Текст книги "Яблоневый шепот (СИ)"
Автор книги: Ксения Алексеева
Жанры:
Рассказ
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)
– Извините, вы не подскажете, это дом Королевых?
Девушка оторвала взгляд от книги и взглянула на следователей огромными глазами, василькового цвета, смущенно поправляя и без того безупречную прическу. В ее взгляде читались вполне закономерные в таких случаях настороженность и напряженность.
– Это дом Королевых. Перед вами Елизавета Петровна Королева. А Николай Федорович – в доме, у него процедуры.
Все это время женщина в инвалидном кресле не проявляла ни малейшего интереса к происходящему вокруг.
– А… что с ней? – спросила Городовая, глядя на крупную, физически крепкую старую женщину.
– С ней все хорошо. А вы кто? – молодая сиделка с все большим подозрением смотрела на следователей, начиная заметно нервничать.
– Извините, что не представились, – поспешил успокоить ее Крашников. – Мое имя – Крашников Дмитрий, а это Городовая Оксана, мы – следователи, расследуем произошедшие в городе убийства.
– Ах, да… Я слышала об этом, – девушка побледнела, испугавшись еще больше. – Однако, здесь говорить об этом не принято – старикам нужен покой… И вообще, при чем тут Королевы?
– Нам хотелось бы поговорить с ними об их сыне... События тридцатилетней давности – вы вряд ли в курсе.
Сиделка ненадолго задумалась, после чего решительно ответила:
– Хорошо. Но, как вы уже поняли, Елизавета Петровна ничего вам не скажет… она в таком состоянии уже больше месяца... Лучше я отправлю вас к ее мужу.
С этими словами сиделка достала из кармана свитера небольшую рацию, и нажав кнопку на панели, произнесла:
– Посетители к Николаю Федоровичу, они из полиции, хотят задать какие-то вопросы.
Через пару секунд мужской голос из микрофона рации произнес:
– Пусть проходят.
Указав следователям направление, сиделка продолжила чтение вслух для своей подопечной, так и не проявившей какое-либо внимание к происходящему.
Проходя по выложенной речным камнем дорожке к крыльцу дома, следователи заметили, что на территории, прилегающей к дому, находится небольшой теннисный корт и крытая площадка со специальным мягким покрытием, с установленными на ней различными тренажерами.
– Интересно, для кого все это, если хозяева в инвалидных креслах, – сердито проговорил Крашников, ему здесь определенно не нравилось.
В этот момент из дома выскочил, и направился навстречу следователям, невысокий жилистый мужчина преклонных лет, в одежде очень похожей на пижаму. За ним, чуть поспевая, торопился мужчина моложе лет на тридцать. Он был в белоснежном медицинском халате и пытался на ходу набросить на старичка такой же белоснежный махровый халат:
– Николай Федорович, ну нельзя же на улицу после массажа, мышцы должны быть в тепле...
– Отстань! Надоел! Не каждый же день у меня посетители! – и старичок припустил еще быстрее.
– Ну, может, хотя бы он тренажерами пользуется, – с улыбкой проговорил Крашников, глядя на бодрого старичка, с крейсерской скоростью приближавшегося к ним.
– Добрый вечер, добрый вечер, молодые люди! – старичок подбежал к следователям и начал трясти за руки каждого, по очереди. – Николай Федорович, Николай Федорович… А вы кто? Вы из полиции? Расследуете те преступления? Как интересно! Как интересно!
– Что?! Как вы узнали?! – сопровождавший Николая Федоровича молодой человек, казалось, был поражен до глубины души.
– А ты думал я старый дурак, да? Старый дурень, выживший из ума, так?! – Старичок был очень горд собой. – Да я поболее твоего соображаю, а то что вы попрятали всю прессу и шнуры от телевизоров – еще ничего не значит!
– Крашников Дмитрий, а это Городовая Оксана, – сумел вставить слово следователь.
– Очень, очень приятно! – Николай Федорович снова переключил свое внимание на следователей. – Так приятно! Вы не представляете! Вы хотите задать мне какие-то вопросы? О! Я обожаю отвечать на вопросы! О чем вы хотите меня спросить? Вы будете меня допрашивать? Я подозреваемый?! О! Какой же сегодня замечательный день!
