Текст книги "Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история"

Автор книги: Константин Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

Предисловие

Что делает человек, который неожиданно для себя окажется в незнакомом месте, без денег и документов, без всяких перспектив связаться с друзьями, знакомыми и родственниками? Ну вот вы бы что делали? Первым делом?

Надо полагать самым первым делом, в самую первую очередь, вас бы озаботила проблема еды и ночлега. Потом – вышеупомянутых денег и документов. Следом за ними – поиск постоянного источника денег, сиречь работы, и постоянного жилья (желательно одновременно). И только потом, в свободное от работы время вы отдались бы чему-то другому: охоте, рыбалке, женщинам, дрифтингу и скайдайвингу.

Но это вы. А что делает в таком случае герой романа, оказавшийся, скажем, в прошлом?

У героя романа – два путя. Либо он с головой окунается в изменение истории, либо начинает приключаться на всю катушку.

Погодите, погодите… А деньги?! А деньги у героя всегда есть. Причем, как правило, в достаточно больших количествах. Ибо за гривенник историю не изменишь, и на трешку особо не поприключаешься.

Бог бы с ними с деньгами, но как все эти многочисленные герои умудряются легализоваться там, где оказались? Почему практически ни у кого не возникает вопроса: "А вы, собственно, кто такой?"

Задавшись целью это выяснить, я пролистал с полсотни книг в жанре "Альтернативная история" и выяснил, что легализация очередного провалившегося в прошлое может пойти по трем различным путям.

Первый можно назвать читерским, ибо это тот случай, когда герой переносится в чужое тело. Сразу снимается вопрос денег, документов, ночлега, жилья, работы… Единственная проблема – это отсутствие памяти "рецепиента". Но эта проблема решается имитацией амнезии или – если автору хочется побыстрее перейти к подвигам и приключениям – банальным сохранением памяти предыдущего владельца тела.

А вот два других способа внедрения в чужое время более интересны, ибо по своей сути прямо противоположны. Отличаются они по тому, как мир (читай – автор) относится к перенесшемуся в другое время герою и условно их можно назвать "положительный" и "отрицательный".

Положительный мир относится к герою доброжелательно и встречает его блюдечком с голубой каемочкой, на котором лежат и деньги, и документы, и любовь на всю жизнь, и все это – в первые же часы после попадания. Потому что в противном случае, если блюдечко задержится на неделю – герой банально сдохнет с голоду. Чаще всего упомянутое блюдечко принимает вид некоего покровителя, человека, обладающего в мире, куда перенесся наш человек, серьезным влиянием. Отчего бы это такая серьезная личность вдруг обратила внимание на некоего неизвестного бродягу и пожелала принять участие в его судьбе? Ну, как правило, либо герой поделился с покровителем своими знаниями о будущем, либо оказал серьезную услугу, спас, например, эту личность от рук разбойников или дочь личности от других частей тела тех же разбойников. И вуаля – проблема решена, тут тебе и деньги, и паспорт, и дочка может влюбиться. В крайнем случае – можно собрать лут с побежденных преступников и прожить какое-то время. Наконец, в положительном мире можно просто придумать себе вымышленную биографию и тебе поверят, что ты горный инженер, сектант или еще какой князь-барон-герцог.

На таких условиях любой бы согласился попасть в прошлое, правда?

Подобная доброта судьбы вызывает резонные сомнения у авторов и те отправляют своего очередного героя в отрицательный мир.

Отрицательный мир, напротив, относится к герою резко недоброжелательно. Здесь никто не верит на слово, и никто не торопится подбросить бабла и дочку. В отрицательном мире героя тут же упакуют в тюрягу, наденут рабский ошейник или вручат копье-мушкет-автомат и отправят воевать. Естественно, никого не интересует имя и биография очередного раба, зэка, пушечного мяса. Вот от таких условий, напротив, откажется практически любой. Кроме сугубых мазохистов. Да и те откажутся: стоп-слова для них не будет.

Но самое интересное – отрицательный мир чем-то все равно похож на положительный. Тем, что герой в любом случае будет избавлен от необходимости искать деньги и пропитание. Только в положительном мире – приятным способом, а в отрицательном – не очень.

