Текст книги "Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история"

Автор книги: Константин Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)

[3]Аквила – символ Имеприума человечеста, организации из вышеупомянутой настольной игры.

Глава 8

Солнце светит, как из пушки, пахнет речной водой… Эх, с превеликим бы удовольствием забыл обо всем и плескался, плескался, плескался… Чтобы расслабиться и забыть о своем криминальном плане.

Да нельзя.

К тому моменту, когда я спустился по тропинке к пляжу, паренек уже сбросил одежду и бежал к воде. Отлично. Это-то мне и нужно. Я подошел к вожделенным штанам, лежавших кучкой, и неторопливо принялся раздеваться, складывая свою одежду рядом с одеждой будущей жертвы. Достал из авоськи полотенце, расстелил его на песке, бросил кепку, бросил куртку… Ну а то, что куртка, упав, накрыла штаны парня – так это случайно. Совершенно случайно.

Я огляделся. Ну, народу не так уж и много. Детишки носились туда-сюда, брызгались водой, возились в песке. Маленькие – совсем голышом, постарше – в белых трусиках. С самой воды три девочки лет восьми строили песочный замок. Я даже засмотрелся. На постройку, понятное дело: со стенами, рвом с водой, башнями, какими-то подвалами или подземельями, с решеткой из поломанных прутиков. Эх, детство…

Мужского пола на пляже было вообще мало, в основном девушки и женщины. Я в некотором шоке увидел здешние купальники. Нет, я, конечно, не ожидал увидеть мини-бикини или стринги – тем более, их сейчас нет даже в здешнем аналоге США – однако смотрелись они как-то… Не знаю, на мой взгляд – не очень.

Закрытые – еще ладно, хотя вырезы по краям бедер можно было бы сделать и чуть выше. Но раздельные – тихий ужас. Талия трусиков поднимается выше пупка! Затем сантиметров десять кожи – и сразу лифчик, больше схожий с топиком. В чем смысл такого "разделения" – не знаю, выглядят они как слитный купальник, который кто-то зачем-то разорвал пополам. И еще узор в виде цветочков и ромашек…

При том, что сами девушки – вполне себе симпатичные. Ну или по крайней мере – в моем вкусе. Загорелые, но в меру, когда кожа приобретает золотистый цвет бронзы, а не пережаренного беляша. Хотя попадаются и молочно-белые, что в середине лета даже удивительно, но загорелых все же больше. Также практически нет тощих, в начале двадцать первого века именуемых "стройными", у которых не телосложение, а сплошное теловычитание. При этом не надо думать, что я попал на лежбище моржей. Откровенно жирных не было вообще. Хотя… Возможно, в наше время таких девушек и назвали бы "толстыми".

Вот одна из таких, например, лежит на песке, читая книгу. Черный закрытый купальник, относительно небольшая – для времени силикона – грудь, мягкий животик, круглая попа, немного тяжеловатая, толстоватые бедра… Хм, помните Наталью Варлей в "Кавказской пленнице"? Вот примерно такой же тип фигуры.

Размышляя о произошедшем за пятьдесят лет изменении канонов женской красоты, я дошел до воды и потрогал ее ногой. Бррр! Это все-таки речка. Или я успел нагреться. Девушка с книжкой посмотрела в мою сторону и еле сдержала улыбку. Сомневаюсь, что я ей так сразу понравился, скорее, ее посмешило мое бледное тело. Ну да, как-то не любитель я времяпровождения на свежем воздухе. Надеюсь, дело все же не в плавках…

Плавок у меня, понятное дело не было, поэтому я с каменной физией пошел купаться в трусах. Благо они у меня как раз похожи на здешние мужские плавки-шортики, черные, с надписью "Sport" на резинке, и, в принципе, сойдут за импортные плавки. Но все равно – ходить в трусах под взглядами девушек как-то неловко. По крайней мере, в данной ситуации.

Уф! Водичка-то бодрит! Я сделал несколько гребков и поплыл к небольшому островку посреди реки, фактически – пара деревьев, торчащих из воды. Надо же оправдать мое появление на пляже…

Жертва, тем временем, явно красуясь перед девушками, широкими гребками, шумно отдуваясь, рванул на другой берег, только буруны в стороны расходились. Отлично. Пока он туда плывет, я успею… ай, блин!

