Текст книги "Расстановка"
Автор книги: Константин Рольник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 39 страниц)
Размышления подполковника, предельно честные и горькие, не вели его к политической борьбе. Доброумов просто выуживал причину недовольства из тьмы подсознания, чтобы таким образом покончить с ней. Когда Никите стало ясно, что его дискомфорт вызван глупым объявлением, подполковник успокоился и даже повеселел. Мысли о нелепых словах «крайнизм» и «ужасизм» он сразу выкинул из головы. Взглянув на разбросанные по столу спецификации, Никита выключил кофеварку, заварил крепкий кофе и углубился в документы проекта «Нанотех-Анпасс». Но лишь стоило ему склониться над бумагами, как в дверь постучали. «Вот черт, не дают работать! Ну, что там еще?» – подумал Доброумов, и произнес недовольным тоном:
– Войдите!
В дверях показался низкорослый щупленький человечек в очках, с растрепанными черными волосами, напоминавшими воронье гнездо. Это был Абашкин, кандидат технических наук. Доброумов считал его самым перспективным и нестандартно мыслящим ученым из всей команды. Работал он именно по проекту «Нанотех», его появление обещало интересный разговор. Сменив гнев на милость, Доброумов встал из-за стола и пожал узкую ладонь Абашкина.
– Рад вас видеть? Есть какие-то новости?
– О! Как вам сказать… – человечек переминался на линолиуме – Ну, в общем, я обнаружил одну закономерность…
– Ну, говорите, не томите!
– Мы пытаемся раскрыть код управляющей программы уже много лет – скучным голосом начал Абашкин – но не продвинулись в разгадке, поскольку этот код состоит из миллионов цифр, судя по всему… Но вот сегодня мне пришла в голову одна шальная аналогия..
– Ну, ну… – затаив дыхание, поощрил Доброумов и наклонился к собеседнику
– Цифр миллионы. Однако в них повторяются… Как бы это сказать… Всего четыре элемента. – человечек смущенно улыбнулся и поправил очки – На разные лады, в мириадах комбинаций, сгруппированы всего четыре цифры. И образуют они всякий раз триплеты. Посмотрите на эти пики – так откликается система на электрический импульс. Вам это ничего не напоминает? Вот: один – три – два. Следующий: четыре – три – один Дальше: три – два – четыре… Что скажете?
– Да ведь это похоже на… – руки Доброумова задрожали
– Совершенно верно! Это похоже на молекулу ДНК! Она тоже состоит всего из четырех элементов, азотистых оснований – урацил, гуанин, цитозин, тимин… И сгруппированы они в тройки, в триплеты!
– Выходит – пересохшим ртом прошептал Никита – Выходит, система настроена на биометрические параметры владельца! Причем не на отпечатки пальцев, не на сетчатку глаза, а на его уникальную ДНК!
– Да, это можно считать почти доказанной гипотезой. – кивнул Абашкин, протягивая подполковнику лазерный диск с результатами исследований. – Обоснование в цифрах посмотрите здесь…
– Но ведь такой вариант уже выдвигался, как черновая гипотеза – вспомнив что-то, помрачнел Доброумов – Пытались даже использовать органы и кровь уби… хм… погибшего изобретателя. Именно для получения его ДНК. Вы просто не в курсе дела, эти работы велись в Моксве и зашли в тупик.
– О, не все так просто! Теперь взгляните вот на эти пики…. Они совершенно иные, тут не наблюдается такой закономерности.
– Да, здесь полный хаос! – откликнулся Доброумов, поглядев на график
– Не спешите с выводами – Абашкин воздел к потолку тонкий указательный палец – Продолжая аналогию, я исходил из того, что эти пики тоже можно соотнести с каким-то веществом, которое вырабатывает человеческий огранизм. Причем с веществом сложным, биополимером. Вот статистическая развертка… Вы видите, здесь повторяются уже не четыре, а двадцать элементов…
– О! Да ведь это «алфавит» белковой структуры! – вскричал Доброумов, озаренный внезапным пониманием – Двадцать аминокислот, из которых состоят белки!
