Текст книги "Яблоневый шепот (СИ)"

Автор книги: Ксения Алексеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 31 страниц)

     – Нет. Это ты послушай. – Крашникова даже немного потряхивало от нервного напряжения. – Тебе бы романы писать! Это же не бразильский сериал! Думаешь, такое возможно в реальной жизни?!

     – А почему нет?! У них было все – власть, влияние, деньги! Они могли заплатить всем, кому необходимо – медперсоналу, чиновникам, кому угодно, а технически это вовсе не сложно! – Городовая уверенно гнула свою линию. – Думаешь, шестнадцатилетнюю напуганную девчонку так уж сложно обмануть в подобных обстоятельствах?

     – Послушай себя! Следуя твоей логике, Маргарита рожает сына, но все обставляют так, будто новорожденный ребенок умер!

     – Совершенно верно!

     – И что же дальше? После выписки из больницы она оплакивает его, одновременно оставшись без парня, который, подчинившись воле родителей, больше не хочет иметь с ней ничего общего. Она переживает все это, после чего начинает жить дальше, навсегда закрыв для себя эту тему?

     – Да, именно так, – кивнула головой Городовая.

     – Бред какой-то, – Крашников напряженно размышлял, а Городовая тем временем продолжала развивать свою теорию.

     – А тем временем вполне здоровый малыш растет где-то неподалеку, любимый бабушкой и дедушкой.

     – Так. И кем же он воспитывается? Сами они явно не принимают в его воспитании активного участия, раз уж так тщательно скрывают факт существования наследника? – Крашников задал вопрос, все еще сомневаясь в этой сериальной истории, но понимая, что уже начинает втягиваться и проникаться ее очередной безумной идеей.

     – Смотри. Королевы прекрасно понимают, что их сын – слишком безответственный человек, чтобы доверить ему такую тайну. Но и сами они постоянно заниматься ребенком не могут – возраст, время и все таки – тайна...

     – И им нужна женщина, которая будет молчать и станет для ребенка матерью, и будет воспитывать их внука в любви и комфорте, – закончил Крашников мысль Городовой.

     – Совершенно верно. И я считаю, что именно эта женщина навещала здесь стариков – Катерина Лаврова, – лицо Оксаны светилось, она была явно довольна собой.

     – Как складно у тебя все получается! Но куда потом подевался мальчик? Куда делся внук? Почему он не общался с бабкой и дедом? – Крашников все еще считал эту теорию слишком неправдоподобной.

     – Ну, здесь разные сценарии могут быть, – Городовая была непоколебима – вот кому в зыбучих песках догадок и предположений не было равных, она уверенно продолжала рассуждать вслух. – Например, после того, как погиб единственный сын Королевых, они так горюют, что внук для них отодвигается на еще более дальний план, чем был до этого, в результате чего их воспитание сводится лишь к безликому финансированию его нужд. Или, как выразился Николай Федорович, «эта стерва», думаю речь о Катерине, запрещает им видеть их внука по какой-то причине.

     – С чего бы ей – Катерине – запрещать старикам видеться с внуком, ведь, как я понимаю, она существует полностью за их счет?

     – Ну, не знаю… Возможно, для того, чтобы у ребенка не было проблем в будущем – в школе и так далее, наверняка эта женщина с самого начала документально была родной матерью этого мальчика. Не исключено, что в какой-то момент она почувствовала себя вправе ограничивать контакты своего сына с нежелательными для его окружения, по ее мнению, людьми. А может быть просто потому что старики перестали дружить с головой – ведь сиделка сказала, что они путали реальность с вымыслом еще восемь лет назад.

     – Это один из самых безобидных сценариев, – хмыкнул Крашников.

     – Да, учитывая, что Королевы та еще семейка, – кивнула головой Городовая.

     – Это все, конечно, необычайно интересно, – произнес Крашников, но каким образом это может касаться нашего расследования?