Ненавижу водоросли! Особенно, когда они щекочут ноги!

Я случайно попал на мелкое место, где незаметная под водой расплодилась элодея.[1] А может и рдест[2], я не ботаник, чтобы различать их наощупь.

Дотронувшись до шершавого ствола, я развернулся и поплыл обратно. Нынешний хозяин моих будущих штанов все еще греб к противоположному берегу. Аж завидно…

Неторопливо вытершись, я накинул на голову кепку, натянул футболку, сложил в авоську джинсы – не надевать же их на мокрые трусы? – скатанную в плотный рулон куртку, взял в руки кроссовки и отправился вверх по тропинке в сторону парка.

Со стороны всем понятно – человек ищет укромное местечко, чтобы выжать трусы. Потому что кабинка была только одна, высотой под грудь и ею, как я успел заметить, никто не пользовался.

Ну а то, что вместе с курткой в авоське оказались чужие штаны – кто присматривался?

От пляжа вверх поднимался крутой откос, поросший травой, и на его верху стояли какие-то лабазы: невысокие строения, саманные, походу, с односкатными крышами и дверями, закрытыми на огромные полукруглые замки навсегда. Задняя сторона этих построек, та, что смотрела на реку, заросла высоченными кустами, так что, там вполне можно было бы переодеться.

Был у этих кустов и еще один плюс: из них сквозь листву можно было просмотреть, что происходит на пляже.

Я, в принципе, человек спокойный. И если бы штаны на пляже утащили у меня, то, скорее всего, поискав, не завалились ли они за кучку песка, я бы плюнул, пожелал бы неизвестному вору полового бессилия, завязал рубашку узлом на пузе и отправился домой, не обращая внимания на посторонние взгляды. А вот как отреагирует обокраденный парниша?

Лазать босиком по кустам – не самая умная идея. Потому что можно наступить на притаившийся в траве кусок алюминиевой проволоки, например.

Попрыгав на одной ноги, шипя и матерясь, я нашел кусок и со злостью закинул его куда подальше. Потом залез еще глубже в кусты, снял и выжал трусы, натянул на себя добытые штаны. По росту они подошли точь-в-точь, а вот в поясе были широковаты. Завернув трусы в полотенце, я надел куртку, обулся и полез ближе к берегу, треща сухими ветками.

Раздвинул листву и посмотрел на лежащий внизу пляж.

Вот блин.

Паренек-то, судя по всему, на меня похож только размерами одежды…

Он натурально рвал на себе волосы, похоже, что-то кричал, чуть ли не плакал, метался по пляжу, пиная кучки песка.

Похоже, для него потеря штанов не так спокойно прошла, как для меня…

Во рту появился мерзкий привкус. Может, у парня это вообще последние приличные штаны. Может, он из бедной семьи и не может позволить себе новые. Может, ему в детстве злые одноклассники спустили плавки под водой на глазах девочки, которая ему нравилась…

Чувствую себя последней тварью.

А с другой стороны – в ясновидении я не был замечен, бабки Ванги среди родственников не помню. Кто сказал, что все именно так, как я напридумывал?

Уж больно выпендривался чувачок для наличия психологической травмы из детства, уж больно красовался. Да и истерика, которую он закатил, выглядит совершенно некрасиво. Те, кто лишился последних штанов, так себя вести не будут, им свойственна этакая гордая бедность. Здесь больше похоже на капризы избалованного мальчика, который привык, что ему все позволено… Или игра на публику, сиречь, на девушек. Вон они, столпились вокруг него, жалеют несчастненького, даже показывают куда-то… Куда-то в сторону тропинки.

"Вона-вона, задержите, вона-вона, побежал!"

Блин!

Что делать-то? Еще не поздно прибежать, размахивая штанами: "Ох, прости, брат, случайно прихватил, прикинь? Без обид, лады?"

Тут бесштанный вырвался из круга девушек и резко зашагал к краю воды. По дороге с силой пнув замок, построенный девочками. Только песок разлетелся.

Решение принято.

Остался ты, "брат", без штанов.

