Текст книги "Дьявол в музыке (ЛП)"

Автор книги: Кейт Росс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

Деревенские, отошедшие от празднований прошлой ночи, были на озере, наслаждаясь остатками этого яркого, солнечного воскресенья. Внезапно появилась большая лодка, что пробилась через эскадру лениво дрейфующих судёнышек. Она явно направлялась к вилле и везла на борту нескольких жандармов.

Гримани встал и принялся наблюдать за лодкой, пронзая её взглядом. Наконец, один из жандармов подвинулся, и стало ясно, что в лодке везут женщину. Гримани удовлетворённо выдохнул.

– Теперь вы увидите, как ускорится расследование. Мои люди отыскали Лючию Ланди.

Глава 24

Беатриче, Карло, Джулиан, МакГрегор и Гримани поспешили к перилам, чтобы увидеть девушку – быть может, единственного человека на всём свете, что мог узнать Орфео в лицо. Эта была женщина около двадцати лет, в голубой юбке, белой блузе и голубом корсаже с красными шнурами. У неё были тёмные волосы, а кожа – гладкая и загорелая. Гордо поднятая голова и серебряные шпильки в прическе делали её похожей на пленённую королеву.

Её глаза скользили от одного человека у перил к другому. Дольше всего Лючия смотрела на Джулиана, а потом что-то спросила у других людей в лодке. Кормчий, старый лодочник, что уже возил гостей на виллу, наклонился к ней и что-то сказал, ткнув пальцем в сторону Кестреля. Она снова метнула на Джулиана взгляд, а её лицо окаменело.

– Её нашли прошлым вечером, – объяснил Гримани, – в Брешии, в семидесяти милях отсюда. Она состоит там в услужении уже три года, с тер пор как умер её отец.

– Почему её так долго искали? – спросил Джулиан.

– Те, у кого Ланди служит, долго не сообщали полиции из неверно понятого желания защитить её. Но в конце концов они всё же исполнили свой долг, и мои люди забрали девушку из Брешии. Жандарм, что был здесь утром, сообщил, что свидетельница в пути.

Лодка Лючии ударилась о причал. Пара жандармов выскочила на пирс и помогла подняться девушке. Джулиан заметил, что её руки скованы за спиной и в гневе повернулся к Гримани.

– Полдюжины жандармов было недостаточно, чтобы обойтись без кандалов?

– Они исполняли все указания, – ответил комиссарио. – Эта женщина выросла на озере и, нет сомнений, плавает как рыба. Нельзя было рисковать тем, что она выпрыгнет за борт в попытке сбежать.

– Я не бы стал её винить! – воскликнул Карло. – Кровь Дианы! Это хрупкая девушка, и не убийца, а свидетельница!

– У моих людей были свои причины, – это было всё, что мог сказать Гримани.

Лючия покорно поднялась на террасу с шестью жандармами, фалангой следовавшими за ней. На верху она оторвалась от конвоя так внезапно, что застала их врасплох. Она рванулась к Джулиану.

– Лодочник сказал мне, кто вы такой! Англичанин, что приехал поймать Орфео! Но вы этого не сделаете! Говорю вам, вы и пальцем его не коснётесь!

Джулиан был так потрясён этой вспышкой, что не нашёлся, что сказать.

– Лодочник сказал, что вы приехали из самой Англии, чтобы помочь полиции поймать Орфео, – продолжала буйствовать она. – Ба! Вы не знаете о нём ничего! – она свирепо оглядела остальных. – Никто из вас ничего о нём не знает! Только я знаю.

– И ты расскажешь нам, что знаешь, – сказал Гримани.

– Синьор комиссарио… – начал Джулиан.

Гримани оборвал его.

– Лючия Ланди, я – комиссарио Гримани из миланской полиции. Я получил доклад от моего сержанта. Когда ты услышала, что за тобой едут мои люди, ты сбежала в горы, и им пришлось преследовать тебя, – он бросил взгляд на Карло. – Вот почему, синьор граф, она в наручниках. Это не просто свидетельница, а сообщница.

– Но теперь вы можете снять наручники, – заметил Джулиан. – Больше нет опасности, что она уплывёт. И в любом случае…

Лючия повернулась к нему.

– Держитесь от меня подальше, чёрт возьми! Я могу сама за себя постоять!

– Тише, тише! – сказал Карло. – Моя дорогая девочка, дай мне взглянуть на тебя. Какой красивой женщиной ты стала!

– Спасибо, ваше сиятельство, – сказала она более мягко и сделала книксен. Джулиан понял, что они с Карло должны помнить друг друга с тех дней, когда вилла принадлежала ему, а её отец был садовником.

Карло повернулся к Гримани.

– Синьор комиссарио, подозревать эту девушку как сообщницу Орфео просто нелепо. Мы знаем, что она не имеет отношения к убийству моего брата. В ту ночь она была в замке, заботилась о больной служанке.

– Это не лишает её возможности быть сообщницей, – возразил Гримани. – Она могла рассказать об Орфео сразу после убийства, а прошлой ночью она сбежала, не желая помочь полиции с опознанием, – комиссарио впился в Лючию жёстким, пристальным взглядом. – У теюя большие проблемы. Если ты будешь обвинена в соучастии, ты проведёшь свою молодость, а быть может, и всю жизнь, в стенах тюрьмы. Но ты молода и явно была влюблена этого негодяя, которого и сейчас так опрометчиво защищаешь. У тебя есть возможность искупления. Расскажи всё, что вы знаете об Орфео, и я смогу спасти тебя. Если ты что-то скроешь, ты пропала.

– О, да, – тихо ответила Лючия, – я расскажу вам об Орфео. Я расскажу всё, что вам нужно знать.

Джулиан глубоко вдохнул. Маркеза, кажется, вовсе перестала дышать. Гримани холодно и напряжённо улыбнулся.

– Снимите наручники, – скомандовал он сержанту жандармов.

Тот подчинился. Лючия с облегчением размяла запястья и начала:

– Я познакомилась с Орфео, когда маркез Мальвецци привёз его и маэстро Донати на виллу, – она посмотрела на композитора, что сидел чуть поодаль. – Рада видеть вас снова, маэстро.

– И я рад слышать твой голос, малышка Лючия, – отозвался Донати.

– Продолжай, – велел комиссарио.

– Орфео был постоянно заперт на вилле, ему было не с кем поговорить из ровесников, кроме Тонио и меня. Тонио был злым и грубым – какой из него друг – так что оставалась только я. Он гулял со мной в саду или приносил нужные вещи из дома. Он всегда хотел помочь мне с работой, даже если это не годилось для джентльмена. Отчасти – потому что был добр, отчасти – потому что скучал. Он много трудился над пением, но не мог занимать этим каждую минуту.

– О чём вы говорили? – спросил Гримани.

– Он рассказывал о пении и расспрашивал о том, что я знаю больше него – рыбалке или садоводстве. Но часто мы вовсе не говорили.

Гримани изогнул губы.

Она вздёрнула подбородок.

– Я знаю, о чём вы подумали, но это не так. Он никогда не прикасался ко мне. О, иногда он смотрел на меня и думал об этом. Девушки понимают, когда мужчины об этом думают. Но я была очень юна, и никогда не знала мужчины, так что он был очень осторожен. Вы не поймёте. Мы были друзьями – насколько крестьянка может быть подругой такому господину. Он называл меня Барбариной.

– Барбариной? – переспорил МакГрегор, с трудом поспевающий за её крестьянским миланским выговором.

– Барбарина – это дочь садовника из «Женитьбы Фигаро», – пояснил Джулиан по-английски.

Лючия резко повернулась к нему.

– Что он сказал? Синьор, что вы сказали?

Джулиан повторил по-милански.

– Я вам не верю, – проговорила она, сверкая глазами. – Вдруг вы пытаетесь обмануть меня, говоря у меня на спиной на своём языке. Если вы сделаете так ещё раз, я больше не скажу ни слова – ни вам, ни кому-то другому.

– Ты будешь говорить, когда я потребую этого, – сказал Гримани. – Со мной, не с синьором Кестрелем. Орфео когда-нибудь говорил о политике?

– Нет, синьор комиссарио.

– Он когда-нибудь выражал своё отношение к маркезу Мальвецци?

Она опустила глаза.

– На словах – только благодарность.

– Что значит «на словах»?

– В его глазах я видела и другое. Но что он мог поделать? Маэстро Донати любил Орфео и называл «сынок». Но для маркеза он был просто голосом. Он чувствовал это. Это был один источник его тёмных мыслей.

– Один источник? А были и другие?

– Я не знаю, синьор комиссарио. Я знаю, что у него были тёмные мысли, и он пел, чтобы прогнать их.

– Всё это очень интересно, – сказал Гримани. – Расскажи о ссоре с Тонио в гроте. Это ведь ты нашла их ссорящимися и позвала отца, дабы он их разнял?

– Я нашла их не ссорящимися. Я была там с самого начала. А ссора была из-за меня.

Все обменялись удивлённым взглядами.

– Из-за тебя, Лючия? – изумлённо спросил Донати.

– Да, маэстро. Тонио давно меня хотел. Он никогда не говорил об этом, но я знала, как он пялится на меня – следит за мной глазами. И Орфео знал. Он хотел, чтобы я держалась от Тонио подальше и не оставалась с ним наедине. Но я не обращала на его предупреждения внимания. Я так мало думала о Тонио, что не боялась его.

В тот день, когда убили маркеза, Господь упокой его душу, я пошла в грот за вином. Тонио спустился за мной. Сначала он что-то бормотал и боялся меня больше, чем я его. Но потом он понял, что я в ловушке, и стал наглее. Он схватил меня, а я не могла вырваться.

Тут появился Орфео. Он знал, что я пойду в грот, и когда не смог найти Тонио, то забеспокоился. Он оттащил Тонио от меня, и они начали хватать и колотить друг друга на полу. Орфео был быстрее и умнее, но Тонио – крупнее и злее. Я побежала звать на помощь. Спасибо благословенной Мадонне, мой отец был рядом и сумел их разнять.

– Орфео и Тонио сказали маркезу Мальвецци, что поссорились из-за карт, – возразил Гримани.

– Орфео выдумал это в нужный миг, – объяснила Лючия. – Он заботился обо мне. Он знал, что для меня будет плохо, если люди узнают, что двое юношей подрались из-за меня в гроте. Все бы решили, что я любовница кого-то из них.

– Но почему Тонио промолчал и позволил Орфео лгать? – спросил Карло.

– Но что бы он сказал, ваше сиятельство? «Простите, не было никаких карт. Я пытался погубить добродетель этой девушки, а синьор Орфео остановил меня». Ему бы это не помогло.

– Эта история похожа на правду, – сказал Карло.

– Орфео бы так и поступил, – согласился Донати.

– Это подходит для оперы или баллады, – усмехнулся Гримани. – Ты думаешь я поверю, что в час, когда со всех сторон нам угрожало восстание, и незадолго до хладнокровного убийства маркеза Мальвецци Орфео носился туда-сюда, спасая девиц, как чёртов Танкред?

– Я знаю лишь, что он спас меня. Я никогда не была так напугана, чем тогда в темноте, когда Тонио пускал на меня слюни, прижимал к стене и запускал руки мне под юбку. Орфео пришёл и спас меня, рискуя жизнью – ведь Тонио был так зол, что мог убить его, – она подняла голову и посмотрела Гримани прямо в глаза. – Вот поэтому я никогда не скажу вам, как Орфео выглядел и не расскажу ничего, что поможет найти его. У меня есть право защищать его, как он защитил меня! Если он был здесь, он бы понял.

– Если Орфео позволит, чтобы вам причинили вред из-за него, – сказал Джулиан, – он не стоит того, чтобы его защищать.

– Мне пока не причинили никакого вреда, синьор, – отрезала она. – Будь я в настоящей беде, он бы уже вмешался. А разбивать мне сердце, жертвуя собой просто так, он бы не стал.

– Он не будет жертвовать собой ради тебя или кого-то ещё, – Гримани сделал шаг к Лючии, его слова резали как стекло. – Как любая глупая крестьянская девчонка, ты цепляешься за мысль о том, что твой возлюбленный – герой. Но он убийца – а быть может, и карбонарий – что воспользовался тобой и забыл о тебе, и посмеялся бы исподтишка, знай он о том, что ты готова на жертвы ради него. Я дам тебе представление о том, на что похоже такое самопожертвование. Сержант, закуйте её в наручники и ведите на верёвке в тюрьму. Пусть это видит вся деревня.

– Вы не заставите меня говорить! – Лючия непокорно вскинула голову, но её голос дрожал.

– Послушай, – мягко сказал Гримани, приблизив к её лицу своё. – Прежде чем я закончу с тобой, вы пожалеете, что не остались в том гроте с Тонио.

Джулиан ступил между ними.

– Синьор комиссарио, вы заходите слишком далеко…

– Постойте, – между ними появилась маркеза Мальвецци. – Вы слишком суровы, синьор комиссарио, – она мягко повернула Лючию лицом к себе. – Ты ведь знаешь, что моего мужа убили, Лючия?

– Да, ваша светлость.

– Ты понимаешь, какое это горе для меня – его смерть в расцвете лет, без исповеди и отпущения грехов?

Во взгляде Лючии появился ужас. Она перекрестилась.

– Я сожалению об этом, ваша светлость, всем своим сердцем!

– Тогда ты должна понять, что единственное, что мы можем сделать – это отомстить за него. А ты можешь оказаться единственной во всем мире, кто может помочь нам.

– Но ваша светлость, я не могу этого сделать, – взмолилась Лючия. – Я ничего не знаю об убийстве его сиятельства, кроме того, что это был не Орфео. Он никогда бы этого не сделал! Прошу вас, поверьте мне.

– Моя дорогая, я верю в то, что ты веришь в это, – маркеза повернулась к Гримани. – Окажите мне услугу, синьор комиссарио. Дайте Лючии несколько дней подумать над решением. Её здравый смысл и совесть убедят её лучше ваших угроз и наказаний.

– Вы думаете, я просто отпущу её? – изумился Гримани. – Чтобы она снова сбежала, а моим людям пришлось опять её искать?

– Я не предлагаю отпустить Лючию, – ответила маркеза. – Я лишь хочу найти её более подходящее место, чем тюрьма. У синьора Руги самый большой дом в Соладжио – я думаю, он сможет найти для неё комнату и сможет хорошо её охранять, хотя бы из страха перед вами. А дон Кристофоро сможет приходить и молиться вместе с ней, напоминая ей о долге перед законом Божьим и человеческим.

Гримани переводил взгляд с Лючии на маркезу и обратно.

– Очень хорошо. Я даю тебе три дня, чтобы раскаяться в своём упрямстве. Но если на закате в среду ты всё ещё будешь отказываться опознать Орфео, дела твои будут ещё хуже, чем сейчас. Ты понимаешь?

– Да, синьор комиссарио, – Лючия благодарно повернулась к маркезе и присела в книксене. – Ваша светлость так добры ко мне! Спасибо.

– Не благодари меня, Лючия, – с добротой отозвалась маркеза. – Лишь подумай, если ли в твоём сердце силы помочь мне.

– Я лишь хочу знать что-нибудь, что может помочь вам, ваша светлость. Если бы я знала, я бы сказала. Клянусь всеми святыми!

Лючию отвели внутрь, пока Гримани посылал солдата за Ругой. Джулиан повернулся к маркезе.

– Благодарю вас за вмешательство. Возможно, вы предотвратили ещё одно убийство.

– Ещё одно? – поражённо переспросила она. – Вы хотите сказал, Орфео бы убил, чтобы защитить её?

– Я хочу сказать, что сам был на волосок от того, чтобы задушить Гримани.

– О, – она улыбнулась. – Гримани использует то оружие, которое знает. Но ему не хватает воображение, как я говорила вам с самого начала. Последнее, чем стоит угрожать девушке такого духа – это сделать из неё мученицу, ведь в этой роли она будет блистать. Как вы сказали, некоторые люди поверят другу куда больше, чем откроют под нажимом врага? И вот, я стала Лючии защитницей. Посмотрим, не сможет ли лёгкий стук быстрее открыть её сердце, чем сокрушающий таран.

– Вы ничего к ней не чувствуете? – спросил Джулиан.

– Я сочувствую ей, – серьёзно ответил маркеза. – Я думаю, она любила Орфео и была ещё одной жертвой… – она остановилась. – И я сочувствую вам, – продолжила маркеза с улыбкой. – Я видела, как методы Гримани возмущают вас до глубины вашей рыцарственной английской души, – она серьёзно посмотрела на дверь, за которую увели девушку. – Ей стоит получше использовать эти три дня, чтобы отучить себя от преданности Орфео. Гримани может уступать мне в мелочах, потому что его австрийские хозяева не против выказывать уважением итальянцам моего положения, но власти над ним у меня нет. И ни ради вас, ни рад меня не пощадит её, когда три дня истекут.

Глава 25

Следующим утром МакГрегор вышел на террасу и наткнулся на Карло.

– А, доктор, – поприветствовал его граф, – я как раз хотел пойти на озеро порыбачить, пока не изменилась погода.

МакГрегор посмотрел на него.

– Разве собирается дождь?

– Мне подсказывает ветер. Ветра на Комо – рабы привычки. Тивано дует с севера до полудня, а Брева – с юга. Этим утром ветра тревожны. Это верный признак дождя.

– Тогда стоит ли идти рыбачить?

– О, дождь будет нескоро – быть может, только к вечеру. Поверьте мне: я знаю настроение этого озера не хуже, чем лица своих детей. Так вы составите мне компанию?

Это было искушением. МакГрегор любил рыбалку, и испытал бы немалое облегчение, покинув напряжённую атмосферу виллы на пару часов. Но он с сомнением сказал:

– Думаю, мне лучше остаться тут. Я хочу узнать, как там Кестрель. Он уже куда-то ушёл и не сказал, куда.

– Возможно, он решил совершить свою знаменитую прогулку в холмы.

– Кестрель никуда не пойдёт по своей воле в такой час. Он даже не позавтракал – только сделал несколько глотков кофе и пропал, – МакГрегор покачал голой и пророческим тоном добавил, – Я думаю, это связано с той девушкой.

– Лючией? – Карло склонил голову. – Poverina!^[70] Попасть в руки миланской полиции – такой участи не позавидуешь. Что может против них крестьянская девушка?

– Кажется, она может о себе позаботиться, – заметил доктор.

– Она отважна. Но именно поэтому Гримани и будет сильнее ломать её. Наша полиция милосердна к трусливым и покорным – а из храбрых делает пример.

– Великий Боже! – воскликнул МакГрегор. – Тогда бедной девушке лучше рассказать всё, что знает и уповать на то, что Орфео повезёт.

– Я согласен, – как из ниоткуда появился Гримани, – и любого, кто сможет её убедить так поступить, я приглашаю попытаться.

Карло перевёл это МакГрегору, который ответил:

– Она уже начала говорить. По крайней мере, вы знаете, из-за чего подрались Орфео и Тонио.

– Я знаю ту версию, что он решила изложить, – поправил Гримани.

– Нет сомнений, что ссора была из-за Лючии, синьор комиссарио, – раздался спокойный и чуть скучающий голос. – Это было очевидно и раньше.

Все повернулись. С побережья приближался Кестрель, зажав трость под мышкой.

– Что вы имеете в виду? – резко спросил Гримани.

Кестрель повернулся к Карло.

– Вы помните, синьор граф, когда вы показывали мне грот, я попросил вас подождать наверху? Я кричал из грота, как мог, но вы ничего не слышали.

– Да, – Карло был заинтригован, – и что же?

– Мы знали, что Тонио и Орфео подрались в гроте, а Лючия услышала это и привела отца. Но это невозможно – какой бы шум они не подняли, его можно было слышать только изнутри. Потому намного вероятнее, что она была с ними в гроте с самого начала. А когда два юноши начинают драться в присутствии единственной в их окружении девушки, скорее всего, именно она и была причиной.

– Почему вы не говорили об этом раньше? – требовательно спросил Гримани.

– Прошу меня простить, синьор комиссарио. Я не думал, что моё мнение вас интересует.

– Это никогда не останавливало вас прежде.

Кестрель одарил его почти незаметной, загадочной улыбкой.

– Насколько вам известно – никогда, синьор комиссарио.

Гримани сверкнул глазами.

– Если вы скрываете от меня что-то ещё, синьор Кестрель, вам лучше немедленно рассказать! Со мной шутки плохи!

– Я не шучу шуток, – спокойно ответил Джулиан. – Я никогда не был так серьёзен.

– Вам лучше не пытаться сделать из меня врага.

– Я бы тоже хотел этого избежать. Но не стану отказываться от такой чести, если она будет мне оказана.

– Успокойся, парень, – МакГрегор схватил Кестреля под локоть, собираясь увести. Он не понимал их разговора, но его встревожил тон. У этих двоих и раньше случались пикировки, но сейчас всё было по-другому. Кестрель был по-настоящему зол, и теперь МакГрегор понимал, чего так боялся Брокер. Кто бы мог подумать, что столь тихий человек будет обладать такой силой?

Они с Кестрелем пересекли террасу и вышли в сад. Здесь МакГрегор забросил Кестреля вопросами о том, что с ним сегодня такое и отчего он так зол на Гримани. Но в ответах своего молодого друга доктор уловил крупицу скрытности, так что вместо языка решил пустить в ход глаза и ум.

– Ты был у Лючии.

– Я пытался. Прорвался через полк жандармов вокруг дома Руги и поговорил с его женой. Она заверила меня, что у Лючии удобная комната, хорошая еда, а беспокоит её только дон Кристофоро со своими разглагольствованиями о долге католички. Я попросил встречи, но получил недвусмысленный отказ. Я мог настаивать, но что в этом толку? Никто – и особенно я – не сможет развязать её язык, когда верность и совесть велят молчать.

– Верность и совесть? – скептично спросил МакГрегор. – Скажи прямо – любовь.

Кестрель не ответил – только ударил тростью по кустам.

– Ты думаешь, Орфео соблазнил её? – спросил доктор.

– Нет. Но это хорошо говорит о ней, а не о нём.

– Кажется, ты принимаешь в ней большое участие.

Кестрель пожал плечами.

– Меня равно восхищает её отвага и отвращают методы Гримани.

– Но она явно настроена против тебя.

– Она мне не доверяет. И я бы не стал, будь я на её месте, – он сделал небольшое, но решительное движение, будто стряхивая с себя задумчивость. – Вы должны простить меня, мой дорогой друг. Меня потрясло осознание того, как мало времени у меня осталось. Меньше, чем через три дня Гримани притянет Лючию к ответу. Она не сдастся просто так, и один дьявол знает, что он сделает с ней.

– Значит мы должны найти убийцу к вечеру среды.

– Убийцу… или Орфео.

МакГрегор нахмурился.

– Ты всё ещё думаешь, что он невиновен, верно?

– В убийстве – да.

– Если ты найдёшь его и отдашь Гримани, для него это конец, виновен он или нет. Это тебя не беспокоит?

– Беспокоит, – кисло признал Кестрель, – но Орфео сам заманил себя в этот переплёт, то появляясь, то пропадая. Если придётся выбирать между ним и Лючией, я сам свяжу его и притащу к Гримани в застенок.

МакГрегор почувствовал, как по спине пробежал холодок.

– Что мы будем делать теперь?

– Я подошёл слишком близко в этой мозаике и разглядываю отдельные кусочки, а не пытаюсь понять всю картину. Мне нужно подвести итог, что мы знаем, и понять, что требуется узнать, – Кестрель улыбнулся. – Иными словами, мой дорогой друг, мне ничто так не требуется, как поговорить с вами.

– Что же, я здесь, – МакГрегор хлопнул его по плечу. – Говори, я слушаю.

– Мы не можем говорить здесь так свободно, как я хотел бы. Сад – это рай для шпионов, а вокруг слишком много тех, кто знает английский. Помните, мы говорили о том, чтобы побывать на вилле Плиниана?

– Та самая, где бьёт загадочный источник? Да.

– Я думаю, сейчас мы захотим посмотреть на этот источник.

– Веди, – предложил МакГрегор.

– Мы не можем прятаться в наших комнатах весь день, – сказал Флетчер.

– Я не прячусь, – возмутился Сент-Карр. – Я не хочу, чтобы на меня глазели.

– Люди глазели на нас до того, как все стали подозревать в одном из нас Орфео.

– А теперь глазеют ещё больше. И тычут пальцами, крестятся и бормочут. Можно подумать, мы готтентоты.

– Я думал, вы будете ради выйти на воздух, – убеждал Флетчер. – Только вчера вы жаловались на дым, запертые окна и гусей, которые так шумели, как будто забрались вам под кровать.

– Я не хочу на воздух. Я хочу вернуться в Англию. Это отвратительное место, где люди бормочут, как обезьяны, а полиция просто сумасшедшая. Это всё ваша вина. Когда мы уехали из Милана, вы сказали…

Раздался сильный стук в дверь. Флетчер открыл и увидел на пороге Марианну Фраскани – подбоченившуюся, со сверкающими глазами и парой длинных, зловещих шпилек, торчащих из пучка волос, будто скрещённые мечи. Они разразилась тирадой на миланском.

– Помедленнее! – взмолился Флетчер. – Я не понял ни слова.

– Миланский комиссарио пришёл сюда с солдатами! Он хочет видеть вас и молодого синьора прямо сейчас, – она потрясла кулаком прямо под носом у Флетчера. – Два дня подряд из-за вас по моему дому бродит полиция – у меня такое впервые!

Она бросилась вон. У Флетчер и Сент-Карра не было иного выхода – пришлось идти. Они преодолели лабиринт коридоров, окружающий их комнату и оказались в тёмном, пустом холле. Здесь нашёлся комиссарио Гримани со своим адъютантом и четыре солдата в серебряно-голубых австрийских мундирах. Чуть поодаль, наполовину в тени, расположился Гастон де ла Марк со своей обычной беззаботной улыбкой.

– Что вы хотите теперь, комиссарио? – спросил Флетчер.

Гримани жестом велел Занетти переводить.

– Возможно, вы слышали, что мы нашли Лючию Ланди. Мне нужно, чтобы вы, синьор Сент-Карр и месье де ла Марк взглянули на неё.

– Но это же прекрасно! – воскликнул Флетчер. – Беверли, нашлась девушка, что знала Орфео, когда он жил на вилле четыре или пять лет назад. Она может сказать полиции, что это не я и не ты.

– Вообще-то, – проговорил де ла Марк, – она не собирается рассказывать полиции совершенно ничего. Именно поэтому комиссарио устраивает эту маленькую драму – он хочет увидеть, не потеряет ли девушка голову и не рухнет ли в объятия кого-нибудь из нас. Говорят, она очень хороша собой, так что надеюсь, вы позволите мне стоять поближе.

– Вы хотите сказать, она могла бы доказать полиции, что мы невиновны, но не сделает этого? – возмутился Сент-Карр. – Это чудовищно эгоистично!

– Мы теряем время, – сказал Гримани. – Сержант, ведите их.

Солдаты вывели Флетчера, Сент-Карра и де ла Марка. Гримани и Занетти последовали за ними. Процессия поднялась по одной из узких лестниц, что вела на пьяццу. Увидев солдат, деревенские разбежались, как перепуганные птицы, и глазели издалека.

– Черт возьми! – возмущался Сент-Карр. – Хьюго, это ведь вы придумали – приехать сюда подальше от неприятностей! Вы можете что-нибудь предпринять?

– Синьор комиссарио, – обратился Флетчер, – а где мистер Кестрель? Он знает об этом?

– Насколько мне известно, – процедил Гримани, – синьор Кестрель пока не занимает места в миланской полиции и не состоит на иной государственной службе. Значит, это не его дело.

Они вышли на пьяццу и приблизились к высокому, побелённому дому Руги. Жандармы, стоявшие у дверей на страже, дали им пройти. Руга встретил «гостей» заверениями в своей бдительности, которые Гримани оборвал требованием показать Лючию. Подеста провёл их наверх.

Лючии отвели комнату под крышей, с одним низким окном под скошенным потолком. Единственной мебелью служили простая деревянная кровать и небольшой комод с кувшином и умывальником. На полу лежала пара подушек, на стене над ними висело распятие, создавая грубый аналой. Лючия была на коленях, спиной к двери, когда вошёл Гримани и остальные.

Вздрогнув и обернувшись, девушка увидела мужчин, заполонивших почти всю комнату. Гримани дал знак, и солдаты расступились, позволяя ей увидеть Флетчера, Сент-Карра и де ла Марка. Глаза Лючии медленно обвели их все, но остановились на Гримани.

– Ты узнаёшь кого-то из этих людей? – спросил комиссарио.

Она бросила на всех трёх ещё один быстрый взгляд.

– Может быть. Может быть, нет.

Де ла Марк улыбнулся. Сент-Карр с негодованием смотрел на Лючию. Флетчер уставился на неё во все глаза, чуть раскрыв рот.

– Это не детские игры! – отрезал Гримани. – Отвечай! Есть ли среди них Орфео?

Лючия смотрела прямо перед собой, но молчала.

Гримани повернулся к секретарю, сидевшему на краю кровати с переносным столиком на коленях.

– Переводите всё сказанное. Я не хочу, чтобы эти джентльмены упустили хоть слово.

– Да, синьор комиссарио.

– Лючия, – холодно и спокойно начал Гримани, – я хочу, чтобы ты понимала опасность своего положения. Сейчас ты можешь помочь мне. Тебе нужно лишь выдать Орфео, и я отблагодарю тебя, позволив уйти. Чем дольше ты сопротивляешься, тем больше рискуешь, что я сам найду Орфео. Маэстро Донати узнал его по манере речи. Мои люди могут отыскать Тонио. Если это случится, если Орфео окажется в моих руках без твоей помощи, твоя судьба будет решена. Не обманывайся мыслями, что маркеза Мальвецци может помочь. Меньше, чем через три дня ты будешь в моей власти, и больше никто не будет мне мешать.

Он медленно направился к ней.

– Ты поедешь со мной в Милан, в женскую тюрьму. Ты будешь там единственной порядочной девушкой. Все остальные узницы – шлюхи и воровки. Ты будешь жить вместе с ними день за днём, неделю за неделей. Как скоро ты сама станешь одной из них?

Лючия отступала, пока не упёрлась в стену. Гримани навис на девушкой, продолжая тем же тоном:

– Мне тридцать шесть лет, Лючия. Если со мной ничего не случится, я проживу ещё столько же. И пока я жив, ты не выйдешь из тюрьмы. Ты никогда не попадёшь на другой праздник, не выйдешь замуж, не станешь матерью – разве что приживёшь бастарда в стенах тюрьмы. Мы стараемся поддерживать в темницах целомудрие, но это удаётся не всегда.

Грудь Лючии тяжело вздымалась. Она плотно прижалась к стене, чтобы не касаться комиссарио.

Флетчер бросился вперёд.

– Это бесчеловечно! Я не могу стоять и смотреть на это!

Два солдата схватили его за руки и удержали. Гримани холодно посмотрел на него.

– У вас есть, в чём признаться, синьор Флетчер?

Тот беспомощно посмотрел на Лючию, потом на Гримани.

– Я не Орфео. Но, видит Бог, хотел бы им быть!

Сент-Карр сделал шаг вперёд, открыл рот, но тут же закрыл. Де ла Марк не шелохнулся – лишь пристально смотрел на Лючию и больше не улыбался. Девушка бросила быстрый взгляд на Флетчера, а потом отвела глаза от всех троих.

Гримани вновь повернулся к ней.

– Скажи мне то, что я хочу знать, и ты будешь свободна. Полиция больше тебя не побеспокоит. Узнаешь ли ты в одном из этих людей Орфео?

Она облизала губы.

– Может быть. Может быть, нет.

Глаза Гримани заполыхали, он сжал кулаки.

– Ты сомневаешься в том, что я способен исполнить то, о чём говорил, Лючия?

– Нет, – прошептала она.

– Это может случится с тобой, Лючия. Как со многими другими. Каждый узник, что носит цепи в Шпильберке, тешил себя надеждами, что с ним такого не произойдёт – никто не думал, что будет до самой смерти заточён в этом преддверии Ада. Но ты по-прежнему бежишь навстречу такой судьбе – и всё ради труса, что стоит рядом и молчит, хотя одно его слово может спасти вас!

– Он не трус! – она вскинула голову. – Что бы он не сделал, что бы вы о нём не думали, он должен позволить мне сделать это для него. Он страдал куда больше меня. Но он поймёт, почему я хочу помочь – защищать его для меня честь! Я никогда его не предам – никогда, никогда! А на ваши угрозы… Мне наплевать!

– Тогда пусть Бог смилуется над тобой, Лючия, – ответил Гримани, – потому что больше некому, – он обратился к Занетти. – Почему у неё шпильки в волосах? Их можно использовать как оружие. Отнимите их немедленно.

Занетти поспешил к Лючии и вытащил у неё из волос заколки. Блестящие каштановые волосы рассыпались по плечам.

– И сделайте расписку за них, – бросил Гримани.

Занетти вновь сел и умостил свой столик на коленях. Солдаты оценивающе глазели на распущенные волосы девушки. Она посмотрела на стенной крючок, на котором висел голубой платок, но австрийцы не давали пройти к нему.

Де ла Марк немедленно взял платок и протянул девушке с почтительным поклоном, как знатной даме. Та сделала книксен и пробормотала слова благодарности, не поднимая на него глаз.

Лючия повязала платок. Занетти вручил ей расписку, на которую она посмотрела невидящими глазами – девушка не умела читать. Гримани вышел, не удостоив пленницу взгляда, секретарь последовал за ним. Когда они вышли, девушка немедленно подняла глаза на троих мужчин.