Текст книги "Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история"

Автор книги: Константин Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

Глава 55

На улице, прижавшись к стене здания, стояла будочка. Обита тонкими рейками, аккуратно выкрашенная в голубой цвет, с табличкой по верхнему краю «Ремонт обуви».

– Здравствуйте, – заглянул я внутрь.

– Добрый день, – сапожник взмахнул тонким молоточком и с любопытством посмотрел на меня. А я на него. Сапожник, похоже, не очень часто встречал талганцев и поэтому молодой парень с бородой, в зеленой тюбетейке и душно-черном костюме был для него в диковинку. А я никак не ожидал увидеть в сапожной будке… еврея?

Нет, на еврея сапожник все же не походил. Вернее, походил, но не на такого стереотипного такидатого[1] еврея, с пейсами и кипой, а, скорее, на еврея древности, из тех, что мечом отстаивали свое право жить вот именно здесь. Загорелое лицо, нос топором, черные волосы… Еще он немного походил на сирийца, видел я беженцев в своем городе, еще в том мире[2].

– Чего хотел молодой человек? Ваши туфли куплены совершенно недавно.

Ишь, Зоркий глаз…

– Скажите, а можно купить у вас пару каблуков?

Похоже, я смог удивить сапожника, его черные глаза расширились – и тут же сощурились в улыбке:

– Если вы хотите починить обувь – то приносите ее ко мне, Дзераб сделает все в лучшем виде.

– Да если бы я… Мой дядюшка решил, что все может сделать сам. Вот и послал меня за материалом. А он у меня упрямый, если что забрал в голову…

– Вы, часом, не из Талгана ли?

– Из него самого.

– И дядюшка ваш почтенный, небось, тоже из Талгана?

– Совершенно верно.

– Тогда я, наверное, продам вам каблуки. Я бывал в Талгане, вы там упрямы. Сколько каблуков вам нужно? Пару?

– Давайте четыре.

– Ваш почтенный дядюшка, часом, не коня ли собирается обувать?

– Мой почтенный дядюшка может испортить несколько каблуков.

Сапожник, улыбаясь, пошуршал в своей будочке и протянул мне стопку черных квадратов:

– Сорок рублей.

Я протянул ему четыре серо-розовые бумажки с товарищем Афосиным.

– Спасибо вам, добрый человек.

– И вам спасибо. Лэальмин хьи[3].

Надеюсь, он меня не послал подальше…

* * *

– Вот эту, – протянул я продавщице книгу.

– Ээ… – та замялась, переводя взгляд с меня на книгу и с книги на меня.

Я вообще-то завернул в книжный, чтобы полистать географический атлас. В штампе о выписке нужно было вставить название отдела милиции, который меня выписал, так что я хотел прикинуть, к какому отделу относится настоящего Ершана. И уже зайдя в магазин и начав листать атлас, выругал сам себя за тупость.

У тебя в паспорте – штамп о прописке. В котором написано, что прописал меня Сардарский районный отдел милиции. И подпись начальника паспортного стола есть. Как ты думаешь, Ершан ты, блин, Ершанович, какой отдел милиции тебя должен выписать?

Какая-то мысль мелькнула в голове, но не смогла оформиться.

Я положил атлас, повернулся к выходу, и тут заметил знакомую обложку. «На берегах Аргая»! Мой справочник по Талгану и особенностям поведения его обитателей, спертый у меня на вокзале, вместе с чемоданом.

Я скучал по тебе!

– А зачем она – ВАМ? – с искренней непосредственностью поинтересовалась продавщица. Я давно заметил, что здешние продавцы гораздо более живые, чем в наше время. У нас – как будто общаешься с роботом с ограниченным набором фраз: «Карточкой или наличными? Пакет нужен? Товар по акции? Галя, у нас отмена». И хотя есть множество историй про продавщицу, которая неправильно покосилась, положив на прилавок пачку презервативов со вкусом банана, или отговаривала покупать розовый киндер-сюрприз мальчику, потому что он «для девочек». Да продавщицам нашего времени пофиг, хоть вы своему мальчику купальник со вкусом банана покупайте. Мимо них столько таких как вы проходит, что вы им глубоко безразличны.

А здешняя продавщица: увидела талганца, покупающего книгу о Талгане – удивилась – спросила.

– Хочу проверить, все ли там правильно написано, – сурово произнес я.

* * *

«Нач. Пасп. Стол… а».

Вот и еще одна буковка легла на положенное ей место.