Я накинул на плечи куртку. Навряд ли кто-то запомнил лицо, зато точно могли вспомнить синие джинсы и белую футболку. А, значит, на человека в черном внимания и не обратят.

И все равно на душе было очень мерзко.

Надо завязывать с кражами.

На фиг.

* * *

Кому в пятидесятых годах можно толкнуть джинсы, если здесь они далеко не так популярны, как в семидесятые и для большинства – просто странные штаны из синей парусины?

Тому, кто знает, что это такое. Тому, кто их носит СЕЙЧАС.

Кто это?

Стиляги.

Остается решить только несколько маленьких вопросов:

– есть ли здесь стиляги?

– где их найти?

– и как их опознать при встрече?

Нет, я смотрел фильм "Стиляги", но, во-первых – это фильм. Во-вторых – российский фильм, то есть к истории имеет отношении чуть меньше чем никакое (сомневаюсь, что комсомольцы ходили в серых робах и пели мрачным хором). Все остальные сведения о стилягах у меня довольно обрывочны: кок[3], ботинки "на манной каше"[4], галстуки с обезьянами, "папина "Победа"… [5]Недостаточно примет.

Пойдем другим путем. Стиляги – молодежь. Молодежь – это студенты. Где сконцентрированы студенты? В общежитии. И, хотя сейчас лето, сессии закончились и большинство разъехалось – меньшинство-то осталось. И, как подсказывает мне опыт, чаще всего на лето в общежитии остаются раздолбаи, среди которых шанс обнаружить "борца с системой" выше.

Цель определена. Вперед.

* * *

Общежитие находилось на тихой зеленой улочке, с одной стороны которой стояли дома, а с другой – ряд кустов, за которым прятался пологий склон, заканчивающийся берегом реки. Не той, в которой я… кхм… купался. Та была довольно большой, по ней даже какие-то суда ходили, а в этой если и проплывет судно, то только случайно упущенное медсестрой.

Я торчал напротив входа в общежитие, под сенью незнакомого мне куста, рассматривая входящих и особенно – выходящих. Пока что все попадавшие мне в поле зрения походили на стиляг не больше, чем леди Гага – на профессора астрономии.

Живот скулил, напоминая, что последняя еда, полученная им, была рано утром, а сейчас, по ощущениям, пятый час. Во рту стоял противный вкус, я мысленно клялся, что, если удастся загнать джинсы – поем нормальной еды. Какой-нибудь.

Как назло, в голову пришла внезапная и немного пугающая мысль. А как здесь вообще называются джинсы?

Я уже немного понял суть окружающего меня мира. Он представляет из себя аналог СССР пятидесятых, почти точный в части различных мелочей, типа телефонных автоматов или газет, но при это все имена собственные изменились на неизвестно что. Человеческие имена изменены на что-то, напоминающее Казахстан, названия – на некие аналоги (газета "Правда" превратилась в "Истину", например), также по-другому выглядят исторические персонажи – тот же вездесущий товарищ Афосин. По факту – это Ленин. Но другая фамилия и выглядит совершенно иначе. Плюс – нелогичные "зябрики", как я прозвал изменения в окружающем мире, логичном объяснению не поддающиеся. Типа самих зябриков, которых в нашем мире нет, или пентаграммы вместо серпа и молота.

Так вот: название джинсов в нашем мире происходит от названия города Генуя. Какового в этом мире ожидаемо нет. Есть какая-нибудь Мадуя, Контира или вовсе Брим.

Вопрос: как здесь называются джинсы?

И он для меня не академический: что я предлагаю на продажу? "Парень, купи джинсы!". А он в ответ: "А что это?!".

Поправка: вопрос не только насущный, но и срочный.

Из дверей общаги вышел парень, при виде которого у меня в голове сразу включился режим опознания.

Длинные волосы – есть.

Цветастая гавайка – есть.

Тонкие усики а-ля Ретт Батлер – есть[6].

Остроносые туфли, да, на толстой светлой подошве – есть.

Если уж это не стиляга – или некий аналог – то я уже не знаю, где их искать.

Парнишка двигался неторопливо, поэтому я успел перейти улицу и выйти ему наперерез:

– Привет!

