Текст книги "Расстановка"
Автор книги: Константин Рольник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 39 страниц)
– С такой техникой работать я умею. И ремонтировать смогу при поломке.
– Чудесно…
Обговорив техническую сторону дела, Рэд определил срок печатания газет, после того как водитель Каршипаев привезет на флешке оригинал-макет издания, набранный Артуром Новиковым. Естественно, имена редактора и водителя заговорщик держал в секрете от печатников. Каждый знал лишь свой участок работы. Подпольщик разъяснил приемы сохранения тайны. Домик располагался на малолюдной окраине, окна следовало зашторить. Молодым людям предстояло многомесячное добровольное заточение – не следовало выходить даже за продуктами, питание на неделю должен был обеспечить водитель.
– Вы оба в данный момент безработные. Родных не удивит ваш отъезд на заработки в другой город. Именно так вы им и скажете: уезжаете на полгода. Кстати, зарплату вам действительно будут платить, вы получите ее на руки после окончания работы. – Рэд выдержал паузу. Он давал информацию порциями, чтобы слушатели могли полнее усвоить ее. Затем продолжил: – Дом должен казаться нежилым. Исключается всякий шум, веселье, застолья. Если сосед постучит в ворота – не открывайте. Если понадобится открыть калитку водителю или связнику, пусть один из вас будет на чердаке. При попытке полиции ворваться в дом, надо незаметно снять со слухового окна красную занавеску, привести ее в негодность или спрятать.
– Как романтично, как таинственно! – с энтузиазмом воскликнула Истомина, широко распахнув голубые глаза.
Рэд, пряча ироническую улыбку, заговорил вновь:
– Водитель будет приезжать по понедельницам, в 13–00. Связник посещать вас будет по средовицам, в 10 утра, под видом почтальона – вы узнаете его по светло-голубой сумке, перекинутой через плечо, и условному стуку в дверь. Он возьмет у вас флэшку, где находился ранее макет номера газеты, выслушает ваши просьбы и замечания – мы постараемся их удовлетворить – и расскажет о возможных изменениях графика.
– Ясно. – густым басом, отчетливо рубанул Изотов. Он весьма серьезно относился к инструктажу, чувствовалась внутренняя дисциплина. Это Рэду понравилось. В случае чего, подумал заговорщик, Иван сдержит логикой эмоциональные порывы Юлии…
Наконец, подпольщик завершил инструктаж:
– Если затворничество утомит вас и вы пожелаете прекратить работу, скажите об этом связнику. Тогда мы подберем вам замену. Ну, вот пожалуй и все…
С типографщиками не возникло проблем. Обменявшись взглядами, и получив от Рэда традиционные пожелания удачи, они покинули квартиру, причем Изотов ушел на десять минут раньше очаровательной спутницы.
В чем ваша цель?
(Рэд, Николай Чершевский)
Когда визитеры ушли, Рэд откинулся на спинку кресла и прислушался. За окном, занавешенным плотной шторой, рычали моторы автомобилей, выли сигнальные сирены. Был воскресный вечер, горожане возвращались из садов. Заговорщик проголодался и устал. Утомляла вынужденная неподвижность, искусственный неоновый свет. Сказывалась и психологическая нагрузка. Мгновенная подстройка к разным собеседникам дело нелегкое, а при подборе кадров нет права на ошибку…
Боясь потерять физическую форму, Рэд встал из-за стола и двадцать раз отжался от паркета. Встав и подойдя к шкафу, он вдруг чихнул – дубовые полки и корешки многих книг были очень пыльными.
«Хорошо еще, что мебель здесь из настоящего дуба, а не стружечной плиты» – подумал он– «Дуб хоть не выделяет ядовитых веществ. Пыль, конечно, тоже не подарок….» Некоторое время Рэд забавлялся логической игрой: по толщине слоя пыли он определял, часто ли хозяин комнаты пользуется той или иной книгой. На одной из полок валялась пластмассовая головоломка – «собери картинку». Усевшись в кресло, подпольщик принялся соединять ее цветные пластины, стремясь на время уйти от мыслей о работе.
Прошло несколько минут, и в дверях книгохранилища появилась кругленькая фигура Николая Чершевского. Его мясистые губы лоснились, в седой бороде застряло перышко зеленого лука. В пухлых руках писатель держал большое серебряное блюдо, покрытое белой салфеткой.
– Добрый вечер! – оживленно признес он – Ну, как ваше самочувствие? Что поделываете?
