355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Константин Рольник » Расстановка » Текст книги (страница 25)
Расстановка
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 05:20

Текст книги "Расстановка"


Автор книги: Константин Рольник



сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 39 страниц)

– Но чем я буду отличаться от них, если… – проговорил Харнакин

– Сейчас скажу. – резко перебил Зиап – Придется мне прочесть лекцию о революционной морали. Наш мир не един. Он разделен на господ и рабов. Но и рабы бывают покорными, а бывают бунтующими. Единой морали нет. Своя мораль у господина, своя – у покорного раба, и своя – у раба бунтующего. У тех, кто бомбит наши села и сжигает людей напалмом – мораль господ. Они считают, что они сверхчеловеки, элита, соль земли, что им все дозволено ради удержания власти над миром. Сами они не соблюдают "общепринятых" моральных норм. Эти моральные нормы, в том числе и религозные – ими-то и разработаны, специально для порабощения своих холопов. Все лживые вымыслы в области морали, религии, права, философии – для того им и служат, чтобы обмануть и связать угнетенных. С точки зрения господ аморален всякий, кто дает им отпор. Правители, богачи, церковники навязывают обществу свои цели, и приучают считать безнравственным все что им противоречит. Сами они при этом хотят счастья для своей узкой кучки, а не для человечества. Счастья меньшинства, а не большинства. На одном насилии такой режим и дня не продержится – поэтому им нужен цемент морали, чтобы сделать несокрушимой систему зла и несправедливости. Но революция кровью смывает с реальности этот грим. Она отбрасывает лживую мораль, разработанную рабовладельцами для рабов, и никогда не соблюдаемую самими рабовладельцами. С точки зрения "общепринятой морали", любая революция аморальна, поскольку не обходится без убийства и насилия. Но это значит лишь, что "общепринятая мораль" контрреволюционна, то есть состоит на службе угнетателей. Правящие мерзавцы жизненно заинтересованы в том, чтобы навязать угнетенным мораль смирения, покорности, всепрощения. Призывы соблюдать "общепринятую мораль" – не бескорыстная ошибка мыслителя, а необходимое звено в механике подлого обмана. За этим обманом стоит традиция тысячелетий. Разоблачение этого обмана – первейший долг революционера. Вы спрашиваете: "в чем отличие между нами и ими". Отличие в том, что мы с помощью хитрости и насилия разбиваем цепи, а правители, богачи, церковники – с помощью хитрости и насилия заковывают нас в цепи. Рабовладелец и раб не равны перед судом морали, даже если применяют одинаковые методы. Война – это насилие. Но без нее нашу революцию уже давно подавили бы. Война – это еще и ложь. Без хитрости и конспирации война невозможна, как машина без смазки. Но тот, кто во время войны сообщает правду врагу – карается как шпион. Выходит, даже "святая правда" – не самоцель. Любое средство может быть оправдано только целью. А наша цель – это социализм на всей планете, счастье бедняков, победа атеистического разума над религиозной ложью, интернационализма над национальными предрассудками, свобода от стихийных сил природы и общества, технический прогресс на благо людей. Моральная оценка, вместе с политической, вытекает из потребностей борьбы. Мы – на переднем крае войны Добра со Злом! Все, что ведет к нашей цели – дозволено и оправдано историей.

– Простите… – тяжко вздохнул Харнакин – А если для этой цели понадобиться плеснуть кислотой в лицо ребенка, это тоже будет оправдано?

– Конечно нет – улыбнулся Зиап – Подчеркну еще раз – оправдано то, что ведет к цели. Ведет. А варварские истязания беззащитных уводят от нее, порочат нашу идею. Ведь путь и цель врастают друг в друга так прочно, что иной путь означает иную цель. Однако вашим противником в предстоящей операции будут отнюдь не дети, а те кто бомбит и убивает детей, те кто порабощает народ. И по отношению к ним оправдано все, что целесообразно. Все, что морально с точки зрения восставших рабов, а не холопской морали, не "общепринятой". Будьте уверены – вы на стороне Добра, в войне против Зла и угнетения, против капитализма и религии, против правителей и грабителей, против лжецов и нелюдей. Этих подонков надо истреблять всеми способами, в том числе и с помощью спецтовара.