– Привет, – во взгляде моего потенциального покупателя, этаком, с ленивым прищуром, мелькнул, глубоко-глубоко, страх. Действительно, кто его знает, что это за тип: небритый, в кепке.

– Хочешь штаны купить? – и, не дожидаясь вопроса "Какие еще штаны?!", протянул ему авоську. Отвернул газетный лист, показывая кусочек джинсов.

– Жапсы? – паренек приподнял одну бровь.

Жапсы, жапсы. Хотя лягушачьи шкурки, только купи. Жрать хочется – невозможно.

– Посмотреть можно?

А ручки-то подрагивают. Зацепило парня, зацепило. Пора подсекать и вываживать.

– Пойдем, – кивнул я в сторону реки.

Мы протиснулись в проход между кустами, подошли к росшим к воды ивам, возле которых кто-то оборудовал курилку: две стопки кирпичей с положенными сверху досками.

– Давай. Показывай!

Подсекаем…

Я развернул сверток.

И понял, что рыба сорвалась.

– Что за мешки? – чуть ли не брезгливо произнес парень.

Облом-с. У меня джинсы – прямые, чуть расклешенные, а здесь, если мне не изменяет склероз и ситуация соответствует пятидесятым – в моде дудочки. За которыми охотились комсомольские патрули и не в смысле "Дай поносить!", а в смысле – разрезали бритвами по шву, чтобы неповадно было.

Покупатель, однако, категорически отказываться не собирался: мял и выворачивал наизнанку, послюнявил спичку и потер ею ткань, почесал нос:

– Делиль верный, а торч мертвый… И на самолеп не похоже. Где ЭТО слепили?

– В Китае.

– Это где?

Никакого удивления, просто безразличное любопытство.

– Откуда я знаю? Дядька привез.

– Ладно, – парень хлопнул себя ладоня по коленям и встал, – Возьму. Полную цену не дам, штука мертвая. Две стопки… двести рэ устроит?

Жмот.

– Давай, – лениво махнул рукой я, мол, мне плевать.

– Жди, сейчас деньги принесу.

Он скрылся, а меня пробило неприятное осознание, что мои действия в данном случае Уголовный кодекс квалифицирует как спекуляцию и фарцовку. И если паренек побежал не за деньгами, а за милицией – или какими-нибудь еще дружинниками – мне сильно не поздоровиться.

Не пора ли рвать когти?

Я придавил не вовремя проснувшуюся паранойю. Видеокамер здесь нет, путь от входа в общежитие прекрасно просматривается. Так что если он сейчас выйдет не один – я всегда успею рвануть с низкого старта.

Стиляга пришел не один. С серо-сиреневой пачкой денег. Я, не пересчитывая, сунул их в карман штанов и протянул сверток покупателю:

– Держи.

Недоверчивый тип развернул газету, убедился, что я не подменил джинсы на детские ползунки, хмыкнул, завернул обратно, собрался было уходить…

И увидел мои кроссовки.

Глаза парня расширились так, что все анимешные девочки дружно закурили.

– Спортсы??!! Откуда?!

Я дернул плечом:

– Дядя привез.

Он схватил меня за плечо:

– Продай! Сколько?!

ПО лицу было понятно, что денег у него больше нет, где найти – не знает, но если я откажусь – он меня в этой реке утопит.

Про реку – шутка. Наверное.

– А пойду я в чем?? – возмутился я, сбрасывая ладонь с плеча, – Босиком?

– Меняемся? – в этот раз меня схватили за грудки, – Что хочешь? Что там в вашей деревне носят? Сапоги? Хочешь сапоги?! Настоящие, хромовые!

Глаза горели так, что становилось страшно. И немного противно. А еще говорят: "Откуда у молодежи эта страсть к потребительству, айфонам, лейблам? У нас такого не было!" Ага. Не было.

– Ну? Давай!

– Черт с тобой. Тащи сапоги.

Желудок взревел.

– И пожрать чего-нибудь притащи.

Нашел у кого спрашивать… У студента, который, небось, все деньги тратит на вот эту стиляжью мишуру. А, ладно, что принесет – то и будет. На халяву и хлорка – творог.

– И это! – крикнул я вслед убегающему, – Портянки не забудь!

