355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Константин Костин » Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история » Текст книги (страница 17)
Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история
  • Текст добавлен: 10 августа 2021, 02:00

Текст книги "Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история"


Автор книги: Константин Костин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)

Глава 42

– У моего отца был точно такой же.

– У моего тоже, – сказал я, поправляя лацканы своего свежекупленного костюма.

На самом деле у моего отца такого костюма не было. Ни по покрою, ни по цвету. Отец вообще предпочитал костюмы скромного серого цвета, отчего его принимали за кгбшника. А может и не из-за костюмов, просто отец выглядел так, строго. Он умудрялся выглядеть строго даже шортах и футболках, не говоря уж о джинсах и водолазках. Но рассказать о своем отце и его пристрастиях в одежде я не могу. Просто потому, что вошло все это в моду гораздо позже нынешнего времени.

Я еще раз покрутил перед собой выцыганенное на время у Армана – у кого же еще – зеркальце. К сожалению, было оно категорически скромных размеров и полное впечатление о том, как я теперь выгляжу, сложить не удавалось. Хотя что там складывать? Черный костюм на голое тело, борода и тюбетейка. Это, знаете ли, такой образ, который и захочешь не забыть, да не получится…

Быть, говоришь, неприметным?

Может, ну его, образ талганца? Меня и так уже, по-моему, все кому не лень запомнили. Сбрить бороду, подстричься, сменить несколько осточертевшую тюбетейку на кепку…

Из зеркала на меня хмуро посмотрел тип в зеленой тюбетейке и с редкой бородой, почему-то рыжеватого оттенка. Из-за чего я несколько смахивал на Рамзана Кадырова, да благословит его Аллах.

Я снял тюбетейку, почесал свой бледный впалый живот, запахнул пиджак и задумчиво прикрыл часть бороды ладонью. Может, немного оставить? Например, вот так – под Арамиса? Нее, ерунда какая-то получится. Или вот так – как у капитана дальнего плавания. Шкиперская борода, сказать[1]…

Порывшись в своих вещах – когда я успел обзавестись таким количеством барахла?! – я нашел трофейную кепку. Задрал край над козырьком, с понтом фуражка, нацепил ее на голову. Посмотрел на свой профиль, скосив глаза на отражение.

Капитан, вылитый капитан… Только трубки не хватает.

– Трубки не хватает, – тут же отозвался Берген, который валялся на кровати и лениво подкалывал меня от нечего делать, строчки учебника по химии у него уже плавали перед глазами, по его же собственным словам.

Я тут же вырвал из тетрадки листок и свернул из нее что-то типа трубки. Или огромной козьей ножки[2]. Хм. Теперь на меня из зеркала, вместо капитана смотрел папа дяди Федора.

– На моего деда Аримеда похож, – откровенно заржал Ирис, – тот тоже спинжак[3] накинет, картуз[4] наденет, вот такую цигарку скрутит – и сидит, байки травит.

– Ну вот, все испортил. Я может, всю жизнь мечтал моряком быть, а тут «дед Аримед»… – деланно обиделся я.

– Что, правда, что ли? – искренне заинтересовался Берген, – А почему в морское не пошел?

– Воды боюсь.

– А я, – Мамочкин поднял глаза от учебника, снял очки и потер глаза, – всегда хотел таблетки изобрести.

– Их, вообще-то уже изобрели… – не понял его мечты я. Да и вообще никто из присутствующих в комнате. То есть, Берген и Ирис. Наш донжуан, вместо того, чтобы готовиться к экзамену, опять натянул белые носки и отправился очаровывать девчонок общежития. Я вообще подозревал его в двух вещах: что он поступил в Институт потому что тут много девушек – по статистике на десять девчонок приходилось не девять, а пожалуй что пять-шесть ребят – и в том, что его родители – не просто так родители. Во-первых, он слишком спокойно относился к экзаменам, при том, что, несмотря на свою ловеласовскую сущность, легкомысленным человеком не был, а во-вторых – человека, живущего в городе, в общежитие, где для иногородних-то не всегда места хватает, просто так не поселят.

