Текст книги "Расстановка"
Автор книги: Константин Рольник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 39 страниц)
– Что ж, я понял с какого конца взяться за дело. А как быть, если кого-то из пятерки ранят, или что похуже? Откуда возьмем смену, пополнение?
– Вы проводите акции, затем в заинтересованной среде об этом сообщит наша газета. Без обратного адреса, раздается из рук в руки. А уж вербовщики повстанцев будут в той среде вращаться, с читателями беседовать, выявлять и привлекать сочувствующих. Ступенчато.
Харнакин знал, что два его вербовщика, бывших сослуживца: Дареславец и Ваюршин – в ближайшее время покинут город. Но ему не было известно, что навсегда уедет из Урбограда и третий вербовщик, музыкант Зернов, о существовании которого старик не подозревал. И уж тем более не знал он команду новых вербовщиков, набранных Рытиком взамен прежних – с целью поддерживать организацию в стабильном рабочем режиме.
– М-да… Хорошо бы обойтись одной лишь пропагандой… – неожиданно протянул Данилин. Насилие само по себе его не привлекало, боец видел в нем лишь вынужденное средство. Помрачнев, он продолжил: – Что поделаешь? Все, что тише пулемета, общество не слышит.
Они молчали некоторое время. Затем Харнакин встал и принялся широким шагом расхаживать взад-вперед по узкой комнате:
– Тактика будет наступательной. – старик рубил воздух рукой – У пятерки преимущество внезапности. Вы слабее, но вы нападаете. В неожиданном для противника месте. А ты задумывался о будущем, когда подвижных пятерок станет хотя бы десять?
– Ну, опасно загадывать… – Данилин, сидя на кровати, прислонился к стене.
Собеседники заговорили о том, как проводить нападения, рейды, засады на дорогах, экспроприации денег и оружия…. Шла речь и о способах освобождения заключенных. Подробно остановились на похищениях и казнях негодяев. Речь изобиловала специальной терминологией: "электрическое детонирование", "запальный капсюль", "огнепроводной шнур", "круговое поражение", "прицельная дальность"…
К двери хранилища подошел Рэд. Все это время подпольщик рассматривал в экзотические статуэтки в соседней комнате, но сейчас подумал: "Беседа затянулась, а график нарушать не следует. Ведь скоро придет Петлякова, куратор паспортной подгруппы. Видеть Харнакина и Данилина она не должна. Каждый должен знать лишь свой участок."
Из-за прикрытой двери донесся обрывок фразы: "..и в самый момент изъятия денег надо вести агитацию, раздавать кассирам нашу прессу, а то за уголовников примут".
Рэд взглянул на табло в коридоре, и покачал головой: эти часы давали еще сорок минут времени, а напольные старинные часы в зале, очевидно, спешили. Он вернулся назад и уселся в кресло, разглядывая картину с вьентамским дворцом.
Меж тем, Харнакин в соседней комнате отговаривал Данилина от нападения на корпус городского архива. Парень мечтал похитить компромат на чиновников, для публикации его в подпольной прессе. Однако на архив у подполья были свои виды, туда имелся доступ без всяких силовых атак. Харнакин запретил трогать архив, не объясняя причин. Зато старик одобрил другой план, вооруженную пропаганду – захват радиорубки в многолюдном торговом центре, с целью пятиминутного обращения к гражданам. Обсуждалось много специальных вопросов и проектов – возможный переход солдат на сторону повстанцев, силовое прикрытие забастовщиков при стачке, саботаж на заводах, возможные лозунги и политические граффити на улицах, в чем должны бы помочь подростки. Но это была, пока что, музыка будущего…
Наконец, Игорь Данилин, перекинув через плечо синюю сумку почтальона, направился к выходу из книгохранилища. У двери отставник крепко пожал ему руку, сказав на прощание:
– Ну, будь здоров. И помни главное: ни одного невиновного! При малейшем риске задеть невиновных – сворачивайте и переносите операцию. Одна малюсенькая царапина у мирного жителя – и вся наша работа летит псу под хвост. Мирное население не должно страдать от наших акций. Это важней всего!
