Текст книги "Любовь, конец света и глупости всякие"
Автор книги: Людмила Загладина
Соавторы: Ильфа Сидорофф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)
Пьяница
– Я не понял! Не по-ял! – орал пьяный Вася. – Мы же ф-фсех ражбомбили! Мы же… мы же жд-р-ра-вый шмысл! Победили! Ну а му… ну а магия? Хули она убывает тут, а? – он отчаянно пнул сосуд с ничтожным количеством янтарной жидкости.
– Еще бы тут что-то не убывало, если ты бухаешь беспробудно! – длинные руки успели подхватить падающий сосуд – остатки его содержимого неумолимо забулькали в раковину.
Гном затряс кулаками:
– Каланча, шо ты делаешь?! Это ж ма-агия! – не сдержав равновесия, он упал, больно стукнувшись головой о вазу с подвявшим желтым букетом.
– Если тебе портвейн – Магия, тогда нам волноваться не о чем! – закричала Нелида, размахивая пустой бутылкой перед ревущим гномом. – Такого дерьма в любом супермаркете столько, что хоть Москву залей! Но я тебе его покупать не буду. И Варвару просить бесполезно, так что лучше иди и проспись!
Вася пил третьи сутки. В первый день осушил бутылку алтайского бальзама, что стояла на кухне на видном месте, затем принялся за портвейн, которого даже на два дня не хватило.
– Ну не купите и не надо, подумаешь! Леха еще принесет!
Сосед принес бутылку случайно, хотя повод для выпивки был грандиозный, только он о том не догадывался. Лехе лично Вселенная не сообщила, что, празднуя победу на Бруте, она всем планетам раздарила кусочки Магии. Наибольший подарок достался Земле – воздалась вселенская благодарность за ее храбрых героев. И пока герои, овеянные сладостным фимиамом победы, летели домой, на их родной планете бурлили чудеса. В Англии поезда нарушали расписание; машинисты смешили пассажиров похлеще клоунов в цирке; солидные люди покупали «Плейбой» вместо «Таймс» и обувались в кроссовки вместо правильных туфель. А в Москве резко грянул апрель со всеми вытекающими последствиями, даже Леху обдало романтикой сильнее, чем дизельным выхлопом из самосвала, – и он потратился на пышный букет. Конечно, прийти к бабе с букетом и без поллитры нормальный мужик себе не позволил бы, так что портвейн по дороге купил. Букет возымел успех, как-никак желтые розы, хотя Леха понятия не имел, что она больше всех их любит.
– Варька, – заговорил он, когда, приняв ее кроткую благодарность за физиологический интерес, расселся на диване коленями врастопырку, – и как это ты себе ребенка завела без мужика? Да еще и сразу такого большого?
Варвара вздохнула:
– Что за бессмысленные вопросы? Ребенок у меня есть, ты это знаешь прекрасно, – дочка, она сейчас… в Англии учится.
– Про дочку я помню, конечно, и понимаю, что мальчик не твой, чё я, тупой, что ли. А вопрос не бессмысленный. Я, может, это… заигрываю с тобой.
– Не надо, – она демонстративно села за компьютер и начала набирать текст, однако сосед не умолкал. Не добившись ее внимания, он переключился на Осю.
– А ты, пацан, чё смешной какой, в куклы играешь, не девка ведь!
– Он живой, – серьезно отвечал Ося, прижимая к себе гнома Гришу.
– А, вся мелюзга верит, что игрушки живые, – Леха опять повернулся к Варваре. – А у меня тоже очень много всего живого есть, Варька, тебе не интересно, чё?
– Слушай, ты шел бы отсюда! – повысила голос Варвара, еле сдерживалась, чтобы не покрыть его… ну если не матом, то иными словами, покрепче. Ругаться матом при детях она не стала бы, хотя и так не делала этого никогда. Зато если просто ругалась, орать могла очень громко.
А вы замечали, что люди, которые не ругаются матом, в возбужденном состоянии орут громче, чем те, кто ругаются постоянно? А если они непечатное слово выкрикнут, это будет такая степень ярости, которая индивидам с самой что ни на есть неприличной лексикой недоступна вообще. Но возымеет ли эта ругань такой же эффект, как если, например, молча разбить что-нибудь из посуды?
