Текст книги "Дайте нам крылья!"
Автор книги: Клэр Корбетт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 35 страниц)
Пери не ожидала, что от сумеречных полей и шиферных крыш домов и сараев вверх идут слабые утренние воздушные течения, и очень обрадовалась. Хаос называл такие потоки «голубые термики»: они даже не разгоняли облака.
– Ты должна понимать, что на каждую колонну восходящего воздуха найдется такое же количество нисходящего, – втолковывал ей Хаос. – Не бойся: если ты попадешь в нисходящий воздух, то не провалишься, потому что он растекается по большей площади. Просто придется больше работать крыльями, чтобы компенсировать перепад давления.
Иногда массы нагретого воздуха отрывались от своего источника – теплого участка на земле – и плыли по ветру, и Пери обнаруживала их только тогда, когда невидимый пузырь поднимающегося воздуха подбрасывал ее вверх. Каждый раз у нее мурашки шли по коже от восторга: лишняя энергия – нежданный дар, придававший скорости.
Ядовито-зеленое пастбище казалось лоскутком мятого шелка рядом с рядами лавандовых кустов, словно вырезанных из камня. Чистые звуки ясно разносились в теплеющем воздухе – вот камнем упал клич одинокой вороны, вот кашлянул старый трактор, вот раскатилась, нарастая, песня цикад.
Пери сначала испугалась, увидев черное пятнышко, бегущее по полям, залитым пылающим золотом – но тут же сообразила, что это ее собственная тень. По сравнению с этими просторами Пери была совсем маленькая, и они с Хьюго долго-долго висели над золотой лавой, – казалось, они вовсе застыли в воздухе, хотя Пери летела очень быстро, – и золотой огонь залил ей глаза, и все кругом замерцало, словно тлеющие угли.
Потом поля наконец сменились дорогами, землю покрывали клочки невысоких кустов. А когда Пери миновала последние холмы, отделявшие ее от моря, перед ней открылась такая красота, что дух захватило. Под ней за полосой белого песка змеился бирюзовый океан, расстилался до самого горизонта, синел и темнел вдали. На отмели у берегов вода была ярко-зеленая, жидкое стекло набегало на извивы песка на дне. По воде бежала рябь от ветра, и сияющая зелень ворочалась на свету, мерцала, словно исполинская перламутровая раковина, разрисованная тончайшими серебряно-лиловыми линиями.
Пери стало ясно, что она взяла слишком близко к Панданусу. Лететь низко над городом небезопасно, но она все равно решила сбросить высоту. Она же теперь летатель – сбылась ее многолетняя мечта. Она крылата. Она свободна. Главный пляж в одном месте выгибался, будто желтый ломоть гигантской дыни, окаймленный зеленой корочкой деревьев, а за ними тянулся ряд магазинов – ага, вот и кафе «Наксос», все в точности так же, как и в тот день, когда Пери покинула Венецию. Да, это был ненужный риск, но Пери очутилась уже совсем близко – у самой окраины Пандануса с южной стороны, – поэтому она заложила вираж и пронеслась над самой Венецией, похожей на груду битой посуды и клочьев бумаги у самой полосы океанского прибоя. Трудно поверить, что целый мир, полный страданий, с высоты кажется таким маленьким. Похоже, все было тихо. Пери, конечно, надо было подняться гораздо выше и двинуться через океан, но ей обязательно надо было пролететь над Венецией – всего один раз. По бумажным дюнам ползали черные букашки – люди, копающиеся в отбросах. Что бы они подумали, если бы увидели, как она пролетает в вышине? Может быть, ее заметит даже Ма Лена? Пери на бреющем полете пронеслась над своей старой темницей – и представила себе, как сама она – маленькая девочка – бежит по берегу внизу и радостно кричит. Это в твоих силах. Это в твоих силах! Теперь и она сама могла бы стать для кого-то тем образом, который вырвал ее из ловушки, спасением во плоти.
Пери резко взмыла вверх, изо всех сил работая крыльями. Мозг и крылья действовали быстрее, чем Пери успела разобраться, что слышала. Привычный пронзительный свист позади. Она прекрасно знала, что это, – наслушалась в Венеции, когда Райан с бандой подросли. Еще раз, все ближе и ближе. Кто-то стрелял в нее с берега.