– Не, – робко улыбнулся Мамочкин, – Не такие. А пищевые таблетки. Чтобы съел одну – и наелся.

– Так и такие уже изобретены, – не удержался я.

– Как?! Когда?! Кто?!

– Котлеты называются.

– Тьфу ты! Я серьезно!

– И я серьезно. Если впихнуть в твою таблетку все необходимые человеку питательные вещества, белки, жиры, углеводы – она как раз с котлету размером и получится.

Мамочкин откровенно расстроился. Видимо, это действительно была мечта, а тут я, со своей реалистичностью…

– И вообще – подал голос Ирис, – Зачем таблетками питаться? В чем смысл?

– Ну, время на еду не надо тратить…

– Вот спасибо. В жизни и так удовольствий не до черта, – рассудительно заявил Ирис – а тут еще ты одного лишить хочешь. Хорошо еще, что ты таблетки, которые женщину заменяют, придумывать не стал… ты что там краснеешь? Придумывал, что ли?!

– Нет!!

Похоже, Мамочкин и о том, для чего вообще нужны женщины, сильно не задумывался. До сего момента.

– Солдатам, например, могут быть полезны такие таблетки… – кашлянув, попытался перевести тему он.

– Да, солдатам без женщин тяжело, – давился смехом Берген.

– Да не эти! А те, которые вместо еды! – от алеющего Мамочкина можно было смело прикуривать.

– Вот спасибо тебе, добрый человек. Солдатам в армии и так вечно есть хочется, а тут еще вместо еды – таблетки. Хорошо хоть не уколы.

– Так что, от таких таблеток вообще никакой пользы? – неудавшийся изобретатель сник.

– Ну почему? – мне стало его жалко, – Как крайняя мера, неприкосновенный запас, например. Места много не занимают, а протянуть позволят долго, если вдруг так получится, что застрял там, где нормальной еды нет. Моряки после кораблекрушения, например…

– Только ты, – влез Берген, – на всякий случай заранее придумай, какую надпись на могиле написать. Потому что те, кому придется грызть твои таблетки, не поленятся, чтобы потом найти тебя и прибить. Нет, поблагодарят, конечно… А потом все же прибьют.

Дверь в комнату распахнулась, а потом в нее постучали. И правда – чего стучать, если тут, может, и нет никого, а дверь закрыта?

– Буркан, в шахматы будешь?

А, это здоровяк-шахматист. Опять тоскует без игры. А Буркан – это наш Мамочкин, значит. Надо запомнить, а то вечно забываю…

– Нет, завтра экзамен по химии, готовиться надо.

Великан шумно вздохнул так, что даже занавески заколыхались и убрел дальше по коридору, искать другую жертву.

Следом за ним в дверь прошмыгнул Арман, быстро зашуршавший в чемодане в поисках чего-то неведомого. На наши предположения он только отмахивался.

– Армеен, ты скоро? – манерно протянули от двери. В нее заглядывала гидроперитная блондинка в красном платье с клетчатыми черно-красными рукавами.

– Армен? Так ты у нас заграничный? – дружно заржали Берген и Ирис. Я тоже, но по другой причине: здесь, видимо, как и в нашей стране «подвинутая» молодежь любит придумывать себе импортные псевдонимы. «Он был монтером Ваней, но в духе парижан себе присвоил званье – электротехник Жан»[5]. Просто здесь, видимо «Армен» – красивый «иностранный» аналог простецкого Армана, но у нас-то Армен – это армянин, зато Арман – несомненный француз. Все наоборот.

Арман-Армен гневно зыркнул на нас и сбежал к своей Пользе[6]. Но дверь даже закрыться не успела.

– Всем привет!

В комнате возник незнакомый мне парнишка… а, нет, знакомый. Когда прибывший снял фасонистые черные очки – это вечером-то! – я понял, что это наш будущий коллега (при условии, конечно, что и он и я сдадим вступительные экзамены), видел его на экзамене по математике. Правда, там он был в скромной белой рубашке, которую распирали могучие плечи, а сейчас выглядел так, как будто сбежал из фильма «Бриолин»[7]: кожаная куртка шоколадного цвета с блестящей «молнией», белая футболка, и главное – блестящая прическа, уложенная явно не без помощи того самого бриолина[8]. Короткие бачки… черт, да он даже чем-то смахивает на Траволту!

– Где тут можно приземлиться? – спросил «Траволта», тут же безошибочно бросив чемодан на единственную свободную койку, – Я ваш новый сосед по комнате, Каз Зибровский.

[1] Борода, которая проходит по нижнему краю подбородка, соединяя бакенбарды, при сбритых усах

[2] Согнутая посередине самокрутка.

[3] Спинжак – конечно, народное переосмысление слова «пиджак», мол, одежда, которая закрывает спину.

[4] Картуз – головной убор, похожий на помесь кепки и фуражки: как у кепки у него мягкая тулья, как у фуражки – есть околыш. В начале 20 века сменились кепками.

[5] Отрывок из стихотворения Маяковского «Маруся отравилась» 1927 года

[6] Намек на героиню фильма «Стиляги» 2008 года.

[7] Фильм 1978 года с Джоном Траволтой

[8] Бриолин – косметическое средство для фиксации прически, популярное в 50х года среди советских стиляг, британских тедди-боев и американских гризеров.

Глава 43

«С каким из перечисленных веществ и при каких условиях будет реагировать закись железа: HNO3, H2SO4(разбавленная), NaOH, Br2+H2O, H2O?»

Я с тоской смотрел на последний вопрос билета. Нет, вот данная часть никаких трудностей не вызывала, в отличие от некоторых я знал ответ. И даже загадочная «закись железа» не смутила: я знал, что это старое название оксида железа (II), потому что уже сталкивался с термином в учебнике и по формуле FeO понял, о чем идет речь[1]. Вот только вопрос состоял из двух частей…

«С каким из перечисленных веществ и при каких условиях будет реагировать мухорол…».

Что за мухорол – я понятия не имел. Не говоря уж о том, чтобы сообразить, с чем эта дрянь должна реагировать. Судя по названия – что-то органическое… наверное… Похоже, очередной «зябрик», расхождение между нашим и этим миром, всплывшее в тот момент, когда это меньше всего мне нужно.

Я все с той же тоской оглянулся, в надежде… даже не знаю, на что я надеялся. Что где-то висит плакат, на котором написано «Мухорол» – и формула этой гадости приведена. Да где уж там… И ребят из комнаты нет, чтобы спросить – нас по пять человек запускают.

Хотя…

Прямо передо мной поскрипывала кожей куртка Каза, нашего нового соседа. Вот только поможет ли он?

Нет, что с химией у Каза проблем нет – это видно, вон как он быстро строчит, да не карандашом или перышком, а самой натуральной самопишушей ручкой[2]. Просто… Нет ли в нем зазнайского гонора, мол, буду я тут еще помогать всякому быдлу? Дело даже не в польской фамилии, я просто не понял за один вечер, что это за личность.

* * *

Вчера Каз, не успев появиться, развел бурную деятельность по обеспечению себя любимого. При этом, вроде и не отмалчиваясь, отвечая на вопросы и сверкая гагаринской улыбкой, он как-то ухитрился практически ничего о себе не рассказать. Ни откуда он, ни кто родители, даже возраст непонятен. Единственное, что я сумел уловить – до сего дня он жил у дяди, но с сегодняшнего дня по каким-то неозвученным причинам жить он там больше не может… или не хочет… короче говоря, ясности его рассказы никак не прибавили. Несмотря на свою кажущуюся многословность. Даже наш Берген, которому, я подозреваю, любая чужая таинственность была как нож по горлу, в конце концов сделал стойку и, как я успел заметить, начал задавать вопросики с подковыркой. От которых Каз ускользал с великой ловкостью. Пусть его Берген развлекается, авось меньше будет пытаться меня «разоблачить» – теперь не самая загадочная личность в комнате, да, пожалуй и на всем курсе.

При этом, надо заметить, язык и руки Каза работали совершенно автономно: не прекращая разговаривать, он расстелил себе кровать – при этом, надо отметить, застелил «по-солдатски», как будто уже отслужил – одолжил у меня сковороду, вышел с ней и вернулся через некоторое время с той же сковородой, но на ней уже шкворчала яичница с салом. Причем ни яиц ни сала он с собой не привез. Зато привез пачку чая, который ухитрился заварить чуть ли не одновременно с походом за яичницей, пакет колотого сахара, то бишь не рафинада, а отколотого кусочками от одного цельного куска[3]. Всем этим он не преминул угостить нас, при этом между делом Каз сумел раскрутить запасливого, но прижимистого Ириса на сухари, каким-то безошибочным чутьем угадав, что они у него есть, причем именно у него.

Похоже, Зибровский относился к той категории людей, у которых в заднице не одно шило, а целый пучок и которые просто органически не могут сидеть без дела. Такие люди всегда будут чем-то заняты, любое событие, любой предмет, любого человека они привлекут к исполнению своих планов, десятки которых рождаются у них в голове за секунды.

К таким людям относился Остап Бендер – интересно, есть ли он в этом мире и как зовут, если есть? – но это не означает, что такие люди непременно мошенники. Просто сын турецкоподданного свою энергию направлял на относительно честный отъем денег у населения, но вектор приложения этой энергии может быть самым различным.

Был у меня знакомый, а у знакомого – сын, которого папа так и прозвал – Остапом. Сначала пытался называть Бендером, но у нынешней молодежи Бендер – это не обаятельный мошенник в белой фуражке, а сварливый робот из сериала «Футурама». Этот сын мог на ровном месте придумать способ как заработать денег. Попадись он в этот мир вместо меня – он бы уже наверняка жил на съемной квартире, имея деньги, связи и документы. Причем если не в первый день то во второй – точно. В шестом классе ему попалась в руки старая вырезка из журнала «Наука и жизнь» со схемой сборки кубика Рубика[4]. Ну что можно было бы придумать, в коммерческом плане, я этой вырезкой? Остап за пару вечером выучил правила сборки, после чего начал ходить по магазинам, где продавались кубики Рубика и, за малую денежку, предлагал продавцам собрать обратно те кубики, которые успели разобрать шаловливые ручки покупателей. И это – только один из его проектов.

Вот и Каз, похоже, из таких же шебутных.

* * *

Я осознал, что завис, глядя на кожаную спину и думая о своем. Чего я вообще теряюсь? Спросить-то можно. Как говорится – за спрос не бьют в нос. Зато сразу можно будет понять, стоит на нового соседа рассчитывать в случае чего или нет.

– Каз, – я тихонько ткнул его в спину кончиком карандаша.

– Чего? – тихо прошипел он.

– Формулу мухорола знаешь?

– Попрошу соблюдать тишину, – донесло от стола преподавателей и одна из тетенек, как назло, уставилась именно в нашу сторону, так что Каз явно не мог ни обернуться, ни даже написать на листке.

Зато он, продолжая писать – или делая вид, что пишет – завел руку за спину и начал быстро сгибать пальцы, прямо как бейсбольный кетчер.

Большой и указательный, согнутые дугой, ладонь с растопыренными пальцами, один палец, указательный и мизинец в виде металлистской «козы», ладонь с пальцами…

До меня внезапно дошло, но половину жестов я уже пропустил. Благо, Каз это понял и пошел по второму кругу.

Пальцы дугой – С, ладонь – пять, палец – один, пять плюс один – шесть, «коза» – Н, ладонь – пять…

С6Н5СН3.

– Принял, – прошептал я. Каз коротко кивнул и убрал руку.

C6H5CH3. Вернее, C6H5-CH3, -CH3 – это метильная группа… Тьфу ты. Это же толуол! Который непонятно с какого перепугу вдруг изменил название. Ну да, очередной зябрик, я прав…[5]

Я быстро принялся строчить формулы.

* * *

– Казар Зибровский? – переспросил экзаменатор, – Тот самый Зибровский?

– Нее, – широко, так широко, что я даже со спины это понял, улыбнулся Каз, – Это мой отец – тот самый Зибровский, а я – просто Зибровский.

Экзаменаторы переглянулись, но продолжать тему не стали. Задали несколько вопросов, на которые Каз отвечал с восхитительной уверенностью человека, твердо убежденного в собственной правоте. А химия – не та наука, где на экзамене можно выехать за счет подвешенного языка. Или, как говорится в одной шутке: «На английском нужно говорить уверенно. Так, чтобы сами англичане в случае чего задумались, тот ли английский они знают»?

Ох-хо-хо… Моя очередь…

– Ершан Ершанов? Тот самый?

Да чтобы вам пусто было! У вас другого вопроса нет?

– А в каком смысле, – осторожно начал я, – «тот самый»? Если тот, что вчера песни орал и голым скакал[6] – то нет, это не я был, надо полагать, совсем другой Ершан[7]…

Экзаменаторы дружно хмыкнули.

– Нет, тот, что приехал к нам из самого Талгана без денег и голодным.

Едрит твою через коромысло!

И ведь никто из сидящих за столом не был в приемной комиссии! Про меня тут уже что – байки среди преподавателей ходят? Спрятался, блин, прикинулся неприметной личностью! Не-ет, это очень хорошо, что к нам Каз заселился. Авось за его яркой индивидуальностью моя несколько спрячется…

[1] Термин «оксиды» введен в научный оборот номенклатурой ИЮПАК, а именно – Красной книгой ИЮПАК (Правила номенклатуры неорганических соединений), впервые опубликованной в 1958 году,

[2] Самопищущая ручка – она же перьевая, названа так потому, что ее не надо макать в чернильницу, «сама пишет».

[3] В СССР помимо сахара-песка и сахара-рафинада также выпускался сахар литой (в виде большого цельного куска, «сахарной головы»), кусковой литой (сахарная голова, пиленая на кубики) и кусковой колотый (сахарная голова, расколотая на кусочки)

[4] Номер 2 за 1982 год.

[5] Вообще-то неправ. Изменение название толуола укладывается в логику мира – здесь изменены имена и названия стран, городов и т. п. А слово «толуол» происходит от названия «толуанский бальзам», который, в свою очередь, назван от города Толу в Колумбии. Изменилось название города – изменилось название толуола.

[6] Неточная цитата из песни Владимира Высоцкого «Ой, где был я вчера…»

[7] Герой от волнения сыплет цитатами, всплывающими на ум. Эта – из «Сказки о Тройке» братьев Стругацких. «Не он, – сказал Хлебовводов вполголоса. – Не он. И не похож. Надо полагать, совсем другой Бабкин. Однофамилец, надо полагать»

Глава 44

– Ну что ж, молодой человек – экзаменатор, крепкий старик, в черном костюме, с аккуратной бородой, выслушал мой ответ – достойно, достойно. Приятно видеть, что даже в сельских школах Талгана образование поставлено на должном уровне. Желаю удачи в дальнейшем.

– Спасибо.

Я выскользнул из аудитории и устало привалился к стене, вытирая пот со лба. Кой черт дернул меня нацепить этот костюм?! Да еще и вместе с жилеткой. Это летом-то! Пусть и начало августа, но солнце жарит не по-детски! И не по-питерски[1]. Кстати, а какое сейчас хоть число? Что-то я потерялся во времени… хм… во всех смыслах…

– Каз, какое сегодня число?

– Эк тебя, – даже он удивился, – Год подсказать?

– Нет, год я помню.

Хотя и не помню. А нет, помню – 1093-ий.

