Текст книги "Яблоневый шепот (СИ)"

Автор книги: Ксения Алексеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)

     – Ну, мы можем опросить только тех, кого опрашивали Алена и Максим…

     – Не знаю. Дай мне минуту.

                   Городовая попыталась сосредоточиться и решить, что же им делать дальше, но похмелье и недосып невероятно отвлекали. Для начала было необходимо прийти в себя: Городовая достала из сумочки таблетки от головных болей и проглотила сразу две штуки, запив водой из бутылки, которую все утро держал при себе Крашников.

                   Через пятнадцать минут, в течение которых следователи вяло перебрасываясь короткими фразами, снова перебирали имеющиеся документы и фотографии, так и не решив – в каком направлении им двигаться дальше, раздался звонок телефона Городовой. Звонила Алена.

     – Привет… Я так понимаю, я на вашей съемной квартире?

     – Правильно понимаешь. Привет.

     – Слушай… мне так неудобно… Как вы… как я…?

     – Ален, все нормально. Я уверяю тебя, ничего страшного не произошло. И, кстати, мы с Дмитрием рады, что ты вообще жива…

                   Алена нервно хохотнула, однако было понятно, что в ближайшее время ей будет крайне неловко в присутствии следователей.

     – Я тоже рада, конечно… Извините меня – и ты и Дмитрий, я прошу прощения, что так…

     – Я серьезно, Алена, все нормально. Мы с Дмитрием очень быстро тебя вчера догнали.

     – Правда? – в голосе Алены послышалось облегчение, – слушай, я так рада…

     – Верю, – Городовая поняла, что голова трещит уже не так сильно, как совсем недавно, – ты подойдешь сюда?

     – Да, чуть позже… кстати, я ведь не сама проснулась, – Аленин тон голоса почти приобрел привычные деловые интонации. – Мне позвонила моя знакомая из криминалистической лаборатории. На днях я отвезла результаты проб, которые собрала с трупов, и попросила ее проверить все повторно – на всякие там странности и непонятности.

     – Так, – Городовая напряглась, чувствуя, что за этими словами Алены последует нечто очень интересное.

     – Так вот, моя знакомая сообщила несколько минут назад кое-что интересное. Я не понимаю – что это может означать для нас… Первое – у Шумина в крови нашли сильные антидепрессанты.

     – Сильные – это какие?

     – Я пришлю тебе их название, но суть в том, что обычно их выдают только по рецепту.

     – Понятно. Но это мало чем может нам помочь, возможно, Шумин страдал депрессиями… Разве что отследить места, где он их покупал?!

     – Да, действительно, может это нам и не поможет, просто информация. Но это не главное. Вторая новость – просто бомба! Я, правда, пока вообще ничего не понимаю, но первые две жертвы – родственники.

     – Родственники?! – Городовая не верила своим ушам, – что значит родственники?!

     – Ну, не знаю – точнее сказать она не может, но они родственники, причем – близкие.

     – Ясно, ясно, мне надо подумать… – Городовая лихорадочно соображала – что это может значить для них, для всего расследования, а Крашников непонимающе таращился на коллегу, нетерпеливо дожидаясь объяснений.

     – И еще одно, – Алена торопилась поскорее закончить разговор, так как ее тошнило. – Первые две жертвы были убиты примерно в одно время. – Алена, почувствовав, что больше не может говорить, так как ее желудок вот-вот вырвется наружу, резко буркнула, – ну, до связи, – и бросила трубку.

                  Городовая ошарашено пересказала Крашникову содержание их разговора с Аленой.

     – Невероятно! Это действительно важно! – только и смог ответить ей следователь, удивленно глядя на коллегу, так же, пока не понимая, что все это может значить для расследования.

                 Через некоторое время, когда новая информация немного улеглась в головах обоих следователей, план дальнейших действий родился сам собой.

