Текст книги "Дайте нам крылья!"
Автор книги: Клэр Корбетт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 35 страниц)
Простит ли меня сын, когда узнает, какова была подлинная цена, которую мы уплатили за его крылья? Разрешение на процедуры я дал в спешке, а теперь горько сожалел, что поторопился – пока процедуры превращения Тома шли своим чередом, у меня хватило времени поразмыслить, да и факты были налицо. Я постепенно осознавал, что доктор Руоконен сильно преуменьшила побочный эффект процедур – то, как они влияли на фертильность. Человек погрубее попросту обвинил бы ее во лжи. Из переписки Бриллианта и записей его встреч с исследователями, врачами и даже представителями секты «Корни» я уже уяснил, что процедуры страшным образом подавляют репродуктивные способности. И какие бы методы генной инженерии ни шли в ход, побочные эффекты неизменно оказывалась очень сильными.
«Проект «Человечество» считаю оконченным», – снова вспомнил я. Да, как же, жирный вредоносный ублюдок. Вот прямо сейчас возьмем и вымрем, только штаны подтянем. Вы-то, летатели, нам не нужны, но погляжу я, как вы обойдетесь без нас! Пока вы заняты тем, что превращаетесь в иной биологический вид, презрительно взирающий на нас с высоты, мы вам все равно нужны – для продолжения рода.
Каким болваном я был, что отпустил Тома на процедуры, не имея полного представления о побочных эффектах! Что за безрассудство! Может статься, тем самым я лишил себя внуков. Спохватился слишком поздно, попытался переубедить Лили с Ричардом, но они лишь отмахнулись от моих предостережений. Эти двое свято верили в свою правоту: Руоконен убедила их, что все проблемы с фертильностью будут разрешены, да еще прибавила, что она лично знает немало летательских семей, где есть дети. Что хуже всего, все мы, включая Руоконен, сознавали: назад пути нет, раз процедуры уже начались, процесс превращения необратим. Лили сказала мне: «Если уж ты хочешь оставить Тома без крыльев и отнять у него шанс летать, то будь так добр, придумай по-настоящему вескую причину, потому что пока ты меня не убедил. Понял?» Все мои прежние аргументы, в том числе и возможная бездетность Тома, не произвели на мою бывшую супругу никакого впечатления.
Толпа увлекала меня вперед. Еще немного – и надо будет оторваться от земли, но сама мысль о том, чтобы провести всю ночь где-то высоко в небе с целой оравой летателей, да еще на каких-то висячих площадках или садах или что они там нагородили, – мысль эта меня пугала. Кто его знает, может, к утру мой хладный труп со свернутой шеей найдут под кустом Ботанического сада, а в крови обнаружат превышенную дозу бореина? Я ведь предусмотрительно навел справки: в прошлые слеты такие случаи уже бывали. Именно с летальным исходом.
Впрочем, я ведь иду повидать Амандину, которая лично пригласила меня на этот праздник, пусть даже для квоты, которую требовали бюрократические правила: помимо летателей, на празднике должно присутствовать определенное число бескрылых. Наконец, мне все-таки любопытно было поглядеть, как Чешир будет торжественно открывать свое новое творение и купаться в лучах славы.
Расстояние до взлетной площадки неуклонно уменьшалось. Сердце у меня колотилось все сильнее. «Надеюсь, я не очень заметно побледнел», – подумал я. Главное – не опозориться и не ринуться обратно. Да это и опасно, еще убьешься или затопчут, чего доброго. Отступать некуда!
Хотя дневная жара еще не спала, я снова надел теплую летную куртку, чтобы освободить руки. Пригласительный билет и инфокарту сунул во внутренний карман, ухватился за перила эскалатора, и ощутил, как меня все быстрее несет вверх и вперед. Поначалу мне было крепко не по себе, – земля стремительно уходила из-под ног, – но потом я притерпелся. Пейзаж внизу казался уже не Ботаническим садом, а какой-то абстрактной картинкой, я перестал смотреть вниз, приободрился и с восхищением разглядывал закатное небо – оно грозно и ярко полыхало золотым, алым, багровым, оранжевым, сиреневым, пускало дымные полосы туч… словом, настоящее буйство красок. Я поднимался в небо, оно было вокруг, совсем рядом, казалось, протяни руку – и коснешься.
Эскалатор плавно вынес меня на ту самую взлетную площадку. А на ней, сияя улыбкой, меня встречала Динни в ярком радужном наряде.
– Привет! – выдохнул я. Динни протянула руку и помогла мне сойти с эксалатора на площадку.
– Привет! Рада, что вы смогли добраться. А то у нас один альпинист и двое высотников-монтажников уже пошли на попятный. Будьте так любезны, посмотрите в камеру. – Она направила на меня инфокарту. Я послушно взглянул в камеру. – Спасибо. Ваше присутствие зарегистрировано.
– Я так понимаю, не всем такая честь – вы регистрируете только бескрылых, – сказал я. Внутри у меня снова забурлило возмущение. Малоприятно оказаться в роли гостя, приглашенного по квоте – для галочки, для отчетности.
– У всех есть пригласительные билеты, – объяснила Динни. – Но вы правы, фотографирую я только бескрылых – для протокола, если будут спрашивать, предъявлю в качестве доказательства, что дискриминации не было и бескрылых мы тоже пригласили. Морока ужасная. Ой, простите, я не хотела вас обидеть. И очень рада, что вы пришли. Я правда хочу выяснить, вовлечены ли бескрылые в наши проекты, хорошо ли им у нас на мероприятиях, или хотя бы на «Поднебесной расе». Я очень старалась, но вынуждена признать, что… – Она замялась.
– Что? – спросил я.
– К сожалению, эта сторона моей работы не очень-то интересует остальных летателей.
Тут я заметил двух бескрылых – гостя и гостью слета, – которые стояли в углу взлетной площадки.
– Это и есть альпинисты? – спросил я у Динни, кивнув на них.
– Он – да, альпинист, а она воздушная гимнастка и, кстати, скоро планирует пройти процедуры превращения. Сами видите, они сегодня вечером без компании не останутся.
И верно – вокруг бескрылой пары уже сгрудилось не меньше пяти летателей.
– Похоже, мужчинам-летателям нравятся бескрылые дамы, – заметил я.
Динни пристально глянула мне в глаза.
– Некоторым – да, и у них на то свои причины, как вы знаете лучше моего.
Я предпочел замять тему и огляделся. Вид с площадки открывался не только головокружительный, но и прекрасный. Все сооружения, выстроенные для слета, были как на ладони, они светились яркими красками, горели множеством огней – тут были гирлянды, прожектора, освещенные площадки, мигающие стробоскопы. Повсюду мельтешили танцоры и музыканты. Казалось, над Городом завис огромный, сверкающий мириадами огней звездолет.
– У вас хороший маскарадный костюм, – похвалила меня Динни.
– А у вас – прямо сногсшибательный, – не остался в долгу я. – Кого вы изображаете?
– Когда-то давным-давно была такая авиакомпания, «Сингапурские авиалинии», – пояснила Динни. – У них были разные варианты формы, в том числе и вот этот саронг.
– Навряд ли стюардессы носили саронги именно так, – с улыбкой сказал я.
– Нет, конечно, – улыбнулась и Динни, – у них были настоящие, тканевые.
Карнавальный костюм Динни был попросту нарисован у нее на коже. Вблизи я отчетливо увидел, что одежды как таковой на ней не было, если не считать за наряд изящные трусики. Но стоило отступить на полшага, и казалось, будто Динни облачена в приталенный пиджак с длинным рукавом и длинную юбку с разрезом, спадавшую до самых лодыжек. И то и другое было причудливо расписано в стиле «индийский огурец» или «пейсли» – узор из ветвей, листьев и цветов, ярко-фиолетовых, оранжевых, синих, белых и черных, и все это на алом фоне, алом, как китайская лаковая шкатулка.
– Сначала я планировала надеть настоящую форму стюардессы, копию, конечно, – рассказывала Динни, пока я смотрел на нее и не мог отвести глаз. – Но потом поняла – будет тесно, неудобно и жарко. Вот и заказала роспись.