Как вы знаете – числа делятся на положительные и отрицательные. И ноль.

Нулевой мир почему-то никем из авторов не рассматривается.

Что такое – нулевой мир? Мир, который не является ни доброжелательным, ни недоброжелательным, мир, которому плевать на еще одну появившуюся на игровом поле фишку, такую же, как и миллиарды ей подобных. В чем-то такой безразличный мир будет даже похуже мира отрицательного. Здесь не будет вербовщиков, которые тут же заметут тебя в армию и заставят воевать, зато избавят от необходимости размышлять, чем тебе поужинать сегодня и под каким мостом спать завтра. Здесь к тебе не подойдут грабители с набитым кошельком, чтобы оставить его после того, как ты храбро их разгонишь. Покровитель не бросится предлагать тебе дом, работу и дочку, потому что проклятый безразличный мир не предоставит тебе возможности совершить подвиг. Милиционер не подойдет, чтобы арестовать тебя за "подозрительный вид", поэтому тебе придется самостоятельно искать ночлег в незнакомом городе. Ночью. В мороз.

Безразличный мир чем-то очень похож на наш.

Так что же будет делать человек, оказавшийся волей судьбы или кого-то еще в таком вот безразличном мире? Ему будет не до приключений. Поесть бы, да ночлег найти. Период адаптации, который в стандартном альтернативноисторическом романе занимает от двадцати минут до получаса здесь растянется на недели и месяцы, в течение которых герою будет не до подвигов. И если он опустится до банального бомжа и бродяги, то до приключений он не доберется никогда. Сопьется и загнется. Так что авторов понять можно, о таком герое попросту неинтересно рассказывать. Хотя некоторые авторы все-таки помещают героя в безразличный мир, но рассказывают все равно о приключениях. А вместо описаний адаптации делают чик-чик – монтаж. "Тяжелое было время… Я жил на улицах, нищенствовал, побирался, но сейчас, спустя несколько лет, я все-таки смог выкарабкаться и подняться на самый верх". Вся адаптация и легализация – три строчки.

Наверное, никому просто неинтересно читать роман о легализации человека в другом мире, в чужом времени, роман, в котором нет и не будет лихих схваток, крутых перестрелок, ограблений банков, танковых сражений, роковых красавиц, архимагов, шпионов и рыцарей…

Точно-точно, не будет.

А что будет? А будет здесь герой, который совсем даже не герой – обычный человек, без денег и документов, посреди незнакомого мира, задачей-минимум для которого будет найти, где переночевать и чем перекусить, а задачей-максимум – легализоваться и начать спокойную жизнь. Этакий хроноробинзон, одинокий среди толпы. Покровители где-то ходят по другим улицам, девушки на шею не бросаются, деньги под ногами не валяются, в верные друзья никто не набивается. Вернее, все это будет. Но, как и в реальной жизни, само с неба не свалится, придется потрудится.

Придется-придется.

Так что, вперед, мой герой! И без лишних споров!

Глава 1

Люблю, знаете ли, по рынкам гулять. Интереснее, чем в музее. Что в том музее хорошего? Глиняные черепки от горшков, которые побили Аграфена Васильевна с Никанором Игнатьичем в одна тыща замшелом году? Картины, с которых пялятся на тебя совершенно незнакомые люди? Чучело медведя, выгоревшее до такого состояния, что он уже и не бурый, а желтый, как будто родственник китайцам? Не, рынок – это совершенно другое дело.

Во-первых, тут гораздо разнообразнее. Хочешь – иди направо, рассматривай джинсы всех цветов радуги, и даже тех цветов, что в радуге не предусмотрены. Хочешь – направо, где книги всех сортов и жанров, от фэнтези в попугайских обложках до советских производственных романов. Здесь можно долго рассматривать россыпи значков, там – поперебирать военную форму, со всей причитающейся амуницией. Хотя лично меня, после службы в мотострелках, армейская р-романтика как-то не привлекает. Инструменты и фрукты, мотоциклы и бисер, цыплята и удочки, колбасы и бутылки… С краев рынки всегда обсажены бабушками с геранью и аккуратно разложенными на тряпочках самовязанными шерстяными носками и потертыми фарфоровыми статуэтками. Между бабушками хмуро трутся помятые мужики, по виду – жертвы зеленого змия, торгующие ржавыми гаечными ключами и мятыми самоварами. Впрочем, часто встречаются и рукастые мастера, выставившие на обозрение потенциальных покупателей кованые дверные ручки или резные скамейки для бани.