Стиляга скривился – видимо, слово "портянки" было для него совершенно негламурным – но кивнул.

* * *

Уже стемнело, когда я, помахивая авоськой и поскрипывая новенькими сапогами, подходил к уже знакомой стройке, имея в виду переночевать.

С сапогами стиляга не обманул. Может и не хромовые, но явно не кирзачи – кожаные, начишенные до блеска. К ним в качестве бесплатного бонуса прилагались полулысая щетка, банка черного вонючего гуталина, замазанная тряпка-бархотка для наведения блеска и две белые портянки, судя по всему, в прошлой жизни бывшие простыней.

Похоже, какой-то солдат, поступивший после дембеля в институт, сегодня обнаружит пропажу…

Желудок слегка тянуло, как бы намекая, что плотная пища – это хорошо, но регулярное питание – еще лучше. Вместе с сапогами общажный стиляга притащил завернутые в ту же газету полбуханки хлеба, шмат сала, слегка пожелтевшего и тягучего и головку лука. Все это я порезал ножичком – спасибо, товарищ Жанар, – и схомячил прямо там, у реки, после того, как мои кроссовки убежали от меня, прижатые к груди.

А жизнь-то налаживается…

Вот и знакомый заборчик, окружавший бесплатную гостиницу имени товарища Хрущева (или как там его здесь зовут). Я слегка пнул по нему ногой.

– Гав! – сказали из-за забора.

Серьезно так. Весомо. Сразу стало понятно: мест в гостинице нет.

А где же мне ночевать?

[1]Водоросль, выглядящая как длинный тонкий стебель с множеством маленьких листочков. Чаще всего именно эта сволочь щекочет ноги пловцов

[2]Водоросль, с суставчатым стеблем и широкими относительно редко расположенными листами, немного похожими на небольшие листья подорожника. Если ноги вам щекочет не элодея – значит, это рдест. Или кувшинки. Или дельфины

[3]Не тот, что на камбузе, а тот, что на голове. Прическу Элвиса Пресли видели? Что-то около

[4]На толстой микропористой подошве, по виду действительно напоминающей застывший пласт манной каши. Считались очень модными

[5]Цитата из "Понедельник начинается в субботу" Стругацких – "Стиляга! Тонконогий! Папина "Победа!", в свою очередь Стругацкие взяли эту "Победу" из карикатуры на стиляг, которая так и называлась. Имелось в виду, что родители заслужили право на автомобиль, а катаются на ней не имеющие заслуг бездельники-дети

[6]Имеется в виду герой фильма "Унесенные ветром" в исполнении Кларка Гейбла

Глава 9

Раннее утро. Просыпается Раниманский колхозный рынок. Появляются первые продавцы, раскладывают по дощатым прилавкам товары. Бродят сонные покупатели, пытающиеся вспомнить, зачем они пришли в такую рань.

Визжат поросята в мешке.

Звонко тивкают цыплята в коробке.

Ахнула выроненная косорукой девчонкой банка сметаны, разлетевшись густыми молочными брызгами.

– Лук зеленый! Лук! – послышались первые зазывные вскрики.

– Редиска! Редиска!

– Каротель! Каротель! Сладкая, как мед.

На рекламируемую каротель[1] – похожа на морковку, такая же оранжевая, только не моркововидная, совсем короткая, цилиндрической формы, с тупым носиком и тонким хвостиком – смотрит хмурый парень с красными глазами и помятым лицом.

Это, если кто не понял, я.

Выспаться в эту ночь мне не удалось от слова "совсем". После того, как мне отказали в "гостинице", я даже растерялся. Надо будет в следующий раз иметь в голове несколько запасных вариантов лежки. Но это будет в следующий раз. А сегодня где спать?

На лавке? Заметут за бродяжничество.

Под мостом? Честно говоря, я подумывал пойти стопами Незнайки[2], но у того, видимо, был какой-то особый мост, где можно примоститься на ночь. А здесь под мостом проходит пешеходная часть набережной. На асфальте спать?

В кустах? Холодно и неудобно, а в случае дождя – совсем тоскливо.

Попроситься в гости к добрым людям? Люди, разбуженные темной ночью неизвестно кем, по определению не добрые.