     – Самым непосредственным образом, – Городовая загадочно улыбнулась. – Думаю, мы прекрасно знаем, что стало с внуком Королевых! – Она снова сделала многозначительную паузу, после чего воскликнула: – Ну, Лаврова Екатерина, Лавров Павел, вспоминай!

                    Следователь с видом победительницы наблюдала, как меняется выражение лица Крашникова. До него наконец-то дошло, о чем она говорит.

     – Ни хрена себе! Думаешь, это и есть наш Лавров?! Одна из жертв нашего маньяка?!

     – А как же! Я уверена, что он и есть. Вот мы и нашли связь. Наши первые жертвы – Валентина Маркина и Павел Лавров не просто родственники – они брат и сестра, по матери.

     – Ну ни хрена себе! – повторился изумленный Крашников. – Как ты вообще до всего этого додумалась?!

     – Это всплыло в разговоре, – Городовая рассмеялась.

     – Так значит, убийца знал о том, что эти двое – брат и сестра?

     – Боже мой… – Городовую поразила очередная догадка. – Именно! Конечно знал! Что если он именно этого и хотел?!

     – О чем ты? – снова не понял Крашников, похмелье сыграло с ним сегодня дурную шутку, так плохо он никогда не соображал. Но на Городовую судя по всему, такие вещи не оказывали никакого влияния. Она лихорадочно сопоставляла все известные факты расследуемого дела, рассуждая вслух:

     – Мы уже знаем, что второй убитый мужчина – не наш клиент, это дело рук другого убийцы. Остается лишь один мужчина – Лавров Павел, а остальные четыре жертвы – женщины. Так… что все это значит…

     – Убийца знал, что Лавров и Маркина – родственники и убил их обоих, именно с них началась череда его преступлений, – попытался помочь Крашников, рассуждая вместе с Городовой.

     – Возможно, его целью и были только эти двое родственников,  – веско закончила свою мысль Городовая.

     – Э… – Крашников недоуменно взглянул на Городовую, – а как же остальные жертвы?

      – Убийство пары родственников послужило толчком, запустило патологический процесс, заставляя его убивать, снова и снова. Но уже только женщин.

     – Что это значит? Что убийство девушки доставило ему большее наслаждение, чем убийство парня?

     – Возможно.

     – И что нам это дает? Ну, родственники они, а дальше что?

     – Возможно – это самое главное в нашей истории. – Городовая тяжело вздохнула.  – Теперь у нас появилась более конкретная информация об убийце. Теперь мы хотя бы можем предположить, что в его жизни убийцы место какая-то травмирующая ситуация, связанная с женщиной, возможно с родственницей, к примеру, с сестрой.

     – Я понял. Согласен, это сужает круг подозреваемых, – Крашников начал приходить к мысли, что Городовая как всегда права во всем.

     – Да, вот что нужно искать теперь… вывернуть базу преступлений наизнанку… – Городовая задумчиво кивала головой.

      – Слушай, а может его обижали в детстве, и теперь он символично убивает себя и обидчицу? – спустя несколько секунд предположил Крашников, чтобы показать коллеге, что поддерживает ее теорию.

     – Нет, не думаю… Возможно… но я считаю, что большее значение имеет то, как он ухаживает за жертвами после убийства. – Городовая задумалась на несколько секунд, после чего продолжила. – Не уверена, что контекст верный, но травмирующую ситуацию, связанную с близкой женщиной, с родственницей, однозначно нужно учесть.

                  В автомобиле повисла тишина, перебиваемая тяжелыми вздохами Крашникова. Городовая, как всегда проявила невероятную смелость в предположениях, а вот он никогда не мог позволить себе мыслить столь свободно и безгранично. И иногда, несмотря на то, что следователь давно убедился, что Оксана в большинстве случаев оказывается права в своих  предположениях, они все же казались ему притянутыми за уши. То, о чем она говорила сейчас, представлялось ему слишком фантастичным. Однако, спорить с ней он не собирался. У них и так слишком много нерешенных проблем и вопросов, чтобы усугублять ситуацию сомнениями в профессиональном чутье и интуиции Городовой.