Чем еще привлекают рынки? Среди всего этого разнообразия можно встретить такие занимательные вещички, какие не увидишь не то, что в музее – вообще нигде кроме торговых рядов. Хочешь мормышки, светящиеся подозрительным зеленоватым светом? Пожалуйста. Ищешь советские монеты двадцатых годов? Вон, за углом. Нужен латунный безмен[1], которым еще в позапрошлом веке купцы отгоняли волков от обозов? Держи. Интересуешься кольчугами? Немецкими касками? Облепиховым вареньем? Мускусными утками? Плоскорезом Фокина? [2]Пластмассовыми черепами? Только плати.

В этом еще одно выгодное отличие рынка от музея. Если тебе в музее приглянется "вон та симпатичная шкатулочка" – черта с два тебе ее продадут. На рынке же – продадут, еще и скидку дадут и конфетку подарят.

Так что – люблю гулять по рынкам. Сессия закончилась, на второй курс успешно перешел, от рынка до общежития – рукой подать. Чего бы и не потратить время, поглазев на всякую всячину.

Правда, в таких прогулках есть и минусы. Минус кошелек, к примеру.

Я огорченно похлопал себя по карманам, как будто кошелек мог взять и переползти из одного кармана в другой или вовсе перепрыгнуть в рубашку. Нет, сам, конечно, виноват: нечего носить деньги в заднем кармане. Тем более – в рыночной толчее. Вытащили, конечно. Да даже если и сам выпал – теперь уже не найдешь. Считай, что подарил две тысячи кому-то везучему. Хорошо еще, что мобильник оставил на зарядке, а то мог бы и его "подарить".

Пожав плечами, я ввинтился обратно в толпу. Деньги не последние, энзешка лежит в уже собранной дорожной сумке, вместе с билетами. Так что особого повода для расстройства не вижу. Разве что фиг теперь чего купишь, ну так я, сами понимаете, не столько за покупками пришел, сколько глаза покормить.

Поглазев на аккуратные прямоугольнички меда в сотах, искоса полюбовавшись на кружевное женское белье – предпочитаю не обертку, а наполнитель, но все равно красиво – я потихоньку продвигался к выходу с рынка. Людей сегодня толпилось как-то необычно много, а так как мое личное пространство мне – в данный момент – дороже моего личного времени, то я двигался сложным зигзагом, выбирая те проходы, где казалось посвободнее. В конце концов, то ли народ наконец-то купил все, что хотел и разбежался по домам, то ли эта часть рынка не пользовалась особой популярностью, но идти стало совсем легко. Я бодрой походкой пробежал вперед, свернул влево-вправо, еще раз влево, еще раз вправо, после чего вышел туда, где уже был: к дощатому прилавку, за которым усатый дед торговал редиской, зеленым луком и каким-то салатом.

– А как к выходу с рынка пройти?

– Туда.

Ага. Держа в голове направление, я пошел в указанную сторону. Никуда не сворачивал, протиснулся в узкую щель между двумя прилавками – слева тетка громогласно рекламировала молоко и творог, справа вторая тетка пыталась перекричать соседку, предлагая всем и каждому "сметанку и маслице" – и наконец-то увидел вожделенную арку выхода.

Тетки с молочкой…

Мужик ведром, из которого выглядывают толстые лини, открывающие рот и делающие "Хм"…

Целая шеренга бабок, теток и одной девчонки, продававших жареные семечки. Надо же, давным-давно их не видел, не семечек, а вот таких тетушек, которые зачерпнут тебе стакан "черного золота" и высыпят в ловко свернутый кулек из книжной странички. Раньше все время попадались на глаза, а потом как-то незаметно испарились…

Дедок в залихватской кепке, звенящий косами…

Непременные мужики с горками инструментов…

Уф, выход.