Вдохновенная речь Зиапа произвела неизгладимое впечатление на Харнакина. Ему и раньше доводилось слушать все это – на скучных лекциях по политической подготовке много раз повторяли, что в идейной борьбе перемирия не бывает, что революционное насилие всегда ответное и оправданное, что победы надо достигать всеми средствами. Но те лекции были мертвой схоластикой – "сдал и забыл". А здесь он видел живую, горячую убежденность в превосходстве революционной морали над холопской. На долгие десятилетия эта речь Зиапа стала внутренним оправданием для Игоря: к жестским средствам прибегать ему доводилось часто, а савейское школьное воспитание к тому отнюдь не готовило.

Проведя еще полчаса над картой, тщательно разобрав детали предстоящего задания, Харнакин покинул резиденцию вождя Красных Вьентов.

Игорь вышел из дворца в сквер, где буйно и неистово цвели красными цветами низкорослые безлистные деревца. Он медленно прошествовал сквозь резные ворота, выйдя на центральный бульвар вьентамской столицы. Было шумно, людно. Мимо офицера мчался нескончаемый поток велосипедистов, на углах стояли лотки с ароматными фруктами. Время от времени бренча проносился то савейский джип, то грузовик цвета хаки. Мальчишки с лотками бойко сновали в потоке пешеходов, предлагая жареные бананы и рисовые лепешки, ожерелья и сигареты.

Игорь направился к лавочке, торгующей одеждой. Желтолицый торговец в бамбуковой конусовидной шляпе, расплылся в улыбке и жестом пригласил покупателя внутрь заведения. Харнакин сменил ботинки на резиновые шлепанцы из автопокрышек, брюки – на белые шорты. Выйдя вновь на бульвар, офицер услышал пронзительную сирену воздушной тревоги. Вдалеке послышались залпы савейских зениток. Улица вмиг опустела – люди бросились в убежища. Начинался налет.

"Скверно, если меня сейчас накроет" – подумал офицер, ухмыльнувшись – "Грандиозная операция умрет, не начавшись." Девочка-вьентамка, дочь хозяина лавки, взялась проводить Игоря в ближайшее укрытие – в подвале дома, в тридцати шагах. Издалека донесся глухой звук взрыва… и еще один…

– Они бомбят аэропорт – сосредоточено пояснила провожатая – теперь они прилетают каждый день… Вчера разбомбили мост через Песчаную реку, разрушили городскую больницу… Товарищ, поторопитесь.

Быстрым шагом продвигаясь к убежищу, Игорь раздумывал о том, что ему предстоит. Через два часа налет окончился. Еще через полчаса Харнакин занял свой номер в гостинице "Союз", где размещались савейские специалисты.

Игорь долго не мог заснуть в эту ночь. "Вроде бы, слова Зиапа убедительны. Какая разница: планировать ли убийства, посылать врагу смерть из оружейных дул, или продавать ему смерть в ампулах – все едино… Но все же – есть в этом что-то гнетущее… Конечно, долг… Приказ… Но есть такие приказы, выполнить которые нелегко. Чтобы выполнять их, надо свято верить в правоту конечной цели. Одной любовью к отечеству не обойдешься. Я воюю в чужой стране. Более того, вьентамцы принадлежат к другой расе. Прав старик Зиап – чтобы выполнять такие приказы, надо вырастить в себе фантичную преданность нашей идее. Не стране, а универсальной идее. Как и он, я должен ощущать себя солдатом Мировой Революции. Мне предстоит война во имя светлого будущего нашей планеты! Если не верить в это, остается лишь… "Эту мысль Харнакин не додумал – уснул тяжелым сном под монотонный шум тропического ливня.

Следующей ночью Игорь – боец Мировой Революции – двинулся по тайным тропам, в сопровождении вьентамской группы прикрытия. Путь его лежал в партизанский район Каймонг.


