Текст книги "Железная Империя (СИ)"

Автор книги: Константин Фрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 43 страниц)

Он глубоко и шумно вздохнул, впервые издав какой-то живой звук за весь поединок, выказав, что под темной броней и непроницаемым золотым лицом прячется живой человек, и на террасу опустился ужас, густой, всепоглощающий и живой, настолько могучий, жгучий, сдирающий с щек кожу, что Инквизитор оступился, прервав свою короткую страшную атаку, и отскочил в сторону, словно наткнувшись на непробиваемую стену, и замер, сверкая глазами, полными страха, а Леди София упала на колени, уронив сайбер и зажав голов руками, крича и не слыша своего голоса.

И черное море ассасинов схлынуло, и люди бежали прочь – черные фигуры вперемежку с белыми, – поглощенные, уничтоженные этим жутким, тоскливым, безысходным страхом, который пронизал, казалось, все…

Софии казалось, что время вдруг повернулось вспять. Что Сила ушла, утекла сквозь пальцы и оставила ее один на один с жестоким миром и за спиной ее слышится тяжелое дыхание Дарта Акса.

"Он мертв, он умер!" – в панике повторяла София, трясясь от животного ужаса, с которым совладать была не в силах, пытаясь обуздать эмоции доводами разума, но это не помогало.

Эти шаги она узнала бы из тысячи, этот силуэт, словно затянутый в хитиновый страшный костюм, и взгляд.

Дарт Акс, восстав из ее воспоминаний, из ее кошмарных снов, из ушедшего навсегда прошлого, надвигался на нее, и адская усмешка на его красных, искривленных нервным тиком губах не предвещала ничего, кроме унижения, боли, и безумия.

– Нет, не касайся меня! – взвыла София, подскочив и отступив, оставив лежать сайбер на полу. В этот момент она была не ситх-леди, и не имперским советом, и не одна из Триумвирата. Это была испуганная девчонка, которой показали целый набор тошнотворных инструментов, которые сейчас разорвут и растерзают на куски ее живое тело.

Неотвратимость и обреченность.

Вот что дарил Пробус, этот молчаливый Повелитель Ужаса, своим жертвам.

Все самое страшное, говорили его пустые глаза, все самое ужасное, о чем ты и подумать боишься, свершится с тобой все равно…

Незаметно, неотвратимо, бесшумно он приблизился к Леди Софии, держась подальше от Инквизитора, чей ужас мог продиктовать ему напасть на любого, кто подойдет чересчур близко, и его черная рука, затянутая в чешуйчатую перчатку, казалось, обласкала ее искаженное тошнотворным ужасом лицо с выкатившимися глазами.

Пальцы медленно двигались в воздухе в паре сантиметров от ее подрагивающего лба, и пустые глаза безразлично смотрели в ее глаза – слепые от переживаемого кошмара.

– Ты все еще боишься его, – прошептал он глухо. – Все еще помнишь и боишься…

– Не тронь ее, падаль, – зашипел Фрес, по бледному лицу которого градом катился холодный липкий пот, и который переживал какое-то свое видение, тошнотворное настолько, что ситх припал на одно колено, словно жесточайшая боль терзала его тело, и дрожал мелкой дрожью при каждой попытке подняться, словно с него заживо спустили кожу. Его рука настырно удерживала сайбер, алые лучи которого все еще воинственно смотрели в разные стороны, и, кажется, ситх уговаривал себя, что его наваждение, его потери, его боль и кровавые картинки, рисующиеся в мозгу – это всего лишь бред, видения, вызванные воздействием Пробуса. – Не смей касаться ее, падаль! Сопротивляйся ему, Ирис!

Перед глазами Софии вставали образы прошедших дней; жуткий бой Вейдера с Аксом и ее предстоящий выбор – влить ли себе Силу, или же бежать…

И если влить, то придется драться; встать с сайбером против одного из ситхов, против которых у нее ни малейшего шанса.

А если не влить… что ж, шансов еще меньше.

Тогда ее ждет смерть.