Я бодро двинулся вперед и… Э… А куда идти-то?

Какое-то совершенно незнакомое место. Вроде бы год уже отучился, на рынке был раз сто, но через этот выход не проходил. И улицы этой не видал… Даже не представлял, что такая есть в городе. Мостовая – именно мостовая, то есть не асфальтированная, а вымощенная потертой брусчаткой. У стены рынка стоит телега, в которую запряжен меланхоличный гнедой коник, жующий сено. Над головой гремела залихватская музыка. Я посмотрел вверх. Динамик на столбе.

Как-то все вокруг было… Странно.

Да и черт с ним.

Я закрутил головой, чтобы сориентироваться по девятиэтажке общаги: она видна отовсюду, потому что единственная высотка в окрестностях.

Общаги не было. То есть – вообще. Ни спереди, ни сзади, ни справа, ни слева. Нигде.

Это как?

Я подошел к ближайшей лавочке, уселся и посмотрел на окружающую меня действительность.

Голова закружилась.

У вас никогда не было такого ощущения, как будто вы отстранились от мира и смотрите на него безразличным взглядом наблюдателя? Как будто вокруг вас – сверхреалистичное кино, с трехмерным экраном, живым звуком, полным эффектом присутствия, но при этом вы все равно знаете – это всего лишь кино? Нет? И у меня не было.

До этого момента.

Появилось стойкое – и даже пугающее – ощущение, что я смотрю фильм. А через секунду – и осознание того, отчего мне так кажется.

Все вокруг выглядело, как в фильмах о послевоенном СССР. Брусчатка. Конь с телегой. Круглая тумба с афишами.

Одежда прохожих: мужчины в мешковатых штанах, подпоясанных рубашках навыпуск, в сапогах, в кепках, а кто и в шляпах-борсалино (или федорах?)[3], женщины – в платках и длинных платьях, никто, даже девушки не носит мини. Вообще-то, это можно было бы и раньше заметить, но, признайтесь честно – часто ли вы обращаете внимание на прохожих? В особенности если сами идете куда-то по делам.

Задумчиво тарахтя, мимо меня проехал, поблескивая серыми боками, автомобиль, непохожий ни на что ранее виденное. Хотя, нет – немного похожий на "Волгу" годов этак пятидесятых. Вроде той, которые угонял Деточкин[4]. Но не "Волга", нет, просто общий стиль похож.

Так. Или я сошел с ума или одно из двух.

С другой стороны: сумасшедшие ведь не считают себя сумасшедшими. Они вообще над этим не задумываются, просто уверены, что за ними следят рептилоиды с Нибиру[5] и облучают альфа-бета-гамма-лучами. И даже если они, в смысле, сумасшедшие, увидят посреди улицы натурального рептилоида – они никогда не подумают, что это галлюцинация. А я вот подумал. Значит – я не сумасшедший.

Верно? Верно.

Тогда пойдем дальше.

Что за хрень вокруг творится?

Вокруг творилась вовсе никакая не хрень, а вполне себе мирная и повседневная жизнь. Вот только это была не та жизнь, к которой я привык.

Рассмотрим гипотезу номер два. Случилось то, о чем я читал в… дайте-ка прикинуть… да, пожалуй в паре сотен книг.

Я попал в…

А куда я, собственно говоря, попал?

Надпись над входом"…колхозный рынок" как бы намекает на то, что ожидать появления старого мудрого эльфа, который станет моим наставником, потому что я – Избранный, как-то не приходится. Если и есть в этом мире более несочетаемые понятия, чем "эльфы" и "колхоз", то мне они неизвестны. А вот то, что полностью надпись выглядит как "Раниманский колхозный рынок", ясно говорит, что бежать к Сталину с ноутбуком также бессмысленно. И даже не потому что ноутбука у меня нет. А потому, что город с названием Раниман мне незнаком. И Раниманск – тоже. Отчего можно сделать логичный вывод: Сталина здесь нет. А вот кто есть…

Мой взгляд медленно прошел от входа на рынок вправо. Новенькие дуги… Прислоненные к побеленной стене листы стекла… Семечки… То ли брюква, то ли репа – я не ботаник… Горка желтых слив… Парень со связкой разноцветных галстуков, перекинутых через руку… Лоток с газетами… Желтые, как сливочное масло, бочонки… Куст сирени…

Стоп.

Лоток с газетами.

Я поднялся с лавки и неторопливой походкой человека, который никуда не торопится и прекрасно знает, где находится, двинулся к газетам. Продавцы оживились и начали подманивать потенциального покупателя, авось чего купит.

– А вот дуги! Дуги! – продавец перекинул дугу через шею и подергал за концы, мол, знатный товар, сам бы носил, да деньги нужны.

– Стекло полированное, лавийское! Зеркало не нужно, в стекло будешь смотреться!

То, что разговаривали со мной по-русски – уже радовало. Значит, можно будет договориться. Если меня заметут как подозрительную личность без документов.

– Бери семечки, милок! Соленые!

– Репа! Репа!

А, значит, все-таки репа…

– Парень, купи зябриков!

Кого, простите, купить?

Я приостановился и с любопытством взглянул на предлагаемое. Сливы оказались вовсе не сливами. Неизвестные мне фрукты, немного похожие на помесь лимона, айвы и ручной гранаты: желтые, чуть сморщенные, снизу – круглые, сверху – с продолговатым выступом, из которого торчит плодоножка.

– Это чего же с ними делают? – озадаченно пробормотал я. Едят? Или в шкаф кладут, чтобы моль отгонять?

– Жене отдай, компот сварит.

– Так у меня нет жены.

– Маме.

– И мамы у меня нет.

– Сам съешь.

– Так у меня и денег нет.

А и были бы: сомневаюсь, что здесь принимают денежные знаки Российской Федерации.

– Тьфу ты, болтун! Кто ж на рынок без денег ходит?

– Сперли.

– Что сделали?

Я посмотрел на искренне непонимающее лицо тетушки-продавщицы. Осторожнее нужно со словами. А то зябрики здесь есть, а слова "сперли", видимо, нет…

– Кошелек украли.

– Осторожнее надо. А то не только кошелек украдут, ботинки снимут, – и продавщица, поняв всю мою бесперспективность в качестве покупателя, продолжилась зазывать других – А вот зябрики! Зябрики! Сочные, сладкие!

Проглотив слюну – мне внезапно захотелось убедиться, что зябрики действительно сочные – я переместился к газетчице.

– Пресса свежая?

– Ага, только что с грядки, – недружелюбно проворчала продавщица.

Набор газет выглядел как типично такой советский: никаких глянцевых журналов, никаких цветных иллюстраций, только черная краска, только хардкор. И иллюстрации всех оттенков серого – не к ночи будь помянуты.

Я поднял одну газету, якобы взглянуть на дату, а на самом деле – за несколько секунд определить, куда и как сильно я попал.

Да-а-а… Вот попал так попал…

[1]Безмен – вообще-то, приспособление для взвешивания, выглядит как рычажные весы, металлический стержень с рисками, на одном конце – крюк для товара, на другом – солидный груз-противовес. И вот если этот самый стержень взять за узкий конец, а противовесом оглоушить – ни один волк не устоит

[2]Плоскорез Фокина – банальная тяпка с пафосным названием

[3]Борсалино и федора – и то и другое обычные широкополые шляпы, вроде тех, что носили гангстеры времен "сухого закона". Вообще-то шляпы назывались "федора", а "Борсалино" – одна из шляпных фирм

[4]Деточкин – герой фильма "Берегись автомобиля", благородный угонщик (ну вдруг кто не знает?)

