Текст книги "Вторая радуга (СИ)"

Автор книги: Ким Сатарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 36 страниц)

Ким Сатарин
Вторая радуга

Ручейный

С утра Ермолай глянул на календарь: зиме осталось два дня. Сразу вспомнилось странно застывшее, производящее тревожно щемящее впечатление лицо Ольги Аникутиной. Эвенки, на зиму отсылавшие детей и некоторых женщин в Ручейный, вот-вот должны были возвращаться в свои лесные чумы. У них учебный год кончался в конце марта, тогда как юноша, как и полагалось в русских школах, должен был сидеть за партой до конца мая. А там ещё и экзамены…

Мимолетно позавидовав Ольге, он поскорее проглотил завтрак и выскочил из избы. Идти в школу вместе с отцом – учителем – он не хотел и сейчас в очередной раз изобрел какой-то предлог, чтобы уйти пораньше. Впрочем, он давно подозревал, что отец с матерью догадывались об истинной причине его раннего выхода в школу и оттого с готовностью выслушивали любые отговорки. Из соседней избы, как по команде, одновременно вышла Инка, как бы случайно замешкавшись на крыльце. Калитку она открыла аккурат в тот момент, когда он проходил мимо.

– Привет, – небрежно поздоровался юноша и слегка умерил шаги.

Неудобно, в самом деле, встретив одноклассницу по дороге в школу, продолжать путь одному. На это Гришина и рассчитывала, раз за разом подстерегая у окошка своего дома выход одноклассника на улицу. Впрочем, явно Инна ему своего общества не навязывала, а он постоянно делал вид, что верит в случайность их одновременного выхода из дома. Внимание соседки юноше, который ещё ни с одной девушкой не гулял, было одновременно и приятно, и в то же время раздражало.

– Ты про экономические теории до расщепа реферат писать будешь? – спросила Инка, как будто этот вопрос её действительно волновал.

– Я писал краткий обзор, – ответил юноша. – Мне его уже зачли. Семнадцать баллов.

– Так тебе по экономике ещё два обзора писать придется. Я уж лучше один полноценный реферат сделаю, чем три обзора. Подобрала себе двадцатый век, середину. До монетаризма. Веселые были времена. Я до сих пор не понимаю, как это все они могли всерьёз полагать, что богатеть можно бесконечно.

– Так они же не в расщепе жили, а в полноценном мире, – изрек невероятную банальность Ермолай и даже слегка устыдился сказанного.

Инка, впрочем, сочла сказанное справедливым, в очередной раз поразив юношу женским умением в сотый раз с энтузиазмом выслушивать прописные истины. Зато Харламов разом почувствовал себя не в своей тарелке. Так с ним обычно и случалось, стоило ему поговорить с девушкой несколько минут. Он или замолкал, не в силах отыскать тему для разговора, или же начинал изрекать глупости, отчего стыдился, краснел и пытался найти повод удалиться. Соседка же, ничего не замечая, весело щебетала:

– Тебе хорошо обзоры писать, отец всегда поможет.

– Поможет, – не стал возражать одноклассник, – только от его помощи быстрее не получается. Он мне не подсказывает, только проверяет и на ошибки указывает. Писать и ошибки исправлять самому приходится.

– Все равно помощь, – не согласилась девушка, и зачем-то остановилась.

Не сразу Харламов заметил бредущего навстречу Бордусея. Шаман, в вывернутой неотделанной шкуре поверх засаленной телогрейки, старых валенках и остроконечной овчиной шапке, внимательно глянул на Инну, зачем-то перевязывающую платок, нахмурился, и направился к ним.

– Ты, юноша, не сын ли Николая Владимировича будешь? А ты, девица, внучка деда Афанасия, кажись?

Одноклассники молча кивнули, затем поздоровались с шаманом:

– Здравы будьте, дядька Бордусей…

– И вам того же, – пробормотал шаман и ухмыльнулся. – Дядька… Не ошиблись, однако.

Затем глаза его остановились на Ермолае и он спросил:

– Аня, сестра твоя, вроде с моей Ольгой подруги, так?