     – Первые две жертвы убиты примерно в одно время, но их трупы сброшены в разное время и в разных местах… Кроме того – они родственники… Почему об их родственной связи не говориться ни в одном документе по расследованию? Выходит, их родство не подтверждено документально? Эти две семьи ведь даже не общались между собой!

                Городовая взволнованно жестикулировала. Она чувствовала, что новости Алены невероятно важны, однако, пока все же не понимала – почему и это выводило ее из себя.

     – Надо побеседовать с родителями Павла Лаврова и Валентины Маркиной, и теперь мы точно  знаем – что именно хотим выяснить, – решительно произнесла Городовая и поднялась со стула, забыв о похмелье.

     17

                   Для того, чтобы добраться по нужным адресам, Городовая и Крашников взяли служебный автомобиль, выделенный Бикетовым для таких поездок, водителя – Максима – они привлекать к этой работе не захотели.

                   Екатерину Лаврову – мать убитого Павла, следователям отыскать не удалось. На звонки она не отвечала, в квартире Лаврова, как и в собственной квартире, она не появлялась ни разу после похорон сына, как утверждали соседи. Не солоно хлебавши, объехав все три небольших поселка, из которых состоял городок, следователям пришлось оставить на время мысль о беседе с этой женщиной, неизвестно куда подевавшейся в самый разгар следствия по делу об убийстве ее сына. Что-то с этими Лавровыми было не так… Городовой не терпелось выяснить могла ли женщина, воспитавшая в одиночку сына, что следовало из официальных документов, не знать, что у него есть сестра? Даже если она не поддерживала отношений с отцом Павла с самого его рождения, и сведения об отце в свидетельстве о рождении мальчика были заполнены со слов матери, могла ли она не знать, что у того есть еще дети? Это казалось маловероятным для такого небольшого поселения, как это… Тогда почему она умолчала об этом, когда ее опрашивали в рамках следствия? Для чего это могло быть ей нужно? Или все же она действительно ничего не знала…

                   Все эти вопросы пока оставались без ответа. Следователи решили предпринять  попытку прояснить ситуацию с другой стороны этого запутанного семейного многоугольника – у родителей Маркиной Валентины, убитой примерно в то же время, что и Павел Лавров, являвшийся с большой долей вероятности, ее братом.

                   Вернувшись в «основной» поселок, как называли его местные по причине того, что здесь была сконцентрирована большая часть всей скудной инфраструктуры города, следователи подъехали к трехэтажке, копии той, в которой они сами снимали квартиру, однако намного более обшарпанной и обветшалой. Выйдя из машины и оглядевшись вокруг, Городовой стало невыносимо тоскливо от того, в каких условиях вынуждены жить люди. Здесь было еще более уныло, чем во всех других частях города, хотя, казалось, подобное уже просто невозможно. Несколько обглоданных насекомыми кустов посреди двора, железная горка без лестницы, краска на боковинах которой облупилась до такой степени, что ее цвет нельзя было определить наверняка, песочница без грибка, с полусгнившими скамеечками, куда ни одна уважающая себя мамаша не отпустит поиграть своего малыша… Жильцы этого двора явно прикладывали усилия к тому, чтобы, несмотря на нищету, их двор хотя бы был чистым: ни мусора, ни опавших листьев или чего-то в этом роде, заметно не было, все урны и лавочки находились на своих местах, но, от всего этого веяло всепоглощающей безысходностью и отчаянием. Деньги на обустройство этого двора и детской площадки, по всей видимости, в последние лет двадцать, оседали в карманах местных чиновников. Детям, наверняка, тошно было выходить на улицу, и потому вокруг можно было заметить только нескольких кошек, греющихся в лучах редкого для этих мест, солнца, да бабулек, вышедших из своих убогих квартир в погожий денек, чтобы посудачить о соседях, и теперь с подозрением косившихся на незнакомцев, растревоживших их привычное времяпрепровождение. Именно к этим бабулькам и направились следователи, справедливо рассудив, что если кто и знает об интригах и хитросплетениях событий и судеб этого городка, то только эти умудренные долгими годами жизни, стражи дворового порядка.

     – Добрый день, – Городовая приветливо улыбнулась пожилым женщинам.

      – Добрый, добрый, – ответила ей бабулька в пестром платке, судя по всему, лидер этой престарелой группировки. – Чьих будете?

     – Меня зовут Городовая Оксана Евгеньевна, а это Крашников Дмитрий Сергеевич – мы следователи, приехали из столицы, чтобы оказать содействие местным полицейским в расследовании преступлений, произошедших в вашем городе.

                    В течение нескольких секунд бабушка-лидер недоверчиво разглядывала служебные удостоверения следователей. Наконец, она удовлетворенно кивнула:

     – Понятно. Меня зовут Зинаида Сергеевна, живу в этом самом доме с шестьдесят четвертого года, – бабуля произнесла это с гордостью, – по какому поводу к нам  пожаловали?

     – У нас несколько вопросов к родителям Валентины Маркиной, знаете таких?

     – Да знаем, как же не знать… Во втором подъезде живут, да уж лет двадцать как…

     – Нету их, – подала голос одна из старушек, сидевших на лавочке. – Уехали они с утра, до воскресенья будут. Родня у них в Городе...

                   Городом местные жители называли не свое поселение, а районный центр, где работала большая часть местного населения. Старушка тем временем продолжила:

     – С тех пор как Валю-то убили, ее мать одна не бывает – то родственники у нее, то она у них…

     – Понятно, жаль… – Городовая не знала, что еще сказать в данной ситуации, но тут в беседу вступил Крашников.

     – Уважаемые, а не могли бы вы оказать помощь следствию и рассказать о семье Валентины, как соседи, давно их знающие… Для успешного расследования нам необходимо собрать как можно больше подробностей о семьях погибших молодых людей, не думаю, что родители убитой девушки будут против.

                   Пока Крашников произносил свою речь, бабушки с интересом таращились на него, не смея перебивать. По какой-то причине он всегда производил особый эффект на женщин старше пятидесяти лет. Это была очень забавная особенность, иногда играющая с ним дурные шутки, но иногда оказывающаяся чрезвычайно полезной в расследованиях.

     – Ну… – престарелая женщина, являвшаяся лидером, на глазах размякла и даже, казалось, немного смутилась, – отчего же не помочь… Тем более, что мы на самом деле, давно их знаем…

     – Да чего рассказывать-то, – буркнула одна из старушек, до вступления Крашникова делавшая вид, будто не имеет никакого интереса к разговору. – Семья как семья, дети, родители… Девчонка-то уже больно хорошая была – и общительная, и заботливая… Всегда спросит – как дела, как здоровье… – Ее товарки в это время согласно поддакивали и кивали головами, подтверждая рассказ. – Мама ее – Маргаритка, тоже всю жизнь на глазах у нас – работала, дочку поднимала… Отец-то тоже порядочный. Работает, не пьет, не гуляет, вот только с вахты вернулся, а тут такое…

     – Хорошо, но нас интересует не только красивая картинка… Ведь вы знаете о своих соседях намного больше, – Крашников осторожно подбирал слова, чтобы не спугнуть осведомительниц.

     – Так не все скажешь-то… – одна из бабулек весело хохотнула, заворожено глядя на следователя. Да, Крашникову всегда с легкостью удавалось завоевать внимание аудитории пятьдесят плюс.

     – Я понимаю, – Крашников чувствовал, что еще немного и они расскажут нечто интересное, и решил немного их подтолкнуть. – Видите ли, мы проверяем одну пикантную деталь биографии матери убитой Валентины – Маргариты Сергеевны…– Бабушки внимали следователю, словно миссии. – Сколько, говорите, лет она здесь прожила?

     – А, понятно, – слово снова взяла лидер пенсионерок, – вы про то, что она в молодости разбитная была? Так это уж давно было, еще до того как Вальку родила, по молодости-то с кем уж не бывает....

     – Согласен, с кем не бывает… но нас интересует любая информация о жертвах преступлений и их родственниках. Ведь кому как не вам знать, что из прошлой жизни бывают очень неприятные приветы…

     – Да ведь и правда … а вдруг Вальку какой-нибудь бывший дружок Маргариткин прибил? Батюшки,  что делается-то…

                   Бабульки взволнованно заскрежетали, наперебой перебирая знакомых матери Валентины и не стесняясь обвинять некоторых их них во всех неприятностях, случившихся в городе за последние годы.

     – Постойте, уважаемые, – пришлось прервать этот поток Крашникову, – не могли бы вы выражаться поконкретнее – может быть какие-то имена, фамилии?

     – Ага, можно и поконкретнее, – инициативу перехватила самая древняя и самая неразговорчивая бабуля, все же попавшая под обаяние следователя, – лет тридцать назад у Маргаритки дружок был, не из местных, то ли Данька, то ли Женька, не помню уж теперь… Так вот, дружили они, ой…

     – Помню, помню, – подхватили старушки.

     – Но он какой-то был блатной – не из простых, – продолжила молчунья. Я уж теперь и не скажу – то ли бандит, то ли коммерсант какой, потомственный… Родители его – тоже из этих, больно уж деловые… Тогда это все в диковинку было – на машинах больших катались, Маргаритку возили туда-сюда… Она уж больно гордилась. А потом – чего уж вышло у них, не знаю. Только Маргаритка забеременела, а выносить не смогла, скинула – уж и срок-то большой был, и бросил ее бандит-то… Больше мы ни его самого, ни родственничков его не видали  ни разу. А Маргаритка дома отсиделась, в себя пришла, выходить стала, Василия встретила, замуж вышла, а потом и Валюшку родила…

     – Отлично, это очень ценная информация. – Крашников почти не дышал. – Что-то еще можете вспомнить?

     – Больше-то и нечего вспомнить, вот только бандита этого… Может она еще с кем гуляла, но беременная только от этого ходила…

     – А у кого можно поподробнее разузнать – хотя бы фамилию этого… бандита? – Крашников ни за что не хотел уходить без информации, он чувствовал, что это именно то, что им нужно.

     – У кого, у кого… да у самой Маргаритки – она-то уж помнит… Кстати – брат ее родной – Юлий, тогда тоже с этими бандитами якшался…

     – А, где этого Юлия найти можно? – Городовая не встречала в бумагах даже упоминания об этом человеке, и потому поспешила записать полученные данные в карманную записную книжечку.

     – Найти его можно на местном кладбище, – ответила одна из старушек и у следователей тут же сделался разочарованный вид, но почтенная женщина продолжила, – сторож он, давно там работает, с тех самых пор как из тюрьмы вышел, лет уж пятнадцать будет…

     – Спасибо вам, уважаемые, вы очень нам помогли, – воодушевленный Крашников поспешил откланяться, пока старушки не стали слишком назойливыми, каждая из них и так уже старалась привлечь к себе как можно больше внимания.

      – Да ежели чего, обращайтесь, – попрощалась за всех лидер группы бабушек. – Найдите убивцу-то… Страшно ж на улицу выйти…

     – Обязательно, уважаемые, живите спокойно.

     18

                  Городское кладбище, со слов бабушек, находилось сразу за городом, в нескольких километрах от дороги, в низине. Городовая всю дорогу была раздражена. Ее выбило из колеи то, что о дяде убитой девушки, да еще и с криминальным прошлым, им стало известно только сейчас, да и то – по чистой случайности. Сколько еще таких упущенных моментов в этом расследовании может быть, одному Богу известно.

