Текст книги "Дайте нам крылья!"
Автор книги: Клэр Корбетт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 35 страниц)
А затем события приняли стремительный и неожиданный оборот.
Верхняя треть Заоблачной цитадели отделилась от основания и, светясь и гудя, воспарила в небо. Да, Чешир же рассказывал – она будет вращаться. Теперь она взлетела над Городом. Точнее, плыла, и вся летательская знать по-прежнему стояла на выступающей части яруса, – будто сонм ангелов собрался на бушприте огромного летучего корабля. Над воздушной башней с треском вспарывали воздух разноцветные вспышки фейерверка, а летатели ахали, восклицали, аплодировали.
Вот он, роковой миг!
Я закинул голову, чтобы глянуть на Пери.
Она крепко ухватилась за одну из опор, на которых держалась проволока.
Вот поднимает лук. Вот натягивает тетиву. Целится.
– Пери! – отчаянно крикнул я.
И тотчас перевел взгляд на Чешира, – а то бы, наверно, ничего и не заметил. В мгновение ока на белизне его тоги расцвел кроваво-алый цветок. Чешир пошатнулся, его качнуло, – и вот он рухнул с края летучей башни, и вот падает, падает, камнем падает вниз, а Заоблачная цитадель, его детище, плавно воспаряет в небеса. Летатели, которые оказались рядом, не мешкали ни минуты, – двое тотчас спланировали вниз, подхватить Чешира. Один-два пронзительных вскрика ужаса, но и только: толпа едва ли заметила падение Чешира. Все взоры были устремлены на парящую башню, вокруг которой распускались огненные цветы.
Что там Пери? Она опустила лук, повернулась, готовая сняться с места, и в эту секунду на нее бурей обрушилась плечистая громадная фигура – небывало рослый летатель. Красные крылья! Я их уже видел!
– Пери, берегись! – крикнул я и метнулся к краю террасы. Кое-кто из публики смерил меня возмущенными взглядами.
– Пери, опасность! – Я надсаживался из последних сил.
Пери уже летела ко мне, но Хищник перехватил ее на полпути. Пери согнулась и камнем рухнула вниз, в прогал между террасой и Заоблачной цитадель. Хищник стремительно спикировал наперерез Пери и сцапал ее на лету. Она рванулась, попыталась нырнуть вниз, захлопала крыльями. Теперь оба кувыркались в воздухе, схлестывались, – словно сражались два огромных орла. Хищник и Пери бились на лету, но неуклонно падали, падали прямо на террасу, где я стоял, оцепенев от неожиданности. Вот совсем рядом мелькнуло красное взъерошенное крыло Хищника, и, повинуясь порыву, я повис на нем.
Хищник дернулся, но Пери не выпустил. Ухватившись за крыло, я сбил его с намеченной траектории, и теперь он, вращаясь в воздухе, падал прямиком на террасу. Пери отчаянно рвалась из его железных рук, но тщетно. Немногочисленные летатели, которые прохлаждались на террасе, вскочили и попятились, визжа от ужаса. Я воспользовался моментом, дотянулся до ближайшего стула и со всего размаху саданул Хищника в бок. Он пошатнулся и зарычал, а я вскочил Хищнику на широченную мускулистую спину. «Ну, теперь-то ты никуда не полетишь, сволочь», – подумал я, но не тут-то было. Ни удар, ни тяжесть его не остановили – он даже не замедлил движения, – кинулся к краю террасы и вновь взмыл в воздух. Теперь он тащил Пери, а на спине у него сидел я.
Черт подери! Ну все, Фоулер, заказывай катафалк с черными бантиками. Считай, ты уже покойник. Очень может статься, что с земли тебя будут соскребать ложками.
Вращаясь в воздухе, мы втроем падали на Город. Причудливые сооружения, выстроенные к слету, – все эти висячие сады, площадки, море огней, а с ними и толпы летателей, – проносились мимо, как в тумане.
Я вцепился в Хищника бульдожьей хваткой. Господи, ну и великан, в жизни бы не подумал, что такие бывают! Ухватился-то я за него, повинуясь порыву, и только теперь до меня дошло, что я натворил. Да, старина Фоулер, ты премированный идиот. Совсем спятил: прыгнуть на летателя в воздухе! Теперь держись во что бы то ни стало, иначе расшибешься в лепешку, костей не соберешь.
