Текст книги "Расстановка"
Автор книги: Константин Рольник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 39 страниц)
– Итак, растет недовольство. Оно охватывает общество неравномерно. Сначала возникает узкий кружок передовых людей. Тут и выходцы из оппозиции: анархисты, социалисты, демократы. Тут и просто интеллигенты, критически мыслящие. Тут и вообще пострадавшие от режима. У всех разный уровень понимания, разные подходы. Репрессиями само правительство сплачивает их, загоняет в подполье и толкает на крайние методы борьбы, не оставляя легальных возможностей. Так возник Союз Повстанцев.
– Далее… – поощрил Николай
– У повстанцев формируется идеология. Она во всем противоречит правительственной, иначе бы к нам не шла оппозиция. У правительства идея такая: диктатура, капитализм, шовинизм, власть церкви и ненависть к революции. Значит, у нас должно быть: свобода, социализм, космополитизм, атеизм и революция. Так и есть. Это наши "пять принципов".
Заговорщик. держа тюбик медицинского клея, наживлял на подбородок прядку за прядкой, от центра к краям. Концом расчески он прижимал волоски к коже, смазанной клеем, добиваясь надежной фиксации. Шевелить челюстью в такой ситуации было неудобно, речь стала чуть косноязычной.
– Голых принципов недостаточно: надо понять глубинную причину бед. А она в скудости ресурсов и недостаточном развитии техники. Именно это и заставляет правителей жестко регламентировать потребление и поведение подвластных. Если эту причину не уничтожить, то все кончится просто сменой власти, и даже при победе Союз Повстанцев превратится в нового деспота. Значит, основной задачей надо поставить техническую модернизацию, внедрение новых технологий. По счастью, такие технологии сейчас созданы. Но монополии, правители и церковь сдерживают их внедрение, так это не в их интересах и приведет к краху рыночной системы, краху нынешней власти и краху религиозных иллюзий о мире.
Рэд завершал наклейку волос. По мере приближения к скулам, пряди шли все реже, были все короче. Время от времени он обмакивал липкую расческу в растворитель, смывая засохший клей, и протирал ее ватой. Занятие было кропотливым и муторным, но результат – выше всяких похвал. Неделю назад в Урбоград вьехал смуглый заводчанин, сейчас из зеркала глядел рафинированный интеллигент с аккуратной бородкой-"якорем".
– Итак, задача повстанцев – сломить сопротивление верхушки и внедрить эти новые технологии.
– У горстки повстанцев не хватит сил на свержение правительства! – воскликнул Алексей.
– У горстки не хватит… – кивнул Рэд – Но тут нам помогают тенденции нынешней системы. Если граждан постоянно кидают на фронты войн, отсекают от политики, преследуют за инакомыслие и силой навязывают нелепые идеи, то рано или поздно они взбунтуются. Любой, кому под кожу втыкают раскаленную иглу, а на шее затягивают удавку – обязательно взбунтуется! Несмотря ни на какие репрессии и законы против "крайнизма".
– Стихийный бунт?
– Да… Мы пытаемся просвещать массы, но силенок у нас и на это не хватает… Так что бунт будет стихийным. Но на пике этого бунта мы должны внести в него сознательность, дополнить его заговором. И превратить бессмысленный бунт в осмысленную революцию. На фоне бунта, отряды повстанцев организованно возьмут под контроль ключевые центры власти: дворцы правителей, телебашни, узлы компьютерной связи, казармы, арсеналы, вокзалы, и так далее. Как в Славном Семнадцатом.
– Как я понимаю – заметил Николай – эта революция не совсем пролетарская?
– Ударной силой стихийного бунта, по нашим прогнозам, станут наемные работники, пролетарии физического и умственного труда. Это большинство, которое угнетено сегодня. Сложнее с ударной силой ре-во-лю-ции… Революции, а не бунта…
– То есть с активистами?
