Текст книги "Любовь, конец света и глупости всякие"
Автор книги: Людмила Загладина
Соавторы: Ильфа Сидорофф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)
Биомясо
Московский вторник уже давно перекатился в ранние часы среды, но на Бруте все дни недели именовались иначе. Впрочем, для пребывающих там землян это не составляло проблемы – лишь бы спалось да хорошо елось: в Доме на Оси шел поздний ужин. Просторный зал вместил в себя весь коллектив «развратных кукол», и ели они с аппетитом, подогретым только что завершившимся шоу. Урча от удовольствия, позванивая вилками и стаканами, кушали биомясо – продукт, который, за неимением фауны (включая птиц, рыб и даже насекомых), брутяне искусственно, но эффективно выращивали в чанах на биофабриках и поставляли в места потребительского спроса. Его вкус скорее напоминал резину, нежели привычную для землян свинину или говядину, но потребители в Доме на Оси претензий не предъявляли: порции были щедрыми, ешь не хочу, тем более что животную пищу они и на Земле ни разу не пробовали – гномы все от рождения вегетарианцы.
Огромный стол буквой «П» стоял посередине, во главе, как королевский трон со спинкой, врастающей в потолок, возвышался единственный стул. Гномы ели, сидя на столе, по-турецки скрестив ноги. Хозяева не утруждали себя меблировкой, подходящей для мелких гостей: всей этой ораве в любом случае предстояло в ближайшем будущем покинуть Дом на Оси; техническая бригада почти отладила трансформатор для перевода гномьей энергии в состав магической сферы.
Брутяне намеревались утилизировать лишь внутреннюю субстанцию гномов, оставив их материальные оболочки. Конечно, лишенные Магии, гномы заснут, как это произошло однажды, но не насовсем: брутяне погрузят их на корабли и отправят на одну из молодых планет, где Магия бьет ключом. Гномы зарядятся там, как многоразовые батарейки, и можно будет использовать их по второму заходу. И по третьему. И так далее. И будет всем счастье от этого нового экологически чистого и элегантного способа укрепления сферы – брутянские ученые заранее потирали руки.
Ничего не подозревающий обо всем этом «подопытный материал» весело ужинал – казалось, в их жизни не было ничего лучше выпивки и закуски, а о цели прибытия на Брут они и вовсе забыли. А чего помнить, раз и так хорошо? Гномы лишь осторожно поглядывали на единственный стул: с какой это стати сегодня притулилась к его узкой спинке, словно к стволу осины, нескладная фигура «девушки-каланчи»? Обычно в эти часы она уже третий сон небось видела.
Взбудораженная контактом с Землей Нелида спать нынче не собиралась совсем. Очень кстати, что гномы бодрствовали до рассвета, – можно было устроить собрание и совместно обсудить дела. Нужно только дождаться, когда они биомясом насытятся, а потом сразу обратиться к ним с речью.
Нелида робела. Она хоть и была полубогом, все ж не была оратором. Для этой роли лучше всех подошел бы Вася, да только что толку от него, если, поистерив пару часов, он уже три часа пребывал в депрессии? Главнокомандующий закостенел лицом, глаза у него сделались словно стеклянные пуговицы, и, уставившись в одну точку, он не пил и не ел, сидел не двигаясь по левую руку от Нелиды, как кататоник какой-то. «Хорошо хоть еще на собрание пришел, засвидетельствовал почтение», – злилась Нелида, неохотно принимая гномьи бразды правления. Дрожащей рукой она взяла вилку и ударила пару раз по пустому графину. Ожидаемого звона не извлеклось. «Интересно, как только гномы создают такой дребезжащий шум приборами, которые изготовлены непонятно из чего?» Нелида прокашлялась:
– Внимание, все!
Гномы враз перестали жевать: они прекрасно помнили тот страшный крик на корабле, когда орали в одну глотку оба – и каланча, и Бог внутри нее. На всякий случай все притихли: лучше не доводить эту парочку до истерики.
– Наше пребывание на Бруте несколько затянулось.
«Несколько», – передразнила себя Нелида: какие-то слабые и неправильные слова у нее подыскались, но продолжила в том же духе:
– Запасы Магии на Земле катастрофически уменьшаются.