После ухода парня, отставник некоторое время беседовал с Рэдом. Была еще одна проблема: тайный госпиталь. Один из бойцов, Риманев, окончил медицинские курсы, но долго не имел практики. Обдумав этот вопрос, Рэд решил просить помощи у хозяина квартиры, доктора Николая Чершевского. Чем больше тот узнавал о целях повстанцев, тем более проникался к ним симпатией. Но его окончательным согласием лишь предстояло заручиться.
Обсудив все необходимое, старик попрощался с Рэдом и покинул дом. Выйдя во двор, Харнакин оглядел изумрудно-зеленую траву газонов, и принялся перебирать в памяти проведенный инструктаж. Вдруг он увидел, что карапуз в яркой красной футболке пытается, раз за разом, влезть на корявое дерево. Уже третий раз попытка срывалась, мальчуган насупился и готов был разреветься. Харнакин подошел ближе к дереву, и увидел: меж ветвями застрял полосатый резиновый мячик. Старик, десять минут назад планировавший серию убийств, осторожно снял мяч с дерева огромной ручищей и протянул мальчонке.
– Деда, спасибо! Спасибо, деда! – обрадованно вскричал хлопчик, и набежавшие было слезки вмиг высохли у его глаз.
"Благодатная сцена для детективщиков" – усмехнулся про себя куратор боевой группы – "Любят они расписывать сентиментальных убийц. А вот никакой сентиментальности, никакой экзальтации. Для кого мы все это делаем, как не для этого мальчишки? Чтобы не лгали ему в школе о всяких нелепостях, а когда он вырастет – не угнетали бы, не использовали как пушечное мясо в войнах, не лишали правдивой картины мира… И чтобы мир вокруг него был справедливым. Ведь цель каждого бороться за лучший, новый мир! Вот мы и боремся, как можем… "
Полюбовавшись сиреневыми цветами – у него перед особняком тоже был разбит пышный цветник – Харнакин направился к остановке. В автобусе он услышал, как болтливая кумушка жалуется соседке: в связи с картвельской войной подскочили цены на топливо, а значит все товары станут еще дороже.
План «Генезис»
(мастерская паспортов: Петлякова и другие)
Эта романтическая история началась вдали от Урбограда, в тихом приморском пансионате. Волны ласкали безлюдный песчаный берег, с трех сторон окруженный лесистыми отрогами Южных гор. Картвельско-рабсийская война тогда еще не вспыхнула: царили мир и покой. Хребты защищали курорт от холодного ветра, теплый морской воздух удерживался здесь, как парное молоко в бидоне. Густые хвойные заросли, простиравшиеся вокруг на многие версты, делали атмосферу целебной: дышать было приятно. Размеренная жизнь уютного уголка весьма отличалась от суеты крупных приморских городов, с их шумными и грязными пляжами. Именно в такой умиротворенной обстановке любила отдыхать Елена Петлякова – сорокалетняя заведующая одного из корпусов урбоградского архива. Осмотру древних памятников она здесь уделяла куда больше времени, чем купанью. Одна лишь мысль о мимолетных курортных романах вызывала брезгливость – Елену с детства воспитывали в строгих правилах. Елена была замужем, и слова «долг» и «ответственность» играли ключевую роль в ее духовном обиходе. Но, между тем, Петлякова была несчастна – ее брак был «одиночеством вдвоем». Она вышла замуж под давлением родителей, которых очень уважала. У них были свои представления о том, что такое «идеальная пара»: это непьющий, вежливый, успешный и богатый муж. Выяснилось – но поздно для Елены – что этого недостаточно. Муж ее, незаметный референт в аппарате партии «Единая Рабсия», часто ездил в столицу, исправно обслуживая существующий режим. Когда он возвращался из командировок, поговорить им было не о чем: подковёрные интриги столичных чиновников Елену не интересовали, а в остальном супруг проявлял поразительное невежество. Он не интересовался искусством, философией, историей или техникой. Красоты природы тоже оставляли его равнодушным. Единственное, что волновало его – карьера и материальные блага. Детей у них не было. В огромной квартире, обставленной богатой мебелью из темного дерева, Елена чувствовала себя, как птица в клетке. У нее и жила певчая птичка, забота о которой только и скрашивала тоску и одиночество.