– Да, с авангардом. Наши двери открыты для выходцев из всех классов общества. Никакой социальной дискриминации! В рядах повстанцев есть и богатые люди, и те кто сейчас вынужден работать в полиции, в аппарате, в бизнесе. Мы требуем от наших товарищей только одного – согласия с нашей идеологией. В Союзе Повстанцев нет разве что церковников – именно потому, что сама их идеология противоречит нашей. Мы принимаем всех, кто согласен с программой, будь он буржуа или пролетарий. Уж тем более нет у нас дискриминации по принципу нации или подданства – мы ведь космополиты.
– То есть вам важно одно: работает данное лицо на реакцию или на прогресс?
– Да. Тут не "классовая борьба", а борьба между Добром и Злом. Ведь властные реакционеры, те кто тащит страну в средневековье – это, объективно, злодеи! По результатам их действий. Злодеев мы караем сейчас, а в будущем истребим.
Рэд одел на нос очки с простыми стеклами, в толстой роговой оправе: меняют лицо до неузнаваемости. Вдумчивое молчание слушателей поощряло его.
– Злодеев правящих – крохотная горстка. Есть и злодеи помельче – обычные садисты и уголовники, прикрывшиеся погонами полицаев и статусом начальников. Нынешняя система их поощряет. А мы их караем, чем завоевываем симпатии населения. Возмездием заняты наши "группы действия". Набранный таким образом авторитет как раз и позволит нам лидировать в будущем бунте. Массы увидят в нас защитников задолго до восстания.
– Логично, что и говорить – протянул Алеша – Итак, боевые отряды Союза Повстанцев на фоне бунта захватывают центры власти, берут власть в свои руки. И, как мы вчера говорили, принимают законы и планы, помогающие внедрению новой технологии. Я верно понял? Это как план электрификации, в Славном Семнадцатом: был принят в первые же годы после революции. Так?
Рэд кивнул.
– Революционеры прошлого, сто лет назад, внедрили ту технологию, которая у них была – электростанции, ЛЭП, энергосистему. Строили новейшие заводы по иностранным образцам. С этим они справились. И многие проблемы были решены. Но технологии, которая могла бы освободить массы от труда и дать каждому по потребностям, у них не было. Просто не было. Нельзя внедрить то, чего нет. Развитие революции тогда уткнулось в отсутствие технологии, и революция переродилась. – Рэда затянул паузу, перед тем как высказать ключевой аргумент – Другое дело сейчас. Такая технология имеется, как опытный образец. А способность внедрять технику по готовым образцам, при современном производстве возросла тысячекратно – уже не потребуется для этого осваивать непроходимые нежилые районы, прокладывать в тайге железные дороги, электросети, налаживать компьютерную связь. Это все уже есть, а на такой базе строить новое куда легче.
– Вы говорите, технология быстро внедрится, поскольку уже построена инфраструктура… – заметил Николай, писатель и гуманитарий – Я хотел бы дополнить: быстрее пойдет и просвещение масс. Сто лет назад учителям приходилось ехать в глушь создавать ликбезы… А вы, сегодняшние революционеры, способны поднять уровень масс за год или два, используя компьютерную сеть. Просто издав декрет об отмене всех ограничений доступа к информации, принятых прежним режимом. Сделать информацию общественной собственностью, смести все барьеры на пути к ней, как политические так и коммерческие… С компьютерной сетью, эта задача решается одним революционным декретом.
– Вы совершенно правы. – кивнул Рэд.
Он одел встрепанный парик на коротко стриженую голову и принялся расчесывать.
– М-да, барьеров правительство установило много – подал голос Алексей, уводя разговор чуть в сторону – с 4002 года в Рабсии ввели предварительную духовно-полицейскую цензуру над сетью.