– Совершенно верно – улыбнулся Абашкин – мне просто приятно с вами работать. Никита, вы меня поняли с полуслова. Вторым ключом является белок. Но какой? Я сверил эти пики с ядерно-магнитными спектрами различных белков, провел компьютерный скрининг данных…
– И каков же ваш вывод? – с азартом гончего пса, задыхаясь, спросил Доброумов
– Думаю, это один из тех короткоживущих белков, что синтезируются лишь в живой клетке. Именно в живущей – в мертвой их уже нет. Как вы знаете, именно белковые ферменты управляют реакциями в организме, ускоряя или замедляя из течение. Многие из этих ферментов весьма нестойки. Спустя десять минут после гибели изобретателя их количество в его крови и теле уже приближалось к нулю… А сейчас и подавно.
– А можно ли воссоздать этот белок искусственно? – упавшим голосом спросил Доброумов. Его надежда стремительно угасала.
– Искусственно повторить белковую структуру? Расставить по местам десятки тысяч аминокислот? О чем вы??
– Ну, обойдемся без синтеза белка… Имитируем его наличие, давая импульсы в нужной последовательности через компьютер. Пусть их генерирует программа.
– Тут не хватит мощности всех компьютеров мира. Разгадать код из десятков тысяч неповторяющихся звеньев? – Абашкин рассмеялся и почесал затылок, растрепав и без того лохматую шевелюру – Такое человечеству пока недоступно. А что до синтеза… Вы же знаете, как в организме синтезируется белок?
– Смутно помню кое-что… – усмехнулся Доброумов – Аминокислоты подбегают к матричной рибонуклеиновой кислоте, выстраиваются вдоль нее в определенном порядке…
– В общем, верно помните, хотя и упрощенно. – кивнул Абашкин – Каждая аминокислота встает перед отвечающим за нее триплетом РНК. Затем аминокислоты присоединяются к длинной белковой цепи. Наращивается она до тех пор, пока не достигнет стоп-кодона. Все это невозможно воссоздать в лабораторных условиях!
– В общем, глухо… – подвел черту Доброумов.
– Ну, только один вариант – безнадежно махнул рукой Абашкин – Если бы у этого изобретателя был близкий родственник, скажем брат-близнец, с такой же РНК-структурой… Тогда его ДНК и белки-ферменты вполне подошли бы в качестве пароля.
Никита Доброумов на миг вытаращил глаза, застыл в кресле и умолк. Потом принужденно рассмеялся:
– Как в латино-армариканских мелодрамах, не находите? Ладно, я вам благодарен. Если я доложу результаты ваших изысканий в Моксву, с нас обузу эту снимут. Проект похоронят в архивах, как безнадежный. Конечно, я постараюсь покопать родословную нашего изобретателя, но это чистой воды формальность, так что можете мысленно переключаться на другие задачи. Я вам дам внеочередной месячный отпуск. Оплачиваемый. Вы его вполне заслужили. Отдыхайте, можете съездить на курорт…
– Огромное спасибо. Отрицательный результат это тоже результат. – Абашкин погрустнел, несмотря на отпуск и окончание тяжкой работы. Фанатик науки, он искренне опечалился неудаче. – А все же, как было бы интересно, найдись у изобретателя братец. Или сестра.
– Ну, мы не можем требовать от природы таких милостей – Доброумов сжал губы, на лбу его возникли вертикальные складки. Дрожащей рукой подполковник взял со стола чашку остывшего кофе, и через силу улыбнулся Абашкину – До свидания!
– До свидания! – кивнул Абашкин, и покинул кабинет начальника.
Лишь только научный сотрудник закрыл за собою дверь, Доброумов резко вскочил с кресла, опрокинув на пол кружку с остатками кофе. Вне себя от волнения, он пробежал по комнате, от стенки к стенке. Затем вновь рухнул в кресло, закрыл глаза и захватил в щепоть нос, погрузившись в напряженное размышление. Перед мысленным взором подполковника стояла одна малозначительная бумага из досье погибшего Алексея Левшова. Из документа явствовало, что у изобретателя действительно был брат-близнец. Перед распадом Савейского Союза дядя увез ребенка на каникулы в гости – его семья жила на благодатных южных окраинах. Но в то роковое лето на юге внезапно вспыхнула межнациональная резня. Дядя был убит погромщиками, а восьмилетний мальчик пропал без вести. Даже всеведущая РСБ не знала, что сталось с ребенком в разрушительном вихре войн и катастроф того времени… Однако Доброумов твердо решил найти исчезнувшего Александра Левшова.