                  А она, тем временем, могла думать только о расследовании, и все больше убеждалась в том, что взяла правильное  направление.

     – Действительно, ведь он не просто убивает их, обычным способом умертвляя очередную женщину, – снова начала она рассуждать вслух. – Он ухаживает за ней, обращается с ней как с близким человеком… и может быть именно это доставляет ему ни с чем не сравнимое удовольствие, а не само убийство. Или ему этого не хватает – какую-то часть жизни он делал это для нее – ухаживал, мыл, расчесывал волосы, а потом потерял такую возможность – может быть она, к примеру, умерла. Он горюет, и так успокаивается, понимаешь?

     – А что – за живой женщиной ухаживать нельзя? – буркнул Крашников.

     – Это больной человек. Его система ценностей сильно искажена. Но она есть и важно понять ее.

     – Может, позвонить Алене, чтобы она пробила по базе мужчин, подпадающих под новый параметр?

     – Конечно, обязательно. Нужно проверить – есть ли что-то подходящее… Но не сейчас, мне нужно переспать со всем этим.

                  Крашников вдруг заметил, что у Городовой сильно трясутся руки:

     – Что с тобой? – обеспокоенно спросил он.

     – Я не знаю, наверное, адреналин. Много всего навалилось в последние дни… Знаешь, я в последнее время… много чего чувствую. Видимо, это перегружает мою нервную систему…

     – Чем я могу помочь? – Крашников обеспокоенно смотрел на коллегу. Они оба были взвинчены, но трясущиеся руки – это было слишком. Однако Оксана, беспечно махнув рукой, ответила:

     – Ничем. Мне просто надо отдохнуть.

                   За окном стемнело и город почти опустел. Следователи проезжали по освещенным фонарями, улицам, размышляя над перипетиями человеческих судеб, в том числе думая о собственных чувствах и проблемах. У обоих нервы были на пределе. Насыщенный день – поток важной информации, похмелье… однако, несмотря на усталость, они оба не спешили к конечной остановке. Сегодня вечером им обоим было страшно оказаться наедине в одном помещении – эмоциональный накал был слишком велик, чтобы вечер закончился как обычно. И, все же, путь до дома стремительно сокращался.

                   В какой-то момент Городовая поняла, что больше не может терпеть это напряжение, не может сдерживать себя. Она физически ощутила острую потребность высказать Крашникову то, что должна была сказать давным – давно:

     – Послушай… Прости меня, – слезы сами собой полились из ее глаз.

                  Крашников резко свернул на обочину дороги и тяжело дыша, опустил голову на руль.

     – Почему? – спустя несколько бесконечных секунд, тихо задал он вопрос, который рвался наружу, словно нарыв, с тех самых пор, как они с Оксаной расстались. В этом вопросе звучала вся боль, которую он пережил с момента ее ухода почти год назад.

     – Я… дело только во мне. Ты – самое лучшее, что произошло со мной в жизни. Но… я тебя недостойна, – тихо ответила Оксана.

                   Следователь ошарашено повернулся к ней:

     – Это и есть та самая веская причина, по которой мы не можем быть вместе?

                   Женщина положила руку на щеку своего любимого мужчины и, заглянув в его глаза, всматриваясь в самую душу, прошептала:

     – Прости меня за все. У меня слишком много проблем и комплексов... личных, внутренних, мне трудно об этом говорить и… я не хочу, чтобы ты страдал.

     – Я уже страдаю! – Крашников смотрел на Городовую глазами, полными боли, любви и отчаяния. – Страдаю так, как никогда не страдал! Если ты любишь меня – избавь меня от этого. Просто будь со мной!

                  Городовая молчала, продолжая гладить его щетинистую щеку.

