Текст книги "Кровные братья (СИ)"

Автор книги: Константин Черников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 39 страниц)

Глава 22, часть 2

Часть 2.

Радослава была в гневе и, не скрывая этого, резко высказывала Севолоду всё, что думала:

– Ты просто, жалкий малодушный трус и паскудник! Вот ты кто после этого! – говорила она с презрением, – Отдать свою семью на поругание – вот до чего ты докатился в своей неуёмной жажде ВЛАСТИ.

Севолод, молча сидел на лавке с опущенной головой. На душе у него было погано. Нет, особой любви к своей семье он никогда не испытывал, хотя и зла им тоже не желал. Больше всего его коробила его беспомощность и то, что он опять вынужден был выполнять ЧУЖУЮ волю. Человек он был весьма амбициозный. Его непомерная гордыня жаждала власти. Он хотел всеми повелевать, а не подчиняться. Труднее всего ему было смириться с мыслью, что не он главный властелин на своих землях. Это стало для него настоящим наваждением. СОЮ ВЛАСТЬ он должен был вернуть любой ценой! И если уж возврат всей полноты власти требовал от него принесение какой-либо жертвы, то он готов был её принести, не взирая на лица.

– Упрёки твои справедливы. Но поверь, сестра, у меня не было выбора, – пытался оправдываться он, подняв голову, – Да и о каком ты поругании глаголешь? Поживёте немного в Полаве в почёте и достатке. Только то и всего. Не в полон же я вас отдаю.

– Не смей называть меня сестрой, паскудник! – закричала княжна, – А то ты не видел какими глазами смотрит на меня этот старый похотливый пень. Проходу нигде не даёт. И это здесь! Даже подумать тошно, что он замыслит, когда будет у себя дома. А что может случиться с нашими младшими сестрицами в Полаве, ты об этом подумал? Кто нас защитит там?

– Я думаю, что с вами будет всё в порядке, – не очень уверенно проговорил Севолод, – Бурмидор дал слово….

– Он дал слово, скажите, на милость! – засмеялась Радослава, – Да разве же ему можно верить?

– Не в его интересах ссориться с нами. Мы ему нужны.

– Это он нужен тебе, братец, чтобы престол твой качающийся сберегать, это не в твоих интересах с ним ссориться. Вот только о чём ты печёшься. Уверена, что ни Яррила, ни Ратимир на твоём месте так с нами не поступили бы.

– Они не были на моём месте! – взорвался князь, вскакивая с места, лицо его раскраснелось, – Ещё не известно, как бы они поступили. А мне, как Кагану, наперёд о державе думать надобно, об её интересах радеть.

– Это заметно. Радение твоё привело к засилию чужеземцев в Святограде. Отец, наверное, сейчас в гробу перевернулся. Ему и в страшном сне такое не привиделось бы, чтоб инозем в столице всем заправляли.

– Замолчи, женщина! Не твоего ума дела! – рявкнул Каган, окончательно потеряв самообладание, – Не лезь в дела, кои тебя не касаются.

– Да где уж нам, светлый государь! – презрительно передёрнула плечами Радослава, – Нам дальше своего шитья разуменье иметь не полагается.

– Вот именно! Хорошо, что ты об этом вспомнила. Ты поступишь, так как я велю – поедешь в Полаву и будешь там любезна с королём Бурмидором, ради спокойствия нашей державы. На то моя воля. Ясно тебе?

– Ни за что! Вот мой ответ, – вскричала княжна, – А коли ты захочешь силой меня принудить, то я руки на себя наложу, но не стану наложницей этой старой жабы, ради твоих интересов. Ясно тебе?

Княжна встала и решительно направилась в свои покои. Севолод успел лишь крикнуть вслед:

– Ты будешь гостьей, а не наложницей!

– Это ты так думаешь. А я знаю, как будет на самом деле. Наложу на себя руки, так и знай!

С этими словами она вышла, громко хлопнув дверью.