ГЛАВА V
Планета Мезля.
Рабсийская Федерация.
4004 год бронзового века.
16 авгутса. Воскресница.
Культурный очаг
(Зернов и другие)
Иван Изотов, молодой человек лет двадцати семи, сидел в эту воскресницу на лавочке близ городского Дворца культуры. Он разглядывал объявления. Никакой культуры Дворец не прививал уже давно, со времен великого реформатора Дельцина. Не считать же таковой сеансы гадалок, религиозные лекции рабославных священников и глупые песенки безголосых певичек – ставленниц богатых спонсоров? То ли дело – издательство «Фаланстер», где Изотов работал прежде… Оно пыталось знакомить публику с подлинной культурой. Издательство задушили уже при Медвежутине. Публикуя оппозиционные книги, оно все более раздражало режим. Чиновники искали повод придраться, и вскоре нашли его – среди десятков тысяч имен публикуемых авторов оказался скандальный Воронин, автор аморальных произведений. Другие типографии публиковали куда худшие книжонки. Но правящие мерзавцы мечтали разгромить именно левое издательство. Молодчики «Единой Рабсии» сожгли книги Воронина посреди площади. Тот ничего не потерял, более того, получил «раскрутку» – а вот издательство закрыли по решению суда. В следующую же ночь толпа погромщиков ворвалась на склады «Фаланстера» и сожгла их. После этих событий Изотов лишился работы. Тут оказалось, что у его жены духовные запросы вытеснены жадным накопительством. Она пилила безработного Ивана за неудачливость, затем ушла от него. Типографщик долго мыкался в поисках места, стараясь сохранять костюм в чистоте, не выглядеть опустившимся. К нему уже подкрадывался голод, инфляция обесценила накопления, плата за однокомнатную квартиру сделалась непосильной. Бывший типографщик был в отчаянии. В таком состоянии его и увидел музыкант Зернов, выступая в городском парке. Безработный бедняга сидел за пластиковым столиком уличного кафе, обхватив голову руками. Артем внимательно относился к окружающим – он искал контакты повсюду. Музыкант подсел к Изотову, угостил бутербродами. Разговорились. Вербовщик повстанцев обратил внимание на мелкий штрих – несмотря на беспросветное положение, парень отказался от предложенной рюмки. Это было позицией. Так поступить мог лишь человек с принципами, с внутренним стержнем. «В чем же он?» – спросил себя Зернов… В задушевных беседах прошли месяцы. Выяснилось, что любознательный Изотов не только чинил типографские станки и набирал свинцовые литеры. Он успевал читать многие из выпускаемых книг. Так он стал приверженцем левых взглядов. Правда, цельной картины мира типографщик для себя не выстроил. Но он полагал, что народ должен иметь политические свободы и социальные гарантии, причем первое не исключает второго. Кроме того, Изотов не был националистом и не верил в бога. Выходит, он разделял основные идеи повстанцев. Оставалось упорядочить его хаотичные впечатления в единую систему, привить революционность, указать на источник всех бед – на правительство и верховника Рабсии. Опытный Зернов устроил несколько проверок – не болтун ли Изотов? Не шпион ли? В это время Артем частенько ссужал деньгами безработного типографщика, не требуя уплаты долга. Убедившись в надежности Ивана, музыкант использовал связи в мире искусства, чтобы подыскать ему работу по специальности…
Работа для типографщика нашлась. Изотов набирал и печатал в типографии Дворца Культуры именно те афиши, кои сам же сейчас презрительно разглядывал. Сегодня в типографии был выходной, но другие отделы работали, Дворец был открыт.