[5]Рептилоиды с Нибиру – герои одной из теорий заговора, расплодившихся после отмены принудительного лечения психбольных. А Нибиру – планета, которая якобы летает на орбите Земли, но с другой стороны от Солнца

Глава 2

Газета с оригинальным и креативным названием «Новости». И не просто новости, а новости советов депутатов трудящихся ОРС. Ага, никакого СССР. ОРС – и никаких гвоздей. И выпущена эта газета в среду, 10 июля 1097 года. Ну отлично. Либо, пока здесь на колхозном рынке торгуют репой и зябриками, где-то в Палестине высаживаются крестоносцы (а «крестоносцы» и «колхоз» – вторая несочетаемая пара), либо отсчет годов тут ведут вовсе не от Рождества Христова.

Заголовки тоже были такие, типично советские, в стиле "Коноплеводы досрочно перевыполнили план по плану". "Современную технику – в хозяйства!", "Делегация КПОР отъехала на съезд в Кардем", "Делегация КПОР приехала в Кардем на съезд", "Совет министров ОРС сообщает", "Доклад товарища С.Е.Рештова", "Дружеская встреча в Таласске"… На мутноватой фотоиллюстрации, единственной на первой странице, здоровенный товарищ в сером – а может, лиловом или апельсиновом, на фото не разберешь – грозил кулаком фотографу, мол, только попробуй снять плохо, сволочуга. Похож грозный товарищ был на Брежнева, если того коротко подстричь, а брови привести к среднечеловеческому значению. Похож – был, а Брежневым – не был. Ибо подпись к картинке гласила, что это "Акин Лармакович Кретов", который "приветствует участников съезда". Лично мне от такого "приветствия" захотелось бы спрятаться под кресло.

Итак, что мы имеем на сегодняшний день? Очень хреновую ситуацию мы имеем, товарищи. И даже кража нас не спасет…

– Газету брать будешь?

– Да нет.

– Ну тогда нечего ее жирными пальцами лапать. Положь и иди! Устроил тут читальный зал!

Тетка начала заводиться на долгий скандал, поэтому я положил газету обратно на лоток, вытер ладони о джинсы – хотя они и не были жирными – и неторопливо пошел в сторону центра города. Милиционеров пока мне на глаза не попадалось, но это не означает, что они не могут появиться в любой момент, привлеченные визгливыми криками газетчицы – какая неугомонная женщина – а так уж получилось, что ответить им на простой вопрос "Ваши документики?" мне нечего. Да что там документики: я не смогу даже назвать собственное имя. Здесь в ходу что-то вроде "Акин" или "Ершан" – услышал мельком – а уже фамилии, хоть и похожи на русские, но только в исполнении голливудских режиссеров, которые для меня звучат как "Карсков и Лептов", а для местных жителей так прозвучат банальные "Иванов, Петров, Сидоров".

В общем, ситуация аховая. Вокруг меня – странноватая пародия на СССР приблизительно так пятидесятых годов, если судить по одежде и по редким встречным машинам. Как будто кто-то взял за основу Советский Союз, поменял все имена и названия на что-то маловразумительное, выборочно добавил несуществующие в нашем мире вещи, вроде зябриков-козябриков, посмотрел, хмыкнул "Сойдет" и впихнул сюда меня. Чисто поржать. Мол, ну и что ты будешь тут делать? Никто тебя не избирал в спасители мира – а если и изберет, то разве что в депутаты от сельсовета – бежать и рассказывать, что 22 июня начнется война – никакого смысла, потому что, во-первых, уже девятое июля, а во-вторых – фиг его знает, кто тут может напасть, все названия незнакомые. Ну и для полного счастья: у меня нет ни денег, ни документов – ни даже имени – так что выхода у меня только два: идти сдаваться в милицию, которая отправит меня в психушку, или сдаться в психушку сразу, без посредников. А я видел, какими оттуда выходят, и играть в МакМерфи [1]никакого желания не имею. Так что простой путь не подходит, придется пойти сложным. То есть, придумать, как легализоваться в здешнем безумии.

Впрочем, на данный момент есть задачка посложнее. Я – в незнакомом городе и без денег. А мне надо что-то есть и где-то спать. И мой организм не будет ждать сутками, так что проблема насущна и становится все острее с каждым часом.

Ладно. Есть проблема – будем искать.

Я затолкал руки в карманы и двинулся вдоль по улице.

