Текст книги "Дьявол в музыке (ЛП)"

Автор книги: Кейт Росс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)

Джулиан хотел больше узнать о передвижениях Ринальдо в ночь убийства.

– Как вы искали маркезу Беатриче ночью? Вы, должно быть, перепугали многих деревенских, стуча в их дома и расспрашивая среди ночи.

– Куда больше мы расспрашивали таможенных чиновников и трактирщиков, у которых она могла менять лошадей. Я послал пару слуг, что были со мной, доехать до Тичино – это река на восточной границе Пьемонта – чтобы узнать, не пересекала ли она границу Ломбардии, а сам стал искал западнее.

– В одиночку?

– Да. Слуги меня отвлекали, вечно спрашивали, что мы будем делать теперь, и смотрели на меня так, будто я могу достать Беатриче из седельной сумки. Они всё время от чём-то шептались, и я знал, о чём – они хотели, чтобы здесь был мой отец, а не я. Я должен был избавиться от них. Конечно, они возражали, когда я сказал, что еду один, но у меня были пистолеты, и я ответил, что смогу постоять за себя.

«Понял ли сам Ринальдо, насколько важную вещь сказал?» – гадал Джулиан. Он признал, что в ночь убийства был один, с пистолетами, в той части Пьемонта, из которой можно за несколько часов доскакать до озера Комо. Поделился бы он этими сведениями, если бы был виновен? Мог, если бы считал, что Кестрель уже откуда-то это знает. От смерти отца он многое выиграл. Одним выстрелом он освободился от Лодовико и стал богатейшим землевладельцем Ломбардии.

Но если Ринальдо убил Лодовико, значит ли это, что он послал записку и перчатку в замок, чтобы заманить отца в беседку? Если так, то это было спланированное убийство. Как он мог знать, что его мачеха так удобно потеряется и даст ему предлог в одиночку скакать по округе? Мог ли он быть в сговоре с Беатриче? Что если их вражда – просто фальшь?

Вслух он спросил:

– Где вы были ночью перед тем как узнали о пропаже маркезы Беатриче?

– А какая разница?

– Я могу узнать это у других членов вашей семьи.

– Не понимаю, как другие члены моей семьи могут это помнить. Прошли годы. Думаю, я был дома. Я нечасто выезжал куда-то, – добавил он зло.

– Вы когда-нибудь видели дамскую перчатку, украшенную зелёными листьями мирта, вышитыми шёлком, и рубиновым сердцем, что пронзено бриллиантовой булавкой?

– Как это связано с убийством моего отца?

– Вы видели такую перчатку? – повторил Джулиан.

– Нет! Но если бы увидел, то не запомнил бы. Какое мне дело до дамских перчаток?

– Эта могла принадлежать женщине, которую ваш отец знал много лет назад.

– Одной из его гарема? – Ринальдо безрадостно рассмеялся. – Он нередко дарил им такие вещицы.

– Вы знаете имена любовниц, которые были у вашего отца давно… быть может, даже до вашего рождения?

– Нет. Я никогда не пытался этого узнать. Зачем?

Джулиан рассказал про перчатку, что была доставлена в Кастелло-Мальвецци перед убийством.

– Я думаю, её принёс певец, – ответил Ринальдо.

– Вы что-нибудь знаете о нём? – спросил Джулиан.

– Только то, что он англичанин и тенор. Меня не было в Милане, когда отец нашёл его.

– Маркез Лодовико когда-нибудь писал вам о нём?

– Он никогда не писал и не говорил мне о музыке, – пробормотал Ринальдо. – У меня совершенно нет слуха.

– Вы сказали, что вас не было в Милане, когда маркез Лодовико встретился с Орфео. Когда вы вернулись?

– За несколько недель до смерти отца.

– Вы встречались с отцом за эти недели?

– Нет. Он был на озере со своим тенором, и не приглашал меня к себе, так что я остался в Милане.

– Синьора Аргенти писала вам с озера, куда приехала с синьором Валериано. Но, как я понимаю, на письмо отвечал маркез Лодовико, а не вы.

– Я переслал её письмо отцу.

– Почему?

– Потому что хотел раздавить её! – Ринальдо вскочил и принялся кружить по комнате, сжимая кулаки. – Потому что я хотел, чтобы эту суку стёрли в порошок, и я понимал, что отец сделает это лучше меня. С тех пор, как я приехал в город, все надо мной насмехались. Я был человеком, чья жена предпочла мне евнуха. Импровизаторы сочиняли про меня стихи и песни. Я никуда не мог пойти.

– Вы не думали приехать на виллу, чтобы встретиться с вашей женой и синьором Валериано?

– Это именно то, чего она хотела – встретиться со мной лицом к лицу, чтобы убедить меня позволить её видеться с Никколо и Бьянкой. Я не собирался давать ей такую возможность.

Это уже не имело никакой связи с убийством, но Джулиан не мог не спросить:

– Вы когда-нибудь позволите ей увидеть их?

– Я скорее увижу, как они будут прокляты и сам буду проклят! Вы хотя бы понимаете, что она сделала со мной? Вы представляете, что это такое – иметь жену и знать, каждый день, каждый час, что она предаёт тебя перед всем миром?

– У вас есть способы получить удовлетворение, – заметил Джулиан.

– О, не дразните меня этим, – голос Ринальдо вдруг стал очень усталым и более несчастным, чем Джулиан слышал прежде. – Я понимаю, что Валериано уже рассказывал вам о дуэли.

Джулиан навострил уши. Певец ни словом не упоминал дуэль. Кажется, Кестрель нащупал путь.

– Я хотел бы услышать это от вас.

– После того, как моя жена ушла от меня, я был вынужден вызвать его. Даже если этого не требовала моя честь, отец бы не дал мне покоя. Я послал вызов, который написал под диктовку отца. Валериано его принял. Мы встретились в назначенное время в назначенном месте. Секунданты отмерили расстояние и проверили пистолеты.

Он подошёл к окну и встал спиной к Джулиану, упершись руками в стекло.

– Валериано был таким… таким высоким. Он хранил молчание и достоинство. Он не боялся – по крайней мере, не показывал этого. Но я был на десять лет моложе, и я никогда не бывал на дуэли прежде.

Джулиан представил себе это очень ярко. Ему было знакомо это странное, кружащее голову чувство, когда идёшь на встречу, не зная, вернёшься ли с неё, но зная, что тебе всё равно. Потому что тот, кто проявит страх, уже проиграл – проиграл поединок воль, что важнее не меньше, чем обмен пулями. В случае Ринальдо победитель в поединке воль был очевиден.

– Расскажите мне, что случилось, – сказал Джулиан.

– Мы заняли свои места, был дан сигнал, и мы выстрелили. Валериано выстрелил в воздух. Я выстрелил в него и промахнулся, – маркез повернулся к Джулиану, его лицо было багровым. – Я был не в себе! Я никогда прежде не стрелял в людей… и в меня тоже никогда не стреляли. Я просто не мог твёрдо держать пистолет. Когда я понял, что он не попал в меня и даже не пытался, я был так потрясён, что у меня закружилась голова. Я едва мог стоять. Секундант смотрел на меня, и я знал, что он ожидает, будто я потребую второй выстрел. Я потребовал. Валериано согласился. Мы снова зарядили пистолеты.

Ринальдо отошёл в сторону. Он был напряжён, глаза смотрела в пустоту, будто он вновь был на той дуэли.

– Я видел по его глазам, по спокойствию, с которым он шёл на своё место, что он сделает то же самое – выстрелит в воздух. Я же волновался ещё больше. Пот застилал мне лицо, я почти ничего не видел. В этот раз я не должен бы промахнуться – не на поединке, где в меня даже не целятся.

Ринальдо поднял руку, вытянул указательный палец как ствол пистолета.

– Дали сигнал. Он выстрелил в воздух, а я… Я… – он медленно опустил руку. – Я снова промахнулся. Это было унизительно. Мой секундант смотрел на меня с отвращением. Он сказал: мне лучше признать, что я получил удовлетворение, и так я и сделал. Валериано поклонился и ушёл. Я хотел броситься за ним и умолять убить меня, Бога ради – это было бы лучше, чем возвращаться к…

Он закончил свои слова чем-то, похожим на всхлип. Джулиан мягко спросил:

– Что сделал ваш отец, когда узнал о дуэли?

– Я не помню, – Ринальдо провёл рукой по лицу. – Это были худшие часы в моей жизни. В итоге я попросил его позволить мне уехать из Милана. Мне нужно было его разрешение – у меня не было своих денег. Отец практически швырнул его мне. Он сказал, что я могу уползать как побитый пёс, поджав хвост. Я уехал – во Флоренцию, Неаполь, Испанию. Но я везде видел одно и то же – Валериано, высокий как башня, указывающий пистолетом в небеса и спускающий курок – и себя, который пытается попасть в него и промахивается, всегда промахивается.

– Вы не задумывались, почему он не воспользоваться своим выстрелом? – для Джулиана это было самым любопытным во всей дуэли

– Я не знаю. Он хотел унизить меня, я думаю.

– Он не мог знать, что вы не попадёте в него. Он легко мог погибнуть.

– Откуда мне знать, что было у него на уме? Я же не евнух! Я не знаю, как они думают! Возможно, он ненавидит всех мужчин, что не были так же изувечены. Он выстрелил в воздух, чтобы показать свою храбрость и дать мне почувствовать, что он, а не я – настоящий мужчина. Но я заставлю его страдать – как-нибудь, когда-нибудь!

– Он уже дал вам удовлетворение, – напомнил Джулиан. – Он больше ничего вам не должен.

– Вы думаете, честь – это строчка в бухгалтерской книге? – обезьянье лицо Ринальдо исказилось, – К дьяволу это «удовлетворение»! Пока он жив, а она – с ним, я не отомщён!

Глава 27

Когда расспросы окончились, Ринальдо отправился к освобождённую для него комнату, где нашёл горячую ванну и стопку белых полотенец, пахнущих флёрдоранжем. Бритва с серебряной ручкой ждала на умывальнике, если хозяин пожелает побриться. Эрнесто был готов помочь со всем, что может потребоваться. Ринальдо послал его принести больше полотенец, хотя их и так было немало. Это было их обычное противостояние, возобновлявшееся всякий раз, когда Ринальдо возвращался из путешествий – он стремился удалить от себя отцовского слугу, как только мог, а Эрнесто цеплялся за своё место, служа молодому маркезу так же, как старому.

С помощью Эрнесто Ринальдо вымылся и переоделся к ужину. На местной церкви пробили половину шестого, когда маркез отпустил слугу и последний раз взглянул на себя в зеркало перед тем, как спуститься вниз. Внезапно дверь снова открылась.

– Я же сказал, что ты мне больше не нужен… – раздражённо начал Ринальдо, но в зеркало увидел, что это не Эрнесто.

Он повернулся. Франческа закрыла за собой дверь и, не приближаясь к нему, прошла к дальней стене. Она вся тряслась, но её глаза не отрывались от лица Ринальдо.

– Зачем ты пришла? – потребовал ответа он.

Франческа рухнула на колени.

– Пожалуйста. Расскажи мне что-нибудь. Расскажи, что угодно – как они подросли, что они любят есть, всё ещё ли у Бьянки такие зелёные глаза, любит ли Никколо лошадей. О Боже, Ринальдо, сжалься надо мной! Шесть лет я не знаю ничего! Я думаю о них всё это время – об их лицах, руках, улыбках. Я знаю, что они уже сильно изменились, а я это пропустила.

– И чья же в этом вина? – возразил Ринальдо. – Никто не отбирал их у тебя. Ты оставила их.

– Одно слово, Ринальдо! Для тебя это ничего не стоит, а для меня будет значить всё! Я сделаю, что угодно.

– Что угодно? – немедленно поймал её он. – Бросишь своего евнуха? Поклянёшься Богом и Мадонной больше никогда не видеться с ним?

– Я не могу этого сделать, – прошептала она.

– Тогда к чему твоё нытьё и мольбы? – он поднял её на ноги и прижал к стене. – Шлюха! Ты скучаешь по своим детям – но недостаточно, чтобы бросить любовника! И ты думаешь, что я сжалюсь? Ты хочешь, чтобы я испортил их – пусть Бьянка видит, что можно уходить от мужа к евнуху? Я скорее сдам их в бордель, чем позволю тебе быть с ними – хотя разница невелика! Но не беспокойся – они про тебя не забывают. Каждый день я учу их повторять: «Моя мать – шлюха…»

Франческа извернулась в его руках…

– Отпусти меня…

– О, ты хочешь, чтобы тебя отпустили! Боже упаси, тебе стоило бы молчать в спальне со своим мужем! Ничтожная потаскуха! Тебе стоило бы стоять в церкви и молиться о прощении, пока тебя держат ноги! Но я боюсь, ноги ты любишь только раздвигать!^[73]

Франческа всхлипывала и вырывалась. Из-за спины у неё донёсся какой-то шорох.

– Что это? – резко спросил Ринальдо. – Что ты прячешь?

Он выпустил женщину. Она показала свёрток в розовой бумаги и трясущимися руками протянула ему.

– Это… Это для детей. Не нужно говорить, откуда это. Ты можешь сказать, что это от тебя.

Ринальдо развернул посылку. Внутри была фарфоровая куколка в бальном платье и прекрасный маленький экипаж, запряжённый четвёркой. Ринальдо взял куклу за ноги и разбил о стену – её головка раскололась, жемчужные шпильки разлетелись по полу. Карету он швырнул на пол и раздавил ногой. Франческа покачнулась и прижала руки к губам.

– Мадонна, помоги мне…

– Убирайся!

Она нетвёрдой походкой отправилась к дверям. У самого порога женщина остановилась, чтобы утереть слёзы и пригладить волосы.

Ринальдо рванул дверь.

– Вон, я сказал!

– Тише, пожалуйста! – Франческа в страхе бросила взгляд на комнату напротив.

– Чья она? – спросил Ринальдо. – Евнуха? Почему ты не хочешь, чтобы он знал, что ты здесь? Он такой ревнивый?

– Нет, – её глаза расширились, – нет… Он…

Ринальдо схватил её за запястье.

– Тогда найдём его и всё расскажем!

– Нет! – вскрикнула Франческа, – Оставь его, Ринальдо, пожалуйста! Я умоляю тебя…

Он потащил её, спотыкающуюся и умоляющую, через весь холл вниз по лестнице в Мраморный зал. Из гостиной доносились голоса. Ринальдо не то поднёс, не подтащил женщину к двери и втолкнул внутрь. Пошатнувшись, она рухнула прямо рядом с Валериано.

Валериано подхватил её и посмотрел на Ринальдо с недоумением и разгорающимся гневом. Джулиан, МакГрегор, Карло и маркеза поспешили вперёд, готовые защитить Франческу, если потребуется. Ринальдо поверх них посмотрел на своего соперника и ликующе рассмеялся.

– Вы знали, где она была, синьор Кастрат? В моей комнате, лила слёзы и умоляла рассказать что-то о детях! Какой же счастливой вы её сделали!

Валериано взял Франческу обеими руками и попытался посмотреть её в лицо. Его собственное было белее мела.

– Франческа, это правда?

– Нет… нет, Пьетро… Я хочу сказать… Я спрашивала его о детях… потому что он здесь, и у меня могло не быть иного шанса.

– Спрашивала! – крикнул Ринальдо. – Она ползала на коленях! «Одно слово, Ринальдо!», «Сжалься надо мной, Ринальдо!» Вам стоило посмотреть на этот спектакль! А теперь посмотрите на неё, просто посмотрите на лицо – всё в пятнах и слезах. Что ты можешь дать её, чудовище, вместо того, что давал я, а ты отнял?

– Франческа, – прошептал Валериано, – почему ты мне ничего не сказала? Я думал, самая страшная скорбь прошла. Я думал… О, Богородица, каким глупцом делает любовь! – я думал, что ты счастлива!

– Я была! Я счастлива! – она вцепилась в его фрак. – Я скучаю по детям и думаю о них, но это неважно. Я выбрала тебя. Я люблю тебя.

– Я вижу, как тебе удалось обмануть меня, – тихо сказал он. – Я не знаю, каково это – иметь детей. У меня нет даже племянников или кузенов, что могли бы занять их место. Я не могу и надеяться понять твои чувства. Ты рассчитывала на это.

– Это не был жестокий расчёт. Я не хотела причинить тебе боль. Я знала, что бы будешь испытывать вину и горе, если узнаешь, что я… – она замолчала.

– Страдаешь? – закончил он. – Да, я буду. Хвала Господу, ещё не слишком поздно что-то сделать, – он глубоко вдохнул. – Твой муж ошибается, Франческа. Я не чудовище. Синьор маркез, если ваша жена порвёт со мной, вы примете её обратно и воссоедините с детьми?

В глазах Ринальдо сверкнули искры.

– Я уже говорил ей, что да.

– Нет! – закричала Франческа. – Нет, Пьетро! Что ты говоришь! Я тебя не оставлю!

– Тебе не придётся, моя дорогая. Потому что это я оставляю тебя.

– Нет! – она охватила его руками. – Нет, я тебе не позволю! Ты сошёл с ума!

– Я в своём уме, Франческа, и я принял решение. Я люблю тебя и готов помочь тебе быть с теми, кого ты любишь больше меня. Понимаешь? Всё время, что ты жила со мной, ты страдала.

– Ты думаешь, я не буду страдать теперь?

– Я думаю, дети утешат тебя лучше, чем могу я. И, – его голос сорвался, – у тебя могут быть и новые. Они заполнят ту пустоту, что оставлю я, – он взглянул ей в глаза. – Ты хочешь этого, не так ли?

Она покраснела и отвела глаза.

– Да, – печально сказал Валериано, – я так и думал.

Он сделал шаг назад. Франческа повисла на нём, но он был намного выше и легко оторвал женщину от тебя.

– Почему? – рыдала она. – Почему у меня должны быть дети, когда у тебя их не может быть?

– А почему один человек имеет то, за что другой отдал бы сердце и душу? Священники это знают, но я – нет. Нас учили, что на небесах мы все будем равны, – Валериано потерять власть над своим голосом, и тот сорвался в сопрано. – Быть может, там не будет и разницы между мужчинами и женщинами. Ты замечала, что у ангелов на картинах нет ни бород, ни грудей? Когда я был мальчиком, после того, как меня порезали, я гадал, уж не кастраты ли они все…

Валериано на миг закрыл глаза, а открыв их, снова обрёл власть над собой. Он подошёл к Беатриче и поцеловал её руки.

– Спасибо, маркеза, за ваше гостеприимство и доброту к Франческе. Я молю вас остаться её другом – ей понадобятся такие друзья. Я уже не смогу остаться на ужин – я уеду, как только соберут мои вещи.

– Куда ты поедешь, Пьетро? – опустошённо спросила Франческа.

– Вернусь в Венецию, – он подошёл к ней, взял её руку и поднёс к губам. Один долгий миг он не отрывал взгляда от её лица. – Прощай, – мягко сказал он. – Храни тебя Бог, мой ангел… моя единственная любовь.

Он с усилием отпустил её руку и поспешно вышел. Ринальдо вытянул руку, чтобы задержать его.

– Через месяц она снова будет беременна, – пообещал он.

Валериано бросил на него один взгляд, полный жаркой ненависти. Потом он ушёл.

Франческа покачнулась. Беатриче успела поддержать её и усадила в кресло. Джулиан налил женщине стакан красного вина из кувшина, что стоял в углу и передал маркезе, которая заставила Франческу сделать несколько глотков. Ринальдо смотрел на эту сцену с отвращением.

– Мой дорогой Ринальдо, – сказала Беатриче, – после стольких потрясений, ты и думать не можешь о том, чтобы сбежать без ужина. Я буду очень рада, если вы с Франческой проведёте ночь здесь. Сейчас, когда синьор Валериано уедет, вы сможете занять его комнату.

– Я не хочу его комнату! – резко ответил маркез. – Если я останусь, я хочу жить с моей женой. Там моё место.

Франческа судорожно вдохнула и закрыла лицо.

Лицо Беатриче исказилось.

– Конечно, Ринальдо, как пожелаешь. Так ты останешься?

– Да, – сказал Ринальдо. – Я останусь.

– Почему бы тебе не отдохнуть немного? – обратилась маркеза к Франческе. – Я отложу ужин на полчаса. Не думаю, что после всех этих треволнений, у кого-то будет хороший аппетит.

Джулиан понял, что она хочет удержать Франческу в гостиной до тех пор, пока не уедет Валериано. Франческа была слишком опустошена, чтобы это понять. Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Но спустя секунду она вновь их распахнула и со страхом посмотрела на Ринальдо.

– Я составлю тебе компанию? – быстро предложил Карло.

– Я – её компания, – возразил Ринальдо.

– Мальчик мой, я буду рад составить компанию вам обоим, – ответил Карло. – Я очень давно тебя не видел.

Ринальдо неуклюже сел в кресло. Франческа снова закрыла глаза. Джулиан ещё никогда не видел столь неприятного воссоединения семьи.

Маркеза послала на кухню и велела поддерживать ужин горячим ещё полчаса. После они с Джулианом вышли на террасу. Хорошая погода, что была на празднике, ушла. Воздух был сырым, озеро казалось серым и испещрено отражениями облаков. Между горами клубился туман. Джулиан и Беатриче стояли у перил и смотрели на одинокого лебедя, скользящего по свинцовой воде.

– Ринальдо не очень похож на своего отца, – заметил Джулиан.

– Я рада, что вы это сказали. Лодовико не был подл. Он умел добиваться своего, но, одержав победу, умел забывать и прощать. Ринальдо больше похож на свою мать – и внешне, и нравом. Они оба боялись Лодовико, были слабы волей, но жестоки и мстительны – это позволяло им чувствовать себя менее ничтожными. Я не завидую Франческе. Ринальдо никогда не позволит ей забыть. Он заставит её заплатить, и не только за то, что она унизила его, но и за Лодовико тоже – этот счёт она никогда не сможет выплатить, даже проживи сотню лет.

– Можете вы как-то помочь ей?

Маркеза задумалась.

– Я могу попытаться объяснить Ринальдо, что жестокость только продлит скандал, который он хотел бы похоронить. Это может помочь. И я рада, что убедила его остаться на ночь. Я боюсь того, что Франческа может сделать, если её увезут в замок и оставят там с ним и его слугами.

Эти слова напомнили Джулиану о лакеях. Он уже послал Брокера выяснить всё о том, почему они так взволновались, увидев де ла Марка. Это была заманчивая зацепка, появившаяся в самое подходящее время. Сейчас вечер понедельника. У Лючии всего два дня.

Краем глаза он заметил Флетчера и Сент-Карра, приближающихся со стороны берега. Они зашли на террасе, по-английски склонились над рукой маркезы, поприветствовали Джулиана и рассказали о своём дневном визите к Лючии. Джулиан, что ничего об этом не слышал, проклял себя за поездку на виллу Плиниана, из-за которой оставил девушку в руках Гримани. Он должен был знать, что комиссарио не даст ей покоя.

– Он просто дьявол! – кипел Флетчер. – Он читал её, как книгу, и угрожал тем, чего она боится больше всего. Но несмотря на это, она была такой храброй, такой… – он оборвал сам себя и отвёл взгляд.

– Вы думаете, он найдёт Орфео? – спросил Сент-Карр Джулиана.

– Я думаю, кто-нибудь его найдёт, – ответил Кестрель.

– То есть вы? – переспросил встревоженный Флетчер. – Потому что если вы отдадите его полиции, Гримани отомстит Лючии за то, что она не помогла ему, когда у неё была возможность.

– Оставьте Гримани мне, – ответил Джулиан. – Если я найду Орфео, я смогу договориться с комиссарио – обменяю свободу Лючии на Орфео. Он так хочет поймать певца, что не откажет.

– Я понял! – Флетчер просиял. – Но сможете ли вы найти его быстро – до того, как истекут три дня, что даны Лючии?

Джулиан переводил их разговор маркезе. Услышав этот вопрос, она пристально на него посмотрела, ожидая, что он скажет.

– Я не могу сказать, – ответил Кестрель.

– Мы потеряли из-за него чертовски много времени, – заявил Сент-Карр. – Сначала Гримани забрал наши паспорта, потом потащил нас к этой девушке, а теперь синьора Фраскани грозит выгнать нас из трактира.

– Почему же? – спросил Джулиан.

– Ей не нравятся гости, которыми интересуется полиция, – с кривой усмешкой пояснил Флетчер.

– А другой гостиницы в деревне нет, – пожаловался Сент-Карр, – и нигде поблизости тоже. Мы не можем уехать, и не можем остаться. Гримани думает, мы будем спать на пьяцце?

– Эту проблему легко решить, – ответила маркеза. – Неожиданно вернулся мой пасынок, а синьор Валериано уехал, так что у нас есть свободная комната. Я буду рада предложить вам своё гостеприимство, пока вы не получите обратно свои паспорта.

– Мы бы и не подумал навязываться вам, – сказал Флетчер.

– Вы вовсе не навязываетесь, – заверила его маркеза. – Но расследование убийства моего мужа захватило вас в ловушку. Меньшее, что я могу сделать – это дать вам крышу над головой, пока этот узел не будет распутан. Пожалуйста, синьор Флетчер – неужели вы не позволите мне поступить по-моему?

Её улыбка была просто очаровательна, и Флетчер не мог ей воспротивиться. Он бросил взгляд на Сент-Карра, который выглядел встревоженным, но нетерпеливым. Затем наставник поклонился и произнёс на своём ломаном миланском:

– Спасибо, маркеза. Вы очень добры, и мы очень благодарны.

– Но я надеюсь, вы не против жить вдвоём, – ответила та. – У меня только одна комната.

– Вовсе нет, – уверил Флетчер.

– Тогда я пошлю слугу за вашими вещами, – предложила маркеза. – Вы уже ужинали? У нас ужин сегодня поздно.

– Да, мы поужинали, – ответил Флетчер, – и не знали, что вы – ещё нет. Мы отправимся в деревню сейчас, а вернёмся к вечеру.

– Я буду с нетерпением ждать возможности поприветствовать моих новых гостей, – она протянула каждому свою руку, и в этот раз, Сент-Карр, покраснев как рак, осмелился поднести её к губам.

За ужином гостям виллы подавали озёрную рыбу миссолтит с горными трюфелями и крошечными луковицами, выращенными на берегу. Франческа почти ничего не ела, выглядела потрясённой и будто всё ещё не верившей, что Валериано ушёл, а она снова с Ринальдо. Певец покинул виллу на лодке, не увидевшись с ней.

Ринальдо же был в приподнятом настроении и раз за разом наполнял стакан вином – Джулиан даже понадеялся, что к концу вечера маркез будет не в состоянии досаждать своей жене. Карло и Беатриче смотрели на это с возрастающим отвращением. Джулиан не раз замечал, что хотя пили в Италии много, открытое опьянение презирали.

Грозил пойти дождь, так что после ужина все остались внутри. Донати сыграл на пианино, а Карло – читал импровизированные забавные стихи, хотя ни у кого не было настроя веселиться. Возвращение Гримани также не подняло собравшимся настроения. Комиссарио был раздражён тем, что Ринальдо расспрашивали без него, но поскольку маркез не знал ничего, что помогло бы вычислить Орфео, Гримани не спешил устраивать допрос. Но это было в лучшему – Ринальдо был на седьмом небе от счастья, а его буйная радость составляла гротескную противоположность подавленности всех остальных.

Прибытие Флетчера и Сент-Карра немного всех отвлекло. Маркеза сделала всё, чтобы принять их радушно. Джулиан с интересом за ней наблюдал. Беатриче медленно, но уверенно очаровывала Сент-Карра, осторожно льстя его самолюбию, чем постепенно вывела его из смущённого оцепенения, превратив его в беззастенчивое порабощение. Флетчера она и не пыталась взять кокетством. С ним маркеза взяла дружелюбный тон, без капли флирта, и серьёзно слушала его рассуждения о ботанике. Всё это время она не забывала и де ла Марка и поддерживала с ним игривую пикировку, чем раздражала Джулиана, не перестававшего убеждать себя, что интерес маркезы к этим троим вызвал лишь желанием отыскать Орфео.

Кестрель играл на пианино, когда увидел в дверях музыкальной Брокера. Чтобы не привлекать лишнего внимания он доиграл, а потом вышел и присоединился к камердинеру в Мраморном зале. За ним вышел МакГрегор. Занетти пересёк всю музыкальную, чтобы оказаться у дверей и подслушать.

Но Брокер знал, как его обхитрить. Он сказал:

– Павлины, что явились с Его Важностью, хотят побренчать, сэр, и дали мне скудо, чтобы я им помог.

– И что они принесли? – спросил Джулиан.

– Знать-не знаю, сэр. Я попытался их распотрошить, но они только зыркали и молчали, как рыбы. Бренчать будут только вам.

Джулиан задумался.

– Исчезни с ними в моей лачуге. Я уже запрягаю.

– Да, сэр, – Брокер ушёл.

– Что, чёрт возьми… – начал МакГрегор.

– Мой дорогой друг, – ответил Джулиан, беря его под руку и увлекая в музыкальную, – рассказывал ли я вам о том, как Россини приезжал в Лондон в прошлом году, и мне довелось услышать его дуэт с королём?

Они прошли мимо Занетти, что посмотрел на них с открытым ртом и до смешного непонимающим выражением лица. Вскоре, убедившись, что секретарь принялся шпионить за Флетчером и Сент-Карром, Джулиан с доктором ускользнули наверх.

– Теперь ты объяснишь, что это был за вздор, который вы с Брокером говорили? – потребовал МакГрегор.

– Он сказал, что лакеи маркеза Ринальдо хотят поговорить со мной и дали ему скудо, чтобы он устроил встречу. Я спросил, о чём будет разговор, а Брокер пояснил – они осторожничают и будут говорить только со мной. Я велел отвести их в мою комнату и сказал, что скоро присоединюсь.

– Я и не знал, что ты научился так болтать на этом жаргоне.

– Иногда такое бывает полезно, – с улыбкой ответил Джулиан. – Я думаю, Занетти будут полночи листать словарь английского, но всё равно ничего не поймёт^[74].

Они дошли до своей комнаты. Внутри уже ждал Брокер с парой лакеев, который Джулиан заметил ещё днём. Они уже счистили дорожную пыль с огненно-красных сюртуков и надели чистые чулки из белого шёлка и щедро напудренные парики. Это были рослые и крепкие мужчины с широкими плечами и мощными икрами, что всегда ценятся у лакеев. Одному, с румяным лицом и круглыми, яркими глазами, было немного за двадцать; второй был старше лет на пять и приметен болезненным цветом лица и острым подбородком; его чёрные глаза настороженно сузились. Она уважительно поклонились Джулиану. Младший открыл рот, но старший тут же остановил его резким движением головы.

– Вы хотели видеть меня? – спросил Джулиан.

Старший лакей сделал шаг вперёд.

– Милорд, я Томмазо Агости, а это Бруно Монти. Мы служим у его сиятельства маркеза Ринальдо, а раньше были у маркеза Лодовико, упокой Господь его душу, – он перекрестился; Бруно последовал его примеру.

Джулиана повеселило, что эти двое произвели его в лорды. Он решил не нарушать этого впечатления – никто не придаёт титулам столько значения, сколько слуги титулованных особ.

– Продолжайте.

Томмазо бросил осторожный взгляд на МакГрегора и Брокера.

– При всём уважении, милорд, мы бы хотели поговорить с глазу на глаз.

– Доктор МакГрегор и Брокер – мои доверенные лица, – ответил Джулиан. – Я готов за них поручиться, – он повернулся к Брокеру. – Будет лучше, если ты встанешь у двери, чтобы услышать, если Занетти станет подслушивать у замочной скважины.

– Я позабочусь об этом, сэр, – пообещал Брокер.

Томмазо осторожно начал:

– Милорд, мы слышали, что вы помогаете полиции расследовать убийство маркеза Лодовико.

– Да, – подтвердил Джулиан.

– Мы любили нашего покойного господина, милорд, – продолжил Томмазо. – Он был к нам добр – всегда заступался за нас, как мог, а мы – за него, как могли. Тогда нас все уважали. Ни один слуга не рисковал спорить с нами. Крестьяне снимали перед нами шляпы. Лавочники искали нашего расположения…

– Как и их дочери! – глаза Бруно загорелись от воспоминаний.

Томмазо бросил на него уничтожающий взгляд.

– Так или иначе, мы хотим поступить справедливо. Мы хотим помочь вам найти того шлюхина сына, что застрелил его…

– И задушить своими руками! – закончил Бруно.

– Закрой клюв, – бросил Томмазо. – Как я уже сказал, милорд, мы хотим того же, что и вы – предать убийцу правосудию. Мы знаем кое-что, что может вам помочь. Мы не думали, что это важно, пока считалось, что господин умер своей смертью, понимаете? А когда оказалось, что это было убийство, то мы уже почти забыли о том давнем деле, но потом приехали сюда и… – он замолчал.

– И встретили месье де ла Марка? – предположил Джулиан.

«Ну что я говорил тебе?» – говорили глаза Бруно, который опустил одно веко, показывая: «Берегись, он умён!»

– Да, милорд, – поколебавшись, признал Томмазо. – Этот скользкий французик! Подумать только, у него хватило наглости приехать! Мы думали, что должны кому-то рассказать.

– Но мы не хотим говорить с полицией, – вставил Бруно, – потому что они могут…

– Потому что мы не любим sbirri, – коротко закончил Томмазо.