Юноша замешкался, но постарался ответить честно:

– Ну, они иногда гуляют вместе…

Инна при этих словах отвернулась в сторону, с интересом разглядывая проезжающего по улице на стареньком снегоходе мужика в ярком китайском пуховике. Шаман, несомненно, уловил неуверенность в голосе молодого человека, но ответ его вполне удовлетворил и он заявил, что молодежи пора идти в школу.

– А Ольга на него совсем не похожа, – без всякой связи с предыдущим разговором сказала соседка.

Что-то в её голосе подсказало юноше, что сейчас не время изрекать банальности.

– Её настоящий отец утонул, когда она была ещё младенцем. Бордусей женился на её матери сразу после смерти отца. Так по их обычаям полагается – жениться на вдове погибшего брата.

– Так он ей дядей приходится… – ошеломленно протянула Инка и пристально посмотрела на юношу.

Тот опустил голову, размышляя над странной фразой шамана насчет дядьки. Это они с Инной не ошиблись, назвав его дядькой, или же шаман имел в виду, что он Аникутиной дядей приходится? Но почему дядей? И по обычаям эвенков, и по русским, он Ольгу удочерил – и был ей отцом. А вот кто был отцом круглолицей и слегка раскосой соседки, в поселке не очень-то знали. Её мать вышла замуж повторно и вместе с мужем работала в Заполярье, на рудниках Норильска, приезжая в Ручейный только раз в году. Инна жила у деда, родители считали, что суровый климат севера дочери на пользу не пойдет. Первого же её мужа и отца девушки в поселке помнили плохо. Он то появлялся, то уезжал, пока не пропал окончательно.

Но говорить с соседкой об этом Ермолай не решился, Инка же быстро перевела разговор на другую тему, избавив его – или себя – от возможной неловкости. А там они дошли до школы и разговор с шаманом сам собой забылся.

Спортивное развитие неожиданно заменили физикой, причем за урок быстро прошли сразу три темы. Школьники даже взвыли в прямом смысле слова – тихонечко, не разжимая губ, задние ряды издавали протяжные стоны, стоило физичке объявить последнюю тему.

– Попрошу тишины, – постучала по столу указкой физичка. – Вы знаете, что к концу недели некоторые ученики нас оставят, в связи с отъездом к постоянному месту жительства. Надо поспешить, чтобы до их отъезда класс прошел основную часть программы…

Ермолай, как и Громяк, Аникутина и ещё пара учеников восприняли известие спокойно. По физике у них всегда были высшие оценки, а юноша ещё в начале года прочитал весь учебник, и мог без подготовки сносно ответить по любой теме. Остальные заметно опечалились. На экономике предстояла имитационная игра, Харламов сел рядом с другом, Костей. Раскладывая карточки, имитирующие пакеты акций и просматривая правила игры, приятель шептал на ухо последние школьные сплетни. Заинтересовало юношу лишь известие о свидании Наденьки с Агафоновым, мастером с лесопилки.

– Витька узнает, морду Агафону набьёт.

– Кто кому набьёт, Агафон старше на два года, и мышцы у него накачаны – дай бог каждому, – усомнился Костя.

– Богомолов, Харламов, вы готовы? Ваши заявки?

– Акции угледобывающих шахт, на сорок тысяч, – твердо произнес Ермолай, пододвигая стопку бумажек на центр стола.

Костя сделал вложение в самый большой банк – ход беспроигрышный, но никак его позиции не улучшающий. Витька Громяк глянул на него угрюмо, а друг уже шептал на ухо:

– Твоя Анька вчера с Ольгой Аникутиной в шаманском обряде участвовала. Она тебе ничего не говорила?

Ермолай ошарашенно покачал головой и тихо ответил:

– Мне сестра про Ольгу никогда ничего не рассказывает.