– Четвертое августа сегодня.

– Четвертое?

Это получается, позавчера второе было? День десантника? А почему я ни одного голубого берета на улице не видел[2]? Не купающихся в фонтанах, что-то мне подсказывает, что в аналоге СССР пятидесятых годов это несколько… неразумно. Но хотя бы на улицах?

– Что-то забыл? – судя по взгляду Каз вообще был не здесь, а уже собирался куда-то лететь.

– Да нет… Так. Думаю, сдал ли я экзамен?

– Конечно, сдал. Что, твой родственник тебя топить, что ли, будет?

Стоп. Какой родственник?!

– Какой еще родственник?

– Ну так тот, что у тебя экзамен принимал. Бардоев Арман Акирович.

Хоть запомню как зовут… Вот как у Каза все получается: и экзамены сдавать и запоминать все эти имена? Так, вернемся к теме родственных связей!

– С чего ты взял, что он мой родственник?

– Ну, так если вы не хотите свою связь афишировать – надо было сказать…

– Каз!

Кажется я покраснел. Хотя под словом «связь» он явно подразумевал – родственную. Или нет. Это же Каз, он слова впросте не скажет…

– Просто вы же похожи, как две воды. Только одна капля постарше. Даже костюмы одинаковые.

Черт. А ведь он прав. Костюмы вообще один в один. Ну и бороды, только у Бардоева она аккуратнее.

– Каз, он мне не родственник.

– Как скажешь, не родственник, так не родственник, – судя по выражению лица, он не поверил. Или сделал вид, что не поверил, чисто поприкалываться. Ладно, юморист, в эти игры можно и вдвоем играть.

– Кстати, Каз, а кто твой отец?

– Человек.

– Я догадался, что не инопланетянин. Хотя… Точно человек?

– Точно-точно. Могу тебя заверить. Кожа не зеленая и жабр нету.

– А откуда ты знаешь, что у инопланетян есть жабры? – подозрительно прищурился я.

– Просто если бы у моего отца были жабры – значит, точно инопланетянин. А у него нет.

Я завис, пытаясь понять логику.

– Что-то мы съехали с дороги. Так кто он… кроме того, что человек и не инопланетянин? Ты сказал «тот самый Зибровский». Что значит «тот самый»?

– Когда это я такое сказал?

– На экзамене. Преподаватель спросил, не тот ли ты самый Зибровский, а ты сказал, что тот самый – твой отец.

– Ну правильно. Я точно не тот самый, потому что я скромный и славы и известности еще не заслужил. А раз не я – значит, точно мой отец. Я других Зибровских не знаю.

Кажись, по этой дороге мы только что проезжали.

Я посмотрел на безмятежно улыбающегося Каза. Ну и что ты ему скажешь? Чувствую, если начать его спрашивать по новой – мы опять выедем на бесконечное повторение. Скользкий жук мой новый сосед.

* * *

Выйдя из Института, я уже было решил, что сегодня я точно доберусь до Невского, Зимнего и Медного[3], хотя бы для того, чтобы узнать, как они здесь называются. Но пошедший мелкий дождь – это Питер, детка – внес коррективы в мои планы и настроение.

Я катил на сине-синем трамвае по проспекту, глядя на проплывающие мимо дома – в переносном смысле, конечно, проплывающие, дождь был не такой сильный – и думал о всякой незначащей ерунде. Например, над тем, как можно назвать город, по которому я еду и в котором, вообще-то, живу. Нет, провалами в памяти я еще не страдаю и помню, что это – Афосин. Но таковым он стал лет тридцать назад, а до этого? Какой-нибудь Санкт-Химмельбург? Сокращенно – Хим? А в 1914 году на волне антинемецких настроений его переименовали в Химерград?[4] Интересно, конечно, но у кого спросишь, не рискуя быть заподозренным в умственной отсталости…

Я еще немного посмотрел в трамвайное окно, пока не поймал себя на том, что повторяю «Мы видим город Химерград в семнадцатом году…»[5]. Потом мне наперло высчитать, в каком году здесь произошла революция. Потом я смог только прикинуть, что было это где-то в пятидесятых. После чего мозг начал упорно втискивать в стихотворный размер пятьдесят энный год и это упорно не получалось. Я бы точно заплел себе извилины в косички, но, к счастью, приехал до своей остановки и меня чуточку отпустило.

* * *

В комнате был один Арман, остальные куда-то разбежались – и дождь им не помеха – да и Арман явственно собирался куда-то. Я сбросил намокший пиджак, подумав, что, наверное, надо завести себе зонтик. Или Плащ. И прямо в жилетке упал на кровать, постепенно приходя в себя – как-то тяжеловато мне дался экзамен по химии – и наблюдая за тем как Арман пристегивает к подтяжкам носки.

Да, резинок у здешних носков не было, и держались они на щиколотке плохо. Поэтому для тех, кто не хочет постоянно их поддергивать вверх, придумали подтяжки для носков, а-ля пояс для чулок, затягиваемый под коленом. Смотрелось, как на мой вкус, стремно, слишком уж напоминая извращенца-итальянца «Мискузи» из фильма «Евротур». Но здешним жителям нормально, кто я такой, чтобы навязывать им свои вкусы.

Пристегнув носки, влюблено создание умчалось на свидание[6] – насчет влюбленного сомневаюсь, а вот насчет свидания к бабке не ходи – а я, еще немного полежав, потянулся к тумбочке, в которой валялся недочитанный роман про шпионов.

Тук-тук-тук.

– Открыто! – крикнул я.

Молчание.

Тук-тук-тук.

Да кто там такой стеснительный?! Пришлось идти, открывать.

За дверью обнаружилась совершенно незнакомая девушка, лет так семнадцати-восемнадцати. Выглядела она как помесь русской и анимешной красавицы. От русской – белое легкое платье, косынка на плечах и черные как смоль волосы, уложенные в толстую косу. От анимешной – длинные стройные ноги, общая стройность, если не сказать, худоба и огромные испуганные глаза цвета солнечного неба. Впрочем, кое-чего для полного соответствия обоим образам не хватало.

Шел я как-то со знакомой по улице, и мимо прошла девчонка в футболке. Прошла и прошла, но знакомая решила меня подколоть: «Куда это ты пялил свои бесстыжие глаза?». Я честно ответил: «Английскую надпись на футболке читал». Причем абсолютно честно: там что-то интересное было написано неразборчивым шрифтом. Знакомая хмыкнула: «Что там читать, там максимум на двоечку написано».

Так вот, моя нежданная гостья и на единицу не тянула.

В этот момент она, наконец, решила заговорить, и я с ужасом осознал, что это не девочка. Это материализовался мой самый страшный кошмар.

– Здравствуй, – сказал кошмар, – это ты Ершан Ершанов?

Ничего страшного? Это пока. Но у меня вдруг возникло острое желание сказать, что я вовсе не Ершан и вообще она ошиблась комнатой, общежитием и, возможно, городом. Но не успел. Девушка продолжила:

– Ты же из Талгана, верно? Я тоже. А ты из какого места Талаган?

[1] В первых числах августа 1957 года дневная температура в Ленинграде была выше 20 градусов Цельсия. Где-то 22–23.

[2] По трем причинам. Во-первых, официальным праздником День ВДВ стал только в 2006 году, во-вторых береты у десантников появились только в 1967 году, и в-третьих – голубыми они стали еще через год, в 1968-ом. До этого были малиновыми.

[3] Проспекта, дворца и всадника, если кто не понял.

[4] В нашем мире в 1914 году, после начала Первой мировой войны, Санкт-Петербург переименовали в Петроград. Как раз на волне антинемецких настроений.

[5] Адаптированный отрывок из стихотворения Сергея Михалкова «В музее В.И. Ленина»

[6] Цитата из фильма «В бой идут одни «старики»


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю