Текст книги "Расстановка"
Автор книги: Константин Рольник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 39 страниц)
Вздыхая, школьники начали расходиться. На полянке остались Зайцев и Крылов. Подросток угрюмо и недоуменно глядел на учителя
– Извините, уважаемый Сергей, но… Вы мое выступление просто… Под корень… Вы зарубили его.
– Что поделаешь. Кто-то должен был тебя остановить. Ты призывал делать то, для чего у вас нет сил. Это опасно для всех. Губительно. Этого делать пока не нужно…
Зайцев неторопливо полез в карман, вынул платок с кровавыми запекшимися пятнами. Добродушно усмехаясь, осведомился:
– Знаком сей предмет?
Подросток сразу узнал тряпицу. "Если кто-то его тебе отдаст, знай – этот человек из Союза Повстанцев" – всплыли в его мозгу слова сердобольного пассажира, случайного попутчика, перевязавшего парня после избиения полицией. Выходит, Сергей Зайцев – не только старший товарищ и знающий учитель, но и подпольщик? С этой минуты Сергей стал для парня высшим авторитетом.
– Так… – протянул Зайцев – А теперь, молодой человек, давайте подумаем: к чему наш кружок способен реально?
«Если нельзя ничего – то можно всё»
(Рэд, Алексей Чершевский)
– А не слишком ли круто забираете?. – в голосе доктора Алексея звучала укоризна. До сих пор хозяин квартиры не отваживался беседовать с постояльцем, но уяснив его цели и психологию из рассказа двоюродного брата, все же вступил в диалог. Он желал рассеять возникшие сомнения. – Что вы имеете в виду? – недоуменно спросил Рэд
– Сегодня по зарубежному радио передали… Ваши столичные товарищи убили депутата Остолопова. Убили зверски, посмертно опозорили…
– Вот как? – равнодушно пожал плечами Рэд – Впервые узнаю об этом от вас. У нас каждый знает лишь свой участок работы… Что ж, убили так убили. Вполне целесообразно.
– Извините – с нарастающим раздражением начал Алексей – Мой брат от этой акции просто в восторге: "таскать им не перетаскать", "туда ему и дорога". Николая можно понять, он пострадал от режима, выслан из столицы, лишен возможности творить…. Но я, как врач, своим долгом считаю спасать людей, кто бы они ни были. Это мой нравственный долг. Я как гуманист, возмущен всяким насилием и убийством. К чему такое варварство, ответьте мне?
– Депутат Остолопов разработал проект закона о сословиях. – ледяным тоном отозвался Рэд – Вы что, хотите чтобы вас закутали с головы до пят в древнюю традиционную одежду? Вы желаете падать ниц перед Медвежутиным, и кланяться в ноги губернатору? Вы хотите, чтобы новинки хирургии стали вам недоступны, запрещены церковной цензурой? От этого больше людей погибло бы…
– Хм.. – замешкался Алексей – Конечно, свободу надо отстаивать…
– Значит, наша акция оправдана. – отрезал Рэд – Кто хочет цели, тот не должен отказываться и от средства.
Взяв со стола авторучку, доктор принялся вертеть ее в руках, нервно улыбаясь и переводя взгляд с книжной полки на стол. Затем откашлялся, и решительно спросил:
– Но можно ли с такой легкостью лить чужую кровь, вдохновляясь самыми темными чувствами идеологической, социальной и классовой вражды?
– Вот уж чего нет, того нет – парировал подпольщик
Такой ответ был для Чершевского совершенно неожиданным.
– Как это нет?! – ошарашенно развел руками Алексей – А за что же ваши бойцы убили Остолопова?
– За то, что он негодяй. – усмехнулся Рэд. – Да, именно негодяй. Мы не убиваем никого за одни лишь убеждения. Многие простые люди, бедняки, рабочие сегодня обмануты патриотической пропагандой, рабославной церковью – и с пеной у рта отстаивают идеи, вредные для них самих. Так что ж теперь, убить их всех? Нет, мы не ставим такой цели.
Алексей почесал в затылке, и предположил:
– Выходит, его убили не по идейному, а по классовому признаку?
– Я еще раз повторяю: его убили за то, что он негодяй. – отложив головоломку, заговорщик разъяснил подробнее: – Взгляните на состав нашего Союза Повстанцев: никакой социальной дискриминации мы не исповедуем и не проводим. В наших рядах есть и обеспеченные люди: чиновники, военные, технические специалисты, гуманитарии, торговцы, рабочие, студенты… Выходцы из всех классов населения. Но каждый из этих товарищей выбрал для себя прогрессивную роль в истории. А депутат Остолопов сам избрал роль негодяя. То, что он реакционер по взглядам – еще не повод для убийства: будь он простым рабочим, его бы не тронули. То, что он депутат, тоже не повод – он мог бы примкнуть и к нам. Это свободный выбор. Он сам выбрал иное – сочетать, совмещать свое депутатство с мракобесными взглядами и проектами. Этот личный выбор объективно превратил его в негодяя, мучителя народа. Вот его и убили за то, что он негодяй. Теперь понятнее?
Чершевский неуверенно кивнул, прикусив губу.
Рэд, пользуясь его молчанием, завершил свою мысль:
– Классовая принадлежность, идейные взгляды – если брать их по отдельности – недостаточны, чтобы судить о ком-то. А вот сочетание гнусных взглядов с большими возможностями – превращает персону в негодяя. Таких негодяев мы обобщенно называем "свиньи", "медвежутинцы", или "медвежучьи нелюди". "Медвежучий нелюдь" – не идейное убеждение, не социальное положение. Скорее, уникальное сочетание того и другого. Это сочетание и определяет объективную роль данного деятеля, в великой борьбе между Добром и Злом. Кто выбрал роль негодяя, с теми мы боремся.
Воззрившись на подпольщика, Алексей спросил, с надеждой в голосе:
– То есть, как я понимаю, в случае победы вы не будете репрессировать людей за взгляды, или преследовать за социальную принадлежность?
– Конечно нет! – убежденно произнес заговорщик – Мы не планируем репрессий по классовому признаку. Ведь среди нынешних чиновников многие не исповедуют реакционных взглядов, а вынужденно исполняют приказы. Если изменится система, они перестанут играть гнусную роль. Эта роль для них случайна, это не их убеждение. Мы не планируем и гонений за инакомыслие. Шовинизмом и рабославием отравлены многие миллионы простых людей… Предстоит их переубеждать. А истреблена будет лишь горстка негодяев, сочетающих высокое положение с мракобесной идеологией. Кучка мерзавцев, из приверженности Злу подавляющих прогресс силой оружия и государственной машины…
– Хм… Ну хорошо – нехотя буркнул Алексей – Пусть ваши противники действительно свиньи. Но даже со свиньями можно, наверное, бороться цивилизованно… К чему столько крови?
– У древнего скульптора однажды спросили: "Как создать статую?" Он ответил: "взять каменную глыбу и отсечь все лишнее". Давайте посмотрим, что нам оставил диктатор Медвежутин из огромной глыбы наших возможностей. – Рэд склонил голову набок, его серые глаза выражали сосредоточенность, речь убыстрилась. – Когда-то, в самом начале восстановления капитализма, многие его сторонники считали что борются за демократию…
– Да… – откликнулся врач – Я тоже думал в ту пору, что рынок и демократия взаимосвязаны… Что греха таить…
– Ну вот. – подхватил Рэд – А мы уже тогда знали: стоит внедрить капитализм, и деньги сосредоточатся в руках немногих. Эти богачи, монополисты – для своей защиты создадут диктатуру.
– Так и случилось. – сокрушенно кивнул собеседник.
– У нас был сильный парламент. Где он сейчас? – Рэд нахмурился и отчеканил: – Он расстрелян. Вместо него создали карманную, бессильную говорильню. Ее назвали, будто в насмешку, Государственной Дуркой. Верховник себе присвоил диктаторские полномочия, и каждый год продлял срок правления…
Чершевский вздохнул:
– Сначала с четырех до шести лет, потом до десяти, а сейчас планирует продлить до пятидесяти…
– Вот видите? Выходит, он превращается в монарха или в пожизненного фюрера, как Хитлер. Была кое-какая "независимая" пресса – от богачей зависимая, но независимая от государства. Где она сейчас?