Зернов легко и быстро, почти бегом, шел к зданию по аллее. Завидев Изотова, приветливо махул ему рукой, белозубо улыбнулся и вскричал зычным голосом:
– Привет, Иван! Ну, как тираж моих афиш для концерта в «Башне света»? Готов?
– Готов! Вон, слева на тумбе уже висит одна, полюбуйся.
– Чудесно. Надо еще добавить: горожане в возрасте 80 лет могут посетить концерт бесплатно. В сопровождении родителей, конечно!
Ответом был дружный хохот – мимо скамейки шли несколько знакомых Зернова: оформители, мастера света, работники канцелярии. Музыкант громко их приветствовал. Шумная компания работников культуры задержалась близ лавочки – общение с развеселым Артемом кажому доставляло удовольствие. Перекидываясь шутками с теснящейся вокруг толпой, музыкант поведал друзьям, что в этот выходной хотел отправиться на природу, но неотложные дела заставили его, вместо этого, прийти сюда.
– Нужно, оказывается, срочно подписать договор об аренде танцпола «Арт-площадка». Это заведение ведь под вашей эгидой… Иду к директору… Он у себя?
– Кажется выехал… Там заместитель. Но вечером будет…
– Я его дождусь – улыбнулся Артем, – Все равно мне еще надо подписать пару контрактов о поставке моих дисков в киоски фирмы «Урбо-саунд». Новый концерт называется «Шаман в шиповнике».
– Оригинально! Ну ты даешь! Удачи тебе… Спрос на твои композиции растет в последнее время…
– Да, мне уже предлагают в Моксве выгодный контракт. Даже сверхвыгодный. Город наш я люблю, уезжать не хочется… Но, видно, придется поехать… Я честолюбив, а соблазн велик.
– О, как жаль, Артем!
– Мы к тебе привыкли!
– Да, ты у нас яркая знаменитость… Как же мы без тебя?
– Ну, как-нибудь протянете… – рассмеялся Зернов, и добавил, прищурившись – Не думаю, что после моего отъезда веселья тут станет меньше… Ладно, ребята – мы еще увидимся, я ведь не сегодня уезжаю… Соберемся как-нибудь в «Кванте», пирушку закатим!
– Ладно, Артем… Пока!
Толпа постепенно рассосалась… Библиотекарь Лида, тайно и безнадежно влюбленная в Зернова, стояла на автобусной остановке, печалясь о будущей разлуке. Она увидела, как музыкант бросил типографщику пару слов – наверное, о новых афишах – и зашел в здание Дворца.
…Зимний сад поражал великолепием: по натянутым вдоль стен струнам вился плющ, белые соцветия гардений чередовались с винно-красными цикламенами, желтые початки спатифилумов сменяли зонтики циперуса. У стены располагались аквариумы. Посреди сада журчал искусственный родник, выложенный разноцветными камнями. Вокруг него стояли на столиках клетки с птицами и животными. Обычно Зернов подолгу любовался на белку, бегущую в колесе. Но белка пару недель назад сбежала, пользуясь небрежностью уборщицы. Да и времени у Артема было в обрез – предстояло колесить по городу. Не задерживаясь, музыкант легкой походкой прошел в левое крыло Дворца.
Здесь размещались частные офисы. С фирмой «Урбо-саунд» Артем заключал контракт не впервые. Фирма процветала – до черного дня, когда погиб наследник ее владельца. Сын старика Сироткина был беспричинно задержан полицаями в собственном дворе и отправлен в камеру, откуда вернулся смертельно больным. После трагедии его отец, кажется, махнул рукой на бизнес… Тем не менее, Артем был все время рядом с Сироткиным, помогал, утешал, распоряжался устройством похорон… Сироткин понял, что Артем – не просто деловой партнер, а надежный друг. Сам старик был не в состоянии что-либо организовать: у него случился инсульт. Последствиями стали нервный тик и заикание. После болезни и смерти сына, бизнесмен поседел. В нем будто надломилось что-то. Сын его учился в аспирантуре, однако Сироткин питал надежду не только на научные успехи юноши, но и на его удачу в бизнесе. Тот не был склонен к коммерции, отец уважал его выбор – но исподволь приучал к мысли, что парню придется унаследовать семейное дело. Гнусный режим Медвежутина распорядился иначе: сын Сироткина погиб раньше отца.