– Главное, чтоб не уменьшались запасы нашей еды! – выкрикнул кто-то справа, и на обеих сторонах большого стола гномы одобрительно застучали вилками по тарелкам под бодрое чавканье и возгласы: «Точно!»
«Ну, гады, я вам сейчас покажу!» – прошипело в Нелидиной голове. Непроизвольно ее рука потянулась к тому же графину и постучала вилкой – на сей раз звон вышел соответствующий. Графин превратился в сосуд иной формы – с двумя колбами, в верхней словно прилипла к стеклу капелька густой жидкости.
– Хватит жрать!!! – разнеслось по залу. – Вы сюда развлекаться приехали? Не видите, сколько Магии на вашей планете осталось? Если вам пофиг, то оставайтесь тут, гуляйте и веселитесь, все равно никуда из этого здания не выйдете. А мы домой полетим.
Гномы вновь перестали жевать. Некоторые даже дышать прекратили и выпучились на Нелиду. Она прищурилась на сосуд:
«Слушай, Бог, так ведь, похоже, Магии там почти не осталось!»
«Шесть процентов всего. Нам долететь до Земли, если что, хватит, ну а там – поминай, как звали».
«Ой, мамочки…» – Нелида всхлипнула.
«Да вот, ой. Только вместо того, чтоб реветь, лучше возьми себя в руки. Гномы все теперь во внимании. Продолжай свою речь».
Нелида попыталась унять дрожь и посмотрела на гномов.
– У кого есть какие предложения? – ее взгляд переходил с одного лица на другое. Кое-кто отводил глаза, кто-то изображал сосредоточенность, кто-то вызывающе пожимал плечами с видом притихшего безобразника: «А чё меня-то? Его вон спросите!»
– Ваши предложения? – повторила Нелида уже громче, тоном строгой училки, готовой выкрикнуть: «Не вижу ваших рук!»
– Остаться здесь? – подал голос один из присутствующих. К потолку взмыла изящная рука любимца публики – многократного чемпиона по гимнастическому сексу.
«Что за странные амбиции?» – хмыкнула Нелида. В голове отозвалось: «Знаменитость, чего ты хочешь. Где его еще увенчают славой и лаврами, кроме стен Дома на Оси?»
Но рука моментально исчезла, а чемпион, похоже, готов был вдавиться в остатки биомясного ужина, когда на него обрушился шквал патриотического негодования:
– Предатель!
– Иуда!
– Да как ты посмел!
– И-и-эх! А еще чемпион!
– Отобрать у него все медали!
Чей-то совсем истеричный голос, похоже, женский, визжал, что к медалям необходимо еще и обрезать «хунь»[122]. Гномы кричали высокими голосами, какими природа наградила подавляющее их большинство, гвалт стоял как на птичнике.
– Тихо, тихо! – Нелида попробовала призвать всех к порядку. – Кто хочет, может остаться здесь, пожалуйста, у каждого человека должен быть выбор. И у каждого гнома тоже, – добавила она поспешно. – Но сначала мы должны тут Здравый Смысл победить, а потом вернуться на Землю!
Краешком глаза она отметила шевеление слева: неужто Вася решился позу сменить?
– А что если для этого здания придумать какую-нибудь штуку для притяжения сферы прямо внутрь? – еле слышно пролепетал он. – Может, она сумеет как-нибудь перекособочиться?
«Настолько глупо, что могло бы и получиться, – ухмыльнулся Бог. – Да только брутяне пресекают все потоки энергии в этом направлении».
«А может, гномы придумают что-нибудь, что у брутян все предохранители сорвет, – возразила Нелида. Идея совсем не казалась ей глупой. – Ты, Вася, молодец!» – и продолжила мысль, обращаясь ко всем:
– Желательно организовать внутри Дома на Оси что-нибудь сверхъестественное, чтобы брутяне все тут собрались и ничем другим не могли заниматься, кроме как пытаться понять, что это такое.
– Чтобы никакого Здравого Смысла здесь не осталось в помине! – громко выкрикнул главнокомандующий.
– Ура! – подхватила армия.
Идеи посыпались с обеих сторон стола, как в двух командах КВН[123]: «физики» против «лириков». Гномы трещали наперебой.
– Чтобы каждый брутянин тут мог летать!
– А у кого вестибулярный аппарат ни к черту? Весь дом заблюют!