** * * *

Вечерело, на улицах города повсюду зажигали факелы. К ночи заметно уже холодало. Великая Каганша Анна, кутаясь в шерстяную шаль и держа перед собой большую свечу на широкой керамической подставке, шла по тёмным коридорам огромного сенника. Пройдя по замысловатому маршруту переходов, она остановилась у дверей, ведущих в покои княжны Радославы и её сестёр.

Тихо постучав, она вошла в комнату. Радослава, простоволосая, в одной исподней рубахе молилась перед образом Светлого Духа в переднем углу.

– Дозволь войти, сестрица? – мягко произнесла Каганша.

– К чему тебе моё дозволение, – холодно отвечала княжна, не оборачиваясь, – Вы со своим мужем здесь хозяева, что хотите, то и творите.

– Оставь эти речи. Я хотела поговорить с тобой.

– О чем же?

– О нашей женской доле.

Княжна повернулась. При неясном свете свечи было видно её осунувшееся заплаканное лицо.

– Что ты можешь знать о моей женской доле? – горестно проговорила она, – Когда тот, кто должен стать мне заместо отца надёжным заступником, толкает меня на бесчестье и поругание. Но, ничего – я этого не допущу.

– Наложить на себя руки – есть смертный грех, – тихо сказала Анна.

– Потому то я и молилась Светлому Духу. Он милостив и справедлив. Он всё поймёт и простит.

– А если нет? Сие ведь заранее не известно. Дорога в Ирийский сад твоей душе будет навсегда заказана.

– Пусть так, – упрямо тряхнула головой княжна, – Тогда я с этим своим грехом сойду в Тёмную Навь и роптать не стану. Всё одно – это лучше, чем бесчестье. Я всё стерплю.

– Ты – да. А готовы ли к этому твои младшие сестрицы и братишка?

Княжна вскинула голову. Пышные, вьющиеся волосы, давний предмет восторга полавского короля, щедро рассыпались по её плечам:

– О чём ты, Анна?

– Ты накличешь и на них большую беду, – вкрадчиво проговорила Каганша, доверительно беря княжну за руку, – Разве ты этого не понимаешь?

– Какую же беду? – Радослава начинала догадываться куда клонит её золовка, но не хотела в это верить.

– Да ты и сама об том ведаешь, сестрица. Я хорошо знаю своего отца. Поверь, если ты ему откажешь, а тем паче, наложишь на себя руки, он сгоряча сполна отыграется на тех, кого ты любишь. Не известно, что он с ними сделает, на какие страдания обречёт. Он же давно не в себе, только признать этого никто не смеет. Зачем им такая доля?

– Он не посмеет, – похолодела Радослава.

– Ещё как посмеет – поверь мне. А то ты сама не ведаешь? Ты же ведь любишь своих сестёр и не допустишь, чтобы они страдали. Да и не только они, вся Склавиния может пострадать. Отец уже давно хочет запустить сюда свои загребущие руки. Кто его знает, каких дров он здесь с досады наломает.

– Что же делать? – в отчаянии княжна заломила руки, из её глаз снова потекли слёзы.

– Есть только один выход, – спокойно увещевала Каганша, – Окрути старого хрыча! Он без ума от тебя. Это будет не сложно. Даже и стараться не придётся. Просто не отталкивай его и всё.

– Как ты можешь такое говорить? Мне и представить тошно.

– Такова наша женская доля, сестрица, – ласково ворковала княгиня, – От этого не уйти. Это наше бабское проклятие. Но в этом же и наша сила. Ослеплённым вожделением стариком легко управлять. Подчини его своей воле. Сделай из него послушного агнца. В этом будет благо и для твоей семьи, и для всей державы….

– И это будет моим большим позором и большой жертвой, – грустно закончила за неё Радослава.

– Возможно и так, – согласилась Анна, – Но твоя жертва хотя бы не будет напрасной. Да и смертного греха самоубийства на душу брать не придётся. А наложив на себя руки чего ты добьёшься?

– Я спасу свою честь! – гордо выпрямилась княжна и глаза её сверкнули.

– Верно, но какой ценой? Ведь все имеет свою цену. И спасение чести, к сожалению, тоже. В данном случае это будут страдания твоих близких, да и всей Склавинии. Ты готова заплатить такую цену?

Радослава промолчала, опустив голову. Каганша буквально чувствовала, как в душе девушки идёт борьба между долгом и честью. Выдержав небольшую паузу, Анна продолжала:

– Подумай хорошенько о том, что твоё бесчестье спасёт твою семью. Вернее, то, что от неё ещё осталось. Уже сколько твоих братьев отошли в мир иной. И хотя, твоя жертва их не вернёт, но предотвратит новые. Ты же не захочешь, чтобы за ними последовали и твои сёстры с меньшим братишкой.

– Это просто невозможно! – воскликнула девушка.

– Всё возможно в этом мире, давно погрязшем в грехе. Так уж он устроен, – хладнокровно заметила Каганша, – Правители этого мира никогда ни перед чем не останавливались в борьбе за власть. СИЛА ВЛАСТИ мощнее и притягательнее всего на свете.

– Будь она проклята, эта власть!

– Криком и проклятьями тут делу не поможешь, как и слезами, – вздохнула Анна, заботливо смахивая краем своей шали слёзы с лица княжны, – Мы хоть и слабые женщины, но у нас есть своя сила и своё оружие. И его надо использовать. Иногда оно даже сильнее меча оказывается. Хоть и тошно, зато эффективно.

– Если я соглашусь, то у меня, наверное, никогда не будет своей семьи и детей, – печально проговорила Радослава, – Кто захочет взять падшую?

– Вовсе не обязательно – оживилась княгиня, – В мире полно достойных людей, не страдающих излишней щепетильностью. Всё дело в политике. А ты – великая княжна Святограда. Желающие найдутся. Можешь не сомневаться.

– Да. Наверное, найдутся из жалости или корысти. Но это всё будет лишь политика, а не любовь.

– Увы, дорогая, тут я утешить тебя не смогу. К сожалению, нам Судьбой не положена такая роскошь, как любовь. Приходится довольствоваться лишь мужем и наследниками. Хорошо если хоть муж достойный попадётся.

– Значит ты никогда не любила Севолода? – спросила княжна.

– Не знаю… может быть, – замялась Каганша, вопрос явно застал её врасплох, – Но я почитаю своего мужа и люблю своих детей.

– Не сомневаюсь.

– Но речь сейчас не обо мне, а о тебе.

Радослава прошлась по комнате. Она немного успокоилась и теперь размышляла о своём положении. После разговора с Анной оно ей уже не казалось таким безысходным. Каганша тонко почувствовала изменение настроения в душе девушки и терпеливо ждала её слова.

– Советовать со стороны завсегда проще, – повернулась, наконец, княжна к своей золовке, – А что бы ты сама сделала на моём месте, Анна?

Княгиня немного помедлила с ответом, но потом уверенно заговорила:

– Я понимаю твои чувства. И, честное слово, не хотела бы оказаться на твоём месте. Тяжко это, спору нет. Но если помыслить…, то я, наверное, всё же смирилась бы. Я ведь, по сути, бесполезная дочь своего отца-короля, которой восторгаются примерно так же, как и его новой роскошной шляпой. Какой с меня прок в этой жизни? А так у меня в руках была бы такая власть, что ….

– Снова и снова ВЛАСТЬ! – в отчаянии простонала Радослава, – Уже невмоготу слышать это слово.

– Во ВЛАСТИ, как таковой, нет ничего плохого, поверь. Особенно, когда она в твоих руках. Если её правильно употребить, то сколько добрых дел можно свершить, сколько жизней спасти.

– Возможно, ты права, – вздохнула княжна.

– Конечно же, я права! – пылко заверила её Каганша, – Только вот не каждому в своей жизни выпадает такой редкий шанс – заполучить её в свои руки. Многие готовы на всё ради этого.

– Да! Но цена… – простонала Радослава.

– Цена под стать. Увы, но ничего не даётся просто так. А ВЛАСТЬ – не дешёвый товар. Думай, княжна. Решайся. Может так статься, что от твоего решения множество жизней будет зависеть.

– Хорошо, я подумаю. А теперь, не обижайся, сестрица, но мне надо побыть одной.