Тогда, на курорте, Елена подымалась по горному серпантину, желая осмотреть развалины старой крепости. Одета женщина была скромно и просто: белая блузка, прямая серая юбка, из косметики – неяркая помада. Фигура Петляковой напоминала шахматную ладью: не худая и не полная, скорее коренастая, чуть округлая. Легкий ветерок трепал светлые пряди волос: уезжая на курорт, Елена пренебрегла своей привычной короткой стрижкой. Дорога впереди была пустынна. Вдруг боль пронзила ногу: подвернулась босоножка. Петлякова вскрикнула – но чья-то сильная рука удержала ее от падения. Елена обернулась: под локоть ее подхватил чернобородый улыбчивый красавец. Поблагодарив за помощь, на миг она почувствовала себя неуютно: среди лесистых гор, в безлюдной местности, с незнакомцем надо быть настороже. С незнакомцем? Незнакомцем ли? Пансионат ведомственный, тут все свои, урбоградские. Третий корпус архива, серый и неприглядный, где она работала – располагался в рабочем районе, но управлялся из мэрии. Ей вспомнилось: оттуда и приезжал на сверкающем "Итильвагене" этот бородач. Бывал он в их районе редко, но ей запомнился: всегда подтянутый, спортивный, безупречно вежливый с сотрудниками… И голос у него, помнится, звонкий. Валерий Дареславец – а это был именно он – не замедлил подтвердить вспомянутое. Широко улыбнувшись, чернобородый атлет зычно воскликнул: "Не стоит благодарности". В голосе его была теплота и приязнь. Елена все еще опасалась нескромных поползновений, и приготовилась дать им отпор. Для тревоги, однако ж, не было причин. Зато по дороге выяснилось, что новый знакомый тоже обожает архитектуру. При осмотре старой крепости, его разъяснения об исторических корнях старинных гипсовых орнаментов заворожили Петлякову: чувствовалось, что интерес к теме у него искренний и глубокий. А какой рассказчик! Этот любознательный эрудит обладал всеми качествами, по которым Елена тосковала – и которые напрочь отсутствовали у ее бесцветного мужа. Отношения Елены и Валерия развивались: вместе они посетили местный театр и музей ковроткачества, бродили по лесным дорожкам близ курортных коттеджей, в столовой оказались за соседними столиками… Петлякова поняла, что встретила свою судьбу. Но она была замужем, душа ее терзалась противоречиями. А Валерий Дареславец с удивлением осознал, как трудно ему придется без этой скромной, внимательной, развитой подруги. Нарождавшаяся любовь была взаимной. Последние дни они провели на море, у пустынных скал, где их слышал один лишь ветер…
Вернувшись в Урбоград, Петлякова поставила на рабочий стол фотографию, немало удивлявшую посетителей архива: пустынный морской берег, тронутый оранжевыми предзакатными лучами Слунса. Она хотела сохранить навсегда память об этих днях. Но фото возлюбленного на столе замужней дамы – вещь недопустимая. Что ж… Пусть будет – безлюдный пейзаж.
Валерий приехал к ней в архив через неделю: работать с документами. Дальнейшее предсказать несложно. Они украдкой встречались в тихих кабачках на окраине города. Пятлякова чувствовала себя преступницей, но была счастлива. Елене даже казалось, что её певчая птичка веселей щебечет в ажурной клетке… Влюбленные посещали городские театры и музеи, ездили отдыхать в лес и на озеро, бывали на выставках. Их встречи были тайными. И когда Валерий открылся ей, рассказав о своей работе на повстанцев, когда она решила стать его соучастницей во всем и до конца – то поймала себя на том, что уже много месяцев жила конспиративной двойной жизнью.
Сегодняшняя встреча была намечена в пригородном кафе "Лазурная аркада". Она была прощальной: Валерий Дареславец покидал Урбоград. Вербовщик привлек в подполье очень многих, знал их лично – и при его поимке РСБ могла бы размотать весь клубок. А значит, Валерий должен был исчезнуть. По тем же причинам, отъезд предстоял и другим вербовщикам – музыканту Зернову, полицейскому Ваюршину. Тайный шеф Дареславца и Ваюршина, старик Харнакин – оставался в городе: управляя вербовщиками, он лично никого не вербовал, и потому никто из новичков не знал его. "Хорошо старик устроился" – думал Дареславец с ноткой зависти. Валерий и не подозревал, что старик сейчас взвалил на свои плечи куда более тяжелые обязанности, став куратором силовой группы.
Как бы там ни было, Дареславец готовился к отъезду. А Елена? Перенесет ли она разлуку? Их любовь была искренней, взаимной и глубокой. При таких отношениях соблюдать конспирацию сложно. Нарушая неписанный запрет, Елена рассказывала Валерию о наставлениях, полученных через тайник. Женщина часто советовалась с ним, и он хорошо представлял себе ее будущее хозяйство – паспортную мастерскую. Хотя, как вербовщик, он не должен был этого знать – не его сфера. Но чувства ломают переборки, воздвигнутые логикой конспирации. Сейчас история повторялась: регулярное общение бывшего вербовщика и привлеченной им женщины, ставшей во главе паспортной подгруппы, могло закончиться очень печально. Если эту связь обнаружит РСБ, следя за Петляковой – сыщики присмотрятся к биографии Дареславца, припомнят что в армейские годы он был коллегой Ваюршина и подчиненным Ханакина, пойдут по ниточке, и провалена будет вся цепь. Раскроют силовую группу, может рухнуть и организация целиком. От такого сценария ныне спасало лишь то, что Дареславец имел незапятнанную репутацию, без всяких порочащих связей и контактов. Малейший след к нему от активных деятелей подполья мог загубить все дело на корню. И надо же такому случиться, что без этого "следа", без общения и встреч с Петляковой, он не мыслит свою жизнь! Вот дикий переплет, ничего не скажешь!
Все это предстояло обдумать, примирить чувства и разум, найти выход. Валерий начистоту признался во всем Харнакину. Старик поблагодарил его за откровенность и обдумал проблему. Был найден компромисс: друзьям из мэрии Дареславец скажет, что увольняется и едет на юг, в санаторий, на долговременное лечение от тяжелой болезни. О том были подготовлены фиктивные справки, оформлены авиабилеты – легенда целиком подтверждалось документами. На самом же деле, Дареславцу предстояло жить в частном доме, близ другого санатория, у подножия Урбальских гор, всего в сотне верст от Урбограда. Под предлогом лечения, в санаторий будет наведываться и Петлякова. Там, в горах, возлюбленные смогут встречаться. Если, конечно, Елена не притащит за собой "хвост". Впрочем, слежку в той безлюдной местности легко обнаружить.
Сидя за мраморным столиком "Лазурной аркады", Дареславец нервно постукивал о сахарницу серебряной ложечкой. На длинном столе перед ним высился шоколадный торт, усыпанный сахарной пудрой. Сверкал начищенными боками чайничек с настоем целебных трав. Бутылка темного гишпанского вина и ваза с фруктами довершали картину. На другом столике – салат из крабов, плотно прикрытая кастрюля супа. В микроволновом шкафу на вертеле поджаривалась утка.
"Аркада" была выбрана не случайно. Дареславцу хотелось, чтобы прощальный обед напомнил Елене их первую встречу на спокойном морском берегу. Плети вечнозеленых растений, обвивавшие столбы арок, огромный бассейн в саду перед заведением, обилие зелени, чугунные скамьи с завитушками, мраморные глыбы и вымощенные речным камнем дорожки – воссоздавали, хотя бы отчасти, ту гармонию седой старины, южной пышности и тихой безмятежности, что окружала их в первые дни знакомства. Здесь влюбленных никто не потревожит – других посетителей в кафе не было, музыка не играла. Дареславец прошелся по светлому застекленному портику, разглядывая сверху сад и бассейн – и увидел, как милая Елена подходит к входной арке.
– Ну, здравствуй! – в руке она держала всегдашнюю узкую сумку. Елена чуть запыхалась, её лицо, вечно румяное, сейчас раскраснелось еще больше. На красном деловом пиджаке поблескивала скромная брошь, изображавшая птицу на ветке. Они обнялись, он поцеловал ее…
– Вот это да… – восхищенно всплеснула руками Елена, оглядывая стол – Настоящее пиршество!
Ей было грустно: предстоящая разлука тяготила. Но она держалась молодцом. В первую очередь она думала о любимом, и вовсе не желала портить ему отъезд слезами и упреками. Надо – значит надо. Впрочем, истерика всегда была ей чужда. С детских лет Елена была флегматичной, среди подруг славилась мудростью и выдержкой. Ей всегда можно было поплакаться в жилетку. Она прекрасно разбиралась в отношениях людей, в их эмоциях и симпатиях. Заведуя архивом, Петлякова была для подчиненных "заботливой матушкой". Пунктуальность и дисциплина заведующей вызывали уважение коллег. Но подлинную любовь Елена снискала задушевностью, отзывчивостью, сочувствием к чужой беде. Лишенная детей и тепла семейных отношений, она переносила на коллектив материнские чувства. Мало по малу это превратилось в стиль работы.
Тот же стиль "заботливой матери" она перенесла и на подпольщиков из паспортной группы, курировать которую ей поручили (директивы на этот счет она получила от Рытика, через тайник). Сейчас, обедая с Дареславцем, Петлякова не удержалась: после разговора о личном, она перешла к беседе о делах. Её ждала подпольная работа в городе, в одиночку, на свой страх и риск. Елене отчаянно захотелось поделиться с любимым опасениями, похвалиться успехами, спросить совета.
Дареславец, чуткий к настроению возлюбленной, заметил её беспокойство: положив на стол руку, Елена сжимала и разжимала кулачок, вертела головой из стороны в сторону, и приоткрыв рот поглядывала на любимого. Очевидно, она хотела о чем-то спросить, но не решалась.
Разговаривать о деле за столиком Валерий опасался: конспирации учен со времен кружка офицеров. В первые же дни знакомства с Еленой, он запретил ей звонить на его мобильник, запретил присылать электронные письма. Объяснил так, чтобы ей – в то время не подпольщице – было понятно: всю переписку и звонки ловит РСБ, а поскольку муж Елены большая шишка, то может затребовать у ищеек разговоры жены, и узнать об ее встречах с другим мужчиной. С тех пор беседовали влюбленные только при встречах, там же назначали место следующего свидания. Через много месяцев, Елена искренне смеялась своей тогдашней наивности. Бдительность прежде всего! Вот и сейчас нужна подстраховка. Валерий не был завсегдатаем этого кафе, обедал тут впервые, но угроза случайной прослушки была вполне реальна. Он показал взглядом на арку, ведущую в сад с бассейном. Петлякова поняла его без слов.
Выйдя в сад, влюбленные соратники сели на чугунную скамейку. Лазурная гладь бассейна умиротворяла, мокрая галька на дорожках вызвала у обоих воспоминания о первом знакомстве. Нежно взяв руку Петляковой в свою, Дареславец погладил ее пальцы.
– Ну что такое? – спросил он, улыбаясь в бороду – Ты же у меня умница, так? Не волнуйся, всё отлично получится…
– Валера, милый… – отозвалась она, потупив голову – Вот никогда не боялась, а теперь тревожно мне что-то… Ну, как мне без твоего совета? Как ими управлять, если половину из них я даже не видела в лицо… Знаю только под кличками…
– Справишься. – Дареслвец обнял ее за плечи – Ну, меньше знаешь, так меньше и расскажешь. Так?
– Сегодня Мишель заходил ко мне на работу. Конфеты принес. Все ухаживать пытается – Елена рассмеялась с наигранной беззаботностью – Где ты его только откопал?
Финансист паспортной группы, известный ей под именем Мишель, был одним из мелких бизнесменов, отодвинутых "Единой Рабсией" от пирога. Ключевые отрасли бизнеса правители отдали своим родственникам и клевретам – в ходе этого, полиграфическая фирма Мишеля чуть не обанкротилась. Внешне этот ловелас, нервный и взвинченный, с рубиновыми запонками на рукавах шикарного костюма и ухоженными белыми руками вовсе не производил впечатления бунтовщика. Однако Дареславец, работая в мэрии и зная ситуацию с фирмой, привлек Мишеля к сотрудничеству с подпольем, тонко сыграв на чувстве обиды. Опальный бизнесмен, приезжая в архив, всякий раз заигрывал с Еленой: подмигивал, отпускал двусмысленные шуточки. Поначалу она тревожилась, но Дареславец успокоил: Мишель вел так себя с каждой женщиной, это был его стиль. В архив этот повеса приносил деньги для обеспечения паспортной подгруппы. Мишель открыл в южной части города маленький пункт цифровой фотопечати. То были две комнатки с выходом на улицу: салон и мастерская. У входа, за стойкой, работала глуповатая блондинка с кукольным личиком, недавно приехавшая в Урбоград из деревни – она печатала фотографии на заказ. Вторая же комнатушка, позади салона, предназначалась для ремонта оборудования, а также печати крупных оптовых заказов: буклетов, бланков, рекламных проспектов. Такова была легенда. На самом же деле именно в этой тесной мастерской располагалось "паспортное бюро" подпольщиков.
– А что Мишель? – Дареславец иронически хмыкнул – Мишель совершенно безобиден, ты уже в этом убедилась… Так?
– Валера, как я люблю твоё вечное "так"! – Петлякова, улыбаясь, качнула головой. Ее светлые волосы на сей раз были аккуратно пострижены – Знаешь, мне просто интересно, у кого берет Мишель эти сотни адресов… Сегодня опять принес целую пачку…. Фамилии горожан, их адреса, серии и номера паспортов… Даже сведения о том, каким участком полиции они выданы… У меня в инструкции указано, что эти данные нам поставляет Добытчик. Но кто он? Я его, знаешь, представляю гостиничным портье или каким-нибудь швейцаром… Через руки этого Добытчика должны проходить сотни паспортов, у него есть время выписать оттуда все данные… А может, это и вовсе женщина? Скажем, работница почты?
– Ты у меня выдумщица – Дареславец погладил Елену по коротким волосам – Ну, какой прок фантазировать? Ведь все равно мы этого не узнаем…
Валерий лукавил. "Добытчика" он сам завербовал в мэрии, им был Леонид Ермаков, молодой парень. Этот клерк работал в отделе недвижимости, где оформлялись все сделки по покупке и продаже жилья, садовых домиков, гаражей, земельных участков. Продавцы и покупатели оставляли при этом паспортные данные. Дубликаты шли подполью через Мишеля, бывавшего в мэрии регулярно: бизнесмен оформлял там документы, получал лицензии, давал взятки чиновникам и пытался заручиться их дружбой. Заодно он посещал тесный кабинетик Ермакова, унося списки персональных данных. В случае поимки, Мишель бы "сознался", что купил у Ермакова адреса горожан для рассылки им рекламы своей фирмы, для поиска новых клиентов.
– …А хотелось бы мне поглядеть, как все это делается. – мечтательно произнесла Елена, подняв глаза к небу. – В мастерской работает какой-то Колдун… Вот еще один из тех, кого я не увижу. Почему Колдун? Клички берут с потолка, или что-то колдовское в нем все же есть?
Задавая эти пустяковые вопросы, Елена нервно покачивала на ноге босоножку… Она пыталась избавиться от беспокойства. Это не укрылось от Дареславца.
Он успокоительно погладил руку возлюбленной, и приняв ее игру, ответил шутливо:
– Видно, в своем деле он волшебник…
Так оно и было. Если бы Елене довелось заглянуть в тесную каморку, устроенную позади фотосалона, она узрела бы лабораторию современного алхимика. В левом углу – громоздкая копировальная машина с цветными картриджами. В правом загадочно мерцают зеленые огоньки на табло аппарата фольговой прошивки. Вдоль стены, на длинной полке – бутыли с притертыми пробками. Тут есть всё для выведения чернильных надписей: хлорная известь, уксусная эссенция, марганцовка. Застекленный шкафчик в торце набит брошюрами: руководства по гравировке и гелиографии, гальванопластике и фотоскульптуре. Меж ними втиснута потрепанная книжка в красной обложке: рабсийский паспортный устав. Внизу, в железных выдвижных ящиках, фальшивые печати учреждений, самодельные каучуковые штемпели, краски разных цветов и оттенков, поролоновые подушки, цветные карандаши, калька и воск.
Но главным богатством были аккуратные бумажные стопки: образцы справок и формуляров, пропуска и водительские удостоверения, свидетельства и дипломы, бланки и аттестаты. Заботливо расчищено было место для чистых паспортных книжек – их поставки еще не начались.
Посреди этой сокровищницы, в свете тусклой лампы, горбился над столом Колдун. В руке он держал гравировальную иглу, и с головы до пят был затянут в черное. Дамир Хампаев не был чернокнижником – просто в его родном Румистане цвет ночи считался цветом удачи. Хампаев был смугл, черноволос и черноглаз, как все румистанцы, и к тому же носил черные очки. Впечатление выходило колоритным. В каморке стоял дурманящий аромат курительных трав – чародей не выпускал изо рта изогнутую трубку-носогрейку.
Своим творениям – поддельным документам – он придавал изящную законченность, отличавшую искусных ремесленников Востока. Инструменты его были стары как мир: игла на пробке, хирургический скальпель, кисти, карандаши. Недавно к набору добавилась ванночка для гальванопластики: слой меди осаждался в ней под током на пластилиновый слепок с очередной печати. С электронным оборудованием Хампаев управлялся не хуже, но в глубине души был верен дедовским методам. Привычка к добросовестной работе заставляла его тщательно выделывать даже "одноразовые паспорта", куда вписаны были данные несуществующих лиц. И уж тем более ответственно подходил Дамир к производству "железных" паспортов. Под чужими фото в них стояли фамилии и адреса реальных горожан, указано реальное место выдачи. Патрульный, проверяя такой паспорт, мог свериться с базой – убедиться, что носитель такой фамилии живет в городе по указанному адресу, и что паспорт ему выдал данный полицейский участок.
Хампаев, сняв гербовый рисунок на тонкую кальку, криво усмехался. Верно в Рабсии говорят: не знаешь, где найдешь где потеряешь. Когда он, работая в миграционном отделе, взялся частным образом изготовить паспорт какому-то бандиту – думал, что дело верняк. А вышел полный провал: бандита задержал майор Ваюршин, изъял фальшивый паспорт, и тот раскололся до дна. Ваюршин пришел за Хампаевым. Чародей собрался было в тюремную камеру. Ан нет! Майор-то оказался щедрее уголовника! Да и условия предоставил такие, что можно лишь мечтать… Но для чего ему это понадобилось? "Впрочем, мое дело получать деньги" – думал Хампаев – "Благо, платят здесь обильно". Покачав головой, Колдун тянулся к пузырьку с клеем. На его короткой руке, волосатой и темной, странно смотрелись длинные и нервные пальцы – пальцы хирурга или музыканта. Наклеив рисунок на плоский кусок черного сланца, и дождавшись пока высохнет клей, Дамир вздыхал. Сгорбившись над столом, румистанец гравировал на сланце контур будущей печати. Движения его были неторопливы и точны….
Всего этого Елене, однако, не суждено было видеть: о Колдуне и мастерской она знала лишь из инструкций. Прикусив губу, женщина сосредоточено теребила брошку на вороте пиджака. Дареславец наклонился к ней и спросил, с тревогой и лаской:
– Лена, да что с тобой? Ты нервничаешь, так? Вот уж на тебя не похоже…
– Валера, ну не могу я – виновато улыбнулась она, отняв от брошки дрожащие пальцы. – Вроде все помню, как и что надо делать, кому и в каком порядке… А вот сейчас ты уезжаешь, и в голове у меня все как-то сумбурно мешается, кажется что я как девчонка-неумеха, все провалю, и всех подставлю под удар… Ну, извини, родной, я ничего не могу с собой сделать… Какой-то трепет и дрожь… Это пройдет….
Петлякова умолкла, собираясь с мыслями. Дареславец понял, что лучший способ успокоить её – дать возможность выговориться, провериться, аккуратно расставить все по полочкам.
– Знаешь, Лена – сказал Валерий, потрепав её по плечу – Раз уж так вышло, что я в курсе твоей работы, давай повтори по дням, а я проверю, так?
Она беспомощно взглянула на него, медленно кивнула. Склонившись к собеседнице, Дареславец приготовился слушать.
– Ну общем… – пальцы её нервно барабанили о чугунный подлокотник – В общем… Раз в месяц, в условленный день, я иду за покупками в центральный универсам. Кладу сумочку в камеру хранения. Вешаю ключ от нее в каптерку под лестницей, на крючок – и ухожу на полчаса бродить по торговым рядам….
– Правильно. – полушепотом отозвался Валерий – Как видишь, ничего опасного.
– За это время ключ из каптерки возьмут – продолжила Петлякова – и в мою сумку в камере хранения положат фотографии лиц, на которых надо оформить фальшивые документы. Рядом положат и шифровку, с описанием типа документов. После этого ключ от камеры хранения вернут на крючок. Я, значит, возвращаюсь через полчаса, забираю этот ключ, беру из камеры сумочку – уже с фотографиями подпольщиков… И уношу домой.
Голос Елены стал спокойнее, пальцы перестали плясать на подлокотнике. Валерий тут же поощрил:
– Всё верно! Получишь паспортные фотографии через камеру хранения. И даже не увидишь руководителя, который их тебе положил. А дальше?
– На второй день ко мне приходит Мишель. Передает фамилии и паспортные данные простых горожан, взятые им у Добытчика. Также Мишель дает деньги… Ну… на оплату работы Колдуна, на покупку инструментов, на прочие расходы.
– Угу. Так, продолжай…
– На третий день Гена в обеденный перерыв идет к тайнику, и вынимает оттуда чистые паспортные бланки.
Гена Обручев… Этот курносый и светлоглазый парнишка, родом из деревни, тоже работал в архиве. Однажды Елена, его начальница, сделала так, что на стол Обручева попал секретный документ. Выяснилось: близ его родной деревни власти собираются захоронить ядовитые отходы. Это угрожало жизни его отца и братьев. Гена был в отчаянии. Подпольщики пришли на помощь – снабдили парня деньгами, помогли его родственникам переехать в другую местность. В благодарность, Геннадий согласился быть связником. Парень был осмотрителен и осторожен, пожалуй даже труслив. На лице его вечно играла смущенная улыбка. Он таскал с собой повсюду электронную игру "Тетрикус", вел себя в быту как наивный подросток – что отводило от него подозрения.
– Итак, Гена идет к тайнику и вынимает бланки… – одобрительно кивнул Дареславец (о том, что бланки в тайник закладывает Ольга Миловидова, завербованная в Ваюршиным в паспортном отделе, бородач конечно не знал) – Гена приносит их к себе работу, то есть в архив. А на следующий день?
– Ну, на четвертый день, тот же Гена собирает в пакет всё: фотографии подпольщиков, личные данные горожан, деньги и чистые бланки паспортов. – Петлякова чувствовала себя уверенней: хаотичный ураган её мыслей мало по малу укладывался в систему. – Берет все это, и идет в закусочную – через дорогу от нашей мастерской, замаскированной под фотосалон. Там, в камере хранения, Гена оставляет свой пакет. Прямо в салон идти с пакетом нельзя – если там полицейская засада, то Гена с ним не отмоется. Вот он и оставит пакет в закусочной через дорогу, тоже в камере хранения.