– Здравствуйте, Владислав. – робко и тихо, совсем не в своей манере, произнес Артем, войдя в кабинет
– П-привет, д-дружище – ответил Сироткин, заикаясь. На его морщинистом бледном лице возникло слабое подобие улыбки: он не забыл, как музыкант помог ему в трудную минуту.
Но с недавних пор их связывало нечто сильнее дружбы. Это была вера в грядущее возмездие, принести которое была способна лишь революция. Вопреки классовой теории, но в полном соответствии с психологией человека обездоленного, пожилой богатый бизнесмен принял решение помочь подполью всеми силами и средствами. Жить оставалось недолго. Унаследовать фирму и состояние было больше некому. Существование потеряло для него всякий смысл. Зернов помог старику обрести новую цель жизни – ей стала месть. Старый торговец был достаточно искушен, чтобы понять: полицейский произвол не случайность, не «судьба», а повсеместное правило. Насилие – метод правления этих мерзавцев. Примеров тому были тысячи.
«А если так» – всякий раз возвращаясь к тяжелой для старика теме, заключал Артем – «то бороться с ними можно лишь насилием – а не законом, который они же пишут».
Этот аргумент, повторенный в десятках вариаций, пронизывал теперь всю душу старого Сироткина. Предстояло сделать следующий шаг – перейти от мыслей и слов к делу. С этим предложением и пришел к нему Зернов. Он предложил Сироткину отправиться сегодня к заброшенному молу, и получить инструкции от старика-рыболова, о времени и месте собеседования.
…Мать Зернова была конторской служащей, отец – журналистом. Будущий музыкант почувствовал тягу к искусству еще в школе, играя в самодеятельном театре. После окончания училища он осознал себя неформальным поэтом и художником. В то время Артем сменил множество профессий. Среди были самые экзотические: оформитель магазина, дворник, разнорабочий, продавец в ларьке… Пару месяцев он даже подменял уехавшего товарища в роли учителя географии, хотя и сам знал ее лишь в размерах школьного курса. В тот период страна была охвачена хаосом, диплома не потребовали. Наконец, Артем нашел себя в электронной музыке, уже лет семь профессионально ею занимался, получил признание в стране и за рубежом.
Если бы он попытался определить свое «место работы», им оказался бы городской Дворец культуры, хотя и туда он заезжал лишь пару раз в неделю. Работали во Дворце человек двести. Были знакомы с Артемом и многие случайные посетители. Однако сотрудничать с подпольем согласились только трое. Двоих – типографщика Изотова и торговца Сироткина, музыкант предупредил. Оставался третий товарищ.
Им был молодой водитель микроавтобуса, Марат Каршипаев. Если Изотову и Сироткину открыли глаза события чрезвычайные – потеря работы, смерть сына – то Каршипаев склонился к революционным взглядам постепенно, без внешних толчков. Если бы его спросили о побудительных мотивах, он бы ответил просто: жизнь такая! Родился он в рабочей семье, по которой изрядно проехался каток реставрации капитализма: безумный рост цен, распад хозяйственных связей, невыплаты зарплаты. Многие из друзей Каршипаева стали безработными, некоторые погибли от наркотиков, другие сложили голову в криминальных стычках. Окружающая обстановка не могла не привести к выводу, что во всем виновата власть, верховник и правительство. Закончив автотранспортный техникум, Каршипаев несколько лет водил пассажирский автобус. Затем отслужил в армии – в тот период началась война на горных окраинах, Марат перевозил грузы вблизи от линии огня. Их колонна попадала пару раз под минометный обстрел, но в боях Каршипаеву не приходилось участвовать. Вернувшись домой, он еще более укрепился в своем убеждении – власть Рабсии преступна. Оставалось только упорядочить эти мысли, подвести под них твердую мировоззренческую подкладку, дающую ответ на все вопросы. В этом парню и помог Зернов. Светловолосый молчаливый шофер часто перевозил на концерты инструменты и динамики. Но войти в доверие к замкнутому Марату было непросто даже для Зернова. Тем не менее, за полгода лед в их отношениях подтаял. Мало-помалу Зернов стал давать ответы на проклятые вопросы, мучавшие угрюмого скуластого парня. Артем говорил то, что сам Каршипаев интуитивно чувствовал – просто музыкант излагал это яснее и четче. Через два года после их знакомства, водитель был внутренне готов к вступлению в ряды подполья.