Напроситься к студентам в общагу? Хорошая мысль, жаль, поздно пришла: общежитие уже закрыто.

Гостиница? Без паспорта – не вариант.

Съемная квартира? Без денег – не вариант. А денег у меня уже нет.

Вообще, походив по базару и немного – по магазинам, я пришел к выводу, что здешний мир отличается копеечными ценами на еду и совершенно конским ценником – на все остальное.

Было у меня, до похода по рынку, двести тридцать девять рублей ровно: тридцать девять остались от товарища Жанара, дай Бог ему здоровья и жену ласковую, да двести рублей мне принесли джинсы. Можно было бы, конечно, и кроссовки продать, а не менять на сапоги, вот только тут обувь стоит минимум двести рублей. И за эти деньги я смогу купить либо тряпочные тапочки – парусиновые, как их назвали – либо детские сандалики, либо сапоги, но такие растоптанные, что я побоялся бы их покупать. Как бы не развалились. А сапожки мне достались отличные. Как раз моего размера – хорошо иметь среднестатистические габариты – мягкие, легкие, просто мечта. В таких хоть летом, хоть зимой… А я ведь не знаю, смогу ли до зимы раздобыть новую обувку.

Между прочим, ходили здесь в самой разнообразной обуви: и сапоги, и ботинки, и кеды – по крайней мере, что-то спортивное – и сандалии и босоножки и тапочки и валенки – на одном дедке – разве что лаптей ни на ком не видел. А так, на рынке, продавались… Может, конечно, мои кроссы и не очень бы бросались в глаза… А может и бросились бы. В общем, поздно жалеть, поменял и ладно. Сапоги точно ничье внимание не привлекут.

Итак, вернемся к финансовому вопросу. У меня было двести тридцать девять рублей:

– минус сто рублей, которые я сразу отложил на непредвиденные расходы;

– тринадцать рублей пятьдесят копеек – зубная щетка с желто-бурой щетиной. А то я зубы не чистил уже почти пять дней и изо рта пахнет так, что самому противно;

– сорок копеек – плоская баночка с зубным порошком. Может, здесь и есть зубная паста, но мне она не попадалась. А порошок – попался. По запаху и вкусу похожий на толченый с мятой мел. Или на таблетки "Маалокса". Толченые;

– десять копеек – коробок спичек;

– семьдесят копеек – пачка папирос "Штольня". Самые дешевые. "Беломор", который здесь называется "Канал" – но пачка-то узнаваемая – и которые я считал дешевым куревом, на уровне махорки, здесь стоит аж в три раза дороже. Кстати, благодаря пачке "Канала" я узнал, как здесь называется столица. Крома. Она была выделена синей восьмиконечной звездочкой. Еще бы знать, где в этом слове падает ударение… Вообще, изучать географию по пачке папирос – не самое умное занятие. Надо книги. Вот после рынка и займусь;

– рубль – коричневый брусок хозяйственного мыла. Пахнет, оно, конечно…

– три с полтиной рубля – расческа из темно-коричневого пластика. Иначе у меня на голове скоро собьются колтуны;

– тридцать рублей – пара черных сатиновых трусов. Потому что менять белье все-таки надо. Даже такому бомжу как я. Еще я приценялся к носкам, пока не сообразил, что хожу в сапогах и носки мне ни к чему. Свои старые носки я уже кинул в урну. А то еще немного – и они превратятся в бумеранги, и выбросить их уже не получится. А если честно – просто протерлись до дыр;

– тридцать рублей – рубашка. С мягким воротником, в коричневую клетку. Ее можно было бы назвать "ковбойкой", если бы у нее были погончики и два кармана. А так продавец назвал ее "мурочкой". Рубашка поношенная, но новые здесь – от ста рублей. Я же говорю – конский ценник;

– и последней покупкой я, за двадцать рублей, приобрел замечательный фанерный чемоданчик. С деревянной ручкой, ушками под навесной замок, закрученные куском проволоки, небольшой, как раз то, что нужно, чтобы сложить мое немногочисленное барахло. Из того, что не надето на меня и не лежит в карманах: футболка, трусы, авоська, рыльно-мыльное. Продавал чемодан хмурый тип с короткой стрижкой и черно-синей татуировкой на пальцах, так что происхождение было ясно и без лишних уточнений. Я даже – отойдя подальше – проверил, нет ли где-нибудь на дне или боках надписи вроде "Воркутлаг. Пятый отряд". Не было.