Провокация – палка о двух концах
(Янек Батуронис, Артур Новиков)

Агент наружного наблюдения, пущенный за Янеком, без проблем отслеживал передвижения «объекта». После изнурительных бесед с сотрудниками РСБ, студент еле волочил ноги, и уж конечно, не задумывался о возможной слежке. Он не оглядывался, не завязывал шнурков, не прятался в укрытие или за спины людей, как сделал бы дилетант. Уж тем более, не фиксировал машинально любого прохожего или автомобиль. Не кружил по городу, петляя на многолюдных рынках и вокзалах. Не нырял в подворотни и черные ходы. Не пересаживался на остановках из автобуса в автобус, прыгая в транспорт за секунду перед тем, как двери захлопнутся. Не переходил через проезжую часть с целью осмотра тротуаров. Не забирался на магазинные ступеньки. Не осматривал улицу изнутри универмага сквозь стеклянные витрины. Не наблюдал за отражением в витринах зеркальных. Не менял, заходя в общественный туалет, одежду и головной убор. Не надевал парик, не наклеивал усов, не гримировался. Не поворачивал внезапно к наблюдателю, чтобы разжечь скандал. Короче говоря, измотанный Янек не делал ничего из того, что обязательно бы сделал на его месте матерый подпольщик Рэд. Потому и следить за студентом было одно удовольствие.

Когда Янек подходил к дому, рядом с ним притормозил зеленый автомобиль. Агент запомнил номер машины. Незадачливый шофер долго расспрашивал Янека о том, как проехать к автосервису. Янек отвечал путано. В его голове все смешалось, руки тряслись от пережитого шока – и разговор затянулся на четверть часа. Наконец, бессвязное бормотание надоело водителю, он махнул рукой и уехал восвояси – не подозревая, сколь огромные проблемы навлечет на него эта беседа в будущем.

Зайдя в подъезд, Янек увидел Артура Новикова. Сосед, будущий редактор подпольной газеты, шел в гости к Янеку, и сейчас ждал лифта. Они зашли в кабину. Филер вбежал следом за Янеком, но двери подъемника уже затворились.

Студент вспомнил, с каким пониманием Артур воспринял рассказ о митинге. Чувствуя почти физическую потребность с кем-то поделиться своей бедой, Янек прошептал сдавленным голосом:

– Артур… Артур… Случилось страшное…

Новиков поглядел на Янека – трупная бледность, пустой взгляд, расширенные от ужаса глаза, дрожащие губы, страдальческие складки на лбу…

Не решаясь перебить, Артур обратился в слух.

– Артур, меня преследует РСБ…. Они вызывали меня на беседу… Предлагали осведомлять их… Что же теперь будет… Что мне теперь делать?! – в отчаянии выкрикнул Янек.

Новиков, будущий редактор подпольной газеты, отдал должное проницательности Зернова: беседуя о задержении студента, тот предусмотрел такой оборот событий.

– Янек! Слушай меня. – Новиков вбивал короткие реплики, чтобы измученный собеседник мог воспринять ответ – Завтра. Кинотеатр "Орион". Дневной сеанс. Вот билет. В зале стемнеет. Позади тебя сядет зритель. Он скажет: "Эту картину я видел три года назад, на широком формате". Он поможет тебе. Слушай его советы!

Дверь лифта отворилась. Выполнив свою миссию, Новиков не стал выходить вслед за Батуронисом – поехал вверх. Янек, сжимая в руках билет, вышел из лифта. Он был ошарашен всем, что случилось за день. Но самое ужасное было еще впереди. На его звонок дверь открыла мама. Когда он прошел в комнату, она встревоженно и недовольно заметила:

– Мальчик мой… Меня очень заботит, чтобы ты осмотрительно выбрал себе подругу жизни…

– А что такое? – спросил Янек, опустив глаза

– Слушай, уж не заболел ли ты… Что-то ты плохо выглядишь… – она озабоченно положила руку ему на лоб – Вроде температуры нет… Замерз, что ли? Вроде на улице тепло…

– Да ничего, мама… Ничего… Так что там, с подругой? – вымученно улыбнулся студент – Вроде бы, с Наташей у вас дружба, правда?

– Янек… Я даже не знаю, как тебе сказать… Но…

– Что случилось? – в голосе студента появилась тревога

– Наташу… Наташу сегодня задержала полиция…

– Вот как? Ну, полицаи ведь всех задерживают, чтобы ограбить… Это не так страшно… Хоть и досадно, конечно…

– Нет, Янек. Тут намного все… ну… хуже, сложнее, чем ты думаешь.

– Да что же с Наташей, в конце концов?

– Ее арестовали на улице… И в сумочке нашли пакет с наркотиком. Теперь будет суд… Обвиняют в наркоторговле… Она ведь шла на студенческую вечеринку. И полиция подозревает, что…

Янек сразу все понял. Теперь РСБ держала его в лапах: судьба возлюбленной целиком зависела от авторов этой провокации.