– Нет, нет, вы не подозреваемый, – снова совершенно непостижимым образом ввернул несколько слов Крашников. Молодой человек, ухаживающий за Николаем Федоровичем, помалкивал, удрученно качая головой. Городовая решила попробовать спасти положение, и, используя фактор неожиданности, резким громким голосом произнесла:
– Нас интересует ваш сын – Королев Евгений.
Николай Федорович прервал свое словоизлияние на полуслове и повернулся к Городовой:
– Мой сын? Сын? – старик выглядел искренне удивленным.
– Да, ваш сын. – Городовая уже пожалела о том, что таким способом привлекла внимание Николая Федоровича, так как увидела, как мгновенно потух его взгляд, и поникли плечи – он словно сжался, усох и постарел еще лет на десять. Крашников укоризненно посмотрел на коллегу, но слово не воробей…
– Мы хотели бы задать несколько вопросов о вашем сыне, если вы не возражаете.
Николай Федорович окинул следователей грустным взглядом и на удивление спокойным, ровным голосом, ответил:
– Да, конечно. Я отвечу на все ваши вопросы. – На этих словах старичок развернулся и медленно побрел в сторону дома. Молодой человек, поспешивший за ним, наконец-то сумел накинуть на пожилого подопечного махровый халат и приобняв его за плечи, начал в пол голоса, увещевать его:
– Ничего, Николай Федорович, ничего… Ответите на вопросы, а потом я сделаю вам укольчик и ваш любимый чай, с имбирным печеньем, как вы любите, хорошо? Все будет хорошо, это ненадолго… – старичок понуро брел в сторону дома, ничего не отвечая.
Небольшую гостиную, отделанную деревянными панелями, даже с натяжкой нельзя было назвать уютной. Мебель здесь почти отсутствовала, за исключением небольшого дивана и двух кресел, расставленных вокруг журнального столика – ни телевизора, ни цветов, ни каких-либо шкафов с книгами, тумбочек или чего-либо еще как-то отражающего предпочтения проживающих в доме людей. Этот безликий интерьер наводил на мысль о типовом наборе мебели во всех окружающих домах в этом поселке, возможно, так оно и было. На одно из кресел уселся Николай Федорович, уже немного пришедший в себя, и снова принявшийся отмахиваться от надоедливого молодого опекуна. Городовая не стала дожидаться, когда он войдет в норму окончательно, и начала опрос.
– Скажите, вы помните несостоявшуюся невесту своего сына – Маргариту?
– Маргаритку? Конечно, помню, как не помнить. Та еще штучка, – Николай Федорович улыбнулся своим воспоминаниям. – А что, Маргаритка? Как она? – Несмотря на то, что старик оказался в курсе произошедших в городе преступлений, информация о том, что одна из жертв – дочь «Маргаритки», до него по всей видимости не дошла.
– Неплохо, – соврала Городовая, чтобы избежать излишней нагрузки на Николая Федоровича. – Нас интересует период ее беременности от вашего сына… Вы можете нам рассказать об этом – какие отношения были у вас в тот момент с Маргаритой и ее родителями?
– Ох, как давно это было! – старик, казалось, нисколько не удивлен вопросом. – Ну, отношения… Я терпеть не мог эту вертихвостку и всю ее семейку… Но, сына я любил. И внука очень хотел. Тем более, что больше ждать внуков нам было неоткуда. А родители Маргаритки хотели, чтобы она избавилась от моего внука, от наследника! Нам многое пришлось пройти, чтобы уговорить их не избавляться от ребенка. – Николай Федорович говорил так, словно все эти события произошли совсем недавно. – И много чего оплатить – все расходы, по уговору, были на нас. Но мы согласились на все это. На все. А теперь мы здесь совсем одни. – На последних словах старичок снова сник.
– Нам очень жаль, что вам так не удалось увидеть внука… – тихо проговорила Городовая.
В эту секунду произошло нечто невероятное: Николай Федорович вдруг изменился в лице и удивленно уставившись на следователей, проговорил:
– О чем это вы говорите? Наш внук в полном порядке, вот только наследственность его подвела…
Городовая и Крашников изумленно смотрели на Николая Федоровича, не веря собственным ушам, и не могли произнести не слова. А тот неожиданно приободрился и подскочив со своего места, воскликнул:
– Мой внук! Вот что! Это наша надежда!
– Но, постойте… – следователям было необходимо выяснить у старика, что он имеет ввиду, говоря о внуке, и Городовая предприняла попытку, – вы утверждаете, что ваш внук… жив? Но… ведь Маргарита потеряла ребенка?!