– Чтобы каждый тут молодел на десять лет!
– А дети? В минус уйдут?
– Какие дети? Кто тут детей видел вообще?
– На наше шоу детей приведут разве что идиоты!
– Чтобы тут все очень хорошели, а, выходя обратно, страшнели.
– Да они все на одно лицо, зачем им красота?
– Чтобы тут били фонтаны шампанского и коньяка!
– Монополизируют, откроют фабрику.
– Да нафиг им надо, забетонируют, им пьянство ни к чему.
– Чтобы там можно было запастись удачей на неделю.
– Не заметят!
На рассвете, ни о чем не договорившись и недовольные друг другом, все разошлись по спальням.
«Ну и что дальше делать?» – засыпая, спросила Нелида у Бога.
Он ответил, зевнув: «Утро вечера мудренее».
Пупок
Нелида проснулась с пронизывающей болью в ноге, словно в нее впились десятки репейных колючек. «Ой!» – вскрикнула она, попробовав подняться с кровати: ощущение было не из привычных – никогда раньше ноги судорогой не сводило. «Мало физических нагрузок, – решила Нелида. – Гномы хоть гимнастическим сексом занимаются каждый день, а я почти не двигаюсь. Может, зарядку поделать?..» – и начала произвольно размахивать руками и ногами, изображая физические упражнения.
Через минуту такое занятие показалось ей бесполезным: «В упражнениях система нужна какая-то, иначе что толку? – почесала затылок. – Может, потанцевать? Линди хоп, правда, плясать не с кем, зато можно шим-шам, например. Вот и будет организму нагрузка».
Нелида вытащила рюкзак, в котором скомканной кучей валялись до сих пор не востребованные черно-белые туфли с набойками на каблуках, мини-юбочка клеш и короткая стильная маечка, едва прикрывающая полживота. Странно было не то, что она взяла все это в военный поход (женщины и не такое в походы берут), а что набор этот, купленный ею при студии в Ковент-Гардене, вдруг очутился потом в Москве, хотя сама-то она летела туда не авиарейсом с увесистым багажом, а драконом, не прихватив вовсе никаких вещей. Впрочем, после дракона вряд ли стоило чему-то удивляться.
Изрядно помятые майка и юбочка впились швами в складки на теле. «Надо срочно худеть!» – ужаснулась Нелида. Включила музыку – динамики разразились жизнерадостной перекличкой клавиш и медных труб. «Вот так-то лучше!» Она встрепенулась, слегка развела руки в стороны, как учил тот противный учитель («Клайв? Или, как его, Джон?»), повела плечами, словно собралась сплясать цыганочку с выходом, и пошла совершать шим-шамные па: «Эйт-ван, стомп-слайд, фор-файв, стомп-слайд... Степ-тач, степ-тач, степ-степ-степ-пуш!» [124]
Сквозь музыку она не расслышала, как отворилась дверь, – в комнату просунулась голова гнома Васи. Минуту он созерцал движения, которые, надо сказать, в отсутствие регулярных тренировок, мало кому могли показаться элегантными и уж меньше всего – знатоку джазовой хореографии.
– Не так! Не так!! – заорал знаток и стрелой влетел в комнату, встав перед Нелидой в безупречно отточенную шим-шамную позу. – Здесь идет пуш-кик-кросс-степ, а не степ-тач, степ-тач!
– Ну здра-а-асьте! – возмутилась Нелида, в чем в чем, а в шим-шаме-то она знала толк, как-никак целых два года упражнялась каждый четверг. – До кросс-степа нужно два раза проделать пуш-пуш!
И, демонстрируя правильную фигуру, она размашисто вильнула бедрами, выпятив оголенный живот. Гном застыл, уставившись на нее снизу вверх.
– Ну? Не так разве? – потребовала подтверждения танцовщица.
Но Васю, кажется, заняли мысли, к шим-шаму отношения не имеющие. Он резво прыгнул с пола на стул, со стула на стол, возле которого стояла Нелида, вызывающе уперев руки в боки, и стремительно ткнул указательным пальцем в ее беззащитный пупок.
– Ай, не щекоти меня! – взвизгнула Нелида.
– Да больно надо, – огрызнулся гном. – Подумаешь, недотрога, пупок ее, видите ли, нельзя пощупать. Вот у Евпраксии Никитичны я пупок трогал...
