Текст книги "Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история"

Автор книги: Константин Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

Глава 39

Мы с Бергеном быстро переглянулись:

– Я за Мамочкиным.

– Я с Арманом.

Берген рванул из комнаты, я прыгнул к подбитому красавчику. Все же армия приучает думать быстро в критических ситуациях. И не просто думать, а принимать решения. И не просто принимать, а еще и исполнять их. Как говорили в какой-то книжке, если какой-то ублюдок наглеет – нужно сначала дать ему в морду, а потом думать о том, правильно ли ты поступил[1].

Я бросил красавчика на кровать и навис над ним… бррр, как-то это неправильно прозвучало, вам не кажется? В общем, я перевел Армана в лежачее положение.

– Тошнит? Голова болит? Кружится? В ушах шумит? Глазам больно? Тело слушается?[2]

– Н-нет…

– Сколько пальцев?

– Два.

– Как два?

Я же три показывал?!

– Аа, я большой палец не посчитал…

– Кто тебя так?

Пока я еще не решил, как буду действовать. Но что действовать я буду – это однозначно.

– Нитка.

– Что за нитка?

– Наша Нитка.

– Ты себя точно хорошо чувствуешь? Какая нитка?!

– Да наша! Та, что ругалась, что мы пиво пить собираемся.

Ругалась, что пиво… Свинка, что ли? Как там ее на самом деле зовут… Ланита? Нитка?

– За что она тебя так?

– Случайно.

– Случайно врезала в глаз?

– Ну да.

Из короткого, и все равно путаного рассказа Армана вышло так, что Нитка выступила самозваным борцом за нравственность девочек-абитуриенток и отправилась в покомнатный обход. Или же просто зачем-то зашла в комнату к знакомой и обнаружила Армана и его сегодняшнюю подружку в предосудительной позе. Нет, ничего такого, что могло бы прийти на ум посетителям сайтов определенной направленности: они даже не целовались. Просто стояли слишком близко друг к другу. Арман не стал вдаваться в подробности, но мне показалось, что они стояли, скажем так, вплотную друг к другу. А его руки, возможно, находились не совсем там, где должны находиться руки того, кто «просто разговаривает».

Наша пухляшка накричала на Армана и принялась выталкивать его из комнаты. Безымянная подружка схватила ее за запястье и попыталась оттащить, Ланита резко выдернула руку из захвата, а Арман в этот момент неудачно повернулся… И получил острым локтем прямо в глаз.

Понятная ситуация. У меня так дядя, когда работал в совхозе агрономом, подошел сзади к трактористу, который собирался трактор запустить. Для тех, кто не знает процесс: на маховик пускача[3] наматывается пусковой шнур – и рывком тянется на себя. Рука тракториста при этом отлетает далеко назад и если кто-то подошел сзади… В общем, мой дядя почти две недели изображал енота. Благо, человек он был спокойный и флегматичный, и на внешность ему было слегка наплевать. Как он сам говорил: «Я же себя не вижу».

Арман осторожно потрогал кровоподтек:

– Синяк теперь будет…

Хм. Знаю я один способ…

Я достал нож:

– Как ты относишься к шрамам на лице?

– Плохо, – настороженно покосился красавчик на качающееся перед глазами лезвие, – Если они на моем лице.

– Зато синяк пройдет за день[4].

– А шрам?

– Нуу… Года за два.

– Спасибо, не надо…

– ААА!!!

Я подпрыгнул от неожиданного крика за спиной. Арман дернулся и тоже чуть не заорал: когда человек с ножом, стоящий над тобой, дергается – это несколько пугает.

Кто это там вопит?

Я оглянулся. В дверях стояла бледная, как сметана, Нитка-Ланитка-Свинка, прижавшая ладони к щекам и округлившая губы в беззвучном вопле. Короче, видели картину Мунка «Крик»? Примерно так она и выглядела[5].

– Что? – спросил я.

– Что… – эхом откликнулась она, – Что ты с ним делаешь?!

Мда. Ситуация действительно для постороннего взгляда непонятная: парень с фингалом лежит на кровати и шепчет «Не надо…», а над ним нависает второй, с ножом.

– Тут вообще какая-то шарага творится… – с кровати пожаловался Ирис, перед которым действительно за последние минуты чего только не произошло.

– Лечим синяк, – отмахнулся я ножом.

– Нож лучше не прикладывать, – Ланита тут же отмерла, – Холода от него немного, быстро нагреется. Лучше – бадяга.

– А еще лучше – троксевазин[6], – буркнул я, – Только где их взять?

– Так я принесла, – девчонка наклонилась и подобрала с пола бумажный сверток.

– Где ты ее взяла?! – нет, я знаю, что синяки можно быстро свести бадягой, но найти ее вечером в общежитии, за какие-то несколько минут.

– У боксеров. Принеси воды!

Голос был настолько командный, что я метнулся кабанчиком до кухни и притащил стакан воды. Ланита высыпала из бумажного кулечка на экспроприированный у Армана носовой платок серо-зеленый порошок, чуть размешала его с водой и несколькими аккуратными движениями втерла в кожу в месте удара[7].

– Как подсохнет – смой. Утром еще раз. Ну и днем – пару раз.

– Спасибо, – искренне поблагодарил Арман, который не стал заострять внимание на том, что причиной всей суматохи была сама Ланита. И на том, что она испоганила ему носовой платок. Впрочем, несмотря на то, что он был местным, то есть – городским-полустоличным, снобом Арман не был, так что платок пожертвовал с чистым средцем.

Погодите-ка… Ты-то мне и нужен.

– Арман, а ведь ты – местный.

Тот замялся, явно пытаясь угадать, какой ответ человеку с ножом в руках покажется правильным.

В этот момент в коридоре раздался крик. Нет, Крик. Нет, скорее – РЁВ. Наверное, так ревели викинги, штурмуя прибрежный город или какой-нибудь христианский монастырь. На заднем фоне слышался гул голосов, как будто викингов в их стремлении к цивилизации – вернее, к плодам цивилизации, типа золота, ценностей и симпатичных девушек – сопровождала группа поддержки. Из ранее набранных симпатичных девушек.

Мы всей комнатой телепортировались в коридор. По крайней мере, какая-то магия была в этом задействована: четыре человека одновременно не могу выскочить в не такую уж и широкую дверь.

По коридору шествовал Мамочкин. С испуганным лицом человека, который получает орден за то, что во время авианалета шмальнул в небо и нечаянно сбил бомбардировщик. Рядом с ним шагал великан-шахматист со счастливой улыбкой задиры, наконец-то получившего в морду.

– Вот он! – ревел великан, – Вон он, тот человек, который поднимет знамя шахматной славы нашего факультета и понесет его дальше! Меня! Он обыграл – меня!

[1] «Штирлиц или Вперед в прошлое» Н. Бегемотова и П.Асса. Полная цитата выглядит так: «Вот если какой-нибудь ублюдок наглеет, а ты думаешь, дать ему в морду или нет, то в конце концов приходишь к мысли, что бить человека нехорошо, неинтеллигентно, что ублюдок – тоже человек, и так далее. В результате человеческая цивилизация пришла к такому состоянию, что кругом ходят наглые ублюдки, которые вытирают ноги о таких, как ты, интеллигентов. А настоящий русский сначала даст в морду, а потом подумает, правильно ли он поступил. И, что самое интересное, придет к выводу, что правильно!»

[2] Перечислены симптомы сотрясения мозга.

[3] Пускач – пусковой двигатель трактора, служит для запуска основного двигателя. Аналог стартера, только работает не от электричества, а на бензине. Поэтому, несмотря на то, что сам трактор работает на дизельном топливе – бензин ему все равно нужен.

[4] Герой имеет в виду один из народных способов избавиться от кровоподтека: разрезать кожу и выдавить натекшую кровь. Синяк, по слухам, действительно не появляется, зато остается шрам. Автор, в отличие от героя, не пробовал сам этот способ, поэтому не рекомендует экспериментировать.

[5] Распространенное заблуждение. Герой картины Мунка (несмотря на название картины) не кричит, а зажимает уши от крика.

[6] Мазь-гель. Если намазать место удара ДО появления синяка – с большой долей вероятности он и не появится. Этот способ автор пробовал на себе, поэтому рекомендует.

[7] А вот этот способ автор не пробовал, но слышал положительные отзывы о нем от заслуживающих доверия людей

Глава 40

Я уже говорил, что люблю гулять по рынкам? Так вот – афосинская барахолка ничем не отличается от обычного российского рынка. Разве что потусклее – меньше ярких красок да и вещи здесь продаются в основном б/у. Оно и правильно: хочешь купить новую вещь – иди в магазин. А хочешь продать новую вещь… Значит, ты спекулянт и будешь покаран со всей строгостью советского закона, ибо нефиг[1].

А так барахолка еще интереснее рынка, потому что тут продается множество таких вещей, каких на наших рынках уже и не увидишь.

Патефон, например… хотя, нет, плохой пример – как раз патефон я как-то видел на рынке. А вот – петушки на палочках. Не современные химические кадавры[2] кислотных цветов, а те, что сделаны из чистого сахара, расплавленного на газовой плите до светло-коричневого цвета и разлитые по формочкам, с палочками-держалками из спичек.

Или вон – губные гармошки. Честно говоря, у меня они вызывают ассоциации только с немецко-фашистскими захватчиками: в фильмах про войну немцы часто показаны сидящими на какой-нибудь завалинке с закатанными рукавами рубашки и самозабвенно выдувающими нехитрую мелодию. А здесь – нет, мужичок, продающий гармошки стального цвета и сам на них дудит и покупатели, надо сказать, у его прилавка не переводятся.

Серебристые чугунки[3], их тоже на рынках не встречал. Хотя, может просто не обращал внимания. Так. Стоп. Серебристые? То бишь – новые? Хотя все как-то привыкли, что чугунки – они черные, но такими они становятся от копоти при употреблении по назначению. А так – чугунки делают, внезапно, из чугуна, каковой хотя и относится к черным металлам, но сам по себе все же не черный. А как же мое рассуждение на тему спекуляции? Непонятненько…

– Откуда посуда, дядя? – я не утерпел и все же влез с вопросом.

– Известно откуда: инвалидная артель имени товарища Мартелло.

Понятно… Нет, не понятно: что за артель вообще такая? Для меня артель – это… ну… такое сборище людей. Например, когда они тащат машину из кювета, как муравьи жука. Вот это – артель. Но здесь «артель», похоже, какой-то аналог перестроечных кооперативов или чего-то типа того.[4]

Я пошел дальше, отмечая, что товары различных артелей здесь были довольно-таки массово представлены: пачки коричневой курительной бумаги, махорка, кепки, штопальные пяльцы, кухонные ножи, зажимы для штор, иголки, дрели, краски для тканей с логичными названиями типа «Синий бархат», малиновая эссенция, радиоприемники, конфеты, уксус в треугольных бутылочках, кинопроекторы, чемоданы, чернильницы, поделки из камня, пластилин, бумага от мух, фоторамки… [5]

Потом меня занесло в игрушечные ряды, но оттуда я быстро сбежал: игрушки мне явно не были нужны… Я вообще за одеждой пришел! Хотя вот эти чертики были забавные: резиновый шарик с дудкой на конце, продавец надувал его и шарик превращался в пузатого красного чертика, который, сдуваясь, верещал: «уйди-уйди-уйди!».

Так, стоп. Одежда. Мне нужна одежда. Можно без мотоцикла. Желательно, дешевая.

Так, вон она, вроде бы, на надгробиях висит.

Да, на надгробиях. Я тоже крайне удивился, когда узнал, то самая большая барахолка Афосина размещена на кладбище. Вон, не только надгробия торчат, но даже и склепы местами видны, из которых, походу, сделали склады для товаров. В одном месте на высоком постаменте торчал мраморный ангел, закрывающий лицо руками. То ли оплакивал усопших, то ли пробил фейспалм от происходящего под его ногами.

Одежда, одежда… А какая одежда? У меня тут дилемма: наряжаться пугалом мне не позволяет мое чувство вкуса вместе с чувством собственного достоинства. А подобрать себе что-то остромодное и красивое – финансы и инстинкт самосохранения. Увидит меня кто-нибудь в костюме с галстуком, стриженым и бритым, да как подумает: «А это что за франт? Талганец? Что-то он непохож на талганца… А проверьте-ка его, пожалуйста!» И все: влип товарищ Ершан Ершанов спалился, как вата в печке.

Спрашивается: что мне надеть? Ответ, понятное дело, прост: то же, что и все. А что носят все? Хм… Да, собственно говоря, костюмы и носят. Иногда с галстуками, чаще – без, просто выпустив углы воротника рубашки поверх лацканов пиджака.

Так… Мне нужны брюки, также ищем пиджак и, наверное, свитер, на случай холодной погоды. А к зиме, если повезет, накоплю денег и куплю себе пальто. Или полушубок. На что денег хватит.

Обойдя группу молодых ребят в узких брючках, тихонько обсуждавших какие-то свои секретные дела – будь это в нашем времени, решил бы, что корабль[6] хотят купить – и углубился в ряды продавцов одежды.

* * *

– Купи! Сносу не будет!

– Что ж ты тогда его продаешь? Отчаялся сносить?

Я покрутил в руках пиджак. Хороший, черный наглушняк, как уголь, одна проблема – продается он только комплектов, в смысле костюмом, вместе с брюками и жилетом. За тысячу рублей. Продавец готов скинуть до восьмисот, но и тогда сей костюмчик не влезает в мои финансовые возможности, хоть ты тресни. У меня всего-то рублей пятьсот. К тому же я не представляю себя в этом черном наряде профессионального гробовщика.

– Дядин костюм же!

– Выглядит он так, как будто твоего дядю в нем хоронили…

– Не в нем.

– Дядя хоть не в нем умер?

– Да нет же! Берешь, нет? За семьсот!

– А дырки от ножа на спине нет? – мрачно пошутил я, перевернул пиджак…

И обнаружил на спине дырку. В аккурат напротив сердца.

Продавец побледнел:

– Это… Это не от ножа! За гвоздь зацепился!

Я мрачно посмотрел ему в глаза, хотя и так понятно, что это не ножевой порез: треугольная дырка, как раз такая какая останется, если неудачно зацепиться за гвоздь.

– Пятьсот!

– Кровь хоть замыли?

– Да пошел ты! Не хочешь, не бери!

– Какая там последняя цена была?

– Пять… а, черт с тобой! Четыреста пятьдесят! Край!

Я заколебался. А может и взять? Продавец уловил сомнения и чуть не плача вскрикнул:

– Четыреста! Бери или иди дальше!

– Аа, – отчаянно махну я рукой, – беру! Вон тот галстук вместе с костюмом отдашь? За ту же цену?

Продавец скрутил могучую фигу и сунул мне под нос.

– Нет так нет.

* * *

Как часто бывает у меня после покупки – начали одолевать сомнения. А нужен ли мне именно этот костюм? Как-то он выглядит… Лацканы точат в стороны какими-то острыми крыльями[7], пуговицы в два ряда[8], брюки… мать твою, да они с отворотами! Пусть узкими и небольшими, но они есть[9]! Незаметно для себя превращаюсь в хипстера: рубашка клетчатая, брюки с отворотами, борода есть… осталось только вейп завести.

– Парень, купи трубку, будешь как настоящий капитан дальнего плаванья! – тут же влезла сбоку какая-то тетка. На лотке перед ней действительно лежали курительные трубки.

Я аж плюнул.

Настроение совсем испортилось, когда я обнаружил в одном месте продающиеся куртки, которые продавец называл «хулиганками» и «кромичками». Светло-коричневые, на молнии, с накладными карманами. Хотя, когда я увидел, что они еле доходят до пояса… А уж когда цену узнал… Нет, костюмчик, я с тобой не прогадал, нет. Надо к тебе попробовать еще водолазку присмотреть…

* * *

– Это что?

– Так свитер водолазный, милок, как ты и хотел.

Ну, хотел я, положим, водолазку, но меня не поняли[10]. Когда я уточнил, что хочу свитер такой – а не девчонку-подводницу, блин! – меня послали к этой вот бабке. Которая продавала «водолазный свитер». И который выглядел именно как свитер, то бишь, связанный из толстой колючей шерсти коричневого цвета, а не тонкая гладкая водолазка… да не девчонка, блин! Одежда!

С другой стороны – почему бы и нет? Я же хотел свитер на время холодов, это потом у меня желания начали скакать. Если недорого…

– За пятьдесят отдам.

Значит, беру.

Я подхватил свитер и на секунду задумался над тем, как я все это теперь потащу…

– Подвинься, – меня чуть толкнул парнишка в узких, высоко поднятых брюках и белых носках. Он, взмахнув рукой, юркнул за угол приземистого склепа с купольной крышей, почти сразу же туда двинулся еще один, одетый примерно так же…

– Шар! – вдруг крикнул кто-то.

Я посмотрел на небо, но никаких шаров не увидел. Зато почувствовал какое-то нездоровое оживление среди торгующих, покупающих и праздношатающихся.

– Глин! – не менее понятно уточнил кто-то.

Из-за склепа выскочили двое узкобрючных – один их них прятал за пазуху какой-то сверток – и рванули, чуть не сбив меня с ног. Я отшатнулся… И налетел на дядю Степу.

Нет, правда. Милиционер, на которого я наткнулся, ростом был никак не меньше легендарного дяди, метра два точно, а то и больше. Он посмотрел на меня сверху, как будто из окна второго этажа, смерил взглядом, а потом бросил руку к фуражке:

– Ваши документики, гражданин.

Надеюсь, я не слишком сильно изменился в лице. Вот теперь проверим насколько надежен мой паспорт, вернее, насколько качественно я переклеил фото… Я полез в нагрудный карман рубашки…

И мое сердце чуть не остановилось. Паспорта не было. Я забыл его в общежитии.

[1] Статья 107 Уголовного кодекса РСФСР от 1926 года (действовал до 1960 года) – скупка и перепродажа частными лицами в целях наживы (спекуляция) продуктов сельского хозяйства и предметов массового потребления наказывается лишением свободы на срок не менее 5 лет. Не менее.

[2] Несмотря на то, что герой использует слово «кадавр» в значении «нечто уродливо-искусственное», слово «кадавр» означает «труп, мертвое тело (в том числе – оживленное)». Хотя… Нельзя сказать, что он совсем уж неправ…

[3] Чугунок – круглый горшок из чугуна или алюминия для приготовления пищи в русской печи

[4] Артель – объединение группы лиц для совместной работы с определенным по договору участием в доходах и общей ответственностью, товарищество. В СССР – этакое последние убежище частного капитала: артели не были связаны планом и могли выпускать, в принципе, все, что хотели (в рамках законов, конечно), деятельность которых практически прекратилась с 1960 года. И да, артель – разновидность производственного кооператива. Просто в перестройку на слово «артель» налипли отрицательные коннотации и оно, как и у героя, вызывало ассоциации с чем-то устарелым и замшелым.

[5] В пятидесятые годы в СССР действовало 12 тысяч артелей, на которых работало 2 миллиона человек, 2 научно-исследовательских института, 22 экспериментальные лаборатории и 100 конструкторских бюро, артели выпускали десятки тысяч наименований товаров на сумму в 30 миллиардов рублей.

[6] Корабль – спичечный коробок с коноплей

[7] Пиджак по моде 1930х годов

[8] Двубортный пиджак

[9] В сороковые действительно носили брюки с отворотами. Даже с костюмом.

[10] Термин «водолазка» появился в СССр в конце 1960х гг

Глава 41

– В общежитии… забыл…

Дядя Степа смерил меня задумчивым взглядом, перевел его на тючки с одеждой в руках…

– Спекулируете? – с интересом спросил он.

– Покупаю. Я из Талгана… этта… – от нервов я вспомнил, что вообще-то должен, хотя бы иногда, говорить как талганец.

– У вас в Талгане одежды нету.

– В Талгане есть. У меня нету. Обокрали меня в поезде.

– Обокрали, значит…

Милиционер задумался. Судя по всему, какой-то своей ментовской интуицией он чувствовал, что с этим парнем в зеленой тюбетейке что-то не так, но не мог сформулировать для себя – что именно. Здесь на рынке он прогуливался явно не столько для того, чтобы поймать кого-то конкретного – или неконкретного – сколько по принципу «Не дремай, карась – щука плывет».

Я улыбнулся, чувствуя, какая жалкая улыбка получилась. Промах: если человека обокрали в поезде – откуда у него деньги на покупку одежды, которая здесь дорогая?

– Обокрали, значит…

– Обокрали, обокрали, товарищ старшина, – раздался за моей спиной уверенный голос, – Я подтверждаю.

Рядом со мной появился человек, смутно знакомый: белый костюм, сухощавое загорелое лицо, соломенная шляпа… Кто это?

– А вы, товарищ, кто будете?

Товарищ показал милиционеру какое-то удостоверение синего цвета:

– Аа, – дядя Степа внезапно улыбнулся, – Тот самый? Дело Мальчикова?

– Точно, – усмехнулся знакомец-незнакомец.

Кто это?! Откуда его знает милиционер и… откуда этот тип знаетменя?! И что там за дело он упоминает?! Синее удостоверение – голубые фуражки НКВДшников – чекист?!

– Ну, раз вы, товарищ Птичкин, говорите, что это честный парнишка…

– Уверяю, – товарищ Птичкин – знакомая фамилия… – коснулся пальцами полей шляпы и, повернувшись ко мне, быстро подмигнул, – Ершан закон нарушать бы не стал.

Загадочный незнакомец, видя, что я и шагу не могу ступить от непонимания происходящего, ноги стали в буквальном смысле ватными, подхватил меня под локоть, другой рукой поймал падающий свитер, взял его под мышку и повел меня к выходу из рынка.

– Что ж это ты, Ершан, катишься по наклонной? Сначала в поезде безбилетником едешь, а потом на рынках воруешь?

Твою мааать…

– Товарищ Птичкин?!

Это же тот самый, кто один раз помог мне в моих поездках, спрятал в свеем купе от контролеров, когда я без билета пытался проехать. Только…

– Вы же тогда говорили, что писатель?

– Я и сейчас не отрицаю, – усмехнулся он.

– А как же… вы… удостоверение…

Птичкин хмыкнул и протянул мне упомянутое удостоверение. Синяя корочка, по ширине чуть больше, чем привычные узкие удостоверения полицейских и им подобных. На обложке – надпись «Союз советских писателей ОРС». Внутри – фото моего собеседника, разве чуть более молодого, и упоминание, что передо мной – членский билет.

– А как же вы старшине приказали?

– А никак. Просто попросил. Меня в милицейской среде немножко после дела Мальчикова знаю и уважают.

– Раскрыть помогли?

– Что? – поднял бровь Птичкин и тут же рассмеялся – Да нет же. «Дело Мальчикова» это название моей повести про работу сотрудников милиции. Не самой известной, фильмы по ней не снимали, но в милиции меня знают.

– Зачем вы меня забрали?

Мы вышли с территории превращенного в барахолку кладбища и пошли воль по улице, мимо огромного котлована будущей станции метро.

– Из любопытства. Уж больно мне интересно стало, что с тобой произошло.

– Как вы меня вообще вспомнили?

– У меня хорошая память, – неожиданно мрачно произнес писатель и тут же улыбнулся, – Некоторые вещи и хотелось бы забыть, да не получается.

– Понятно…

В подробности биографии Птичкина я вдаваться не стал. Мало ли что там у него за душой, может, война, может, лагеря… Советский писатель, особенно в нынешнее суровое время, это, знаете ли, не кабинетный сиделец, который на улицу носа не кажет, многие, даже известные до войны, писатели и в бою с немцами погибали, и в самолете оказывались сбиты, и в концлагерях замучены… да и в лагерях успевали посидеть.

– Так, Ершан, ты мне расскажешь, как же так твое путешествие закончилось, что ты на барахолке вещами торгуешь?

– Не торгую, а покупаю.

– Это второй вопрос: точно помню, что у тебя денег даже на билет не было, а тут вдруг на такой шикарный костюмчик хватило… У меня у самого такой в семидесятых был. Откуда деньги?

И, хотя вопрос был задан веселым голосом, но мне почему-то показалось, что врать не стоит.

– А вы обещаете не вставлять меня в какую-нибудь свою книгу? Мне не очень нравиться быть литературным героем.

– Обещаю, что если и вставлю, то так, чтобы никто не понял, что это ты.

Успокоил, блин…

– Ну? Я жду рассказ о необыкновенных приключениях, погонях, схватках, найденных кладах и обретенной любви. Или все гораздо банальнее и ты просто по карманам смыкал?

– Ну…

Я открыл рот, чтобы сказать, что жизнь у меня получилась гораздо скучнее, чем все вышеописанное – и закрыл рот. А ведь, если подумать – то у меня и вправду все это было, и погони и схватки и сокровища… Разве что любви я пока не встретил.

– Все же карманы? – неправильно понял мою задумчивость писатель.

– Да нет, я думал, что у меня скучная и неинтересная жизнь, пока не попытался выстроить рассказ. Как-то все получается так, что скуки и неинтересности в ней немного.

– Это потому что неинтересных людей – нет. В жизни любого человека столько событий, что хватит на захватывающий роман. Давай-ка в пивную зайдем, ты мне все вкратце подробненько и расскажешь.

Мы сели за столы, взяли по паре пива и бумажный кулек мелкой соленой рыбки, мне неизвестной – я пробовал питерскую корюшку, это не она[1] – и я коротенько, но во всех подробностях рассказал товарищу Птичкину о том, что произошло со мной после короткой встречи с ним в поезде.

– Ищешь и продаешь ненужные вещи, значит…

– Все лучше, чем попрошайничать или там воровать.

– Да нет, я тебя не осуждаю. Просто думаю, что просить о помощи, когда ты в ней нуждаешься – не стыдно.

Я развел руками:

– Я не могу просить. Натура не позволяет. Такое уж суровое талганское воспитание. Мне отец всегда говорил: «Никому не верь, ничего не бойся, никогда не проси».

Отец мой, кстати, хотя талганцем и не был, но говорил именно так. И нет, он не был уголовником[2] – он был экономистом. Хотя даже наши дворовые алкаши всегда с ним здоровались уважительно. Такой вот у меня был отец.

– Талганское воспитание, говоришь… Ершан, а ты в монастыре никогда не был?

– Нет, – удивился я вопросу, – А должен был?

– Уж больно твое воспитание суровое, прямо монастырское.

Я отпил пива. Среди завсегдатаев здешнего заведения мы с Птичкиным выделялись, как фазаны среди воронов. Вернее, как фазан и грач: я еще мог сойти за своего, даже с учетом тюбетейки – да вон сидит толстяк, который тоже носит тюбетейку, только не зеленую, а серую – а вот писатель в своем белоснежном костюме бросался в глаза.

– Нет, в монастыре не был. Даже случайно.

– Ну не был и не был. А что там за мемуары моряка ты нашел?

Я развел руками. Папку с рукописью так и не удосужился прочитать.

– Знаешь, а отдай их мне. Полистаю, может, даже обработаю – и издам. А? Если хочешь…

Он полез в карман за кошельком, явно пытаясь мне заплатить. Я посмотрел на него тяжелым взглядом. Птичкин рассмеялся:

– Над взглядом надо еще поработать. Человека ты им пока не убьешь. Разве что мышь.

Я рассмеялся и, хрустнув рыбкой, выпил еще пива. Вкусное, хотя пресноватое. Разбавляют его здесь, что ли?

– Или, если хочешь, могу зайти в твой Институт, поговорить, чтобы тебя не слишком сильно гоняли на экзаменах?

– Не надо!

Вот только этого мне не хватало! Мало того, что я и так становлюсь какой-то чересчур известной личностью на своем курсе, мало того, что Свинка-Нитка пообещала взять меня под свой личный контроль – так еще в институт придет писатель, чтобы договориться о моем поступлении. После этого на меня весь Институт начнет пальцем показывать!

– Знаменитая талганская скромность, – хмыкнул Птичкин.

[1] Снеток – псковская рыба, которую ловят в Чудском озере и сушат. С пивом хороша, а еще ее кладут в борщ по-псковски.

[2] «Не верь, не бойся не проси» – основная тюремная заповедь. А вовсе не песня девочек из «Тату»