– Это и привело к тому, что подполье сейчас для связи использует лишь тайники и связников-курьеров, а не сеть. – заметил Рэд – Раньше у многих и в голове не умещалось, что децентрализованную сеть могут так зажать в одних руках. Логика нового средневековья, ничего не попишешь – чтобы навязать массам абсурд, контроль над информацией должен быть тотальным. Но нет худа без добра! Если управление сетью собралось в немногих узлах, то узлы эти можно штурмовать! Отряды повстанцев смогут взять их под контроль так же просто, как телебашни и редакции газет. Технически сеть была перестроена еще в 4002-м, сейчас она предельно централизована. Захватив эти пункты и перебив цензоров, можно использовать сеть для просвещения – пресекая разве что контрреволюционную пропаганду. Централизация, как видите, палка о двух концах. У нынешних правителей в сети свобода только для мракобесов, а у нас будет – для всех, кроме мракобесов.
– Постойте – недоверчиво возразил Алексей – Если нынешнее правительство зажало сеть в своих руках, то почему мы должны верить вашему новому? Это не только информации касается. Вопрос шире: что вам поможет избежать перерождения? Ведь был уже негативный опыт. Да, революция в Славном Семнадцатом многого добилась, превратила страну в индустриальную. Но ведь потом революционеров сменили бюрократы, они растащили собственность по своим карманам и революция умерла. Почему при вас будет иначе? Это же главнейший вопрос. Я вам вчера его задавал, ответа так и не услышал.
– Сейчас я вам отвечу. – Рэд сделал отстраняющий жест ладонью – Прошлая революция переродилась потому, что не было технологии, позволяющей преодолеть скудость. Возникала нехватка благ, нужен был распределитель, им стал чиновник. Какое-то время по инерции он играл прогрессивную роль, а затем началось гниение, деградация, распад.
Подпольщик взглянул на часы: для беседы время выкроить еще можно. Он поуютнее расположился в кресле.
– Что будет в этот раз? Мы уже говорили: внедрять новую технику на современной базе намного проще, чем сто лет назад. Более того, часть мощностей первых 3D-станков переключат на производство деталей для таких же машин, то есть на саморепликацию.
– Это означает не линейный рост, а рост по экспоненте. – понимающе отметил Николай.
– Верно. Потому для внедрения новой технологии понадобится не сотня лет, а от силы лет двадцать. Проблема в том, чтобы за этот короткий период авангард не переродился, не утратил способность и желание модернизировать производство. А уж после этой модернизации, гос. аппарат в прежнем его виде станет излишним. Когда благ вдосталь, не нужен чиновник-распределитель.
– До этого еще дожить предстоит! – перешел в атаку Алексей – А ведь сразу после революции вы окажетесь в том же мире скудных благ и ресурсов. "Гонку свою продолжали трамваи, уже при социализме" – какой ошибочный взгляд! Трамваи, увы, будут ехать в том же мире что и до переворота – в мире, где всего не хватает. По мановению волшебной палочки новая техника не появится на второй же день.
– Вы правы – заметил Рэд – В день переворота изменится только одно: вектор движения общества. Новые законы и декреты развернут общество от деградации к развитию, сознательно поставив эту цель.
– Значит, потребуется переходный период. А что, в этот период государством будут управлять ваши активисты, или все граждане путем референдума? Или будет власть общих собраний? Как себе это представляете?
– На массы особо надеяться не стоит – вздохнул Рэд – И вот почему. Революционеры прошлого напрасно представляли и конструировали всех по образу и подобию своему. Все люди разные! У многих интересы и воля сосредоточены на искусстве, технике, философии, спорте, различных хобби, а вовсе не на политике. И никак не сделать из них – нас. И не нужно этого делать: ломать их через колено, загонять на собрания силком. Хотя просвещение и необходимо. Но просвещение воздействует лишь на ум, а участие в политике – вопрос направленности воли. Воли, а не ума, понимаете?
– Однако ж взбунтуются они солидарно!