Пожалуй, только сейчас он задумался, почему так. Анька на год его старше, немного пытается братом командовать, но отношения между ними вполне доверительные. Но об Ольге, с которой она, похоже, дружит, сестра никогда не рассказывает. Ему не рассказывает. А Маринке, младшей сестренке, рассказывает. И матери тоже. При мысли о том, что он начнет расспрашивать про девушку мать или сестренку юноша, похоже, покраснел. Уши вдруг стали горячими, он воровато огляделся, и взор его на мгновение задержался на дочери шамана. Девушка смотрела в пространство, шевеля губами, а затем опустила глаза и отделила от стопки своих бумаг небольшую кучку. Он отвел глаза в сторону и успел заметить вопросительный взгляд Инки.

– Ты хоть скотное хозяйство какое прикупи, Костя, – подсказал он растерявшемуся приятелю.

Игра затягивала его все больше. Уже самые неосторожные успели разориться, те, кто осторожничал, остались при своих, потеряв всякие шансы на выигрыш, а Витька Громяк и Ольга пододвигали к себе все новые пачки акций. К середине урока игроков осталось семеро. Советы Харламова помогли Косте продержаться до того момента, когда итог четко определился. Хозяйственный мир поделили между собой Громяк и Аникутина, оставив жалкие крохи Ермолаю, Руфику и Косте; прочие игроки выбыли.

– Ну конечно, теперь Ольге нужно по всем предметам хорошо учиться, – пробурчал разочарованный Богомолов и пояснил: – Она останется в поселке до весны. Отец её на Край посылает.

Русских отбирали для путешествия на Край специальные комиссии психологов, у эвенков решал шаман.

Из школы он возвращался вместе с Гришиной, и опять не спросил её про отца. Девушка его опередила.

– Тебе лучше на красавиц не заглядываться, а стараться оценки повыше получить. А то дальше Лесосибирска не уедешь. С твоими способностями в городе надо жить, Ермолай.

– Я что, по твоему, на Надьку заглядываюсь? – возмутился юноша.

– Не на Надьку. На Ольгу Аникутину, – тихо проговорила Инна. – Я же вижу…

– Это Ольга-то красавица? Да у неё вид, как будто она никак проснуться не может…

– Ну, и ты на неё запал, как странствующий принц на спящую красавицу, и мечтаешь разбудить поцелуем.

– Да ничего я на неё не запал, охота была тебе всякие глупости говорить!

До калитки своего дома соседка молчала, а юноша шёл, и чувствовал, что всё лицо у него пылает. Дома он поспешил умыться холодной водой, чтобы мать и сестры не приставали с расспросами.

А ближе к вечеру, в спортзале, к нему подошел Витька, капитан всех существующих в школе команд, попросил перекинуться парой слов без свидетелей. Вид у него был мрачно-сосредоточенный, и Ермолай даже струхнул немного. Витька – парень крутой, развитый, подраться не дурак и стремится всегда утвердить свое главенство. До сих пор он юношу не задирал – мол, сын учителей, себе дороже связываться – но и тот Витьке ни в чем дорогу не пересекал.

– Ты, Ерёма, все знаешь. Слышал такое выражение – воин Блеклой Радуги? Нет? Я слышал, это круче любого спецназа.

Нет, про таких воинов он не слышал. Ясно, что Витька, который пытался прослыть всезнайкой, не мог безболезненно перенести неведения и пытался узнать всё возможное о воинах Блеклой Радуги. Интернет ему не помог – впрочем, Громяк прекрасно понимал, что мог неправильно задать вопрос. А в таком случае любой поиск был обречен на неудачу.

Витька обращался за помощью, причем помощью тайной.

– … Бордусей при мне проговорился. Там, кроме меня, одни девки были. Мне он сразу сказал: "не видать тебе, малый, радуги" – и про меня забыл. А после девкам начал камлать, будущее предсказывать. Там и твоя Анька была. Вот ей он и сказал – судьба, мол, твоя счастливая, доведется тебе рядом с собой узреть аж трех воинов Блеклой Радуги.

– И что дальше?

– А дальше дядька Бордусей что-то совсем непонятное понес, я же не мог шамана прерывать. Спасибо и за то, что меня вообще туда пустили. Да, Ерёма, ты и об этом никому не говори. Я там в волчьей маске был, а говорил хриплым голосом, вряд ли меня девки узнали. Просекаешь ситуацию?

Вернувшись в спортзал, Громяк больше к юноше не обращался. Играли в волейбол. Только в этом виде долговязый и не очень сильный Харламов представлял какую-то ценность для школы. Он искусно ставил блок, чутьем угадывая и момент прыжка соперника, и попытки обмануть блокирующих скидкой. В нападении он играл слабо, оттого выпускали его только на своей подаче, выставляя в переднюю линию. После игры затеяли соревнование: броски мяча в баскетбольное кольцо после пробежки с переворотом через голову. Витька разделил первое место с Гришкой Рахимовым, Ермолай стал пятым из пятнадцати участников.

– Неплохо, – одобрительно сказал Громяк ребятам, – Ерёма и без всяких помех никогда больше не забрасывал.

Вроде бы и без подковырки сказал, а юноша разом поскучнел и молча пошел в раздевалку.

Вечером вместе с Костей он ушел на лыжах в лес. Жила там одна белка, которую они пытались приручить. Приманивали зверька до сумерек, но белка на снег так и не спустилась. Взяла свое угощение с нижней ветки сосны – и наверх. Пришлось ограничиться только этим, чтобы не искать обратный путь в темноте.

– Ерёма, а ты отсюда бы дорогу в поселок нашел в ночи? – спросил Богомолов, когда они спустились в заросший лиственницей и сосной распадок.

– Чего не найти, – удивился тот, – слева от нас горбы идут цепочкой до Бирюсы. А у берега их тракт пересекает, что к нам в поселок идет. Заблудиться невозможно, разве что крюк небольшой сделаешь.

Костя хмыкнул недоверчиво, и лесенкой быстро пошел вверх по склону. На лыжах он ходил хуже Харламова, но признавать превосходство друга не собирался. Подождав его на вершине очередного горба, он спросил:

– Чего от тебя Витька сегодня хотел?

– Так, спросить по одному вопросу, вполне абстрактному.

– Ну, ты же у нас ходячая энциклопедия… А я смотрю, он сегодня весь день не в себе. И на Аникутину так внимательно поглядывает. Он же тунгусов никогда не замечал…

Юноша промолчал, сильно оттолкнувшись палками, заскользил вниз. Дома он выбрал момент и подошел к Аньке, когда та оказалась на кухне одна.

– Ты вчера дядьку Бордусея видела? Что он интересного сказал?

– А что тебя интересует? – повернулась от сковородки разрумянившаяся сестра. – Он девицам будущее предсказывал. Или тебя какая-то девушка заинтересовала? – сестра понимающе улыбнулась и добавила:

– Наконец-то…

– Меня больше интересует, что шаман насчет радуги говорил. А из девушек – твоя подруга, Ольга…

Аня повернулась к сковородке и принялась там что-то переворачивать.

– Он предсказывал, кто нынешней весной радугу увидит. А мне посулил воинов радуги, но кто они такие – не сказал. Ольге он ничего не говорил. Я вообще не поняла, что она там делала – сидела молча, без маски, глаз с отца не сводила. А когда всё кончилось, встала с таким трудом, как будто не отец, а она сама камлала. И вообще, почему бы тебе её саму не спросить? Не бойся, она не кусается, – сестра оглянулась на него через плечо, посмеиваясь.

– Спрошу, – пообещал брат коротко. – А ты у отца не интересовалась насчет воинов радуги, кто они и что сулит их появление?

Когда Анна качнула головой и замялась, он спросил:

– Хочешь, я сам спрошу?

– Спроси. Только про меня упоминать не надо, а?

– Не буду, – пообещал брат.

Отец даже спрашивать не стал, откуда сын услышал о воинах Блеклой Радуги.

– Ты слова Бордусея буквально не воспринимай. Он ведь уже стар, а старики часто говорят путано. Шаманам же это даже положено. Те, кого он назвал воинами Блеклой Радуги, на самом деле называются иначе. Если твоя судьба сложится определенным образом, ты о них узнаешь всё, что полагается.

– А сейчас что, мне вообще не положено про них слышать?

– Да, не положено. Но, раз услышал, знай – есть люди, добившиеся многого на пути постижения Учения Радуги. Те из них, кто учит других, всем известны как Чародеи Радуги. Но есть и другие мастера, которые не занимаются преподаванием. Таким народная молва приклеивает самые разные названия. Бордусей вот назвал их воинами, хотя с обычными солдатами, даже спецназовцами, у постигших Путь Радуги ничего общего нет.

– А с монахами Шаолиня есть? – поинтересовался жадно слушающий сын.

– С реальными – нет, с мифическими – возможно. Миф – понятие многогранное…

Отец опустил глаза к загромождающим стол бумагам, намекая на то, что разговор окончен.

– А обычному человеку встретить такого воина на жизненном пути – это хорошо или как?

– Или как, – буркнул Николай Владимирович раздраженно, не поднимая глаз от стола.

Ничего не оставалось делать, кроме как выйти из отцовского кабинета. Анну его рассказ взволновал, и уже вдвоем они отправились к матери с тем же вопросом. Анастасия Сергеевна обрадовалась случаю поговорить. Взрослеющие дети не баловали её долгими разговорами, может быть, поэтому, она начала издалека. С радуги Края.

Конечно, все в расщепе 80-100®, или меридиане Енисей – Иравади, с детских лет знали, что некоторые люди на Краю, среди меняющихся световых узоров его вечного свечения, могли разглядеть неподвижную фигуру. Для того и организовывали молодёжи путешествия на Край, чтобы определить, кто же её способен видеть. И некоторых из видящих приглашали в Школы Радуги.

– Приглашают туда не всех, способных к обучению. Если в обычной школе можно выучить любого, у кого мозгов достаточно, то Учение Радуги требует не только способностей, но и желания посвятить этому пути всю жизнь. Оттого и берут туда немногих. И оканчивают эту школу далеко не все. Многие через год, или через пять понимают, что не хотят там дальше учиться, а кто-то не способен перейти на следующую ступень. Способности-то у всех разные…

– А сколько там учатся те, у кого и способностей и желания достаточно? – спросила Аня.

– Долго. Обычное образование, в университетах, тоже входит туда, как часть. Только первый год обучения в Школе Радуги связан с полным отрывом от обычного мира, а дальше – у каждого свой путь. Может, кто-то из учеников Радуги живет рядом с нами, обычной жизнью. Они ведь не станут кричать об этом на каждом углу.

Получалось, что Школ Радуги много, и они не имеют постоянного местонахождения. А те, кто прекращал обучение в них, вливались в обычную жизнь общества рядовыми членами. Видящие недвижные узоры Края отличались повышенной чувствительностью и острым вниманием. Эти способности у них и развивали, но в жизни они помогали далеко не всем.

– А воинов там готовят? – не утерпел сын.

Но об этом мать ничего не слышала. Зато она давно знала Бордусея, у которого, оказывается, были уже взрослые внуки и куча правнуков.

– Не всегда он был шаманом. Закончил по молодости Новосибирский университет, в аспирантуре учился, преподавал в Большом университете Красноярска. А потом надолго ушел в леса, жил, как обычный охотник-эвенк. Шаманить начал, когда ему порядком за сорок стукнуло. У настоящего шамана жены не бывает, так что Ольгу он удочерил. Она моложе любого из его родных внуков будет…

Анна осталась послушать, её рассказ матери заинтересовал, а юноша ушёл готовить домашние задания. К нему, как сыну учителей, в школе было особое отношение: все учителя из кожи вон лезли, чтобы выучить Ермолая Харламова как можно лучше. Если другие школьники могли ограничиться рефератом в три страницы, то для него написать меньше пяти – означало прилюдное объяснение, почему это он вдруг стал лениться. Вся школа знала, что он с десяти лет владеет скорочтением и почти не забывает прочитанного.

Он, конечно, как любой школьник, забывал многое, но его мозги с малолетства были так устроены, что он легко выделял в любом тексте самые главные моменты; и вот их-то он действительно запоминал накрепко. Отчего и приобрел репутацию всезнайки и ходячей энциклопедии. При всем том он не был круглым отличником, хотя половина учителей считала его сильнейшим учеником. Другая половина считала таковым Виктора Громяка, который, как ни странно, тоже отличником не был. Витька был сильнее в физико-математических дисциплинах, Ермолай – в гуманитарных, которые как раз и требовали чтения в больших объемах.

* * *

Утром одноклассница вновь выскользнула из своей калитки в трех шагах перед ним.

– Привет, Ермолай, – она единственная во всем классе не звала его Ерёмой.

– Привет, – меланхолично отозвался юноша.

– Не выспался, что ли?

– Есть маленько…

Девушка взяла инициативу на себя, и он бездумно отвечал на её вопросы, пока вдруг не прозвучала витькина фамилия, и юноша автоматически не спросил:

– А ты никогда не слышала о воинах Блеклой Радуги, Инна?

– Как не слышать. Мой отец – настоящий отец – был одним из них.

– Расскажи, Инна, – сон с него разом слетел.

– А чего рассказывать-то? Есть такие люди, полжизни учатся, чтобы достичь способности совершить великий подвиг, затем годами пытаются его совершить. Потом те, кто уцелел, возвращаются к обычной жизни и до смерти держат язык за зубами. Мой отец не уцелел, вот и все.

Что за подвиг пытались свершить эти воины, Гришина не знала. Это и было их великим секретом. Знала только, что многолетние попытки к успеху не привели, лишь умножили ряды не вернувшихся. Зацепила юношу одна фраза:

– … У воинов Блеклой Радуги не бывает могил… – ею он и закончил свой рассказ Витьке.

Соседка не просила держать свой рассказ в тайне, так что никакого стеснения Ермолай не чувствовал.

– Инке, конечно, все мать рассказала. И рассказала, скорее всего, уже давно, – размышлял вслух Виктор. – А у матери не спросишь, да она и не ответит ничего посторонним. Твой отец знает, но молчит. Даже специально намекнул, что название это неправильное, чтобы мы отвязались. Так оно, наверное, и есть, но ведь мы другого названия не знаем, и ничем это нам не поможет. Ты сам что думаешь? – спросил он с фанатическим блеском в глазах.

Харламов полагал, что отсутствие могил и есть основной ключ к тайне воинов Блеклой Радуги. То ли они уходят в свои походы поодиночке, отчего никто не знает, где и как они приняли смерть. То ли характер смерти таков, что хоронить после нечего. Либо сам факт признания смерти нежелателен, ибо раскрывает строго охраняемую тайну.

– Что это за тайна, если только в нашем классе уже трое её знают, – скривился Громяк. – Здесь тайна не сами воины, а то, чем они заняты.

– Но могил всё же не бывает, – упрямо повторил юноша. – Даже если человека разметало в пыль высокотемпературной вспышкой, хоронят подобранный на этом месте пепел. Здесь – другое…

– Ты еще Ольгу спроси, – посоветовал Витька, – она вполне могла слышать от отца куда больше.

– Почему я должен спросить? – удивился юноша, – ведь это тебя воины больше интересуют.

– У тебя шансов больше, – рассудил одноклассник. – Ты всезнайка. А ответить на вопрос, которого даже всезнайка не знает – это почетно и поднимает самоуважение. К тому же ты брат её подруги, и за девчонками не ухлестываешь, Олька и не подумает, что ты к ней подкатываешься таким способом. Точно тебе говорю, она девчонка нормальная, это не Надька Белова, которая каждый мужской взгляд или слово немедленно себе на винт заносит, – Витька изобразил пальцем круг внутри головы, – а на том винте нет ни одной программы, кроме оценок этих слов и взглядов.

При этих словах одноклассник посмотрел вдоль школьного коридора на Надьку, которая вместе с подругами рассматривала журнал с яркой обложкой. Вздохнув, юноша прошел вдоль коридора и подошел к Аникутиной, которая по своему обыкновению в одиночестве смотрела в окно.

– Слушай, Оль, тут вопрос такой возник, о воинах Блеклой Радуги. Мой отец отмалчивается, может, ты чего знаешь?

– Знаю, – дочь шамана повернула к нему неподвижное лицо, – и расскажу тебе позже, когда мы поплывем на Край.

– Но почему позже? И ты уверена, что мы поплывем на Край вместе?

– В этом я уверена. А почему позже, ты поймешь из самого рассказа, Ермолай.

Она продолжала смотреть на него без всякого выражения, как будто ожидая продолжения, но юноша смутился, пробормотал что-то благодарственное, и пошел назад. Витька понял все по его лицу, и даже не спросил, что же она ему ответила.

Оказалось, это был последний день, когда дети эвенков-лесовиков учились вместе со всеми. Уже на следующий день они принялись готовиться к экзаменам по особой программе, а через пару дней, когда весеннее солнце уже вовсю плавило снег на пригорках, начались и сами экзамены. Дочь шамана в эти дни юноша не встречал, хотя специально шатался по школе и поселку в надежде случайно на нее наткнуться. Витька с расспросами о воинах радуги больше не приставал, чему он был только рад. Потому что случайно услышал дома, как Анька спрашивала отца о всё тех же воинах, и почему Бордусей имеет к ним какое-то отношение. Сестре отец тоже не ответил, но юноша тем не менее понял, что если кто-то и осведомлен об истинном облике воинов Блеклой Радуги, так это именно эвенкийский шаман.

27 марта состоялся последний экзамен у эвенков. Он прошел быстро, уже на втором уроке в окно Ермолай разглядел толпу школьников, с радостными возгласами выбегающих с территории школы. Аникутина шла не спеша, отстав от остальных. У ворот школьной территории её встретил шаман и она остановилась.

– Харламов! За окном, конечно, что-то очень интересное происходит, но нам всем бы хотелось, чтобы вы нам всем рассказали, какие аргументы вам известны за и против концепции Тойнби, – голос исторички заставил юношу вернуться в скучную действительность.

Машинально отвечая, он в то же время обдумывал возможные значения слова "блеклый". Выцветший? К настоящей радуге неприменимо… А если и радугу понимать расширенно, то смыслов становится столь много, что и пытаться угадывать бессмысленно. Нет, радуга должна быть радугой, то есть разноцветной полоской преломления солнечного света в каплях воды. Тогда – бледная, слабо заметная? Возможно. Но если такой эпитет применяется к обычной радуге, то она уже не совсем обычная. Возникает при особых обстоятельствах. Каких только?

Ещё у слова "блеклый" есть такие значения, как вянущий, завядший, потерявший жизненные соки, вообще умерший. Но это, похоже, больше о цветах.

Что это за радуга такая, что никогда – или в большинстве случаев – яркой не бывает? Почему не бывает; из-за постоянного тумана, или же она вызвана не прямыми солнечными лучами, а отраженными? Или оттого, что возникает эта радуга в пустыне, где очень мало воды в атмосфере? Ему пришел в голову ещё один вариант: Край. Там, говорят, небо светится изменчивым светом, сквозь сполохи сияния Края любая радуга покажется блеклой. Но эту радугу, как известно, видят очень и очень многие – каждый пятнадцатый, если не каждый десятый. И никогда он не слышал, чтобы радугу Края называли блеклой, бледной или бесцветной.

Так что радуга пустыни показалась ему наиболее подходящей. Интересно, путешествовал ли Бордусей по пустыням?

– А скажите нам, Харламов, с чем связано усиление интереса к этой концепции в последние десятилетия? – прервал размышления вопрос учительницы.

– Возможно, с тем, что в нашем расщепе по сравнению с Материнским Миром значительно замедлился прогресс. Это может быть связано с тем, что в расщепе меньше цивилизаций, следовательно, слабее энергия их взаимодействия. К тому же в расщепе практически не представлена англосакская западно-христианская цивилизация, которая своими вызовами давала наибольший импульс развития всем другим…

Дальше урок, как легко можно было предвидеть, превратился в диспут. Слишком острой была тема. Согласиться, что прогресс в обществах православного христианства, буддизма, индуизма, мусульманства и даосизма в отсутствие европейской цивилизации остановился, – это означало признание собственной неспособности к развитию и прогрессу. С чем ни русские, ни китайцы с индусами согласиться категорически не могли. Но и объяснить многолетний технический застой никто убедительно не мог, отчего выдвигались самые неожиданные гипотезы, которые всякому здравомыслящему человеку весьма хотелось опровергнуть.

– Ерёма, а ты что думаешь? – толкнул друга Костя.

Юноша, уже давно ответивший и почти не следивший за оживленной дискуссией, уныло пробормотал:

– Я уверен, что неправы все.

Богомолов недоуменно поморгал, вникая в слова друга, затем прошептал "ну, ты даёшь" и отвернулся. У школьных ворот Бордусей разговаривал с отцом Ермолая, а Ольги там уже не было.

На улице эвенки с радостными лицами грузили свой скарб в запряженные оленями сани. Взрослых среди них было немного, а из мужчин и вовсе был один Бордусей. Ольги юноша не увидел, а стоявшая рядом Инна предположила, что шаман уже попрощался с дочерью и она сейчас устраивается где-нибудь на новом месте. Тут юноша припомнил, что Аникутина вроде бы оставалась в поселке до весны, чтобы вместе с поселковой молодежью совершить путешествие на Край. Непонятно было только, зачем она сдавала вместе со всеми лесовиками экзамены, раз все равно никуда не уезжает. Соседка предположила, что шаман счел образование дочери достаточным.

– Однако сам-то он закончил университет, – возразил Ермолай.

– То мужчина. А женщине лишнее образование ни к чему, – рассудила девушка. – Раз школьный аттестат Олька уже получила, теперь сможет более важными делами заняться. Не для того ли отец её здесь и оставил?

Более важным делом, по мнению Инки, было замужество. Говоря об этом, она искоса бросила на юношу быстрый взгляд. То, что она увидела, ей не понравилось, и она немедленно мстительно добавила:

– Если так, значит, брак уже сговорен. Дождутся её совершеннолетия и распишутся.

Харламов промолчал, наблюдая за сборами. Укладывались быстро. Эвенкам не привыкать, они и в лесу ежегодно меняют летние и зимние стойбища, обходясь в быту скудным набором предметов. А сейчас на оленях за три дня домчат по льду до Ангары, пересекут её по крепкому ещё льду и дальше неспешно двинутся к северу, по сохраняющемуся в тени деревьев снегу.

Бордусей подошел к ним неожиданно, поздоровался, назвав обоих по именам. Школьники нестройно ответили.

– Вот такое дело, – поправил шаман косматую шапку, – уезжаем мы. Может, уже не свидимся. Вы Ольгу тут не обижайте, – он стрельнул глазами в сторону девушки, – она девушка лесная, к вашим лукавым беседам непривычная.

Юноша только кивнул, зато Инна принялась горячо уверять, что – ни в коем случае.

Бордусей сказал:

– Так я на вас надеюсь, – и затем спросил юношу, не занимался ли тот йогой или же иными практиками медитации.

– Это плохо, – изрек он, выслушав ответ. – Я бы тебе советовал попросить Ольгу с тобой позаниматься. Она в поселке до весны остается, а жить будет у вас. Твои родители согласны…

Одноклассница, едва услышав, вся прямо побелела. Шаман глянул на нее и добавил:

– И тебе, Инна, тоже не вредно будет позаниматься. Ты ведь тоже на Край весной отправишься. Да и вообще, приглядывай за ними двоими, чтобы они от дела не отлынивали.

Бордусей отошел, а юноша с девушкой смущенно посмотрели друг на друга. Харламов явным образом покраснел, снял шапку и расстегнул воротник куртки. Одноклассница тоже вся порозовела, но выглядела довольной. Эвенки собрались, и Бордусей пошел вдоль санного поезда, на всякий случай его осматривая. Затем он подошел к группе мужчин, стоявших на улице поселка, пожал им всем руки и сел в передние санки. В воздухе раздался эвенкийский клич, повторенный возницами в других санках, и поезд тронулся. Через две минуты передние санки спустились на лед Бирюсы, а еще через пять – исчезли за поворотом реки, оставив только темный след на сверкающем снегу.