Марат обожал ремонтировать автобусы, на которых он ездил, приводить их в порядок, мыть, смазывать… Он выписал множество журналов и справочников об автомобилях. Сейчас Каршипаев был в в гараже ДК, и совершенствовал свой микроавтобус, изменяя устройство ряда внутренних узлов. Зернов не разбирался в автомобилях, потому и свою машину продал. Те не менее, он с любопытством глядел на манипуляции коренастого парня в заляпанной спецовке. Наконец, их взгляды встретились.
– А, это ты… Привет. – Марат был флегматичен и немногословен.
– Салют! – с улыбкой ответил Артем
– Ну? – спросил Марат
– Сегодня к речке, к молу, к часу дня – Зернов поймал себя на том, что невольно подражает угрюмому собеседнику – Спросишь старика, он скажет остальное.
– Угу.
– Ну ты железный! Такое дело начинаем, а ты «угу» и все…
– А чего болтать-то? Ясно ведь.
– Ну, тогда пока! – обескуражено пожал плечами Зернов, и покинул гараж…
Рыболов
(Торопов и остальные)
Воскресница была в Рабсии выходным днем. Каждый тратил свободное время, как считал нужным. Урбоградские садоводы копались на земельных участках, сынки элиты мучались головной болью после очередной оргии, алкоголики толпились с утра у водочных магазинов, нищие пенсионеры выходили в парк на сбор пустых бутылок, рабочие и служащие мирно дремали в квартирах. Рэд проснулся, как всегда, на рассвете – и сейчас уже прикидывал окончательную расстановку людей в будущей группе пропаганды: подбор куратора и связника, финансиста и водителя, редактора газеты, типографщиков, передатчиков, распространителей. Он мысленно уточнял временной распорядок их работы, способы связи, необходимые закупки. А люди, набранные вербовщиком Зерновым, подтягивались по одиночке на берег реки, к заброшенному молу. Там сидел с удочкой старик-рыболов.
Этот хмурый пенсионер, по фамилии Торопов, работал вахтером в одном из районных филиалов биржевой фирмы Арсения Рытика. Рытик доверял старику, как себе. Для этого были основания. До выхода на пенсию Торопов проработал тридцать лет в одном цехе с Хабибуллиным, погибшим недавно от рук полицаев на предвыборном участке. Так сложилось, что и жили они с Хабибуллиным на одной лестничной площадке – ведь в прежние времена квартиры давали по ведомственному принципу. Они были коллегами, соседями и лучшими друзьями. Убийство Хабибуллина потрясло весь город. Но в городе знали об этом по слухам, по сообщениям зарубежных радиостанций. А Торопов увидел своими глазами мертвое тело друга – изрезанное осколками стекла, обескровленное, синевато-белое … Торопову было семьдесят лет. Терять ему в жизни было уже нечего. Месть и ненависть требовали выхода. Без малейших колебаний старик согласился на предложение Рытика и стал помогать подполью.
В десять утра к старику легкой походкой подошла Юлия Истомина. Обменявшись паролем, Торопов назвал ей адрес квартиры доктора Чершевского, дату и время собеседования: сегодня, в полчетвертого. Трижды позвонив в дверь доктора коротким звонком, Истомина должна была сказать: «Я пришла на обследование, но у меня только семнадцать таллеров. Хватит ли этой суммы?» Услышав это, врачу Алексею предстояло впустить девушку в квартиру, где пройдет собеседование. Получив инструкции, Истомина ушла.
В одиннадцать приковылял бизнесмен Сироткин – его рабочий день был ненормированным, и он отправился к реке сразу после беседы с Артемом.
В полдень к рыболову подошел художник Юрлов, с этюдником в руках, одетый по-обыкновению ярко. Он узнал адрес Чершевского и время беседы – она была ему назначена на завтра. Юрлов поправил седую шевелюру, уточнил время, понимающе кивнул. Живописцу понравился утренний речной пейзаж, он вдруг пожелал запечатлеть увиденное – и весьма неохотно ушел после замечания Торопова.
В час дня подошел хмурый Каршипаев, получил инструкции, быстро ушел.
Еще через час к молу прибежал белокурый и румяный студент Новиков – и с волнением узнал, что на явку ему предстоит отправиться сегодня.
Машина заговора ускоряла ход, ее тяжелые шестерни крутились все быстрее…
План «Генезис»
(Пропаганда: финансист)
В пыльном книгохранилище Чершевского стоял тучный, низкорослый Сироткин. Он опирался на тяжелую трость, глядя на подпольщика Рэда с надеждой и ожиданием. На лысине торговца блестели капли пота, его мучила жестокая одышка.
«Старик?» – спросил себя Рэд – «В досье указано, что ему пятьдесят четыре. На фотографии он выглядел куда бодрее. Ясно – сдал от горя за последний год… Весь поседел.»
– Здравствуйте, уважаемый Владислав. – доброжелательно улыбнулся Рэд – Садитесь пожалуйства, вот кресло. Тут вам будет уютнее… А я лучше на стул пересяду. Вижу, вам тяжело стоять…. Вот, так…
– Здра-а-а-вствуйте. – заикаясь, ответил Сироткин, повернув к Рэду круглое, бледное лицо, изборожденное ранними морщинами. – Сп-п-асибо.
Сироткин расположился в кресле, а Ред моментально отметил бледность собеседника и неряшливость костюма. Нервный тик в уголке рта дополнил картину.
«Производит впечатление тяжело больного» – подумалось Рэду – «хотя прежде был жизнелюбом. Так повлияла на него потеря единственного сына… Как печально… Расспросы о трагедии причинят ему боль. Обойдемся без них… Но начать-то разговор, как ни тяжело, придется с этой истории…»
Рэд смущенно кашлянул, и заговорил участливо и негромко:
– Итак, вы решили примкнуть к подпольной организации после гибели сына…
– Да, желаю отмстить правящей банде за его гибель. – большие скорбные глаза Сироткина выражали непримиримость. По тону его Рэд понял: проверки излишни, старик готов на все.
– А почему вы решили именно примкнуть к подполью, а не бороться законными средствами? – все же осведомился заговорщик – Можно ведь было подать запрос в прокуратуру, в Государственную Дурку или в газеты…
– Ну, общеиз-ве-ве-стно ведь, что легально ничего до-о-биться нельзя. – веко торговца дернулось. Нервный тик, очевидно, поразил не только рот, но всю левую часть его лица – Об этом говорят уже сотни при-им-еров. Власть имущие покрывают п-преступления друг друга и преступления полиции против граждан. В этом суть «единства», которое про-о-поведует Медвежутин. Это единство преступных бю-ю-рократов и полицейских против на-а-рода.
– Но есть ведь газеты, почему Вы не обратились туда? – наклонился к собеседнику Рэд
– Все газеты подчинены цензуре Медвежутина, мой протест они не на-а-апечатают. – монотонно, как нечто очевидное, проговорил торговец – В Государственной Ду-у-рке сидят такие же ба-ба-ндиты, как и те, что у-у-били моего мальчика. – последние слова тяжело дались Сироткину. Он принялся нервно грызть ногти – Прокуратура покрывает полицейских м-мерзавцев. Ведь вымогательство на улицах – целая с-система, с нее имеют процент мэр и на-а-чальник ГУВД. Не будут они эту систему разрушать, печатая наши п-протесты…
– Да, вы верно представляете ситуацию. – сочувственно кивнул Рэд – Бороться законным путем при нынешней системе невозможно.
– Какой там за-аконный путь? Законы пишут для нас б-б-андиты, а сами они законам не следуют.
– Верно. – мягко улыбнулся подпольщик. Затем стер с лица улыбку: – Итак, Вы решили бороться с режимом нелегально. Я должен вас предупредить, что по статье 282 Рабсийского уложения о наказаниях за это полагается длительный срок тюремного заключения, вплоть до пожизненного.
– Ну, неужели я не знаю этого…
– Знаете. И все же мой долг – предупредить вас. Мы не используем людей «втемную», не обманываем. Каждый должен знать, что его ждет, и действовать сознательно.
– Да, именно с такой го-о-товностью я и пришел. – Сироткин протянул вверх открытую ладонь. – Чтобы отомстить за сына, я го-о-тов на все. Все равно, мне недолго осталось жить… Да и незачем более… Я лишился единственного на-а-следника.
В свете неоновой лампы морщинистое лицо Сироткина казалось мертвенно-бледным. Рэду почудилось будто перед ним не человек, а лишь тень, оболочка, призрак. Скорбно опустив уголки пухлого рта, торговец погрузился в воспоминания освоей традегии. Подпольщик помедлил, затем произнес участливо, со вздохом:
– Что ж. Понимаю ваши чувства. Вами руководит только месть? Или же вы имеете представление об идеях, которыми вдохновляется подполье? Как вы относитесь к этим идеям?
– В общих чертах я знаю и разделяю эту философию. – разговор перешел на тему, не столь задевавшую чувства старика, и тот стал заикаться реже – Во-первых, я космополит, а не патриот. Ка-а-кой может быть патриотизм по отношению к власти этих у-у-бийц? Во-вторых, я атеист. Будь иначе – нашел бы утешение в вере и отказался от борьбы. Не видя путей для законной за-а-щиты своих прав, я конечно выступаю за революцию – что еще оста-а-ется? Это в-третьих. Ну, и в-четвертых: социализм – вещь хорошая. Хоть я и торговец – Сироткин вытянул руку и задумчиво взглянул на золотой перстень с багровым камнем, украшавший указательный палец – но все же я понимаю, что народ не должен гнить в нищете. И конечно, социализм не-е-мыслим без свободы – иначе опять выйдет крах. Это в-пятых.
– Что ж. Я вижу, вы знаете пять наших принципов. Общее представление правильно. В детали же входить сейчас не время. Я вам просто посоветую развиваться теоретически и далее. Вам придется это делать самостоятельно. Перейдем от теории к практике. Вы понимаете, что Союз Повстанцев ведет войну против государственной машины?
– Да. Но у меня нет бо-о-евых навыков.
– Я не об этом… Конечно, никто не вправе вам навязывать боевую работу… – Рэд ободряюще улыбнулся – Вы ведь коммерсант? Вот и оставайтесь им… В сущности, работа на подполье будет почти такой, как ваша нынешняя.
– В-великолепно – кивнул бизнесмен – Каждый должен делать то, что у-у-меет….
– Верно. А о войне я упомянул вот почему. Наша война – это война тайная. Вашим оружием будет не пистолет и не бомба, а четкое соблюдение тайны. О вашей подпольной работе не должен знать никто – ни жена, ни родственники, ни друзья.
– Ну, это само собой п-п-о-нятно…
– Хорошо. Далее… В ваших действиях не должно быть ничего тревожного и необычного. Оставайтесь самим собой. Но при этом соблюдайте некоторые правила.
– Какие же? – свел брови старик, наклоняясь к Рэду.
– Итак. В первую очередь, проанализируйте ваши уязвимые места. – назидательно сказал подпольщик – У каждого человека они есть – один любит выпить, другой увлекается женщинами, третий слишком падок на деньги… У всех есть в биографии не очень славные страницы, которые человек предпочитает забыть. Вы только помните – это все нормально, никто не безгрешен. И если вас каким-то компроматом будут шантажировать, не поддавайтесь. Единственный настоящий компромат – это предательство Союза Повстанцев, то есть работа на полицию и спецслужбы Рабсии. За предательство, сразу предупрежу – последует расплата жизнью.