Последний вопрос писатель задал не без тайной надежды узнать хоть что-то о миссии подпольщика в Урбограде.
– Головоломку собираю. Пазл. – с уморительной серьезностью ответил Рэд.
– Во всех смыслах? – с хитрецой улыбнулся писатель. – Ясно… Пока вы были заняты, мы с Алешей поужинали и побеседовали в столовой. Все как обычно. Умеренная критика властей, сетования на цензуру… Если РСБ нас прослушивает – пусть им на стол лягут очередные пустопорожние разговоры. А эта комната, как я понимаю, защищена «Пеленой»…
– Верно. – устало кивнул Рэд
– Так что, если у вас есть время и желание, мы можем продолжить наш диалог. – свободной рукой Чершевский вытряхнул крошки из бороды – Я, честно говоря, весь день сгорал от нетерпения. Но сначала…
Артистичным жестом Николай сдернул салфетку с блюда. Изголодавшийся Рэд с восторгом уставился на поджаристые котлеты, гарнированные грибами, кусочками баклажан, мелкими помидорами и хрустящим картофелем. Все это великолепие было полито смесью мясного и томатного сока. Чершевский поставил блюдо на стол, и деликатно удалился. Вернулся он через полчаса – к тому времени Рэд сытно поужинал.
– Огромное вам спасибо. Вы меня кормите на славу …
– Не стоит благодарности – приветливо откликнулся Николай – Я ведь своекорыстен. Надеюсь, голод вас теперь не отвлечет от беседы. Конечно, я не буду сверх меры досаждать вам, но все же надеюсь на продолжение разговора…
– С превеликим удовольствием. – отозвался Рэд, вытирая губы салфеткой – Но я тут замотался с текущими делами, и несколько подзабыл – на чем мы с вами остановились в прошлый раз? Напомните, пожалуйста…
– Мы говорили о том, что люди делятся на бездумных обывателей и мыслящих личностей.
– О, вспомнил. На этом мы и закончили. – улыбнулся подпольщик – Все верно. Думающий человек не удовлетворен своим положением. Он хочет разобраться в устройстве жизни. А исходя из этих знаний – определить свое место в ней.
– Любопытно. – поднял брови Чершевский – Я-то думал, вы будете рассказывать об общественных классах или о технике. А вы говорите о личности. О личном выборе каждого человека.
– Это не значит, что я недооцениваю науку и технику. Классы в обществе я тоже вижу. – Рэд поправил мятый разгрузочный жилет, висящий на спинке кресла – Просто подумал, что вам, как писателю, интереснее именно такой подход: как формируется отдельная личность, сознание каждого из людей.
– Вы правы, эта тема увлекает меня. – Чершевский чуть подвинул к столу табурет, и наклонился к собеседнику. – Так что же делает человека мыслящей личностью или наоборот, обывателем? Не происхождение ведь?
– Конечно, нет. – откликнулся Рэд – Многие выходцы из низов отличались пытливым умом. Но и богачи не отставали, у них больше возможностей для творчества. Однако доля творческих людей невелика и среди богачей, и среди бедняков. Мы уже говорили: думающих людей вообще мало. Полагаю, склонности человека закладываются в первые десять лет жизни. Тут влияет не столько принадлежность к большим группам или классам, сколько обстановка в семье.
– Но ведь и в одной семье двое близнецов вырастают разными. Как вы думаете, почему? – хитро прищурился писатель
– Даже близнецы занимают разные места в пространстве. – улыбнулся Рэд. Беседа начала увлекать его. Тепло после сытного ужина разливалась по жилам, голова работала четко. – Допустим, один во время урока слушал учителя математики. А другой сидел ближе к окну и глазел на ворону. Вы представляете, какую тень отбросит эта «мелочь» на жизнь обоих спустя десятки лет? Скажем, первый увлечется техникой, второй – зоологией. Или: первый успешно поступит в университет, а второй провалит экзамен… Казалось бы, мелочи: падающие сквозь лист косые лучи света, крушение велосипеда, драка, умная книга, укус пчелы, предательство друга, отдых в деревне, улыбка случайного попутчика… Но из таких мелочей складывается личность. Медленно, как коралловый риф. И при желании можно выявить, какое из происшествий развивало способности ребенка, а какое – тормозило их.
– А что, по-вашему, толкает молодых людей именно к философии, к политике? – заинтересованно спросил Николай.