     – Ответь мне сейчас и мы больше не будем к этому возвращаться, – твердо, но тихо попросил Крашников. – Если любишь – твои проблемы будут нашими, общими, и мы попробуем их решить. Только скажи. Если не любишь – я пойму. Переживу. И все – равно буду рядом, потому что не могу по-другому.

                   Секунды тишины, повисшие над следователями, свинцовыми каплями падали на их горячие головы.

     – Я люблю тебя. Всегда любила, – наконец ответила Городовая, так же тихо.

                   Крашников закрыл глаза, ощущая как волна невероятного облегчения и глубочайшего счастья накрывает его, и поцеловал дрожащую руку Оксаны.

     20

                   Утро выдалось серым и ветреным. В приоткрытое окно прорывался холодный воздух, который своим дуновением разбудил Городовую. Она открыла глаза и посмотрела на часы на экране телефона, лежавшего рядом на тумбочке. Не было еще и семи утра. Постепенно в памяти восстанавливались события вчерашнего вечера, вызывая приятную теплоту где-то в груди. Диван был расправлен, рубашка и джинсы Крашникова лежали рядом с ее вещами на полу. Самого Крашникова рядом не было, однако, она услышала аромат кофе, доносившийся из кухни. Медленно усевшись на диване, Городовая потянулась, улыбнувшись своим ощущениям, и уже хотела отправиться на кухню к Крашникову, как ее прошиб холодный пот – она вспомнила сон, который приснился ей этой ночью.

                   Это был именно такой сон, какие снились ей раньше и помогали в расследованиях, она сразу поняла это. Она находилась на кладбище. Столько крови… И яблоки. Повсюду были яблоки, залитые кровью. Что все это значило? Это должно касаться расследования, но… Яблоки? Разве она когда-либо с кем-то обсуждала… яблоки? Городовая стала мысленно прокручивать все детали и подробности расследования, вспоминая, когда и при каких обстоятельствах речь могла идти о яблоках. Что за чушь, при чем тут вообще яблоки?! Но она уже не могла думать ни о чем другом. Ее захватил азарт – зудящее, будоражащее чувство, которое овладевало ею раньше при каждом расследовании и не давало остановиться, пока дело не будет раскрыто.

                 Ей стало просто необходимо прямо сейчас просмотреть документы и фотографии по делу еще раз. Она снова становилась самой собой.

                  Вскочив, собрав в охапку свои вещи и прихватив чистое нижнее белье и полотенце, она побежала в ванную. Наскоро приведя себя в порядок, она оделась и выскочив из ванной, столкнулась на пороге с Крашниковым.

     – Где пожар? – удивленно спросил он.

     – Нигде. Все хорошо, мне снова нужно просмотреть фотографии и документы, – Городовая чмокнула следователя в щеку и начала обуваться.

     – А что за срочность? Может, позавтракаем?

     – Нет, мне нужно увидеть их прямо сейчас.

     – Ну, хорошо, хорошо, – Крашников снова увидел знакомый блеск в глазах Городовой и понял, что останавливать ее бессмысленно. – Ты иди, а я догоню.

                   Когда Крашников заканчивал эту фразу, Городовая уже спускалась по лестнице, не дожидаясь его одобрения. Вздохнув, он закрыл за ней дверь, улыбнулся и пошел одеваться.

                   Через пятнадцать минут, когда он вошел в кабинет, где работала Городовая, он увидел ее сидящей за столом и через лупу разглядывающей что-то на одной из фотографий.

     – Привет. Как успехи? – он осторожно подошел к столу.

     – Как у тебя с ботаникой? – Городовая подняла голову от фотографии.

     – Не понял… – Крашников в недоумении смотрел на коллегу.

     – Как с ботаникой? Я кое-что обнаружила на фотографии, чего не видела ранее. Но пока не пойму – что именно.

     – Покажи, – Крашников взял лупу из руки Городовой.

                   Городовая указала на небольшой участок на фотографии, зафиксировавшей  первую жертву.

     – Посмотри сюда. Что это за листья?

                   Крашников внимательно всмотрелся в небольшие овальные листочки, незначительно отличающиеся от всей остальной зелени на фотографии.

     – Не знаю… Какие-то листья. Что это?

     – Я пока не знаю. Кстати, они есть всех фотографиях, кроме одной. На фото Шумина их нет.

     – Не может быть… – Крашников всмотрелся в фотографии, разложенные на столе. – Значит, ты обнаружила эти листочки на фото трупов, убитых нашим маньяком? – Крашников пока еще до конца не понимал важности открытия Городовой, но чувствовал, что оно стоит того, чтобы обратить на него внимание.

     – Совершенно верно. Возможно, это его визитная карточка, – Оксана удовлетворенно покачала головой, как всегда, не сомневаясь ни в чем. – Осталось понять, что это за листья, и что они для него означают.

                    В этот момент в кабинет вошла Алена:

     – Всем привет, чем заняты?

     – Как у тебя с ботаникой? – хором спросили криминалиста следователи.

     – Э… – оторопев от неожиданности, Алена смотрела на коллег, задаваясь вопросом – не послышалось ли ей.

     – Посмотри сюда, – Крашников передал лупу Алене, – видишь?

                   Алена послушно склонилась над столом и некоторое время молча рассматривала фотографии.

     – Э…. что я должна увидеть?

     – Листья. – Годовая нервно теребила серебряный браслет на своем запястье.

     – Какие именно? Здесь куча всякой травы… – Алена все еще не могла разглядеть то, что так заинтересовало следователей. Наконец, она заметила листочки, немного отличающиеся от обычной полевой травы. – Ах… вот это? Они есть на всех фото?

                  Городовая молча пододвинула к ней все фотографии, не вдаваясь в подробности о том, что на одной из них листочков все  же нет.

     – И что не так с этими листочками? – снова спросила Алена.

     – Пока не знаю, – задумчиво ответила Городовая. Ее ответ удивил криминалиста, но следователь продолжила:

     – Их очень мало, буквально по шесть – семь штук на каждой из фотографий. Возможно, вокруг места нахождения трупов есть еще, но на фото они не попали – то есть,  их в любом случае мало и растений с такими листьями поблизости не видно…. – Городовая отвечала, все так же сосредоточенно, словно боясь упустить какую-то мысль, сама пока не понимая какую именно. – Они отличаются от всех остальных формой и размером… других таких нет.

     – Листочки? Серьезно? – Алена с иронией посмотрела поочередно на следователей. – Может я займусь чем-то другим, не настолько… глобальным?

                   Городовая словно очнувшись, посмотрела на Алену, после чего усмехнулась и сказала:

     – Ты права. У меня есть для тебя кое-что поинтереснее.

                   Она рассказала Алене о том, что они с Крашниковым обнаружили накануне. Алена, как и следователи, была поражена тем, что ребенок Маргариты Маркиной выжил двадцать пять лет назад но, к сожалению, стал жертвой страшного преступления, которое они расследовали в настоящее время.

     – Твою ж мать! – криминалист умела кратко и емко выражать свои эмоции и довольно часто разбавляла подобными фразами рассказ следователя.

                  Исходя из новой информации, Городовая поручила Алене снова поработать с базой, чтобы сделать немного другую выборку – теперь следователей интересовали все происшествия, связанные с женщинами, имеющими близких мужчин – братьев, мужей, отцов. Та еще задачка, но Алена, вдохновленная новыми открытиями, охотно отправилась выполнять ее.

     – Что делать мне? – Крашников чувствовал, что Городовой необходимо поработать одной.