– Массы быстро вспыхивают и быстро остывают. Для бунта они сплотятся поневоле, в экстремальной ситуации войны и кризиса. Но политическая борьба для них не поглощающая страсть, а лишь временное состояние. Устойчиво они хотят только одного: жить нормально.
– То есть удовлетворения материальных и культурных потребностей, да?
– Угу. Их общественная активность в период бунта – вынужденная. А значит, кратковременная. После исчезновения условий, которые их сплачивали, массы сразу распылятся на единиц. На индивидуумов. Ничего не попишешь. Воспитание у всех разное, к политике тянется меньшинство.
– Хм… Распылятся… А какой же социальный "движок" будет толкать общество к техническому развитию?
– Я убежден, что таким "движком" станет кадровое ядро Союза Повстанцев. – произнес Рэд – Это лишь мое мнение, а выходцы из анархистов выше оценивают способность масс к самоуправлению.
– Нам именно ваше мнение интересно – поощрил Николай Чершевский
– Я-то уверен, что общинная сплоченность безвозвратно ушла в историю. Лучше нам исходить из разнообразия – оно ведь факт! Да, каждый следует своим интересам, но интересы-то эти разные… Условия воспитания были разные у всех. И вот есть немногочисленная категория лиц, интерес которых состоит в альтруистическом служении обществу. К нам в Союз Повстанцев, как я уже говорил, вступают богатые люди, жертвуя своим прежним положением, идя под пули, под угрозу ареста, всем рискуя, бросая деньги и силы на революцию. Что ими движет?
– Хм… Тоже своеобразный интерес…
– Именно! Интерес! Хоть и не шкурный экономический – но и не "чисто духовный".
– Понимаю… Любая идея это обобщение чьих-то материальных нужд, она имеет корни в материальной жизни, воспитана бытием.
– Это так. Но для некоторых лиц абстрактный всеобщий интерес становится их личным интересом. Перевесив шкурные соображения.
– Таких вы и отбираете целенаправлено в кадровое ядро, как я понял?
– Верно! Мы сознательно отбираем тех, кто готов всем – богатством, здоровьем, жизнью – пожертвовать ради блага других. И знает, что это благо может дать лишь внедрение новейшей техники. Уже сейчас кадровое ядро представляет собой орден фанатиков, отказавшихся от семьи, детей, богатства. Все имущество в этом ордене принадлежит организации.
– Надеюсь, вы не вздумали навязывать этот аскетизм обществу?
– Конечно нет! Мы приняли его лишь для себя. Только единицы из миллионов могут жить так, и находить в этом удовольствие. Но вот им-то и предстоит стать будущими лидерами, при успешной революции.
– Так, психологически понятно. Но как они удержат этот огонь альтруизма? Вы предлагаете положиться на их психологию? На честность и порядочность? Ненадежно и неубедительно.
– Не забывайте: психология пристегнута к организации. Как только данный активист уклоняется от ее программных целей и этических норм – его изгоняют прочь. А его место занимает другой. Именно так абстрактная идея может править реальными людьми. Через механизм организации, записавшей идею в программу и устав. На период скудости и грызни за ресурсы, мы впишем в устав ограничение: член Союза повстанцев не будет иметь права получать зарплату больше средней по стране, независимо от должности.
– Это было у Илича Нелина и его партии. Но продержалось недолго. Через 20 лет произошло перерождение, через сто лет – крах.
– Крах вышел в том числе и потому, что новые поколения чиновников имели семьи, детей. И мечтали растащить гос. собственность чтобы оставить эти богатства в наследство детям. Мы учли этот мощнейший фактор разложения. Мы предотвратили его. В кадровом ядре введен обет безбрачия и бездетности. В этом мы копируем церковников, наших противников – отвергая их цели, заимствуем их структуру. Наше ядро это военно-монашеский орден, с тою разницей, что служит он не вымышленному богу, а материальным интересам человечества.