Мы падали отвесно вниз.
Вдруг я ощутил мощный толчок и нас с Хищником подбросило вверх. Это Пери удалось вырваться на свободу. Хищник тотчас прибавил скорости и кинулся за Пери в погоню – он не намерен был выпускать добычу. Вокруг свистел вспарываемый воздух.
Чувствовал ли я что? О да, и еще как! Меня захлестывали ужас и ярость, но в то же время – восторг: внизу синел и искрился огнями Город, а вокруг клубилось облачное небо.
Ухватившись за основания крыльев Хищника, я сумел подтянуться повыше. И еще немного. И еще. Теперь я оседлал его и сидел у него на закорках – руками держался за каменные мускулистые плечи, а ногами обхватил Хищника за пояс. Такая ноша мешала ему лететь, он тяжело нырял в воздухе, будто альбатрос над морской пучиной, и кипел от бешенства, – ни дать ни взять дикое, необузданное животное. Между тем руки у меня начали неметь, так крепко я за него ухватился.
Хищник рывком набрал высоту, потом заложил крутой вираж и стремглав вошел в штопор, – в точности как истребитель, который выписывает сложные фигуры пилотажа в воздушном бою, чтобы сбить врага с толка. Потом он закувыркался в воздухе – кажется, это называется «бочка», – и перед глазами у меня все заплясало: небо, Город, небо, Город, ночная темнота, огни, темнота, огни.
Я понял – Хищник нацелился взять меня измором, стряхнуть в полете, а еще лучше – шмякнуть насмерть об какую-нибудь стену, балку или крышу; главное – расправиться со мной во что бы то ни стало. Ну уж нет! Я впился в него как клещ и заорал:
– А ну прекратил!
Хищник и ухом не повел. Он яростно несся к земле, – крыши города неумолимо приближались, – потом свечкой пошел вверх. Изматывает меня, надеется, – сам свалюсь. Не на того напал, гадина красноперая. Я ощущал его бешенство так же отчетливо, как свое. Крылья Хищника с оглушительным шумом били воздух, и я уже мало что соображал.
Из темной синевы нам наперерез метнулась проворная белая тень. Глухой удар, что-то треснуло (у меня или у моего врага, я так и не понял, но, кажется, все-таки у него – никакой боли я не ощутил). Держался я за Хищника из последних сил, руки онемели, еще немного, и я рухну вниз. Пери вполголоса чертыхнулась, отлетела назад, пропала в темноте. Только не вздумай атаковать снова, дурочка, не то я точно свалюсь!
Хищник заходил на новый вираж – готовился опять устрить мне карусель. Второго раза я не выдержу. Но и добраться до земли без помощи врага мне никак, это я понимал как нельзя лучше.
Перед глазами у меня все плыло, вот в сознании вдруг возникла картинка – алое перо Хищника в золотистой гриве Плюша. Потом другая картинка: я нечаянно задеваю маховое перо Динни, она ойкает и морщится. Ладно, рискнем, это мой последний шанс. Я ухватил одно из маховых перьев Хищника и от души рванул. Хищник болезненно дернулся – его точно раскаленным шилом кольнули.
– Слушай внимательно, – рявкнул я, и выдернул соседнее перо. Хищник вздрогнул. Ага, слушает, отлично. – Сейчас ты ак-ку-рат-но доставишь меня вниз. Понял? Иначе я тебе все перья повыдергаю. По од-но-му. Ощиплю к чертям как цыпленка, прямо на лету. Мне терять нечего. Усёк?
И еще перышко! Чтобы дошло как следует.
Хищник повернул голову и, с трудом преодолевая напор ветра, прохрипел, выдыхая каждое слово толчками:
– На крышу. Спущу на крышу. Ниже никак. Не то сам разобьюсь.
Ему пришлось изогнуться, под моим весом он терял высоту. Судя по голосу, ему этот полет тоже дался ой как нелегко – Хищник был вымотан. Я разжал пальцы, сомкнутые на перьях.
Спуск вряд ли занял больше считанных секунд, но мне они показались вечностью. Время растягивалось как огненный шлейф кометы, звезды размазались в световые нити, мимо неслись голубые, зеленые, красные и белые огни, ветер резал мне горло и вспарывал грудь, меня, казалось, вот-вот разорвет на части. Мир косо и неудержимо летел куда-то в черную пустоту.
Все, доселе испытанное, – даже мостик на Заоблачной цитадели, даже висячие тропы и сады «Поднебесной расы», – все это не шло ни в какое сравнение с нашим стремительным бешеным полетом, больше похожим на падение. И в это бесконечное мгновение, несмотря на ужас и ярость, я вдруг осознал, почему летатели так дорожат всем этим, почему готовы на любые жертвы, лишь бы летать. В эти секунды я сам ощутил себя летателем.
Хищник кружил над высоким синим строением, которое как-то странно светилось изнутри. Он нацеливается высадить меня там? Нет! Слишком высоко! Но другого раза не будет, Фоулер. Теперь или никогда. Давай, смотри в оба, главное – вовремя разжать руки и прыгнуть вниз.
Удар. Тошнотворный хруст. И боль – Господи Иисусе, до чего же больно!
Подняв крыльями настоящий вихрь, Хищник взмыл в небо и пропал во тьме. Я лежал, распластавшись на гладком куполе. Отдышавшись, осторожно, помаленьку, ослабил хватку, с трудом приподнял голову и огляделся. Я находился где-то на верхотуре, в самом центре Города, на куполе неведомого здания, и вокруг хищно свистел ветер.
У меня отчаянно болела лодыжка. По руке бежала теплая струйка. В холодном свете, исходившем от купола, она казалась фиолетово-черной. Кровь. Этот крылатый сукин сын зацепил меня обо что-то, еще когда я только оседлал его, и сильно поранил мне руку, разодрав рукав кожаной летной куртки. Тогда я боли даже не ощутил (может, бореин действовал, а может, от злости), но теперь…
В кармане куртки буднично застрекотала инфокарта. Ну что ж, ответим.
– Старик! – заорал Хенрик. – Что за чертовщина? Служба безопасности слета вызвала все наше летательское подразделение. Такого никогда не было! Нас и на порог их драгоценных облачков не пускали, – рылом не вышли! А сейчас мне сказали – тебя вроде Хищник сцапал? Зачем тебя понесло к этим крылатым ублюдкам? Ты цел? Ты где вообще?
– Вроде цел, – ответил я осипшим сорванным голосом. – Но хорошо бы меня отсюда сняли. И поскорее. Как Пери?
– Ее уже притащил Мик Дайрек. Девочке, похоже, сильно досталось, но врача она к себе не подпускает. Отвезем ее ко мне на городскую квартиру. Там сейчас жильцов нет. А другого безопасного места мне что-то не сообразить. Но ты-то где? Что там шумит?
– Ветер. А где я – черт его разберет. Хотя… – Тут я едва не хихикнул, потому что понял: светящийся синий купол прекрасно мне знаком. – Хенрик, не поверишь, я на куполе Церкви Святых Серафимов. Неплохо, да?
– Сдуреть! – гаркнул Хенрик. – Ну ты даешь. Тебя хлебом не корми, лишь бы прибавить нам работенки.
Оставалось ждать Хенрика и спасателей. Я был как в тумане, – то приходил в себя, то снова погружался в полубеспамятство, но, даже когда почти отключался, все-таки изо всех сил держался за гладкий синий купол. Мысли мои были не здесь – я все еще летел в высоте, в ночной холодной синеве, все еще переживал тот стремительный полет-падение, краткие мгновения, когда я сам был летателем. Воспоминание со временем сотрется, но какая-то его частица навечно впечаталась в мою душу, врезалась в память: ужас, восторг и красота происходящего. Совсем как в ту ночь, когда родился Томас. Я испробовал полет и примерил на себя ту мечту, которая отныне наяву суждена моему сыну. Нет, я не смогу помешать Тому обрести крылья. Пусть летает.
Купол у Церкви Святых Серафимов был не то что гладкий, а даже скользкий, но странно – высота меня больше не страшила. После Заоблачной цитадели и «Поднебесной расы» я научился преодолевать головокружение. Поэтому, когда сознание мое в очередной раз слегка прояснилось, я сел и вперил взгляд в даль, где на фоне ночной синевы светился и парил огненный поплавок – Заоблачная цитадель, гордость Чешира – быть может, последнее его творение?
Когда Хенрик и команда спасателей наконец забрались на купол с соседних крыш, меня колотило от озноба и пережитого потрясения так, что зуб на зуб не попадал. Я и говорить толком не мог. И лодыжка болела зверски. Тем не менее, пока мне ее бинтовали, пока меня спускали вниз, мы с Хенриком от души повеселились: подумать только, ведь оба пролезли на купол! Бескрылые – и на самой макушке летательской святыни. Утерли нос этим крылатым зазнайкам! Мы хохотали как ненормальные, хотя я при каждом накате хохота думал, что свалюсь вниз. Спасатели уже помогали мне спуститься по контрофорсу на землю, когда Хенрик сказал:
– Кстати, тебе будет интересно. Мы только что арестовали Дэвида Бриллианта за торговлю людьми. И за соучастие в убийстве.
Глава двадцатая
Земля, земля!
Итак, я сидел дома у Хенрика, – в его городской квартире. Сидел в кресле, а пострадавшую ногу положил на подушку. Завтра обещали имплантировать новую кость, чтобы перелом зажил побыстрее. «Повезло вам, запросто могли и шею сломать», – так выразились спасатели, которые снимали меня с купола Церкви Святых Серафимов. Они спрашивали, как меня туда занесло, но рассказу моему верить ни за что не хотели – пришлось показать пучок алых перьев, выдернутых у Хищника, – охотничий трофей. Только тогда поверили.
Когда я расположился в кресле, Хенрик заказал какой-то еды с доставкой на дом, и засобирался.
– Отдыхайте, – велел он нам с Пери, – а я пошел. С ног валюсь, надо поспать хоть часик-другой, а то через три часа уже на работу.
Пери укачала Хьюго, малыш крепко спал у нее на руках. Оказалось, я зря беспокоился, – она, конечно, не бросила Хьюго на произвол судьбы, когда отправилась на слет. Пери оставила его в приюте «Джек и Джилл» – этот приют представлял собой нечто среднее между круглосуточным садиком и детской гостиницей. Правда, заведение было не самого лучшего пошиба.По дороге к Хенрику мы туда заехали и забрали Хьюго, и теперь Пери не спускала его с рук.
– Круглосуточные ясли-садик? Никогда в таком не бывал. Ну и местечко, – с сомнением сказал я, когда мы подкатили к убогой, облезлой многоэтажке, перед которой красовался зазывный рекламный щит. Смахивало все это на заброшенный курорт предпоследнего разряда. Перед домом голубел бассейн, обсаженный чахлыми пальмами. Реклама на щите гласила: «Принимаем детей от новорожденных до двенадцатилетних. Круглосуточный присмотр. Оплата посуточно или за неделю. Позаботимся о детях с особыми потребностями. Раздельные дортуары для мальчиков и девочек. Лучший отдых для ваших детей – это и лучший отдых для вас, родители!»
– Насчет присмотра они сильно преувеличивают, – ответил Хенрик. – Насколько мне помнится, там острая нехватка нормального персонала. И были несчастные случаи, травмы. – Он мрачно покачал головой. – Знаешь, как в Управлении называют эти занюханные садики? Детскими стойлами. Но пользуются, а что делать, деваться некуда.
И вот мы с Пери, Хьюго и Плюшем если и не дома, то хотя бы в относительно безопасном и тихом месте. Пери устроилась на диване. К ее боку привалился Плюш, а голову положил Пери на колени, и урчал как заведенный. Маленький лев блаженствовал. Ясно было – Пери он обожает, куда мне с ней тягаться. Я слушал, как он урчит, и улыбался, хотя, чего греха таить, было немножко обидно. Вот ведь неблагодарный котище! А кто о нем заботился, кто ему раны залечивал? Ладно, был бы жив и здоров.
Белая пудра – остатки карнавальной личины Эрота – постепенно осыпалась с крыльев Пери, сеялась на обшивку дивана и на золотистую шкуру Плюша. Пери склонила голову к Хьюго. В приоткрытое окно доносился мерный рокот ночного прибоя.
– Пери, как вы? – осторожно спросил я. Называть эту девушку на «ты», как тогда, у обрыва, у меня теперь язык не поворачивался.
– Я ничего, – не сразу отозвалась Пери. – Просто вымоталась и вся измочаленная. Как подумаю, что завтра каждая жилочка разболится…
– Пери, пожалуйста, объясните мне, что стряслось? В чем дело? Тогда, у Жанин, вы согласились вернуть Хьюго. Я знаю, вы уже летели в Город, а потом…
– Ваш маячок. Да, я его обнаружила, – перебила меня Пери.
Я пожал плечами.
– Я о вас беспокоился.
– Знаю, вы правильно сделали, и эта штуковина спасла мне жизнь, – откликнулась Пери.
– Тогда что случилось? Вы не прилетели в Город вовремя, не сдержали слово, а теперь вдруг заявляетесь на слет и пытаетесь убить Чешира. Хенрик звонил в больницу – сказали, состояние у Питера стабильное, но, я так понял, рана была очень опасная. Ему еще повезло, что жив остался.
– При чем тут везение, – тихо сказала Пери. – Хотела бы насмерть застрелить – так и застрелила бы. А мне надо было его проучить. И предупредить.
– За что?
– А за то, что Хьюго – мой, – ответила Пери.
И наконец-то рассказала мне все как было. Как замыслила побег, как передумала. Я слушал ее, завороженный. Бескрайние просторы неба и земли совершили то, что было не по плечу человеку: переубедили Пери, показали, как она ничтожно мала и как слаба в сравнении с силами, с которыми пыталась вступить в противоборство. Пери поведала мне, как чудом уцелела в бурю, как жила среди независимых летателей, и про «Орлан», и про налет, и что было после налета. Когда она дошла до сражения с Хищником над Райским кряжем, у меня уже сердце разрывалось.
– Сами понимаете, когда летатели из «Орлана» заставили меня участвовать в боевом вылете, я подумала – жестоко с их стороны. А вышло – все к лучшему, мне бы надо им спасибо сказать. Зак, понимаете, если б я просто прилетела в Город и вернула Хьюго, я бы и не узнала, что он мой сын. Понимаете, что у меня сейчас на душе? Если бы я с самого начала делала как скажут, как надо, – так бы ничего и не узнала.
Я вспомнил о разговоре с Мирой Кхандр. Ладно, потом расскажу, успеется.
– Значит, вы как вернулись, решили ни за что не отдавать Хьюго Чеширу? – уточнил я. – И поэтому пальнули в Чешира из лука при всем честном народе? Пери, сомневаюсь, что этот урок ему на пользу. Так дела не делаются. Так вы ничего не отыграете и не докажете.
Пери вскинула голову и обожгла меня своими глазищами.
– А что мне еще оставалось? Как он со мной, так и я с ним. Питер натравил на меня Хищника, Хищник загнал меня в бурю. Я чуть не погибла. Вместе с Хьюго.
У меня перед глазами живо, словно наяву, запунцовела та роза, которую показывал мне Чешир – подарок Пери. Чешир вскружил ей голову, совратил, потом использовал свое богатство и связи, чтобы заставить девушку выносить ему ребенка, – но эти проступки меркли в сравнении с главным предательством: паутиной лжи, которой он опутал Пери. Да, он предал ее и заслуживал казни, и ему повезло, что Пери оставила его в живых.
Пери поежилась. Вид у нее был совсем больной, она уже не побледнела, а прямо-таки позеленела.
– Пери, вам совсем худо. Давайте-ка вызовем врача, – забеспокоился я.
– Ничего, – прошелестела она, – пройдет.
– И что же вы хотели… – Я осекся. – Пери! Господи!
На груди у нее распустилось кровавое пятно. Я едва успел выхватить у Пери ребенка, как она обмякла и скатилась с дивана на пол в глубоком обмороке.
На другой день я поехал проведать Пери в больницу неподалеку от Аэровилля. В справочном сказали, что она еще в реанимации и в себя пока не пришла. Мне-то ногу уже починили, я вполне мог ходить и медленно захромал в палату к Пери, а Хьюго, мягко переступая, шел рядом со мной, крепко держа меня за руку. К Пери обещали пустить, хотя я и не член семьи, ну и что, – у нее близких-то никого нет.
По словам врачей, у Пери было сломано несколько ребер. Неудивительно, если вспомнить, как она с разлету врезалась в Хищника, когда мы кувыркались в небе. Как и я, Пери здорово исцарапалась: уйма ссадин на руках и особенно на животе – это когда Хищник волок нас по парапетам и стенам воздушного замка. Правда, Пери сразу же побрызгала антисептической искусственой кожей из летательской аптечки (оказывается, есть у летателей такая штука). На первое время средство действенное, но на сильные ссадины оно не рассчитано, увы. Кроме того, Пери пострадала от сильной кровопотери и теперь раны воспалились. Все это были неутешительные новости.
Я сел возле ее постели и притронулся к руке Пери. Девушка вся горела и была без сознания.
– Пери, смотрите, кого я привел, – на всякий случай сказал я. – Хьюго пришел вас навестить.
Хьюго похлопал Пери ладошкой по щеке. Лоб у него собрался в тревожные складочки.
– Мама на ’уки! – потребовал он.
– Хьюго, на руки нельзя. Маме надо полежать.
Когда мы вышли из больницы на улицу, я наклонился к малышу, стараясь не наступать на больную ногу.
– Эх, Хьюго, что же мне с тобой делать-то?
Еще не хватало, чтобы мне еще и похищение припаяли. Мы потихоньку двинулись к ближайшей остановке рельсовки, и тут взгляд мой упал на гигантский инфощит на платформе: по ним транслируют то музыку, то рекламные ролики, то новости.
«СКАНДАЛ В АГЕНСТВЕ ПО ПОДБОРУ НЯНЬ!» – кричал один заголовок. «ДЕТИ НА ПРОДАЖУ?!» – надсаживался яркими буквами другой. «РАССЛЕДОВАНИЕ В УПРАВЛЕНИИ ПО ОХРАНЕ СЕМЬИ И ДЕТСТВА: ЗАМЕШАНЫ ВЫСШИЕ ЧИНЫ», – пояснял третий, менее бульварный. «ОППОЗИЦИЯ ТРЕБУЕТ ПРОВЕСТИ СЛЕДСТВИЕ», – гласил четвертый. «ГЛАВЕ ДЕПАРТАМЕНТА ГРОЗИТ УВОЛЬНЕНИЕ. НЕ ПРОШЛО И ДВУХ ЛЕТ», – прочитал я. Ага, машина, которую запустили мы с Кам и Хенриком, не просто вертится и набирает обороты, а гремит на весь мир, – теперь и широкие массы в курсе дела.
Хьюго я отвез к себе домой, а куда было деваться? Едва переступил порог – позвонила Динни.
– Зак, ты цел?
– Вроде да, – ответил я.
– Питер в больнице. Той, которая рядом с Аэровиллем, как бишь ее? – сообщила Динни. Я коротко, горько рассмеялся. Вот тебе и раз! Чешир – сосед Пери. Ну да, все логично, раненого доставили в больницу, которая была ближе всего к месту слета.
Простившись с Динни, я первым делом набрал номер Катон-Чеширов. Трубку никто не брал, значит, Авис домой не вернулась. Тогда я позвонил Вивьен, жене Хенрика. Она охотно согласилась посидеть с Хьюго, если я сам привезу его днем к ним в «Дзэн».
Передохнув, я отправился обратно в больницу, – теперь уже навестить Чешира. Он полулежал на высоких подушках и читал. В сознании, значит. А Пери без памяти и в лихорадке.
– О, да вы живы, – сказал я с порога вместо приветствия. – Везунчик.
Чешира разместили со всеми удобствами: эту отдельную… нет, не палату, скорее уж гостиничный номер-люкс было и не сравнить с той, переполненной, куда запихнули Пери, с закутом в общем помещении человек на десять, отгороженным зеленой казенной занавеской. Тут было тихо, там шумно, там – унылый черный линолеум на полу, здесь – все светлое, на окнах – деревянные жалюзи, стены выкрашены не по-больничному, а на столе – настоящий тропический цветник, и вдобавок корзины с фруктами.
Чешир повернул инфокарту экраном ко мне. А, я так и думал, читает новости. Заголовки об аресте Бриллианта.
– Похоже, новости так и фонтанируют, – заметил Чешир. —Вы там тоже руку приложили?
Бледен он был – белее молока, даже кремовый халат на нем и то казался темным. Крылья Чешир подложил под себя, но я видел – взъерошенное оперение его потускнело, утратило ухоженный глянец; праздничная синева, кобальт, лазурь погасли.
– Да, и еще как, – ответил я. – Без вас там тоже не обошлось.
Чешир приподнялся на локтях, сел повыше.
– В таком случае, будьте любезны, объяснитесь.– Он указал на одно из крыльев.
– Это вы о чем?
– Из моего крыла извлекли стрелу. Она выпущена из арбалета, который несколько лет назад был украден с военного склада. Больше мне пока ничего сообщать не хотят, – недовольно заявил Чешир.
Я пожал плечами.
– Руководство слета, судя по всему, не горит желанием устраивать разбирательство. Наоборот, играет в молчанку и не желает сотрудничать. А пока ваши запираются, какой интерес нашим, то есть полиции, начинать расследование? Тем более, что ваши, как и всегда, прежде всего заботятся о собственной безопасности.
Чешир вздохнул.
– Летатели не хотят, чтобы полиция вмешивалась в их частную жизнь. Даже если это означает, что историю с покушением на меня придется замять. Но вы-то знаете, чьих рук дело?
– Мы оба знаем. Но насилие первым применили вы, —отчеканил я.
– Вы полагаете, я сам виноват? – вскипел Чешир. – А кто похитил Хьюго? Она!
– Хьюго похитили вы, и вам это прекрасно известно. – Перед глазами у меня снова запунцовела роза, упрятанная в стеклянное пресс-папье. Так, спокойно, я зачем сюда пришел? Обрушить свой праведный гнев на тяжелораненого? Нет. Я пришел вступиться за Пери, добиться, чтобы ее план сработал. Мне надо суметь убедить Чешира, что он должен согласиться на переговоры. Особенно потому, что сейчас правда о нем, Пери и Хьюго выплыла наружу и будет у всех на слуху.
Чешир безмолвствовал.
– Где Авис?
– Ее нет дома. Какое ваше дело, где она? – огрызнулся Чешир.
– Ну, например, такое, что сейчас за Хьюго некому присмотреть.
Чешир так и взвился. Я на это и рассчитывал. Он подался ко мне.
– Вы знаете, где Хьюго? Он невредим? В безопасности?
– Да.
– Черт, Фоулер, да сядьте же вы, перестаньте надо мной нависать – нервы мне треплете. – Он ткнул в сторону стула для посетителей. До этого я и правда стоял, хотя нога побаливала. Теперь все-таки сел.
Чешир вперил в меня пристальный взгляд.
– Немедленно прекратите выгораживать Пери и верните мне сына, – потребовал он. – Поняли? Немедленно!
– Да что вы говорите? И как вы намереваетесь нянчиться с ним здесь, в больнице? – поинтересовался я. – Кстати, я на вас больше не работаю – запамятовали?
– При чем тут ваша работа! Хьюго – мой сын.
– Он еще и сын Пери, знаете ли. Питер, даже не думайте от нее избавиться. Не выход. Ничего хорошего из этой затеи не получится. Бриллиант вот попробовал избавиться от Луизы Перрос, и, как вы проницательно подметили, теперь новости просто фонтаном. – Я перевел дыхание. – Сейчас Пери совсем худо, она между жизнью и смертью. Ваше счастье, если она выживет. Когда она придет в себя, повидаетесь и решите, сколько и с кем будет Хьюго. Просто забрать ребенка – нельзя. Пери, кажется, предельно ясно показала вам – она Хьюго не отдаст.
– Чушь какая! – отрезал Чешир. – Хьюго будет жить со мной. – Сказать-то сказал, но сам вроде бы призадумался.
– Так где же все-таки Авис? – настойчиво спросил я.
– Ее нет. Улетела, – ответил Чешир. – Сколько раз повторять?
– Да, но куда? Почему?
– Кто знает? – Он пожал плечом. – Мне день и ночь названивают насчет ее выставки. По плану галереи, через три недели открытие, а от Авис – никаких вестей.
– Питер, вы знаете, почему она улетела. Я же вижу.
Ресницы у Чешира дрогнули. Он сплел длинные пальцы, глубоко вдохнул.
– Да. Знаю. Вам, конечно, известно, что я когда-то был таким же бескрылым, как вы. Крылья обрел только в семнадцать лет.
Я кивнул. Чешир собирался с силами, – ему просто надо было разогреться, чтобы ответить. Классический сценарий: подействовала эмоциональная встряска, и немудрено, она у него приключилась не единожды. Сначала подстрелили, теперь больница, исчезновение Авис, которая его бросила, да еще и новость, что сын цел и невредим – и с ним можно увидеться. Ладно, подождем, пока Чешир изольет душу. Мне спешить некуда, пусть выговорится.
– Далеко не сразу я понял, что со мной, разобрался в себе. С двадцати до тридцати я жил в состоянии эфйории: как же, стал летателем, карьера пошла в гору. Но счастье мое было неполным, и наконец я осознал, почему. Меня совершенно не влекло к летательницам. Тянуло лишь к бескрылым. Я вырос среди бескрылых женщин, для меня именно они были настоящими. Но смешанные браки быстро дают трещину и разваливаются. Есть исключения, однако их по пальцам можно перечесть. Мне казалось, когда-то я любил Авис. Хотя просто не испытывал к ней желания. И к другим летательницам тоже. Ни разу в жизни.
Тут в палату на мягких подошвах беззвучно вплыла медсестра, и Чешир умолк. Я поднялся, отошел к окну, стал ждать, пока она померяет пациенту температуру, давление или ради чего она там заявилась. Стоял я неподвижно, но внутренне просто дымился и кипел крупными пузырями. Сбила! Надо же так некстати прийти. А вдруг Чешир больше ничего не расскажет? Когда медсестра наконец убралась, я снова устроился у изголовья на стуле для посетителей. Чешир заговорил, глядя мимо меня. Он явно хотел высказать все, что наболело.
– Хотел бы я знать, единственный мой случай или нет? Правда, я пробовал выяснить, обращался к психотерапевту. Спросил, испытывают ли такое прочие летатели. А он и отвечает: «Мы занимаемся вашим конкретным случаем, а не прочими летателями». Ценные сведения, ничего не скажешь. Честное слово, убил бы. Потом он заявил, что сейчас переходный период. И что следующее поколение с таким не столкнется, потому что крылья начнут отращивать раньше, летателями становиться с детства – и с бескрылыми не общаться. Но я в это не очень-то верю.
«Поздновато Чешир спохватился – тревожиться по этому поводу», – подумал я, но промолчал.
– Летательницы прекрасны, – продолжал Чешир, – но дело не в красоте. Красота и притягательность напрямую не связаны. В мире столько красивого, но не возбуждающего.
Я кашлянул.
– И поэтому вы решили совратить Пери? Будет вам, Питер, я ни секунды не верю, что вы пленились ее красотой. Вас заводило ощущение собственного могушества.
Чешир полоснул меня гневным взглядом, свел брови.
– Что вы несете, Фоулер! Вы понятия не имеете о настоящем могуществе и власти. И представить себе не сможете.
– Ничего, не беспокойтесь, как-нибудь представлю, у меня от природы весьма живое воображение, – парировал я. – Сейчас расскажу, что вас так возбуждало. Вы превращали каждое свидание в смертельно опасную игру. Играли с Пери, как кот с мышкой. Пристрастились – и потому все другое вам уже было слишком пресно. На такие забавы подсаживаются покрепче, чем на наркотики. – Я говорил, а сам вспоминал беседу с Руоконен. У летателей недаром сложности с деторождением. Мне запали в память ее слова: «Стать летателем – значит измениться как личность. Изменить свои приоритеты».– И вы наконец-то решились и открыли все Авис, да? – спросил я. – Сказали, что Пери – родная мать Хьюго? А с Пери – просто не рассчитали? Привыкли к тому, что Авис от вас все никак не забеременеет, и забыли об осторожности, не подумали, что другая вполне способна? Потом вы получили результаты анализов, и тогда все и завертелось. Вы знали, что Авис рано или поздно догадается – она даже не генетическая мать Хьюго, а ведь Авис ждала иного – что Пери будет всего лишь суррогатной. План не сработал, интрига рассыпалась, и вам пришлось сказать Авис правду. Бедняжка, сколько на нее всего сразу обрушилось. И ребенок оказался чужим – правда, похоже, она всегда нутром это чуяла… наверно, и холод ваш тоже чуяла. Всегда. Не диво, что она так маялась.
Чешир не поднимал глаз от инфокарты, которую так и не выпускал из рук.
– Я с самого начала подозревал, что вы меня обманываете, но и помыслить не мог, насколько. Это же надо – отбирать у Пери ее ребенка! Да вы, летательская братия, просто чудовища. Выродки. – Я больше не в силах был сдерживать гнев. – Вам что, сердце вырезают, когда пришивают крылья?
Чешир наконец-то соизволил поднять голову и неприязненно посмотрел на меня.