– Это ты что же – заигрываешь со мной?! – у Нелиды прямо дыхание перехватило от такого нахальства.
– Ты чё, рехнулась? С твоим-то ростом? Мне просто интересно, что у тебя есть пупок. И у моей жены тоже.
– А у тебя нету, что ли?
– Нету, – пожал плечами Вася. – У гномов пупков не бывает... Мы не прикреплены к матерям пуповиной, магические существа все-таки, рождаемся без крови и боли. У нас все тело вроде как у вас пупок. Рассеянное такое соединение со всем. Но у Евпраксии Никитичны пупок был! Потому что она не совсем гном. Поэтому она не могла меня чувствовать, а я не могу ее…
Борода гнома задергалась над дрожащим подбородком, казалось, вот-вот разрыдается снова. Нелида села напротив, разглядывая его с интересом.
– А чего у вас еще нет, что есть у людей?
Вася смахнул набежавшие слезы.
– Богов. Только пупков и Богов у нас нету, все остальное есть.
Наступила тишина.
«Бог, а Бог…»
Внутри Нелидиной головы едва расслышалось неясное шевеление, а затем медленный, приглушенный зевок.
«Чё надо?»
На мгновение она замерла, переваривая реакцию, назвать которую божьей язык бы не повернулся. Впрочем, Нелида не удивилась: не впервой уже он реагировал совершенно дурацким образом, а тут и заснул еще, и будить не смей, понимаете ли… Прям не Бог, а Обломов какой-то! Она тут одна должна решать судьбу целого мира, а этот чертов родитель не только не помогает ни в чем, а вообще... «Ты дрыхнешь там, что ли? – вместо удивления вспыхнула злость и разгоралась все ярче. – Ну ты даешь, блин!»
«Блин, говоришь? – вдруг вспылил Бог. – А вот я покажу тебе блин! Все люди, блин, одинаковые, даже ты, моя дочь, душа души моей собственной, плоть от плоти моей...»
Но внезапный напор не смутил Богову дочь, раз уж нашла коса на камень.
«Какая же одинаковость в людях вызывает в тебе столь небожье негодование?» – съязвила она.
«А такая! Вам всем, если хорошо, то про Бога фиг вспомните! А случится какое-нибудь препятствие, так сразу молитесь: помоги, Боже! Даже голову лень самим приподнять – нет, не к небу, глаза-то закатывать вы все горазды, а чтобы по сторонам осмотреться – стоит ли Бога по пустякам беспокоить, может, сами справились бы? Думаете, Бог тут же неземным голосом заговорит и все проблемы как ветром сдует? Мало того, так ведь многие думают, что раз «Боже не заговорил», значит, и Бога-то нет никакого! Верить перестают. И не осознают, дураки, что Бог не на небе, а внутри них...»
Нелида застыла с открытым ртом: его рассерженный монолог звучал бы метафорически, если бы не имел совершенно буквальный смысл для нее самой.
«Ладно, закрой рот, пока гном и туда еще свой палец не сунул, – проворчал Бог, утихомирившись. – Вопрос-то какой у тебя был?»
«Вопрос? – переспросила Нелида рассеянно. – Ах да, вопрос! Да я просто хотела спросить – я с тобой связана через пупок? Или наличие Богов и пупков не зависит друг от друга? Ты извини, если что...»
«Со всем, – ответил Бог своим обычным невозмутимым тоном. – Ты со всем связана через пупок. Это особое место – пупок. Но это знание людьми нынче утрачено».
В Нелидиной голове зашевелились несвязные мысли, первая из которых призывала ее принять горизонтальное положение. Она улеглась прямо на пол и провела рукой по оголенному животу, нащупывая пупок.
«Что если через него наладить связь с Богом планеты Брут?» – подумала Нелида.
Но пупок безмолвствовал и не подавал признаков жизни, Бог Брута – тоже.
«Представим, что из пупка растет дерево, – сказала она себе. – Вверх».
Нелида сделала поочередно несколько вдохов-выдохов, стараясь дышать как можно глубже. И через пару минут, словно из невидимого семечка, в ее животе проклюнулся росток и потянулся ввысь. Воображаемое дерево росло и выпускало новые ветки, развешивало листья, местами даже цвело. И доросло до сферы. Остановилось.