– Но ведь в руководство такой организации может проникнуть негодяй. – возразил литератор – Таким был Юзеф Слатин, истребивший репрессиями всех соратников Нелина. Путем ряда интриг он убрал от руководства своих противников, а потом началось: привилегии чиновникам, шовинизм, восстановление погон, чинов и вицмундиров, запрет абортов и разводов, замирение с церковью, ну и так далее. Оказывается, он тайно восхищался многими чертами прежней Рабсии, и восстановил их при первой возможности. Хоть и не полностью. А все же успел нанести огромный ущерб революции. Как с этим быть?
– Мы учли опыт прошлого. Управленцев, с учетом развития средств связи, сегодня требуется меньше, а требования к ним могут быть куда строже. В Центральном Совете коллективное руководство, единого вождя там нет. А наша система фильтров исключает проникновение туда негодяя. Что мы сделали? Мы использовали прибор, о котором сто лет назад никто и понятия не имел. Цифровой детектор лжи.
– Я слышал, профессиональных революционеров на нем тестируют. Уже сейчас.
– Именно. Мне тоже пришлось через это пройти. Там комплексно изучают пульс, давление, дыхание, кровенаполнение сосудов, электрическое сопротивление кожи, нервный тремор, фонограммы голоса, мимика. Все это оцифровывается и анализируется компьютерной программой.
– А что спрашивают при тестировании?
– Зачитывают ряд слов и фраз, связанных с реакционной дрянью. С шовинизмом, ксенофобией, монархией, официальной религией… Отклик организма, даже на подсознательном уровне, должен быть резко отрицательным. Понимаете, рефлекторное отторжение всего этого дерьма! Если этого нет, кандидата изгоняют. Сто лет назад подобной техники просто не было на вооружении революционеров. Сейчас она у нас есть.
– Это все полумеры. – махнул рукой упрямый Алексей – Безбрачие, аскетизм, партийный максимум, наследование личного имущества организацией, детекторы лжи, коллегиальность руководства, строгость отбора… Полумеры.
– И вправду – Николай вступился за брата – Я допускаю, первое поколение "ядра" будет ненавидеть реакцию, оно ведь выросло в борьбе с ней. А второе поколение лидеров – пусть и набранное по идейному принципу – уже не будет проникнуто духом борьбы, и станет заученно повторять остывшие догмы программы. А следующие поколения чиновников осознают свой коллективный интерес и опять затормозят развитие техники, чтобы их государство не сдали в музей за ненадобностью.
– Некоторое время такая система потянет, движком послужит. А потом, рано и ли поздно, мотор начнет остывать. В этом вы правы. – спокойно согласился Рэд – Потому и нельзя раздавать в истории абсолютные гарантии. Так шарлатаны делают. Вопрос лишь в одном – удастся ли, за жизнь одного-двух поколений, реконструировать производство. Если да – то в новой реальности, где всем всего хватает, "ядро" будет уже застраховано от перерождения в силу других причин.
– Каких же?
– Во-первых, новый способ производства не требует прежней чиновничьей машины. Тут нужны скорее инженеры и сетевые модераторы, чтобы наблюдать за безопасным использованием 3D-станков. Поневоле органы государства превращаются в органы технического администрирования, и управляют больше технологией, чем работниками. Исчезает вынужденный труд. Нет фабрик – нет и фабричной дисциплины. Погонщик не нужен свободным творцам, пользователям 3D-автоматов.
– А кроме этого, возникнут какие-то факторы сдерживания?
– Да. Такой фактор – изобилие, порожденное новой техникой. При изобилии власть не дает привилегий. У всех и так все есть, технически каждый может получить любой нужный продукт в любой момент. В таком обществе у чиновника – вернее, у инженера-модератора, лишь одно отличие – обязанностей больше, хлопот больше. А материальные возможности так же безграничны, как и у всех остальных. Кто в таких условиях пойдет на эту должность? Да только альтруисты! Кроме того: раз нет бедности, исчезают социальные корни для преступности. Да и вообще государство нужно для распределения скудных благ, а где нет скудости – не нужен и распределитель с дубинкой.
– Убедили… Если удастся вам проскочить переходный период, если технические новинки будут внедрятся быстро – вы достигните общества, где риск перерождения сведен к нулю.
– Именно. А если технологическая революция забуксует – горько вздохнул Рэд – то мы откатимся назад. И рано или поздно возня вокруг дележки скудных благ разъест наш революционный Орден. Итак, все дело в технологии и в скорости ее внедрения. Эх, если бы мы имели возможность сократить переходное время хотя бы лет до десяти… Тогда я бы мог ручаться за успех… А при нынешней ситуации в науке и технике, перерождение не исключено. Об этой опасности мы помним, и потому безусловных гарантий не даем.
Молчание после этих слов длилось долго. Рэд не знал и не мог знать, что Никита Доброумов, сегодня утром решивший порвать с РСБ и искать дорогу к повстанцам – на пути как раз к той новой технологии, что поможет сократить "переходный период" в десятки раз. Саморазмножающиеся роботы с бактерию размером, их сетевая связанность и способность синтезировать молекулы из атомов – это был качественно-новый виток развития техники, по сравнению даже с 3D-принтерами, не говоря уж о конвейерной индустрии. Но Рэд сказал то, что знал. Он был честен и не сыпал обещаниями направо и налево. Революция могла кончиться как перерождением, так и победой нового строя, рукотворным раем. Все решала технология и период ее внедрения.
– Что ж… Понятно… – протянул Алексей – Целый ряд паллиативных мер против перерождения вы предусмотрели, о его опасности не забываете. Но поскольку все упирается в скорость модернизации технологий, то абсолютных гарантий не раздаете. Наверное, их в истории и быть не может. А в случае успеха, каким вы видите общество будущего? Ведь у многих слово "коммунизм", к примеру, ассоциируется со словом "казарма", а "равенство" они мыслят как принудительное…
– "Коммунизм" мы понимаем как строй, где каждый получает "по потребностям" за счет развития новой техники и изобилия благ. Ничего больше мы в это слово не вкладываем. Ни уравниловки, ни принудительной солидарности. А "равенство" для нас – это равный доступ к новой технике. И только.
Рэд решил подробнее раскрыть эту мысль.
– Важно предоставить каждой личности доступ к безграничным ресурсам и мощнейшим технологиям, а уж как его использовать: какую одежду, мебель создавать, какие книги читать, что исследовать из тайн природы – должна решать сама личность. Интерес ее понятен: удовлетворение материальных благ, а на этой основе и культурных потребностей. Но потребности у каждого разные, оригинальные. В этом и цель нового строя: дать возможность каждому конструировать и создавать для себя продукты, какие он сам хочет. Никакого стандарта, ранжира и обязаловки. Никакой казармы. Цель не в том, чтобы всех одеть в униформу и построить в колонны. Цель в том, чтобы каждая личность могла удовлетворять именно свои неповторимые запросы, сложившиеся с детства, в ходе воспитания, под влиянием тысяч причин. Бывает единственно верный, научный метод мышления – но не бывает единственно верного стандарта для ложек и ковров, ботинок и брюк. Используя личные 3D-станки, каждый будет творить свое, то что ему нравится. Без вмешательства государства и общества. Если всем всего хватает, то чем меньше вмешивается общество в жизнь индивида, тем лучше.