– Выглядит потрясающе, – от души сказал я. Забавно – вблизи можно всласть любоваться пышной грудью Динни, ее крутыми бедрами и прочими выпуклостями, но при этом она вроде как все-таки одета, только вместо ткани на ней мерцающий слой краски.
– Спасибо, – ответила она.
– Шикарная вечеринка! – воскликнул проходивший мимо летатель. Динни кивнула и улыбнулась ему.
Я снова огляделся. Перил на взлетной площадке, конечно, не было, а вмещала она человек пятьдесят, не меньше. Сейчас по ней фланировали примерно двадцать, но состав публики постоянно менялся: летатели здоровались друг с другом и упархивали прочь. Я смекнул, что надо держаться настороже – эта беззаботная толпа летателей на такой высоте и на площадке без ограждения для меня представляла опасность. Им-то хорошо, даже если кого и столкнут ненароком с краю, он быстро расправит крылья, перегруппируется и уцелеет. А я, случись что, разобьюсь насмерть. По счастью, мы с Динни стояли далеко от края. Я вновь пригляделся к ней и заметил, что глаза у нее неестественно лучатся – должно быть, давно празднует и что-нибудь приняла, – но на ногах она стояла твердо и одурманенной не казалась. Надо полагать, новые наркотики разработаны так, чтобы летатель даже под кайфом не рухнул с неба.
Динни легко приобняла меня крылом за талию – совсем как рукой.
– Пойдемте, покажу вам окрестности, здесь много интересного, – любезно предложила она. – Правда, попасть сможете не везде, но и того, что увидите, все равно хватит, – здесь понастроено столько, что и в три дня не осмотришь.
Она явно гордилась размахом празднества, потому что участвовала в его разработке, и от души хотела поразить меня – а заодно и посмотреть, приду ли я в восторг, оценю ли летательские затеи, – словом, хотела провести запланированное исследование.
Динни протянула мне лиловую пластинку – маленькую упаковку какого-то прозрачного геля, которую, видимо, предполагалось надорвать и выпить.
– Чтобы по-настоящему получить от праздника удовольствие. Примите, не бойтесь.
– Что это? – сдавленно спросил я, и тут же мысленно обругал себя: «Тьфу, Фоулер, не будь таким зажатым! Что ты как маменькина дочка на первой дискотеке!»
Динни просияла улыбкой и звонко рассмеялась над моей нерешительностью.
– Бореин, что ж еще. Ха-ха-ха, видели бы вы себя в зеркале – у вас прямо лицо вытянулось. Наверно, наслушались всяких страшилок? Не пугайтесь, здесь половина обычной летательской дозы. Вам будет хорошо, обещаю.
К ней подлетела новая стайка гостей – похвалить устройство праздника.
Я проглотил бореин. А, будь что будет! Зачем я сюда притащился, на этот слет, – беречься? Все равно же знал, что дело рискованное. Вот и рискну.
А дальше… где найти слова, чтобы описать то, что случилось дальше? Мне казалось, в следующее мгновение я взглянул на мир глазами орла. Авиационные очки я сунул в карман куртки – они мне больше были ни к чему. Кто-то словно навел мое зрение на небывалую резкость, и теперь я отчетливо, до мельчайших подробностей, видел даже самую дальнюю даль. Я видел, как с облаков вдали падают крошечные алмазные капли, и различал блеск каждой из них в ярких лучах закатного солнца. А солнце больше не слепило меня. Я взглянул вниз, туда, где расстилался океан, и отчетливо различил каждую заклепку на серой поверхности огромного городского моста, каждую солнечную искорку на морской воде, и каждую нить в парусах судов, что скользили по бухте.
В первые мгновения у меня голова пошла кругом, я даже пошатнулся – ощущение было, словно мне надели слишком сильные очки. Черт, как же я буду разгуливать по летательским площадкам и садам высоко над землей, если качаюсь, словно пьяный, – да и вправду опьянен снизошедшей на меня божественной остротой зрения? Свалюсь, точно свалюсь, потому что моему мозгу к такому не привыкнуть – в сравнении с новым зрением, раньше я видел мир как муравей.
– Дышите глубже, – заботливо посоветовала Динни. – Все наладится, просто подышите глубже.
Я послушался, стараясь побороть головокружение, и тут обнаружил, что обострилось у меня не только зрение, а еще и слух. Из-под облаков со всех сторон доносились музыка, смех, я различал голоса и слова, слышал, как шуршат оперения летателей, как позвякивают снасти проплывающих далеко внизу судов, как парусники с шелковым шелестом рассекают волны форштевнями.
Совет Динни помог. В мозгу у меня словно переключился какой-то рычажок, я больше не шатался от резкого наплыва впечатлений и ощущений, но теперь меня затопила волна восторга. Я видел и слышал все. Воробышек в густой кроне где-то в городском парке – и тот не порхнул бы незамеченным. Остатки моего скверного настроения бесследно испарились. Все страхи и сомнения отодвинулись куда-то на задний план и сделались бесплотны, словно тень облака, пробегающего по вершине горы. Я подумаю о них потом – они вернутся, когда карнавал закончится.
Сейчас я был совершенно спокоен. Если и погибну, так что же? Зато испытаю, что такое подняться в небо.
– По-моему, теперь вы готовы, – сказала Динни, внимательно наблюдавшая за мной. Сложила крыло, которым придерживала меня за плечо. – Видите, отсюда не только взлетают. Вон там подвесные дорожки. По ним можно дойти к другим площадкам, павильонам и прочему. Мы-то, конечно, перелетаем, но и нам нужна передышка, поэтому дорожки выстроены и для летателей тоже.
Динни взяла меня за руку и подвела к одной из дорожек, которая больше напоминала узенький висячий мостик. Сквозь полупрозрачный материал, из которого было сделано это сооружение, просвечивали облака. Но зато тут имелись перильца. Я осторожно шагнул на полупрозрачную поверхность. Дорожка слегка качнулась, но выдержала. Она слегка пружинила под ногами и покачивалась, поэтому я крепко ухватился за перила. Смеркалось, и светящаяся кайма по краям дорожки засветилась ярче. Перила тоже засветились, причем у меня под рукой они загорелись зеленым. Надо же, я совсем не боялся, больше того – меня обуяла та эйфория, которая, говорят, приключается с альпинистами на высоте. Наверно, все это благодаря бореину.
Мы с Динни поднимались по дорожке все выше и выше над взлетной площадкой. Динни на минуту остановилась, повела рукой, показывая вниз:
– Отсюда хорошо просматривается нижний ярус «Поднебесной расы». Он считается основным, хотя ниже есть еще кое-какие, и выше тоже. Обратите внимание, этот ярус представляет собой как бы копию Города в масштабе один к одному. Световые линии – зеленые, голубые и золотые, – повторяют контуры залива, со всеми бухточками и пляжами. Еще мы выстроили воздушные островки, некоторые просто в виде декоративных площадок-облаков, а на других размещаются висячие рестораны и бары. Они в точности повторяют очертания и расположение островов внизу, в заливе. Есть и подвесные гнезда для отдыха, – видите, вроде гамаков и сетей, которые подвешены на тросы из эластопластика? Они выстланы подушками – там можно поспать или просто отдохнуть, послушать музыку и полюбоваться видом на залив. А вон там, видите, совсем как озерца повисли в воздухе? Но это не вода, хотя сходство полное.
– Фантастика! – искренне отозвался я. – Вы ничего не упустили. Даже небоскребы в небе и то есть – точнехонько над земными небоскребами. Небесные на вид будто сложены из облаков, но это ведь тоже иллюзия, как и небесные озера?
– Нет, – покачала головой Динни. – Из имитации облаков – только наши небоскребы. Все остальное, и гамаки, и дорожки, и рестораны, держится на контурах и направляющих из эластопластика, а они, в свою очередь, крепятся к верхушкам городских небоскребов там, внизу. Понимаете? «Поднебесная раса» – как тент, натянутый над Городом, а небоскребы – как колышки для крепежа. Но большая часть пространства, где проходит сам праздник, – над заливом. Так спланировано, чтобы нам хватало места для полета.
Затем Динни растолковала мне условные обозначения – своего рода дорожные знаки воздушного движения. Дорожки светились разными цветами неспроста. Символика была мне уже знакома по Заоблачной цитадели. Зеленый свет означал, что участок безопасен для бескрылых, желтый взывал «будьте внимательны», а красный сообщал, что бескрылым вход воспрещен и место безопасно лишь для летателей. Но этим система безопасности не ограничивалась. Мимо нас стремительно пролетел патруль в лимонно-желтых куртках, готовый в случае чего оказать первую помощь. Патруль спикировал вниз и растворился в сумерках.
С каждым мгновением экскурсии по просторам «Поднебесной расы» я все больше преисполнялся уверенности в себе, шагал все тверже и беспечнее. Ни одному ныряльщику в океанских глубинах, ни одному акробату под куполом цирка и не снилась такая упоительная свобода в пространстве, такие высоты. Я пьянел от эйфории, рассудком понимал, что напрасно поддаюсь ей, но все равно упивался каждой секундой, хотя отчетливо сознавал, откуда этот безудержный восторг. Бореин и адреналин, состязаясь, бурлили у меня в жилах. Я поднимался все выше и выше и выше… и их уровень в крови тоже. Должно быть, именно так и чувствуют себя летатели – и потому, не ведая страха, спокойно парят над бездной.
– Чему вы смеетесь? – с улыбкой поинтересовалась Динни. Тут только я понял, что ухмыляюсь от уха до уха, да еще и посмеиваюсь, как заправский псих. Да, чудна жизнь, ничего не скажешь. Полюбуйтесь только: Зак Фоулер, отставной полицейский, закаленный сыщик, – и под кайфом от бореина!
Между тем чувства мои все обострялись и обострялись. Музыка, которая доносилась с разных сторон из множества кафе и баров, уже не казалась звуковой мешаниной – я с легкостью разбирал каждую мелодию по отдельности. Различал я и запахи – каждой пряности, каждого блюда.
На противоположной стороне бухты высилось нечто необычайное. Поначалу мне показалось – там воздвигли еще один облачный небоскреб, но надвигалась темнота, а с ней все ярче зажигалась подсветка строения, и я понял, что это – замок, со всем, что полагается: зубчатыми стенами, крепостным рвом, крытыми галереями, подъемным мостом. Замок – но воздушный; он парил в высоте над морем, и в его громаде местами просвечивали огоньки звезд и сквозила синева ночного неба.
– Если здесь все – точные копии городских построек, то это тогда что? – поинтересовался я у Динни, показывая на замок.
– Это просто шутка. – Отозвалась она. – Посмотрите вниз. Уловили?
Я послушно посмотрел вниз и усмехнулся. Внизу, точнехонько под замком, на земле располагалось здание парламента, и воздушный замок выглядел преувеличенной, фантастической вариацией на тему старинного здания с его башнями и бастионами – парламент всегда несколько напоминал песчаный замок, какие сооружают дети на пляже.
С верхушки воздушного замка вдруг забил огненный фонтан, посыпались искры, он вращался на месте, а сполохи вихрились и плясали в воздухе, мигая то серебряным, то голубым. Затем светящееся облако распалось на две половины, минуту-другую колебалось над воздушным замком, потом снова сомкнулось, и я понял, что это не фейерверк – облако состояло из множества летателей, которые слаженно парили в ночной синеве. Прошумев, как мощный порыв ветра, над садами взмыло второе облако летателей – в зелено-золотом свечении. Они тоже двигались слаженно, будто повиновались незримой дирижерской палочке. Зеленая стая огненных фигурок, шелестя крыльями, пролетела через серебристо-голубую. Действо напоминало воздушный балет или синхронное плавание: крылатые танцоры на фоне ночной синевы выстраивались рядами, вытягивались цепочками, арками, петлями, змеились длинными лентами. Наконец они рассыпались, словно мириады искр над костром или светлячки над лугом, и полетели над океаном. Зрелище было завораживающее.
Я заметил, что подвесная тропинка, с которой мы с Динни любовались воздушным балетом, дальше внизу пересекается с другой, ведущей прямо в замок. Показал на нее – Динни согласно кивнула, и мы направились к фантастической громаде по узенькой дорожке. Вблизи оказалось, что в крепостном рву воздушного замка плещется какая-то светящаяся жидкость. Вокруг сновали летатели, воздух полнился смехом, ахами, плеском, звонкими голосами. Гости катались надо рвом на механических драконах и фениксах, сталкивались, сшибали друг друга в ров, выныривали и все начиналось с начала.
Удивительно, как быстро привыкаешь к чудесам. Вот он я, Зак Фоулер, поднимаюсь по висячим тропинкам в небо, опьяненный бореиновым наркотическим бесстрашием, карабкаюсь по прочнейшим рукотворным паутинкам, словно гигантский паук, и на ходу здороваюсь с незнакомыми летателями, будто равный, а они знай отвешивают Динни комплименты – какой чудесный вечер, как все великолепно устроено.
Внезапно меня осенило. Неужели «Поднебесная раса» – это не просто праздник, а репетиция? Вернее сказать, неужели это черновик будущего летательского города? Неужели летатели хотят скопировать огромный, перенаселенный Город, который расстилается внизу, на земле, – с его дороговизной, низким уровнем жизни, – воспроизвести в точности и подвесить на паутинках в небе? Да, конечно, летатели наверняка оснастят его просторными парками, спортивными площадками, развлекательными центрами. Динни упомянула, что «Поднебесная раса» – не только слет, не только праздник, но еще и эксперимент. Но чего ради летатели прикидывают возможности зажить в поднебесье самостоятельно? Неужели и впрямь решили отделиться от нас и поселиться на облаках? И теперь их архитекторы создали эту черновую постройку, прицеливаясь на будущее?
Чем ближе мы подходили к висячему замку, тем огромнее он казался – сквозистый, он пропускал звездный свет, но все равно подавлял своими размерами. По наружной стене змеилась лестница. Мимо нас промчались двое летателей – то вприпрыжку, то вспархивая на крыльях, да так резво, что я даже толком не разглядел их карнавальные костюмы, – супергероев прошлого ли они представляли? Акробатов? Поднимаясь, я пристально разглядывал поверхность стены и дивился, как правдоподобно она сделана. Самый что ни на есть настоящий шершавый гранит, поросший мхом.
– Поберегись! – крикнули у меня над ухом. Я едва успел сообразить, что здесь идет игра в оборону замка, – и тут меня окутало невесомое белое облако чего-то прохладного и легкого. Нечто вроде того «снега», который я видел в детской у Хьюго. Я выпутался наружу, а потом взобрался на это облачко – вес оно держало. Хорошо еще, что плотность у него была не как у настоящего снега, не то меня бы попросту пришибло таким сугробом.
– ! – Рядом со мной летатель вспрыгнул на парапет замка, шагнул с него в воздух и исчез.
– Вы целы? – со смехом спросила Динни, нагнав меня.
– Не извольте беспокоиться, сударыня, – беспечно отозвался я. – Разве это рана? Сущая безделица!
Я взобрался на парапет и теперь балансировал на том же уступе, откуда только что спланировал в ночную темноту летатель. Искусственного снега здесь было на метр, не меньше. Конечно, мне следовало вести себя осмотрительнее, ведь обрушься сверху следующий сугроб, меня запросто могло бы сшибить с ног, – но отчего-то на слете «Поднебесная раса» опасности казались ненастоящими. Может, я слишком вошел в роль героя-летчика, аса-истребителя военных лет, а может, и бореин в крови делал свое коварное дело.
– Где-то поблизости готовят. Пахнет вкусно. – Я принюхался.
– Пойдемте, я умираю с голоду! Нам сюда, – Динни поманила меня за собой.
Мы двинулись вверх по лестнице, Динни – расправив крылья, чтобы лучше держать равновесие. Протолкались через многолюдный дворик, и вот – желанная цель: мы на вершине самый высокой замковой башни, где на площадке устроен ресторан. Динни провела меня к крайнему столику справа, зарезервированному для нее лично.
– Отсюда будет хорошо видна церемония открытия Заоблачной цитадели, Питер произнесет там речь, – сообщила Динни, показывая вдаль, где темнела пока что неосвещенная громада. – Начало попозже, а пока перекусим.
Только теперь я заметил, что между Заоблачной цитаделью и замком натянута сеть, на которой уже расставляли свои инструменты и пюпитры многочисленные музыканты, располагались актеры, певцы, танцоры. До нас долетала какофония репетиции.
Динни повернулась ко мне и, интимно понизив голос, сказала:
– Кстати, о Питере. Я просто выразить не могу, до чего мы все расстроены этими ужасными новостями о маленьком Хьюго. Мы все так надеялись, что обойдется, но, видно, не судьба… – Она умолкла. – Словом, хочу, чтобы вы знали – я очень горюю.
Я не поднимал глаз. Динни накрыла мою руку своей.
Из-за соседнего столика кто-то окликнул Динни. Один из компании, плотный крепыш в белом скафандре, со шлемом под мышкой, прошествовал к нам.
– О, черт, да это же Дэвид Бриллиант, – ошарашенно сказал я. Цветастые полосатые крылья – лучшая визитная карточка, издалека видно.
Я нервно поерзал и снял кожаную летную куртку. Мне стало жарко от очередной волны гнева. Кто как не Бриллиант с Чеширом в ответе за печальную участь Хьюго, Пери и Луизы? Надо бы сказать это Динни – мол, зря она жалеет Чешира, нечего из-за него убиваться. Но сейчас неохота ей перечить и затевать спор.
Бриллиант, конечно, нацелился поздороваться с Динни. Я едва успел надеть летные очки, но мог бы и не дергаться: Бриллиант на меня даже не взгляну.
– В этом году, моя дорогая, вы просто превзошли самое себя, – пробасил он, нависая над Динни.
– Во многом все это заслуга Питера, – отозвалась Динни. – Я передам ему ваши похвалы.
Бриллиант тяжело протопал обратно к своему столику.
Динни рассеянно рассматривала публику. Я проследил ее взгляд. Неподалеку от нас веселилась четверка женщин в нарядах летчиц. С локтя у них свисали летные очки, шлемы лежали на столике. Вот как будто знакомая фигура. Где-то я видел эту гладкую прическу с металлическим отблеском. Костюм добротный – военный мундир хаки, на вороте голубые зигзаги, а на спинке стула кожаная куртка вроде моей. И перчатки на столе что надо – потертые, словно поношенные. А на крыльях и на коже местами – загадочные молочно-белые вкрапления, они так отливают в свете многочисленных огней, что и не поймешь, из чего сделаны. Даже глаза слепят.
Летчица обернулась. Ба, да это же доктор Руоконен собственной персоной!
– Добрый вечер, доктор, – светски поздоровался я.
Руоконен так и подскочила.
– Мистер Фоулер? Какими судьбами? Вот так сюрприз.
«Сюрприз-сюрприз! – мысленно передразнил я. – Нате, выкусите, у меня есть связи в высшем свете!»
– Привет, Алита, – воскликнула Динни. – Какой у тебя воинственный вид.
– Я изображаю Лилию Литвяк, – пояснила Руоконен. – Знакомьтесь, вот Берил Маркхэм, а вот – Амелия Эрхарт. В фиолетовом атласном комбинезоне – это у нас Гарриет Куимби, одна из пионерок авиации. Славилась прискорбным вкусом по части нарядов, да вы и сами видите*. /*Лидия Владимировна Литвяк (18 августа 1921 – 1 августа 1943) – Герой Советского Союза, лётчик-истребитель, командир авиационного звена. Первый воздушный полет совершила в 15 лет. Во время Великой Отечественной войны на капоте самолёта Лидии по её просьбе была нарисована белая лилия, Литвяк получила прозвище «Белая лилия Сталинграда», и «Лилия» стала её позывным. В возрасте неполных 22 лет погибла в бою. Берил Маркхэм (1902 —1986) – летчица и тренер по конному спорту, пионерка авиации, первая женщина, которая в одиночку перелетела Атлантический океан с востока на запад. Автор мемуаров «На запад в ночи». Амелия Эрхарт (1897 – 1937) – известная американская писательница и пионер авиации, первая женщина-пилот, перелетевшая Атлантический океан, автор множества книг, борец за права женщин. Пропала без вести при при попытке совершить кругосветный полет на двухмоторном легком транспортном и пассажирском самолёте над Тихим океаном. Гарриет Куимби (1875 – 1912) – первая женщина, получившая лицензию пилота в США и перелетевшая через Ла-Манш. Писала киносценарии для Голливуда, снялась в кино./
– А кто такая Лилия Литвяк? – с интересом осведомилась Динни.
– Ну как же, Белая Лилия Сталинграда! Лучшая летчица-истребитель, ас. Я сбила двенадцать фашистских самолетов. У пилотов «Люфтваффе» просто душа уходила в пятки, когда на них пикировал мой «Як-1».
– Боже, как романтично! – сказала Динни.
– Для Литвяк – не очень-то, – помрачнев, отозвалась Руоконен. – Она погибла двадцати двух лет, и ее вскоре забыли, как и других героинь войны. Даже посмертной славы в награду за короткую жизнь – и то не заслужила. История быстро стирает из людской памяти таких женщин. Но почему – я не понимаю. Ведь Литвяк сражалась героически, чтобы ее сбить, понадобились совместные усилия восьми «мессершмитов». Да в сравнении с ней Красный Барон – просто пшик, по-моему*./ Барон Манфред фон Рихтгофен (1892 – 1918), знаменитый ас-истребитель Первой Мировой войны, получил прозвище Красного Барона из-за яркого алого цвета своего боевого самолёта. /
– Согласна! – рассмеялась Динни. – Все, решено, о Красном Бароне отныне забуду, а вот память о Белой Лилии сохраню навек.
Низкий мягкий смех Динни звучал так заразительно, что и я улыбнулся. Все-таки она славная, и как умеет сгладить любые неловкости! Среди благополучных и преуспевающих редко встретишь такого, кто бережет чужие чувства и уж тем более – кто готов утишить чужую обиду.
Динни склонилась к плечу Руоконен.
– Что это так симпатично блестит?
– Новинка, – гордо ответила та. – Посмотрите повнимательнее, такого еще никто не носит.
Мы оба вгляделись в молочно-белые переливчатые вкрапления – часть ее кожи.
– Натуральный жемчуг, – объявила Руоконен. – Вырастила естественным путем. С жемчугом это запросто, все-таки он – органика, так что можно вырастить на себе, а не вживлять готовый.
– Можно? – Динни протянула руку, провела кончиками пальцев по перламутровым бугоркам. – О, на ощупь приятно.
Руоконен откинулась на спинку стула, скрестила длинные ноги.
– Томас молодцом, – сообщила она мне. – Скоро уже и летать будет.
– Да, – выдавил я, не в силах выговорить что-то еще.
Динни вскинула на меня удивленные глаза.
– Ваш сын проходит процедуры?
А Руоконен уже продолжала о своем:
– Исследования не стоят на месте, мы постоянно совершенствуем наши находки. Правда, недавно разработки по насекомым пришлось притормозить. – Она нахмурилась. – На лабораторию был совершен налет, материалы пострадали.
– Это в «Альбатросе»? – спросил я.
– А вы откуда знаете? – насторожилась Руоконен. – Не понимаю, как у летателей рука поднялась на такое! Впрочем, фанатики и самозванцы-революционеры всегда найдутся, в любое время и в любой среде.
– Может, налет совершили Дикие? – предположил я.
Руоконен метнула в меня колючий взгляд.
– Вам известно, какого я об этом мнения.
– Да-да, – кивнул я. – Знаю. Зато не знаю и очень хотел бы выяснить, на что, по вашему мнению, готова пойти клиника «Альбатрос», чтобы решить проблему размножения и бесплодия у летателей. Или – на что они готовы, лишь бы выследить Пери Альмонд и ее ребенка? А?
Руоконен деланно рассмеялась. Отпила из бокала.