Никаких ощущений. Дерево медленно растворилось в воздухе.
«Может быть, это глюки, – подумала Нелида. – А может, у меня просто сил не хватает. Или Бог Брута спит слишком крепко».
– Вася? – сказала она вкрадчиво. – А гномы умеют соединяться мысленно? Раз они без пупков?
– Конечно умеют, – вяло ответил гном.
Нелида вскочила, забегала по комнате – мысли бегали в ее голове намного быстрее – успеть бы ухватить.
«Бог, а ты боишься щекотки?»
«Щекотки? А это что?»
«Не знаешь? Здорово!»
– Вася, а ну-ка быстро соединяйся с гномами! – заговорила она командным тоном… – Я сейчас разлягусь тут и буду воображать, что у меня из пупка растет дерево. А ты смотри на мой пупок и старайся увидеть, как это дерево растет. Когда оно дорастет до сферы, вы вместе с гномами начинайте трясти его изо всех сил...
Через минуту брутянские наблюдатели зафиксировали мощный поток Магии по направлению к сфере.
– Желательно подключить трансформатор прямо сейчас, – сказал руководитель проекта. – Мы сэкономим массу энергии – не придется перекачивать, а только трансформировать. Кроме того, не совсем понятно, что они там пытаются сделать, одно из их слов непереводимо – «щекотка».
– Трансформатор можно подключить только через пару часов, – ответили из технической группы. – Да ничего страшного не произойдет, пусть злоумышляют. У той энергии другой интерфейс, со сферой сразу не сможет взаимодействовать, будет восприниматься как чужеродный элемент, возможно, как легкое прикосновение, но сфера на прикосновения давно не реагирует.
Еще через полчаса Бог планеты Брут проснулся от непонятных ощущений, не то чтобы неприятных, но весьма раздражающих. Только от них почему-то хотелось неприлично хихикать. Он попытался отодвинуться и продолжил спать дальше.
Магическая сфера вокруг планеты задрожала и сдвинулась с места.
Воображаемое дерево, растущее из Нелидиного пупка, шевелило ветвями.
Бог Брута снова проснулся и осмотрелся…
Он пребывал в странной позе, раздулся пузырем в космосе, внутри него пряталась планета без Магии.
«Приснится ж такое», – подумал Бог Брута и, не успев опомниться, обрушился на свою планету дождем из чистого золота.
Малибоун
«Имей совесть, возвращайся домой!» – впечатала Танька и отправила эсэмэску по назначению. Уже два дня она ругалась по телефону с Ди, а сегодня впридачу повздорила с Робином. Неприятности и без того сыпались целое утро: пролила чай на ноутбук, прожгла утюгом блузку, оставила дома очки – спохватилась лишь в поезде, который безбожно опаздывал. Сбой отлаженного расписания на этом маршруте вообще был событием из ряда вон: поезда тут ходили точнее, чем часы, будто соревновались с собственной рекламой на огромных вокзальных щитах: «ДА – 99% наших поездов прибывают чик-в-чик! Но НЕТ – вы не в Швейцарии!»
Безвкусно оформленные щиты вечно мозолили ей глаза: это какой горе-рекламщик такое придумал? Какими никем ранее не замеченными опозданиями поездов исчислялся недостающий процент прибытий «чик-в-чик», и при чем тут Швейцария?! Можно подумать, что в Англии каждое своевременное прибытие поезда – это чудо какое-то, дивитесь, мол, пассажиры, щипайте себя за разные части тела – это не сон и не мираж, радуйтесь.
Танька была в дурном настроении, да и прочие пассажиры радости не демонстрировали. Ее сердитый взгляд переходил с одного недовольного лица на другое – большинство давно примелькалось за годы ежедневных поездок на поезде. Седоватая дама в безукоризненно строгих одеждах; долговязый очкарик в перманентно коротких штанах по щиколотку с печатью перманентно несчастной личности в складке между бровями; тощий парень, похожий на нарика, в полосатой вязаной шапочке (он носил ее не снимая, зимой и летом); пара китайцев (муж с женой небось), что всегда занимали два сиденья в конце вагона и спали до конечной станции; четверо в серых костюмах – лиц не видно под страницами «Гардиан» или «Таймс» – все обычные завсегдатаи чертыхались, каждый явно куда-то опаздывал. Поезд, будто нарочно, замедлил ход и, вздыхая, пополз по рельсам, как гигантская сороконожка. Пронеслась волна цоканья языками и сердитого шуршания газет. Из динамиков, установленных в разных углах вагона, послышалось покашливание машиниста:
– Доброе утро, леди и джентльмены.
Десятки ушей завибрировали, подобно настраивающимся на нужную частоту приемникам. Шуршание и цоканье приглушилось.
– Наш поезд опаздывает, – констатировал тем временем смущенный «передатчик», но по возобновившимся звукам вагона было понятно, что эта фраза была излишней – сами знаем, мол, что опаздывает, за кого вы нас держите, дядя? А почему вот ваш поезд опаздывает, слабо объяснить?
– Но почему он опаздывает, – внял «дядя» немому укору, – пока для меня загадка, – и завершил, несдержанно прыская: – Впрочем, как и для вас!
Вслед его несуразному прысканью весь вагон вдруг затрясся от смеха – примелькавшихся завсегдатаев будто враз подменили. Четверка в серых костюмах разразилась игривым кудахтаньем и, словно куры крыльями, замахала… журналами «Плейбой». Седоватая дама захихикала в кулачок и закинула ногу на ногу в… легкомысленно ветхих кроссовках. Заерзала пара китайцев, скаля зубы на канареечных дисках лиц. Под полосатой шапочкой «нарика» обнаружилась гладкая лысина, отливающая отражением пассажирки, на колени которой он свалился, давясь от хохота. Даже «перманентно несчастный» очкарик согнулся вдвое и смеялся… нет, ржал, как конь.
«Все с ума посходили, – Танька даже не улыбалась и, поглядывая на молчащий телефон, раздражалась еще сильнее. – Что смешного в том, что поезд опаздывает, а машинист придурок? Или тут идиоты собрались? Hail idiots! Welcome to the village![125]».
За окном лениво поплыли городские пейзажи, поезд почти приблизился к конечной станции, когда мобильник издал тонкий писк. «Наконец-то ответила!» – близоруко щурясь без очков, она поднесла экранчик как можно ближе к глазам – но высветившаяся эсэмэска была не от Ди: «Магия вернулась, Танька...»
Варвара... Танька откинулась на спинку сиденья и улыбнулась впервые за утро. Варвара... Сердце запрыгало и застучало, словно радостный барабанщик, перекатилось повыше – к горлу, отплясало чечеткой внутри головы и медленно, неохотно, опустилось на свое место. «Я не… впрочем, хватит уже повторять эту бестолковую мантру, все и так ясно, кто я…» Пальцы выдавили несколько букв: «Привет. Как вы там с Осей?»
На станции Малибоун все отсвечивало золотисто-желтым, словно над зданием распилили крышу и впихнули внутрь великолепное солнце. Пропускники-автоматы весело позванивали сканированными билетами и подрагивали металлом, провожая за барьер пассажиров – одного за другим, аккуратно и резво. «Как-то все очень странно сегодня», – озиралась по сторонам Танька, прокручивая в мозгу: «Магия вернулась… Магия вернулась…»
Она достала из сумки проездной и пристроилась в очередь, за большим ярко-розовым чемоданом с крупной надписью «Everyone loves a blonde»[126]. Над чемоданом небрежно взмахнула холеная ручка с изящным браслетиком – и рядом возникло лицо в синей фуражке в полной служебной готовности: «Прошу, мадам!» Чемодан переправился за барьер мускулистой рукой, взявшей под козырек вслед уплывающей вдаль «блондинке». В магнитную щель сканера просунулся Танькин билет. «Пик-пик-пик!» – тревожно пропел сканер и выплюнул проездной обратно. Металлические створки барьера глухо сомкнулись, едва не ударив ее по коленкам. «Это еще что за новости?» – удивилась Танька, еще раз всунув билет в то же отверстие. Сканер разразился писклявой репризой, створки не раздвигались.
– Мадам! – услышала она голос дежурного в синей фуражке, который пару секунд назад, обращался к «блондинке» с чемоданом с совершенно иной интонацией. – В сторонка, мадам, я желаю смотрейт вас билет.