– Вот как? – хмыкнул Николай – Очень индивидуалистический коммунизм! Не похоже на движения прошлого…
– Все прошлые движения подсознательно исходили из нехватки ресурсов и благ. А дальше разница была уже в мелочах. Анархисты хотели, чтобы скудные блага распределяла община, социалисты считали справедливым государственное распределение, а либералы надеялись на "невидимую руку рынка", которая раздаст всем по труду. И то, и другое и третье – разные варианты ограничения свободы. Ограничена она не устройством общества, а беспомощностью перед природой, неразвитостью техники и производства. Это куда сильнее ограничивает, чем любой юридический кодекс. Вот это-то, главнейшее ограничение, все политики прошлого молчаливо признавали вечным. – и тут Рэд, сухой логик, вдруг заговорил мечтательно и вдохновенно: – Мы ставим его под сомнение! Наука и техника способна преодолеть скудость, освоение космоса и океана избавит от исчерпания ресурсов. Представьте общество, где всем всего хватает, труд автоматизирован. Гражданин такого общества – собиратель даров техносферы. В этой экономике не нужны деньги. Здесь личность творит тот вариант счастья, который ей нравится. Личности нравится, понимаете – а не диктуется общиной, государством и рынком.
– Как же без контроля?… – неуверенно начал Николай
– Контроль тут нужен разве что в особых случаях: скажем маньяк пытается заказать на 3D-принтере атомную бомбу. Но с такими попытками справятся инженеры-модераторы, лишив дурака технической возможности вредить. А по мере роста культуры масс, исчезнет нужда и в модераторах. Наша цель – это максимально свободное общество, "наибольшее счастье для наибольшего числа граждан". Или, как говорил Доброцкий, "укрепление власти человека над природой и уничтожение власти человека над человеком".
– Помню, вы мне эту фразу цитировали в первый день нашего знакомства. Но тогда это был голый лозунг, а сейчас вы развернули мне перспективу. Я понял вашу тактику и стратегию. А ведь и в будущем обществе без разногласий не обойдется?
– Конечно! – лихо подмигнул Рэд – Без них нет развития. Но это будет борьба за свое мнение, за свою научную гипотезу, за свой эстетический вкус. Под ней не будет корыстной подкладки, и непримиримого конфликта интересов. В развитии целого, в познании истины тут одинаково заинтересован каждый спорщик. Это ведь не драка за кусок.
– Что ж… Выходит, Союз Повстанцев хочет своей революцией вырвать научные открытия у нынешней гнилой реакционной власти – как древний титан вырвал огонь у богов, чтобы дать его людям?
– Верно. И воздвигнуть на Мезле, путем внедрения новых технологий, рукотворный рай. Не вымышленный, не религиозный – а вполне материальный, доступный каждому. Это в наших силах.
– Величественная задача… Задача планетарного масштаба… Но позвольте, вы ведь действуете только в Рабсии…
– Вы плохо информированы – улыбнулся Рэд – Впрочем, при нынешних стенах цензуры, это не ваша вина. В других странах идут сходные процессы, и там наши единомышленники не менее активны. Мы не зря говорим, что мы космополиты. В Центральный Совет входят уроженцы всех регионов планеты. И для каждого из нас главный враг – реакционеры "собственной" страны, ведь именно по ее территории проходит его участок фронта. А в случае победы – именно "его" страна станет плацдармом и базой для развития революции в мировом масштабе. Для нас разные страны – это не "родины", а лишь территории. Плацдармы для реализации идеи. Мы не влюблены в кусочки, обмотанные проволокой границ. Понимаете, мы патриоты планеты, патриоты человечества. А по отношению к нынешним государствам – мы космополиты. Нам плевать на патриотическую демагогию правительств. Казенный патриотизм лишь рычаг в их руках. Мир един. Сейчас он движется на всех парах к пропасти исчерпания ресурсов. Слепые оптимисты делают вид, что все идет нормально, ретрограды-пессимисты кричат: нажмите стоп-кран поезда, притормозите прогресс, ограничьте потребление! Но остановка приведет к тому, что поезд медленно покатится на дно той же пропасти: ограничения сдерживают не только "безумное потребительство", но и научное творчество, способное вытащить нас из ловушки. Быстро или медленно, существующие ресурсы все же исчерпаются. Выход один: с помощью техники разогнать поезд прогресса до огромной скорости, чтобы он мог перепрыгнуть через пропасть! Приделать к нему крылья! Тогда спасемся. Исходов всего два: научный и технический прогресс, освоение океана и космоса – или же деградация и гибель от исчерпания ресурсов. Политическая революция расчистит дорогу для технического прогресса – и тем спасет человечество!