– Ее подчинили цензуре, специальному министерству. – потупился доктор
– Были когда-то партии, мелкие и крупные, самые разные. Где они сейчас? – не унимался подпольщик – Многие запрещены: у одних программа оказалась слишком радикальной, вопреки новым законам. У других численность не подходит. Медвежутин определил ее в полмиллиона. Где легальная партия наберет столько людей, если лозунги у нее беззубые? А будут зубастые – ее запретят. Ну вот, и осталось только три партии – главная, "Единая Рабсия", где сплотились медвежутинцы, и две мелких декоративных – Трехцветная и Розовая, под руководством рядовых РСБшников. А как пишут результаты выборов? Их пишут в офисе РСБ, по заданию Медвежутина. Когда-то были правозащитные организации, они следили за ходом выборов – их запретили, объявили шпионскими. Кто же помешает медвежучьим нелюдям подделывать результаты в свою пользу?
– Хм… Действительно, никто… – развел руками доктор Чершевский.
– Ну вот. Мало ли что написано в конституции? Механизма нет, чтобы выборы отражали голоса избирателей. Важно, как подсчитают. А мухлевать негодяям никто не мешает, при нынешней системе. Ну, как еще можно бороться?
– Профсоюзы создать… Забастовки проводить… – начал было Чершевский, но осекся, поняв что сморозил глупость.
– Новый трудовой кодекс запретил все профсоюзы, кроме "Трудового фронта". А он подчинен РСБ.
– Ну, не знаю… – Чершевский откашлялся – Можно митинги устраивать…
– Митинги разрешают в крайних случаях. – подпольщик растянул тонкие губы в иронической улыбке – вдалеке от дорог, от центра города. В лесу кричать несогласии? А толку? На митинги никто не обращает внимания, кроме сотрудников полиции и РСБ. Они фотографируют участников, а потом преследуют их… Это полезно лишь властям.
Чершевский поймал себя на том, что грызет колпачок ручки. Ситуация была, похоже, безвыходной – народ от управления отрезан полностью. Может, все-таки нет?
– А если все население проголосует за Розовую партию, например?
– Что ж, допустим невероятное: результаты не подделают – ироническая улыбка Рэда стала еще шире – Представим, что Розовая партия займет всю Дурку. Что дальше? Она ничего не сможет сделать: Гос. Дурка не имеет права снять верховника, диктовать ему что-либо. Это орган совещательный, карманный, это марионетка. А верховник всесилен! Он может вводить новые порядки через Дурку, законами – а может и напрямую издать любой указ. Вся власть у него. Государственная Дурка это бутафория, для заграницы. Она создает впечатление, будто в Рабсии есть парламент. Как рейхстаг при Хитлере.
– Хм… – Алеша кинул ручку обратно на стол, и глубоко задумался. – Действительно… Получается, нельзя менять положение ни митингами, ни критикой в газетах, ни выборами, ни участием в партиях, ни законами Дурки, ни профсоюзными стачками… А что же тогда можно?
– Ну вот, видите. – усмехнулся Рэд, наклоняясь к собеседнику – Отсеките невозможные варианты. Медвежутин ведь это и сделал своими указами: перекрыл нам все пути, кроме одного. Отсеките невозможное – и получите единственно возможное. То есть казнь депутата Остолопова.
– Хм… Да… – растерянно произнес Алеша. Он сел в кресло, и нервно забарабанил пальцами по столу. Спор оказался нелегким. – Похоже, кроме тайного заговора и политических убийств, Медвежутин не оставил вам способов.
– Именно так, уважаемый – заявил подпольщик, – Потому власть и клеймит "междугородный ужасизм". Это ведь единственный метод борьбы, который она предотвратить не может. Все остальное не ведет к переменам, все остальное – бутафория.
– Позвольте… – воздел руки Чершевский – Не желаю с этим соглашаться… Ну, нет у нас нормальных партий. Но они ведь могут появиться! Из каких-то клубов, кружков…
– В эти кружки пойдут лишь в одном случае – парировал Рэд – если они будут говорить правду о положении в стране: о тирании, об эксплуатации рабочих, о рабославном мракобесии. Но ведь невозможно говорить о безобразиях, которые творят рабсийские монополисты, чиновники, РСБ, церковь – без того, чтобы назвать виновниников народных бед.
Алексей кивнул.
– А назвать виновников по имени – продолжил заговорщик – значит, по мнению властей, проявить крайнизм. Вот и судите сами: если в кружке молодой парень выступит, его ждет допустим пять лет тюрьмы. А если он убьет кого-то из негодяев – десять или пятнадцать. Для него эти сроки одинаково смертельны, учитывая ситуацию в рабсийских тюрьмах: туберкулез, и прочее. Что же он выберет? То, что нанесет врагам наибольший ущерб! Закон о крайнизме ставит обычных недовольных в одно положение с партизанами. Но если за критику и партизанство одинаково грозит смерть в тюрьме – то лучше уж быть партизаном! Ведь так, по логике?
– Сложно принять эту логику, хотя факты на вашей стороне… – неуверенно пробормотал Чершевский. Вдруг его осенило: – А может быть, раз уж наша страна катится к средневековью, вознкнет какая-то бунтарская секта, еретическое движение? В средние века еретики часто возглавляли бунты крестьян…
– У нас же нет свободы совести! – нахмурился Рэд – Рабославная церковь добилась запрещения всех иных церквей на территории Рабсии, их объявили "деструктивными сектами". Тут ситуация такая же, как и с клубами, кружками.
– Ваша логика неопровержима… – хозяин квартиры вновь закусил авторучку, не находя аргументов – Но все же… Неужели не осталось иного выхода, кроме партизанской борьбы, тайного заговора, политических убийств? Я, как гуманист, не могу согласиться с этим… До последнего – не могу… Может быть, в области искусства можно создать очаг оппозиции? Бунтарские книги, фильмы, музыка, одежда с протестными лозунгами, неформальные движения?
– Ваш родич может многое рассказать вам – о том, как недовольных писателей лишают возможности публиковаться… В компьютерной сети Рабсии, как вы знаете, ввели предварительную цензуру. В области музыки и фильмов – та же картина. И даже стиль одежды медвежучьи нелюди предписывают подданным. В курсе о новом законе против неформалов? Ну, то-то.
– Да… Это я знаю… – неожиданно Чершевский рассмеялся: – Сейчас многие недовольные интеллигенты, с которыми я знаком, выражают свой протест, подкладывая в ботинки, вместо стелек, кусочки рабсийского государственного флага, рабославный амулет или двуглавого грифона – чтобы каждым шагом топтать их… Я понимаю, это лишь фига в кармане…
Собеседники помолчали.
– Ну хорошо – хозяин квартиры собрался с мыслями, вновь перешел в атаку – А подпольные профсоюзы? Они ведь могут организовать стачки исподтишка, для этого им не обязательно регистрироваться официально…
– Изменилась психология рабочих. – задумчиво ответил Рэд – Она сейчас не классовая.
– Да, мы недавно говорили об этом с братом – откликнулся Алеша.
– Ну вот… – вздохнул Рэд – На некоторых заводах тайные стачки, а чаще саботаж, действительно проводят. Но это лишь одно из направлений нашей борьбы. И не самое главное. Наш вербовщик – не секретарь профсоюза, а народный трибун. Он обращает внимание на все классы населения, на любое угнетение, кого бы оно ни касалось, в чем бы ни проявлялось. Союз Повстанцев рассылает во все стороны отряды своей армии… Стачка – борьба особая: заводская, фабричная. Но в рабочей среде революционеров не больше, чем в других слоях и классах. А вот нажимать на курок одинаково способен и учитель, и студент, и рабочий, и крестьянин, и директор, и торговец… Любой наш активист.
– А кого больше в ваших рядах? – полюбопытствовал Алеша. Его раздражение сменилось доброжелательным интересом, теперь он искренне стремился понять собеседника, ни в чем его не упрекая.
– Больше всего у нас интеллигенции, студентов. Мы взяли на вооружение ту форму борьбы, которая единственно возможна для интеллигенции, если отнять у нее всякую возможность правильной деятельности.[20]20
См. речь Александра Ульянова на суде.
[Закрыть] Медвежутин именно это и сделал – отнял всякую возможность правильной деятельности. Так что все претензии к нему. – усмехнулся Рэд.
Алеша кивнул:
– Что ж… Не знаю, как возразить вам… Конечно, если людям зажимают рот, то им развязывают руки[21]21
По выражению Александра Михайлова.
[Закрыть]. Выходит, если нельзя ничего – то можно все? Теперь я глубже понимаю ваши мотивы. Хоть сам я никогда и не пойду на такое…
– Этого от вас не просят и не требуют – серые глаза Рэда выражали теплый интерес и приязнь – Организация наша добровольна. Мы уважаем личность, и не принуждаем к делам, которые вам не по душе.
Алексей Чершевский испытующе глядел на заговорщика, обдумывая аргументы. Разговор был далек от завершения. Но теперь собеседники гораздо лучше понимали друг друга: лед отчуждения растаял.
Говоря с Алексеем о партизанстве, Рэд отчетливо вспомнил страницу досье с фотографией отставного генерала Игоря Харнакина – будущего куратора силовой подгруппы. Как-то сложится диалог с ним?
Воин мировой революции
(Предыстория: генерал Харнакин)
Седой старик с косым шрамом на лице – тот, что читал газету в парке, когда Чершевский обронил там сумку – любовался на экзотическую живопись. Гостиная в его особняке была украшена той же картиной, что и столовая Чершевского: древний золотой дворец Вьентама. Картины были подарены владельцам почти одновременно – тридцать лет назад.
Именно тогда, в этих позолоченных чертогах, Харнакин впервые увидел писателя. Однако не запомнил – они встретились мельком, в коридоре. Савейские корреспонденты возвращались после беседы с вьентамским лидером Ли Туи Зиапом. Игорь Харнакин, прибывший во Вьентам в составе группы военных специалистов, ждал тогда в приемной своей очереди. Ему, офицеру Главной Разведывательной Организации, было тогда двадцать девять лет…
Молодые, коротко стриженные подтянутые мужчины, в костюмах и галстуках, страдали от жары. Со лба катился градом пот. Влажный, пряный, жаркий воздух тропиков создавал ощущение натопленной бани. Из Танойского аэропорта их сразу повезли на совещание в резиденцию правительства, не дав даже времени переодеться.
Не успев толком рассмотреть золоченую статую многорукого идола, стоявшую в углу приемной, Харнакин был приглашен в зал. За столом, покрытым златотканным красным шелком, сидел товарищ Туи Зиап – низкорослый пожилой вьентамец с желтым непроницаемым лицом, мудрыми глазами, узкой клиновидной бородкой. Переводчика им не потребовалось – выпускник военно-дипломатической академии товарищ Харнакин знал вьентамский в совершенстве.
– Рад приветствовать – произнес Туи Зиап. Выслушав ответ Харнакина, покончив с формальностями, вьентамский вождь приступил к делу – Итак, Вы получили от савейского командования приказ помочь нам – на том участке, где мы сочтем это нужным.
– Да, товарищ Зиап. Меня инструктировали именно так. Жду ваших указаний.
– Вы получите конкретные указания. Но без вводной части не обойтись. Наш военный противник, Южный Вьентам, за которым стоят империалисты Объединенных Штатов, недооценивает роль идеологии в мобилизации людей. Они воображают, что могут воевать только за счет преимущества в технике: ковровые бомбардировки, напалм, фосфор, дефолианты… На каждого вьентамца приходится около ста тысяч фунтов сброшенной с неба взрывчатки. Тем не менее, борьба продолжается. Неоценима помощь савейских ракетчиков в обороне нашего неба. Но главный секрет успеха – несгибаемый дух народа, преданность красной идеологии. Подразделения Красных Вьентов ведут войну, разбившись на три группы. Во-первых, главная группа войск, медленно продвигающаяся на юг страны. Во-вторых, региональные силы, занятые набором новобранцев, организацией снабжения и поддержанием порядка в тылу. Наконец, в-третьих – это партизанские силы, действующие в джунглях глубоком тылу противника. Ваша специализация – именно партизанская война.
– Да, это моя профессия – кивнул Харнакин – Но, честно говоря, война в джунглях для местных товарищей куда привычнее. В каких конкретных рекомендациях нуждаются Красные Вьенты? Джунгли для них – дом родной… Они прекрасно знают рельеф местности. В том числе и те изменения, что происходят при разливе рек, когда редкие местные дороги смыты и затоплены тропическими ливнями. Сеть троп, проложенная в джунглях, это их родная среда, они в ней как рыба в воде… Тактика партизанских сил – засады и налеты по принципу "ударил-отступил-скрылся", блестяще себя оправдывает. Она дает очевидное преимущество легковооруженным частям партизан над моторизованными армариканскими войсками. А силами южных вьентов армариканцы не могут организовать ответные партизанские группы – ведь у Штатов нет иной идеологии, кроме частной наживы. Банду наемников вокруг наживы организовать можно, а вот самоотверженный партизанский отряд – никоим образом.
– Вы верно поняли роль идеологии в партизанском движении. – Туи Зиап одобрительно наклонил вперед большой выпуклый лоб – Верная идеология это стержень, на котором все держится. Теперь отвечу на вопрос, в чем будет заключаться ваша помощь. Вы должны обеспечить координацию действий мелких групп партизан на территории района Каймонг. Партизанский штаб находится вот здесь – Зиап ткнул сложенным веером в карту – В бесчисленных разветвленных пещерах хребта Ладайрунг. Это крутые скалистые горы, поросшие джунглями. Их окружают со всех сторон мангровые леса и болота. Завтрашней ночью вы должны выступить в путь. Через линию фронта будете просачиваться пешком, малой группой, по тайным тропам. У нас нет возможности использовать авиацию для вашего десантирования в район Каймонг – армариканские ПВО плотно контролируют воздушное пространство над районом. Так вот, ваша миссия будет не в том, чтобы вербовать вьентов в партизанское движение, не в том чтобы поддерживать их боевой дух пропагандой, и не в том чтобы лично участвовать в боях… Вы правы – сами Красные Вьенты могут этому научить кого угодно.
– В чем же моя миссия будет заключаться?
– В аналитической работе, разработке планов операций, боевой логистике. Каймонг станет для вас огромной шахматной доской. А каждая партизанская пятерка или тройка – фигуркой на этой доске. Потребуется организовать скоординированные действия малых боевых групп, спланировать операции такими образом, чтобы каждая группа подчинялась единому плану, чтобы эти боевые пятерки, как рой разъренных ос, не давали покоя противнику и жалили его в самые уязвимые места, в нужное для нас время. Это будет увязано с наступлением главных сил.
Зиап взял со стола белоснежный веер, обмахнул лицо, затем продолжил:
– Потребуется также организовать бесперебойные поставки оружия и продовольствия с северовьентамских складов на партизанские базы Красных Вьентов, обеспечить надежную связь партизан с центральным командованием, и связь добровольных помощников из местного населения с партизанами. Опираясь на тех же сочувствующих, из крестьян, потребуется наладить сбор и анализ информации о передвижениях противника, его базах, уязвимых точках, путях сообщения. Как вы понимаете, все это невозможно делать, сидя здесь, в столичном штабе, вдалеке от места действий. При любой попытке передать данные в столицу, есть риск радиоперехвата этих сведений врагом. И потому мобильный партизанский штаб, во главе с товарищем Нгуен Веном, располагается в центре партизанского очага, в районе Каймонг. Вы будете первым заместителем товарища Нгуен Вена, по разработке боевых операций. Надеюсь, вы с ним сработаетесь.
– А какова главная задача партизанских сил? Она стандартна?
– Да. Главная задача – не захватить вражескую территорию, а дестабилизировать и подорвать армию противника. "Ударил-отступил-скрылся". Земля Вьентама должна гореть под ногами врага. Надо измотать его, запугать, лишить воли. – вьентамский вождь положил веер на красную шелковую скатерть – Перерезать наземные пути сообщения, подрывать мосты и электроподстанции, разрушать электрические сети и узлы связи, взрывать радиостанции и склады горючего, уничтожать штабы и аэродромы. Необходимо организовать диверсии и взрывы в местах дислокации противника, убивать коллаборантов и вражеских офицеров, отравлять колодцы, подбрасывать врагу отравленную пищу и напитки, захватывать вражеские склады оружия и боеприпасов. Конечно, здесь есть и ряд специальных направлений.
– А именно?
– Разведку будут вести Красные Вьенты, силами местных крестьян. Вам будут поступать уже готовые разведывательные сводки. Группой разведки и вербовки управляет товарищ Хоа Тунь, второй заместитель командира. Другое направление – пропаганда. Группу пропаганды в партизанской армии возглавляет комиссар Куан Ким, третий заместитель командира. Под его началом находится типография. Вы, как хозяйственик, должны озаботится обеспечением бумаги и типографской краски, ротационных станков и запчастей для ее бесперебойной работы. Содержание же листовок будет определять товарищ Куан Ким, тут надо знать вьентамские традиции. Также в отряде есть отдел по изготовлению фальшивых документов, позволяющих партизанам легально проникать через армариканские блок-посты в города и села, контролируемые врагом. Отдел документов возглавляет четвертый заместитель командира, товарищ Чи Бао. Как видите, нагрузка распределена равномерно. Ваша задача – только боевое и хозяйственное планирование. Ну, и еще одна специфическая тема…
Туи Зиап искоса взглянул на Харнакина, вновь поднял ажурный веер, и неторопливо обмахнул желтое лицо. Повертел веер в руках, аккуратно сложил. Наконец, продолжил:
– У местной войны особые методы… Особые методы…
– То есть партизаны применят особое оружие? Химическое? Биологическое? – с подозрительным и неприятным чувством спросил Харнакин. Ничего подобного не было в инструкциях савейского командования. Замаячила угроза международного скандала.
Туи Зиап все молчал, желтое лицо его было бесстрастно, узкие щелочки глаз непроницаемы.
– Или быть может, речь идет о новых методах пропаганды, разложения войск противника? – с надеждой в голосе продолжил Харнакин – А может быть, о финансовом снабжении партизанских сил? Этот момент мы с вами не обсуждали подробно…
Товарищ Зиап помедлил, затем ответил:
– Наш особый метод включает все, что вы перечислили. Это одновременно химическое оружие и биологическое, оно разлагает войска противника и дает деньги партизанским силам. Мудрость предков гласит: победить – это заставить противника сделать то, что тебе нужно. Так вот: наше особое оружие каждый армариканец готов применить против себя. Еще раз повторю: враг не имеет идеологии, и потому он уязвим для всех пороков. По счастью, в Савейском Союзе почти не известна такая болезнь, как наркомания: пристрастие к дурманящим растениям…
Харнакин обратился в слух, наклонившись к собеседнику.
– …А в армии Объединенных Штатов наркомания распространена. Но не так широко, как нам хотелось бы. Теперь обратите внимание – Зиап вновь указал карандашом на карту – Вот здесь, с запада от вашего района Каймонг, проходит граница с королевством Тамбоджа. На ее территории находятся огромные плантации растения, которое мы называем "дама коматай" – смертельная трава. Местные жители курят этот дурман только в дни ритуальных церемоний, чтобы пообщаться с духами предков. В иные дни курить ее считается позором. Тот кто делает это, сам очень скоро отправляется к предкам. Умирает. Тамбоджийцы и мы, вьенты, знакомы с коварством травы, и опасаемся ее. Но западные завоеватели ни в чем не знают удержу. Они готовы платить огромные деньги, даже не за траву, а за ее концентрат, который эти безумцы вкалывают шприцем в вены. Под ударами народных сил, сражаясь за неправое дело, оккупанты жаждут бежать от реальности. Что ж, если армариканцы сами алчут смерти, вы должны им помочь.
– То есть нам потребуется организовать производство концетрата из травы коматай, и продажу его армариканцам?
– Именно.
– Но ведь наркоторговля – международное преступление. Каков будет резонанс, если это откроется? У меня нет санкции руководства на такие действия.
– А письменной санкции на это и быть не может. Вы получите устную санкцию от генерала Казаркина, вашего коллеги по ГРО. Именно он нелегально передислоцируется в Тамбоджу, организует массовые закупки травы у тамбоджийских крестьян, и ее оптовые поставки в ваш район, силами партизан товарища Нгуен Вена. Весь план этой операции будут знать лишь три человека – вы, я и генерал Казаркин… Тамбоджийские торговцы и без нас заинтересованы продать свой дурман армариканским воякам. По легенде, в числе ваших задач будет борьба с наркоторговлей. Вам придется задерживать и жестко карать всех мелких независимых торговцев, попавшихся в районе Каймонг. Каждый случай их поимки мы будем подчеркивать в газетах, как пример соблюдения международных норм. Но одновременно с этим, вы получите от генерала Казаркина лабораторию, оборудованную по последнему слову техники, для переработки травы коматай в сгущенный концентрат – коматаин. Этот концентрат, расфасованный в ампулы, будет доходить до армариканских баз через сеть посредников, лояльных партизанам. Выручка от продажи спецтовара поступит на анонимный счет – товарищ Казаркин откроет его в тамбоджийском филиале Чинайского Народного Банка. Номер счета будет известен только ему. Из этих денег будет дополнительно закупаться оружие и боеприпасы в Чинайской Народной Республике, и через территорию Тамбоджи направляться в ваш партизанский район Каймонг. Так мы получим сразу и деньги, и оружие, и разложение войск противника. Мы убьем трех обезьян одной бамбуковой палкой.
– Простите?
– Это народная пословица. Итак, вы поняли суть операции?
– Да, теперь мне все ясно.
Голос Харнакина звучал несколько неуверенно, что не укрылось от восточного старца.
– У вас возникли сомнения? Будьте уверены в своей безопасности. За все время пребывания в районе Каймонг вам даже не придется держать в руках оружия. Мы оформим на вас документы, как на военного корреспондента Савейского Телеграфного Агентства. По легенде, вы в партизанском отряде репортер.
Офицер не проронил ни слова. Он отвел взгляд и опустил голову. Вены на его руках пульсировали.
– Нет, тут что-другое. – задумчиво продолжил Туи Зиап – Очевидно, торговля спецтоваром противоречит вашим нравственным принципам.
Харнакин еле заметно кивнул, на его потном лице выступили красные пятна.
– Очень ценно, необыкновенно ценно, что вы не утратили способность краснеть – вздохнув, промолвил Туи Зиап – Савейское воспитание, при всех издержках, остается человечным. С детства прививает солидарность и сочувствие другим. Это ценно, хотя по моему впечатлению, ваши люди из-за этого гуманизма расслабились, утратили бдительность, стали опасно беззубыми. Впрочем, это понятно. Вы тридцать лет живете без войны. Но мы – воюем на передовой. Для нас революция не седая древность, а современность. Наши враги, армариканские империалисты, не считают аморальным распылять над рисовыми полями ядовитые дефолианты, вырезать в деревнях скот, сжигать напалмом мирные села, расстреливать хижины с вертолетов, сгонять крестьян за колючую проволоку в "стратегические деревни", варварски бомбить больницы и школы шариковыми бомбами, насиловать наших женщин, убивать детей. У тех, кто это делает, не выступает на лице краска стыда.