     – Я считаю, что тебе стоит попытаться разобраться с четвертой жертвой – Шуминым Андреем. Местные полицейские, как я поняла, не предприняли ни одного адекватного шага в расследовании этого преступления. Но я думаю, оно может быть как-то связано с нашим основным расследованием, возможно, это поможет каким-то образом. Тем более, раз уж нас двое…

     – Я понял тебя. Я согласен. Сейчас же займусь этим. Ты не против, если я займу часть стола?

     – Нет, я очень даже «за», – Городовая улыбнулась Крашникову и подмигнула.

                   Оксана вернулась к изучению фотографий, больше не обращая никакого внимания на Крашникова, уж что-что, а концентрироваться на работе, отодвигая на дальний план все остальное, она умела. Сфотографировав заинтересовавшие ее листья на телефон и отправив фотографию по электронной почте в лабораторию Особого отдела, она продолжила рассматривать материалы, попутно дожидаясь ответа коллеги – биолога, и мимоходом размышляя над тем, какая замечательная была идея – собрать в этой лаборатории специалистов различных областей знаний.

                   Самые лучшие умы Министерства внутренних дел, пользуясь оснащенными по последнему слову техники лабораториями, не выходя из кабинета, оказывали неоценимую помощь следователям Отдела, работающим на «земле». Следователей было немного – до недавнего времени, всего десять человек, но на них работало около сорока специалистов в лабораториях Особого отдела. Следователей должно было быть как минимум в два раза больше, но начальник Особого отдела, Владимир Анатольевич, предъявлял к соискателям очень высокие требования. Он лично подбирал персонал в свой Отдел, а потому находился в постоянном поиске людей, удовлетворяющих параметрам, им же и установленным. Последним его приобретением оказался Крашников и это не могло не радовать Городовую. Одиннадцатый следователь по всем параметрам соответствовал и ее требованиям.

                   Посмотрев на место, где совсем недавно находился Крашников, Городовая с удивлением обнаружила, что там его уже нет, а она даже не заметила, когда он ушел. На секунду она засомневалась в правильности своего решения заняться параллельными расследованиями, но ее размышления по этому поводу прервал звонок телефона, оповещающий о получении электронного письма. Открыв его, Городовая настолько изумилась, что все посторонние мысли мгновенно испарились из ее сознания.

     21

                   Листья, которые Городовая обнаружила на фотографиях с мест обнаружения трупов, оказались яблоневыми. А яблони, о чем она по чистой случайности совсем недавно узнала, произрастали в этих краях, лишь на одной небольшой территории.

                   Служебный автомобиль, выделенный следователям для работы, отсутствовал – на нем отправился по своим делам Крашников. У Городовой возникла мысль попросить помощи у Максима, но она тут же откинула этот вариант, как неприемлемый. Парень нравился ей, но она уже определилась со своим выбором. Да и не было у нее никакого выбора, она всегда любила Крашникова и тосковала по нему, а Максим был просто неплохим парнем, с которым она могла бы приятно провести немного времени, но не более. У Максима никогда не было никаких шансов на серьезные отношения с ней, хотя он явно так не считал и сейчас Городовой не нужны были все эти сложности во взаимоотношениях с коллегой, поэтому она отправилась на кладбище на такси.

                   Подъезжая к погосту, следователь обратила внимание на то, насколько отличается сегодняшняя погода от вчерашней, когда они, примерно в это же самое время, оказались здесь с Крашниковым. Вчера это место казалось по-хорошему необычным и дружелюбным, благодаря ясному небу и солнцу, тогда как сегодня его вид вызывал совершенно противоположные эмоции.

                   Высадив ненормальную пассажирку, пожелавшую ненастным субботним утром посетить кладбище, таксист немедленно уехал, не поинтересовавшись – стоит ли ему ее  дожидаться. Всплеснув руками от неожиданного кульбита таксиста, Городовая повернулась по направлению к домику смотрителя, сегодня казавшемуся не таким уж светлым и приветливым. Пронизывающий ветер забирался под одежду и шарил там своими холодными пальцами. В его завываниях в ветвях кладбищенских деревьев слышалось нечто зловещее, словно какое-то предупреждение. В какой-то момент Городовая, подчинившись иррациональному чувству, явственно ощутив за спиной чье-то присутствие, резко обернулась, но никого не обнаружила. Она немного отдышалась, пытаясь унять гулко колотившееся сердце и снова развернувшись в сторону домика, столкнулась нос к носу со смотрителем.

     – Что за черт… – сорвалось с губ Городовой.

     – Как и вчера, вы приняли меня за кого-то другого, – с серьезным лицом ответил Юлий.

     – Простите, просто я… просто вы появились так неожиданно, – сердцебиение Городовой все никак не восстанавливалось.

     – Зачем вы здесь? – нетерпеливо спросил Юлий.

     – Мне нужно поговорить с вами.

     – Сегодня нет времени на разговоры, сегодня плохой день, – во внешнем облике Юлия со вчерашнего дня ничего не изменилось, но сегодня в его глазах плескался страх, – вы должны уехать.

     – На чем, интересно? – Городовая не ожидала такого приема от смотрителя. – И почему сегодня плохой день? Из-за мерзкой погоды? – нервно хохотнув спросила она. Через секунду, словно ей в ответ, прямо над их головой громыхнул гром и небеса разверзлись. Ливень хлынул с такой силой, что Городовая мгновенно промокла до нижнего белья. Юлий схватил ее за руку и потащил в сторону домика. Городовая не сопротивлялась, потому что стена воды, обрушившаяся на них, не позволяла маневрировать. Заскочив под крышу небольшого крыльца, они с Юлием оба тяжело дышали, так как под проливным дождем сложно было сделать даже вдох. Отдышавшись, смотритель открыл дверь домика и приглашающим жестом предложил Городовой войти.

     – Что творится… – Городовая вошла в домик и чуть не растаяла от того, насколько в нем оказалось тепло и уютно.

     – Да, этого в прогнозе не было, – ворчливо произнес Юлий, подкладывая несколько поленьев в печку. – Вам бы переодеться, а то еще заболеете.

     – Ничего страшного, постараюсь не заболеть.

     –  Не надо так рисковать. Особенно в такой день… – с этими словами смотритель достал из небольшого деревянного сундука длинную белую сорочку, на подобие тех, которые используют на крестинах, и сунул ее в руки Городовой. – Я выйду за дверь, а вы переоденьтесь.

     – Ну что вы, не стоит, – попыталась протестовать Городовая, но Юлий прервал ее на полуслове:

     – В ближайшее время вы отсюда не выберетесь, а если будете долгое время находиться в мокрой одежде, да еще в такой день, то обязательно заболеете. Вам не стоит стесняться или бояться меня. Я не причиню вам вреда. Я только хочу помочь. – С этими словами Юлий вышел за дверь, и Городовой не оставалось ничего, как снять всю свою одежду и облачиться в сухую и теплую рубашку. Она действительно не боялась Юлия, доверяла ему, хотя знала его чуть больше суток. Единственное, что она испытывала в данный момент, так это неудобство из-за того, что доставляет ему лишние хлопоты. Когда она уже развешивала мокрую одежду на стул, поставленный рядом с печкой, раздался деликатный стук в дверь.

     – Входите, я переоделась. – Помешкав несколько секунд, она добавила, – спасибо вам большое и извините за доставленные неудобства.

                   Юлий закрыл за собой дверь, повернув замок на два оборота. Заметив напряженный взгляд Городовой, он сказал:

     – Не бойтесь меня. Я не маньяк. Но опасаюсь таковых. Особенно в такой день.

                   После этих слов он подошел к шкафу и достал оттуда чистую футболку. Сняв мокрую насквозь рубаху, он развесил ее на пустой стул возле печки. Надев сухую одежду, смотритель наполнил чайник водой из пятилитровой фляги и поставил его на печку. Городовая вспомнила, что в прошлый раз Юлий использовал электрическую  плитку, но почему бы не сэкономить на электричестве, раз уж печь все равно растоплена.