Устыдившись неожиданного пафоса последней фразы, которую могли принять за самовосхваление – в то время как Рэд говорил больше о товарищах, чем о себе – подпольщик смущенно улыбнулся, и прибавил:
– Вот так. Ни больше ни меньше…
Братья раздумывали: в словах гостя была определенная логика, они поняли ее. Между тем, Рэд решительно поднялся с кресла. Он внимательно осмотрел книжные полки и тахту: никаких следов пребывания, ничего здесь не оставил. Что ж. Время. Пора уходить.
– Ну ладно, спустимся с этих небес – произнес он, протирая очки – спасибо вам огромное за помощь, за приют. Надеюсь, я не очень обременял вас все эти шесть дней.
– Что вы… – добродушно улыбнулся Николай Чершевский – Напротив, я у вас в долгу. Наши беседы дали мне пищу для нового романа. Помните, я говорил вам? Фантастического….
– Вот как? – Рэд несколько даже опешил – Я польщен…
– Просьбы ваши тоже не обременяют… Костюм вам купил без труда, какой просили…. Вы, я вижу, мастер конспирации. А цвет глаз вот изменить не удастся – шутливо продолжил писатель – Хотя очки с простыми стеклами я принес. Роговая оправа, без сомнения, меняет ваше лицо, а глаза-то прежние… Тут уж ничего не поделаешь.
– Ошибаешься, братец – возразил доктор Алексей – Продаются и контактные линзы, позволяющие менять цвет глаз. Правда, они дороги. Товар для богачей.
– Кстати о богатстве – нахмурился Рэд – Тех денег, что я вам дал, хватило? Очки и косметика дешевы, а вот костюм… В связи с войной все дорожает, в том числе и одежда.
– Нет, на этот костюм цена приемлемая… Товар вы указали неходовой. У молодежи классика не пользуется спросом. Хотя Медвежутин снова обмундировал учащихся в форму, но вне школы и университета они по-прежнему предпочитают яркие тона. А тут такое: размер для молодого, цвет и фасон для взрослого… Торговец не дорожился, рад был что взяли.
– Мой персонаж, по легенде, молодой успешный аспирант, всего добился сам, тщеславен и гордится заслугами. Жаждет признания. Я, знаете, даже для эпизодических превращений продумываю мелочи. Не только внешность и походку, но и психологию. Учебники по актерскому мастерству читал с увлечением. Подойдет именно тот костюмчик, что я описал. Так-с… Можно взглянуть?
– Вот, пожалуйста… Классический черный. Шелковая белая сорочка. Ботиночки стильные, с претензией. Галстук легкомысленный, как просили, пестренький. Не забыл даже запонки… Ну и плоский чемоданчик-дипломат очень подходит к вашему образу.
– Дом кладут по кирпичу, а роль… Впрочем, это не мои слова. А то вы их, чего доброго, впишете в роман… – пошутил Рэд, переодеваясь. Разгрузочный жилет с набором выживания он надел под широкий пиджак.
– Нет, серьезно – пригладил круглую бороду Николай Чершевский – То, что вы мне рассказали в эти пять дней, начиная от психологии личности и кончая прогнозом о рукотворном рае – настолько цельно и закончено, что я пожалуй выведу героя, на Вас похожего… В будущей книге…
– Ну, спасибо. – Рэд даже прижал руку к сердцу, от избытка чувств – Вы решили мне подарить бессмертие… Ведь для нас, материалистов, оно в памяти других. В том следе, который личность оставляет после себя в истории.
– Да, в этом смысле, писатель волшебник. – весело откликнулся Алексей. – В отличие от нас, докторов, он способен дарить вечную жизнь… Свом героям, естественно.