Уф. Полдня убил на вырезание этого треклятого штампа. Сначала я собирался, как представлял себе – вырезать все буквы штампа прямо на толстой резинке каблука. Изначально я вообще планировал по проверенной схеме – из ластика, но такого большого ластика, чтобы на нем вместился целый штамп, я не нашел. Пришлось брать каблук, вырезать на нем… и тут, к счастью, скорее рано, чем поздно, до меня дошло, что если я запорю хоть одну буковку – придется начинать все по новой. А я запорю, я себя знаю. Поэтому я пошел по другой схеме – каждую букву вырезал отдельно и наклеивал резиновым клеем, желтый пузатый тюбик которого купил в магазине хозтоваров. Теперь у меня в комнате воняет клеем так, что того и гляди придут фиолетовые гоблины[4], весь стол завален кусочками бумаги и обрезками резины, а спина болит так, как будто я весь день провел на лесоповале. С другой стороны – если штамп будет неаккуратным, то мне придется провести на лесоповале чуть больше, чем один день…

Ну что там, клей подсох?

Я смазал штамп чернилами и шлепнул на бумагу, на которой и так уже толпилось множество маленьких фиолетовых буковок. Так… Ага…

Палочка в букве «Ы» в слове «ВЫПИСАН» не пропечаталась, похоже, слишком низко наклеена… В букве «О» в слове «Отдел» – небольшой зубчик сбоку… И в букве «а» в слове «стола» – не виден хвостик.

Ох-хо-хо…

Осторожненько срезаем бритвой зубчик, срезаем запоротые буквы, вырезаем по новой…

Ну вот, теперь, вроде бы – то, что надо. Только ты посмотри внимательнее еще раз. И еще. И еще. Точно все соответствует?

Точно.

Теперь можно… Нет, не ляпать его в паспорт. Рано. Попадись я сейчас кому с этим штампом – и как я объясню его появление? Телепортом? Неет, мне нужно сначала свинтить из общежития на недельку-другую, типа уехал, и только потом ставить штамп.

Уф. Я положил свое поделие на подоконник, досыхать, свернул кулек из газеты и принялся собирать в него обрезки, крошки, куски резины… Все бумажные следы работы я мелко порвал, сложил в пепельницу и сжег.

Так… Чисто? Чисто. Осталось только сам штамп спрятать. А то придут дяденьки в красных фуражках, постучать в дверь – а у меня тут готовая статья лежит.

В дверь постучали.

[1] От стереотипной присказки «таки да» или «таки», которую, имитируя еврейский разговор, вставляют в тему и не в тему

[2] Сапожниками в СССР пятидесятых очень часто были ассирийцы.

[3] Доброе пожелание на арамейском, языке, на котором говорят ассирийцы. По смыслу «Всего доброго», дословно – «Живи вечно»

[4] Намек на шутку «Я красил полы в комнате с закрытыми окнами. Но потом пришли фиолетовые гоблины и сказали, что окна лучше открыть».

Глава 56

Сердце с силой ударилось о ребра изнутри, раз и другой, как будто попыталось сбежать менее банальным путем, чем через пятки.

Ноги ослабли, став натурально ватными. Можно сколько угодно мысленно готовиться к тому, что за тобой придут, но когда придут на самом деле – ты нифига не будешь готов.

Взгляд заметался, как любовник по пустой спальне.

Бумага? Вся сгорела, пепел перемешать!

Обрезки резины в кульке? Не улика, не улика!

Самодельный штамп на подоконнике? О, вот это улика из улик, при наличии его – можно пепел и не мешать, на него все равно никто не взглянет.

Стоп.

С чего я вообще решил, что это за мной… в смысле, что это из милиции, из КГБ, из органов, в общем? Я, кажется, нигде не светился, не палился, чтобы связать меня с украденным на другом конце страны паспортом или с попяченными на пляже штанами – это надо быть ясновидящим Шерлоком Холмсом.

Может, это просто кто-то соль ищет? Ага, почти в полночь. Хотя… В студенческих общежитиях жизнь не останавливается никогда, ко мне, в прошлом мире, один раз постучались в три ночи спросить, нет ли у меня сырых куриных яиц.

Стук повторился. Аккуратный, вежливый, совсем не похожий на грохот сотрудников внутренних органов – которые, надо сказать, грохочут не из желания напугать, а чисто по практической надобности, потому как вежливый стук можно и не расслышать.

– Кто там? – спросил я с замиранием сердца, подойдя к двери.

– Ершан… – почти прошептали из-за нее.