Студент обхватил голову руками, и завыл от беспросветного ужаса.

Билет в кинотеатр "Орион", где предстояла встреча с подпольщиком, мирно покоился в кармане горемыки.

ГЛАВА VIII

Планета Мезля.

Рабсийская Федерация.

4004 год бронзового века.

19 авгутса. Средовица.


«Теперь шансы у вас есть!»
 (Рэд, братья Чершевские)

Алексей Чершевский долго беседовал прошлым вечером с подпольщиком Рэдом. Доктор не опасался проспать, опоздать на работу: его дежурство в клинике начиналось в полдень. Утром оставалось время для продолжения диалога. – Очень благодарен вам за вчерашнюю беседу… – улыбнулся Алеша.

– Было интересно? – осведомился Рэд

– …О, да… Чего стоит рассказ о том, как возникло ваше движение… Это же надо умудриться Медвежутину – собрать против себя и социалистов, и анархистов, и демократов.

Рэд задумчиво играл серебряной ложечкой в чашке кофе. Тройная порция напитка была призвана взбодрить ум. Заговорщик недосыпал вторую ночь, общаясь с гостеприимными хозяевами.

– Не всех социалистов… – улыбнулся подпольщик – Далеко не всех. Социалисты, которые в Савейском Союзе поклонялись державной мощи, государственной идее, патриотизму, сильной руке – ушли к Медвежутину, во вражий лагерь. Диктатор ведь тоже о гибели Союза сокрушался, как и мы. Да не удивляйтесь вы так! Ну, слова совпали… По сути мы с ним разное оплакивали. Мы оплакивали социальные права, равенство, атеизм, уважение к революции… А он оплакивал самое плохое: прежнюю машину подавления. О разном мы плакали, хоть одни слова говорили. Ну вот… Кому ближе державная мощь – те к нему и ушли. Кому революция ближе – те к нам…

– А у демократов тоже был такой раскол?

– Да… У них тоже… Кто действительно за демократию, за власть народа, большинства, то есть бедняков – присоединились к нам. Как стала власть у граждан свободу отбирать, так демократы к нам и пришли. Но те, для кого "демократия" есть свобода наживы, свобода для избранных, свобода угнетать рабочих – те ушли к Медвежутину.

– А вот анархисты… Как же они дисциплиной прониклись? Там были такие разгильдяи…

– Это самая кровавая страница истории… – потупил голову Рэд – Огромное большинство из них погибло в тюрьмах, когда начались репрессии против "политических крайнистов". Несерьезные тусовщики – те, для кого анархизм лишь богемный "образ жизни" – отошли в сторону. Остальные примкнули к Союзу Повстанцев. Ведь что такое централизованная подпольная организация, с разделением труда? Это аппарат, который дает оппозиции шанс выжить в условиях тирании. Как акваланг позволяет выжить в воде.

В дверь позвонили. Рэд моментально положил палец на кнопку самоуничтожения своего компьютера, склонил голову к воротнику с ядовитой ампулой. Но и в этот раз тревога оказалась ложной – в гости к брату пришел Николай Чершевский. Дружески кивнув писателю, Рэд продолжил:

– Допустим, группа людей из принципа не желает пользоваться аквалангом. Когда в комнате сухо, свежий воздух, то у этой группы нет никаких проблем. Представим теперь, что в комнату начала поступать вода – ее все больше, больше… Вот она уже подступает к горлу… Наконец, заполняет всю комнату, и никуда от воды не скрыться. Что сделают ненавистники акваланга? Часть из них стоически погибнет, не желая менять своих принципов. Другая часть вынуждена будет надеть акваланг, вопреки желанию – иного способа выжить у них нет…

– Хм… Да, я помню как эта вода подступала к горлу… – вздохнул Алексей – Помню эти громкие судебные процессы. Те анархисты, что вели пропаганду в компьютерной сети, были вычислены по уникальным электронным адресам, и арестованы РСБ в одну ночь… Другие, более осторожные, после введения цензуры в сети, лишены были возможности делиться с народом своими мыслями. Те, кто надеялся изменить общество культурным воздействием: протестной музыкой, картинами, стихами – лишились возможности публиковаться. Другие, из автономных тайных кружков, столкнулись с проблемой: когда их кружок рос, то в нем все были знакомы друг с другом, решали вопросы на общих собраниях – и на каждые 20 участников обязательно попадался один засланный провокатор. Он знал всех в лицо, и предавал. Я видел телерепортажи из зала суда.