Вот и ответ. Она-то мечтала, как другие дети столпятся вокруг и будут глядеть на нее в благоговении – куда там: вот какие чувства она вызывала на самом деле. Злобу. Ненависть. «А ну, подстрели эту курицу, разлеталась тут!»
Значит, снова пора бежать.
Тяжело дыша, Пери свечой взлетела к переливающемуся кучевому облаку над морем и на теплом спиральном течении поднялась еще на километр. Теперь снизу видна разве что точечка – в такую мишень трудно попасть. Где была моя голова? Как я могла подвергать Хьюго такой опасности? Да, надо как следует подумать, что ждет Пери впереди, все рассчитать и предусмотреть.
На очередном витке Пери поймала импульс и выскочила из воздушного потока в нужную сторону – и даже улыбнулась. В воздушных течениях она пока еще разбиралась неуверенно и радовалась удачному маневру.
Теперь ее отделяло от города несколько километров океана. Здесь, вдали от берега, ультрамариновое море было словно шаль в известковых узорах – все изукрашено запятыми, капельками, головастиками островов с длинными хвостами из белого песка. Пролетев на юг около часа, Пери вернулась к берегу: ей требовались силы, а над землей было больше теплых течений.
У самого берега высилась кособокая гора, на крутой дальней стороне совсем не было деревьев. Вот зараза! Это же гора Гримс, местные зовут ее Тучегонная, а значит, Пери пролетела меньше, чем рассчитывала. Получается, путь отнимет больше времени, чем планировала Пери, когда корпела над картами у Жанин. До лекарств она не понимала, как можно с первого раза запомнить все, что нужно, – а ведь все реки, горные кряжи, направления, ориентиры отчетливо запечатлелись у нее в памяти. Но сейчас по спине побежали мурашки от неуверенности. С навигацией все было хорошо – а вот время Пери рассчитала неверно; ничтожной точечкой висела она над золотыми просторами полей, а теперь – над океаном. Как только у нее хватило дерзости думать, будто она в силах пересечь весь континент?!
И океан, и пески были пустынны, и Пери снизилась до двухсот метров. Потом еще – до ста метров; море застилало глаза соляной голубизной и зеленью. Пери видела лишь блестящее мокрое покрывало песка, залитое зыбким слоем акварели, и нежно-голубые и белые пятна – отражение неба. Когда паришь над песчаными зеркалами, впадаешь в транс; Хьюго, убаюканный ритмом полета, давно уснул, но самой Пери приходилось быть настороже – в полете дремать нельзя. А ведь так было бы легче всего – бездумно пожирать пространство, отрешенно смотреть, как исчезают позади под крыльями леса, поля и холмы. Однако Пери сопротивлялась гипнозу дальнего полета: приходилось высматривать ориентиры, вроде горы Тучегонной, которая проплывала сейчас внизу, и опираться на основы навигации по небесным светилам, по звездам и солнцу, – эти знания пробудил в ней Хаос.
Потом белые, как соль, пески остались позади, и Пери дивилась тому, как резко выделяется изрезанная граница земли. Черта, отделяющая красные утесы от воды, была четкая, словно на карте. Ни размытых линий, ни постепенного отступления песков – континент здесь просто обрывался. Утес как будто рассекли вертикальным ударом, обнажив ржавые, серые, бежевые слои.
По краям и изломам кишели морские птицы, сверкали белые хохолки, рябили на скалах тени.
– Смотри, Хьюго, прямо как торт! Откусить бы кусочек!
Пери опустилась ниже края утеса. Летать в таких местах опаснее всего: ветер, натолкнувшись на отвесную стену, рвется вверх и ближе к гребню набирает огромную скорость, сбрасывая давление. Если влететь в зону повышенного давления, всерьез рискуешь, что ветер отбросит тебя обратно через утесы, где бушуют мощные вихри – летатели зовут их роторами. Надо держаться или очень высоко и в стороне, либо гораздо ниже края.
– Запомни, – втолковывал Хаос, – запомни, воздух – это жидкость, он и ведет себя как жидкость. Тебе надо понимать, где зона турбулентности, где возникают роторы. Для этого представь себе, что воздух течет, как река. Смотри, что попадается ей на пути, ну, например, цепочка острых камней под обрывом или просто бревно. Ветер обтекает препятствия в точности так же, как вода в реке бурлит возле валуна. В таких местах и возникают роторы.
Правда, снизиться и поймать термик тоже было бы хорошо; Пери хотела дать отдых крыльям, ей нужны были дополнительные силы на долгий полет. О, прекрасно, вот он, динамик, – сильное восходящее течение ниже гребня утеса, где ветер ударялся о склон и волей-неволей поднимался вверх и к тому же его подогревали скалы, на которые уже несколько часов светило яркое утреннее солнце.
Пери парила вдоль гребня, пока скалы не кончились; они становились все ниже и сошли на нет сразу после треугольного Акульего Зуба, и тогда Пери разрешила себе немного сбросить высоту и полетела зигзагами – теперь ей нужно было найти границу зоны конвергенции, где холодный воздух с моря сталкивался с нагретым с суши. Солнце стояло высоко, так что эта зона уже должна была образоваться. Да-да, вот она: Пери нащупала границу и заскользила по ней вдоль длинных изгибов прибрежного песка.
Подобные приемы были Пери в новинку; теории обращения с динамиками, термиками и зонами конвергенции Хаос учил ее еще в тренировочном центре, но до сих пор это были просто слова. В Городе Пери не приходилось летать подолгу, и опыта полета на воздушных течениях у нее не было. Надо было учиться на ходу.
Проснулся Хьюго. Пери дала ему воды и питательную пастилку, размятую в сладкую кашицу.
Что-то блеснуло – так ярко, что глазам стало больно. Пери выгнула шею и присмотрелась. В нескольких сотнях метров от берега, запутавшись в зеленых водорослях, притаились, понурив тяжелые головы, огромные существа.
– Это кладбище портовых кранов, Хьюго, – объяснила Пери. – Жуть берет, правда? Будто гигантские грустные кузнечики с поникшими головами. Видишь, солнце блестит на осколках стекла? Бедные старенькие краны. Мертвые краны.
– Ка-ка-ка, – ответил Хьюго. – Ка. Кани.
Пери опустила глаза, снова поглядела на море, всмотрелась в волны – быстрые, бурные, даже странно – под таким-то ясным небом. «Небо как газировка, – говаривал Хаос. – Представь себе это ощущение – чистое, искрящееся, щекочет крылья, шипит, опьяняет».
Она посмотрела в глубь континента – там должен быть Тючок, приземистая квадратная скала над мангровыми болотами. По Тючку можно будет сориентироваться, где дельта реки. Не может быть, чтобы она его просмотрела. Где же он? Значит, Пери летела медленнее, чем думала. Неужели у нее хватит духу на такой риск – свернуть от побережья и пролететь к верховьям реки? Если за ней погонятся, хватит ли у нее сил оторваться от преследователя – после нескольких часов полета?
Пери оглянулась. В небе, кроме нее, никого не было видно, даже птиц. Снизу доносился шорох прибоя, вода прибывала, поднялся полуденный прибрежный ветер, вздымавший буруны. На волнах играло белое кружево пены, песок поднимался со дна и окрашивал воду светло-коричневым.
«Здесь тебе не место», – сказала тогда Жанин. Да, это так, но найдется ли ей место в Городе, куда она должна вернуться? Ох, вряд ли! А ведь как было здорово, когда она приехала туда, уверенная, что это и есть ее настоящий дом, особенно когда она получила постоянный пропуск. Пери нащупала его под кожей. В городе ей место нашлось – и не где-нибудь, а в самом-самом лучшем доме на свете, у Питера. Просыпаться каждое утро в своей комнате на узкой белой кровати, пахнувшей лавандой, в чистой тихой комнате, залитой отраженным от моря светом – это было все равно что просыпаться в прекрасном сне.
Она прожила там всю беременность; Питер и Авис старательно прятали Пери от посторонних глаз, однако буквально тряслись над ней, особенно над ее здоровьем. «А теперь съешь вот это», – требовала Авис и взбивала в блендере очередное зеленое овощное пюре, и уговаривала Пери выкупаться в их бассейне, и укладывала ее поспать после обеда. Славная была жизнь. Пери с радостью нежилась в роскошном доме, любовалась подлинными полотнами Аль-Рахима и фотографиями Энди Сильвер по стенам, гладила потускневшее серебро на скульптуре птицы-филемона в саду, пробовала блюда, о которых раньше даже не слышала.
Пери жила в золотой клетке, несколько месяцев выходила за пределы дома и сада разве что на прием к врачу или – несколько раз – на ближайший пляж, а еще – на их с Питером секретные вылазки. Уделом запретной любви к Питеру стал сумеречный мир, яркий, как сон, и не имевший никакого отношения к остальной жизни.
Пери часто размышляла о страшноватых узах, что связывали ее с ними обоими – и с Питером, и с Авис. Они ее наняли, она жила в этом великолепном доме по их прихоти, не представляла себе, какие у нее права и есть ли они вообще – и все равно была связана с хозяевами самыми тесными узами, узами собственной плоти. Она носила их дитя. Кто еще был с ней связан, кроме родителей, которых она не знала? Жанин – нет. Бронте – уж точно нет. Ма Лену она, наверное, никогда больше не увидит.
В детской то и дело появлялись роскошные дорогие диковины, и Пери робко брала в руки игрушки, крутила изящный миниатюрный глобус и радовалась – ведь Хьюго будут так сильно любить. Значит, она делает благое дело: благодаря ей Хьюго родится здоровеньким, родители будут его холить и лелеять. А Пери получит крылья.
Пери прекрасно понимала, что на самом деле ухаживают не за ней, а за ребенком в ее утробе. И все равно оказалась не готова к тому, как резко переменилось отношение к ней, когда Хьюго появился на свет. Она еще не пришла в себя после родов, а уже превратилась в служанку, у которой не было ни минуты свободной. Никаких книг, никакого послеобеденного сна. Зеленое пюре ей по-прежнему полагалось, но теперь она была обязана делать его сама каждое утро. «Чтобы молока было вдоволь», – сьрого говорила Авис. Пери пришлось расплачиваться за роскошь и безделье – причем с процентами. Сладкая жизнь кончилась с первой схваткой.
Кроме того, переменились и ее чувства к Хьюго, и Пери отчаянно старалась это скрыть. Представлять себе, как счастливо он будет жить, пока он плавал внутри нее, недосягаемый и неуязвимый, – это одно. Теперь все изменилось: его крошечное тельце стало беззащитным перед всеми тяготами мира, и Пери должна была оберегать его, теперь он сосал ее грудь, теперь она ощущала его аромат, свежий, как воздух, теперь она просыпалась, не успевал он подать голос из детской, теперь она любовалась им, когда он спал в ее постели, завороженно разглядывала мятый бутончик его губ, которые даже во сне что-то посасывали, а его пьянящее дыхание дурманило ее – и так было гораздо тяжелее.
Теперь тишина и пустота, когда-то так чаровавшие Пери в особняке Питера, беспокоили ее: они означали, что Питера и Авис дома нет. Они были очень рады рождению ребенка, но из этого не следовало, что они работали и развлекались меньше обычного. Авис, очевидно, винила Пери в том, что та встала между ней и Хьюго. Поначалу Хьюго или ел, или спал. Пери прекрасно помнила, как Авис впервые попыталась убаюкать Хьюго, а тот выгнулся дугой. А потом бился и корчился, пока Авис, багровая от злости и стыда, не сунула его обратно Пери. «Хьюго, миленький, прошу тебя, – молила про себя Пери, – не надо еще сильнее все портить». А он, конечно, не послушался: едва Пери взяла его на руки, как он тут же уютно прижался к ней. Наверное, надо было тогда сразу понять, что ничем хорошим это не кончится. Ну и лицо стало у Авис. Она еще несколько раз пыталась поняньчить Хьюго, но чем дальше, тем больше нервничала, а Хьюго отчаянно протестовал. Чем лучше я училась обращаться с Хьюго, тем сильнее Авис меня ненавидела. Страшно подумать, что бы она сделала, если бы заподозрила, что ее муж тоже предпочитал меня!
Как трудно было скрывать любовь к Хьюго, набиравшую силу с каждым днем, и страх за него! Так что Пери было не обойтись без ежедневных отлучек в детский парк.
Детским парком – там никогда не бывало никого, кроме малышей с нянями, родители были вечно заняты, – назывался обнесенный оградой квадрат буйной зелени, очередная городская роскошь, которую няни в глаза не видели, пока не нанялись на работу в богатые семьи. Зеленая плодородная земля, которую заботливо поливали и возделывали только для того, чтобы там гуляли отпрыски сливок общества. В густой тени ветвей и прятались молоденькие няни, укачивая в колясках будущую золотую молодежь.
Среди этих девушек было только две кормилицы, одна из них – Пери. Другие няни с ними не разговаривали, но Пери с Луизой это не тревожило. Они садились под каким-нибудь деревом и болтали о том, как сделать, чтобы было больше молока, сколько раз в день они кормят, как они волнуются, когда малыша взвешивают. Оказывается, мало просто любить и оберегать ребенка. Пока они не начали кормить, то не подозревали, что отвечают еще и за рост и развитие своего подопечного.
Когда Луиза призналась Пери, что тоже сбежала в Город, Пери возликовала.
– Думаю, мне жилось даже хуже, чем тебе, – тихо проговорила Луиза. – По крайней мере, на тебя обычно не обращали внимания. А психи, которые стояли во главе нашей общины, были убеждены, что любое непослушание – знак, что в ребенке живет злой дух. И выбивали его из нас кусками толстого кабеля – представляешь, они носили их на шее, чтобы мы никогда про них не забывали! Понимаешь, они мучили нас, своих родных детей, и гордились этим – разве это нормально?!
– Боже мой, Луиза! – Пери взяла Луизу за руку.
– Бог тут ни при чем. А если при чем, я его ненавижу, – отозвалась Луиза.
Пери погладила ее по голове.
Когда они увиделись в парке на следующий день, Луиза подарила Пери серебряное колечко и показала такое же у себя на пальце.
– Ты моя сестра, – сказала она. – Навеки.
Навеки. Навеки продлилось недолго. Пери посмотрела на волны, на тот самый океан, который сомкнулся над Луизой, трепал ее труп, обдирал перья с крыльев. Крылья принесли Луизе смерть. А Пери – много горя.
Впереди показалось что-то непонятное. Пери прищурилась: под мерцающей поверхностью моря виднелись какие-то темные фигуры. В этом месте вода отгрызла большой кусок суши. Берег осыпался в море, почти весь песок смыло, оголились серые камни. Волны набегали на растрескавшуюся дорогу, которая упиралась прямо в океан.
– Что это такое, Хьюго?
Из воды торчали кривые палки. Мертвые пальмы. Надо же, устояли, несмотря на сильный прибой. Между мертвыми стволами там и сям торчали металлические шесты – даже выше пальм: фонарные столбы, только лампы давно разбиты. Под водой колыхались бурые прямоугольники, а вокруг – большие грязные пятна, словно растекшаяся тушь. А еще дальше в море вдавались длинные прямые дорожки с черными продольными полосками. Пери снизилась посмотреть. Все это тянулось без конца и края. Похоже, мертвые пальмы когда-то стояли вдоль набережной.
– Хьюго, это же был курорт! Жуть какая. Море его затопило. Коричневые прямоугольники – это крыши вилл, а там, вот погляди, там – купальная бухта, только теперь ее залило, завалило песком, она заросла водорослями. Ого-го, там, на дне, даже затонувшие машины! Черные полоски – разметка на водяных катальных горках. Как же устояли эти пальмы? Одна вон совсем скособочилась, корни у нее подмыло. Ой, Хьюго, я поняла, смотри, они посажены в цементных кадках, а теперь цемент растрескался!
Да, когда-то это был шикарный курорт. А теперь постройки, на которые ушло много миллионов долларов, оказались под водой. Неужели и дом Питера ждет такая же судьба и утес растрескается и сползет в жадные волны у подножия? Сюда пришла беда, пришел потоп, настал ад кромешный, и ничего нельзя было поделать.
Потом Пери пришлось задуматься о другом – она вгляделась в белые буруны и двинулась к берегу, нащупывая длинную невидимую грань, где встречались воздушные потоки. А, вот и он, Тючок, выглядывает из-за мангровых лесов – пышных темно-зеленых фестонов с серебристо-серо-голубой каймой прибоя по краю воды. До дельты оставалось не меньше часа полета. В небе кругом по-прежнему никого не было: Пери изогнулась и посмотрела. Зря этот Зак грозил погоней.
Беда приходит, когда совсем не ждешь, говаривала Ма Лена, и Пери на собственном опыте убедилась в ее правоте. Беда пришла. Сбылась заветная мечта Пери, она достигла цели, которой посвятила все свои помыслы и поступки, – и это погубило ее. Беду принесли крылья. Крылья стоили Пери работы и возлюбленного.
Все началось в тот миг, когда она проснулась в послеоперационной палате. Она ничего не понимала, не могла прийти в себя от потрясения – хуже, чем после родов. Ей пришлось добираться домой самостоятельно, и там она рухнула в постель, ощущая сложенные за спиной непривычные, чужеродные крылья. Пери лежала неподвижно, оглушенная, словно птица, ударившаяся о стекло, даже дышала с трудом, от лекарств ее рвало, и она в ужасе думала: «Что я натворила? Теперь ничего не исправишь!»
За бедняжкой Хьюго ухаживала другая девушка, а кормили его молоком, которое Пери сцедила перед операцией. Пери смертельно боялась, что ее уволят – она много дней пролежала придавленная грузом крыльев, истерзанные, онемевшие мышцы спины не могли их поднять, и Пери не решалась даже встать и поглядеть на себя в зеркало. Раньше она ни секунды не сомневалась, что крылья сделают ее прекрасной, – а теперь ей было страшно, что с огромными мертвыми придатками, приделанными к спине, она превратилась в чудовище.
Когда Пери наконец собралась с силами, встала с постели и снова начала ухаживать за Хьюго, Авис глядела на нее так, что Пери всерьез испугалась. Как же она сразу не сообразила, что теперь Авис возненавидит ее еще сильнее? Ведь Пери претендовала на то, что она ей ровня.
Когда Пери с трудом дотащилась до парка, вяло толкая перед собой коляску Хьюго, прочие няни и вовсе объявили ей бойкот. Повернулись спиной и ушли. А Луиза не перестала с ней разговаривать.
– Ты же моя сестра, – сказала она, но почему-то появлялась в парке все реже и реже.
А потом Пери с Хьюго остались одни. Она и раньше не особенно откровенничала с другими, но с кем-то все-таки общалась. Всегда можно было поговорить о детях, няни рассказывали забавные истории и давали друг другу советы, как облегчить свой каторжный труд. А у Пери были крылья – и из-за нее Хьюго тоже стал изгоем.
«С кем Хьюго играет?» – допытывалась Авис каждый раз, когда Пери попадалась ей на глаза. Авис беспокоилась, что Хьюго проводит так много времени без общения с другими детьми, это Пери понимала. Вскоре Авис сложила два и два и пришла к очевидному выводу – во всем виновата Пери, точнее, ее крылья. А Питер дал понять, что не согласен с Авис, и от этого стало только хуже. Питер полагал, что крылья Пери не отталкивают от Хьюго других детей, а придают ему, Питеру Чеширу, еще больше веса в обществе.
Эта небольшая супружеская размолвка обострилась во время праздника в честь того, что Хьюго получил летательское имя.
– Назовем его Гир, в честь ястреба Гира, – подслушала Пери радостный разговор Авис с подругой.
Пери участвовала в приготовлениях, украшала дом, помогала приглашенным официантам сервировать столы. Но как только появились гости, Пери выставили вон. На праздник позвали друзей и коллег Питера и Авис – целую шумную стаю в роскошных нарядах (Пери была уверена, что многих из них одевала сама Авис); все принесли подарки. Пери лежала в темноте в своей комнате и с наслаждением слушала музыку, смех и разговоры взрослых, – и вдруг поняла, что все эти звуки прекрасно ей знакомы, что они успокаивают ее. Пери села. Интересно, ее родители тоже созывали гостей? Ни на ферме, ни в Венеции она, конечно, ничего подобного не слышала.
Послышались шаги – кто-то шел к ней в комнату, и походка у него была тяжелее, чем у Авис. Пери поспешно поправила волосы, сердце у нее больно екнуло. Неужели Питер отважился прийти сюда, когда Авис дома?!
Питер вошел в комнату с Хьюго на руках; мальчик хныкал и совал в рот кулаки.
– Пора его покормить, – сказал Питер и сел на кровать; матрас прогнулся под его тяжестью. Пери взяла Хьюго, отчего-то смутившись, и приложила к груди. Питер смотрел на нее – в полумраке Пери не понимала, что выражает его лицо. С тех пор, как у Пери появились крылья, он еще ни разу не приближался к ней. Его присутствие, аромат его крыльев, тяжесть его тела на постели – у Пери голова шла кругом. Она так тосковала по Питеру, что стоило ему просто сесть рядом, и ее словно одурманили. Питер встал.
– Не уходите, – попросила Пери. – У меня для вас подарок.
Придерживая Хьюго одной рукой, она наклонилась, пошарила в тумбочке.
Протянула Питеру стеклянный шар с розой внутри, и Питер взял его.
– Спасибо.
Господи, какая я идиотка. Он же меня теперь возненавидит. Что он с ним будет делать, с этим стеклянным шаром?
– Вынеси Хьюго к гостям, когда он поест, – велел Питер на прощание.
Через двадцать минут Пери робко принесла Хьюго в гостиную, моргая от яркого света. Огляделась – где же Питер? – но он с большинством гостей вышел на широкую каменную террасу над морем. Низкий каменный поребрик был весь в огнях, и скалы и волны далеко внизу переливались яркими цветами – розовым, зеленым, бирюзовым.
– А, вот и ты, – сказал Питер; похоже, он захмелел и утратил бдительность. Даже не отправил Пери обратно в свою комнату, а вручил ей бокал шампанского. Пери потрясенно взяла бокал, держа Хьюго одной рукой. «Что вы делаете?!» – хотела спросить она, но пришлось вежливо улыбаться, пока Питер представлял ее столпившимся кругом гостям, которые изумленно глазели и на Хьюго, и на Пери – на диковину, крылатую няньку.
– Нет-нет, – говорил Питер высокой и очень худой женщине. – Конечно, то, что у нее есть крылья, совсем не опасно. Опасно было бы, если бы крыльев не было. Сами видите. Теперь она сможет как следует присматривать за Хьюго, будет рядом с ним, когда придет пора учиться летать.
На террасу стремительно прошагала Авис в наряде из золотого дождя, окутавшем ее с шеи до бедер; дождь мерцал и переливался, однако не открывал ничего лишнего. При каждом движении Авис струящееся золото вспыхивало изумрудами, рубинами, опалами. От него разливалось благоухание. «Интересно, – подумала Пери, – это настоящая ткань или какой-то обман зрения?» Она в жизни ничего подобного не видела.
Авис взяла Хьюго у Пери, чтобы похвастаться гостям. Пери нервно крутила на пальце серебряное колечко. Сейчас Хьюго должен быть сытым, довольным и сонным, но здесь столько музыки и огней, шумно, толпятся незнакомые люди, а ему пора спать – вдруг он испугается и заплачет? «Хьюго, будь умницей, Хьюго, будь веселеньким», – молила про себя Пери, но Хьюго, конечно, и не думал о вежливости и деликатности. Авис покачала его, пристроила себе на плечо, походила с ним – вроде все делает правильно, думала Пери, только у нее ничего правильно не получается, она ничего не умеет. Хьюго поначалу просто куксился, а потом весь покраснел и разревелся.
Тогда Авис грубо сунула Хьюго в руки Пери, и та бросилась с ним в детскую – где он мигом успокоился и через десять минут уже мирно спал.
Что было потом, Пери помнила нетвердо. Кажется, когда гости разошлись, она сидела в своей комнате и тряслась от страха, слушая, как Авис кричит на Питера, срываясь на визг, за то, что он якобы унизил ее перед друзьями. Что ответил Питер, Пери не разобрала, но Авис не унималась. Они не впервые ссорились из-за Пери, но этот скандал был хуже всех.
Знала бы Авис… После операции Питер ни разу не прикоснулся к Пери. Мало того что крылья бесили Авис – они еще и оттолкнули Питера.
Прошло месяца два после праздника, и в один прекрасный день на пороге Катон-Чеширов появилась Луиза – она спрашивала Пери и Хьюго. О чудо – у нее были крылья! Вот почему она перестала появляться в парке.
– Они решили завести Вайолет сестренку, – объяснила Луиза. – Крошку Эми.
Больше ничего объяснять не потребовалось.
С одной лишь оговоркой: Луиза выдала Пери страшную тайну – ей имплантировали устройство, которое позволяло следить за всеми ее перемещениями и ограничивало радиус полета.
– Электронный поводок. Может сбросить тебя с неба в любой момент. Они, конечно, сказали, что это для моей же безопасности. Взяли и вживили. – Луиза передернула плечами. – Сволочи, правда? А еще прикидываются верующими, совсем как те самодуры, с которыми я росла. А тебе хозяева ничего не говорили? Я бы на твоем месте проверила.
Зато у Пери теперь появилась настоящая подруга, было с кем полетать в редкие свободные часы. Пери с Луизой обменивались впечатлениями о странной новой жизни, однако никогда не заговаривали о том, во сколько обошлись им крылья. До тех пор, пока однажды Луиза не пожаловалась:
– Я видела одну девушку из нашей общины. Вот уж не думала, что когда-нибудь с ней встречусь. Она беременна. Работает в летательской семье – как ты. Как я. Я хотела с ней поговорить, но она ни слова мне не сказала. Притворилась, будто не знает меня. Дерганая, просто ужас. Ой, Пери, я так расстроилась! Думала, в жизни не увижу никого из той дыры…
А через две недели вызвала Пери на разговор над Соленой бухтой – и голос у нее срывался от волнения. Сказала, у нее для Пери новости. Важные.
В лицо Пери ударил холод, и она опомнилась. Поднялся ветер. На границе встречных потоков стало неспокойно, и Пери решила, что лучше немного набрать высоту. Она потрясла головой – глаза защипало от слез. Ей и раньше было некогда оплакивать Луизу, и едва ли стоило предаваться горю теперь, в самом начале долгого перелета. И вообще Пери слишком увлеклась воспоминаниями о двух годах в Городе и несколько отклонилась от курса. Она провела в воздухе несколько часов и начала уставать – и чувствовала себя маленькой-маленькой над переменчивым вековечным морем. К этому времени Пери рассчитывала отлететь дальше к югу от Тючка, вскоре должна была показаться дельта реки. Если Пери сделает этот ход и переступит черту, то станет очередным нелегальным эмигрантом. Это ее совсем не радовало – имеет ли она право обрекать Хьюго на подобную жизнь? А вдруг – чего не бывает! – до Питера с Авис дойдет, что ее побег – крайняя мера, и они опомнятся? Ведь Хьюго – их сын. Вдруг они наконец-то это поймут, поймут, что скучают по нему, поймут, что на самом деле любят его таким, какой он есть. Неужели их сейчас не мучает совесть?! Может, Пери поступила правильно?
Да, пора вернуть Хьюго родителям.
При мысли о том, что не придется сворачивать у дельты, не нужно улетать от Хищника, Пери с головы до ног окатила теплая волна облегчения. Ведь гораздо проще полететь дальше, вернуться в Город – единственное место на свете, которое стало домом для них с Хьюго.
Теперь в городе был еще и Зак – Зак, обещавший ей помочь. Он стал новым слагаемым в ее задаче: если он выяснит, что случилось с Луизой, то защитит и ее, Пери. Ведь Питер не убивал Луизу – и меня не убьет, если я верну Хьюго. Наверное, не убьет…