Она отошла, куда было указано и, волнуясь, заговорила – многословно, надменно, вежливо:
– Вот мой билет, сэр, как видите, он действителен, полагаю, что он размагнитился, так что исправьте как можно быстрее эту ничтожную неполадку и извольте пропустить меня за барьер, я опаздываю на работу!
Высокомерным взглядом, стараясь не щуриться близоруко, Танька смерила станционного служащего: его темнокожее лицо расплылось мутноватым пятном, только бейджик на форменной куртке обозначился четкими буквами «Gabriel».
– Мадам! Вас билет НЕ действУет! – «Gabriel» торжествующе поднес проездной как можно ближе к ее глазам. – Вот тут должен быйт дата приобретений, прописьей.
– Дата приобретения? Прописью? Вы шутите? Какого черта? – Танькино терпение стремительно сокращалось, вежливость тоже. – Вам недостаточно даты окончания срока действия, проставленной здесь компьютером?
– Ноу, мадам! Компьютером недостаточен! Нас жесткий правило. Вы плотите штраф, – предложил служащий невозмутимо.
– Что-о-о? – она еле сдержалась, чтобы не взвыть полицейской сиреной. – А ну пропустите меня немедленно или я обращусь с жалобой к вашему менеджеру!
– Чем могу быть полезен? – приблизился второй смотритель в синей фуражке, лицо которого было тоже темно и расплывчато. Акцент был почти не заметен, бейджик на форменной куртке сообщал имя «Michael».
– Вы его менеджер? – кивнула ему Танька, показав на «Габриэля».
– Допустим, а в чем дело, собственно?
Даже со своей близорукой дистанции Танька заметила, как двое в фуражках перемигнулись. «Да они сговорились тут! Придумали новое правило, чтобы состричь купоны! Это просто грабеж!» Все гадости странного утра сцепились в липкий комок, обвалянный в ее дурном настроении и обсыпанный стрессом, как едкой пылью. Внутри Танькиной головы потемнело, а снаружи, словно теннисные мячи по защитному шлему, били вспышки желтого света, странным образом распространяющиеся по всей станции. Громко – так, что оборачивались прохожие, – она кричала о легитимном сервисе, о законах Соединенного Королевства, о нигерийских мошенниках и правах пассажиров всех стран, пока два темнокожих смотрителя с бейджиками «Michael» и «Gabriel», тащили ее под руки к будке с табличкой «Начальник вокзала»[127].
В окне будки маячила третья фуражка, но в отличие от первых двух лицо под ее синим околышем обозначилось во всех деталях. Даже без очков и без таблички над будкой Танька сразу узнала Начальника: в своей шумной вокзальной обители он был весьма примечательным персонажем, хоть и редко показывался. Его явления народу («Именно “явления”, именно “народу” – иначе не назовешь», – думала Танька) провоцировались разве что мелкими казусами: то пожилой пассажир, поскользнувшись на гладком полу, падал и ушибал конечность, то ломался какой-нибудь пропускник, образуя лишнюю очередь. Но являлся Начальник, и все приводилось в мгновенный порядок: пострадавшего сажали на электромобиль, пропускник работал исправно, очереди словно и не бывало.
Из-под отливающего голубизной козырька на Таньку смотрели глаза с удивительным выражением: никогда еще ей не встречалось такого отрешенного и вместе с тем «всеприсутствующего» взгляда – во всяком случае, среди станционных служащих. В то же время нахлынуло дежавю: нечто похожее было во взгляде одной негритянки, кажется, на Ливерпуль-стрит, только глаза у той были вроде не голубые… И лицо самого Начальника Танька точно еще где-то видела, кроме станции Малибоун. Из подсознания смутно выплыло: «В Москве, на кладбище!» – но эта мысль отмелась как несуразная: даже в строгом и безупречном обличье он был, скорее, похож на типично английского отца невесты, чем на работника русских траурных служб.
К лацкану черного сюртука из дорогой тонкой шерсти был прикреплен бейджик с фотографией в синей фуражке – под ней несколько то ли букв, то ли цифр. Прищурившись, Танька прочла:
ID: 609
Name: Mr John
От руки нарисованная шестерка в графе «ID» выглядела словно английская буква b, а девятка как g, хотя, возможно, оно так и было – из-за близорукости можно легко перепутать. «Вполне подходящий был бы номерок для какого-нибудь «феррари»[128], – подумала Танька с саркастичной ухмылкой, – если бы только его владельцу хватило бабла и тщеславия назвать богом себя или свое авто». Впрочем, по-английски это слово совсем не то означает[129]». Неожиданно от смешавшихся двух значений трех букв стало очень смешно, и, вторя опыту глупого машиниста, она прыснула:
– Привет, бог! – только и успела губу закусить, дабы не разразиться хохотом, еще более несдержанным, чем у пассажиров вагона. Ладно хоть два ее русских слова прозвучали не так громко, «Mr John» вряд ли расслышал. Впрочем, даже если расслышал, вряд ли понял – как-никак англичанин. Но, к ее немалому изумлению, «ID: 609» (или все же «ID: bog»?) кивнул. Да еще так кивнул, словно вовсе не в шутку ее слова воспринял, а в самом прямом смысле, или как если бы вместо «Привет, бог» она сказала: «Good morning, Sir»[130]!
«Вот ничего себе», – смутилась Танька, но Начальник уже перевел взгляд на своих подчиненных:
– Explain, please[131].
Невозмутимость как ветром сдуло с лица Габриэля, когда он коверкано заговорил с еще более сильным акцентом, брызгая слюной и тыча пальцем в Танькин проездной, где «должен быйт дата прописьей».
– Дата прописью не обязательна, – перебил его Мистер Джон и обратился к Таньке. – Ваш билет размагнитился чисто случайно. Мои коллеги повергли вас в стресс неоправданно. Примите от нас извинения, madam.
Танька от неожиданности растерялась: она приготовилась было громко «требовать легитимного сервиса» и отстаивать «права пассажиров» вплоть до самой последней инстанции, коей, впрочем, вполне мог оказаться чиновник с ID «bog». Тем не менее поворот событий оказался вполне неожиданным. Она рассеянно пробормотала что-то типа «No problem, thanks[132]», приняла от Начальника обновленный проездной и, повернувшись спиной к будке, зажмурилась от ярко-желтого света, ударившего прямо в лицо.
Осторожно, чтобы не повредить и без того слабое зрение, она приоткрыла глаза, постепенно осознавая причину загадочных желтых вспышек. В огромном цветочном ларьке, ежедневно торгующем полным радужным спектром – от красных тюльпанов до фиолетовых орхидей, мимо вычурной пестроты которых она равнодушно ходила каждое утро, продавался сегодня только один сорт цветов. Весь обширный открытый прилавок занимали букеты больших желтых роз. Бутоны на крепких свежесрезанных стеблях набирали цвет и распускались прямо на глазах, превращая прилавок в пышный желтый ковер, переливаясь в разбросанных отражениях зеркал и витрин и пуская солнечных – даже не зайчиков, а скорее оленей и ширококрылых птиц по всему вокзалу.
«Магия вернулась…» – изумленно пробормотала Танька и сделала шаг навстречу куда более тусклым лучам весеннего солнца, пробивающимся в открытые двери.
Мистер Джон вышел из будки и обнял за плечи двух темнокожих парней в синих фуражках:
– Nice try, Gabe and Mike[133]. Да только на сей раз она, – кивнул он в сторону медленно удаляющуюся сутуловатой фигуры, – мало в чем виновата. Произошли события намного сложнее случайного всплеска из затаенной души одинокого смертного.
– Какие события, сэр? – спросил один из старательных подчиненных, не смея поднять глаза на своего Всемогущественного Начальника.
Танька вздрогнула – показалось ли, что за ее спиной кто-то еще произнес «Магия вернулась»? Через распахнутые настежь двери она посмотрела назад. Внутри вокзала все так же отзванивали пропускники, суетились вечные пассажиры, а возле будки Начальника переминались с ноги на ногу Майкл и Габриэль. Начальник стоял рядом с ними и, похоже, тихонько журил: оба смотрителя съежились под тяжестью его рук на своих плечах и угрюмо смотрели в натертый пол. Еще минуту назад на его зеркальной глади играли желтые блики, а сейчас пол выглядел серым и матовым, и внутри всего помещения словно выключили дневной свет. Танька скосила глаза на цветочный ларек – его обычный ассортимент пестрел неестественной гаммой: оранжевые гвоздики, лиловые гиацинты, бордовые пионы – будто пластмассовые и неживые все. И на целом широком прилавке – ни одной желтой розы.