– Не пойду! – отозвался сосед, почему-то довольный, будто еще на шаг приблизился к заветной цели. – Чё я не знаю вас, баб, что ли. Гони меня не гони, а на самом-то деле хошь, чтобы я остался, – и улыбнулся, как ей показалось, глумливо.
Варвара поднялась со стула и, не говоря ни слова, отправилась на кухню. Вернулась с заварочным чайником, высоко подняла его над головой и со всей одури грохнула об пол.
– Понял, не дурак, ухожу, – сосед резво направился к выходу.
Прогонять или изгонять кого угодно – что беса, что человека – это магическое действие, в котором главное – сосредоточиться на поставленной задаче. Так можно выработать условный рефлекс, но не у того, кого изгнать требуется, к чему быть такими реалистами… Рефлекс сработает как раз у того, кому для изгнания беса нужно волю свою сконцентрировать, – и для этого достаточно будет взять в руки стеклянный предмет.
Магия квартиры всколыхнулась так сильно, что вышла из равновесия. Дверь дернулась и слетела с петель, кухонный стол топнул ногой, забытый Лехой портвейн вышиб пробку, как из бутылки шампанского, осколки чайника рассыпались бисером и бусинами, красными и золотистыми – и в проеме сорвавшейся с петель двери возникла высокая фигура Варвариной дочери. Из рюкзака за ее спиной выглядывала голова гнома Васи.
Две пары рук обхватили Нелиду: Варварины – за угловатые плечи, а Осины – ну, уж куда достали. Гном немигающими глазами уставился на своего сына.
– Папаня! – развязно пробасил Гриша. – Давай, вылазь из мешка, чувак, пойдем вместе по бабам!
Все воззрились на гномика в недоуменном молчании, ликование завершилось так же резко, как и началось, четыре руки замерли на Нелиде, словно к золотому гусю приклеились.
– Гриш, ты чего? – прервал молчание Ося. – Зачем разговариваешь так грубо с папой? Дядя Вася, ты не подумай про него плохого, он вообще очень воспитанный и хороший!
Цепляясь за рюкзак, Вася слез на пол и насупил брови.
– Хороший, говоришь? А кто мать довел, что она в форточку улетела? И теперь неизвестно где шляется… Может, ее мучает кто-то, а вам всем наплевать! – он направился в кухню, и, обнаружив на видном месте початую бутылку бальзама, налил себе в отвинчивающийся колпачок, залпом выпил и налил еще.
– Нелида, – поднял голову Ося, – а ты не можешь Гришину маму достать? Помнишь, как ты мне шоколадку из воздуха доставала? Хлоп?
– Хлоп! – в Нелидиной руке возникла плитка шоколада. Бог протянул ее Осе, потрепав по кудряшкам. – Держи, малыш. Но это все, что я могу на сегодня. С Евпраксией Никитичной, увы, так не получится.
Нелидин голос прозвучал настолько устало, будто не Бог, а сама она израсходовала на извлечение шоколадки последние капли Магии.
– Я… я, пожалуй, прилягу, – Нелида сползла по стенке вниз, на ходу расслабляя ремни рюкзака и, подоткнув его под голову, заснула прямо на полу.
– Хо-хо-хо! – отчаянно проговорил Ося, но волшебное заклинание не помогло ему переместить ее на диван. Магия в этой квартире словно перегорела после вспышки, и все кругом будто покрылось пылью и обветшало.
За упавшей дверью на лестнице раздался неясный шум и диссонансом пропел жизнерадостный голос:
– Ау-у! Ося, мой маленький! Я вернулась! Я привезла тебе кучу волшебных ракушек! В каждой шумит волна… – в прихожую вступила Ди, блестя загаром и шелком сари, затейливо обмотанного вокруг изящной фигуры. Странная, должно быть, картина предстала ее взору, который в другом полушарии повидал небось всякого.
На полу московской прихожей скрючилась фигура спящей девицы; на кухне орал матом живой гном, похожий на пьяного дембеля; посреди пыльного коридора застыли в растерянных позах Варвара и Ося, заметно подросший за несколько месяцев. На его плече сидел другой гном, тоже злой, но весьма трезвый.