И вот, после всего этого шоппинга, у меня осталось сорок девять рублей, шестьдесят пять копеек. Много это или мало? Комплексный обед в столовой стоит пять рублей. Итого: моих средств хватит на то, чтобы нормально питаться десять дней. При условии, что я буду есть один раз в день и не совершать других покупок.

Комплексный обед – это что-то вроде бизнес-ланча: фиксированный набор блюд по стандартной цене. Первое, второе и компот. Что в него входит, я не уточнил: пахло ЕДОЙ и желудок прямо-таки крутило, как будто перекручивало в мясорубке. Поэтому я попросил стакан чая без сахара, хлопнул его и скрылся.

Итак, сейчас, после рынка, моя первоочередная задача – подкрепиться. После чего – отправляться утолять другой голод, информационный. Стыдно сказать – уже четвертый день здесь, а в географии ни уха ни рыла. Даже не могу сказать аналогом какого города СССР является Раниманск: Курск это, Брянск или Псков.

Что же делать: нормально поесть в столовой или сэкономить и купить пирожков, а в столовой только запить их чаем?

– Милок, купи беляшей! – обратилась ко мне толстая тетка, между колен которой стояла алюминиевая кастрюля, накрытая засаленным вафельным полотенцем.

– Почем?

– Рублик штучка, за рублик два отдам, последние! – протараторила она.

Жаба подняла обе лапы вверх, голосуя за беляши, и я сдался.

Настоящий беляш – это произведение искусства. Под тонкой золотистой хрустящей – ммм… – корочкой прячется нежное воздушное тесто и ароматная начинка, которая просто стекает в желудок, и ты прямо ощущаешь, как беляш впитывается организмом…

Те же, что были куплены мною по акции "Два по цене одного", являлись выродками из славного семейства беляшечных. Масло, в котором их жарили, явно менялось только по большим праздникам, беляши были бурыми, как дохлый медведь в лесу. И пахли… как дохлый медведь в лесу. Не тухлятиной, но как-то подозрительно.

Один беляш кое-как втиснулся в меня, встал в животе колом, и я понял, что второй там уже не поместится. А выкидывать жалко.

Я огляделся и заметил грустного рыжего пса, с надеждой смотревшего на меня.

– Держи, брат, – протянул я еду бездомному коллеге.

Пес принюхался к беляшу, аккуратно взял в зубы. Но есть не стал. Куда-то понес.

Возможно, хоронить.

* * *

Как же мне было плохо…

Желудок уже был вывернут наизнанку неоднократно, в нем давно не осталось даже следа проклятого беляша, ничего, кроме желтой желчи – а меня все тошнило и тошнило.

Чтобы я! Еще! Хоть раз!

Как же мне плохо…

Я забрел в какие-то кусты у реки, чтобы меня никто не видел, меня тошнило, я хлебал горстями пахучую речную воду, может, и грязную, может и с ряской – да хоть с головастиками! – и меня тошнило снова.

Мамочка, почему я не умер в детстве?…

Потом, через неопределенный промежуток времени – как мне показалось: что-то около полугода – я затолкал свой "чумудан" под кучу сухих веток, потому что нести его не осталось никаких сил, умылся и, пошатываясь, двинулся на поиски спасения.

Если бы меня сейчас остановили милиционеры и сказали, что повезут меня в психушку прямым рейсом – я бы только кивнул головой и сказал "Везите…".

К счастью, мое изнеможенное тело никого не заинтересовало, и я без приключений добрался до аптеки, где купил две пластины активированного угля.

Тридцать копеек. Да плюс еще рубль, потраченный на беляши. Итого – рупь тридцать потеряны напрасно, из-за собственной глупости. Кто-то скажет – "копейки", но для меня сейчас каждая копеечка на счету. Потому что я не могу точно сказать, когда смогу пополнить свой золотой запас. Продавать мне уже больше нечего, вещей у меня и так впритык, разве что снова двинуться по скользкой тропочке воровства… Чего не хочется, ибо чревато близким знакомством с краснофуражечными и белохалатными дядечками.

Я разгрыз все двадцать черных таблеток, запил их из колонки, и теперь сидел на лавочке, прямо чувствуя, как уголь с шипением впитывает в себя проникшую в мой организм беляшечную отраву.

Впрочем, возможно, я и наговариваю на неповинные беляши. Может, они просто слишком долго стояли под солнцем и утратили свежесть, возможно, просто были случайно пережарены, а мой ослабленный бессонной ночью – я провел ее, перемещаясь от скамейки к скамейке в городском парке – организм не сумел достойно принять вызов.

То ли на самом деле уголь помог, то ли сработало самовнушение, однако мне на самом деле полегчало. Вытерев со лба пот, я встал…

И задумался.

Вообще-то я собирался пойти на поиски спрятанного чемодана, чтобы затем отправиться на вокзал и – подальше от этого гостеприимного города. Нет, здесь, конечно, хорошо и люди добрые, вспомнить хоть товарища Жанара, однако мои кудри здесь уже примелькались. И, боюсь, меня даже бить не будут – просто отведут в милицию.

Жена Жанара могла и удивиться неожиданно сильно похудевшему кошельку мужа – вдруг тот позволял себе пропить не больше десятки за раз? – и обратиться в милицию. Бывший хозяин моей нынешней кепки мог, вместо того, чтобы плюнуть на нее – фигурально выражаясь – мог оказаться правдолюбцем и отправиться в ту же милицию. Обесштаненный парнишка с пляжа мог быстрым шагом пойти туда же, требуя вернуть ему его мужскую гордость, сиречь, мои нынешние брюки. Даже, если уж ударяться в панику, общажный стиляга мог попытаться перепродать джинсы или кроссовки, попасться на спекуляции и на логичный вопрос "Откуда дровишки?" – сдать меня со всеми потрохами.

Конечно, ниточки, ведущие ко мне, были тонюсенькими, но мало ли найдется доморощенный Холмс, который сможет из этих ниточек сплести веревочку, завязать петелечку и накинуть мне на шейку? А мне моя шейка еще дорога.

Нет. Надо бечь.

Проблема только в том, что я не представляю – куды, собственно, бечь?

В здешней географии я знаю только два города. В одном из них я нахожусь, а другой – столица. И, так как удаленности Раниманска от столицы я не знаю, может получиться так, что денег на билет до Кромы мне тупо не хватит. А если решить сэкономить и добираться попутками? Та же беда: я не представляю, где нахожусь. Не попасть бы в глупое положение человека, который ловит попутку под Хабаровском и на вопрос "Докуда тебе?" отвечает "До Москвы". Хорошо, если примут за шутку – а если нет?

Вывод? Нужно набираться знаний. А что у нас источник знаний? Правильно. Книга. В библиотеку мне соваться не с руки – книг без паспорта не дадут. Можно, наверное, просто пройти к полкам с деловым лицом – типа я местный. Однако свободного доступа к полкам может и не оказаться, что вернет нас к проблеме отсутствия паспорта.

Впрочем, есть еще одно место, где я смогу полистать нужные мне книжки, и никто и слова не скажет. Если я, конечно, не углублюсь в чтение часа на два.

Книжный магазин.

* * *

Книжный магазин назывался просто и безыскусно – «Книги».

Узкая дверь вела в длинное помещение, вдоль которого тянулся деревянный прилавок с разложенными книжками. За прилавком суетились две продавщицы, отвечая на вопросы покупателей, принимая деньг и выдавая товар.

Покупателей оказалось неожиданно много. Солидные седые дядечки, озорные мальчишки, серьезные девочки с косичками, серьезные мальчики, в очках и без, мужчины, женщины… Много.

С одной стороны – что им еще делать? Интернета нет, телевизоров – нет, кино – редко, театр – не для всех. Остается только читать. А с другой стороны – можно придумать множество гораздо менее интеллектуальных способов убивать свободное время…

Так. Я сюда не исследования на тему "Культурный уровень жителей ОРС в сравнении с РФ" проводить пришел. Мне нужна география. Не учебник, понятно дело, а что-нибудь вроде, карты, глобуса, атласа…