– Она потеряла, а мы – нет! Вы сумасшедшие, если думаете, что я позволил бы воспитывать своего внука этим идиотам! Я воспитал его сам! Сам! Я вложил в него всего себя! Пока эта стерва не запретила нам общаться. Но кровь возьмет свое! Он найдет нас! И заберет отсюда!
Следователи все еще не понимали, о чем говорит старик – то ли он в настоящий момент раскрывает страшную тайну, то ли попросту бредит, а тот расходился все больше, слюна брызгала из его рта во все стороны, он выкрикивал слова, словно лозунги, все громче и громче:
– Скоро он приедет и заберет нас из этого поганого стерильного мирка, в котором даже новости не разрешают смотреть! – Он замахнулся на своего опекуна, пытающегося схватить его за руку. – Заберет! Слышите?! Мы не будем больше терпеть все это! Лизавета! Собирайся! Собирай наши чертовы чемоданы, немедленно, мы уезжаем с нашим внуком!
С этими словами Николай Федорович решительно направился к двери.
– Ну, это уже слишком, – произнес молодой опекун и, достав из кармана халата небольшой шприц, наполненный прозрачной жидкостью, в два шага нагнал своего подопечного и ловко воткнул иглу ему в плечо. – На сегодня достаточно, это уже слишком, вам надо отдохнуть.
Николай Федорович обмяк и, несмотря на то, что оставался на своих ногах, мгновенно стал покладистее.
– Отдыхать, да… надо отдыхать. Но ведь внук заберет нас отсюда, так? – продолжал он гнуть свою линию, хотя и намного более спокойным тоном.
– Конечно, Николай Федорович, ну конечно заберет! Возможно не сегодня, но обязательно заберет, – многозначительно посмотрев на следователей, опекун повел своего подопечного по лестнице на второй этаж, знаками предложив следователям присесть и дождаться его.
– Как думаешь, это все вообще законно? – спросила Городовая Крашникова, когда опекун и подопечный скрылись из виду.
– Не думаю, что в полной мере, но в основном – думаю, законно… Хотя я никогда не слышал о подобных… поселениях. Может, стоит куда-то заявить?
– Не нашего ума это дело… Тем более, что содержат их здесь действительно неплохо.
– Да. Как домашних животных. Кормят и выгуливают иногда. – Крашников нервно сжимал и разжимал кулаки, его лицо посерело.
– Это не наше дело, Дмитрий. Так решили их дети. – Городовая не одобряла всего, что здесь происходило, но имея престарелую бабушку, ежемесячно платила сиделке за то, чтобы она присматривала за бабулей вместо вечно отсутствующей внучки, и понимала, что двигало родственниками всех этих стариков – они действительно хотели как лучше…
Нависшую в гостиной паузу прервал вернувшийся молодой опекун.
– Кстати, меня зовут Егор, – молодой человек подошел к единственному окну гостиной. – Извините, но я слышал ваш разговор… Не думайте плохо о том, что здесь происходит. Мы не разрешаем старикам смотреть телевизор и изолируем их от информации только потому, что бережем их нервы.
– А точнее, потому что вам платят за то, чтобы вы делали вид, что бережете их нервы, – ядовито высказался Крашников.
– Да. Мы работаем за деньги. А вы, следователь, работаете бесплатно? – Егор бросил последнюю фразу с вызовом, глядя прямо в глаза Крашникову. Внешний вид следователя говорил о том, что его терпение на пределе и поэтому Городовая поспешила вмешаться:
– Послушайте, мы ни в чем вас не обвиняем и не упрекаем. Мы только хотели выяснить у Николая Федоровича подробности о его внуке…
– Это чрезвычайно важная информация, необходимая для расследования, – Крашников наступал на Егора, – и нам придется использовать любые способы для ее получения, – следователь продолжал злиться, а в таком состоянии он мог напугать кого угодно. Егор отступал от Крашникова, понимая, что с этим полицейским шутить не стоит.
– Я все понимаю, я расскажу вам все что знаю. Мы достаточно хорошо информированы о своих подопечных и их семьях, ведь нас знакомят с их анкетными данными.
Крашников прекратил наступательные движения в сторону Егора, а Городовая приготовила записную книжку, чтобы не упустить ничего важного из рассказа опекуна.
– У моего подопечного все смешалось в голове, у Королевых нет никакого внука. Когда я знакомился с личными делами Николая Федоровича и Елизаветы Петровны, то не видел в их анкетах никакой информации об этом, а эти документы достаточно объективны. Во всяком случае, я работаю здесь уже третий год, но никогда не видел никакого внука.
– Да, это интересно… и странно, – Городовая задумчиво смотрела на Егора
– Да уж… Внук есть, но его нет, – Крашников напряженно размышлял, – а другие родственники есть? Кто оплачивает содержание стариков?
– Точно не знаю, но, думаю, вы в курсе, что Королевы были очень состоятельными и уважаемыми людьми… в определенных кругах. – Егор явно намекал на криминальное прошлое стариков. – Возможно, они живут здесь на собственные сбережения, а возможно, они до сих пор получают какую-то спонсорскую помощь… К тому же, думаю, друзья их сына – Евгения, умершего много лет назад, которые до сих пор ежемесячно посещают стариков, тоже могут перечислять на счет владельцев этого поселка какие-то суммы на содержание стариков.
– Интересно. А, вот вы говорите, что стариков посещают друзья их сына. Кто именно приезжает обычно? – Оксана не останавливалась, чувствуя, что на верном пути.
– Ну, разные люди – в основном мужчины, я лично никого из них не знаю … Пару раз бывали и женщины. Точнее – одна женщина.
– Что за женщина? – внутри у Городовой все будто бы наэлектризовалось, интуиция подсказывала ей, что это именно то, что нужно.
– Эй, я не знаю! – Егор почувствовал дискомфорт от напора Городовой, – вроде бы она даже не из нашего поселка, я и имени-то ее не запомнил!
– Катерина Лаврова. – В двери появилась молодая сиделка Елизаветы Петровны. – Она представлялась так – Катерина Лаврова. В последние два раза, когда она приезжала, она общалась только со мной, – сиделка выглядела решительно и уверенно, однако недружелюбно, она словно хотела, чтобы следователи побыстрее убрались восвояси.
– Чего она хотела? – Городовая не собиралась отступать на этом этапе беседы.
– Она расспрашивала о жизни наших подопечных, хорошо ли за ними здесь ухаживают, как кормят, – сиделка была напряжена до предела, но отвечала ровно и твердо, словно репетировала эту речь ранее.
– Когда она посещала стариков впервые?
– Это было в первый год их поселения здесь, то есть около восьми лет назад – я работаю с этими людьми с самого начала... Точнее сказать не могу, не помню. Но я тогда только устроилась и поэтому запомнила.
– Когда же она приезжала в последний раз? – глаза Городовой блестели лихорадочным блеском. Крашников уже видел такое раньше, когда они расследовали их первое совместное дело годом ранее. Этот блеск означал, что Городовая встала на след. Тем временем, сиделка отвечала на вопросы следователя, все больше напрягаясь от ее напора.
– Меньше месяца назад.
– А конкретное число, не помните?
– Нет, но я запомнила, что она выглядела как-то странно – была отрешенной, заплаканной, во всем черном… будто с похорон.
– Она общалась с вашими подопечными?
– В первое посещение вроде бы общалась… я и не помню уже. А в последний раз она говорила только со мной. Елизавета Петровна уже находилась в том состоянии, в котором вы видели ее сегодня, а Николай Федорович… его не стоит беспокоить. Он уже восемь лет назад начал путать реальность с вымыслом, чего уж говорить о времени настоящем…
Городовая продолжала сыпать вопросами, а Крашников заинтересованно косился то на нее, то на сиделку. Между этими двумя абсолютно разными женщинами было нечто схожее – внутренний стрежень, твердость, стойкость – это бросалось в глаза. Однако, если напористость и решительность Городовой казались вполне логичными, то, те же самые проявления в поведении сиделки вызывали ощущение, что она всеми силами пытается что-то скрыть. Так показалось Крашникову, наблюдавшему за сценой со стороны, но вряд ли это заметила Городовая, добивавшаяся какой-то определенной информации и уже не отвлекавшаяся на такие мелочи.
– А не помните – эта женщина посещала стариков до начала череды преступлений в городке или во время?
– Я же говорю – не помню точно… Хотя нет, вспомнила – мы говорили о том, как все это ужасно, все эти мужчины и женщины… Получается, что убийства уже начались… но, точнее сказать не могу.
– Хорошо, спасибо. Вы нам очень помогли. Если вспомните что-то еще, позвоните. – Городовая сунула визитку в руки сиделке и, попрощавшись, стремительно вышла на улицу.
Крашников, все еще находясь в задумчивости, вышел вслед за ней. Инвалидное кресло с почтенной Елизаветой Петровной было припарковано возле крыльца – старуха свесила голову на подбородок и казалось, мирно спала. Крашников как раз проходил мимо, когда уронил ключи от машины на вымощенную камнем дорожку. Склонившись за ключами, он случайно бросил взгляд на обувь старухи и с удивлением заметил, какая она неопрятная. Ее явно давно не мыли и не чистили кремом. Эта мелочь разозлила его еще больше – неужели нельзя надеть чистую обувь старухе, которая не в состоянии себе ее почистить?! Она ведь даже не ходит, но вынуждена сидеть в инвалидном кресле в грязных ботинках, потому что всем на нее наплевать!
Нервно сплюнув, Крашников подобрал ключи и пошел к машине.
– Что ты думаешь обо всем этом? – спросил он, когда они с Городовой вместе уселись в машину.
– Ох… Даже не знаю с чего начать. – Засмеялась каким-то нервным смехом Городовая. – Думаю, что старик не выжил из ума… – Крашников удивленно уставился на коллегу, которая нисколько не смутившись, продолжила, – Что, если Маргарита действительно родила тогда ребенка? – Городовая была очень довольна происходящим. – Что если так и было и каким-то образом Королевым удалось скрыть это от Маргариты и ее семьи?
– Да ты о чем, вообще? – Крашников как всегда был поражен смелостью предположений Городовой. Да, в какой-то момент убежденность Николая Федоровича в том, что его внук все-таки родился, смутила и следователя. Но – нет! Это невероятно! Это просто бредни выжившего из ума старикана! Это слишком – даже для Городовой. Однако, эту тираду Крашников произнес только у себя в голове, вслух он спросил:
– К чему им такие сложности?
– А почему бы и нет? У богатых свои причуды.
Дмитрий недоверчиво смотрел на коллегу, ожидая более веских аргументов. Городовая со вздохом приступила к объяснениям:
– Слушай. Молодые парень и девушка по своей бестолковости, допускают беременность. Они оба слишком молоды, чтобы осознавать всю ответственность и последствия этого. Девушка из небогатой семьи, а парень – из состоятельной, да еще и судя по всему, бандитской. Семьи друг друга терпеть не могут. Семья парня считает, что он выбрал не ту девушку для производства потомства, а семья девушки думает, что она слишком молода для рождения ребенка, тем более от бандита. В то же время родители парня, понимают, что будущее их единственного сына туманно, он может и не обзавестись семьей и надежда на внуков в будущем кажется им слишком зыбкой. Они уговаривают небогатых родителей девушки, грубо говоря, подкупая их обещаниями помощи во время беременности девушки и после рождения ребенка. Но ничего общего с ее семьей, в дальнейшем, они иметь не хотят, и поэтому решают, что изолируют этого ребенка от семьи девушки. А чтобы никто никогда не задавал вопросов, они организуют все так, будто ребенок умер при рождении.
– Нет. Это ты послушай. – Крашникова даже немного потряхивало от нервного напряжения. – Тебе бы романы писать! Это же не бразильский сериал! Думаешь, такое возможно в реальной жизни?!
– А почему нет?! У них было все – власть, влияние, деньги! Они могли заплатить всем, кому необходимо – медперсоналу, чиновникам, кому угодно, а технически это вовсе не сложно! – Городовая уверенно гнула свою линию. – Думаешь, шестнадцатилетнюю напуганную девчонку так уж сложно обмануть в подобных обстоятельствах?
– Послушай себя! Следуя твоей логике, Маргарита рожает сына, но все обставляют так, будто новорожденный ребенок умер!
– Совершенно верно!
– И что же дальше? После выписки из больницы она оплакивает его, одновременно оставшись без парня, который, подчинившись воле родителей, больше не хочет иметь с ней ничего общего. Она переживает все это, после чего начинает жить дальше, навсегда закрыв для себя эту тему?
– Да, именно так, – кивнула головой Городовая.
– Бред какой-то, – Крашников напряженно размышлял, а Городовая тем временем продолжала развивать свою теорию.
– А тем временем вполне здоровый малыш растет где-то неподалеку, любимый бабушкой и дедушкой.
– Так. И кем же он воспитывается? Сами они явно не принимают в его воспитании активного участия, раз уж так тщательно скрывают факт существования наследника? – Крашников задал вопрос, все еще сомневаясь в этой сериальной истории, но понимая, что уже начинает втягиваться и проникаться ее очередной безумной идеей.
– Смотри. Королевы прекрасно понимают, что их сын – слишком безответственный человек, чтобы доверить ему такую тайну. Но и сами они постоянно заниматься ребенком не могут – возраст, время и все таки – тайна...
– И им нужна женщина, которая будет молчать и станет для ребенка матерью, и будет воспитывать их внука в любви и комфорте, – закончил Крашников мысль Городовой.
– Совершенно верно. И я считаю, что именно эта женщина навещала здесь стариков – Катерина Лаврова, – лицо Оксаны светилось, она была явно довольна собой.
– Как складно у тебя все получается! Но куда потом подевался мальчик? Куда делся внук? Почему он не общался с бабкой и дедом? – Крашников все еще считал эту теорию слишком неправдоподобной.
– Ну, здесь разные сценарии могут быть, – Городовая была непоколебима – вот кому в зыбучих песках догадок и предположений не было равных, она уверенно продолжала рассуждать вслух. – Например, после того, как погиб единственный сын Королевых, они так горюют, что внук для них отодвигается на еще более дальний план, чем был до этого, в результате чего их воспитание сводится лишь к безликому финансированию его нужд. Или, как выразился Николай Федорович, «эта стерва», думаю речь о Катерине, запрещает им видеть их внука по какой-то причине.
– С чего бы ей – Катерине – запрещать старикам видеться с внуком, ведь, как я понимаю, она существует полностью за их счет?
– Ну, не знаю… Возможно, для того, чтобы у ребенка не было проблем в будущем – в школе и так далее, наверняка эта женщина с самого начала документально была родной матерью этого мальчика. Не исключено, что в какой-то момент она почувствовала себя вправе ограничивать контакты своего сына с нежелательными для его окружения, по ее мнению, людьми. А может быть просто потому что старики перестали дружить с головой – ведь сиделка сказала, что они путали реальность с вымыслом еще восемь лет назад.
– Это один из самых безобидных сценариев, – хмыкнул Крашников.
– Да, учитывая, что Королевы та еще семейка, – кивнула головой Городовая.
– Это все, конечно, необычайно интересно, – произнес Крашников, но каким образом это может касаться нашего расследования?
– Самым непосредственным образом, – Городовая загадочно улыбнулась. – Думаю, мы прекрасно знаем, что стало с внуком Королевых! – Она снова сделала многозначительную паузу, после чего воскликнула: – Ну, Лаврова Екатерина, Лавров Павел, вспоминай!
Следователь с видом победительницы наблюдала, как меняется выражение лица Крашникова. До него наконец-то дошло, о чем она говорит.
– Ни хрена себе! Думаешь, это и есть наш Лавров?! Одна из жертв нашего маньяка?!
– А как же! Я уверена, что он и есть. Вот мы и нашли связь. Наши первые жертвы – Валентина Маркина и Павел Лавров не просто родственники – они брат и сестра, по матери.
– Ну ни хрена себе! – повторился изумленный Крашников. – Как ты вообще до всего этого додумалась?!
– Это всплыло в разговоре, – Городовая рассмеялась.
– Так значит, убийца знал о том, что эти двое – брат и сестра?
– Боже мой… – Городовую поразила очередная догадка. – Именно! Конечно знал! Что если он именно этого и хотел?!
– О чем ты? – снова не понял Крашников, похмелье сыграло с ним сегодня дурную шутку, так плохо он никогда не соображал. Но на Городовую судя по всему, такие вещи не оказывали никакого влияния. Она лихорадочно сопоставляла все известные факты расследуемого дела, рассуждая вслух:
– Мы уже знаем, что второй убитый мужчина – не наш клиент, это дело рук другого убийцы. Остается лишь один мужчина – Лавров Павел, а остальные четыре жертвы – женщины. Так… что все это значит…
– Убийца знал, что Лавров и Маркина – родственники и убил их обоих, именно с них началась череда его преступлений, – попытался помочь Крашников, рассуждая вместе с Городовой.
– Возможно, его целью и были только эти двое родственников, – веско закончила свою мысль Городовая.
– Э… – Крашников недоуменно взглянул на Городовую, – а как же остальные жертвы?
– Убийство пары родственников послужило толчком, запустило патологический процесс, заставляя его убивать, снова и снова. Но уже только женщин.
– Что это значит? Что убийство девушки доставило ему большее наслаждение, чем убийство парня?
– Возможно.
– И что нам это дает? Ну, родственники они, а дальше что?
– Возможно – это самое главное в нашей истории. – Городовая тяжело вздохнула. – Теперь у нас появилась более конкретная информация об убийце. Теперь мы хотя бы можем предположить, что в его жизни убийцы место какая-то травмирующая ситуация, связанная с женщиной, возможно с родственницей, к примеру, с сестрой.
– Я понял. Согласен, это сужает круг подозреваемых, – Крашников начал приходить к мысли, что Городовая как всегда права во всем.
– Да, вот что нужно искать теперь… вывернуть базу преступлений наизнанку… – Городовая задумчиво кивала головой.
– Слушай, а может его обижали в детстве, и теперь он символично убивает себя и обидчицу? – спустя несколько секунд предположил Крашников, чтобы показать коллеге, что поддерживает ее теорию.
– Нет, не думаю… Возможно… но я считаю, что большее значение имеет то, как он ухаживает за жертвами после убийства. – Городовая задумалась на несколько секунд, после чего продолжила. – Не уверена, что контекст верный, но травмирующую ситуацию, связанную с близкой женщиной, с родственницей, однозначно нужно учесть.
В автомобиле повисла тишина, перебиваемая тяжелыми вздохами Крашникова. Городовая, как всегда проявила невероятную смелость в предположениях, а вот он никогда не мог позволить себе мыслить столь свободно и безгранично. И иногда, несмотря на то, что следователь давно убедился, что Оксана в большинстве случаев оказывается права в своих предположениях, они все же казались ему притянутыми за уши. То, о чем она говорила сейчас, представлялось ему слишком фантастичным. Однако, спорить с ней он не собирался. У них и так слишком много нерешенных проблем и вопросов, чтобы усугублять ситуацию сомнениями в профессиональном чутье и интуиции Городовой.
А она, тем временем, могла думать только о расследовании, и все больше убеждалась в том, что взяла правильное направление.
– Действительно, ведь он не просто убивает их, обычным способом умертвляя очередную женщину, – снова начала она рассуждать вслух. – Он ухаживает за ней, обращается с ней как с близким человеком… и может быть именно это доставляет ему ни с чем не сравнимое удовольствие, а не само убийство. Или ему этого не хватает – какую-то часть жизни он делал это для нее – ухаживал, мыл, расчесывал волосы, а потом потерял такую возможность – может быть она, к примеру, умерла. Он горюет, и так успокаивается, понимаешь?
– А что – за живой женщиной ухаживать нельзя? – буркнул Крашников.
– Это больной человек. Его система ценностей сильно искажена. Но она есть и важно понять ее.
– Может, позвонить Алене, чтобы она пробила по базе мужчин, подпадающих под новый параметр?
– Конечно, обязательно. Нужно проверить – есть ли что-то подходящее… Но не сейчас, мне нужно переспать со всем этим.
Крашников вдруг заметил, что у Городовой сильно трясутся руки:
– Что с тобой? – обеспокоенно спросил он.
– Я не знаю, наверное, адреналин. Много всего навалилось в последние дни… Знаешь, я в последнее время… много чего чувствую. Видимо, это перегружает мою нервную систему…
– Чем я могу помочь? – Крашников обеспокоенно смотрел на коллегу. Они оба были взвинчены, но трясущиеся руки – это было слишком. Однако Оксана, беспечно махнув рукой, ответила:
– Ничем. Мне просто надо отдохнуть.
За окном стемнело и город почти опустел. Следователи проезжали по освещенным фонарями, улицам, размышляя над перипетиями человеческих судеб, в том числе думая о собственных чувствах и проблемах. У обоих нервы были на пределе. Насыщенный день – поток важной информации, похмелье… однако, несмотря на усталость, они оба не спешили к конечной остановке. Сегодня вечером им обоим было страшно оказаться наедине в одном помещении – эмоциональный накал был слишком велик, чтобы вечер закончился как обычно. И, все же, путь до дома стремительно сокращался.
В какой-то момент Городовая поняла, что больше не может терпеть это напряжение, не может сдерживать себя. Она физически ощутила острую потребность высказать Крашникову то, что должна была сказать давным – давно: