Текст книги "Расстановка"
Автор книги: Константин Рольник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 39 страниц)
Полковник Шкуродеров не зря опасался, что молодой сотрудник "напортачит". В ответ на откровения Янека, лейтенант бросил реплику, сломавшую напрочь всю вербовочную беседу – хоть сам Подлейшин и не заметил того. Криво усмехнувшись, он бросил в ответ:
– Но ведь надо уважать национальные традиции Рабсии!
В обществе, где массы угнетены, всегда существует две традиции – традиция бунта, восстания – и традиция покорного рабства. Без сомнения, речь шла о последней. Власти навязывали ее народу: ученикам в школах, взрослым по телевидению. Огромная машина лжи строилась именно на этом: любой идиотский абсурд, любая мерзость и любая подлость оправдывалась своей "традиционностью". Глупость и угнетение имели в Рабсии традиции тысячелетий, освящались рабославной церковью, возводились в догмат. От школьников и взрослых требовали "уважать" традицию угнетателей. Но гнусный абсурд не перестает быть гнусным и безумным, даже если возраст его исчисляется тысячелетиями, даже если его прославляют в учебниках и проповедуют в храмах. Попрание разума и логики в угоду власти – вот чем было "уважение рабсийских традиций" в понимании властей.
Другая, революционная традиция – была богатейшей и героической, именно она и поддерживала Янека в споре с лейтенантом. Однако это была традиция всемирная, а не узко-национальная. Традиция борьбы за прогресс универсальна, для не существует наций и рас.
Напротив, "национальная" традиция – всегда служит узкой властвующей группе. Слова "национальные традиции Рабсии", излетев из уст жандарма, вызвали в сознании Янека чудовищную картину. Он содрогнулся от омерзения и ужаса. Студент вмиг представил Рабсию времен имперских цесарей – читал о ней достаточно… "Национальной традицией" освящались огромные невольничьи рынки, где жен крепостных продавали отдельно от детей, "традицией" освящалась дикая отсталось, нищета и неграмотность народа, полное бесправие, повальные эпидемии тифа и холеры, избиения детей родителями, пьянство, воровство, взятки, костры инквизиции, абсолютная власть самодуров-монархов, расстрелы крестьянских бунтов и рабочих демонстраций, свирепые гонения церковной цензуры на мысль передовых ученых, анафемы церкви против вождей народных восстаний, бессмысленные войны, национальные погромы, убийства революционеров, виселицы, шпицрутены, каторга, роскошь дворян на фоне ужасающей народной нищеты, и карантин страха для всего нового и прогрессивного – подозрительного лишь потому, что оно пришло из-за рубежа. Янек вспомнил, что алеманский фашист Хитлер тоже ставил "национальные традиции" во главу воспитания юношества, что толкнуло его воспитанников на преступления против человечества, на сожжение книг, на уничтожение передовых мыслителей и ученых.
"И такую традицию – уважать? И это нам предписывает недавний закон о воспитании? И ее-то нам проповедуют власти, чтобы вновь обратить нас в крепостных рабов?!" – подумал Янек – "Ошибаешься, медвежутинский нелюдь! Не уважать такую традицию надо. И даже не терпеть. А бомбами рвать на части всех, кто ее проповедует! Ах, негодяй! Не лейтенант сидит передо мной – бацилла коричневой чумы! А бороться с этой чумой, как показывает весь опыт человечества, можно только насилием, только оружием. Иного языка они не понимают. Не дав им отпора, мы станем их рабами!"
Нельзя сказать, чтобы Янек был нетерпимым к чужому мнению. Среди его друзей были и студенты, проявлявшие симпатии к фашизму. Он считал, что они обмануты, заблуждаются – и пытался их переубедить, без насилия и столкновений. Однако лейтенант – иное дело. Ведь за ним стоит государственный аппарат. А в сочетании с охранительной "национальной традицией", мощь государства крайне опасна для всех. Именно эта "традиция" и тащит страну в средневековье. В ней-то и главное зло! В этот момент Янек решил для себя окончательно – если посчастливится, он обязательно примкнет к "Союзу повстанцев", чтобы истреблять правящую фашистскую нечисть – истреблять всеми способами…
Ни один мускул не дрогнул на лице Янека, когда он внутренне принял это переломное решение. Из последних сил сдерживая эмоции, он бесстрастно ответил:
– Законы развития общества одинаковы для всех стран и народов. Только скорость развития отличается. А традиции… Традиции бывают разные. Некоторые из них мешают прогрессу.
– Хм… – кивнула в ответ чумная бацилла, не зная что ответить.
Воцарилось долго молчание.
Подлейшин был достаточно подкован в психологии. Он понял, хоть и задним числом, что ляпнул глупость совершенно невпопад. Лейтенант, как его учили, отслеживал невербальные реакции собеседника – "язык тела", мимику, позу. Зажатость Янека, скрещенные запястья, побелевшие костяшки пальцев – сказали РСБшнику многое о возмущении студента. Лейтенант переспросил:
– Вы говорили, что взгляды ваши левые, прогрессивные. А можно ли назвать их леворадикальными?
Вопрос этот задавался и прежде, ответ был дан, менять позицию было бессмысленно. Янек решительно и кратко ответил:
– Да.
– Но ведь политический радикализм, или крайнизм, ведет к нарушению общественного порядка – с угрожающим подтекстом произнес лейтенант.
Слово "крайнизм", бессмысленно-абсурдное, было в Рабсии синонимом слов "инакомыслие" или "мыслепреступление".
"На самом же деле" – подумал Янек – "если человек способен мыслить логично и последовательно – он обязательно является "крайнистом". И не обязательно в политике. К примеру, изобретатель всегда рассматривает крайние ситуации, ищет идеальный результат, мыслит последовательно и четко. Лишь тогда его мышление плодотворно. Также и социальный, политический мыслитель – должен уметь классифицировать, обобщать. К примеру, он видит не разрозненные факты избиений людей полицией, а подавление полицаями как структурой – народа, как группы. Ясно, что к своим истязателям народ не может относится хорошо. А отсюда вытекает ненависть к той группе, что угнетает его материально или духовно. Высказать эту ненависть, возмутиться полицаями или жрецами, дойти в мышлении от начальных предпосылок – до логического конца, до "края" – это и значит, стать "крайнистом". Альтернатива этому – самоубийство собственного разума и логики, умственная нечестность, интеллектуальная трусость и двоемыслие. "Борьба с крайнизмом" возводит управляемое недоумие в ранг государственной политики. Предписывает каждому быть идиотом. Но тот, кто предписывает интеллигенту идиотизм как метод мышления – заслуживает лишь безграничной ненависти, ибо покушается на его личность и мысль."
Вслух же Янек ответил:
– Я же не намечаю никаких действий преступного характера, и никаких нарушений порядка…
"Не намечал" – мысленно поправился он – "Но уж после всего, что я испытал за эту неделю, я обязательно найду повстанцев, и предложу им свою помощь!"
Подлейшин будто уловил мысль собеседника – в который уже раз. Улыбаясь, он спросил об отношении Янека к "Союзу повстанцев", к их боевым акциям.
"Телепат чертов" – помыслил Янек
– Что ж… Я могу понять мотивы, которые движут повстанцами… – как бы размышляя вслух, медленно и осторожно, произнес он в ответ – Наверное, они хотят своими боевыми акциями обратить внимание общества на бедственное положение в области социальных прав…
– То есть, вы их поддерживаете? – быстро, как бы между делом, спросил Подлейшин.
Вопрос, однако, был не из тех, на кои отвечают быстро, и задавал его не тот, кому можно ответить откровенно. Не приняв навязанного темпа, Янек протянул медленно:
– Нет, не то… Не поддерживаю… Я могу понять их внутренние мотивы… Только это я и хотел сказать.
– Уважаемый Янек. – вмиг посерьезнел лейтенант – Вы отдаете себе отчет, что нарушения общественного порядка недопустимы?
Янек отдавал себе отчет даже и в том, что сам этот порядок несправедлив и должен быть уничтожен. Но он по-прежнему не желал ссориться с лейтенантом и превращать беседу в скандал. Студент лишь молча кивнул.
– Вы помните, как вас задержали на митинге?
Еще бы! Синяки с того случая зажить еще не успели… Янек вновь мрачно кивнул.
– Так вот – продолжил Подлейшин угрожающим тоном – Массовые мероприятия нельзя оставлять без контроля, и РСБ их контролирует. Но непосредственно пресекает беспорядки полиция. Полицаи делают это очень жестко, заметили?
– Да – вздохнул Янек. – Но ведь митинг был разрешен… Я не участвовал в беспорядках.
Он вдруг вспомнил отчетливо, что видел там Подлейшина – в той же одежде, с той же прической – однако принял его за журналиста местной газеты.
– Ну, именно ваше задержание было ошибкой. Виновных полицаев мы найдем и накажем.
Подлейшин вдруг приветливо улыбнулся, и в который уже раз "переменил свои приемы". В старых романах именно так именуют внезапную смену жестов, мимики и настроя.
Эта изменчивость лейтенанта, внезапная смена угрозы на приветливость, и снова на угрозу, подчиненная общему плану беседы и строго по-актерски рассчитанная, восхитила Янека. "Мне бы так…" – подумал он сокрушенно – "Вот ведь, коричневая бацилла, а сколько полезного умеет. Учиться надо!"
– Наверное, на митингах ведется съемка скрытой камерой? – сказал Янек, чтобы хоть что нибудь сказать.
Меж тем лейтенант, сменивши гнев на милость, доброжелательно заметил:
– Вот по этому вопросу видно: у вас подлинно аналитический склад ума!
Слышать это было приятно – Янек не знал, что подобные комплименты избиты и стандартны для всякой вербовочной беседы. Он подумал: "Ну ладно, пусть он коричневая бацилла. В этом его общественная роль. Но как человек-то он вроде неплохой, и ничего ужасного пока мне не сделал". Видя, что собеседник клюнул на приманку, Подлейшин бодро зачастил:
– Да, бесспорно Вы обладаете всеми качествами, чтобы нам помочь. Нет, не меняйтесь в лице – не в борьбе с инакомыслием. А в борьбе с теми хулиганами, вандалами, которые вредят вам же, активным гражданам. Ведь их провокации и срывают митинги, и заставляют закручивать гайки. Предотвратив безобразия, вы поможете лояльной оппозиции добиваться своих требований, менять ситуацию к лучшему. К примеру, вы могли бы нас предупреждать заранее о том, что планируется какой-то митинг… Если услышите об этом от знакомых… А уж тем более – о чьих-то попытках продать или купить оружие, к примеру…
"Коготок увяз – всей птичке пропасть" – подумал Янек – "Стоит им сообщить о каком-то безобидном митинге, и от них уже не отвяжешься. Организуют они и продажу оружия, чтобы проверить – сообщу ли я об этом… Этот путь с первых же шагов ведет в трясину…"
– Ой, рановато меня расхваливать – улыбнулся студент – А если я соглашусь вам помочь, то торговцы оружием будут день и ночь ломиться ко мне, чтобы проверить мою искренность, правда?
– О, нет – рассмеялся Подлейшин – Вы, я вижу, пытаетесь нас "считать". Прогнозировать наши действия… Но такие проверки мы устраиваем, только когда шпионов ловим.
Лейтенант заразительно улыбнулся, Янек рассмеялся тоже.
– Ну так как, согласны? – прищурился Подлейшин – Узнав что-то подозрительное, просто звякните мне на пейджер, и оставьте сообщение – "встретимся, пивка попьем". И мы обсудим ситуацию…
– Да лишнее это, наверное – напряженно улыбнулся Янек – зачем вам моя информация? На митинги ведь заявка подается за десять дней, вы будете знать о них и без меня… А хулиганов пусть обуздывают сами пикетчики, вандалы им вредят более всего… Излишней тут будет моя помощь..
– Ну, не стоит сгоряча отказываться – парировал лейтенант – Вы поможете нам, а мы поможем вам. Если вы испытываете какие-то трудности в учебе, или дискриминацию, или у вас иные проблемы – у нас есть кое-какие возможности, чтобы помочь вам.
Янек читал много книг о фашистской охранке времен войны. Он знал, что при деспотическом режиме даже его ищейки не самостоятельны, они подчинены машине, которая с одной стороны угрожает им карами, а с другой обеспечивает карьеру. Ему запомнилась и такая фраза, обращенная к одному из разведчиков: "Не вы делаете агента, а именно агент делает вас, продвигая по службе".
– Вы столь настойчивы – утверждающе спросил студент – очевидно потому, что от моего согласия зависит и ваша карьера?
– Да нет – отмахнулся лейтенант, хотя Янек угадал – Не в этом дело. Очередное повышение куда проще получить, раскрывая преступления взяточников и расхитителей…
"Но ваш-то отдел занят как раз их защитой, и ловлей инакомыслящих" – мысленно дополнил Янек. Вслух же произнес:
– Я очень вам благодарен за предложение помощи… Но особых проблем в учебе у меня нет, и какой-либо дискриминации я не ощущаю… Извините… Я ничем не могу вам помочь.
– Что ж – ответил Подлейшин – Вы все же подумайте еще над моим предложением. Подумайте. Давайте встретимся завтра, здесь же… В это же время.
Голос лейтенанта был загадочным, и ничего хорошего не сулил.
Батуронис кивнул, пожал протянутую руку, и обессиленный поплелся к автобусной остановке. Ему предстояли часы тяжелого ожидания, полного самых неприятных предчувствий.
Меж тем Подлейшин незаметно дал знак филеру, сидящему на дальней скамейке. Тот свернул газету и отправился вслед за Янеком: надо было выяснить его контакты. С кем студент поделится страшной новостью? Для понимания его психологии это было небезынтересно.
Сам же лейтенант вернулся в Управление. Порывшись в компьютерной базе, он выяснил: у Янека есть подруга, студентка из параллельной группы, по имени Наташа. В его изобретательном циничном уме возник план комбинации. Лейтенант вызвал сотрудника Стервяшкина. Это был специалист особого профиля – он не раз подбрасывал оружие и наркотики тем, на кого укажет РСБ. "Если Наташе будет угрожать заключение, а ее свобода будет в моих руках, у меня появится рычаг воздействия на строптивого студента" – решил Подлейшин. Дав инструкции Стервяшкину, лейтенант поехал вербовать еще троих молодых людей. Один из них, Андрей Сволочинский, работал в газете "Скандалы дня". Его удалось купить за деньги. Второй, Геннадий Нашпикуев, резко выступал на экологическом семинаре – его удалось запугать наказанием за "крайнизм". Третий, Анатолий Поплевкин, откликнулся на предложение из соображений религиозных: рабославная духовность исправно служила негодяям в борьбе против революции и прогресса. То есть против Добра.
«Тирания – лучшая школа революционеров»
(Братья Чершевские)
Город Урбоград, зажатый между двумя реками, превратился в огромную шахматную доску. На ней расставлялись фигуры. Коллизии игры волнуют многих, а на расстановку не обращают внимания – о ней забывают. Между тем, расстановка предшествует любой игре, как необходимый и важнейший этап ее.
С одного края доски полковник Шкуродеров громоздил темные фигуры сотрудников РСБ: от лейтенантов до рядовых. Подбирал он и пешек – провокаторов, доносчиков, осведомителей. А с другого, светлого края – ловкие пальцы Рэда расставляли в нужном порядке будущих повстанцев: кураторов и финансистов, связников и водителей, редактора и типографщиков, раздатчиков, шоферов, связников, химиков, партизан.
Впрочем, у Шкуродерова было свое понимание "светлого" и "темного".
А рядовой обыватель и вовсе не видел разницы между воюющими сторонами: дальтоники не различают цвета. Для филистера борьба РСБ и "Союза Повстанцев" оставалась борьбой равноценных банд.
Не будучи тупым обывателем, Николай Чершевский видел разную окраску воюющих сторон: реакционную тьму правящего режима и светлую прогрессивную идеологию бунтарей.
Боролись две горстки. Массы были пассивны, устранились от борьбы. Требовалось немалое внутреннее мужество и честность, чтобы признать такое положение. Лидеры "Союза повстанцев" оказались на это способны.
Все же, оригинальная мысль Николая об "истории как борьбе банд" – потрясла его родственника Алексея.
– Так значит, история – это борьба банд? – хмыкнул Алексей – С позиций учения Карса, это ересь.
– Ересь понятие религиозное, а теоретики повстанцев – ученые. Они изучают жизнь. Горькую правду. Конечно, они признают заслуги Карса в изучении капитализма, признают что мир материален, что общество развивается по определенным законам. Видят, что общество разделено на классы. Но они видят и другое: исчезла классовая психология, классовая общность. А без общей психологии, без общей идеологии, без единого руководства и плана – класс не субъект борьбы. Ни в каком смысле.
Под ногами братьев заскрипела щебенка – они свернули во дворик. Там располагался их гараж, построенный из серых шлакоблоков. Вокруг – двухэтажные домишки, как на подбор, обшарпанные, из-под облетевшей штукатурки видна фанерная обрешетка, балконы выщерблены… Тянутся гнилые сараи, торчат из грунта вентиляционные трубы погребов, ветер колышит белье, развешенное для просушки… С этих двориков начинался район трущоб, где жили бедняки. Николай снял с гаражного замка колпачок из пластиковой бутыли, прошел вовнутрь, зажег свет. В любом закрытом помещении писатель опасался прослушки, и сделал Алексею знак – приложил палец к губам. В полном молчании, они вытащили во двор облупленную столешницу, положили ее на старый пень, прикрутили тиски, закрепили фанерку. Николай принялся аккуратно выпиливать контур будущей полочки.
– Значит, субъект борьбы сегодня – банда, как ее ни называй. – оглянувшись по сторонам, подытожил Алексей – Правительство Рабсии одна банда, "Союз повстанцев" другая. Обе они организованы примерно одинаково: у повстанцев, как и у правительства, своя пресса, своя армия бойцов, своя разведка, своя идеология…
– Да, – кивнул Чершевский, стряхнув опилки и повернув дощечку – идеологией они и отличаются. Это важнейшая вещь. Идея, программа – указывает, за что борется даная "банда", к какой цели она хочет вести страну. Идеология правительства – шовинизм, клерикализм, власть монополий, сильное государство, ненависть к революциям всех эпох. У повстанцев все наоборот – они мечтают о слиянии наций в единую семью, они воинствующие атеисты, противники угнетения рабочих, сторонники политической свободы, почитатели революционеров прошлого. Правителей горстка, и повстанцев горстка.
Алексей вынес из гаража оранжевый табурет, уселся на него, и спросил, недоуменно пожав плечами:
– А обычным людям какое дело до этих банд? "Союз повстанцев" так разросся в последние годы… Но ведь борьба двух банд не должна бы волновать простого человека… В философских и политических вопросах простой человек безграмотен….
Николай взглянул на часы – до новостей "Инглезианской волны" оставалось пятнадцать минут. Он кивнул родичу, и они прошли в гараж. Пошарив на нижней полке, среди ржавых канистр и банок с краской, Николай вынул корзину с тряпками, приподнял ветошь, извлек запретный радиоприемник с наушниками. Один наушник он протянул брату, второй надел сам. Шнур был короток, оба слушателя сидели вплотную друг к другу, и могли шепотом обсуждать передачу.
Николай повернул рукоятку, наткнулся на официальные новости – они начинались чуть ранее зарубежных. Это было хитростью рабсийского министерства информации. Бодрый женский голос приветствовал радиослушателей:
– В эфире "Радио Рабсии". Короткой строкой, главные новости к этому часу. Его высокопревосходительство верховник Медвежутин наградил известного деятеля искусств Никиту Хамилкова государственной премией за фильм "Служу престолу и отечеству"… На цементном заводе в городе Гурославль завершено сооружение второй производственной линии… Министерство путей сообщения по причинам технического износа железных дорог вынуждено увеличить на треть стоимость проездных билетов… В школах вводятся штрафы за опоздание и спор с учителем….Две третьих рабсийских буровых вышек по добыче петройлевого масла устарели и требуют замены… Государственная Дурка обсуждает закон об очередном продлении рабочего дня на заводах… Лидеры Розовой партии передали в РСБ список молодых политических крайнистов, обнаруженных ими в рядах своей партии. Отвергнут запрос Розовой партии о сохранении пенсий на прежнем уровне, пенсии старикам будут вновь урезаны. Сэкономленные средства направлены на строительство рабославного храма Милосердия. На воду спущены два сверхсовременных ракетных крейсера…
О начавшейся войне с Картвелией в новостях еше не говорили – такие репортажи требовали многоступенчатого согласования цензуры. Власти решили сообщить о войне в вечернем выпуске. Меж тем, дикторша продолжила тревожным голосом:
– Зверски убит Гордей Остолопов, депутат Государственной Дурки. Преступление совершено в центре Моксвы, с особым цинизмом и жестокостью. У следствия несколько версий. В числе подозреваемых – вахасламские боевики, преступные группировки столицы, а также группа междугородных ужасистов, именующая себя "Союзом Повстанцев".
– Почему они об этом передали? – прошептал Алексей на ухо брату – Обычно акции повстанцев замалчивают, будто и нет их…
– Видно, так убили, что скрыть было нельзя. На глазах толпы и зарубежных репортеров – прошептал в ответ Николай.
Напомним – продолжила диктор – эта группа замешана в недавнем взрыве школы неподалеку от Турограда.
Школу взорвали наемные бандиты, по указанию РСБ – а затем вину свалили на повстанцев. Сами же революционеры никогда не убивали невиновных, действовали очень адресно. Чершевский об этом знал. Был ему известен и депутат Остолопов – печально известен. Писатель прошептал брату на ухо:
– Туда ему, мерзавцу, и дорога! Это надо отпраздновать!
– Рабсийская общественность гневно осуждает кровавых ужасистов – как ни в чем ни бывало продолжила ведущая – покойный депутат многое сделал для сохранения и восстановления национально-государственных традиций Рабсии. Он – автор проекта закона "О поэтапном возрождении в Рабсии сословий". Покойный черпал лучшее из державной сокровищницы старой Империи. После убийства Остолопова, судьба проекта остается неясной. Ни один депутат не изъявил желания выдвигать данный проект. Возможно, сказываются опасения перед преступниками. Безвременная смерть депутата Остолопова вызвала в Рабсии глубокую и повсеместную скорбь.
– Таскать вам, гадам, не перетаскать! – злорадно прошептал Чершевский, и крутанул рукоятку настройки.
– В эфире "Инглезианская волна" – раздался в наушнике мужской бас – вы слушаете программу "Рабсия глазами Инглезии". Шок и ужас вызвала картина, которую наблюдали сегодня утром прохожие на Колонной площади в Моксве. Голый растерзанный труп, с выпотрошенным мозгом и огромными приклеенными усами, висел на фонарном столбе посреди площади. Собралась толпа зевак, прибыли иностранные журналисты. Наконец, на площадь приехала полиция и сняла тело повешенного. Им оказался депутат рабсийской Дурки господин Гордей Остолопов, автор печально известного проекта возрождения сословий. Напомним, что проект предусматривал дальнейшие шаги "нравственного воспитания" рабсийского общества, после запрета неформальных движений, молодежной одежды и причесок. Депутат предлагал сделать следующий шаг, логически вытекающий из предыдущего: разделить все население Рабсии на сословия, предписав каждому сословию определенную форму одежды, усов, бород, украшений, приветствий низших к высшим. Так например, перед лидером страны рабочий должен падать ниц, губернатору отвешивать земной поклон, а директору завода и рабославному жрецу – лишь поясной поклон. Женщины, в соответствии с проектом, должны покрывать голову платком и носить долгополую традиционную одежду, указанную рабославной церковью. За нарушение закона полагался штраф, за вторичное нарушение – тюрьма. В том же проекте указывалось, что усы должны носить лишь высшие слои общества, новое дворянство: члены партии "Единая Рабсия", депутаты, чиновники, офицеры, а также сотрудники РСБ. По мысли Остолопова, это внешнее отличие будет возвышать элиту страны над простонародьем, психологически внушая массам, что люди не равны, что нынешняя власть от бога. Журналистам нашего агентства удалось заполучить листовку "Союза повстанцев" – подпольной группы, взявшей на себя ответственность за убийство депутата. Цитирую фрагмент: "Этот безмозглый дурак вообразил, что усы возвысят рабсийскую элиту над народом. Что ж, выполняем его пожелание – пусть висит высоко над толпой, посреди площади, без мозга, но с усами. Что до одежды – мы сомневались, к какому сословию его отнести. Пусть висит голым… "Полиция выяснила, что народный избранник и ревнитель духовности господин Остолопов был похищен повстанцами ночью из тайного дома свиданий, завсегдатаем которого являлся покойный. Видимо, этим и объясняется отсутствие на нем одежды. Дерзкое убийство вызвало неоднозначную реакцию в среде рабсийской интеллигенции. РСБ идет по следам боевой группы. Поиски пока успехом не увенчались.
– Как тараньку завесили! Подох нелюдь фашистский! – ликующе рассмеялся опальный литератор – Ну вот, Алеша, теперь ты понял, кто доводит нашу молодежь до сочувствия повстанцам?.. Мы об этом еще побеседуем…
– … Далее в выпуске: инглезианский банк разрывает контракт с рабсийским автозаводом: участились случаи саботажа рабочих, вызванного ухудшением условий труда. Государственная Дурка продолжает менять трудовой кодекс, планируя увеличить рабочий день заводчан до 11 часов. Экономический кризис привел к росту безработицы еще на три процента. Увеличивается финансирование внутренних войск и РСБ. Церковная цензура запретила концерт армариканской музыкальной группы "Техноэстрада". В поселке Шелковинск полиция открыла стрельбу по пенсионерам, протестующим против урезания пенсий. Союз Повстанцев совершил налет на банк "Торгпромпетройль", похищено 9 миллионов гроблей. Армариканский правозащитник Чилбурн выразил беспокойство по поводу полицейского разгрома выставки прогрессивных художников. Повстанцами взорван памятник одному из жандармов имперского периода. Итак… О, простите! – вскричал диктор – Сенсационное сообщение! Рабсийские и картвельские войска одновременно вторглись в приграничную зону горной…
Тут улюлюканье глушилок прервало передачу. Братья сняли наушники.
– Эх, черт, на самом интересном месте! – прошептал Николай – Ты понимаешь, что это значит? Это война, Алеша!
Выйдя во двор, они долго молчали.
Николай Чершевский принялся доделывать резную полочку, ловко орудуя лобзиком.
Наконец, он вздохнул:
– Ладно, узнаем о войне из официальных СМИ. Мы ведь умеем их слушать критически, отделяя крупицы правды от потока лжи… Но теперь ты понял, почему многие люди идут к повстанцам? Конечно, знаний у обывателя мало. Но кроме знаний, у любого из нас есть и потребности. Целая пирамида потребностей. В первую очередь физических: есть, пить, одеваться, иметь жилье. Затем нужда в общении, в значимости, в красоте, в знаниях, в развитии, в самореализации, наконец. А теперь представим, что все эти потребности, начиная с самых примитивных и кончая сложными, кто-то ущемляет, закручивает в тиски… Каков первый рефлекс жертвы?
– Разбить череп насильнику и душителю. – предположил Алексей
– Ну вот, ты сам ответил, почему растут ряды повстанцев – кивнул писатель – Сводки новостей, если уметь их слушать – это сводки с фронта войны правительства против народа. Не только против повстанцев, а именно против народа: рабочих, студентов, пенсионеров, инакомыслящих… Естественно, часть народа остро реагирует на эти выходки правительства. Примыкает к бунтовщикам.
– Мало ли кто недоволен правительством… – возразил Алеша – У всех недовольных разные мотивы… Есть среди них и те, кто желал бы политики более агрессивной, более жестокой чем сегодня…
– Таких повстанцы отсекают своими "пятью принципами". Принцип "социализма" отсекает сторонников эксплуатации, принцип "космополитизма" напрочь отсекает шовинистов, принцип "свободы" отсекает поклонников тирании, принцип "атеизма" отсекает людей с ненаучным мышлением, принцип "революции" отсекает умеренных… Но кроме этих непригодных категорий, остаются еще миллионы возмущенных – из них повстанцы и вербуют самых смелых. Причем не требуют от вступающих глубокого знания философии. Организация повстанцев похожа на цилиндр двигателя, а ненависть униженных – тот пар, который движет поршнем. Но откуда берется этот движущий пар? Ненависть у людей появляется, когда их кто-то гнетет. В этом смысле, решающую помощь повстанцам, социальную базу для них, создает диктатор Медвежутин.
– Медвежутин? – понимающе улыбнулся Алексей.
– Да – кивнул писатель – Именно так. Медвежутин сделал всё для появления повстанческого движения в стране. Чтобы возродить в массах дух сопротивления, увлечь хоть какую-то часть масс революционными идеями, заставить их сопротивляться – надо было возродить в обществе черты средневековья: кастовость, регламентацию, тотальную несвободу, бедность, стесненность рядового гражданина в элементарных проявлениях самости. Пусть люди разобщены, но ведь и самые разобщенные реагируют на раскаленное железо одинаково. А установить в стране удушливую атмосферу, при которой люди себя чувствуют зажатыми в тиски, под силу лишь главе государства. Медвежутин, его чиновники, его церковь и рабсийские монополии – усердно этим занимаются.
– Если вдуматься, иначе быть не могло. – дополнил Алексей– Уж сколько раз мы говорили, что капитализм ведет к монополии, к концентрации капитала в руках немногих. А она требует концентрации власти, то есть диктатуры. Вопреки всем иллюзиям либералов.
– Я рад, что ты усвоил этот вывод. – отозвался писатель….. – Медвежутин – не злой колдун из сказки, по своему произволу загоняющий людей в рабство. Он – плод условий, его политика – плод сочетания долгосрочных тенденций. Даже если повстанцы убьют его лично – новый правитель, опирающийся на ту же систему и идеологию, будет таким же злодеем и диктатором. Но кроме монополизма, есть и другие мрачные тенденции, ведущие Рабсию к нищете и диктатуре.
– Какие же?
Тут им пришлось прерваться: мимо гаража с шумом протянулся длинный белый грузовик. Алексей заметил, что широкие листья придорожного кустарника почернели от дорожной пыли.
Николай пнул рваную резиновую втулку, лежащую у ног, она откатилась к мусорной куче. Горько вздохнув, продолжил:
– В двух словах: после распада Савейского Союза мы катимся к средневековью. Причем, этот откат истории вспять, проявляется на всей планете. В Рабсии он просто принял варварские, неприкрытые формы. Но сама деградация интернациональна.
– В чем же ее причины?
– Во-первых, поражение революции и распад Савейского Союза. Революционное движение и Савейский Союз был гигантским противовесом для диктатуры монополий. Сейчас Союз исчез, а протестное движение в упадке. Массы пережили огромное разочарование в революции, утеряли веру в новый справедливый мир, в саму его возможность. А когда раб не мечтает о свободе, считает рабство естественным – его можно угнетать как угодно, не церемониться. Прежние высокие зарплаты заграничных рабочих поддерживались их борьбой, и страхом правителей перед революцией…