– Эх… – вздохнул подпольщик. Он погрустнел, вспомнив что-то, и стер с лица улыбку – Печальные события, как правило. Страдания. Несправедливость, которую ребенок видит либо по отношению к себе, либо к окружающим. К примеру, издевательства в семье …
– Не обязательно физические – понимающе дополнил писатель.
– Верно. – подтвердил Рэд, нервно постучав пальцами о столешницу – Это может быть и несправедливое отношение сверстников, учителей, знакомых… Даже случайных прохожих. Если прохожий обманул пятилетнего, то когда ребенок повзрослеет, изначальное недоверие к людям не исчезнет. Часто говорят: «у него было несчастное детство», в смысле «ему не повезло». Но дело тут не в везении. Все эти неприятности вырастают из общества. Почему в семьях часто царит насилие, что виной тому? В конечном счете, та патриархальная мораль, которую веками проповедовала церковь. По этой морали жена – раба мужа, а дети обязаны «почитать» родителей. В результате, старшие чувствуют свою безнаказанность и издеваются над детьми, ощущают себя полновластными хозяевами.
– Понимаю. – кивнул писатель – Выходит, виновник этих издевательств – церковь. И государство, которое всегда ее поддерживало…
– Угу. Или, к примеру, муж себя чувствует униженным на работе, а придя домой, срывает зло на детях. – Рэд с увлечением развивал мысль – Так кто виноват в их страданиях? В конечном счете, та система, при которой рядовые работники бесправны перед начальством. Значит, корни этих «случайных» детских страданий вовсе не случайны. Они лежат в несправедливом устройстве общества, во всеобщей нищете, в повальном пьянстве, в уличной жестокости, в бездушной постановке воспитания в школах, и так далее. А чем это все вызвано? Политикой государства! И, конечно, «традиционными» ценностями, за которые держатся шовинисты и церковники. Все это, выражаясь в сотнях частных случаев, в сотнях семей, в сотнях судеб – делает какой-то процент детей несчастными. Такие впечатления, в первые годы жизни, сильнее всего. На них могут наслаиваться крупные события: войны, восстания, кризисы, голод, смерть близких.
– Понимаю… Выходит, для развития личности нужны яркие события детства, часто даже трагические. И тонкая чувствительность. Я верно понял?
– В общем-то да… Но одних чувств недостаточно. Чувства должны быть переработаны разумом. Если у такого ребенка есть возможность учиться и читать, он может развить способность к обобщению. И только тогда он становится личностью. Начинает делать логические выводы.
– Чтобы понять причины своих страданий, да?
– Совершенно верно.
– В чем же, по-вашему, эти причины?
– Их две. Беззащитность перед природой и перед общественной стихией. Человек жестко подчинен законам природы. Смерть, болезни, землетрясения, наводнения, ураганы, засухи – все это природные явления, перед которыми он бывает беспомощен.
– А второй источник страданий лежит в обществе, да?
– Именно так. Человек растет, испытывает удары судьбы… И вдруг понимает, что им с рождения управляют люди, которые ничуть не умнее и не лучше. Он чувствует себя вещью в их руках. Рабом. Они могут избить его дубинкой, посадить в тюрьму, отправить на войну, требуют повиновения нелогичным нормам и несправедливым законам. Видя это, человек пытается повлиять на политику. Но при такой попытке он обжигает себе руки – таков уж нынешний режим…
– А денежные проблемы? – спросил писатель, подпирая кулаком бороду – Ведь человек может внезапно разориться, лишиться квартиры или сбережений.
– Они тоже относятся к общественным. Не к природным же. – улыбнулся Рэд – Итак, думающий человек видит: ему угрожают природная и общественная стихия. Он понимает: окружающий мир опасен, полон страданий. Но выводы из этого можно сделать разные. И здесь уже проходит вторая грань, о которой мы говорили…
– Между бунтарем и приспособленцем, повстанцами и властями? – вспомнил писатель
– Да. Выбор таков: или ломать систему, или делать в ней карьеру. – голос подпольщика несколько замедлился, сказывалась усталость. – Задумавшись о мире, человек видит угрозу и хочет защититься. Многие выбирают такой вариант: приспособление к системе, успех внутри нее. Ведь богатство и власть – это надежная защита от бед, и природных и общественных. И вот человек пытается пробиться в верхние слои общества. Для этого он расталкивает локтями окружающих, конкурирует с ними. Вы ведь понимаете – чем выше уровень власти, тем меньше людей к нему допущены… Это как в лотерее – один выигрышный билет на миллион. А все равно находятся дураки, готовые играть в эту игру. Некоторые даже преступают закон, но ломать всю систему они не хотят… Отчего вы улыбаетесь?
– Слушая вас, я вспомнил одну фразу… Недавно прочел ее. «Вор уважает собственность. Он хочет ее присвоить, чтобы уважать еще сильнее.»[13]13
См.: Г.К. Честертон, «Человек, который был Четвергом»
[Закрыть]
Рэд рассмеялся:
– Да, об этом я и говорю. Преступники тоже ищут успех внутри системы. Они играют в ту же лотерею, хоть и жульничают…
– В этой лотерее самые большие шансы у выходцев из богатых семей, не так ли? У них ведь начальные условия лучше.
– Вы правы. Но многие бедняки тоже верят в свой успех, с увлечением борются за него. И не замечают, что сама лотерея нечестная. Правила в ней рассчитаны на их поражение. Это похоже на игровые автоматы: обогащается только их владелец, а не игроки. В конце концов, часть людей понимает – правила шулерские. Лотерея без выигрыша!
– И они восстают против нее? Это и есть второй вариант?
– Верно. Человек бунтует. Он не желает быть марионеткой, он рубит ниточки, за которые дергают правители, управляя им.
Чершевский пытливо оглядел собеседника. Пухлая рука писателя переместилась вверх, от бороды – к бугристому лбу. Николай запоминал манеру подпольщика говорить, улыбаться, жестикулировать. Эти наблюдения могли пригодиться при написании новой книги. Наконец, он спросил:
– Что же это за ниточки?
– Покорность законам, патриотизм, религия… – несколько утомленно перечислил Рэд – Бунтующий человек порывает с этим. Непреклонно порывает!
– И тогда он приходит к вашим принципам?
– Приходит, даже без общения с кем-то из нас. Совершенно самостоятельно. Он делается непокорным. Он понимает, что законы не святы, их пишут правители в своих интересах. А когда им выгодно, сами нарушают свои законы. – при этих словах Рэд вспомнил горящее здание парламента, танковые залпы, трупы на площади, кровь на рукаве. Помрачнев, заключил: – Видя все это, человек делает вывод: свергнуть негодяев можно не по их законам, а только силой. Путем революции.
– А патриотизм вы тоже считаете ниточкой в руках властей?
– Конечно! От имени страны всегда говорят власти, верховник, чиновники. На патриотизм они ссылаются, чтобы им подчинялись. Понимая это, бунтующий человек становится космополитом. То есть он признает отечеством всю планету – а не клочок земли, огороженный пограничной проволокой. Пусть правители называют этот клочок «родиной», пусть от ее имени требуют покорности себе – мы плюем на их вранье. О патриотизме мы еще поговорим подробнее. Наши враги – власти и спецслужбы – уверены, что «служба Отечеству» оправдывает все их преступления.
– Еще бы! – энергично согласился писатель – По их мнению, патриотизм лежит в основе морали, поэтому ради него все позволено: убивать людей на войне, следить за гражданами, преследовать инакомыслящих. А космополиты в их глазах– это международный сброд аморальных авантюристов.
– Это лукавство, как вы понимаете. Жуликам куда проще прикрываться словами о «любви к Отечеству». – откликнулся Рэд. – А моральные ценности универсальны, они вне государств и наций. То есть мораль космополитична, одинакова в любой точке планеты, для всех стран и народов. В основе морали – не борьба стран, а борьба добра и зла, прогресса и реакции. Люди, кричащие о своем патриотизме, частенько тянули страну назад, и тем предавали ее. Это относится и к бородатым боярам времен Питера Великолепного, и к Белой Армаде, сражавшейся против революции на деньги иностранных империалистов. Если бы эти «патриоты» победили, то Рабсия уже тогда превратилась бы в колонию. А победа «антигосударственных» революционеров-космополитов сделала ее сверхдержавой. Это ли не загадка?
– Разгадка в том, что белые «патриоты» противились новшествам. – понимающе кивнул Чершевский – И этим тормозили развитие своей же страны, которую они якобы «любят». Революция выбросила их, и дела пошли лучше. А при Юзефе Слатине случилось наоборот. Революционеров-космополитов истребили чиновники, называвшие себя патриотами. Чем же это кончилось? Эти бюрократы продали и промотали революционное наследство. Развалили и разрушили все ценное, что принесла революция.
– А уж нынешний, рабсийский патриотизм – просто рычаг управления в руках негодяев, и больше ничего. – дополнил Рэд
Писатель вновь кивнул в знак понимания, и заметил:
– С религией тоже все ясно. Она учит повиновению властям. И потому бунтующий человек с ней тоже порывает.