– Верно, так и было. Проблема эта не решаема без разделения труда, при котором каждый активист знает лишь свою задачу, не зная других членов организации. Но при такой секретности нельзя проводить общие собрания, где каждый видит всех в лицо. При мягкой судебной системе – не смертельно, если в группе окажется провокатор А при жесткой – смертельно. Потому эти страницы истории и залиты кровью: медвежутинцы истребили все кружки, руководимые общими собраниями. Естественный отбор. Хочешь не хочешь, а пришлось принять разделение труда. А значит, понадобился координатор, чтобы управлять изолированными звеньями тайной сети, этими тройками и пятерками. Наш Союз Повстанцев, как вы помните, ставит конечной целью уничтожение власти человека над человеком, избавление от всякого подавления людей. Государство существовало не всегда, он возникло в древности, а значит когда-то и отомрет. Мы это признаем. Долгосрочная цель у нас совпадает с анархической. Не совпадали методы – у нас централизация. Однако естественный отбор, государственные репрессии – истребили все кружки, не принявшие централизма, ведь объективно это единственный метод выживания в условиях тирании. Сохранились только те кружки, у которых с нами совпадают и цели, и способ организации. Естественно, что они присоединились к нам, не изменив своей идее анархизма. У нас Союз, а не партия. Мы приветствуем разницу в подходах, до определенной меры, пока она не мешает дружной работе.

Рэд и Николай Чершевский одновременно потянулись к кофейнику. Их руки встретились. Алексей, глядя на это, улыбнулся. Николай же спросил заговорщика, скептически усмехнувшись:

– А неужели вы думаете, будто такие акции как вот эта… с депутатом Остолоповым… способны обеспечить вам победу? На место одного убитого негодяя приходит другой, а система не меняется?

– Мы не столь глупы, чтобы на это надеяться. Наши акции призваны не изменить систему, а набрать авторитет в народе, создать сочувствующую среду. Знаете что… – задумчиво произнес Рэд – Расскажу вам притчу. Когда пьяный жестокий отец в сотый раз заносит ремень над беззащитным ребенком, а в окно вдруг влетает супермен, и расшибает подлецу рыло – то ребенок бесконечно благодарен своему спасителю. Он уважает и любит не отца-дебошира, а своего защитника. Излишне и уточнять, что в роли мучителя сегодня выступает Медвежутин и его шайка, а в роли ребенка – закрепощенная интеллигенция, молодежь, лишенная права расти и спорить, угнетенные рабочие, ограбленные пенсионеры, возмущенные атеисты, и вообще миллионные массы. Вот смотрите: депутат Остолопов, проектом закона о сословиях, занес свою когтистую лапу над миллионами рабсийских женщин, которых он хотел закутать в традиционные долгополые одежды. Депутат Гоноврухин, законом о молодежи, ударил миллионы подростков – живых, думающих людей. Он занес дубину над их сокровеннейшими убеждениями, чувствами, пристрастиями художественными, музыкальными, литературными, философскими. Упомянутые Остолопов и Гоноврухин – мучители миллионов. Естественно, когда эти миллионы узнают о жестокой расправе над каждым из нелюдей, то единственная реакция миллионов пострадавших – пронзительная радость, безграничное восхищение, благодарность избавителям.

– Или, выражаясь языком рабсийского радио, "всеобщее гневное осуждение кровавых ужасистов". – ехидно бросил Николай

Собеседники рассмеялись: официозные передачи рабсийская интеллигенция воспринимала с точностью до наоборот.