Тошнотворная, больная и долгая, целая вечность смерти и боли, такой боли, словно тебя неторопливо пережевывают и перемалывают каждую твою косточку, такой боли, которую она прочувствует каждым своим угасающим нервным окончанием…

И Дарт Акса все ближе…

Возможно, в своих изуверских играх он просто запустит свою руку в ее тело, и вырвет все ее внутренности, вывернув ее наружу как вещь, заставив харкать кровью и разорвав ткани на бесформенные ошметки…

Таково было ее будущее в этих жутких видениях.

София с рычанием поднырнула под протянутую к ней руку, добираясь до сайбера, и оранжевое пламя осветило ее перекошенное от ужаса и решимости лицо.

– Я ненавижу тебя больше, чем боюсь! – прорычала она, сверкая красными от ужаса и слез глазами, замахнувшись сайбером, но ее удар пришелся в пустоту.

Повелитель Ужаса, одурманив ее разум, просто сбежал легко по ступеням лестницы, и Инквизитор, ужас которого стал не таким всепоглощающим, нашел в себе силы подняться и ринуться вслед за убегающим Пробусом.

Но это было еще не все.

Едва золотолиций прекратил свое воздействие на разумы людей, как ассасины вновь окружили его, повылезав из каждой щели, из каждого уголка, где отсиживались до этого, вопя от страха.

– Выпустите ящериц, – глухо велел Пробус, не сбавляя шага. Он слышал, что Инквизитор спешит за ним, и если догонит… второй раз ускользнуть от его разящего меча не удастся. – И взорвите плотину. Утопить этих двоих, к мертвым джедаям…

Позади него вновь разгорелась драка, ситхи, пришедшие в себя, с остервенением прорубали себе путь к ускользающей цели, и Пробус перешел на бег, задыхаясь. Поединок с Инквизитором вымотал его больше, чем это могло показаться, и Сила его, так щедро потраченная на сильнейшее воздействие, чтобы переломать сознание ситхов, утекла, оставив после себя только глухую пустоту, которая наполнится не скоро.

Пришедшие в себя имперские штурмовики начали перекликаться, кое-где завязывался бой, но поздно, все это было поздно.

Повелитель Ужаса скользнул в раскрывшийся перед ним лаз, и тяжелая каменная плита со скрежетом закрыла за ним проход.

Ассасины бросились врассыпную, штурмовики беспорядочно преследовали их, разбегаясь по тоннелям и коридорам.

Фрес, налетев всем телом на задвинувшуюся за Пробусом каменную плиту, со злобой полоснул по камню сайбером, но этого усилия было мало, чтобы открыть себе проход.

Где-то в глубине строения раздался мощный взрыв, от которого дрогнул пол, и стены завибрировали, запели под напором рванувшей по узкими переходам воды.

Инквизитор резко поднял голову, прислушиваясь. Глаза его пылали.

– Живо наверх! – скомандовал он, отскочив от закрывшегося за Пробусом прохода с такой прытью, словно каменная плита была раскалена. – На галереи!

Но все было не так просто.

Ассасины, эти фанатики, выбранные из числа самых верных Малакором, преградили им путь, и Инквизитор понял, что они умрут тут, вместе с ним, но не допустят, чтобы ситхи ушли, спаслись от ревущей, вот-вот ворвущейся в зал воды.

– Наверх! – зверея, рявкнул он, выбрасывая вперед волну Силы, разметав черные тела перед собой, но вот незадача: мощный удар, сорвавшийся с кончиков его подрагивающих хищных пальцев, словно выжал его досуха, выпил всю Силу, и Инквизитор с ужасом ощутил пугающую тишину и пустоту, ту самую, которая однажды коснулась его, там, в лаборатории Софии, и его рука отдернулась, когда он ощутил ее… холодной и мертвой.

Толстые ящерицы исаламири, которых так ненавидел и которыми до дрожи брезговал Инквизитор, казавшиеся ему огромными, как бревна, окружили людей со всех сторон, угрожающе тряся раздвоенными языками, выпивая досуха Силу, лишая всяких способностей, ставя всех на одну доску, уравнивая и ассасинов, и пару ситхов, ставших вдруг просто людьми.

От отвращения и ярости Фрес даже побледнел; толстые скользкие тела мерещились ему повсюду, ему казалось, что длинные блестящие чешуйчатые хвосты и мохнатые бока трутся у его ног, ползают по его ступням, и он не удержался, глянул вниз, чтобы удостовериться, что это не так.

София, казалось, легче пережила этот подлый удар. Она привыкла к такому соседству, много времени проводя в своей лаборатории вместе с точно таким же животным, и ее внезапной слепотой в Силе было не напугать.

– Ну, – произнес Фрес, склоняясь к прижавшейся к нему Софии, крепче сжимая сайбер и изучая приближающихся врагов, – сейчас у вас есть реальный шанс отправиться по ту сторону Силы. Ваша мечта почти осуществилась.

– А я передумала! – злобно рявкнула София, оскалившись, и первой бросилась на наступающих.

Асассины накинулись на ситхов, словно свора голодных злобных бродячих псов, сошлись в последней отчаянной схватке, надеясь не столько убить, сколько задержать, вцепившись в этом последнем бою, дожидаясь ревущей уже где-то близко воды.

Падая, сраженные сайбером Иинквизитора, сверкая безумными фанатичными глазами, раненные, покалеченные, они продолжали подниматься, ползти, стараясь слабеющими руками ухватить хотя бы за краешек одежд, хотя бы за кончик его порядком истрепанного алого шлейфа, чтобы хоть на миг, хоть на половину мига задержать его.

У Леди Софии сил было явно меньше, чем у Фреса, и она с трудом отбивалась от обступающих ее людей, которые оттесняли ее от лестницы наверх, к которой почти пробился Инквизитор, расчистив себе путь сайбером.

Он уже вскочил не первые ступени, когда ее резкий крик, сливающийся с ревом ворвавшейся воды, достиг его ушей.

Асассинов унесло течением, и лишь один, ухватив леди Софию за косу, был здесь. Балансируя, изгибаясь под потоками бьющей его воды, он тянул ее за собой, и она яростно кричала, дрожа от напряжения, прогибаясь назад все больше и больше.

Фрес, сорвавшись с лестницы, одним прыжком подскочил к ней, по пояс оказавшись в ледяной бурлящей воде.

Взмахнув сайбером, он одним ударом отсек ее угольно-черную косу, за которую удерживался ассасин, примерно посередине и остриженные опаленные волосы взлетели, смешиваясь с холодной водяной пылью.

Еще было время, еще можно было взобраться по лестнице наверх, и Фрес, выкинув вперед, подтолкнул ее к заливаемым ледяной водой ступеням.

Но и этим путем им не суждено было спастись; где-то наверху мелькнули черные одежды, и красный взрыв разнес лестницу, обдав вскрикнувшую Софию острыми осколками, иссеча ее выставленные вперед руки в кровь.

– Да чтоб хатт тебе в желудок нагадил! – яростно проорал Фрес, багровея от злости. – Живо, вниз!

Вода все пребывала.

Ухватив своими ледяными объятьями людей, она понесла их прямо на террасу, и там Инквизитору удалось уцепиться за лестницу и выловить Софию, безо всякого почтения ухватив ее за шиворот.

Она лишь тонко постанывала; ее грубая рубашка быстро напитывалась кровью, и он лишь порадовался, что женщина успела прикрыть руками лицо, глаза, а ее грудь защитил ее бронированный корсет.

Кое-как, хлюпая ногами в полных воды сапогах, они взобрались наверх, и мимо них несся поток, дышащий холодом.

– Шелудивый сарлакк, – выругался Фрес, тонко дрожа всем телом, насквозь промокшим в ледяной воде. – Эта вода теперь будет течь и течь, пока не спадет уровень подземной реки. Только после этого мы, возможно, сможем вброд, по одному из тоннелей, выйти отсюда. Ящериц, слава Силе, тоже унесло, – Фрес прислушался к своим ощущениям и кивнул на один из входов, наполовину залитый кипящей пенящейся водой. – Пойдем туда. Спасение только там.

– Хорошо, – произнесла София. – Значит, пойдем.

Глава 21. Первый шаг

Изломанный берег угольно-черной холодной реки ослепительно блестел битым крошевом льда, прозрачного и тонкого, как тонкое прозрачное стекло, и крохотные пластинки его звонко лопались под сапогами бредущих прочь от мертвой реки людей.

Казалось, эта черная река уносила вместе со своими быстро бегущими, перекатывающимися на камнях водами силу и высасывала саму жизнь своим холодным дыханием.

Воздух в подземных пещерах был не очень холодный, но мокрая одежда, облепившая тело, сковывала, сжимала ледяными железными нитями кожу, ранила при каждом движении, разрывала, резала, и боль пронзала до костей.

София недовольно морщилась, ее колотило так, что она не могла попасть рукой и убрать прилипшую к щеке мокрую прядь. Ее руки замерзли и пальцы не разгибались, туго обтянутые замерзшей кожей, и ногти ломило и покалывало, наверное, перед тем, как они перестанут чувствовать что-либо вообще.

Инквизитор шагал впереди, практически не оборачиваясь.

Вероятно, не мог – обледеневший плащ тогда впился бы ему в шею, в горло.

Или, что еще вероятнее, просто берег силы и тепло. При каждом движении воздух проникал под одежду и сжимал ледяными тисками тело, сковывал дыхание, вычерпывая тепло из живых тканей.

– Или мы сейчас остановимся и попытаемся отогреться, – глухо промолвил Инквизитор, оборачиваясь к Софии всем телом, – или умрем. Иного не дано.

От ледяного дыхания пещер на его бровях застыл иней, губы посинели и дрожали, лицо превратилось в неживую бледную маску, на которой холод острым резцом обострил черты, соскреб плавные и мягкие линии, оставив после себя множество угловатых заломов.

– Как мы это сделаем, – прошептала Леди София, отгоняя тяжелую дрему, наваливающуюся на ее лоб, сдавливающую виски и морозящую веки. Вот если их закрыть…

– Откройте глаза, – резкий голос Инквизитора всплыл в ее сознании, ледяной иглой больно взрывая мозг. – Не спите. Идемте. Вон там устроим себе лежанку.

София с трудом разлепила смерзшиеся ресницы и побрела вслед за Инквизитором.

Сейчас нужно было только одно – двигаться, хоть немного двигаться.

И не спать.

Подальше от черных вод, у подножия наполовину срытой скалы, или замерзшего в камень песчаного холма, Инквизитор разрешил леди Софии остановиться.

– Не спать, – выдохнул он, и из его губ вырвалось совсем крошечное облачко пара. Силы и тепло покидали и его тело. – Собирайте мох. Вот эти длинные ленты. Складывайте сюда, в это углубление.

София молча повиновалась, хотя ее скрюченные руки уже не слушались ее совершенно.

Сам Инквизитор обошел холм кругом и приволок какой-то обрубок дерева, сухого, мерзлого, вымороженного до волокон, тонких, как бумага.

"Огонь, – подумала София. – Если бы можно было развести огонь, это спасло бы нас".

– Больше нет, – произнес Инквизитор, снимая с пояса сайбер. Кажется, его бесчувственные окоченевшие пальцы не сразу нашли кнопку активации, и луч его оружия зажегся с некоторой задержкой.

– Идите сюда, – велел он, пару раз полоснув по дереву, высекая огонь из его высохшего нутра. – Встаньте ближе.

София сделала несколько шагов в каком-то оцепенении и присела над разгорающимся пламенем, протянув к его играющим языкам ничего не ощущающие руки.

– Я согрею вас, – произнес Инквизитор сипнущим голосом, – а вы согреете меня.

Он говорил это тихо, почти без выражения, но на миг в его словах промелькнула такая угроза, такая свирепая жестокость, что София поняла: если она посмеет сказать "нет", он убьет ее и напялит ее еще теплую кожу.

Рывком он содрал с себя плащ и накрыл ее, отчего распространяющееся от костра тепло стало гуще и отходящую кожу начало остро и невыносимо покалывать болью.

Дрожь усилилась, и София застонала от ломоты, наполнившей сведенные судорогой мышцы. Иссеченные осколками плечи, чуть отогревшись, начали нестерпимо болеть, и София еле сдержала рыдания, рыча и разжимая над огнем руки.

Инквизитор, дрожа всем телом, меж тем начал раздеваться, с трудом справляясь окоченевшими пальцами с застежками и пуговицами.

– Что вы делаете? – произнесла София. Ее лицо налилось румянцем, и подсохшие волосы отстали от щек.

– Раздевайтесь, – велел он, игнорируя ее вопрос. – Совсем. Освобождайтесь от мокрой одежды. Или умрете.

Стащив мокрый алый шелк, Инквизитор швырнул одежду поближе к костру, на оттаивающую землю, и рывком поднял Софию на ноги. От его обнаженных плеч поднимался тонкий пар, на груди мелко-мелко сокращались мышцы, и его руки, срывающие с нее одежду, были ледяными, словно неживыми.

Ее отогревшиеся пальцы попытались было распустить шнурки корсета, но она не успела сделать это полностью. Он вцепился в края ее одежды на груди и рывком разодрал декоративную шнуровку, освобождая от сковывающего ее ледяного куска кожи. Быстро, рывками, он сдирал с нее мокрые вещи, иссеченную рубашку и швырял на землю, рядом с огнем, и ее начавшую отходить от холода кожу снова начал колоть мороз.

Ее босые ступни, освобожденные от сапог, ступили на подтаявшую землю, и мелкие камешки впились в подошвы.

Без церемоний, абсолютно не смущаясь, он сорвал с ее бедер штаны вместе с бельем, нетерпеливо подцепляя мокрые холодные трусики ледяными пальцами, проводя белые полосы по ее коже. Обнажив ее абсолютно, он отправил ее одежду вслед за своей, к огню.

– Ложитесь, – скомандовал он, кивнув на ворох мха. – Живо.

Сбившись в комочек, она, стуча зубами, легла на колкий мох, и он сверху завалил ее длинными серыми лентами и накрыл их плащами.

На Софию навалилась плотная тяжесть, и тепло начало разливаться в ее замерзшей груди. Даже боль в ранах не шла ни в какое сравнение с тем наслаждением, которое она испытывала, ощущая, как ее тело прекращает бить судорожная дрожь.

Разглядывая меж волокнами мха и краем тяжелого плаща движущийся силуэт Инквизитора, она увидела, как он поспешно избавился от сапог и скинул штаны, оставшись абсолютно обнаженным, как и она.

В неверном, ломающемся свете костра, сквозь опущенные ресницы София разглядывала мужчину, краснея и смущаясь оттого, что так беззастенчиво рассматривает его наготу.

Лишенный своих черных доспехов, зрительно делающих его стройнее и тоньше, Инквизитор оказался не таким уж хрупким, напротив, он был хорошо и крепко сложен и по-своему притягательно красив. У него были широкие, хорошо развитые плечи, сильная спина, сильные руки с хорошо развитыми запястьями, сильные ноги, узкие бедра, в какой-то мере он был даже изящен и строг.

Он был высок, почти так же высок, как Дарт Вейдер, но в его фигуре не было той массивной угрожающей тяжести, что отличала фигуру Вейдера, напротив, он был строен и подтянут. В каждом повороте его головы, в порывистых рваных движениях, в торопливых жестах чувствовалось какое-то отстраненное внутреннее достоинство. Даже находясь в такой незавидной ситуации, Инквизитор оставался собой.

Мороз жестко очертил мышцы на его теле, от его прикосновений подрагивал живот с дорожкой темных курчавых волос.

Разложив одежду вокруг горящего костра, он обернулся к притихшей под ворохом одежды женщине, мелькнув мертвенно-бледным телом, и уже через миг его ледяные ладони скользнули по ее боку, в медленно нагревающемся коконе. София застонала от прикосновений его замерзших рук, когда дрожащий Инквизитор жадно прижался к ее согревающейся груди, часто дыша, словно сковавший его мороз не позволял ему вдохнуть полной грудью.

– Так себе способ, – пропыхтела она сквозь сжатые зубы, через силу терпя его ледяные прикосновения, когда он придвинул ее вплотную к себе и прижался своим ледяным жестким животом к ее теплому животику, обнимая ее ножки своими ногами.

– Наоборот, – огрызнулся он. – Это самый лучший способ. На минутку забудьте, что мы греемся, а просто подумайте о том, что мы лежим, тесно обнявшись, обнаженные. Ничего не чувствуете?

Неприкрытая ирония в его голосе, казалось, немного разозлила Софию, и на миг ей показалось, что вся эта затея ничто иное, как месть Инквизитора за ее побег, однако другого способа согреться прямо сейчас она придумать не могла – в этом странном месте Сила была доступна лишь иногда, яркими вспышками, остальное время ситхи были ее лишены; и если София отчасти к такому положению дел была привычна – проводя много времени в лаборатории в обществе ящерицы исаламири, она чувствовала себя обычным человеком, – то Инквизитора подобная ситуация доводила до крайней степени бешенства. В такие моменты, даже будучи лишенным своей Силы, он был… очень опасен и… непредсказуем. И София была вынуждена признать, что испытывает что-то сродни страху, когда он таков.

Когда Инквизитор прижался еще плотнее и бесцеремонно накрыл ее крохотное теплое тело своим, все еще дрожащим мелкой дрожью, а холодная рука Фреса бесцеремонно влезла меж ее согревшихся бедер, София ахнула, чуть не задохнувшись от прилившей к щекам горячей крови.

"Да как он смеет!" – возмущенно подумала леди-ситх, пытаясь хоть немного отстраниться от Фреса, выскользнуть из его цепких объятий. Но то ли Инквизитор был слишком тяжел, то ли в ее израненном замерзшем теле не осталось столько сил, но она так и осталась под ним, прижатой к нему обнаженной грудью, а его рука, только удобнее устроилась между ее мягких бедер, наполняясь желанным теплом.

– Был бы признателен, – произнес он, выталкивая слова вместе с короткими рваными выдохами, прижимая свое лицо к ее шее, зарываясь холодными губами и носом в ее волосы, – если бы вы растерли мне плечи и спину. Я почти ничего не чувствую.

Пылая от стыда и злости одновременно, София все же несмело провела рукой по ледяной спине Инквизитора; он тихо простонал, прижимаясь к ней, пряча лицо в ее длинных шелковистых волосах, словно пытаясь согреться в них. В этот миг Софии показалось, что он вымотан, выжат досуха дракой и иссушающим морозом; непобедимый Инквизитор, не знающий ни усталости, ни страха, словно огромный фелинкс, прижимался сейчас к ней, прося, требуя, чтобы его обогрели, погладили. Эта мысль показалась Софии забавной – она снова провела руками по его вздрагивающей спине, уже плотнее, мягко растирая ее своими уже теплыми ладошками, от самой шеи до поясницы.

Ее ладони, трущие его спину, были жесткими и сильными, и все же это были руки женщины. От этих смелых прикосновений, угадывающихся на пояснице, на плечах, на мелко дрожащих боках, Инквизитора бросало в жар, и он тщательнее прятал лицо, чтобы она не заметила его вспыхнувших глаз. Тонкий аромат ее отогревающегося тела приятно ласкал его обоняние, и он еле сдержался от того, чтобы не застонать от удовольствия, незаметно сжимая руку на ее бедре.

Как давно он желал этого, как сильно!

Уже давно все его мысли были заняты одной только навязчивой идеей – обладать этой женщиной, прижаться к ее беззащитному телу, прикасаться к ней, не встречая сопротивления!

Стоило смерти отступить, отогнанной разгоревшимся костром и пожаром в его груди, и он тотчас вспомнил о своем желании, так долго лелеянном в мыслях.

Казалось, даже принимая сенаторов и тех немногих чиновников, которые еще что-то решали в Империи, хмуря брови и наказывая провинившихся или одаривая благосклонным кивком головы верных слуг Империи, он все равно краешком мысли прикасался к соблазнительной мечте о черных волосах Софии, в которых утонули бы его пальцы…

И вдруг такая удача…

Бой, ранения и выживание на грани смерти – все это было ему знакомо и обыденно. Даже занимая высокий пост, он в первую очередь ощущал себя тем, кем являлся до недавних пор – наемником, чья жизнь может быть непредсказуема и может повернуть в любую сторону. Эта переделка, куда они попали, была всего лишь одной из многих, подобных ей, из которых он выходил без потерь.

Но то, что сейчас с ним была София…

То, что эта заварушка, изрядно их потрепавшая, позволила им вдвоем оказаться на одном ложе…

Инквизитор вновь вспыхивал, его тело вздрагивало, и он глубже зарывался в ее волосы, наслаждаясь мимолетной властью над ее ослабевшим телом.

Пусть так, пусть не во дворце, не в роскошном наряде, а измотанная и израненная, со спутанными волосами, в которых запутался мох, с серым от усталости лицом и прозрачная от изнеможения, да хоть бы и полумертвая, бесчувственная, но в этот момент она была с ним.

Руки Софии бродили по спине Инквизитора, плотно прижимаясь, сильными движениями растирая его кожу до ледяного покалывания; согреваясь, приходя в себя, он заметил, что остальное тело женщины, кроме ладоней, было не намного теплее его собственного, и, словно оказывая ей ответную услугу, Фрес несколько раз быстро и сильно провел холодной ладонью по ее плечу, растирая, и она вскрикнула, ощущая, как наливаются болью порезы.

– Т-ш-ш-шшш, – змеиным шепотом раздался его голос возле ушка Софии, а его губы, казалось, уже согрелись и касаются ее щеки. – Потерпи немного… сейчас все пройдет…

Леди ситх ощутила, как ее израненные руки буквально начали гореть, наливаться раскаленным огнем, а многочисленные раны на плечах ощутились все одновременно, словно тысячи иголок вонзались в них, раздирая кожу на мелкие части. Так бывало, когда раны заживают… слишком быстро.

Инквизитор.

Мерзкие холодные чудовища, эти толстые драконы-ящерицы, напуганные светом и огнем, вероятно, проснулись в своей норе и предпочти убраться подальше, отодвинув границы аномалии, и Сила вновь нашла их, двоих людей, затерявшихся в подземных катакомбах.

К нему, очевидно, к первому вернулась его Сила, и сейчас он водил рукой по плечам Софии, едва касаясь пальцами ее ран, заставляя измученное тело стягивать края порезов, покрывая их новой нежной тонкой кожей.

Одновременно с этим он торопливо наполнял свое тело энергией, и уже через несколько секунд ей показалось, что на ней лежит раскаленная плита, и в их небольшом коконе стало жарко.

Ей захотелось отстраниться, самой попробовать согреться, подобно Инквизитору, казалось, теперь нет надобности в таком тесном контакте, но она была слишком вымотана. Сила вернулась, она теплым маревом маячила на границе сознания, но София была слишком слаба, чтобы дотянуться до нее, чтобы наполниться ее целительным жаром.

– Обнимайте меня смелее, – безо всякого выражения произнес Фрес, расслабляясь. Его ставшее теплым, живым тело словно сделалось еще тяжелее, и его жесткие сухие руки вдруг стали странно мягкими. – Ваша кожа холодна, как лед. Нравится вам это или нет, а нам придется провести эту ночь вместе, вот так. Одежда приведена в негодность. Вероятно, к утру немного просохнет. Ящерицы вернутся, и Сила уйдет вновь. Поэтому нам придется вот так согревать друг друга.

София что-то жалобно пробормотала, что-то похожее на отборные ругательства, но Инквизитор не расслышал какие. Нехотя, она прижалась к Фресу плотнее, пряча багровеющее лицо на его шее, положив ладони на его спину; ее ноги, до того целомудренно сжатые, сплетенные плотно, расслабились и, раскрывшись, несмело обняли горячие бедра ситха. В таком положении она была открыта, беззащитна, но стоило признать, что так, прильнув к нему всем телом, было… теплее.

Тепло от его раскаленной, обжигающей кожи; тепло от пробегающей по телу редкими вспышками затухающей дрожи; и тепло, даже горячо, до пожара в груди, от накатившего понимания, что сейчас она лежит в объятьях обнаженного мужчины, чья рука покоится меж ее бедер, чуть вздрагивая.

Того самого мужчины, от которого она так стремительно сбежала, страшась, а еще больше – не желая близости с ним.

Того самого коварного искусителя, который не знает слова "нет".

Того самого ситха, который берет то, чего хочет. Всегда, любыми путями.

Ее сердце билось слишком быстро, выдавая ее мысли. Она лежала неподвижно, словно боясь, что неосторожное движение выдаст ее напряжение, сделает еще более уязвимой. Жар в груди, казалось, сжигал ее изнутри, но тело по-прежнему хранило могильный холод реки, который, казалось, достал до самых костей и теперь очень медленно покидал ее нежное тело. Очевидно, первое ощущение было обманчивым – чтобы по-настоящему отогреться, требовалось гораздо больше времени.

Постепенно ее дыхание стало глубоким и медленным, так, словно она надеялась вдохнуть тепло через тонкие ноздри и блаженная полудрема разливалась по телу; на миг ей показалось, что Инквизитор тоже уснул; его дыхание, которым он наполнял ее волосы, выровнялось, а глаза были закрыты.

Время замедлило своей ход или наоборот, текло слишком быстро. Нельзя было сказать с точностью, сколько времени они провели так – в тесных объятиях, лаская друг друга теплым мерным дыханием.

– Черт! Как же нас так угораздило?! – гневно прошептала София сквозь полудрему. От пережитого кружилась голова, и ей казалось, что это все происходит не с ними, что это лишь сон – страшный, странный, нереальный. Безумная фантазия ее воспаленного сознания. Или его видение, посланное Силой.

Но не реальность, нет.

Этого не может быть.

Вместе с желанным теплом приходило так же и сладостное расслабление и, кажется, София, устраиваясь поудобнее, нечаянно губами прикоснулась к плечу Инквизитора.

Это было неожиданно. Для него.

От этого случайного… нет, даже не поцелуя – всего лишь невинного шелкового прикосновения прохладных губ Софии он вздрогнул, и по его телу прокатилась волна жара, его рука, до того неподвижно и спокойно лежащая на ее плече, спустилась ниже, и, коварно обняв ее талию, проскользнув под поясницу, прижимая леди-ситх к себе, Инквизитор хрипло прошептал:

– Да… если так делать, то скоро будет очень жарко.

Его рука, лежавшая на ее бедре, на внутренней мягкой стороне, тоже ожила, двинулась чуть выше, и ладонь осторожно накрыла гладкий треугольничек и раскрытое лоно, отчего Софии показалось, что ее окатили кипятком, и жар, мгновенно вспыхнувший внутри ее дрогнувшего живота, разлился по ее телу.

Нет, это был не сон.

От этого бесстыдного вкрадчивого касания она интуитивно попыталась сжать колени, но лишь сильнее обняла Инквизитора, задыхаясь от обжигающего ее щеки стыда с доброй толикой злости.

– Сию минуту уберите руку, – прошипела она, вонзая ногти в его спину, но он только сильнее сжал пальцы, отогревая ее прохладную кожу и вызывая следующую удушливую волну горячего стыда, от которого, казалось, запылали даже ее губы и горящие огнем пальцы.

– Чем больше вы сердитесь, – все тем же глухим голосом произнес он, все так же ровно дыша в ее просыхающие волосы, – или стыдитесь, тем лучше. У вас даже уши горячие, – он приподнял голову и чуть коснулся красной мочки губами, словно возвращая Софии ее нечаянное прикосновение.

Прикосновение Инквизитора было невыносимым для леди-ситх, и хотя его рука всего лишь лежала неподвижно, лишь слегка прижимаясь к нежной коже, ей хотелось провалиться сквозь землю, сделать что угодно, лишь бы разорвать это странное приятное прикосновение. Делая усилие над собой, она опустила ноги, обнимавшие Инквизитора, и попыталась их сжать снова, закрыться.

– Уберите руку, – тихо, с угрозой прошипела она. На самом же деле она боялась.

– А то что ты сделаешь, девочка моя? Отомстишь мне? – прошептал Фрес, и его пальцы вкрадчиво пошевелились, скользнув между мягкими, слегка припухшими от его касаний теплыми складочками, осторожно проникая в ее влажное теплое лоно. – Или выберешься вон? На мороз? Наденешь мокрые вещи и пойдешь дальше?

Ирония в его тихом бархатном голосе обжигала, но его пальцы были нежными и ласковыми, как и тогда, той бессовестной ночью; их прикосновение, разжигающее невозможное желание и наслаждение, живо напомнило Софии, как они могут толкаться внутри ее тела, вырывая гортанные крики из ее губ, и от этого головокружительного воспоминания сладкой судорогой обожгло живот, запульсировало обласканное лоно.