Текст книги "Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история"

Автор книги: Константин Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

Глава 67

Да неее… Ну правда – срываться с уж оплаченной комнаты, переезжать куда-то в Новогребенево, еще неизвестно, как отреагируют родители на то, что их дети притащили не собаку, не ежика, не хомяка – талганского бомжа. Плюс – жить в одной квартире с взрослой девушкой… Мне-то, положим, пофиг, но что скажут соседи, с которыми ей жить и дальше?

Я вежливо отказался, Градей немного меня поуговаривал, но я видел глаза Манары, в которых сменялись испуг и облегчение, в зависимости от того, отказывался я, или ее брат начинал новый раунд.

В итоге сошлись на том, что я обязательно – всенепременно! – приду к ним в гости. Как-нибудь. Когда-нибудь.

Нет-нет, пора и честь знать. А то меня, того и гляди, энергичные детки начнут уговаривать на что-нибудь еще. К тому же мне не очень хочется объяснять родителям девочки, кто я такой и откуда вообще взялся.

Благо, и дождь закончился.

* * *

На улице пахло сыростью и мокрой листвой. Я сдвинул тюбетейку на затылок и, прищурившись, взглянул на солнце, прикидывая, успею ли я сегодня добраться до комиссионки, или уже завтра с утра? Нет, не по солнцу, разумеется, прикидывая, я вам не Данди-Крокодил[1], просто размышляя.

На лавочке во дворе несколько парнишек в кепках терзали гитару:

Идут-сутуулятся,

Вздымаясь в уулицы,

Давно знакоомы им и штоpм, и гpад…

И клеши ноовые, палуметpоовые

Палощет веесело начной пассат[2]!

Что-то знакомое, но в таком «исполнении» песню наверняка не узнал бы и сам автор.

Струны тренькнули и замолчали, пацаны посмотрели на меня.

– Привет, бродяги, – я сдвинул тюбетейку обратно на лоб.

– Здрасьте, – нестройно прозвучало в ответ, но я уже тихонько двинулся со двора, пока пацаны не решили выяснить, кто я и с какого раёна.

* * *

– Так что, столик неси, Ершаник, даже не задумывайся, дядя Морей не обманет.

Конечно, не обманет. Но и себя не забудет. Ладно за сто рублей, так и быть – принесу.

– Что еще у тебя есть?

Я перелистнул тетрадку:

– Картина. Девочки бегут от грозы[3]. Небольшая.

– Пыльная, небось?

– Не без этого.

Оценщик продолжал делать вид, что верит в то, что я притаскиваю ему вещи из какой-то кладовки, но уже впрямую намекал, что в курсе, где я их беру. Да и черт с ним.

– При всем моем уважении, Ершан, не больше двадцати.

И пес с ней тогда. Дальше.

– Картина. Три богатыря…

– Да ты что? Подлинник?!

– Не знаю… – осторожно начал я. Вдруг и вправду подлинник. Я не знаю историю этой картины, вдруг ее воровали, как «Джоконду»[4]? Впрочем, подлинник я не видел, вдруг его украсть так же просто, как «Пришествие Христа»[5]?

– Ершан, друг мой, ты приносишь очень интересные вещи, за которые дядя Морей благодарит тебя изо всех сил… Но нельзя же быть таким… ммм… неинтересующимся творчеством человеком! Картина Лопалова «Богатыри» как была передана в галерею купца Останцова полвека назад, так там и находится до сих пор.

– Еще двадцать рублей?

– Они самые.

Ладно. А пять старушек – рупь[6]. Дальше.

– Картина. Улица города, гуляют прохожие. Небольшая…

Глаза Морея сощурились:

– Интересно… А поподробнее? Что изображено?

– Ммм… – я задумался, – Улица. Брусчатка, желтоватая такая. Да и вообще цветовая гамма картины – желтая…

– Вот! Общение со мной уже начинает плодотворно на тебя влиять, ты уже выучил такой термин, как «цветовая гамма»! Ладно, это я так, шучу по-стариковски… Продолжай.

– Прохожие гуляют. Немного. Несколько женщин, такого… нем… неместного вида: в чепцах и белых фартуках, платья до земли. Дома тоже иностранные, окна узкие, крыши черепичные. По центру – угол улицы, на нем стоит башенка, круглая, с куполом как у церкви…

Оценщик задумчиво забарабанил пальцами.

– Знаешь что, Ершан… – наконец сказал он, – Другого пока не надо. Неси ее. Сюжет картины мне неизвестен, значит, скорее всего, не репродукция. Может, конечно, какая-то дешевая мазня ремесленника, а может – и нет… Чего только наши солдаты после войны в вещмешках не приносили…

[1] Намек на сцену из фильма 1986 года «Крокодил Данди», в котором австралийский охотник Данди, с удовольствием ездящий по ушам городской девушке, на вопрос «Сколько времени?» смотрит на солнце и дает точный ответ. Предварительно подсмотрев время на часах у той самой девушки.

[2] Первоначальный вариант песни «В Кейптаунском порту», написанный в 1940 году.

[3] Картина Маковского «Дети, бегущие от грозы» 1872 года. Репродукция этой картины, понятное дело, они были популярны.

[4] Картину Леонардо Да Винчи «Джоконда» украли (если кто не в курсе) в 1911 году и вернули на место только в 1914-ом.

[5] Украсть картину Иванова «Явление Христа народу» (герой опять путает) действительно сложновато: ее размеры – пять на семь метров. Размеры «Богатырей», кстати – 30 на 46 см.

[6] Уже один раз упоминавшийся анекдот про Раскольникова

Глава 68

В напряженной тишине прошелестел крыльями ночной жук. Где-то сонно полаивали собаки…

Прошло несколько минут, и в раме калитки выросла фигура высокого узкоплечего человека. Он на секунду остановился, прислушался и осторожно пошел к дому.

За его спиной внезапно вырос кто-то.

Резкая команда на секунду парализовала узкоплечего, но в следующее мгновенье он метнулся в сторону и бросил руку в карман.

Увидев перед собой дуло пистолета и услышав приглу…

Я перелистнул страницу. Хана Осоту. От капитана Ведьмакова так просто не уйдешь.

Возможно, у кого-то возникнет вопрос – какого ляда я, вместо того, чтобы шерстить брошенные квартиры, находить вещи на продажу и, как трудолюбивая пчелка, тащит их в скупку, валяюсь в деревне на кровати и читаю книжку про капитана милиции Ведьмакова[1]?

Ну, во-первых, на улице дождик. Не ливень, а такой, знаете ли, мелкий питерский… ах, простите, афсинский дождик, который сыплет, сыплет, сыплет, сыплет, с… сука. В такую погоду не то, что из дома выходить не хочется – собаки закрываются изнутри в будках.

Во-вторых – мне надоело. Я, между прочим, десять дней подряд, как проклятый, крутился по одному и тому же маршруту: утро-поезд-заброшки-магазин-поезд-сон. Меня уже тошнит от вида домов, от пыли у меня аллергия и почесуха, со мной уже крысы здороваются, а это очень, очень плохая примета, когда с тобой здороваются крысы.

Шучу, я еще крышей не настолько поехал.

В-третьих – пора бы и честь знать. В кармане у меня лежит толстенькая пачечка сторублевок, на сумму ровно в три тысячи рублей. Где-то двухмесячная зарплата среднего рабочего. На первое время хватит. Это с учетом того, что я совершил вылазку на барахолку, ту самую, что на старом кладбище, и окончательно подготовился к зиме. Потому что если деньги сразу не потратить – потом их просто не будет. Под таким лозунгом я приобрел вязаную шапку, которая в нашем мире носит слегка неприличное название, а здесь – вполне приличное название «лыжная шапочка». Несколько похожая на ту, что носил Никулин в «Операции «Ы», с таким же маленьким помпончиком, только не оранжевая, а серая. Из основной теплой одежды – новенький черный ватник, и не надо смеяться. Мне плевать, как я там буду выглядеть в глазах местных модников, я вообще из Талгана. Зато а) тепло, б) удобно, в) дешево. А на случай – если совсем-совсем морозы ударят: пару пар толстых шерстяных носков, шерстяные кальсоны… и не надо смеяться. Небось сами, когда мерзнете, термобелье надеваете. Так вот – оно от кальсон ничем не отличается. На ноги я приобрел себе валенки с галошами, и не надо… ну, вы поняли. Ну и еще по мелочи затарился: тетрадки, карандаши, все такое…

Есть еще и четвертая причина, по которой я валяюсь на кровати. Походу, мой бизнес на брошенных вещах накрылся.

* * *

Оценщик из комиссионки, Морей Картанович, дай бог ему здоровья, с криминалом связан не был, разве что так, краешками. Потому что, судя по тому, как загорелись его глаза на ту картину и какие деньги он мне за нее заплатил – дядя Морей связан с антикварами. А эти ребята сами по себе та еще мафия, палец им в рот не клади, они, при желании, любой криминал в бараний рог скрутят. Когда я намекнул, что меня хотели перехватить какие-то мутные парнишки, он ласково улыбнулся и сказал, что больше у меня с ними проблем не будет.

А еще Морей Картанович – деловой человек. Бизнесмен. А основной принцип бизнеса помните? «Сократить издержки – увеличить прибыль».

Как можно сократить издержки в моем случае? Меньше платить? Ну так я могу свалить к другом, более щедрому покупателю или просто исчезну с горизонта. Проще сделать иначе: не нужно быть семи пядей по лбу, чтобы понять, что я таскаю брошенные вещи из домов под снос. Дальше – все просто. Чтобы не платить мне, но и не позволять ручейку интересных вещичек высохнуть, нужно найти того, кто будет делать все то же самое, что и я, но за гораздо меньшие деньги.

О, разумеется, добрый дядя Морей ничего такого мне не сказал, улыбался, приглашал приходить еще. Но я просек, что в заброшках появилась группа подростков, которые слишком целеустремленно прочесывают дома, делая все то же самое, что и я: собирая вещи в кучку, и постепенно, как муравьишки, таская их в тот же самый комиссионный магазин. Откуда я знаю? Ну так проследить-то нетрудно, я, конечно, не мышка-наружка[2], но и детишки – не агенты ЦРУ, обрубать хвосты категорически не умеют, да и понятия не имеют, что к ним может прицепиться хвост в зеленой тюбетейке.

Так что у дяди Морея – дешевые работники, а у меня – фига с маслом. Потому что ловить после детишек нечего: выметают все, как пылесосом, даже ручки дверные откручивают.

Ну и ладно. Мне и так пора была завязывать с мусорным бизнесом, не сегодня, так послезавтра. Уже двадцать третье августа, я ведь должен уже скоро «вернуться» из Талаган в общежитие.

Кстати!

Я ведь еще должен подготовить «настоящие гостинцы из Талгана»!

Ну? И чего ты тогда валяешься?!

Я взял с подоконника газету «Истина», специально на этот случай купленную неделю назад и пошел к хозяйке. Потому что газовой духовки у нее нет, а возиться с печкой я не умею. Нужна помощь.

[1] В нашем мире – сборник детективных рассказов Марка Гроссмана «Капитан идет по следу»

[2] Шутливое прозвище службы наружного наблюдения, ведущей слежку за интересующим человеком.

Глава 69

Из лунной моркови пирог, из лунной моркови пирог…

Из лунной моркови пирог, из лунной моркови пирог…

Блин, вот привяжется же! Самое главное: я ведь помню только одну-единственную строчку этой песенки и даже не могу сказать, откуда она ко мне прицепилась, из какого мультфильма[1]. Но вот впилась в мозг и крутится там, как заевшая пластинка.

Из лунной моркови пирог, из лунной моркови пирог…

Да чтоб тебя!

Я вовсе не пирог делаю! И не из моркови, тем более – из лунной!

А делаю я… ни за что не догадаетесь…

Печенье. Настоящее, талганское.

* * *

Помните, я рассуждал, что для соответствия образу и для поддержания личины талганца мне нужно привезти «из дома» гостинцы. Домашние, талганские. Ну как, например, украинец бы привез шмат сала, а узбек – пакет кураги.

Самым аутентичным была бы, конечно, копченая крокодилятина, но увы – ехать за ней до Талгана слишком долго, а где поближе крокодилы не водятся. Не лезть же мне под покровом ночи в Афосинский зоопарк, чтобы отрезать хвост тамошнему Гене. Во-первых – закоптить я его все равно не смогу, а во-вторых – как бы самому не оказаться аутентичным крокодилячьим обедом.

Я полистал мой справочник по Талгану «На берегах Аргая». Там упоминалось много чего о кухне Талгана, но, к сожалению, чаще всего – только названия, из которых много не выжмешь. Плов с овощами, например. Кто его знает, как готовить и как он выглядит. То же, что было более-менее подробно описано в плане технологии приготовления, либо не пережило бы дорогу от Талгана – рачий пирог, например – либо я не смог бы приготовить, ту же мягкую колбасу, ее нужно коптить, а копчение – достаточно тонкая технология, если вы, конечно, не хотите получить на выходу пересушенную головешку.

В итоге осталось только знаменитое талганское перцовое печенье.

Знаменитым оно было, видимо, в самом Талгане, потому что моя хозяйка, например, хотя и знала о Талгане, но про перцовое печенье – ни сном ни духом. Она сказала, что что-то вроде готовят в соседней республике, Маравании, но по тому, как она его описала, это были, скорее, латышские пипаркукас[2], пряные печенюшки, тоненькие и коричневые. В них, насколько я помню еще с нашего мира, кладется чертова уйма пряностей: перец, имбирь, кардамон, гвоздику… А талганцы, народ простой, свои печенюшки просто посыпают перцем сверху.

Но не суть: в книге было описание процесса готовки, из которого я смог примерно прикинуть пропорции и технологию.

Для начала – перетереть муку с маслом. Чем я сейчас и занимаюсь.

Из лунной моркови пирог, из лунной моркови пирог…

Тьфу ты.

Поначалу я решил не заморачиваться и взять пачку маргарина. Моя мама делала свои фирменные шоколадные кексы и на сливочном масле и на маргарине, говорит, разницы во вкусе никакой, только кекс на маргарине почему-то сильно крошится. Но хозяйка, когда услышала про маргарин, замахала руками и сказала, что позволить делать что-то на «этой желтой отраве», когда в доме есть корова, она мне не позволит. Поэтому я честно купил у нее комок масла, который хозяйка при мне же сбила из молока, приличный кусочек, грамм на 300–320, я, в конце концов, не весы, чтобы точнее определять, а потом махнул рукой и, чтобы не брести в магазин, докупил у той же хозяйки еще и три куриных яйца, девять ложек сахара, 3 стакана муки, соли… А пакетик черного перца у меня был куплен еще до того, как и лимонная кислота.

Итак, из лунн… тьфу, растираем масло с мукой, то есть, уже растерли. Теперь сыпем туда сахар, опять вымешиваем… В отдельной глиняной мисочке я взбил вилкой яйца, вместе с парой щепоток соли, парой щепоток лимонки и шестью ложками холодной воды.

Ради этих шести ложек пришлось тащить ведро воды из колодца, но вода из него действительно была ледяной.

Взбили – теперь добавляем к тесту, размешиваем… размешиваем… из лунной моркови… размешиваем…

Есть. Мягкий шар светло-желтого цвета. Теперь отделяем от него по кусочку, скатываем в шарик, шарик плющим в лепешку и кладем на посыпанный мукой противень. Который хозяйка достала специально для меня. Раз печенька, два печенька, три печенька…

Пятнадцать печенька, шестнадцать печенька, семнадцать печенька…

Тридцать три печенька, тридцать четыре… уф, что-то я, по-моему, переборщил с тестом, надо было меньше делать… тридцать пять печенька…

Уф, наконец-то. Сорок три штуки, весь противень занят, несмотря на то, что он для русской печки огромный, как щит Ильи Муромца.

Да, для русской печи. А где, по-вашему, можно печь печенье в деревенском доме? Электродуховки нет, газовую плиту не завезли, вместе с газом, только русская печь, только хардкор.

* * *

Русская печь – гениальное изобретение. Единственный ее недостаток – это ее габариты, четверть площади дома занимает, не меньше. Зато в остальном…

У печи режимов работы – почти как у кухонного комбайна, только регулируются они не кнопками, а выдвижением-задвижением нескольких заслонок. Зима? Холодно? Печь разогревается вся сразу и нагревает дом. Лето и лишняя жара тебе – как зайцу лыжи? Пожалуйста – печь холодная, нагревается только топка, ставь в нее чугунки, сковородки, гусятницы, утятницы, противни… Не надо готовить, нужно только разогреть или там чайник вскипятить? Не вопрос, разжигай только плиту, вынимай чугунные кольца, ставь на отверстия, в которых пляшет огонь, свой чайник.

Еще в русской печи есть маленькие ниши – печурочки, в которых сушат сухари, травы, грибы, все, что нужно просушить. Смотрели мультфильм про Вовку в Тридевятом царстве «И так сойдет»? Помните говорящую печку? Большая полукруглая ниша, которая у печки ртом была – это топка, а такие маленькие черные ниши, которые в роли глаз выступали – это и есть печурочки.

Открываю заслонку и быстро ставлю противень в печь, на два кирпича… аааа, блин-блин-блин-блин! Самое главное забыл!

Пришлось выхватывать противень из пышущей жаром печи и посыпать печенюшки перцем, потому что – что это за перцовое печенье без перца?! Главное тут – не перестараться, как в сказке «Приключения в лесу Елки-на-Горке». Где тоже пекли перцовое печенье, но, чтобы отвадить злобного волка, бухнули столько перца, что тот надолго зарекся приходить в тот лес и выпрашивать угощение[3].

Посыпали – обратно в печь. Мама, когда пекла похожие, ставила температуру в духовке в 180 градусов, но у русской печи есть один недостатков – температуру никак не отрегулируешь. Я глянул в топку – будем считать, что примерно 180 градусов тут есть…

Теперь ждем 10–15 минут.

* * *

Видимо, в печи было чуть побольше ста восьмидесяти, потому что уже через десять минут печенье зазолотилось, подернулось по краям коричневой корочкой. А запах… Ммм… На что не люблю сдобу – и то захотелось.

Три печенюшки мы с хозяйкой приговорили под молочко, десяток я ей отсыпал на угощение, а остальные скрутил в пару газетных кульков, из позапрошлонедельной газеты «Истина». Специально выбранной для упаковки печенья. Почему? Потому что полиэтиленовых пакетов тут еще не придумали, а везти печенье в чем-то надо. Самая обычная в здешнее время упаковка – газета. А теперь представьте: приехал я, значит, из Талгана, угощаю соседей по комнате «мамиными» печенюшками, а они завернуты в какой-нибудь «Афосинский гудок» за вчерашнее число. Прокол. Нет, объяснить я это смогу, например, старая газета порвалась в дороге, переложил в новую… Но зачем, если лишних вопросов можно избежать?

Ну вот: деньги надежно припрятаны – не в чемодан, как в прошлый раз! – вещи сложены, гостинцы упакованы, я готов «вернуться» в Афосин.

[1] Из книжки. Сказка Джеральда Даррелла «Говорящий сверток»

[2] Собственно и переводится как «перцовое печенье»

[3] Герой немного путает. В сказке норвежского писателя Эгнера Турбёрна «Приключения в лесу Ёлки-на-Горке» действительно пекли перцовое печенье и действительно положили его столько, что отведавший его волк об этом пожалел. Только это случайно получилось: пекарь-новичок, когда клал сахар и перец, перепутал, чего нужно положить килограмм, а чего – щепотку.

Глава 70

Общежитие, родное общежитие! Всего неделю я прожил здесь – и за неделю вынужденного «отъезда на Родину» успел соскучиться, честно.

Все здесь вызывает ностальгические чувства: и тяжелая дверь, бухнувшая за моей спиной, и застекленная вахта и вот этот ящик с ячейками для писем. В ячейку с буквой «Е» я еще положил письмо якобы от моего милицейского начальства. А сейчас…

Хм. А что это за стопка конвертов торчит из этой ячейки? Неужели это все – мне? Да нет, не может быть, как будто в общежитие больше нет людей с фамилией на «Е». Да и кто мне может написать?

Я вынул письма. Например…

Ого, братцы-студенты из ГСХИ откликнулись! Так… Это письмо не мне… И это… А, а это сестренка черканула письмецо, прямо из Талгана. Судя по штампу на конверте – чуть ли не в первый же день после приезда. Надеюсь, там нет известий вроде «А моя бабушка вспомнила, что знает кучу тетушек из твоего поселка, позвонила им, и они рассказали, что Ершан Ершанов ни в какой Институт не поступает, тем более в Афосине, а работает трактористом на крокодильей ферме, потому что какая-то свинья украла у него паспорт. Кстати, кто ты такой?».

Бррр! Сам себя накрутил так, что хоть прямо в проходе начинай читать письмо для собственного успокоения. А стопка еще не кончилась.

От Птичкина. Тоже мне, разумеется. Что он там решил мне написать, интересно?

И последнее письмо…

– Прибери мешки! – меня невежливо толкнули в спину.

Оно и верно – стою тут в проходе, да еще на самом деле мешки положил на пол. Ну не влезала вся моя одежда в вещмешок! Пришлось сложить ее в холщовый мешок, который мне задарила хозяйка комнаты в деревне. Я честно пытался заплатить – она отказалась. Наверное, я был не самым плохим квартиросъемщиком – деньги заплатил, сколько сказали, по хозяйству помогал, когда был в деревне, конечно, а не шатался по заброшкам. Ну как, помогал: там ведро воды принести, тут дров, там поросю мешанку вылить…

Письмо. Последнее письмо. Ты забыл.

Ах, да. Письмо – мне. От…

От Нитки.

Сердце екнуло, стукнуло и как-то, кажется, даже забилось не в том ритме.

Да что со мной такое творится?!

– Прибери мешки!

Да ухожу, ухожу уже…

* * *

Письма я вскрыл и прочитал сразу, в коридоре. Потому что рвать, сжигать или выбрасывать их – дурной тон, который может вызвать подозрения, а просто оставить в тумбочке – есть риск, что какой-нибудь самозваный капитан Ведьмаков тире Берген сунет в них нос и узнает что-нибудь ненужное.

Маргат, Аркон и Кайман ничего такого не написали. Искренне порадовались за меня в связи с поступлением, посочувствовали моим поездным приключениям, похвастались скорым началом семестра, рассказали пару смешных баек по вахтершу Ларгису… Ну, в общем, что они могли еще написать малознакомому типу, с которым случайно пересеклись пару раз?

Товарищ Птичкин коротенько интересовался как там мои дела, все ли в порядке и не хочу ли я таки показать ему ту рукопись мемуаров Адмирала, которую я нашел в опустевшей квартире. А, ну да, коротко упомянул о ней в разговоре в пивной, писатель просил при случае принести ему, посмотреть на предмет превращения мемуаров в какой-нибудь морской роман.

Сестренка Мада жизнерадостно написала, как добралась до дома, как ее встретили родные, как она совершенно точно никому не сказала о том, что у нее вдруг завелся братик… В этом месте мне чуть не поплохело, потому что умение молодых девушек хранить тайны мне прекрасно известно. И «никому» в их понимании это «только маме, сестре и паре-тройке-десятку лучших подружек». А потом мне поплохело второй раз, когда я осознал, что это письмо может попасть в руки излишне любопытному кому-нибудь. Из него же сразу понятно, что я никакой не брат, а… Погодите-ка. Я перечитал письмо Мады еще раз. Ах ты ж, лиса… Намеренно она так сделала или случайно получилось, но письмо выглядело именно как письмо сестры брату. Нигде ни словом не упоминалось о том, что я – брат вымышленный. Только сказано, что нашу общую тайну она никому не раскрыла. А мало ли секретных тайн может быть между братом и сестрой? И в конце, видимо, чтобы успокоить меня, она подробно перечислила всех тех, кто про нашу тайну не узнает: ни мама, ни сестры, ни подружки, никто.

Молодец, сестренка!

Письмо от Нитки я… Письмо от Нитки я… Не смог прочитать. Просто – не смог. Не знаю почему. Вообще не понимаю, что со мной происходит. Не влюбился же я, в самом-то деле, верно? В итоге, так ничего и не решив, я положил его во внутренний карман и двинулся в комнату.

Вроде бы комендант обещал оставить за нами ту комнату, в которой мы жили на абитуре…

– О, привет, Ершан! Заходи!

…и не соврал.