– Кстати, мы не считаем себя "ужасистами" – посерьезнел Рэд – это слово придумали в РСБ. Они пытаются смешать наши справедливые, адресные акты возмездия в одну кучу с действительно преступными, недопустимыми массовыми убийствами: взрывами вокзалов, школ, больниц. Естественно, мы никогда не творим таких мерзостей, от всего сердца осуждаем их. Организует эти преступления либо РСБ – чтобы нас запятнать, либо вахасламские боевики. У них идея такая же как у Медвежутина, но религия называется не рабославие, а покорнославие. А иногда убийства беззащитных мирных людей организуют и свинхеды, фашисты. Все эти мерзкие преступления РСБ и пресса приписывает нам, чтобы нас запачкать. Расправы над негодяями ужасают лишь негодяев, а убийство мирных людей ужасает всех. Но РСБ валит всё в одну кучу, под названием "ужасизм". Мы никогда не используем это лживое слово.

– Хм… Понятно… Но отмыться от этой клеветы было трудно, наверное?

– Еще как… Для этого и требуется ставить в каждом городе тайную типографию: чтобы на ложь, клевету, на обвинения в мерзостях, которые мы не совершали, давать ответ. Чтоб читатели знали, как дело обстоит. Союз Повстанцев не убивает мирных жителей, а защищает! Наша пресса смогла разъяснить положение вещей. А до кого газеты не доходят – до того слух дойдет. Слухам сейчас верят больше, чем телевидению.

– Это из-за цензуры. – понимающе кивнул Николай Чершевский

– Что ж – промолвил Алексей – Значит, вы защищаете людей от правителей…

– И от местных сатрапов в серых формах – дополнил Рэд – Такой в каждом районе есть. Сидит в стеклянной будке, вечером берет дубину, выходит на охоту и грабит. И слова ему не скажи, потому как дубина у него резиновая. А не деревянная, как у обычных уголовников. Ну вот, таких грабителей местные боевые группы тоже обезвреживают. Убийство Остолопова восхищает всю страну, а самозащита от паука районного масштаба – восхищает район.

– Ну, лично меня ничуть не восхищает, как вы поступили с Остолоповым – возразил Алексей Чершевский – Еще раз повторю, я как врач, не могу одобрять даже тысячу раз обоснованное…

– Я уважаю вашу гуманную позицию – почтительно кивнул Рэд – другое дело, что обстоятельства моей личной судьбы не позволяют мне разделять ее… Однако мое понимание мира достаточно широко, чтобы вместить вашу точку зрения.

Собеседники помолчали.

– Хм… – задумался Алеша – А не ведет ли ваша тактика к равнодушию масс? Рабсияне будут, ковыряя в носу, глазеть на единоборство правительства с горсткой суперменов… Не получится так?

– Этого опасался Ильич Нелин. Однако наш сегодняшний опыт свидетельствует об обратном. Все, кто сегодня оказывает нам помощь – дает адреса для переписки, дает убежища, вступает в организацию – делают это потому, что в их глазах мы себя показали как люди реального дела. Мы реально мстим за их мучения подлым медвежутинцам. Ну вот… Нам нужна сочувствующая среда и пополняющиеся резервы. Для этого нужен высокий авторитет. Его мы и зарабатываем, спасая рабсиян от медвежучьих нелюдей.

– Однако – парировал Николай Чершевский – Сочувствует и помогает вам все равно горстка. Вас, подпольщиков, мало. Нас, сочувствующих, в десять раз больше. Но в сумме это процентов пять от населения. Вам никогда не разбудить пассивный народ..

– Мы и не ставим такой цели – ответил Рэд – Угнетенных разбудит капитализм. А мы, к этому "часу икс", будем обладать наработанным авторитетом. Не понимаете?

– Хм… Разбудит капитализм? Чего ж не разбудил до сих пор? Объясните-ка подробней…

– С удовольствием – отозвался Рэд. Кофе взбодрил его, серые глаза блестели, жесты стали оживленнее. Лицо, обычно бесстрастное, сделалось приветливым. – Вот я спрошу вас, дорогие мои: так ли уж сильно отличается нынешний капитализм от капитализма прошлого века?

– Мы с братом это обсуждали – отозвался Николай – разница в том, что рабочий класс устранился из политики. Он пассивный стал. Распыленный какой-то.

– Да – живо кивнул Рэд – Это единственная разница. Но остальные законы капитализма никуда не исчезли. Никуда не делся закон концентрации капитала. Тресты, монополии побеждают в конкуренции. А концентрация капитала ведет к концентрации власти, то есть к диктатуре…

– И закручиванию гаек! – добавил Алексей

– Дело не только в этом. – повел рукой заговорщик – Никуда не исчезли и кризисы перепроизводства. Вы ведь знаете, что это значит. Допустим, на сырье в масштабах страны капиталисты тратят 200 миллиардов, на зарплату рабочих тоже 200 миллиардов, и производят товар. Продать его надо с прибылью, допустим за 600. А купить его рабочие могут лишь на те 200, которые им уплатили. Что делать с излишками товара, которые они купить не могут?

– Ну… излишки продают за границу.

– Куда продавать-то? Планета не безгранична. В отсталых странах развивается свое производство, иностранцы не покупают наших товаров, у них есть свои. Что делать? Куда девать товар? Выбрасывать в море? Монополисты решают эту проблему путем передела рынков и производства оружия – за оборонные заказы монополиям платит государство, в счет налогов. А теперь – внимание!

Рэд воздел острый желтый палец к потолку.

– Нужда в захвате новых рынков, плюс производство уймы оружия, плюс патриотическая диктатура, плюс рабославная религия с ее нетерпимостью – все это, рано или поздно, ведет к войне. На Мезле изобрели ядерное оружие. Однако правители редко пускают его в ход, предпочитая воевать руками мелких стран, окраин. Третья мировая война будет чередой локальных конфликтов. Их будет все больше и больше, пока все население Мезли не втянется в войну. А втянувшись, население быстро устанет от шовинизма и возненавидит патриотизм: на долгую и бессмысленную бойню рабочих погонят под патриотическими лозунгами. Народ возненавидит и религию – в период войны каждая церковь привязывает бога к национальной пушке, религия благословляет "битву за отечество". В конце концов, народ возненавидит и монополистов, и реакционных правителей, ради власти и прибылей которых вспыхнет эта война. И вот тогда мы, с нашим авторитетом, заработанным в последние годы, с репутацией народных защитников – выйдем из подполья и возглавим стихийный бунт. Внесём в него организованность, заговор и план. Возьмем власть в свои руки. Как Ильич Нелин и прогрессоры в Славном Семнадцатом!

– Хм… Я понял вашу логику… Капитализм неизбежно рождает кризисы, они ведут к войнам, а войны к революциям…

– Именно поэтому в Славном Семнадцатом рухнули три великих империи…

– Вашими бы устами… – протянул Николай – Но ведь правители тоже не идиоты. Неужели они ничему не научились за последнее столетие? Неужели они развяжут войну?

– Кризисы, войны и потрясения вытекают при капитализме из экономики. – ответил Рэд – из ситуации на мировом рынке. Они объективны. Правители не могут противостоять закономерностям своей же системы.

– Очень сомневаюсь… – ответил Алеша. – Все же, мир изменился за последнее столетие. Надеюсь, вы ошибаетесь в прогнозах, и мировой войны не будет. Кстати, вчера с Картвелией начался какой-то мелкий конфликт… Извините, я вас оставлю, и посмотрю в гостиной последние новости….

Алеша перешел в гостиную и включил телевизор. Этим прибором он пользовался крайне редко. После установления цензуры, телевидение использовалось рабсийскими властями не только для пропаганды гнусной "национальной идеи" и абсурдной рабославной религии, не только для показа дутых "достижений". Психикой телезрителя государство управляло и напрямую. Использовался "двадцать пятый кадр", гипноз, технологии внедрения эмоций. Просмотр государственных телепрограмм разлагал личность ничуть не меньше наркотиков. Узнав об этой опасности, большинство рабсийских интеллигентов сознательно отказалось пользоваться телевизорами: даже фоновое слушание звука от телепередач, при котором зритель не обращает внимания на видеоряд, калечило психику, парализовало критическое мышление, разлагало внутренний стержень личности, и в конечном счете вело к ее гибели – к капитуляции перед диктатурой.

Сегодня, однако, был особый случай: источника объективной информации под рукой не было. Алеша щелкнул переключателем.

– Вчера колонна рабсийских миротворцев вошла в Южную Абхатию, горную приграничную зону Картвелии – тараторила миловидная ведущая – чтобы предотвратить этнические чистки, начатые режимом картвельского диктатора Чубакошвили, чаще именуемого Чубакой. Конфликт начался с того, что картвельские установки залпового огня обстреляли один из рабсийских зерноуборочных комбайнов, поставленных в Абхатию в рамках гуманитарной помощи. Комбайн развернулся, ответил пулеметными очередями, дал ракетный залп и улетел с места боя. Адекватный ответ рабсийских хлеборобов был воспринят Чубакой как начало агрессии. Две трети жителей Южной Абхатии на прошлой неделе получили рабсийское гражданство. Наша доблестная армия должна защитить новых граждан Рабсии. Сбор войск по обе стороны границы длился уже два года, проходя в глубокой тайне. Однако войска Чубаки вошли в Абхатию на три минуты раньше рабсийских, что позволяет считать Картвелию агрессором, по всем международным нормам.

"Три минуты раньше, три минуты позже" – подумал Алексей – "Дело не в этом. Война давно назревала, Рэд прав! Причина ее – борьба за рынки сбыта и ресурсы. Все остальное лишь повод. Чубака и Медвежутин – оба хороши… Два сапога пара."

– Картвельцы сжигают в Абхатии целые деревни, убивают детей и стариков. – гнев ведущей был отлично отрепетирован: в актрисы бы идти, не тратя жизнь в телестудии – Рабсия вынужденна начать операцию по принуждению к миру зарвавшегося маньяка Чубакошвили. Для установления мира используются реактивные бомбовые турбопланы, артиллерия и танки. Народ Рабсии единодушно приветствует гуманную акцию рабсийских миротворцев. Наблюдается огромный патриотический подъем. Из любви к Отечеству, рабсийские патриоты благородно разгромили в Моксве два картвельских ресторана, доблестно разбили три магазина, рыцарски сожгли на площади пластинки картвельских певцов и музыкантов.

На экране замелькали сцены народного гнева.

"Стоит быть космополитом хотя бы ради того, чтобы не быть таким "патриотом" – подумал Алеша, наблюдая на экране зверские рожи погромщиков.

– Тут же был развернут пункт приема добровольцев на войну, однако данная инициатива, в отличие от предыдущих, пока не вызвала особого энтузиазма собравшихся. – тараторила журналистка – Тем не менее, уважая инициативу митингующих, рабсийская полиция с сегодняшнего дня закрывает картвельские школы, клубы, рынки, национально-культурные центры, находящиеся на территории Рабсии. Прекращены занятия в школах, где учатся картвельские дети. Все ученики под конвоем отправлены в аэропорт для депортации. Сообщения о том, что часть детей погибла при высылке – гнусная клевета. Патриотические чувства облагораживают рабсиян. Совсем другое дело – картвельцы. В Картвелии они разбойничьи атакуют магазины и рестораны рабсийской диаспоры, варварски сжигают пластинки рабсийских музыкантов, злодейски глумятся над рабсийскими детьми, женщинами и стариками. Их подлый вождь Чубака, в отличие от нашего великого Медвежутина, установил в своей стране диктатуру, ввел цензуру над прессой, штампует один грабительский закон за другим, и тащит Картвелию к фашизму и средневековью. Как это отличается от демократической политики нашего любимого Медвежутина, от полной свободы, которая позволяет нам честно и откровенно выступать перед вами в этом выпуске! Как отличается картвельская нищета от неуклонного роста благосостояния простых рабсиян, особенно пенсионеров, студентов и безработных! Как отличается гнусная клерикальная политика Чубакошвили от той чуткой заботы по окормлению граждан рабославной духовностью, которую проводит наш любимый Медвежутин! Дорогие рабсияне! Встанем как один на защиту своей родины, и ее неотъемлемой части – Южной Абхатии! В главном рабославном храме этой области, чудотворная статуя плачет кровавыми слезами, она простирает руки к нашим солдатам, моля о спасении! Сплотимся вокруг национальной идеи! Дадим отпор картвельским войскам и их пособникам, внутренним врагам Рабсии: смутьянам, забастовщикам, и междугородным ужасистам из Союза Повстанцев. Контрразведка недавно выяснила, что повстанцы получают финансовую помощь из рук кровавого пса Чубакошвили. Позор подлым предателям! Да здравствует рабсийское национальное единство! По просьбе профсоюза "Трудовой фронт", Государственная Дурка в кратчайший срок примет закон об 11-и часовом рабочем дне! Зарплата всем рабочим будет уменьшена на пять процентов – все мы должны затянуть пояса ради помощи братскому народу Южной Абхатии! Это наш патриотический долг!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю