Текст книги "Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история"

Автор книги: Константин Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

Глава 28

Мысль о том, где можно найти – в буквальном смысле слова «поднять» – денежки на проживание в славном городе Афосине, столице трех революций – наверное – мне подсказал Чесменский дворец.

Как сейчас помню, в 2009 году в одном из дворцов Санкт-Петербурга нашли тайник, в котором во время одной из трех революций были запрятаны золотые сервизы, на какую-то очень огромную сумму. И что-то сдается мне, что дворец этот – Чесменский[1]… И, если этот мире копирует наш, за исключением имен и названий, то не исключено, что в здешнем аналоге Чесменского дворца ТОЖЕ спрятан клад.

Это была хорошая новость. А следом за ней идет кавалькада плохих.

Первая – я не уверен, что дворец со спрятанной посудой был именно Чесменский, возможно и какой-то другой, в Питере этих дворцов – как Педров в Бразилии[2].

Вторая – даже если и Чесменский, я понятия не имею, где именно был тот тайник. В этом основная проблема нашей перенасыщенности информацией, которой мы набиваем себе головы – 99 % этого хлама нам никогда не пригодится. А то, что пригодится, мы никогда не вспомним, когда придет необходимость. Вот я, к примеру, помню, что Фанни Каплан стреляла в Ленина 30 августа 1918 года на заводе Михельсона, стоя у переднего левого крыла автомобиля, в тот момент, когда Ленин садился в него после митинга[3]. Замечательная информация. И на кой она мне? А вот где был тайник с посудой – убейте, не вспомню.

Третья – даже если предположить, что случится чудо, и я вспомню, где этот самый тайник, мне это не принесет абсолютно никакого профита. Самолично под покровом ночи долбить стены, вытаскивать полтонны золотых блюдечек… и что? Тащить в комиссионку? Так меня там и ждут с распростертыми объятьями, когда же, мол, этот тип с золотым блюдечком припрется… Слишком ценная штука, сразу возьмут за жабры, откуда, мол, дровишки и с каким именно отцом вы их нарубили. Связываться с криминалом – все то же самое, только в конце меня ждет не тюремная камера – а то и расстрел, за хищение-то социалистической собственности в особо крупных размерах[4] – а бетонные штиблеты и дубовый макинтош. Или, с учетом питерских традиций – расфасовка по бумажным пакетам. Полиэтиленовые-то еще не в ходу…

Четвертая – даже если я абсолютно честно приду в милицию и скажу, что знаю, где спрятан клад… Кто мне поверит? Деревенский парнишка, впервые в городе, вдруг совершенно точно знает, где клад? Откуда? Первое, что сделают – и что сделал бы я сам – запрос по месту жительства. И тогда – ой.

Подытожим – никакой пользы от этого виртуального клада мне нет. Как же мне тогда раздобыть денег? А очень просто.

Есть старый заброшенный дворец, в котором лежит клад. Но в Питере не одно старое заброшенное здание… что? Не в каждом из них лежит клад, а если и лежит – не найдешь? Так клад-то мне и не нужен вовсе!

Что люди делают с ненужными вещами? Несут на помойку, правильно. А что люди делают с ненужными вещами, когда уезжают из старой квартиры на новую? И снова правильно, пять баллов! Они их бросают. И, если кто-то вроде меня пройдется по домам под снос – этот самый кто-то сможет, при некотором везении, конечно, огрести целую кучу… кто сказал, хлама?! Целую кучу вещей, которые кому-то не нужны, а кому-то, возможно, очень даже нужны. Вспомнилась история, то ли где-то услышанная, то ли где-то прочитанная, что, кажется, примерно в этом самом времени, в котором я обитаю сейчас, стали модными пластиковые вещи и недальновидные люди потащили на помойки антикварные столики, светильники и вазы[5]. И, если такую потенциально нужную вещь отнести вкомиссионный магазин – то можно выручить некоторую сумму денег. Небольшую, да, но мне, в моем нынешнем состоянии, любая сумма – в радость. И даже если найдется что-то и впрямь никому не нужное – это всегда может пригодиться МНЕ. Мне, как Осипу, и веревочка сгодится[6]. Любая находка – как клад.

С этими приятными кладоискательскими мыслями я уснул.

* * *

– Почему вы решили поступать именно в наш институт? – давешняя «завуч» смотрела на меня, как товарищ Афосин на буржуазию. Остальные члены приемной комиссии – с некоторым любопытством, но вполне доброжелательно. Вроде бы.

Мда, собеседования на предмет «Кем вы себя видите в нашей компании через 5 лет?» я как-то не ожидал. Собирался отдать документы – и всё. А тут – не всё.

Может, ее мой внешний вид несколько… ээ… смущает? На мне все чистое, выглаженное: с утра встал пораньше – еще не сразу сообразил, почему я сижу в такой кромешной темноте и вообще, где это меня замуровали демоны?! – нашел бытовку, нашел гладильную доску, еще с деревянными ножками, нашел утюг… Мне почему-то казалось, что мне предстоит глажка огромным чугунным утюгом на углях, однако ОРС оказался более цивилизованным, чем мне представлялось и я гладился утюгом электрическим, из нержавейки, плоским, разве что с деревянной ручкой, как у ведра.

Единственное, что внезапно доставило мне проблемы – волосы. Я, привыкший стричься коротко и не заморачиваться над тем, что делать с волосами после мытья, забыл, что у меня отросла уже достаточно пышная грива. И лег спать с влажными волосами. Не знаю, как мужчины, а девочки уже поняли, что я обнаружил на голове поутру. Нет, как ни странно, не взрыв на макаронной фабрике, мои волосы улеглись в замечательную прическу, до крайности напоминающую прическу Дональда Трампа. Только у него этот залихватской хохол торчал надо лбом, а у меня развернулся ровно на девяносто градусов и взмывал вверх над левым ухом. Я понял, что мир еще не готов к лицезрению такого стилистического шедевра и пришлось поступать с волосами, как киллеры в девяностые: мочить.

Кстати, тут от меня ответа ждут, а я ушел куда-то в себя.

«Завуч» несколько снизила градус строгости, и в ее глазах явственно плескалось любопытство:

– Не подумайте, что мы против вашего поступления, просто – человек приехал из Талгана, не ближний свет, чтобы поступить к нам, не самый, скажем так, известный институт. Вы ведь о нас не слышали, верно?

Похоже, им просто скучно. Последние дни приема документов, все, кто хотел, уже их подали, народу мало, чего б не поболтать с такой необычной личностью, как я?

– Может, молодой человек все же слышал о нас? – кашлянул мужчина в клетчатом пиджаке, роговых очках и с пышными усами, – Наше холодильное оборудование использовалось при строительстве афосинского метро… нет? Не слышали?

– Замораживали плывуны[7]? – всплыло что-то в памяти, где-то когда-то прочитанное.

– Все же слышали?

– Ну… да. Но поступать именно к вам я решил не поэтому…

Говорят, что честность – лучшая политика… Попробуем.

– Когда я ехал сюда, я еще не знал, куда буду поступать. Но в поезде у меня украли все деньги и вещи, я добирался зайцем, питался чем придется… Поэтому, когда нужно было выбирать – меня потянуло в институт, который занимается питанием…

Ершан!

Мое лицо загорелось, как красная лампочка. До меня только сейчас дошло, что я чуть ли не хвастаюсь своим нерегулярным питанием в течение недели перед людьми, которые, возможно, прошли блокаду.

– Вы же не думаете, что мы кормим своих студентов как на убой? – хмыкнул усатый.

– Нет, но в тот момент выбирал желудок, – рискнул пошутить я.

– А сейчас? – строго блеснула очками «завуч» – Не передумаете?

– Может и передумал бы. Но после ваших слов для меня поступление к вам – как вызов.

– Я, – зашевелился грузный седой мужчина в сером костюме, – в эвакуации был примерно в ваших краях…

Сердце екнуло, но в этот раз обошлось.

– …и, насколько я помню, для талганцев характерна взаимовыручка и тесные родственные связи. Почему же вы не обратились к родным, чтобы они выслали денег, как-то поддержали иначе?

– А еще мы, талганцы, – с гордостью произнес самозваный талганец, – со всеми трудностями справляемся сами. И только там, где не хватает своих сил – зовем родных.

Понятия не имею, так ли это, но, я думаю, не найдется ни одного народа, который не сказал бы то же самое про себя.

– Ну что ж, – сказал Седой – я думаю, стойкий суровый мужчина северных кровей нам пригодится.

Северных? С чего это меня вдруг записали в потомки здешних викингов, или, учитывая мой образ, скорее чукчей… ах, да. Здесь же мир наоборот и север ОРС ближе к экватору, чем юг. Так что, на наши деньги, я – суровый мужчина южных кровей. Абрэк! И кынджал есть!

Седовласый протянул мне руку:

– До встречи на вступительных экзаменах, юноша. Но помните – поблажки не ждите!

– Я справлюсь, – серьезно склонил голову я.

А что мне еще остается?

[1] В Санкт-Петербурге действительно нашли клад – спрятанные в тайнике сервизы, на сумму в несколько миллионов долларов. Только не в 2009 году, а в 2012, сервизы были не золотые, а серебряные, и нашли их не в Чесменской дворце, а во дворце Нарышкиных. Но как герой запомнил – так и запомнил…

[2] «Мало ли в Бразилии Педров!» – цитата из комедии «Здравствуйте, я ваша тетя!»

[3] А вот здесь герой запомнил абсолютно точно. И, если бы он оказался в Москве в 1918 году – мог бы опробовать спасти Ленина. Но… Где оказался – там и оказался.

[4] Герой опять ошибается. Сокрытие от государства найденного клада действительно считалось расхищением социалистической собственности, но в пятидесятые годы за это не расстреливали.

[5] Эта история упомянута в книге А.А. Бушкова «Антиквар»

[6] «И веревочка в дороге пригодится» – цитата из комедии Гоголя «Ревизор». Осип – слуга Хлестакова.

[7] Технологии Института холодильной промышленности на самом деле использовались при постройке ленинградского метро для заморозки плывуна – пропитанной водой вязкой массы из глины или песка, которая затапливала туннели при прокладке линий метро на болотистой территории.

Глава 29

– Кристабраков, «Несчастие ума», – вежливо улыбнулся я библиотекарше за деревянной стойкой.

– Карточку заполните, – не менее вежливо улыбнулась та, хотя в ее глазах мелькнуло некоторое сомнение в том, что этот странный тип в тюбетейке умеет не только читать, но еще и писать.

Опять карточку… Одну на меня уже заполняли внизу: чтобы пройти в читальный зал городской библиотеки номер 16 нужно предъявить паспорт, там на тебя заполнят регистрационную карточку по форме номер 8, выдадут тебе читательский билет в виде сложенной пополам картонки – на которой над надписью «Читательский билет» красуется грозное предупреждение «Без предъявления билета вход в читальный зал запрещен» – и только тогда по скрипучей лестнице, ступени которой выкрашены темно-коричневой краской, ты доберешься до того самого читального зала. Где опять нужно заполнить карточку…

Я взял коричневую ручку и, осторожно макая ее в стеклянный кубик чернильницы, принялся тщательно выводить на карточке кривоватые буквы. Подтверждая опасения библиотекарши по поводу моих способностей к письму.

Уф. Я протянул заполненную карточку… и обнаружил прямо у себя под носом на стойке стопку точно таких же карточек и объявление «Заполняйте карточку для получения книги». Похоже и с чтением у меня явные проблемы…

Через некоторое время мне, в обмен на читательский билет, принесли синюю тонкую книжку в твердом переплете, с портретом совершенно незнакомого мне гражданина на обложке. Гражданин Кристабраков ни на одного известного мне писателя не походил, а походил, разве что, на Бильбо Бэггинса, тоже такой же веселый лысеющий толстячок. Название было написано с очень маленьким пробелом и поэтому белые буквы сливались в «Несчастиеума».

Ну-с, посмотрим, угадал я или нет… И чего это я со словоерсами[1] заговорил, пусть и мысленно?

Я открыл первую страницу…

«Каненька (вдруг просыпается, встает с кресла, оглядывается» Светает!.. Ах, как скоро ночь минула! Вчера просилась спать – отказ»[2].

Есть!

Гражданин Кристабраков – здешний аналог Грибоедова, а передо мной – аналог «Горя от ума», который, если я не ошибаюсь, должен отличаться от нашего варианта разве что именами и датами. А весь остальной текст и фабула – совпадут.

Я положил перед собой тетрадь, купленную за 17 копеек, достал карандаш – видели бы вы, как я его точил своим блистающим кинжалом – и принялся составлять для себя памятку, кого здесь как зовут.

Софья – Данла, Молчалин – Сайялин…

Зачем мне это и зачем я вообще ударился в изучение классиков литературы?

Хочу напомнить, что я здесь, вообще-то, для собственной легализации. Для которой мне нужно хотя бы попытаться поступить в Институт. А для этого нужно сдать вступительные экзамены, в которые входят химия, математика и сочинение. И, если химия и математика в этом мире от нашего не отличаются – по крайней мере, не должны – то писать сочинение, не зная, кто тут Пушкин, а кто – Кукушкин, мягко говоря, не получится. А классиков я и в нашем-то мире помню разве что Булгакова, Маяковского и Грибоедова. Первые два отпадают, Булгаков в пятидесятые не был популярен[3], Маяковского я помню больше по его дореволюционным футуристским опытам, которые здесь, наверное, тоже не пройдут – навряд ли тут можно будет упомянуть, кому именно собирался подавать ананасовую воду Владимир Владимирович[4] в стихотворении «Вам!»[5] – остается Грибоедов. Классик, популярный, так что из тем сочинения хоть одна, да будет связана с ним. Если же нет… Ну, остается только писать по принципу «Гайдар 19 века»[6].

Продолжаем изучение известно-неизвестной книги…

* * *

На выходе из библиотеки я завернул в ближайший продуктовый, где купил батон и бутылку молока – чем уменьшил свои капиталы ровно вдвое – и все это на лавочке и захомячил, прямо чувствуя, как молоко впитывается в стенки моего желудка.

Нет, надо решать вопрос с финансами. Как можно быстрее.

Есть, конечно, вариант: пойти на железнодорожный вокзал и там разгружать вагоны, благо опыт у меня уже есть. Только этот же самый опыт подсказывает, что в моем нынешнем состоянии, после почти двух недель вовсе не целебного голодания, у меня просто не хватит сил. А зачем грузчикам задохлик в бригаде? Другие варианты, менее требовательные к физической силе, на ум тоже не приходят. Донором, что ли, пойти? Чтобы и рухнуть на выходе, ага.

Ладно, жилье у меня есть – а через три дня, с понедельника, начинаются вступительные экзамены и я с полным правом смогу заселиться в общежитие Института, а не обитать в кладовке на птичьих правах – ребята-студенты не дадут пропасть с голоду, если уж совсем-совсем обезденежею. Попробуем заняться тем, что пришло мне в голову ночью.

Кладоискательством. Назовем это так.

* * *

Мой дебют в роли барахольщика начался с вилки. Отличной, надо сказать, вилки, которую я обнаружил на подоконнике кухни в первой же квартире первого же подъезда первого же расселенного дома, в который забрел. К сожалению, вилка была не золотая, не серебряная и кисти Фаберже явно не принадлежала. Обычная алюминиевая вилка, каких в базарный день – пятачок на пучок.

Но мне, у которого из столовых приборов только нож, и вилка пригодится.

Я пошарил по квартире еще немного, но нашел только табурет на кухня, еще прочный, но старый и какой-то просаленный, как будто его жарили вместе с картошкой. Да еще в кладовке в углу стояла одинокая, видимо, забытая при переезде, стеклянная баночка с маринованными огурцами. Живот при виде этой баночки уркнул и наотрез отказался их пробовать. Во-первых, какой-то мутноватый маринад не внушал доверия, во-вторых, горловина банки была закрыта не полиэтиленовой – до таких крышек явно в здешнем мире еще далеко – но даже не жестяной[7] или там стеклянной крышкой[8]. Хотя жестяные крышки здесь точно есть, я в магазине видел. Но эти огурцы явно были домашнего производства, и горловина банки была обмотана коричневой плотной бумагой и перевязана веревочным шпагатом[9]. Стерильность этого поделия вызывала большое сомнение. Нет, если бы меня угостили хозяева – съел бы и не задумался, но так… Сколько она тут стоит и кто в ней завелся, кроме огурцов? Не-не-не, спасибо.