                 Выехав на пригорок, с которого должна была быть видна его территория, Крашников, находившийся за рулем, резко затормозил. Городовая тоже мгновенно отвлеклась от своих мрачных мыслей и оторопело смотрела вперед – место, где должно было находиться кладбище, светилось и сверкало, словно перед ними раскинулось большое алмазное озеро и солнце, отражаясь в камнях, отбрасывало блики, ослепительно переливающиеся на глазах изумленных  зрителей.

     – Боже мой, что это?! – Городовая первой произнесла вслух вопрос, возникший у обоих следователей.

     – Я не знаю… Здесь должно было быть кладбище, – только и смог ответить Крашников, обычно знавший ответы почти на все  вопросы.

                   Выйдя из машины, следователи, недоуменно таращились на этот искрящийся оазис, вслух размышляя, свидетелями какого явления они стали. Спустя короткое время они с удивлением поняли, что искрится как раз территория кладбища, и пришли к выводу, что подобный эффект возник в связи с отражением солнца от отшлифованного мрамора многочисленных памятников. Однако, несмотря на полученное рациональное объяснение увиденному, Городовая до глубины души была поражена зрелищем. Крашников был изумлен не меньше, но Оксана отчетливо ощутила, что это явление – знак и что они на правильном пути в расследовании. Делиться возникшей уверенностью с коллегой Оксана не стала, помятуя о том, как недоверчиво он относится к подобным вещам. Помнится, когда она раскрыла ему тайну о своих снах, ему трудно было поверить в то, что Городовая не преувеличивала их ценность, и еще труднее было принять, что нечто неосязаемое, нематериальное, помогло следователю распутать то загадочное дело, которое они тогда расследовали.

                   Усевшись обратно в машину и проехав всего несколько метров, следователи с удивлением обнаружили, что сияние впереди пропало, и перед ними раскинулось обычное кладбище. Эффект алмазного блеска видимо просматривался лишь в определенной точке, проехав которую, его больше нельзя было видеть.

                    Подъехав к кладбищенским воротам и выйдя из машины, следователи немного задержались перед ними, читая тексты с афоризмами о жизни и смерти, выжженные на деревянных табличках, развешенных на воротах. Городовая не часто бывала на кладбищах, но на воротах тех, на которых она бывала, встречались объявления, иногда  цитаты из Библии, но афоризмы – никогда. Странно, что администрация не запретила этого, посчитав безобразием. Читая таблички, становилось очевидным, что тот, кто развесил их тут, относился к жизни и смерти с уважением, но в то же время легко, с юмором, а в частности к смерти – с каким-то странным оптимизмом.

                   Крашников тоже с интересом изучал тексты табличек, рассуждая о том, какими разнообразными способами, исходя из афоризмов, люди реагируют на смерть. Табличек было много – около тридцати, и судя по всему, здесь каждый мог найти ту, которая отражала именно его отношение к смерти. Кроме того, тексты табличек странным образом успокаивали и настраивали на философский лад, читая их, становилось легче осознавать и принимать свою смертность и смертность всего сущего.

                   Внимательное изучение табличек следователями было прервано вежливым покашливанием, раздавшимся со стороны аккуратного сарайчика  справа от ворот, судя по всему, служащего хранилищем рабочего инвентаря смотрителю кладбища. От неожиданности у следователей, не заметивших приблизившегося к ним человека, сбилось дыхание.

     – Боже мой, – в очередной раз упомянула Городовая Господа всуе.

     – Ну что вы, я всего лишь скромный смотритель этого кладбища. Разрешите представиться – Юлий, – с обаятельной улыбкой ответил мужчина, в рабочем комбинезоне, на вид чуть старше пятидесяти.

     – Э… да, конечно, – Крашников оценил чувство юмора смотрителя, сразу же догадавшись – чьей идеей были таблички на воротах. – А мы – следователи – Крашников Дмитрий и Городовая Оксана.

     – Ясно, очень приятно. Чем обязан? – не смотря на то, что этот смотритель казался подозрительно жизнерадостным для своей деятельности, он определенно был симпатичен Крашникову.

     – Мы хотим поговорить, задать пару вопросов. Вы единственный смотритель этого кладбища? – Крашников, задавая вопрос, уже знал ответ.

     – Да, единственный, на протяжении более пятнадцати лет.

     – Понятно, – в свою очередь ответил Крашников. Городовая в разговоре не участвовала, все еще находясь под впечатлением от всего увиденного, и прислушиваясь к своим странным ощущениям, возникшим в связи с этим.

     – Не хотите ли чаю? – все с той же располагающей улыбкой спросил Юлий, – я как раз собирался немного передохнуть.

     – Да, конечно, – следователи не решились отказать этому интересному человеку.

     – Пойдемте, за чаем и зададите все ваши вопросы, – смотритель направился к домику неподалеку от ворот, а следователи, переглянувшись, поспешили за ним.

                   Поднявшись следом за Юлием  по ступеням невысокого крыльца, они вошли в единственную комнату дома, в трех из четырех стенах которого, были большие окна, позволявшие видеть все кладбище целиком. Сам дом, и вся мебель в нем, были деревянными и солнце, проникавшее через ничем не занавешенные окна, отражалось от начищенных до блеска деревянных половиц и поверхностей. Кровать слева от входа, была застелена старомодным покрывалом, а на подушки, сложенные друг на друга, на старинный манер, была накинута прозрачная накидка. На каждом из трех подоконников красовались орхидеи невероятных оттенков, в прозрачных пластиковых горшках, а свободное пространство стен было завешано иконами в старых, потемневших от времени, тяжелых на вид, рамах. В углу стояла печка – голландка, наверняка необходимая в зимнее время.

     – Вы что же, живете здесь? – недоверчиво спросила Городовая.

     – А как же – живу, – добродушно ответил Юлий. – Поначалу снимал квартиру в городе, но вот уж восемь лет как живу здесь.

                  Смотритель снял рабочую куртку и повесил на вешалку возле входной двери, после чего тщательно вымыл руки в рукомойнике, с ведром под раковиной, заменяющим канализацию, и включил электрическую плитку, со стоявшим на ней чайником.

     – Пожалуйста, присаживайтесь, – пригласил он следователей, неуверенно топтавшихся по комнате. Возле круглого стола стояло четыре деревянных стула, три из которых, заняли следователи и смотритель.

     – Ну что же, пока греется чайник, может быть, приступим? – Юлий вопросительно посмотрел на следователей.

     – Да, конечно… Мы хотели расспросить вас о вашей сестре и ее семье… – осторожно начал Крашников.

                  Смотритель задумчиво смотрел на следователей некоторое время, словно оценивая – стоит ли говорить с ними о семье своей сестры, после чего, наконец, задал вопрос:

     – С чего именно мне начать? Вас интересует что-то конкретное?

                 Городовая смотрела в открытые, чистые, словно у ребенка, глаза  смотрителя, в которых, несмотря на серьезность ситуации, играли веселые искорки.

     – Начните с чего угодно, но само собой, мы хотели бы поговорить о вашей убитой племяннице.

                  Вздохнув, Юлий сложил ладони перед собой, словно за партой на уроке в школе, и приступил к рассказу.

     – Начну с того, что моя племянница – Валентина, была очень хорошей девушкой – порядочной, приличной и трудолюбивой. У нее были отличные отношения с матерью и отцом, в их семье всегда были понимание и покой. Когда случилось это… несчастье, я не мог поверить в то, что это произошло с ними... с нами. У меня нет своих детей, и я не могу быть уверенным в том, что чувствует сейчас моя сестра, но… если вы думаете, что она, или ее муж каким-то образом причастны ко всему этому кошмару – вы ошибаетесь.

                   Смотритель произнес последнюю фразу таким тоном, что ни у кого и мысли не возникло, будто он не уверен в том, о чем говорит.

     – Мы ни в чем не подозреваем вашу сестру или ее мужа… Но нам необходимо прояснить кое-что… – Городовая ступала по тонкому льду – хотя сейчас Юлий и не был похож на человека, который будет выкручиваться или врать, но все же, со слов соседей, много лет назад он каким-то образом был связан с людьми, не вызывавшими доверия, а после, отбывал длительный срок в тюрьме, а значит, на самом деле мог оказаться совсем другим человеком, нежели казался с первого взгляда.

     – Нам известно, что ваша сестра – Маргарита, в молодости встречалась с мужчиной от которого забеременела…

     – О, вы об этом?! – совершенно искренне удивился Юлий, – вот уж не думал, что вас заинтересуют дела тридцатилетней давности!

                    Крашников заметил, что кроме удивления, Юлий продемонстрировал и какую-то другую эмоцию. Следователь не был уверен – что это было – страх, или что-то другое, но смотритель явно напрягся  после того, как узнал, о чем пойдет речь.

     – Нас интересуют не все события тридцатилетней давности, – спокойно ответил Крашников. Мы лишь хотим узнать – с кем встречалась ваша сестра до того, как вышла замуж, кем был тот мужчина и чем закончились их отношения.

                   Юлий встал со стула и подошел к одному из окон. Он долго молчал, но следователи не торопили его, понимая, что если поведут себя осторожно, то, возможно, смогут получить больше информации.

     – Это был самый неприятный период в моей жизни. Я расскажу, правда не понимаю, для чего вам понадобилась эта информация. – Юлий решился. – Да, моя сестра встречалась с мужчиной. Он был моим лучшим и единственным другом. Скажем так, мы не были друзьями в привычном понимании этого слова, мы просто делали общий бизнес. Не совсем законный бизнес – мы перепродавали машины, и они не всегда были… чистыми, ну, вы меня понимаете.

                   Следователи отлично понимали, о чем речь. Вкратце, из слов Юлия следовало, что он и небольшая компания молодых людей под руководством отца его друга, перепродавали краденые машины, что в те времена было не такой уж дикостью. Однако в какой-то момент между партнерами что-то пошло не так и Юлия посадили. После отсидки он не вернулся к своим делишкам, а ушел совсем в другую область человеческой жизни, хотя, кто знает…

     – Так вот, этот друг… Женя… Я сам познакомил их с Маргаритой. Потом она забеременела. Ей было всего шестнадцать, а парень не собирался жениться на ней. В общем, тогда всем казалось логичным, что этот ребенок ей не нужен. Однако, семья Женьки считала по-другому. Они уговорили Маргариту выносить ребенка... Наши родители были против, но… Женькины родители оказались  настойчивее, предприимчивее… Они вообще были очень влиятельными в то время… обещали помогать во всем после родов… В общем, Маргарита согласилась. Но ничего не вышло – на восьмом месяце беременности начались преждевременные роды и ребенок не выжил. Союз моей сестры с Евгением, окончательно распался. Но Маргарите повезло, она смогла восстановиться после всего этого кошмара, и жила более-менее хорошей жизнью, до недавнего времени. Иногда, я думаю, что если бы у нее родился тот ребенок, сейчас все было бы по-другому.

                   В комнате воцарилась тягостная тишина.

     – Нам очень жаль… – тихо сказала Городовая.

     – Знаете, – Юлий развернулся к следователям, и посмотрел на них блестящими от слез глазами, – раньше я думал, что плохие вещи происходят только с плохими людьми. Но, со временем  я понял, что плохие вещи могут случаться со всеми – так Бог чему-то учит нас, помогает нам что-то осознать, какие-то ошибки, за которые мы еще не попросили прощения у Отца нашего.

                   Крашников и Городовая молча внимали смотрителю, потеряв счет времени. От слов Юлия веяло тяжелой, нажитой собственными потом и кровью, мудростью, и его хотелось слушать, потому что в настоящий момент он делился частичкой этой мудрости. Это были слова не уголовника, внезапно обретшего мудрость и веру в Бога во время очередной отсидки, это были слова человека, пришедшего к Богу кровавой дорогой осознания собственных грехов и ошибок.

     – Я расплатился со своими долгами перед обществом, – тихо завершил свою речь Юлий. – Десять лет колонии строгого режима – достойная плата за то, что я совершил. Но мне осталось сделать главное – заслужить прощение перед Богом и людьми, а это намного сложнее и вряд ли осуществимо, но я пытаюсь, прошу прощения за все нечестивые деяния, которые совершил когда-то. И сейчас я счастлив, потому что имею возможность каждый день очищать душу, моля прощения за каждую из своих ошибок – я осознал их, знаю о них. Моя сестра никогда не делала ничего плохого. Никому. Но что-то привело ее к тому, что она сейчас имеет, чего-то она не поняла или не осознала, и чем скорее она это сделает, тем скорее получит возможность просить прощения у Господа. Только тогда в ее душе и в жизни воцарится мир и покой.

     – Скажите, а вы не знаете – как мы можем найти Евгения? – Городовая не могла объяснить, что может дать беседа с этим человеком, но почему-то это казалось ей важным.

     – Я могу помочь вам найти его могилу. – С сожалением в голосе ответил Юлий. – Его убили вскоре после того, как меня посадили. Лихие девяностые… Ничего удивительного.

     – А вы общаетесь с сестрой? – спросила Городовая, поддаваясь интуитивному чувству.

     – Нет. К сожалению, с тех же самых пор я с ней не общаюсь. Она не навещала меня в тюрьме. А после того, как я освободился, мы виделись с ней всего два раза – первый, когда я приехал домой после тюрьмы, и она попросила меня покинуть родительский дом, стесняясь моего прошлого, переживая за то, что скажут соседи… Я ее не виню ни в чем. В то время она растила дочь и близкое родство с уголовником, пугало ее. А во второй раз мы виделись совсем недавно, на похоронах племянницы. Маргарита все еще не готова простить меня, но я не теряю надежды. Наши родители давно умерли, и кроме нее у меня больше никого нет, да и у нее теперь тоже…

                  В этот момент засвистел чайник, прервав печальные откровения Юлия. Смотритель, смахнув слезу со щеки ладонью, тут же переключился на другую деятельность. Он подошел к шкафчику рядом с рукомойником, открыв дверцу, достал оттуда три белоснежных фарфоровых кружечки с блюдцами и расставил их на столе. После чего, достал из того же шкафа прозрачный заварочный чайник с уже засыпанным чаем и залив его кипятком, поставил на стол перед следователями.

     – Молока, к сожалению, предложить не могу – все никак не обзаведусь холодильником, – извиняющимся тоном сказал Юлий и продолжил хлопотать над столом.

     – Может быть я помогу? – Городовая на всякий случай предложила свою помощь, с трудом оторвав взгляд от заварочника. На прозрачный сосуд падали солнечные лучи из окна, благодаря чему обычная процедура заваривания чая, превратилась в мистическое действо: сквозь стекло было видно, как чайные листы разворачиваются, разбухают в горячей воде, медленно окрашивая ее сначала в нежный, а чуть погодя, в более насыщенный, но все еще прозрачный коричневый цвет.

     – Нет, нет, что вы! Вы мои гости, редкие гости, я сделаю все сам! – было очевидно, что гости действительно посещали Юлия не часто, и сейчас ему доставляло удовольствие накрывать на стол для троих, а не для одного человека. Он достал три одинаковых стеклянных вазочки и наполнил их конфетами, печеньем и сушками, налил варенье в глубокое блюдце и, поставив все это на стол, рядом с уже стоявшими на нем, сахарницей и блюдцем с медом, разлил заварившийся чай по кружкам. Дополнив каждую из них кипятком из чайника, он уселся за стол и прочитал короткую молитву. После, он с довольным видом потер ладони и провозгласил: