Текст книги "Дьявол в музыке (ЛП)"

Автор книги: Кейт Росс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

– Синьор Кестрель, я к вашем распоряжении.

– Это довольно странный способ начать допрос, – произнёс Джулиан, – но я никогда не имел удовольствия слышать ваше пение. Мне говорили, что вы уже не выступаете на сцене, но я думал, не будете ли вы добры спеть для нас здесь.

Валериано поклонился.

– Для меня это будет большой честью.

– Благодарю вас. Я буду ждать этого с нетерпением. Пожалуйста, садитесь.

Валериано элегантно расположился в кресле. Джулиан сел напротив.

– Я должен спросить вас о знакомстве с маркезом Лодовико. Я слышал, что он очень хотел покровительствовать вам, но вы упорно отказывались. Почему?

– Мне не нужен покровитель. Я был на сцене с пятнадцати лет.

– Но поддержка такого человека, как Лодовико Мальвецци могла бы помочь даже знаменитому певцу.

Взгляд Валериано устремился внутрь себя.

– Певцы суеверны, синьор Кестрель. Вам это может показаться смешным, но я знал, что покровительство маркеза изменило бы мою жизнь. Так и случилось – он познакомил меня с Франческой, а потом прогнал со сцены. Вы можете сказать, что он подарил мне моё сердце, но забрал мою душу.

– Разве это не справедливый обмен?

– О, да. Лучше когда тебя искренне любит одна, чем слепо обожает множество незнакомцев. Моя карьера всё равно бы скоро закончилась. Мне уже сорок, и я знаю, что такие, как я остались в прошлом. Я знал это с самого начала. Когда я впервые вышел на сцену, то уже понимал, что певцы-кастраты принадлежат к иной эре. Только лучшие из нас ещё могут выступать в опере.

– Но вы один из лучших.

Валерино склонил голову, признавая этот факт.

– Я очень удачлив. Но я не могу жаловаться, что неотвратимый конец наступил чуть раньше, чем мог бы. Синьора Аргенти дала мне куда больше, чем я ей, и получила куда меньше.

– Я не думаю, что она так считает.

– Лишь потому что это самая щедрая душа на земле, – тихо ответил Валериано, – которая понятия не имеет, сколько значит для меня.

Джулиан мог только надеяться, что никто из этих двоих не был убийцей. Он не хотел думать о том, как вина и наказание одного ударят по второму. Он сказал:

– Я слышал, иногда вы берёте учеников.

– Да, – отозвался Валериано, – это позволяет мне самому не терять навыка. И меня очень радуют их успехи.

– Доводилось ли вам встречать английского тенора, которому лет шесть назад было чуть за двадцать?

– Вы говорите о молодом человеке, что известен как Орфео. Нет. Большая часть мои учеников – женщины. Я не лучший наставник для тенора или баса.

Джулиан ненадолго задумался.

– Когда вы в последний раз видели Лодовико Мальвецци?

– Мы столкнулись на conversazione^[57], что давал его друг. Это было осенью 1819-го, вечером в пятницу, когда не было оперы. Я помню, что с беспокойством встретил маркеза, ведь тогда синьора Аргенти уже решила покинуть его сына, а я пытался переубедить её – признаю, не от всего сердца.

– Вы говорили с маркезом?

– Если и говорил, то совсем мало. Кажется, он спросил меня, буду ли я сегодня петь, а я ответил, что буду, если меня попросят. Но почти сразу после этого я ушёл.

– Вы никогда не видели маркеза и не говорили с ним после того как синьора Аргенти перешла под вашу опеку?

– Вы чрезвычайно обяжете меня, если не будете говорить о синьоре Аргенти, как о куртизанке. Нет, я не видел его. Он не хотел бы никак общаться со мной напрямую. Он очернил моё имя перед всеми театрами и употребил всё своё влияние, чтобы я больше никогда не получил ролей. Но он не соизволил заметить меня лично.

– А вы когда-нибудь пытались увидеть его? – спросил Джулиан.

– Нет. Если бы я думал, что смогу убедить его мягче отнестись с синьоре Аргенти, я бы нашёл способ поговорить с ним. Но надежды не было, и я опасался, что это только больше разозлит его.

– В марте 1821 года вы и синьора Аргенти отправились на озеро Комо. Вы знали, что вилла, на которой вы остановились, стоит на противоположном берегу от виллы и замка Мальвецци?

– Да. Но у меня был друг, что позволил нам пожить на той вилле. Это было очень удобно.

Джулиан откинулся на спинку стула и посмотрел на собеседника, подняв брови.

– Действительно, очень удобно.

– Да.

– Вы с ней оставались на вилле за много миль от дома Ринальдо в Милане, но в двух шагах от места, где жил маркез Лодовико. Простите, синьор Валериано, но кажется вы больше беспокоились о Лодовико, чем о Ринальдо.

– Если вы бывали в Милане, синьор Кестрель, – устало ответил Валериано, – то должны знать, что аристократический круг, к которой принадлежит синьора Аргенти, узок, празден, любопытен и беспощаден. Если бы мы жили в Милане, нас бы узнали – она могла бы носить вуаль, но я слишком заметен. Я хотел избавить её от оскорблений и мук. Поэтому мы решили жить в нескольких милях от города.

– Вы верили, что её обращение к маркезу Ринальдо принесёт какие-то плоды?

Валериано сложил пальцы домиком.

– Я подумал, синьор Кестрель, что они могут помириться. Я пытался радоваться за неё. Я знал, что она очень скучает по детям.

Джулиан вкратце рассказал собеседнику, как Франческа писала Ринальдо, и какой ответ получила от маркеза Лодовико.

– Почему вы и синьора Аргенти остались на озере после этого?

– Я не думал, что мы должны уезжать. Это было важно для неё. Я настоял, чтобы мы остались и попытались снова найти подход к Ринальдо или Лодовико.

– И что она вам ответила?

– У неё не было надежды. Но она согласилась, потому что я этого хотел.

– Удивитесь вы, если я скажу, что по её мнению это она хотела остаться?

Он выглядел удивлённым, но ответил довольно взвешенно:

– Память обманывает её. Это была моя идея.

«Непростая у нас пара подозреваемых», – подумал Джулиан. Франческа так запиналась и краснела, что каждое её слово казалось ложью, а спокойствие и уравновешенность Валериано заставляло всё сказанное им выглядеть правдой. Но он ведь привык играть роли. Многие певцы просто стояли на сцене и прекрасно пели, даже не пытаясь играть. Но выступления Валериано порой срывали постановки, потому что оркестр не мог играть сквозь слёзы.

Вслух Джулиан сказал:

– Как я понял из слов синьоры Аргенти, в ночь, когда убили маркеза Лодовико, вы выехали верхом.

– Это верно.

– Куда вы отправились?

– Всюду и никуда. Я просто хотел устать.

– Вы не боялись заблудиться?

– В этом районе невозможно заблудиться, если не выпускать из виду озеро.

– Вы поехали на север или на юг?

Валериано задумался, но лишь на миг.

– Полагаю, на юг.

– Рано или поздно вы должны были обогнуть озеро и достигнуть виллы Мальвецци.

– Наверное, должен был, – вежливо отозвался Валериано, – но не достиг.

– Вы выезжали и в прошлую ночь?

– Да. Меня очень обеспокоило письмо маркеза Лодовико. Мне было очень тяжело осознавать, что я принёс скорбь и унижение той, кого люблю больше всех на свете. Я знал, что не усну, а тогда не сомкнёт глаз и она. А ей очень нужно было поспать – у неё под глазами были синяки от усталости, как у маленькой девочки. Так что я отправился на воздух.

Джулиан наклонился вперёд и мягко проговорил:

– Причина её несчастий жила прямо на другом берегу озера. Как вы могли воспротивиться искушению поехать и увидеть маркеза – чтобы убедить или заставить его изменить мнение?

Валериано слегка откинул голову назад, будто хотел отвести взгляд, но не смог.

– У меня было искушение, – прошептал он, – но я не поддался ему.

Джулиан выжидающе помолчал, давая ему шанс продолжить. Но на Валериано это не сработало, так что Кестрель заговорил вновь:

– Как я понимаю, вы уже бывали на вилле Мальвецци?

– Да. Маркез Лодовико приглашал меня спеть летом 1819-го.

– Вы бывали в мавританской беседке?

– Вероятно, да. Я помню, что мне показывали сады.

– Не может ли случится, что в ночь убийства, вы оставили свою лошадь у ворот сада?

– Я же говорил, что не приближался к вилле – именно потому что иначе поддался бы желанию увидеть маркеза.

– Но ведь в вилле никакой опасности не было. Он жил в замке, а на виллу приезжал только днём.

Валериано поморгал миг, а потом осторожно проговорил:

– Мне было неоткуда знать это. Это была его вилла. Он мог быть там.

– Вы когда-нибудь видели дамскую оперную перчатку, украшенную узором из зелёного шёлка в виде листьев мирта и рубиновым сердцем, пронзённым бриллиантовой иглой?

– Нет, – Валериано удивлённо поднял брови, – почему вы спрашиваете?

– Я расскажу об этом в другой раз. Видели ли вы кого-нибудь, приближающегося к вилле Мальвецци в ночь убийства по земле или в лодке?

– Нет. Но было темно, а я никого намеренно не высматривал.

– Долго продолжалась ваша конная прогулка?

– Я думаю, что несколько часов.

– И когда вы вернулись?

Валериано стал неестественно встревожен. Он посмотрел на Джулиана, как фехтовальщик, ожидающий следующего движения своего соперника.

– Я не помню. Довольно поздно.

– Что произошло потом?

– Я пошёл спать, синьор Кестрель.

– А синьора Аргенти также была в постели?

– Да, – ответил Валериано после очень краткой паузы.

– Она запомнила эту ночь совсем по-другому, синьор Валериано. Она сказала, что проснулась, увидела, что вас нет, и так обеспокоилась, что оделась и отправилась на поиски.

Взор Валериано блуждал по сторонам, как будто к нему возвращались воспоминания.

– Да. Она права. Я забыл, – он извиняющимся жестом пожал плечами. – Это было четыре с половиной года назад.

«Очень славно, – подумал Джулиан, – но я не могу представить, чтобы вы многое забывали и особенно – ту ночь».

– Она сказала, что вы были расстроены, когда вернулись домой и нашли её снаружи. Почему?

– Повторюсь – я не помню. Возможно, было очень холодно, а её платье промокло. Я боялся, что она заболеет.

– Вы не думали, что она могла побывать на той стороне озера? Она говорила, что умеет править лодкой.

– Эта мысль не приходила мне в голову.

– По крайней мере, это вы запомнили хорошо.

– Я доверяю синьоре Аргенти, синьор Кестрель. Я верю ей, как верю Богу.

– Тогда зачем умалчивать сведения, чтобы защитить её?

– Прошу прощения, но я ничего не умалчивал. Хотя если бы я делал это, – добавил он тихо и деликатно, – то в силу того, что невиновность – недостаточная защита. Будь это так, не существовало бы ни святых мучеников, ни обманутых женщин, – он сделал паузу, а потом договорил со слабой, грустной улыбкой, – ни кастратов. Так что не говорите мне о невиновности. Если бы она была нашей единственной одеждой, мы бы замёрзли.

– Ты, как мне кажется, мрачен, – заметил Джулиан, когда его маленький камердинер помогал ему переодеться к ужину.

Брокер поколебался, но потом придвинулся ближе и тихо спросил:

– А, синьор В., сэр… Что ему отрезали? И ствол, и пороховницы?

– Только пороховницы. Вероятно, когда ему было не больше семи-восьми лет, его посадили в горячую ванну и дали выпить, чтобы притупить ощущения.

Брокер поёжился.

Джулиан спустился в гостиную и обнаружил, что на виллу вернулся Гримани. Комиссарио был очень зол, что Франческу и Валериано допрашивали без него, но, как и предвидел Кестрель, быстро потерял к гостям интерес, поняв, что они ничего не знают об Орфео.

За ужином говорили о завтрашнем празднике. Маркеза и её гости собирались отправится в Соладжио утром, чтобы увидеть процессию, что пройдёт через деревню, и побывать на Празднике корзин – местные женщины и девушки подготовили корзины с едой, которые будут продавать, чтобы собрать денег для церкви. Флетчер и Сент-Карр, что тоже ужинали на вилле, сообщили что всё церковное серебро по такому случаю уже начищено, а деревенские украсили храм багряными драпировками, цветами и изображениями чудес. А ещё, к большому удовольствию жителей, подеста получил разрешение устроить фейерверк.

– Какая удача, что разрешение пришло так вовремя, – сказал де ла Марк. – Я помню одну холодную зиму в Милане, когда вице-король хотел заполнить Арену водой, чтобы дети могли кататься на коньках. Разрешение из Вены пришло – в июле!

Гримани холодно на него посмотрел.

– Не сомневаюсь, вы бы предпочли, чтобы мы и дальше спрашивали разрешения в Париже.

– Для меня это не имеет значения, – с улыбкой возразил де ла Марк, – но я думаю, что курьерам это было бы удобнее.

После ужина компания выбралась на террасу. На юге все могли видеть гавань Соладжио, усеянную цветными фонариками в честь святой Пелагии, а по всему берегу горели крохотные огоньки – Карло объяснил, что это улиточные раковины, которые местные дети наполнили маслом и подожгли.

Слуги подали кофе, ликёры и маленькие цилиндрики сыра маскарпоне, посыпанные сахаром. Когда каждый взял то, что хотел, хозяйка попросила Валериано спеть. Донати предложил аккомпанировать ему на пианино, и все переместились в музыкальную.

Валериано исполнил «Parto, parto», написанный Моцартом tour de force^[58] кастратов, в котором юный римлянин Секст покидал свою возлюбленную Вителлию:

Parto, parto, ma tu ben mio,

Meco ritorna in pace;

Sarò qual più ti piace,

Quel che vorrai farò.^[59]

Едва услышав его голос, МакГрегор, Флетчер и Сент-Карр подскочили на стульях. Джулиан был не удивлён. Большинство англичан не были привычны к пению кастратов, и слышать такой голос от человека шести футов роста было удивительно. Он был слишком холодным для женского, слишком сильным для детского, странно прекрасным и будто не совсем человеческим – отталкивающим, но величественным. Диапазон и мастерство Валериано не знали себе равных. Его голос без усилий охватывал три октавы, и каждая нота была идеальна, и так быстро сменялась другой, что у слушателей захватывало дух. Потом Валериано начал импровизировать, расцвечивая мелодию гаммами и каденциями, выводя минутные трели на одном дыхании, то ускоряясь, то замедляясь, возвышая свой голос, пока каждый слушатель не прочувствовал его всеми своими нервами, а потом позволив ему стихнуть, как вздох влюблённого. Самые нежные слова Валериано обращал к Франческе, как будто пел для неё одной, а её глаза сияли тихой гордостью.

Его осыпали аплодисментами. Но МакГрегор тихо сказал Джулиану:

– Мне всё ещё это не нравится. Я знаю, что он хороший певец – его исполнение просто чудо. Но каждая нота напоминает мне, как было искалечено его тело, чтобы создать этот звук. Аплодируя ему, я как будто поощряю то, что я, как врач и христианин, считаю кощунством.

– По крайней мере, слушатели больше не кричат «Ура ножу!», как делали несколько поколений назад. У нас появилось больше совести… или стыда. Певцов-кастратов создано чувство прекрасного, присущее цивилизации; теперь её чувство правильного уничтожило их. Но что остаётся этим людям, кроме восхищения их мастерством и дисциплиной? Подумайте о том, что вы аплодируете труду Валериано как человека искусства, а не операции, что сделала его сопрано.

– Я думаю, ты прав, – МакГрегор захлопал с чуть большим энтузиазмом. – Ты знаешь, он должен был ненавидеть Лодовико Мальвецци, который отнял у него сцену.

– Лодовико не запрещал ему петь – только выступать на публике.

– Разве что не важно для певца?

– Риску предположить, – задумчиво протянул Джулиан, – что для меня это всё равно, что оказаться голым перед толпой незнакомцев.

Маркеза попросила Джулиана сыграть «Приглашение к танцу», что он и сделал, также заслужив тёплые аплодисменты. Флетчер и Сент-Карр, что прежде не слышали игры Кестреля, были впечатлены.

– Это довольно сложное произведение, – со знанием дела отметил Сент-Карр, – из-за всех этих диезов.

Джулиан поднял брови.

– Вы играете, мистер Сент-Карр?

– Нет. Зачем? – с беспокойством спросил тот. – Вы полагаете, мне стоит?

– Я так не думаю, – решительно вмешался Флетчер, – поскольку именно мне придётся слушать, как вы практикуетесь. Беверли научился слушать музыку, чтобы переворачивать страницы для дам, которые играют в вечерних нарядах с глубокими вырезами.

Сент-Карр сверкнул глазами. Джулиан подумал, что изучать музыку по такой причине вполне в духе этого человека. Но уже не в первый раз Джулиан отметил, что у Сент-Карра ясный ум, который он редко использует.

Гримани воспользовался этой паузой в музыке, чтобы сделать объявление.

– Я возвращаюсь в Милан через день. Мне стоило уехать завтра, но будет непочтительно пропустить праздник святой Пелагии. Синьор Кестрель, конечно, может продолжать свои умствования, пока маркеза Мальвецци готова их терпеть. Но я считаю пребывания здесь пустой тратой времени.

– Но какого продвижения в расследовании вы рассчитываете достичь в Милане? – спросил Карло.

– Я не обязан отчитываться о моих планах перед вами, синьор граф.

Глаза Карло вспыхнули.

– Лодовико был моим братом, а пока Ринальдо здесь нет, я глава этой семьи! Кто, во имя всех святых, вы такой, чтобы щелкать меня по носу?

– Я – верный слуга Его императорского величества Франца I Австрийского, – бесстрастно отозвался Гримани, – работающий над делом, что поручено мне вице-королём. Если вы хотите быть мне полезны, я с уважением предлагаю вам помолиться за мой успех.

– Я помолюсь, – усмехнулся Карло, – потому что помочь вам сможет только чудо.

– Если вы собираетесь поссориться, – вмешалась маркеза, – не будете ли вы добры сделать это на террасе? Или я попрошу синьора Кестреля и синьора Валериано вывести вас.

– Я прошу прощения, – Карло проглотил свой гнев и поклонился. – У меня есть предложения для синьора комиссарио, если он готовы выслушать.

– Что за предложение? – спросил Гримани.

– То же самое, что я выдвинул, когда мы покидали Милан, и до того, как синьор Кестрель решил помочь нам – обратиться к ищейкам с Боу-стрит, чтобы они помогли нам разыскать Орфео в Англии.

Гримани нахмурился.

– Но ищейки с Боу-стрит – не полиция. Насколько я понимаю, они работают по найму, а их полномочия сильно ограничены.

– Если вы хотите сказать, что у них нет права на обыски и аресты без причины, то это так, – подтвердил Джулиан.

– Наша полиция более эффективна, – ответил Гримани. – Она проводит обыски и аресты, чтобы найти такую причину.

– Тем не менее, – возразил Карло, – ищейки считаются отличными следователями. Что скажешь, Беатриче?

Маркеза свела свои тонкие брови.

– Мне было бы жаль, если расследование станет вестись так далеко от меня. Но я не знаю, можно ли чего-то достичь, оставаясь здесь. Я хотела бы узнать, что думает синьор Кестрель.

Все повернулись к Джулиану. Он откинулся на спинку стула и задумчиво обвёл всех взглядом.

– Я думаю, что здесь, где произошли все предшествующие убийству события, мы можем узнать куда больше, чем в Англии, прочёсывая всю страну в поисках певца, о котором мы не знаем почти ничего, и который может быть, где угодно.

– Возможно, это и пустая трата времени, – ответила маркеза, – но этого ещё никто не пробовал. Пусть комиссарио Гримани поедет в Англию – пусть и Карло поедет, если хочет, ведь он так хорошо говорит на английском языке – а остальные пусть продолжат жить своей жизнью, как могут. Синьор Кестрель может остаться и вести расследование, как пожелает, если хочет того, – она улыбнулась Джулиану. – Быть может, я буду навещать вас здесь иногда.

– Я хотел бы уточнить, – сказал Гримани, – что мне не требуется разрешение никого из присутствующих, чтобы вести следствие в Англии. Я поговорю об этом со своим начальством в Милане и сообщу об этом вашей светлости – из вежливости.

– Как удивительно свежо слышать от вас о вежливости, синьор комиссарио, – заверила его маркеза.

– Я поеду в Милан с вами, – сказал Карло. – У меня есть право знать, что вы делаете, чтобы найти убийцу моего брата.

– Насколько я знаю, вашим передвижениям по Ломбардо-Венецианскому королевству ничто не препятствует, – холодно ответил Гримани. – Пока что.

– Можем синьора Аргенти и я вернуться в Венецию? – спросил Валериано.

– Я не знаю даже, зачем вы сюда приезжали, – ответил Гримани.

Было решено, что все останутся на завтрашний праздник и разъедутся на следующий день после него.

– Вынужден признать, этот визит меня разочаровал, – вздохнул де ла Марк. – Хотя каждый из вас был очаровательной компанией, но когда ждёшь драмы и пугающих откровений…

– Вы очень молчаливы, синьор Кестрель, – заметила хозяйка.

– У меня есть мысль, маркеза. Синьор комиссарио, вы не сможете обратиться на Боу-стрит, пока не получите одобрение из Милана – а быть может, из Вены. Это может занять дни или недели, в течение которых вы не сможете выехать в Англию. Но я могу написать Питеру Вэнсу, моему другу с Боу-стрит, и попросить оказать мне услугу – навести справки об Орфео неофициально. Это ускорит ваше расследование, когда вы окажетесь в Лондоне, а вы никак не превысите полномочия, ведь ни вы, ни я не в ответе за то, чем занимается Боу-стрит.

Гримани подумал над этим.

– Это разумный план, – признал он. – Очень хорошо, напишите этому Вэнсу. Но не упоминайте моё имя. Этот запрос должен быть личным и неофициальным.

Флетчер толкнул Сент-Карра – тот как раз теребил свой шейный платок, который начал завязывать вычурным бантом, с тех пор, как Джулиан сказал, что требуется мужество, дабы носить одежду, которую другие могут счесть женственной. Наставник и его подопечный поднялись и собрались уходить. Джулиан и МакГрегор предложили выйти с ними в сад и запереть за гостями ворота.

– Я не буду прощаться, – сказал Флетчер, когда они были у ворот, – потому что надеюсь увидеть вас завтра на празднике.

– Быть может, стоит потом поехать в Милан? – спросил Сент-Карр. – Или в Англию, что помочь ищейкам в поисках Орфео?

– Если плоды расследования в Англии будут стоит больше выеденного яйца, я очень удивлюсь.

– Тогда зачем ты предложил написать Вэнсу? – удивился МакГрегор.

– Потому что, если расследование в Англии начнут, его лучше закончить как можно быстрее, – Джулиан посмотрел на озерную гладь, в которой отражались золотые лодочные фонари и серебряные звёзды. – Если разгадка этого убийства и есть на этом свете, то она здесь.

Глава 21

Следующим утром флотилия лодок, украшенная лентами и гирляндами, привезла маркезу, её гостей и слуг на праздник в Соладжио. Даже МакГрегор нашёл в себе силы участвовать, преодолев отвращение к католическим обрядам. Чудесный день, настолько ясный, что даже на горных вершинах почти не было тумана, привлёк людей с берегов всего озера и даже из более далёких мест – Бергамо, Брешии и Милана. Гавань была полна лодок, так что обитатели виллы Мальвецци едва нашли, где причалить, хотя подеста был на пирсе и отчаянно убеждал людей расступиться.

Оказавшись на твёрдой земле, гости влились в толпу, что валила к церкви. Много молодых женщин несло корзины, украшенные лентами и шёлковыми цветами – внутри были пирожки с мясом, битая птица, пирожные, вино и даже живые кролики. Всё это расставят в церкви, дабы прихожане могли восхититься, а потом поучаствовать в торгах.

– Все ждут, что вы купите одну из них, – прошептала маркеза Джулиану, когда они шли рука об руку. – И не поскупитесь, ведь англичане считаются богачами.

– А я могу потом отдать эту корзину беднякам или та юная леди, что подготовила её, сочтёт это пренебрежением?

– Это будет очень благородный жест, а пренебрежительным девушка это сочтёт только, если влюблена в вас.

– А ваша корзина здесь есть? – с улыбкой спросил он.

– Нет, только Нины, – она обернулась назад, где Нина счастливо шагала под руку с Брокером, неся маленькую изящную корзинку, украшенную небесно-голубой лентой и серебряным кружевом.

– Мне позабочусь, чтобы Брокер исполнил свой долг, – заверил спутницу Джулиан.

У церкви Кестрель мельком увидел Флетчера, вытягивающего шею и проталкивающегося то в одном направлении, то в другом. Джулиан решил, что он потерял Сент-Карра и явно не в первый и не последний раз за сегодня.

Компания маркезы зашла в церковь. Та преобразилась – аскетичные колонны были сверху донизу убраны в красное камчатое полотно, а под сводами развесили гирлянды и картины из жизни святой девы. Алтарь Пелагии был едва виден за цветами, свечами и украшениями из золотой бумаги. В проходах стояли корзины разных размеров. Нина поставила свою среди них, любовно расправив на ней голубое покрывало и поправив концы лент.

В движущейся и глазеющей вокруг толпе за спинами у гостей маркезы началось какое-то волнение. Там появилась Роза из «Соловья», что прокладывала себе путь вперёд. Она выглядела соблазнительно – чёрные волосы были заколоты серебряными шпильками, а багряно-золотой корсаж приподнимал великолепные груди, отчего те воинственно вздымались вверх и вперёд. Она остановилась перед Брокером, её губы раскрылись, а глаза обольстительно загорелись^[60].

Нина оставила свою корзинку, поспешила к кавалеру и снова схватила его под руку. Роза сверкнула чёрными глазами, а потом перевела взгляд на корзинку Нины, рассмеялась, тряхнула головой и поставила свою рядом. Та была огромной и украшена алыми лентами и шёлковыми розами. Рядом с ней та, которую принесла Нина, казалась совсем крошечной, как те, что носят в руках деревянные куклы.

Губы Нины дрогнули. Брокер успокаивающе обнял её за талию. Увидев это, Роза в ярости развернулась на каблуках и пнула маленькую корзинку, отчего абрикосовые пирожные и миндальное печенье рассыпалось по полу.

Нина набросилась на неё.

– Ты это нарочно!

– Вовсе нет! – но смеющиеся глаза Розы говорили совсем о другом. – Как вообще можно было заметить эту крошечную корзинку. Неудивительно, что ты такая тощая. Быть может, если синьор Брокер попросит меня как следует, я дам ему что-нибудь из своей, чтобы он мог тебя угостить и нарастить тебе мяса на костях.

– А чтобы тебя кормить и корзинки не нужно! – воскликнула Нина дрожащим голосом. – Тебя можно просто отвести на луг пастись!

– Как ты смеешь! – ощетинилась Роза. – Шлюха!

– Корова!

– Сука!

Они набросились друг на друга, размахивая кулачками и пинаясь. Роза схватила Нину за волосы и дёрнула изо всех сил. Нина завизжала и сорвала с противницы ожерелье, отчего гранаты рассыпались по полу.

Брокер и Джулиан удержали Нину, а другие зрители оттащили Розу, заставив её выпустить волосы камеристки из рук. Появился дон Кристофоро, блистающий в своём праздничном облачении.

– Драка в церкви! – прогрохотал он. – В день святой Пелагии! – он повелительно переводил взгляд с одной девушки на другую. – И вам не стыдно?

Нина сокрушённо опустила глаза. Розе неловко переминалась с ноги на ногу.

– Я жду вас обеих в церкви для исповеди и епитимьи сегодня до заката, – сказал священник, – а пока что не собираюсь портить праздник, уделяя вам больше внимания – если только вы не дадите новых причин!

Он вернулся в алтарю, оставив Нину приводить корзинку в порядок, а Розу – собирать рассыпанное ожерелье, метая обжигающие взгляды на Брокера.

Джулиан предусмотрительно отвёл его чуть в сторону.

– Ты думаешь, здесь скучно, и нас всех очень развлечёт второе убийство?

– Нет, сэр. Я это прохлопал – чтоб мне лопнуть, если я думал, что Роза так увлечётся.

– Интересно, как ты мог это пропустить. Ты много с ней разговаривал.

– Я просто был вежлив, сэр.

– Ты настоящий дьявол. В Италии со времён Наполеона никто не совершал столько завоеваний. Впрочем, не бери в голову. К счастью – или несчастью – убеждать в своей правдивости тебе придётся не меня.

– Ты любишь её! – причитала Нина.

– Вовсе нет, – ответил Брокер.

– Ты думаешь, она красивее меня.

– Она тебе и в подмётки не годится.

– Ты думаешь, я маленькая и тощая, как она и сказала!

– Это значит только то, что я могу как следует тебя обнять, – он перешёл от слов к делу на тот случай, если она неправильно поняла его ломаный англо-миланский.

Девушка всхлипнула, не отнимая от лица носовой платок. Брокер видел, что слёзы эти непритворные. Эти итальянки всё принимают близко к сердцу.

– Ну же, – уговаривал он, – всё хорошо, что хорошо кончается, не так ли? Церковь была разукрашена в пух и прах, торги прошли, как по маслу, а вечером будет фейерверк, – он сунул руку в её корзинку, за которую немало заплатил. – Возьми пирожное. Ты ничегошеньки не съела с тех пор, как мы вернулись из церкви.

– Я не голодна. Как я могу есть, зная, что ты думаешь о ней прямо сейчас и хочешь быть с ней, а не со мной! И после того, как я отдала тебе то, что не отдавала никому!

Опыт Брокера подсказывал, что последнее не совсем так, но он считал, что девушки имеют право на такую ложь, а мужчинам стоит делать вид, что верят.

– Кому нужно обжиматься с такой девчонкой, как она, когда можно обнимать такую тонкую как ива, с волосами как шёлк и глазами, мягкими как бархат?

Нина чуть прижалась к Брокеру и посмотрела ему в глаза.

– Поклянись, что любишь меня.

– Я люблю тебя, – Брокер говорил это множеству девушек и зачастую не кривил душой, как и сейчас.

– Нет, поклянись Мадонной… Нет, нет, поклялись своим Богом, Богом еретиков.

– Я клянусь.

Он обнял её и поцеловал. Нина обвила его руками и пылко прижалась.

– Ты должен сдержать своё слово! – прошептала она. – Ты должен! Если ты мне солгал, я не знаю, что сделаю!

Маркеза не вернулась в Соладжио на вечерние празднования, а предпочла наблюдать за фейерверками и слушать музыку на террасе виллы Мальвецци. Слуги получили свободный вечер и быстро отправились в деревню. Маркеза предложила гостям веселиться в Соладжио, но большинство отказалось. МакГрегор не хотел участвовать в итальянских деревенских развлечениях, Донати не чувствовал там себя в безопасности, а Гримани вовсе не проявлял интереса к подобным глупостям – он только предупредил местных жандармов, чтобы они не дали кутежам выйти из-под контроля. Карло, Франческа и Валериано также решили остаться с Беатриче. Лишь у де ла Марка нашлись иные намерения.

Он перехватил Джулиана в Мраморном зале на закате, как раз, когда Кестрель шёл на террасу к остальным.

– На пару слов, mon vieux. Не хотите ли вы отправится со мной в деревню и посмотреть, какие примитивные развлечения она может нам предложить?

– Я боюсь, что вынужден отказаться. Я ещё не закончил письмо моему другу на Боу-стрит, а хотел бы отправить его со следующей почтой.

– Вы напишете его утром.

– А вы, кажется, предлагаете мне провести вечер так, что утром я не смогу ничего писать.

– Тогда чёрт с ним. Вы же понимаете, что это письмо – ерунда.

– Что вы хотите сказать? – с любопытством спросил Джулиан.

– О, mon vieux, – де ла Марк посмотрел на него с дружеским упрёком, – они никогда не найдут Орфео в Англии. Для них это будет пустой тратой времени, а для вас – тратой этой великолепной ночи, которую вы проведёте, черкая по бумаге и якшаясь с слишком старыми и малокровными мужчинами, которые не смогут оценить тех черноглазых богинь, что я приметил сегодня в толпе. Мы же с вами достаточно молоды, чтобы отдать им дань поклонения со всей тщательностью и решительностью, что они заслуживают. Разве вы хотите, чтобы они томились от отсутствия кавалеров?

– Я более чем уверен в вашей способности утешить их. Почему вы так уверены, что Орфео не найти в Англии?