Я с сомнением нюхнул бумагу. Она пахла маринованными огурцами и почему-то водкой[10].

Нет, все же нет.

Спасибо этому дому – я крутанул в пальцах вилку – пойдем…

Так, это еще кто?

За дверью явственно слышались голоса.

Детские.

Кто это тут на моих коронных землях?[11] Вернее сказать, в доме, который я уже считал своей безраздельной собственностью и источником всевозможного лута[12].

[1] Словоерс – приставка «-с», в 19 веке означавшая уважительное отношение к собеседнику (и писавшаяся двумя буквами «-съ», которые в дореволюционном алфавите, собственно и назывались «слово» и «ер»). Видимо, на героя повлияло то, что он собирается прочитать книгу дореволюционного писателя.

[2] Первые строки комедии Грибоедова «Горе от ума»

[3] Если не сказать – наглухо забыт

[4] Маяковский. А вы про кого подумали?

[5] Знаете, автор, как человек приличный, тоже не может этого упомянуть в своей книге.

[6] Студенческая шутка, означающая, что, когда студент не знает тему, он начинает сводить ее к известной ему. «Студент пишет сочинение про Тургенева, зная только о книгах Аркадия Гайдара. Сочинение было озаглавлено «Тургенев – это Аркадий Гайдар 19 века»

[7] Жестяные крышки придуманы еще в 19 веке

[8] А вот стеклянные крышки для закаток – только в 70-х года 20 века. Между прочим, Николаем Макаровым, создателем пистолета ПМ

[9] Автор не знает, закатывали ли советские домохозяйки огурцы жестяными крышками в пятидесятых годах, и если нет, то почему. Есть мнение, что закатывательную машинку придумал только тот же неугомонный Макаров в семидесятых годах (и поэтому хозяйки ничего закатывать не могли). Есть также мнение, что закатывательную машинку придумал еще в 19 веке Николай Бенардос, изобретатель электросварки, а Макаров – только одну из разновидностей. Однако в «Книге о вкусной и здоровой пище» 1948 года в качестве способов укупорки маринадов упоминается только обвязывание пергаментной бумагой и ни слова – о крышках. Будем считать, что герой наткнулся именно на такой вариант маринованных огурцов.

[10] Бумагу при укупорке банок пропитывали водкой для пущей стерилизации

[11] Цитата из книги Александра Бушкова «Рыцарь из ниоткуда», первой книги сериала о Свароге.

[12] Лут – предметы, получаемые игроком в ролевых играх. Нет, герой не считает, что он находится в игре и не относится к происходящему, как к игре. Он шутит.

Глава 30

Дверь так и была открыта, когда я вошел в оставленную квартиру, поэтом на лестничную площадку я выскользнул совершенно бесшумно. Так, где здесь детишки…?

– Давай деньги.

– Отпустите его!

– Ты вообще не лезь, мы девчонок не бьем!

– Отпустите его!

– Давай деньги!

– Не дам!

Да тут у нас не просто так, а гоп-стоп… Я тихо сдвинулся вбок, чтобы увидеть, кто это там безобразит.

У самого входа – подростки. На вид так, лет двенадцати. Вернее, двенадцать лет – это мальчишкам, в количестве пяти штук. А кроме них тут есть еще и девочка, тоненькая, как тростинка, в светлом платье, с узким темным пояском, закрученным крендельком косички на затылке и в туфельках. На белые носочки, а как же. Так вот этой девчонке – лет пятнадцать. Но разница в возрасте ее не спасает – двое мальчишек перегородили ей путь и, не дотрагиваясь, тем не менее, не дают ей ни выйти из подъезда, ни броситься на помощь брату. Ну, я так предполагаю, что брату, навряд ли почти взрослая девушка-подросток станет встречаться с шестиклассником.

Вот брату приходится тяжко: один из оппонентов держит его сзади за руки, а второй орет чуть ли не в лицо, требуя деньги. Судя по разбитой губе – Брат сопротивлялся, но безуспешно.

– Деньги давай.

– Что за шум?

А это уже явление меня. Глупо, конечно, мало мне своих проблем – фальшивый паспорт, из-за которого мне нельзя попадаться на глаза милиции, лишь одна из них – но и сидеть, забившись в угол и слушать вот это вот все – тоже как-то не комильфо[1].

Гоп-стопщики дернулись. Судя по всему, связываться со взрослым человеком им вовсе не хотелось. С другой стороны – их четверо, а шпанята толпой становятся гораздо смелее. Так что предсказать развитие ситуации я не могу. Будем действовать по заветам гражданина Бонапарта[2]…

– Мы разговариваем, – хмуро буркнул главный, тот, что требовал деньги. Главный – потому что взгляды остальных сразу скрестились на нем, мол, ты – босс, ты и разруливай ситуацию.

– Разговариваете? – я остановился в дверном проеме.

– Разговариваем, – уже чуть смелее кивнул главарь, видимо, решивший, что привязавшийся дядька не станет вмешиваться в «детские разговоры».

– А кто разговаривает?

– Я, вот, с пацанами…

Я демонстративно обвел взглядом всех, остановившись на девочке и Брате.

– Ты с пацанами. А разговариваешь с кем?

– С Лактом и с сестрой его.

Так они еще и знакомы. М-да. Ситуация запутывается.

– Лакт с сестрой – остались, ты с пацанами – убежали.

Заводила даже сначала не понял, что услышал.

– Чё?

– Парня с девчонкой оставили здесь, сами – исчезли.

Заводила побледнел. Авторитет, с таким трудом заработанный по принципу «вчетвером на одного», начал давать трещины. И не надо мне говорить «Вот, взрослый парень, самоутверждается за счет детишек». Мне эти детишки не впились ни в одно из известных науке мест. А вот пройти мимо попавших в неприятности детишек я все-таки не могу. И то, что неприятности имеют облик ДРУГИХ детей – не мои проблемы.

– А то что? – разродился Заводила.

– А то дядя сделает деткам бо-бо. Ну!

Я, если честно, ожидал чего-то вроде хмурого оставления места столкновения, с обязательными взглядами через плечо и не менее ритуальным криком с безопасного расстояния: «Мы тебя еще найдем!».

Однако Заводила сумел меня удивить.

Он отпрыгнул от меня и выхватил нож.

Мда. Судя по тому, что испугало это действо всех присутствующих – и даже самого Заводилу – ножиками здесь размахивать было не принято. Оно и немудрено: после разгула бандитизма в конце сороковых – «Черная кошка», вот это вот все – власти взялись за преступность жестко. За вот такое вот выступление взрослы мог надолго улететь в тюрячку, да и малолетке ничего хорошего не светило.

Заводила несколько раз неумело махнул ножиком перед собой:

– Пошел отсда! – прошипел он.

– Ну вот, – деланно огорчился я, – ты не мог сказать «Смотри, у меня нож!». Всегда хотел повторить фразу Данди-Крокодила…

С этими словами я достал из-за пазухи СВОЙ нож.

Талганский нож был длиннее жалкой выкидухи раза в три.

* * *

Когда топот ног затих, я повернулся к по прежнему замершей у стенки парочке родственников:

– Ну и что за деньги вы им задолжали?

– Ничего мы им не задолжали! – выкрикнула девчонка. Брат хмуро шмыгнул носом и осторожно потрогал пострадавшую губу.

– Да я и не говорю, что задолжали, – развел руками я. Потом убрал нож в карман и опять развел руками.

– Они в карты во дворе играют, – буркнул Брат, – и проигрывают. А потом деньги с ребят трясут. И в школе тоже…

Знакомое явление, чё…

– В милицию обратиться не пробовали?

– Ябедникам, сказали, темную устроят… – все так же хмуро пробубнил Брат.

Ну-ну. Если эта братва лихая не рванула жаловаться на «бандита с ножом» ближайшему участковому – я очень удивлюсь. Понятия – они такие, до первой кражи какой-нибудь нужной коллекции…

Кстати, нужно от ножа избавиться. Не навсегда, конечно, припрятать в одной из квартир. Потом заберу. Меньше вопросов, если я случайно попадусь на глаза тому самому участковому. Я с таким расчетом и выбрал брошенный дом как можно дальше от моей общаги, чтобы, если попадусь кому на глаза – можно было сбежать и быть уверенным, что возле общаги меня никто случайно не встретит.

– Ну, тогда носи с собой деньги, чтобы расплачиваться. Каждый день.

Я этим деткам, в конце концов, не папа, не мама и не Супермен, чтобы носы им вытирать.

– Мы отсюда уже уехали. На Малую Нуту, в новостройки.

– Старую квартиру решили проведать?

– Нет, мы не тут жили, в 56-ом доме. Мы… просто…

Брат внезапно засмущался. Следом покраснела Сестра.

– Так. Ребята, не пугайте меня. Вы зачем в пустом доме прятались?

– Мы не прятались, – Сестра все же была побойчее, – Мы… ну… клад искали…

Я расхохотался. Вот совпало так совпало.

– Не обижайтесь, – сказал я, отсмеявшись, – Просто я тоже тут клад ищу. Вот, нашел.

С этими словами я им гордо продемонстрировал вилку.

* * *

Свой нож я спрятал под ванну в той же квартире, где нашел вилку – в остальных двери оказались забиты где гвоздями, а где досками – и прогулялся по улочке вместе с парочкой кладоискателей-неудачников.

Брат Градей и сестра Манара еще когда жили в этом районе слышали о каком-то кладе, который кем-то был спрятан. Где-то. И состоял, видимо, из чего-то. Где именно – никто не знал, но всем детям было интересно его найти. Вот братец Градей и уговорил сестренку съездить поискать. Потому что дома оставлены и, значит, никто не помешает, и, во-вторых – скоро их будут сносить и клад пропадет. Тут они и наткнулись на старых знакомых…

Романтики. Кладоискатели. Искатели приключений.

Будем надеяться, что им хватило впечатлений.

– А вас как зовут? – спросил Градей на прощание.

– Меня не зовут, – отшутился я, – Я сам прихожу.

И так с этим ножом засветился по глупости, еще и имя называть?

* * *

В другом районе мне повезло чуть больше. Нет, клада я опять не нашел, зато нашел замечательную фарфоровую кружку – понятия не имею, почему ее оставили, может, забыли – синими узорами под гжель, золотым ободком и зеленым клеймом на донышке «АФЗ». Сколько она стоит – понятия не имею, но, подозреваю, в комиссионке много за нее не дадут. Поэтому буду пить чай из нее сам. Осталось только найти чайник, чай и сахар…

Вторым ценным предметом, раздобытым мною уже в самом конце дня – в ту квартиру я еще вернусь, очень она мне приглянулась – оказался барометр-анероид. В деревянном резном корпусе, с надписями вроде «Перемƀнно» через ять и «В. сушь».

Вот этот барометр я и оттащил в скупку. Нет, не краденого, магазин так назывался – «Скупка». Милая девушка в белом халате с очаровательным блондинистым каре до плеч долго смотрела на барометр и на меня, то ли прикидывая цену, то ли пытаясь увязать в голове мой облик джунглевого узбека и барометр. С которым я стоял, как Остап Бендер с астролябией.

Наконец, шестеренки в голове красавицы провернулись и она позвала на помощь «Морея Картановича». Рекомый выглянул откуда-то из-за шторки, взглянул на барометр, поправил пенсне и сказал мне, что за 250 рублей он возьмет барометр-анероид – собственно, от него я слово «анероид» впервые и услышал – на реализацию, не глядя.

Для человека, у которого в кармане даже вошь с аркана сорвалась, это было целое сокровище! Тем более, что и барометр я нашел. Так что мы троекратно обменялись: я получил тощенькую пачечку десяток, Морей Картанович – барометр, девушка – кучу улыбок от меня. Мне тоже досталась улыбка, так что я выиграл больше всех.

Потратив часть денег на уже привычные молоко и батон – где еще можно поесть я просто не знал – я отправился туда, где встретил неудачливых кладоискателей. Нож-то нужно забрать.

Но до тайника я дойти не успел.

– Вон! Это он! – услышал я за спиной.

А потом топот приближающихся сапог. Слишком тяжелых для подростка.

[1] Комильфо – от французского comme il faut «как надо, как следует». В дореволюционной России имело значение – «соответствующий правилам хорошего тона». В нынешнее время приобрел второе рождение в виде «не комильфо» со значением «что-то неправильное»

[2] «Главное ввязаться в драку, а там разберемся»