– Ой… а что это у вас тут такое творится? – спросила Ди, едва обретя дар речи.
– Нелида устала и заснула, – ответил Ося, от расстройства он, кажется, даже не обрадовался возвращению матери. – А дядя Вася на кухне горюет. Надо бы дверь починить, но я что-то тоже устал.
Он поднял глаза на Варвару и подергал ее за рукав.
– Мы, наверное, с мамой домой пойдем, ладно? Что-то тут плохо стало, и у меня не получается колдовать, – он взял за руку все еще недоумевающую Ди, и оба зашагали вниз по лестнице.
– О-о-о-ся! – затопал ногами Гриша, и его басовитый голос дал петуха. – Возьми и меня с собой! Мы будем вместе играть в ракушки!
Ося обернулся, с жалостью посмотрел на своего товарища.
– Тебе папа, наверное, не разрешит. Лучше я сам приду потом, вот только отдохну немного…
И наступил застой. Словно и не было славной победы на Бруте или Вселенная, взглянув внимательнее на представителей земной расы, забрала обратно свои чудесные подарки и раздала их другим своим детям.
Краски как будто померкли, все, что раньше казалось ярким и вызывало восторг, вдруг поблекло, сделалось ненастоящим, туманным и почти бесцветным. Апрель не оправдывал надежд, почки на деревьях набухали бледно и болезненно, как прыщи какие-то, а не обещание новых листьев. Дни были пасмурны, солнце если и выглядывало, то светило резко и прямолинейно, прочерчивая морщины на лицах даже молоденьких девушек, обводя черным выбоины на асфальте, раскладывая некрасивые тени, как шмотки грязи. Дворники ритмично и механически скребли граблями пустые газоны без единой травинки, обрезали на деревьях ветки, перекрикивались гортанно и непонятно.
Майские жуки сидели в земле, ждали, когда на березах проклюнутся листья, но знали – полететь не удастся, придется ползти по стволам. Только Магия им позволяла летать: без нее они, как и призраки, незаметны, по их количеству можно судить о том, сколько волшебства вокруг, как по наличию лягушек – о чистоте воды.
А люди… почти перестали друг друга понимать. Им казалось, что поглупели все окружающие, но нет. Часть рассуждений, которая кажется самоочевидной, опускают все, поэтому без помощи Магии удается понять адекватно только хорошо знакомого человека, про которого точно известно, что именно он не сказал, но хотел сказать. Теперь отвечающий вставлял на место пропущенного что-то свое либо считал произнесенное намеком, иронией или метафорой и отвечал поэтому совсем не на то, что услышал .
Земля продолжала катиться к Концу Света, словно камень с горы.
– Но почему? Почем-му-у-у? – мычал Вася на третий день своего запоя.
– Сейчас объясню, раз уж вы сами не догадались, – впервые после долгого отсыпания внутри аватары Бог подал голос. Он и сейчас чувствовал себя непроснувшимся и изможденным, но не от того, что испытывал джетлаг или весенний авитаминоз.
– То, что мы Здравый Смысл на Бруте победили, – отсрочило Конец Света. Но не предотвратило его. На Земле Магии все равно мало, хоть ее количество и перестало убывать с такой бешеной скоростью. А вот мне ее еле хватило, чтобы дверь починить.
– Так что же, придется нам, как брутянам, чужую Магию воровать и сюда тащить? – в кухню вошла явно расстроенная Варвара с телефоном в руке.
«Опять ее Танька расстроила дурацкой эсэмэской!» – подумал Бог.
– Как-то странно, бороться со злом, а потом тем же самым злом и заняться, – Варвара спрятала телефон в карман и поставила на плиту чайник.
– А я могу колдовать, – вмешался Гриша. – Я могу играть в Осю.
Он взлетел по стене к потолку Человеком-Пауком, сверкнул глазами и прогрохотал:
– Хо! Хо! Хо!
– Слезай, обормот! Тоже мне, нашел игру! Ремня хочешь? – взревел Вася и тут же взвыл, получив с потолка плевок в глаз.
– Вася, заткнись! – Нелида зажала пальцами уши.
– Ничего мы не будем воровать, – продолжил Бог ее голосом. – Мы будем снова учить людей вырабатывать и приумножать Магию. У каждого человека есть магическая часть души, которую он может взращивать и выплескивать наружу. Мы разработаем план.
– План? Это и-хто сказал «план»? – гном перестал реветь и усмехнулся ехидно.
– Ладно, план мы не разработаем, будем поступать по обстоятельствам – и разберемся.
– Правильно, доченька, разберемся, если будем по обстоятельствам действовать. Ну а дальше как бог пошлет.
Бог стрельнул Нелидиными глазами: «Эх, Варвара, Варвара… Если бы все зависело от того, как и что я пошлю…» – но вслух не сказал ничего.
Телефон пропищал опять, и она улыбнулась, взглянув на высвеченный экранчик.
– Будем с гномами Конец Света предотвращать, раз они колдовать могут, – Варвара будто воспрянула духом. – И Осю позовем. Он ведь тоже колдун у нас, как и Гриша. Как бы мне еще Таньку в Москву затащить, уж с ней-то не страшен хоть бес, хоть дьявол…
– Кха-ар-кха!! – перебил Варвару странный звук, похожий на громкий кашель.
Трое на кухне метнули обеспокоенный взгляд на Нелиду: ее лицо побагровело, на шее вздулись синие жилы, бедняжка закашлялась так сильно, словно глотнула резкого воздуха, и он тут же продул ее бронхи насквозь.
Варвара засуетилась – то похлопывала дочь по спине, то подносила стакан с водой, но Нелида все кашляла и кашляла, время от времени метая сердитые взгляды в сторону гнома, который смотрел на нее с выражением: «Хватит, Бог, дурака валять!»
– Вам бы всем в отношениях ваших разобраться сперва не мешало, – заговорил Вася недобрым голосом, на удивление трезвым. – А то вы со всеми своими неопределенностями уже давно целый мир уморили! – и покровительственно похлопал Нелиду по руке. – Правильно я говорю?
Лишь один из присутствующих мог бы ответить: «Правильно!», ну, или наоборот, не согласиться, заспорить, ибо в отличие от остальных только он знал, что именно Вася имел в виду.
Любимый
В подмосковном элитном районе, где балконы помпезных вилл опираются на незапыленные плечи молодых, но крепких атлантов, завершалось строительство наиважнейшего объекта – то ли дворца аравийского шейха, то ли штаб-квартиры НАТО. Выяснить, что конкретно сооружалось на земельном участке размером с колхозное поле, было не так-то просто: объект был окружен непроницаемым тридцатиметровым забором. Местные жители, конечно, и с вертолетов пытались подглядывать – только безрезультатно: стройплощадку скрывала камуфляжная сеть для маскировки ракет и танков. Владельцы соседних вилл сгорали от любопытства в ожидании конца работ. Когда люди в оранжевых касках наконец-то снесли забор, на дороге напротив объекта замедлилось движение «мерседесов», «ламборгини» и «бентли».
***
Видавший виды «фольксваген» прошуршал шинами по присыпанной мелким гравием дорожке возле скромного коттеджа в английском кантрисайде. Заглох фыркающий мотор, одновременно хлопнули две двери: из коттеджа вышел мужчина, из «фольксвагена» – женщина, оба глянули друг на друга в немногозначительном молчании.
***
Все смотрели на новый дом – без атлантов и даже без балкона, с крыльцом из грубых досок, с крышей из ломкого шифера над единственным этажом, с окнами в деревенских наличниках. Рядом – сарай из материалов второго сорта да ряд деревьев с кустами, что росли на пустыре еще до начала строительства. Кое-кто из проезжающих мимо видел там женщину, разодетую не по меркам скромного домика – в дорогих мехах, в бриллиантах, в сапогах из кожи питона, но при всем при том внешне напоминавшую продавщицу, в лучшем случае – заведущую хозмагом. Если те, кто мимо проезжал, ее взгляд невзначай ловили, то сразу жали сильней на педаль[134] – знакомство с такой соседкой владельцам «бентли», вертолетов и прочего сулило мало хорошего.
***
– Hi, honey[135], – сказала Танька, вытаскивая из «фольксвагена» пакеты с продуктами.
– Need my help?[136] – кивнул Робин.
– It’s OK, I’ll manage[137].
Муж отчеканил крутой поворот и замаршировал прочь, гравий с шумом оседал под его ногами. Левую руку он, как всегда, прижимал к бедру, словно к рукояти невидимой сабли. Походка наследственного гвардейца раньше Таньку весьма забавляла, а теперь только раздражала: каждым шагом он словно сваи забивал, а правой рукой будто бил кого-то наотмашь.
Танька отвела хмурый взгляд от удаляющейся фигуры, подхватила два тяжелых пакета в правую руку, три пакета полегче в левую и толкнула коленом дверь с выгравированной табличкой «Home Sweet Home»[138].
***
Хозяйка невзрачного домика добилась чего хотела – никакие воры не покусятся на ее собственность, а соседи знаться с нею не пожелают: такая хибара позорила весь район. Теперь Продавщица могла наслаждаться уединением: ни одна собака в округе не знала, что на самом деле построено на участке в сорок раз больше площади доступного взорам дома.
Строилось все очень скрытно, Продавщица меняла рабочих. Как только внутри накрытого сетью участка, окаймленного высоченным забором, возник котлован глубиной с ангар, она уволила всех строителей вместе с вырывшими его бульдозерами. Стены в нем укрепила другая бригада – после чего Продавщица и тех рассчитала без лишних проволочек. Третья бригада возводила прочную крышу над котлованом, четвертая насыпала землю, пятая засеивала ее газонной травой и засаживала деревьями, чтобы участок приобрел первоначальный вид. Сверху седьмая бригада соорудила невзрачный домишко, после того как шестая отделала царские хоромы в гигантском подземелье.
Продавщица стала владелицей самой крутой собственности в округе и могла делать там все, что душа пожелает. Никто не мешал ей больше – строителей рассчитала, бывший муж-призрак оставил в покое, и других, менее призрачных версий мужчин поблизости не витало; любовника-грузчика давно послала куда подальше – еще не хватало, чтобы он тут пристроился прихлебателем. Никто на нервы не капал: не было у Продавщицы ни надоедливых отпрысков, ни собаки, ни кошки – ни выгуливать, ни кормить никого не надо...
***
Кошка переступала с лапы на лапу, обвивая мягкий хвост вокруг хозяйкиных ног – есть просила.
– Что ж, папа Робин тебя даже не покормил?
Робин Кошку любил и чувства к ней проявлял отцовские: Танька слышала много раз, как он ее громко воспитывал. А вот уходя из дома, покормить забыл. Ушел небось вдоль ручья гулять, дышать свежим воздухом, что делал регулярно для укрепления здоровья, за которым неотрывно следил. Даже зарядку делал, тягал гантели, прыгал через скакалку, меняя ритм, будто конь какой носился туда-сюда разным аллюром.
***
Среди множества прочих комнат был в подвалах спортивный зал. Он вмещал в себя беговую дорожку с персидским ковром, машину с названием «гребля», гантели разнообразных расцветок и массажные кресла из натуральной кожи. Бассейн тоже был, конечно, – в виде чаши, напоминающей кое-что не совсем пристойное. И гвоздем спортивной программы числился велотренажер с комфортным и узким сиденьем. Видеоролики нужного содержания транслировались на плазменном мониторе каждый раз, когда Продавщица начинала крутить педали.
***
Танька спортом не занималась. Как окунулась в депрессию после Нового года, так и махнула рукой на фигуру, здоровье и все, что могло бы поднять настроение. Занятий гимнастикой не возобновила, даже когда хандра отступила немного, хотя ее приступы накатывали то тут, то там, и единственным «спортом» по вечерам было сидение за компьютером.
В сети, как обычно, ее ждала Варвара. А вот Ларик куда-то запропастился – его не было видно уже вечеров пять подряд. Танька вспомнила, что сама не ответила на его последнюю эсэмэску: «То самое “завтра” не наступило еще?». Вынула из кармана крошечный телефон и набрала буквы: «R U[139]».
– Ты здесь? – мелькнула робкая запись в углу монитора.
– Минуту, я занята, – быстро впечатала Танька, отложив телефон. Затем снова его подхватила: «R U ОК?[140]» Нажала на SEND. Подождала две минуты. Ответа от Ларика не поступило. Вернулась к компьютеру.
– Здесь.
– Танька…
Вот опять от одного только многоточия глаза увлажнились, затрепетали губы, и сердце застучало гулко и бешено. И опять она устыдилась холодной своей деловитости. Протянула к экрану руку и провела пальцем по своему имени, будто не безразличными клавишами отпечатанном, а рукой вписанном… ее, Варвариной, рукой. Хотелось включить микрофон, прикоснуться губами, представив его Варвариным ухом, прошептать: «Боже, как я скучаю…» Но надо взять себя в руки, нельзя с нею так расслабляться.
Пропищал мобильный, сообщая, что Ларик «на совещании». «Ну и черт с ним, – усмехнулась Танька беззлобно. – И поумнее бы мог отмазку придумать. Хотя, может, и в самом деле совещается с кем-то, впрочем, какая разница».
– Очень забавная у тебя вчера была сказка про продавщицу, – Танька старалась хотя бы в переписке «звучать» сдержанно. Каждый вечер Варвара ей письма со сказками присылала. Порой они, правда, были забавные, а порой грустные, но всегда – обязательно теплые, как ладони, согретые у камина. Читать на ночь такие было одно удовольствие и засыпать, предвкушая приятный сон.
– Это не вся сказка, а лишь часть той, которую я сочинять пока не закончила, Танька...
– А про что будет вся? Про продавщицу?
– Про Любовь, Конец Света и глупости всякие…
– А герои кто?
– Да их несколько там. Но главных – двое.
– Ну понятно, что двое, раз про любовь, – Танька ставила смайлик, впечатывала с новой строки, – хорошо, что не трое, – подмигивала другим смайликом, смущалась и нажимала DELETE, пока смайлик и строчка не исчезали. – И они вдвоем спасут мир от конца света, да?
– И будут жить потом вместе долго и счастливо и умрут в один день.
«Всё как в сказке, – хмыкала Танька, открывая файл с новым письмом от Варвары, – жалко, что в жизни так не бывает».
– Пойду читать продолжение сказки. До завтра.
– Танька… Спокойной ночи.
Очередной сюжет начинался словами: «Инопланетянина звали Любимый…»
«Ага, вот и главный герой появился», – улыбнулась Танька.
…и он тщательно оформлял это новое имя в бюрократических инстанциях. Перемена имени была частью хитрого замысла, основанного на его представлениях о женских особях планеты Земля.
Любимый считал, что землянки очень зависимы от слов, слова их завораживают и перестраивают весь их организм. Поэтому, если они будут постоянно обращаться к собеседнику как к любимому, то, безусловно, его полюбят – никуда не денутся.
«Ну и дурак», – усмехнулась Танька. Она вон звала мужа «honey»[141], по привычке, но милее и слаще от этого Робин не становился.
А ему только это и нужно было – он на Землю летел жену себе выбирать, как иногда горожане ищут в жены дурочек деревенских, без претензий и не избалованных. Фокус с именем Любимый использовал для подстраховки, а вообще считал, что, узнав о приближающемся Конце Света, любая землянка полюбит его на всю жизнь из благодарности.
«В Москву, в Москву лети, Любимый! – хихикала Танька. – Может быть, там еще твой фокус с именем и пройдет. В Англии – вряд ли, тут я на себе проверила. Только Варвару мою в Москве не трогай, будь добр…»
Уж не вслух ли она подумала о Варваре «моя», что даже Робин недовольно зашевелился на своей стороне кровати? Отложила письмо, не дочитав, погасила свет, точно зная, что приснится ей звездолет, на котором Любимый летит к Варваре.
Снились все элементы мещанской роскоши – инопланетянин, должно быть, предполагал, что на Земле все женщины будут тащиться от золота, хрусталя, расшитых подушек, колокольчиков, бабочек, птичек и круглых леденцов на палочке. В отделанной розовой кожей и серебром кабине светились мониторы и циферблаты в виде сердечек, а рычаги и тумблеры имели такие формы, что и смотреть было стыдно. И словно в видеоролике, сон озвучивал хрипловатый голос:
Конкурс на лучший дизайн интерьера его звездолета был объявлен в гламурном журнале для девочек. Победительницу наградили поездкой на модный курорт и обедом со знаменитым артистом. Все расходы Любимый оплачивал щедро, но при этом все контролировал, что привело к скандалу между ним и тем самым артистом. Был возбужден судебный иск – победил Любимый, наняв двадцать лучших юристов, – он легко мог это себе позволить. Его богатство никаким артистам не снилось, даже самым что ни на есть знаменитым, так что желающих выйти за него замуж было бы сколько угодно, если бы не обладал он невзрачной внешностью, тяжелой походкой и гнусным характером.
Инопланетянин с кошмарной рожей, в шелковом белом халате, вышитом серебристым и розовым, расхаживал по звездолету и контролировал ситуацию. Он смотрел на приборы, проверял запасы провизии; слюнявя палец, листал молескин и шевелил губой. Он ходил и топал, правой рукой размахивал и прижимал молескин к бедру левой рукой. В зеркалах на стенах отражались то полы халата, то волосатая рука, то ноздри над крупной губой, а то и вся его рожа, ужасно похожая на… похожая на… Бли-ин!! Так это же Робин!
Танька в смятении подскочила и громко задышала. «Приснится же, прости господи…» Села и огляделась. Лицо ее «Любимого» скрывало оранжевое одеяло. Циферблат на его столике показывал полшестого. «Через пятнадцать минут вставать все равно...» Танька зашлепала в ванную.
«Рожа у Робина, впрочем, вполне пристойная, – сонными пальцами она крутила кран, чтобы напоить Кошку. – Грех назвать рожей, лицо как лицо, было б противное – замуж не вышла бы. А вот походка… Интересно, с него ли Варвара списала походку Любимого или она такого не сочиняла, а это приснилось все?»
Пытаясь стряхнуть остатки сна, Танька завращала головой: вверх-вниз, вправо-влево, беглым взглядом заскользила от лампочек на потолке до тапочек на ногах, от кабинки с душем до угла с унитазом; она ждала, пока Кошка утолит наконец свою жажду. Но «Ее Высочество» все пила и никак не могла напиться, и голова «прислуги» продолжала вращаться от душа до унитаза и дальше – по часовой стрелке – от валика с туалетной бумагой к стопке книг на полу. Стопка принадлежала Робину (как истинный англичанин, он любил читать в транспорте и в туалете).
«Race Against Time[142], – усмехнулась Танька, прочтя верхний заголовок. – Мда-а-а… На унитазе как раз удобно гоняться against time». Она взяла в руки книжку юмористических виршей – подзаголовок чуть более мелким шрифтом предлагал советы желающим: «Как получить инфаркт»[143].
«Life is short.
You could die tomorrow»[144], —
утверждали первые две строчки открытой наугад страницы. «Точно!» – согласилась Танька и продолжила читать:
«Remind yourself of this
by regularly attending funerals.
There is no need to stay for the whole service,
This would be wasting time.
Arrange for your phone to ring
Shortly after the service begins
Giving you an excuse to leave[145]».
«Что мой благоверный и сделал однажды. Очевидно, принял родной английский юмор в прямом смысле – как руководство к действию», – Танькины глаза сузились от внезапной обиды: вот, значит, куда он спешил с Олежкиных похорон… А она-то с чего поверила – на каких вообще совещаниях он когда-либо нужен был? Даже в Москву его командировали небось, чтобы в лондонском офисе глаза не мозолил, а как только вернулся обратно, так и уволили сразу. И с тех пор он ничем не занимался, если не считать прогулок, скакалки да чтения в туалете. Лучше б устроился на работу, может, узнал бы, что такое настоящее совещание, иначе ведь так и вся жизнь пройдет, «you could die tomorrow»…
Последнее слово выхваченной из текста фразы вдруг переключило мысли на другого англичанина: «А интересно, вот Ларику пришло бы в голову подобным образом удрать с похорон?» Он вообще-то, в отличие от Робина, был весьма востребован на многочисленных совещаниях, Танька знала об этом не только из последней его эсэмэски, но ответ тем не менее казался ей однозначным: нет, Ларик так бы не поступил. Он вполне мог дурацкие вирши наизусть выучить и щегольнуть потом юмором на какой-нибудь вечеринке, но предательски удрать с похорон он себе не позволил бы. Даже если не у его жены хоронили бы самого близкого родственника. Ларик – другой просто, он действительно умный, общительный, к тому же прекрасный друг и наверняка один из тех редких мужей, которые for better for worse, for richer for poorer, in sickness and in health[146] – в общем, он настоящий мужчина, не то что некоторые.
«Tomorrow» на открытой странице опять замаячило перед глазами, напоминая о давно обещанном «завтра», но ее представлению о настоящих (женатых) мужчинах, как ни странно, не противоречило. Скорее наоборот – раз уж муж «настоящим мужчиной» не оказался, так назло ему пусть другой будет. «Позвоню и скажу Ларику, что то самое “завтра” пришло».
Она захлопнула книжку. Давно пора воздать Робину по заслугам – он ее на похоронах брата бросил, да и после моральной поддержки не оказал. По большому счету, он интереса к ней не проявлял, могла бы хоть с целым полком гвардейцев переспать, ему небось пофиг, но... Но почему, черт возьми, гадкое чувство вины накатило, едва только всерьез подумала о том, чтобы изменить ему с Лариком? И почему не ощутила ни грамма вины, когда действительно изменила однажды, переспав с женщиной? Весь неуемный стыд за ту ночь с Варварой был у нее не перед Робином вовсе... А теперь, когда не шутки ради она почти решилась согрешить с мужчиной, мораль забарабанила по голове Седьмой Заповедью[147].
Любая порядочная и здравомыслящая женщина могла бы сказать ей, что изменять законному мужу нехорошо, а одна объяснила бы – просто, доходчиво и с примером из личного опыта, – какой риск может таить в себе даже намек на прелюбодеяние. Но далеко находилась та женщина: от Таньки – на расстоянии тысяч миль, а от своего личного опыта – намного дальше. Замужество выпадало ей только в прошлой жизни, ну а про грехи в нынешнем воплощении – уж чья бы корова мычала.
Бывшая брутянка, а в менее отдаленном прошлом – московская продавщица вложила немало своей незамужней энергии в новый дом, который построила в приступе социопатии. Не только из опыта прошлой торговли она твердо знала, что люди гнусны и с каждым днем все гнуснее становятся, так что, добившись наконец всего, чего хотела, она вполне могла наслаждаться роскошью и одиночеством. Но – неожиданно для себя самой – Маруся затосковала. «Уж не психическое ли у меня расстройство?» – встревожилась продавщица и вызвала на дом врача.
Пришел врач молодой, пухленький, губки бантиком, ямочки на щеках.
– Доктор, я себя чувствую Экклезиастом, – закатила глаза Маруся, вскинув ко лбу пятерню с алмазными кольцами.
– Это как? – удивился врач, весь такой хорошенький, прям как пирожок с вареньем, хоть клади в рот и кушай.
– Да вот читала намедни Библию и решила, что все суета сует и томление духа… – Маруся давно не общалась с интеллигенцией, предложения старалась строить витиеватые. И начала ощущать, как ее голос становится все более эротичным, интонации появляются какие-то неожиданные. А сама все на доктора смотрит томно так: уж взял бы да приласкал ее, что ли, а вылечиться она и сама сможет…
Поняла Маруся, нет никакой суеты сует, а просто нормальной женщине любви иногда хочется, ну, и возвышенных отношений. Но отпустила доктора: молодой чересчур, да и бедный, наверное. Гусь свинье не товарищ, в общем, а миллионерше бедняк не чета, однако искать достойную партию, к счастью, пришлось недолго.
В половине шестого по Гринвичу, когда встревоженная сном про Любимого Танька проснулась чуть раньше обычного, в подмосковном элитном районе, где было уже восемь тридцать, прогрохотало небо, разверзлись бескровные облака – и на лужайку прямо перед Марусиным домом спикировал неопознанный и тяжелый объект. Верхний слой грунта треснул под его грузом, и объект, зацепившись хвостом за сарай, наполовину провалился в шикарное подземелье. Широкий розовый хвост, похожий на ракету, – из тех, что показывают по телевизору, торчал возле дерева, переливаясь серебряными обводами.