Великий Каган Святограда нервно мерил шагами свою просторную ложницу. Его тень, отбрасываемая свечами, колебалась вместе с ним из угла в угол. Он ждал супругу, которая ушла поговорить с Радославой. Узнав о результатах дневного разговора между Севолодом и его сестрой, Анна встревожилась и обещала уговорить золовку покориться своей Судьбе. Но зная характер своей сестры, Каган не был уверен в успехе этого разговора.

Сейчас, когда им с таким трудом, ценой больших политических и территориальных уступок, удалось уговорить Бурмидора покинуть Святоград вместе со всем своим войском, было бы весьма некстати обострять ситуацию. И он отчётливо понимал, что этого не избежать, если девица заупрямится. А Радослава была не из тех традиционно тихих и покорных домашних женщин Склавинии, которым отцы или старшие братья могли бы легко указывать.

Наконец, в коридоре послышались лёгкие шаги Анны, скрипнула дверь и в ложницу вошла его супруга. Подождав пока она плотно закроет дверь, Каган с нетерпением спросил:

– Ну, как она? Удалось тебе её уговорить? Что она сказала?

– Не беспокойся. Всё в порядке. Она согласится.

* * * * *

Глава 22, часть 3

Часть 3.

Ночью, после пира, Ратимиру стало дурно. Поднялся жар, его трясла лихорадка. Ведуны заподозрили неладное. Похоже было, что князя отравили во время пира. Бояре велели срочно привести повара для допроса. Булгак с несколькими стражниками немедленно отправился к дому Мартела.

– Отворяй, паскуда! – со страшной силой колотил в низкую деревянную дверь могучий воевода, – Открывай, мать твою, хуже будет!

Ответа не последовало. В соседних домах зажегся свет, разбуженные шумом соседи, распахнув ставни, стали выглядывать в окна:

– Что случилось? – крикнул кто-то, – Пошто шумите средь ночи?

– Пошли вон! – страшно заорал на них огромный воевода, – Сие княжеское дело.

Ставни вмиг закрылись и свет погас. Булгак снова поднял свой кулачище, размером с голову ребёнка:

– Отворяй, Мартел! Не доводи до греха!

Внутри по-прежнему всё было тихо. Ни света, ни шороха, ни звука. Это было странно. Воевода похоже разбудил уже полквартала, но только не Мартела.

– Напился видно до беспамятства, – предположил кто-то из ратников, пришедших с Булгаком, – Не мудрено, вина дармового на пиру у него было, хоть залейся. Он же повар. Как до дому то ещё дошёл.

– Ну, пеньтюх облезлый, держись у меня! – зарычал воевода.

От удара его могучего плеча дверь слетела с петель вместе с замком. Воины, толкая друг друга и бряцая оружием, гурьбой ввалились в дом княжеского повара. Один из них поднял над головой факел и ахнул. Все замерли на пороге.

Хозяин дома неподвижно лежал на полу посередине комнаты лицом вниз, а под ним растеклась большая лужа крови. Булгак рывком перевернул его на спину. Горло повара было перерезано. В его мёртвых стеклянных глазах навсегда застыл ужас и удивление. Рядом с телом он заметил две монеты, тускло блестевшие на полу в неясном свете факела.

– Кровь ещё совсем свежая, – проговорил воевода, – А ну, живо обыскать всё вокруг, душегуб не мог далеко уйти.

Выскочив на улицу, воины чуть было не сбили с ног знатного ролланского купца, неожиданно вывернувшего из соседнего переулка.

– Да чтоб вас! – выругался он, – Что тут случилось?

– Прости господин, – ответил с порога Булгак, узнав купца, главного поставщика княжеского двора, которого он видел на пиру в числе почётных гостей, – Ты не видел ли по близости кого-нибудь подозрительного?

– Приветствую тебя, воевода, – церемонно, как было положено у ролланов, поклонился купец, – Никого я здесь не видел. Ночь ведь. Улицы пустынны. А что случилось? – повторил он свой вопрос.

– Мартела, княжеского повара, зарезали. По всему видать, что совсем недавно. Вот и дознаться хотим, где душегуб скрыться мог. Далеко ему не уйти. Ну, что уставились?! – заорал он на ратников, – Сказано было обыскать всё вокруг. Живо!

– Ай, Какая жалость! – воскликнул купец, – А я ведь его знал. Дела с ним водил. Он же мой земляк – ролланец. Как же это случилось?

– Не знаю, но разберёмся, – ответил коротко воевода, – Так ты точно ничего не видел и не слышал? Ты же тут был совсем рядом.

– Нет. Ничего? – пожал плечами купец, – А чего же это он вам сред ночи вдруг понадобился?

– Этого я не могу сказать. То княжеское дело, – уклонился от ответа воевода и вдруг пристально посмотрел на ролланца, точно увидел его заново, – А ты сам то как забрёл сюда в такой час? И что тебе надобно было возле дома Мартела?

– Понимаю твои подозрения, – поспешно ответил купец, – Выглядит это странно. Но кто же думал, что его убьют? Я ведь к нему шёл?

– Ты шёл к Мартелу? Ночью? – взгляд воеводы стал ещё пристальней, – Позволь тебя спросить – зачем?

Купец замялся и, взяв воеводу по руку отвёл его чуть в сторону, чтобы остальные ратники не слышали:

– Я ведь сказал тебе, воевода, что я дела с ним некоторые водил. Я ведь купец, – быстро зашептал он, – Ну, там знаешь, товары разные заморские привозил для продажи здесь, в Тартарии. Тут за них можно выручить вдвое больше, чем в Империи. И мне нужен был здесь свой человек. Я ведь тут только наездом бываю. А он мои товары потихоньку распродавал, не привлекая большого внимания. Прибыль меж собой делили.

– Понятно, – мотнул головой Булгак, – Сказывай дальше.

– Так вот, дела свои мы на показ не выставляли. Пошлину то мы, стало быть, князю не платили ну, чтоб выручка больше была. А это – нарушение княжеского закона. Вот потому то и приходил я к нему по ночам. Товары приносил, да свою долю забирал. Вот и сегодня шёл за выручкой.

– И что ты видел?

– Да ничего не видел, воевода. Постучал в дверь, но никто не открыл. Вот я и обошёл дом со стороны двора по переулку. Думал в окна постучу. Но тоже без толку. А возвращаясь назад, к двери, столкнулся с вами. Наверное, я опоздал. Видимо кто-то все же прознал про наши с ним дела и опередил меня. У Мартела было сегодня много денег. Вот душегуб и пробрался к нему. Вы нашли там кошель?

– Нет, только пару монет валялось рядом с ним на полу.

– Ну, тогда всё яснее ясного – это ограбление, – заключил купец, – Кто-то выследил его и убил, золото забрал, а сам успел улизнуть, как раз перед моим приходом. Должно быть всего в несколько минут мы с ним разминулись. Эх, узнать бы кто этот негодяй!

– А может это ты сам его и порешил из-за денег? – глаза Булгака сузились и буравили купца, – Почём нам знать.

– Побойся Светлого Духа, воевода! Нашто мне сие? Я и так богат, а Мартел мне ещё большую прибыль добавлял. К чему же мне брать грех на душу, да ещё сворачивать голову курочке, которая мне золотые яички несла? Подумай сам. Разве это разумно? Я купец, а не убивец. Меня сам князь жалует. Лучше дознайся кто его на самом деле порешил.

– Ничего, дознаемся, – заверил его Булгак и, немного помедлив, добавил, – Ты ужо прости и обиду на меня не держи. Но я всякое предположить обязан, чтобы до правды дознаться и душегуба сыскать.

– Да, что там глаголеть, сие твоя обязанность, – примирительно улыбнулся купец, – Это было бы справедливо. Душегуб должен быть наказан. Только у меня к тебе большая просьба, воевода.

– Что за просьба?

– Видишь ли… – замялся купец, – Я тут уважаемый человек. Князь меня ценит. Но ежели узнает про мои делишки с Мартелом, может шибко осерчать. Матрелу то уже всё едино, а мне дружбу князя терять ох как не выгодно.

– Понимаю, – кивнул воевода с улыбкой, – Ишь шаромыжники, за спиной у князя свои делишки прибыльные обтяпывали.

– Был грех, что уж там, скрывать не стану. А коли так, то пусть, то что я тебе одному, как на духу поведал останется между нами. Ни к чему нашего государя пустяками тревожить.

– Так ведь тебя здесь и другие видели. Могут и сказать.

– Это ничего. Я скажу, что случайно тут оказался. Это не столь убедительно, я понимаю, – торопливо добавил он, увидев скептическую ухмылку на лице воеводы, – А вот ежели и ты тоже сие подтвердишь, тогда нам точно поверят. Князь не усомнится в твоих словах и более слушать никого не будет.

Ухмылка медленно сползла с лица Булкага. Он схватил купца за грудки:

– Ты что тут мне предлагаешь? – грозно сверкнул он глазами, – Солгать князю? Моему господину.

– Не за просто так, – зашептал купец ему почти в ухо, – Вот возьми кошель. Тут сто златников. А греха ведь никакого. Я же не душегуб какой-то. Я купец. А нам часто приходится нарушать некоторые правила. Без этого прибыли не видать. Да, ты и сам то ведаешь.

Булгак застыл в нерешительности. Он любил покутить и потому давно был на мели. А тут сто златников – целое состояние! И только за то, чтобы просто прикрыть мелкие торговые махинации. Видать купец весьма дорожил своей репутацией. Воевода это прекрасно понимал. Будучи главным поставщиком княжеского двора, кто же захотел бы терять свои привилегии? Тут ещё и не столько заплатишь!

«Сам виноват, вот пусть теперь и расплачивается» – подумал про себя воевода. Эта мысль ему понравилась. А то, что столь важный человек за эту услугу ещё у него и в должниках ходить будет – эта мысль понравилась ему ещё больше. Купец то весьма богатый и влиятельный. Как знать, может ещё и пригодится. Свою выгоду воевода тоже не хотел упускать. Булгак быстро гляделся вокруг и, убедившись, что их никто не видит, торопливо сунул тугой кошель в карман.

– Будь по-твоему, – отпустил он купца, – Ступай скорее отсюда. Да помалкивай, сие в твоих интересах. А я тут сам разберусь.

– Благодарю, воевода, – поклонился тот, – Я этой услуги не забуду.

– Знатный у тебя перстень, купец, – сказал вдруг Булгак, увидев на пальце собеседника кольцо редкой работы, ярко блеснувшее в свете факелов.

– Так, безделушка. Семейная реликвия, – буркнул купец, торопливо одёргивая рукав кафтана, – Ну, прощай, воевода.

И он быстро зашагал прочь. А воевода стал собирать своих людей, которые возвращались со всех концов ни с чем. Убийцу найти не удалось. Оставив на всякий случай двоих воинов у дома Мартела, Булгак поспешил во дворец.

А купец, пройдя быстрым шагом пару сонных городских кварталов, притаился в тени большого дерева, за чьим-то высоким забором и с облегчением перевёл дух. Он чуть не попался на месте преступления, но благополучно выкрутился. Убедившись, что вокруг него совершенно безлюдно, он достал из ножен на поясе кинжал и стал тщательно стирать с него кровь пучком травы.

Купец недобро ухмыльнулся, вспомнив глаза Мартела, когда тот получил от него столь неожиданную для себя «награду» за все труды на благо Империи. В одном купец не солгал своему давнему агенту – это задание стало действительно последним для Мартела. Но рисковать было нельзя, все концы необходимо было спрятать. «Надо будет сегодня же по утру сниматься с якоря и поскорее отправляться домой, – подумал он, – Задание выполнено. Император будет мною очень доволен».

Всю ночь во дворце никто не сомкнул глаз. Состояние Ратимира быстро ухудшалось. Он метался по постели и бредил в беспамятстве. Супруга и волхвы не отходили от него ни на минуту. Но все усилия оказались напрасны. Вскоре изо рта у него пошла тёмная кровь и к утру князя не стало.

Только что созданное Тартарское государство осталось без правителя.

* * * **