Если у тебя нет денег на еду и ночлег, то все, что тебе остается – это уповать на милость добрых людей. А люди добрые настолько, чтобы пустить переночевать совершенно незнакомого человека, встречаются очень редко. Один на тысячу. Даже если здесь люди в десять раз добрее – один на сто. Сколько людей мне придется перебрать, прежде чем моей личностью заинтересуются? Вот-вот. Поэтому нужно воспользоваться старым добрым способом, который ушлые римляне именовали qui pro quo, а наши предки – "баш на баш"[2]. Помоги человеку и он поможет тебе.

Вот только бродить по улицам и надеяться, что увидишь кого-то, кому нужна помощь – не наш метод. Как тут определишь? Все заняты и все бегут. Может, вон той девочке нужно срочно шкаф передвинуть. А может – и нет. Какой отсюда следует вывод? Нужно идти туда, где людям какая-никакая помощь нужна всегда…

– Молодой человек, не морочьте мне голову! Я в этом городе живут уже пятьдесят лет, преподаю географию – здесь никогда, запомните, ни-ког-да не было улицы Синей! Ваши глупые шутки тут совершенно неуместны…

Тьфу ты. Надо ж было так с первого раза нарваться. Еле ноги унес.

Помощь всегда пригодится тем, кто живет в частном секторе. Дрова поколоть, огород полить или там перекопать, отнести что-нибудь ненужное, принести что-нибудь нужное… Не с первого раза – так со второго, не со второго – так с десятого, но повезет обязательно. Правда, есть одна проблемка: где находится в славном городе Раниманске этот самый частный сектор? С одной стороны – просто подойди к любому прохожему и спроси. А с другой – молодой парень интересуется, как ему найти частный сектор. Во-первых – неестественно. Во вторых – кто его знает, вдруг в здешнем мире словосочетание "частный сектор" звучит так же странно как для нас – какой-нибудь "приватный сегмент". Поэтому мы поступаем иначе: нет ничего естественнее, чем человек, который ищет улицу. Подходит к вам и, вежливо извиняясь, спрашивает, где находится улица Синяя? Вы задумываетесь, морщите нос, после чего признаетесь, что слыхом не слыхивали ни о какой Синей улице. На что спрашивающий – не менее вежливо – уточняет, что это маленькая улочка с домами, садами и огородами. Где такая может быть? В ответ вы показываете направление к ближайшему известному вам частному сектору. Что и требовалось.

Небольшое уточнение: в качестве опрашиваемых лучше выбирать людей пожилых, пенсионного-предпенсионного возраста. Замечено, что они любят поговорить больше других, в особенности – направить на путь истинный заблудшую молодежь.

Большое уточнение: к тощим тетушкам, весьма смахивающих на старуху Шапокляк – не обращаться ни в коем случае!

Две следующих женщины, опрошенных мною, подробно рассказали на каком именно автобусе можно добраться до нужного места. И только четвертая правильно поняла вопрос – как ДОЙТИ, а не как ДОЕХАТЬ и не менее подробно рассказала, как дойти.

Храни бог добрых женщин.

Не прошло и получаса, как я добрался до нужного места: кривой пыльной улочки с невысокими заборами, из-за которых свисают ветки яблонь и вишен (а может груш и слив – плодов еще нет, а я не специалист), уютными палисадничками и ленивыми собаками, лежащими посреди дороги. Улица, разумеется, никакая не Синяя, а вовсе даже Хвойная. При том, что никаких елок, сосен и прочих пихт на ней не наблюдалось. Вообще, конечно, понятно, что название могли придумать лет двести назад, и тогда для такого наименования были все причины, но иногда складывается такое ощущение, что названия улицам придумывают по принципу "Лишь бы никакого отношения к действительности". Улица прямая, как штык? Назовем ее Ломаной! Извивается, как змея на слаломе? Думать нечего – это Прямая улица!

Прогулка по городу сама по себе была небезынтересной. Я вообще люблю гулять в незнакомых ранее местах (главное – не забрести в такое место, где аборигены воспримут вас исключительно как источник ценных трофеев), а такой случай мне в жизни не выпадал – пройтись по совершенно незнакомым улицам абсолютно незнакомого города вовсе незнакомого мира. И главное: все говорят по-русски! Мечта туриста.