     – Я знал, что вы придете, – вдруг произнес смотритель. – Именно вы.

     – Откуда вы это знали? – осторожно спросила Городовая, присаживаясь на один из стульев возле окна. В присутствии кладбищенского смотрителя она чувствовала себя в безопасности и не чувствовала ни малейшей угрозы для себя.

     – В прошлый раз я говорил вам, что кладбище открывает свои тайны не всем. Вам повезло. Или нет – как посмотреть. – Юлий присел на стул напротив Городовой. – Но теперь вам придется узнать еще кое – какие его тайны. По крайней мере те, которых вы достойны.

     – Что вы хотите сказать? – Городовая уже согрелась и расслабилась, поэтому чувствовала себя намного увереннее, чем каких-то десять минут назад, хотя ситуация почти не изменилась, и гроза за окном только набирала обороты, судя по все учащающимся раскатам грома и яркому белесому свету, то и дело окрашивающему водяную стену за окном.

     – Только то, что сказал. Просто я знал, что вы вернетесь сюда снова.

                   Городовая помолчала некоторое время, решая – говорить Юлию о том, что у него предположительно, был еще один племянник, или не стоит. Смотритель грустно и внимательно наблюдал за ней все это время, словно видя ее внутреннюю борьбу. Наконец она решилась:

     – Юлий, я должна сказать вам кое-что… неприятное.

     – Именно, – смотритель обреченно покивал головой, словно уже зная, о чем она хочет сказать.

                   За все время, пока Городовая рассказывала ему о печальной судьбе его второго племянника, Юлий не проронил ни слова. Закончив рассказ, Городовая тяжело вздохнула и взглянула на смотрителя, из глаз которого текли слезы.

     – Мне очень жаль, – сказала она, внезапно смутившись от вида мужских слез.

     – Простите меня, – Юлий вытер слезы ладонями. – Простите. Как же невероятно переплетаются человеческие судьбы! Я теперь уверен, что первенец Маргариты родился тогда! Я всегда чувствовал, что в истории с этим ребенком не все чисто. Но каков масштаб! – он встал и нервно зашагал по комнате, его настроение резко изменилось. – Королёвы всегда были королями интриг, но чтобы такое! Они скрыли это даже от собственного сына!

     – Как вы думаете – если все это действительно правда – Евгений об этом знал? – Городовая все еще сомневалась по поводу этого аспекта.

     – Нет! Нет, что вы! Я уверен на сто процентов – он не знал ничего! На сто пятьдесят, если на то пошло! Он был моим лучшим другом! Это была странная дружба, завязавшаяся не из совсем правильных побуждений, но… мы пережили вместе такое, что некоторым и не снилось! Он никогда, никогда, ни словом, ни жестом, ни намеком не дал понять, что знает о рождении сына! Если бы он знал, все бы в его жизни пошло не так! Все было бы совсем по-другому…

     – Да. Я тоже так думаю, – ответила Городовая после небольшой паузы. Она задумчиво смотрела в окно, за которым кроме белой стены дождя, ничего нельзя было разглядеть. – Если я права, старшие Королевы провернули все чрезвычайно аккуратно.

                  Юлий еще некоторое время походил по комнате, иногда восклицая нечто, вроде: «Каков масштаб!», или «Ну надо же!», однако, его прервал свист закипевшего чайника. Сняв его с печки, смотритель заварил чай в заварочном чайнике и почти сразу разлил по кружкам. Дождь за окном и не думал прекращаться, гром громыхал так, словно это был его последний шанс проявить себя этой осенью.

                   Выставив на стол вазочки с печеньем и конфетами, Юлий взял свою кружку, но его руки дрожали так, что чай проливался.