– Такова логика бунта. Место религии занимает атеизм, воинствующий материализм.
– Понятно. – улыбнулся писатель – Как поется в песне, «нет тюрьмы страшнее, чем в голове.»[14]14
В песне Виктора Цоя «Стань птицей».
[Закрыть] Человек разрушает эту тюрьму. И подчиняется властям уже не по убеждению, а только из чувства страха. Внешне он раб, но внутренне уже свободен!
– Человек вообще бунтует ради свободы. – задумчиво произнес Рэд – Социализм мы тоже понимаем как свободу: от нищеты, от безработицы, от безграмотности.
– Ну что ж, я понял как люди приходят к вам. – склонил голову писатель – Они бунтуют против того, что их угнетает и ущемляет. Но разве бунт – это какая-то глубокая философия?
– Вы правы – усмехнулся Рэд – Бунт не философия. Но даже к простому бунту не каждый склонен. Думающих людей мало, бунтующих – и того меньше. А ведь бунтом дело не ограничивается.
Чершевский слушал, приоткрыв рот.
– Я об этом и хотел спросить. Разрушение, ломка старого… Прекрасно. А что взамен? Как изменить мир?
– Чтобы изменить мир, надо его правильно понять. Наши рядовые активисты могут и не знать философии. Чаще всего ими руководит месть. Когда они вступают в организацию, мы не спрашиваем о философии. Только о готовности к борьбе. Им достаточно знать пять принципов: революция, космополитизм, атеизм, свобода, социализм. Начав с этого, они имеют возможность развиваться. – Рэд почесал подбородок, и досадливо качнул головой – К сожалению, многие из них довольствуются лозунгами. Не хотят учиться дальше. Другое дело мы – профессионалы революции. Мы просто обязаны знать философию, изучать ее, иметь стройное мировоззрение.
– Вы изучали философию? – оживился писатель, отняв руку ото лба – И какой вывод сделали? Как справиться с природными и общественными бедами?
– Мы считаем, что защититься от природных катастроф человек может, развивая технику. А от социальных – разумно организовав общество.
Чершевский напряженно вскинул голову и взглянул подпольщику прямо в лицо:
– То есть ваша конечная цель…
Рэд поднял вверх указательный палец, и отчеканил громко и ясно:
– Расширить господство человека над природой, и устранить господство человека над человеком.[15]15
Эта выражение, как и остальные фразы Доброцкого в романе, принадлежит его «земному» прототипу – Л.Д. Троцкому
[Закрыть]
– Великолепно сказано! – всплеснул руками писатель.
– О, это не мои слова. Я прочел их в книге Доброцкого. Это краткий вывод, как вы просили. А у нас ведь целое мировоззрение. Создать философскую доктрину очень сложно. – Рэд утомленно облокотился на кулак, и голос его упал. На подпольщика внезапно накатила усталость. – Сам я не философ, честно скажу… Я лишь усвоил и воспринял уже готовые выводы. Нашу философию создал ученый по имени Марел Карс. Он жил двести лет назад.
– Я знаком с его теорией. – писатель был увлечен беседой, и казалось, забыл о позднем времени. – Учение Карса охватывает все, не только политику. Искусство, культуру, законы, мораль, религию, семейные отношения, историю…
– Верно. Если у человека верный метод исследования, он без труда применит его и к природе, и к технике… – медленно и несколько невнятно произнес подпольщик. Глаза его были полузакрыты, он боролся со сном. – Логика тут всеобщая, единая для всех областей знания.
– Но, может быть, мы с вами по-разному понимаем ее? – Чершевский заметил усталость собеседника, но его любопытство оказалось сильнее чувства такта – В одни и те же слова вкладываем разный смысл? Мне очень хотелось бы узнать, как вы ее воспринимаете.
– Мы обязательно поговорим об этой философии… – Рэд тяжко вздохнул, устало потер лоб – Извините, но сейчас у меня глаза слипаются… Я очень утомлен… Может быть, побеседуем завтра или послезавтра?
– О, простите. – откликнулся писатель, прижав руки к груди – Я вижу, вы устали. Благодарю за увлекательную беседу. Она помогла мне понять душу бунтующего человека. Желаю вам спокойной ночи…
Чершевский вышел, чувствуя неловкость.
– Благодарю вас… – пробормотал Рэд в полусне, расстегивая рубаху непослушными пальцами – Доброй ночи.
