хотя без притворства, и не стали задерживать, поставили «неуд» куда положено, бровью не повели.
А вся эта история с Англией – Нелида согласилась поехать туда в первую очередь потому, что на нее перестал обращать внимание Владик, вместе с которым они возились когда-то в живом уголке с хомяками. В девятом классе ее угораздило в него втрескаться по уши, но Владик продолжал видеть в ней «дружбана», а после школы поступил в медицинский и забыл о ней, кажется. Нелида страдала. Вся надежда была на «тайного покровителя»: ведь он мог предстать перед Владиком накануне ее вылета в Англию и сказать, что она покидает страну навсегда. Вот бы Владик тогда осознал, что любил ее все эти годы, и примчался бы в аэропорт, и порвал бы ее билет в клочья, и… И потом они стали бы жить вместе долго и счастливо. Но никто, кроме родителей, ее провожать не пришел, и никто, кроме мамы, лететь в Англию не отговаривал.
Страдания по Владику в Лондоне незаметно прошли, и Нелиде давно уже нравился один однокурсник. Даже на линди хоп она записалась скорее всего потому, что он был отличный танцор, а у Нелиды, как ей самой казалось, «обе ноги были левые». Заодно и сценическую боязнь хотелось побороть. Надеялась, что, как только научится хорошо танцевать, пригласит какого-нибудь мальчика из танцевальной группы на вечеринку в свой колледж и, конечно, сразит того однокурсника наповал. Но из всех «мальчиков» в группе внимание на нее обращал лишь старый и неприятный учитель, и хоть он и танцевал лучше всех, прийти в его сопровождении на студенческую вечеринку было все равно, что об стенку убиться головой.
Слезы то высыхали, то капали снова, – Нелида взглянула на часы: время приближалось к утру. Вот как, значит, начался день рождения – в ощущении себя полнейшим лузером, и даже эклеров у нее нету для утешения. Она закрыла лицо руками – хорошо, что хоть в офисе никого не было, можно было от души нареветься.
– Плакса-вакса-гуталин, на носу горячий блин! – услышала она вдруг знакомую с детства считалку. Голос звучал как будто в голове, но не был ее собственным «внутренним» голосом. Чужим он ей тоже не показался, как ни странно. – Чего ж ты не дочитала Варварину сказку?
– Ага, не дочитала, увлеклась составлением резюме, – согласилась Нелида, почему-то нисколько не удивившись. Она надела очки и посмотрела на светящийся монитор, но тут же почувствовала резкую боль в глазах, а буквы на экране зарябили так, что их невозможно стало читать. Она наклонила лицо ближе к экрану, потом отстранилась подальше – ощущения не менялись, ей явно мешали очки. Нелида сняла их и взглянула на монитор еще раз – все буквы обозначились ясно и четко.
«По сравнению с тем, что я могу жизнь за жизнью так и прожить неудачником, — думал он, — теперешнее мое невезение — это полная ерунда... Но справиться с этим я не могу, я же пробовал. Значит, главное – не психовать... Ну, не везет и не везет, фигня какая...»
И пошел лузер домой. По дороге его обрызгала грязью с ног до головы машина, в подъезде на него с лестницы упала старушка с ведром мусора в руках, как вошел в квартиру, сразу вешалка свалилась со стены, а он себе улыбается: «Вот прикольно как...» Поверил он почему-то тому сну.
Пришел на работу, и там ему сразу девушки грубить начали по привычке, но он думает: «А смешно, в этой жизни мне жены не положено, значит, могу за всеми девушками ухаживать, и ни одна в загс меня не потащит, эх, развернусь!» И с той минуты все время всем подряд девушкам комплименты говорил...
Когда очередную его идею начальник присвоил, он ничего не стал доказывать, а только сообщил:
– Да конечно, пожалуйста, сколько угодно, у меня фантазия богатая, еще придумаю...
Начальник на него посмотрел с любопытством и сказал:
– Похоже, ты наконец-то повзрослел, можно тебе и зарплату повысить...
В общем, все его невезение как-то так незаметно и кончилось...
Он сначала думал, что сразу и помрет, раз задачу свою выполнил и с невезением справился, особенно после того, как того негра из сна на улице встретил и негр ему подмигнул, но ничего трагического не случилось. Так бывший лузер и дожил спокойно, весело и легкомысленно до глубокой старости.
– Хорошая сказка, – улыбнулась Нелида. Она уже явно ощущала присутствие еще кого-то, даже как будто слышала постороннее дыхание, но не могла уловить, где именно, поэтому разговаривала вслух, надеясь, что ее собеседник как-то раскроется.
– У твоей мамы талант, и у тебя он тоже есть, – ответил голос. – С днем рождения, кстати. Двадцать один – дата серьезная, по английским обычаям ты совершеннолетняя.
И тут Нелида поняла, что пришел момент, которого она с глубоким волнением ждала с малых лет: у нее действительно есть покровитель, он сейчас здесь и, судя по тому, как звучит его голос, сидит внутри неё.
– Спасибо за поздравление, раз уж вы знаете про мой день рождения, значит, мы с вами уже знакомы? Но я в этом пока не уверена, не вижу вас почему-то. Скажите, пожалуйста, кто вы?
Наступила пауза. Нелида каждой клеточкой ощутила, как какое-то существо внутри смутилось, заволновалось, чуть ли ни зашаркало ногой по полу – ее, Нелидиной, ногой! И наконец произнесло:
– Я – твой отец.
Лесбиянка
Уже полчаса она притворялась спящей. Женские руки ласкали ее шею, волосы, плечи; теплые губы нежно касались сомкнутых век, переносицы, щек и шептали: «Танька... Танька моя...» Открыть глаза и посмотреть в те, что были напротив, было невообразимо стыдно, совершенно гадкое чувство наполнило ее изнутри: «Я превратилась в лесбиянку. Ну вот – докатилась...»
Не открывая глаз, Танька осторожно повернулась на другой бок и села на краю дивана.
– Доброе утро, – сказала она хмуро и начала поспешно натягивать свитер.
– Танька... – все так же нежно прошептала Варвара и поцеловала ее в спину. – Куда ты собираешься, моя хорошая?
– Я... пойду, посмотрю, проснулся ли Ося, – и метнулась из комнаты стрелой, даже не заглянув на кухню, где ее племянник спал на диванчике под теплым верблюжьим одеялом.
Тихонько, чтобы, не дай бог, не привлечь внимания каких-нибудь чутких и любопытных соседей, Танька вошла в ванную и заперла дверь изнутри на задвижку. Открыла воду и посмотрела в зеркало. Собственное отражение показалось расплывчатым, мутным. «То ли Варвара давно не чистила зеркала, то ли мы вчера так накирялись, что у меня до сих пор глаза ни на что не глядят», – она приблизилась к зеркалу так, что почти упиралась в него носом, и убедилась, что грязи на нем не было. Глаза там были такого же цвета, какими она привыкла их видеть во всех своих отражениях – карими. Только на этот раз выражение в них было иное, словно смотрел на нее из зеркала совершенно чужой человек – презрительно, холодно и осуждающе.
«Как же я докатилась до этого? – продолжила она терзаться, пытаясь проанализировать случившееся. – Допустим, у Варвары произошел гормональный сдвиг, это с самого начала было ясно, как дважды два. И не исключено даже, что она всегда интересовалась женщинами, и не я у нее первая. Но я-то ведь точно не спала раньше с другими тетками! Пусть она даже мне нравится очень, как человек, во всяком случае... Но зачем надо было лезть к ней в постель?.. Скорее всего, это шампанское подействовало, чересчур много мы его вчера выпили».
Танька поспешно стянула свитер, перешагнула за высокий бортик чугунной ванны с отбившимися в разных местах кусочками эмали и подставила под душ острые лопатки.
Какая же ты тонкая вся... Могла бы я тебя на руках носить, хоть в полете, хоть по земле, если бы за всей твоей хрупкостью не ощущалась сила неимоверная. Откуда только она берется в тебе? И ведь это надо же, какой получился искус. Вот уж не думала, что постигнет меня когда-либо такой величайший соблазн, ничему подобному я никогда еще не подчинялась. Еще ни один мужчина не пробуждал меня так, а о женщинах я и сама не думала. Танька, меня спасут пост и молитва, хотя я в некотором роде и шучу. Я как отшельник, который решил, что уже вполне достиг полного аскетизма, и тут является эдакая гурия и начинает соблазнять его своей неземной красотою. А ты в порыве страсти сказала мне, что любишь мою душу. Пропала моя душа, я буду гореть в аду. С удовольствием. За каждую ночь с тобой, Танька. Но ты вовсе не грех, моя милая, а если и гурия, то не адская, а наоборот — райская... И я безумно люблю тебя. Молиться буду – тебе. А вот как быть с постом, я еще не придумала. Могу вовсе не есть, святым духом питаться, лишь бы летать с тобой денно и нощно...
«Какой это был странный сон – мы словно летели куда-то... – под теплыми струями душа Танька стояла неподвижно. – Но проснулись, тесно прижавшись друг к другу, обнаженные, на скрипучем диване – куда с такого взлетишь? Напились вчера до беспамятства, до похоти... Нет, лучше забыть все, что между нами произошло, уйти отсюда побыстрее, забрать Осю, не возвращаться, а если и вспоминать, то лишь как сон...»
«Самый прекрасный и удивительный, который снился когда-либо...» – продолжил робкий внутренний голос. Это был совсем не тот голос, что слышался раньше в ее голове, который, бывало, тоже с ее мыслями спорил, а иногда наоборот, соглашался, но всегда звучал твердо и убедительно, без всякой робости. Ее собственный внутренний голос – был совершенно нормальным явлением и не казался симптомом психического расстройства: куча людей сами с собой разговаривают, не считая себя шизофрениками. И любой человек, наверное, знает, когда собственный Здравый Смысл борется с неразумными проявлениями психики. А вот того иного голоса, звучавшего иначе и так явственно, словно внутри был другой человек, Танька не слышала, по крайней мере, несколько часов уже. Он в последние дни как-то все меньше себя проявлял, будто спал. А сейчас и вообще – то ли куда-то исчез, то ли...
«Умер?..» – отозвалась она расстроенным мыслям, сразу же вспомнив об Олежке. Танька закрыла воду, обернулась полотенцем и позвала едва различимым шепотом, услышать который мог только брат: «Олежка... Олежка, ты здесь?» В ванной стояла неуютная тишина, лишь нетуго закрученный кран отозвался дробью разбивающихся о дно раковины капель. И ни звука, ни шороха не было слышно больше ни внутри, ни за дверью, запертой на задвижку.
Взлохмаченный Ося сидел на диванчике и жмурился, как сонный котенок.
– Какая прыгучая кроватка! – он похлопал ладошкой по твердому сиденью. – Ночью я допрыгивал прямо до неба!
Танька, с мокрыми волосами, в просторном свитере и на босу ногу, крутила в руках полотенце, словно пыталась из него выжать свои угрызения совести и страшные догадки:
– Ося мой маленький, скажи мне... пожалуйста... где твой папа?
С забавного детского личика моментально исчезли остатки сонливости. Ося молчал. Он неуклюже сполз с диванчика, подошел к застывшей в дверях Таньке, обнял ее за колени и задрал голову, глядя прямо в лицо серьезными глазами.
– Мама Таня, зачем ты плачешь?
Он не отвечал на ее вопрос, а она не могла ответить ему, только подхватила на руки, уткнувшись носом в маленький висок с мягким завитком светлых волос, и зарыдала – безудержно и беззвучно.
Все стало предельно ясно: полет был во сне, как и все предыдущие полеты с Варварой над Москвой и в каком-то еще нереальном пространстве; там же были какие-то гномы, призраки, инопланетяне, нелепые люди на кладбище, которые разговаривали с нею, будто она была Богом, Олежка, приходивший – и к Осе, и к ней – куда угодно, по зову... Где-то на грани сна и яви внутри звучал странный голос – раньше он помогал переживать все горести и невзгоды: мрак житейских реалий, которыми были ее быт, работа, чужие люди, болезни близких, их смерть и то, что нынешней ночью она переспала с женщиной. Олежка умер – и это тоже реальность, страшная и жестокая; его отпели в церкви безголосые певчие, похоронили, закидали землей – и всё! Нет его больше, только на подмосковном кладбище под пластом вязкой глины, скомканной с остатками бывшей городской свалки, гниет его тело. А она тут, словно безумная, спрашивает полуосиротевшего мальчика, где его папа...
Ося обнимал ее пухлыми ручками и тихонько сопел, давая волю выплакаться как следует, пока не предложил – несколько неожиданно – a nice cup of tea[62].
– Дядя Робин говорит, a nice cup of tea помогает от всего, – добавил он на полном серьезе.
«Робин!» – вспомнила Танька, и новая волна угрызений захлестнула ее – но уже без слез. Два дня назад муж уговаривал вернуться с ним в Англию, доказывал трезво и убедительно, что оставаться в Москве больше нет смысла. Самые разумные доводы приводил: и срок действия паспорта у нее истекал, и отпуск, что предоставили «по семейным обстоятельствам», закончился, следовательно, она уже просто прогуливала, рискуя потерять хорошо оплачиваемую работу в Лондоне. Ну и пора было ей, в конце концов, поиметь совесть – и вернуться к «семейному очагу», сколько можно игнорировать супружеские обязанности – у терпения Робина тоже ведь есть предел. В общем, откладывать возвращение в Англию дальше было слишком рискованно – любая отсрочка, даже всего на день, угрожала потерей мужа, работы и гражданства одновременно. «Насчет гражданства-то он, конечно, загнул», – подумала Танька, но бюрократическая проблема таки вырисовывалась, и решать ее нужно было срочно.
– Собирайся, нам чай пить некогда, – сухо сказала она племяннику.
– «Собирайся» куда?.. – раздался испуганный голос.
Она и не заметила, как Варвара появилась за спиной, и успела ли она засвидетельствовать ее тихую истерику? Не сумев побороть смущение и стыд смотреть в глаза, Танька произнесла, не оборачиваясь:
– Мы очень спешим, Варвара... Прости.
– И вовсе мы не спешим никуда, зачем нам спешить? – удивился Ося. – Мы даже еще не позавтракали, и я не успел поиграть с гномами.
– Танька! Куда ты, в самом деле, заторопилась вдруг? – Варвара обошла вокруг ее спины, обняла за хрупкие плечи...
Какая ты тонкая вся... И свитер этот топорщится на тебе беспомощно, как будто тела под ним вовсе нет, а глаза такие огромные, стоит только поймать взгляд — и утонешь в нем...
Но Танькины глаза смотрели в никуда, руки бессмысленно сжимали уже почти сухое полотенце, капризный рот застыл, только вздрагивала нижняя губа. Она молчала.
Словно перед грозой, обстановка вдруг стала скучная и премерзкая: душно, давит, дышать нечем. Не в силах понять, что изменилось, Варвара спрятала руки за спину и выжидательно смотрела на Таньку.
– Мы пойдем с Осей, ага? – спросила та и впервые за все утро посмотрела Варваре в глаза. Не было в этом взгляде ни страсти, ни горя, только печаль и неясный испуг.
– Стой, – сказала Варвара сдавленным шепотом. – Ты все-таки можешь сказать, что случилось?..
– Ничего, – пожала плечами Танька. – Все нормально.
Не собиралась она ничего говорить ей о намерении сегодня же вылететь в Лондон, торопилась уйти быстрее – лишние разговоры могли привести только к слезам и ссоре, отнять время, растрепать нервы обеим. Лучше расстаться без ненужных объяснений и вспоминать потом о случившемся без содрогания и угрызений – как о нелепом казусе, чего не бывает по пьяни, мол. Со временем все равно забудется. В конце концов, кто они друг другу? Не давнишние подруги, не родственницы, так – случайные встречные, по большому счету, чужие люди совсем... Она опять отвела глаза и повернулась к племяннику:
– Одевайся скорее.
Ося насупился, стоял неподвижно, смотрел на тетушку исподлобья, сжимая маленькие кулачки. Бледная как мел Варвара глядела на Таньку прямо, превозмогая желание хорошенько ее потрясти.
– Я тебя сейчас ударю подушкой по голове! – сказала она хрипло.
Танька еще раз пожала плечами. Варвара шагнула к диванчику, схватила подушку, занесла ее над собой и со всего маху применила, как намеревалась.
– Ты что? – удивилась Танька, слезы снова блеснули в глазах зелеными искорками.
– Ничего, – прошипела Варвара и еще раз попыталась ударить подушкой, но Танька загородилась рукой. – Все было так хорошо! Мы собирались спасать мир! И начали! И... я тебя люблю! А ты! – закричала она, размахивая подушкой. Танька едва успевала загораживаться и уворачиваться. – Мы так летали ночью, я думала, что мы не расстанемся с тобой вообще никогда! А ты! А ты…
Варвара плюхнулась на диванчик и заплакала навзрыд, уткнувшись в подушку.
Танька вдруг растерялась. Смешанные чувства жалости и вновь всколыхнувшейся нежности охватили ее: «А ведь Варвара действительно любит... По-настоящему, сильно и страстно. Меня никто больше так не любил...»
– Ну, Варвара, – сказала она вслух, опустилась рядышком на диванчик и погладила по голове рыдающее и содрогающееся существо, которое, несмотря на возраст и крепкое телосложение, показалось ей маленькой несчастной девочкой. – Ну, маленькая. Прости.
Она почувствовала непреодолимое желание снова обнять эту женщину, как и прошлой ночью, прижать к себе, покрыть поцелуями заплаканное лицо и... лежать потом долго-долго в теплых объятиях, обо всем на свете забыв. Но в голове засвербило злобным жучком, напоминая о пережитом стыде. «Я не лесбиянка!» – сказала она себе твердо и убрала руку с Варвариной головы.
«Не лесбиянка, – отозвалось внутри. – Но Варвара – прекрасная женщина... А я, как скотина последняя, причиняю ей боль. Разве она это заслужила? Именно ссоры и слез избежать и не удалось. Надо расстаться по-человечески, а потом... постараться забыть. Когда-нибудь это пройдет, чувства заглохнут, ее и мои, время вылечит...»
– Я должна вернуться в Англию сегодня же, – Танька шагнула к плите, зажгла конфорку, поставила чайник и продолжила говорить, повернувшись к Варваре спиной. – Понимаешь, если я завтра не выйду на работу, меня, скорее всего, уволят.
Варвара вытерла слезы ладонями и уставилась на Таньку непонимающим взглядом:
– А тебе очень нужна та работа? Странно вообще, что ты заговорила о ней вдруг, все равно же Конец Света наступит скоро, если мы мир не спасем. Или ты его на своей работе в Лондоне спасать собираешься?