Ершан! Ты… ты… нет, ты не олух царя небесного, ты из тех личностей, которым не придумали приличных названий.

Я же забыл! Забыл про то, что обещал прийти к Нитке!

– Подожди секунду, я штаны натяну!

– А, ты уже спать лег… – судя по помрачневшим интонациям, Ланита собралась уходить.

– Нет! Стой!

Я в несколько быстрых движений завернул штамп в бумажный листок – его бы еще скотчем для верности обмотать, эх, где тот скотч…[1] – вместе с кульком с резиновым мусором швырнул его в вещмешок, и прыгнул к двери, грохоча ключом.

Не ушла.

– Ты говорил… Что придешь…

Нита комкала в руках белый платок. Она ждала моего прихода, а я, я все забыл…

Меня загрызла совесть. Девчонке и так тяжело, а тут еще единственный человек, на которого она могла бы опереться, продинамил.

– Прости, пожалуйста, Нита. Я тут занялся одной вещью… И потерял счет времени.

Почти не соврал, кстати.

– А это тебе.

Ланита недоуменно посмотрела на протянутую ей зеленоватую бутылку лимонада. С маленькой полукруглой этикеткой у горлышка, на которой было написано «Ситро». Посмотрела – и засмеялась.

– Я решил, что дарить цветы – как-то глупо, – пожал я плечами.

– И пошло, – кивнула она, – И… и глупо. Моей соседке один кавалер… твой сосед, кстати…

Арман, значит, уже пошел окучивать абитуриенток.

– …принес цветы. Она потом их в вазочку поставила, понюхала и сказала: «Лучше бы он кусок сала принес. Цветы постоят и завянут, а я есть хочу».

Надо будет намекнуть нашему казанове на беспроигрышный вариант ухаживания за студентками.

– Я подумал, что покушать у тебя есть, от алкоголя ты отказалась, а угостить тебя чем-то я хотел. Ну и… вот.

Я протянул ей лимонад и достал из-за спины газетный кулек с вишнями.

* * *

Вишни, на мой избалованный супермаркетами вкус, были мелкими и кисловатыми. На вкус Ланиты, впрочем, тоже. Она рассказала, что у нее на родине, в некой неизвестной мне Талани, вишни гораздо крупнее. Примерно с… Ну, в то, что вишни в этой самой Талани величиной с кулак, я, конечно, не поверил. Даже с кулак Ланиты. А в то, что они при этом слаще меда – я не поверил тем более.

Мы сидели в ее комнате на кровати, ели вишни, плевали косточками, пили лимонад и болтали о всякой ерунде. Я, например, подкалывал ее хвастливыми техасскими анекдотами. Ну, знаете, из тех, где говорится, что в Техасе соловьи поют басом, а комары такие здоровенные, что их ловят мышеловками. Естественно, не упоминая Техас, а говоря о том, что это все творится в ее Талани.

– Комаров – мышеловками? На такую мелочь у нас и внимания не обращают – мы капканы ставим.

– А вишен, десятка на дюжину хватает?

– Бери больше: три штуки – уже десяток!

Мы засмеялись. Кровать под нами тихонько заскрипела, но ни Нита, ни я не обращали на это внимания. Как и на то, что мы сидим бок о бок на одной кровати, прижавшись друг к другу.

– У нас на Талани все самое лучшее! – гордо заявила Ланита, в глазах которой плясали то ли искорки, то ли чертики – Самый вкусный борщ, самое жаркое солнце…

– Эй, у нас в Талгане солнце тоже не морозит!

– У вас оно горячее, а у нас – жаркое! Самая плодородная земля, такая, что весной спички рассыплешь – осенью поленья собираешь! Самые быстрые кони, самые смелые воины, самые красивые девушки…

Ланита осеклась, явно считая, что к ней это не относится. Чертик на моем плече вместе с ангелом дружно заорали: «Давай!».

– Я вижу, – сказал я, наклонился и поцеловал ее.

Нет, не в губы, это был легкий, почти дружеский поцелуй в щечку.

Ланита замерла.

И второй поцелуй тоже был дружеским. А третий – уже не совсем. А четвертый – совсем не.

От Ланиты пахло вишнями, солнцем, всей ее замечательной Таланью сразу. Мои губы спустились на шею и пошли ниже.

– Не надо… – прошептала она, тихо, еле слышно, – Пожалуйста…

Мои пальцы зажили своей жизнью и расстегивали пуговички на платье.

Пуговицы на моей рубашке уже были расстегнуты.

[1] Скотч был изобретен в 1930 году, но до СССР добрался только в конце восьмидесятых.

Глава 57

За окном зашуршал и разбудил меня дождь. Я шевельнулся, стараясь не потревожить прижавшуюся ко мне теплую и мягкую девчонку, осторожно вытащил руку и закинул ее за голову.

А другой рукой слегка приобнял Нитку. Погладил голое плечо под простыней – Ланита, собственно, вся завернулась в простыню, так что наружу не показалось ни сантиметра – погладил голые лопатки, голую поясницу… Ниже тоже было голое, но там я гладить не стал. Потому что посчитал это неправильным. Трогать девочку там, где она не разрешала.

Может, кто-то назовет меня дураком или еще как-то похоже, но…

Наверное, я единственный в мире человек, который провел ночь с совершенно раздетой девушкой, и она после этого осталось девушкой.

Когда ни на ней, ни на мне не осталось ни нитки, и меня – нас – уже несло по волнам сумасшествия – Нита нашла в себе силы, чтобы сказать «Не надо». А я нашел в себе силы, чтобы остановиться.

Потому что – не надо.

Потому что это вот все не надо ни ей ни мне. Ей надо замуж, а мне… Мне надо найти девушку, не обремененную лишней нравственностью. Здесь вам не тут, в смысле – в этом мире совсем не так как в нашем, и секс здесь – повод не только для знакомства, но и для начала долгих и серьезных отношений. Отношений, которые мне заводить НЕЛЬЗЯ.

Я – пришелец из другого мира, живущий по чужому паспорту на птичьих правах. Вот начни я встречаться с девушкой – и что? Надо мной постоянно будет висеть дамоклов меч моего самозванства, в любой момент меня могут разоблачить, а как это разоблачение отразиться на судьбе моей девушки? Правильно: проблемы, проблемы и еще раз проблемы. Это уж не говоря о том, что она почувствует, когда узнает, что ее милый и любимый ей все время врал. Мне это надо: кроме свой жизни еще и чужую ломать?

Какая-то нехорошая мысль попыталась пробраться в мою голову, скользнула холодком по спине… а, нет, это Нитка зашевелилась, спряталась еще больше под простыню и уткнулась мне носом в грудь.

– Спишь? – тихо спросил я.

Нита зашевелилась, кажется, попыталась помотать головой, но поняла, что не получается и прошептала:

– Не сплю.

– И я не сплю, – констатировал я очевидный факт.

Мы полежали молча еще немного.

– Ты ведь, наверное, всем расскажешь… – тихо и печально спросила девушка из-под простыни.

– Нет, – чуть пожал плечами я.

Простыня зашевелилась, и из нее показался розовый носик. Забавно: он нисколько не изменился, но теперь совершенно не напоминает свиной пятачок.

– Почему? – спросил носик.

– Мне отец запретил.

Вслед за носом, как мышка из норки, выглянули два глаза:

– Как это?

– Мне отец всегда говорил: что бы у тебя ни было с девушкой – никогда и никому об этом не рассказывай. Друзья твою похвальбу через пять минут забудут, а девушку ты обидишь навсегда.

Носик вместе с глазами спрятались обратно и замолчали. Задумались.

Я продолжал лежать, глядя в потолок и машинально поглаживая круглое плечо. Плечо не сопротивлялось и не отстранялось, наоборот, кажется, прижималось поближе. А, может, показалось.

– Ты странный, – сказали из-под простыни.

– Почему?

– Другой бы… ну… меня… не остановился бы, в общем.

– «Нет» для меня означает «нет».

– Я и говорю: странный. И еще… ты вправду не расскажешь?

– Про тебя?

– Про нас?

– Вправду.

Нита помолчала, потом, так и не вылезая на свет, сбивчиво и путано рассказал мне историю. Про то, как она, там, в своем селе, встречалась с одним молодым человеком. Который эпитета «молодой» заслуживал а звания «человек» – нет. Как он пудрил ей мозги, как она, влюбленная школьница, бегала к нему на свидания в темноте за амбар, как он уговаривал ее на кое-что побольше, чем просто поцелуи при луне, а она, несмотря на всю свою влюбленность, отказывалась… И доотказывалась. Разочарованный ухажер взял да и разболтал про нее грязную сплетню. Подробности сплетни я выспрашивать не стал, но мысленно сделал себе заметку: если вдруг этот казанова попадется мне на жизненном пути – оставить ему заметку, что с девушками так нельзя. Вдобавок к тем, которые уже оставили Ланитин папа, Ланитин брат и собственный папа казановы.

Как она мне доверилась с таким опытом…

– Ты… я не знаю… ты сразу показался тем, кому можно доверять.

– Вот прям сразу-сразу?

– Нууу… Не совсем сразу… Когда я тебя узнала… поближе…

Ланита зашевелилась и пихнула меня кулачком в бок:

– Отвернись.

Я мог бы сказать «Что я там не видел?», но не стал. Во-первых – не хотел обижать, а во-вторых – я и вправду ничего не видел. Темно было.

Судя по шорохам, Ланита застегнула пуговички своего лифчика, огромного сооружения, больше похожего на топик, потом, кажется… а, ну да, надела пояс и пристегнула к нему чулки – совершенно не эротичные, такой же обычный предмет одежды, как в наше время колготки, которых я, кстати, кажется, ни на ком не видел[1] – потом натянула панталончики, похожие на белые спортивные шортики… что? Они на спинке кровати висели!

Шорох платья.

– Можешь поворачиваться.

– Теперь твоя очередь отворачиваться – хмыкнул я.

* * *

Бодрый и довольный – с Ланитой мы расстались как хорошие друзья, хотя до сих пор при воспоминании о ней в груди поднималось тепло – я надел свой костюм, и, насвистывая, завязывал галстук, глядя в мутноватое зеркало в стальной оправе, которое оставил Арман.

Пора-пора-пора бы уж съезжать отсюда, братцы… Иначе комендант начнет задавать ненужные вопросы. Съезжать, найти жилье на пару недель, придумать, где достать денег – похоже, опять меня ждут заброшки… – потом шлепнуть в паспорт штамп, отнести его коменданту…

И тут меня ударила молния.

Нет, не настоящая, но, хотя опыта попадания под молнию у меня и не было, но, могу поклясться, ощущения были бы схожи.

Паспорт отнесешь? Коменданту? А ты ничего не забыл?

Рассказывал мне отец, как он, где-то в девяностых, прописывался на новом месте[2]. А в паспортном столе его прописывать упорно не хотели, потому что он забыл взять со старого адреса при выписке какую-то справку об убытии[3]. И паспортистка упиралась, требуя эту самую справку, потому что ей нужно сделать на ней отметку и отправить обратно, на старое место жительства, для какого-то контроля. В итоге папу прописали, но выпили столько крови, что он часто вспоминал этот случай.

Я сел на кровать.

Приплыли.

Приду я такой красивый с паспортом, с новеньким штампом, а комендант мне: «А справка где?». Я ему: «Какая справка?». А он: «Что значит – какая? Тебе что, при выписке не дали? Вот я сейчас напишу их начальству, пусть разгон дадут!». А там, в паспортном столе – слыхом не слышали о каких-то Ершанах, которые с учета снимались. Зато прекрасно себе слышали об украденном паспорте…

Даже если я и смогу найти бланк этой справки и сам ее заполню… Не прокатит. Ее комендант в Талган отправит… То-то в талганском паспортном столе удивятся…

Даже не комендант: он не сам прописывает, а в паспортный стол это все отнесет. Так что начавшие появляться в голове планы о том, как ночью тайком пробраться в кабинет коменданта, вскрыть ржавым гвоздем сейф и украсть мою карточку до того, как ее отправят в Талган – без вариантов.

Хана. Конец. Гейм овер.

[1] Колготки были придуманы в 1940х годах, но распространение, не только в СССР, но и в мире, получили с середины 1960х

[2] С 1993 года в России прописка была отменена. Вместо нее введена регистрация по месту жительства. И, хотя многие путают эти понятия, но разница между ними – принципиальна. Прописка имеет характер РАЗРЕШАЮШИЙ, то есть тебе могут и отказать в прописке. Регистрация же – характер УВЕДОМЛЯЮЩИЙ, ты просто фиксируешь, где теперь живешь.

[3] Не справку, а адресный листок убытия. Документ, оформляемый в паспортном столе при убытии человека на другое место жительства.

Глава 58

Я встал. Опять сел. Куды бечь-то? Жизнь, распланированная на несколько лет вперед, вдруг сжалась до ближайших недель. Потом меня без прописки попрут из общаги.

Может, уже пора складывать вещички? В смысле – вообще все вещички? Да и потихонечку двигать отсюда?

Или…

Или не стоит торопиться?

Меня пока не гонят палками, так что я, вместо того, чтобы рваться из общежития, могу спокойно прожить здесь неделю минимум, чтобы за это время найти лучший вариант.

Правда, пока не знаю, какой… Но ведь это – пока, верно? С другой стороны – не буду же я ходить и спрашивать, как в вашем Союзе ССР… в смысле… блин, как вообще здешнее государство называется? Тьфу ты. Объединенные Республики Советов, знаю же, читал в учебнике.

Не о том думаешь!

Как прожить без прописки? Ответ – никак. Даже если я припрусь в богом и товарищем Афосиным забытый колхоз – будет все то же самое: «Где ваш паспорт[1]? Где ваша прописка[2]? Где специальная бумажка?».

Или…?

Я встал. Сел. Встал. Заходил по комнате.

Погодите, погодите…

Чтобы жить в общежитии – нужна прописка, так? Но ведь никто не заставляет меня жить именно в общежитии? Я могу жить на съемной квартире у какой-нибудь бабушки-старушки, отдавать ей денежку «за квартиру за январь», как Шурик[3], и в ус не дуть.

Нет. Не могу. Бабушка-старушка тоже ведь, наверное, обязана прописывать проживающих, иначе… Ха! Иначе кто-то, тот же участковый, заинтересуется, что это за личность тут обитает. Но! Бабушке-старушке наверняка нет никакого резона сообщать всем и каждому о том, что она сдает квартиру. Иначе это получаются «нетрудовые доходы» или как там это зовется на советской фене[4]. И, если уж квартирка сдается – то участковый наверняка в доле и может закрыть глаза на то, что человек живет без прописки. Особенно если этот человек – студент, в криминале не замешанный.

Хо-хо! Похоже, выход!

Окончательно это проблему паспорта и прописки не решает, но позволяет оттянуть ее на некоторое время, чуть большее чем пара недель.

Ай да я, ай да молодец, ай да…

Тормоз.

Решил проблему? Ничего не забыл?

А военкомат? Каждый студент становится на воинский учет. Вон, у Ершана в документах бумажка лежала, что он обязан встать на воинский учет там, где будет учиться. А чтобы встать на учет – нужен паспорт. С пропиской, что характерно.

Облом…

Я оперся руками о подоконник, прижался лбом к стеклу и посмотрел вниз, на пустой двор.

Может, ну его, а?

Может, хватит бегать, суетиться, придумывать? Выкинуть паспорт Ершана, уехать в другой город, прийти в милицию и сказать… Сказать что? Здрасьте, я из другого мира, к вам через пространственную дырку на базаре попал?

Блин, не хочу в дурку!

А другие варианты – какие? Прийти, отдать паспорт, мол, вот, украл нечаянно, но я на самом деле не шпион и не злодей, просто паспорта у меня нет, в стране меня никто не знает, откуда я родом – сказать не могу.

Тоже не вариант…

Или вариант? Ну не будут же меня бить ногами, чтобы выбить признание в работе на уругвайскую разведку – не те времена. Ну посадят, за кражу паспорта – в тюрьме тоже люди живут. Отсижу и выйду, зато уж полностью легализованным. Заподозрят в шпионаже? Будут следить? Ну и пусть: я буду жить простой жизнью бывшего уголовника… Тоже мало приятного, конечно.

И, если я не скажу, откуда родом, сошлюсь на потерю памяти – опять-таки риск попасть в психушку…

Не хочу!

Или все-таки сдаться? Не рыпаться? Как говорится: не убегай от снайпера – умрешь уставшим.

Я действительно почувствовал жуткую усталость, как будто реально все это время от кого-то убегал.

Надоело. Все надоело.

Лучше ужасный конец, чем ужас без конца.

* * *

Милиционер в форме поднялся по крыльцу уже знакомого мне отделения милиции. Два просвета, одна звезда – майор. До этого попадались одни лейтенанты, простые, старшие и младшие, даже капитанов не видел, а тут – цельный майор.

Наверное, достаточно большая должность, чтобы решить, что делать с пришельцем ниоткуда…

Я решительно зашагал ему вдогонку, поймав у самой двери:

– Товарищ майор, разрешите вопрос?

[1] Паспортов у колхозников не было до 1974 года (в смысле – были, просто не у всех и получить паспорт колхознику было тем еще квестом), герой об этом знает, просто забыл на нервах.

[2] Прописки у колхозников тоже не было.

[3] Фильм «Операция «Ы» и другие приключения Шурика», если кто вдруг забыл.

[4] Да так, собственно, и называлось.