Лобастые автобусы с полукруглыми крышами важно катились вместе с редкими легковушками, солидно блестевшими черным лаком, и солидными грузовиками защитного цвета.

Магазины назывались просто и незамысловато "Промтовары", "Цветы", "Продуктовый магазин N 17", причем каменные буквы названий были намертво вмурованы в стену.

На перекрестке лихо размахивал полосатым жезлом милиционер.

Там и сям попадались серые коробки автоматов газированной воды, над кнопками было крупно написано "С газом" и "Без газа".

Прошагала колонна солдат. В гимнастерках, в пилотках, в широких галифе. С полотенцами под мышкой – в баню, что ли идут?

Деревянные двухэтажки перемежались солидными домами с цокольным этажом и небольшими балкончиками. Кое-где за зелеными заборами стояли недостроенные кирпичные дома. А в одном месте за таким же забором скрывался полуразрушенный дом. Причем полуразрушился он не от старости – судя по всему, причиной оказалась авиабомба. Весело.

Над речкой выгнулся горбатый мостик, с которого удили рыбаки.

На лавочке сидит парень, по виду – типичный студент. Откусывает от пухлого батона и запивает кефиром из стеклянной бутылки. Еще и умудряется книгу читать.

Поражает разнообразие головных уборов: кепки всех сортов и разновидностей, широкополые шляпы, фуражки у военных, соломенные канотье, плоские тюбетейки – причем у вполне европеоидных личностей – платки у женщин, шляпки, панамки и просто лихо распущенные волосы. Последнее – хорошо, значит, я не так уж и выделяюсь из толпы со своей стрижкой под машинку.

Киноафиши зазывали зрителей на драмы и комедии. "Пехотные былины", "Пыльный тракт", "Умница-красавица", "Трудная задача", "Вокруг Солнца", "Просто жизнь". На афише последнего фильма залег в траве солдат, в одной руке сжимавший винтовку, а в другой – держащий наотмашь гранату бочонком. И что-то подсказывало мне, что речь в фильме шла вовсе не об учениях. Весело.

В небольшом скверике тихонько журчал фонтан.

Дворник поливал асфальт из мягкой резиновой кишки.

Девочки в цветастых платьицах и с задорно торчащими косичками играли в "классики". Такие типичные, классические "классики".

У желтой бочки на колесах с надписью "Пиво" толпились страждущие. Спокойненько сдували пену, выпивали кружку и просили еще. Черти. Тут пить хочется, аж в горле скрипит, а они еще и дразнят.

Где-то вдалеке прогудел паровоз.

Между жилым домом, на балконах которого сохло белье, и пожарной частью втиснулась небольшая церковь, с конусовидной кровлей вместо купола, выкрашенной в веселенький зеленый цвет.

На крышах двух свежепостроенных по виду пятиэтажек укреплены огромные буквы "НЕТ ВОЙНЕ" и "СЛАВА КПОР".

Посреди круглой разноцветной клумбы укреплен стенд. С жестяного листа на прохожих смотрит добрый дедушка, похожий на Айболита и полковника Сандерса[3] одновременно. Над ним – слова "Вперед, в бессмертие!". Довольно бессмысленно, на мой взгляд.

Я прошел мимо длинного кирпичного забора какого-то промпредприятия, перешагнул через тронутые рыжиной рельсы, улица потеряла асфальт и резко взмыла на холм, потом нырнула в заросли кустов, изогнулась, и вот тут яоказался на улице Хвойной.

Тэ-эк.

Пойдем. Я зашагал вперед, быстрыми взглядами оценивая возможность предложить свои услуги неквалифицированной рабочей силы.

Ту-ту-ту… Ру-ру-ру…

Что-то как-то ничего не видно… Огороды, которые я предполагал помочь полить, здесь маленькие, крыши покрыты железом, покосившихся или почерневших сарайчиков – не наблюдается, дров, которые можно поколоть – не видно…