Текст книги "Дьявол в музыке (ЛП)"

Автор книги: Кейт Росс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)

– С тех пор его положение явно улучшилось, – заметил Джулиан вспомнив хорошую одежду и золотые серьги Гвидо.

– Как и моё, спасибо Богу и Мадонне, – ответил Карло.

– Как он оказался так далеко от Неаполя?

– Я не знаю. Он никогда не говорил много о своём прошлом, а я не настолько любопытен.

«В отличие от некоторых из нас», – договорил про себя Джулиан, а вслух сказал:

– Интересно, быть может ему не хотелось возвращаться в Неаполь в марте 1821-го?

– Люди подозревали это. Но Гвидо никогда не давал повода подумать, что как-то связан с революцией.

– Я полагал, что поскольку она была подавлена как раз тогда…

– Понимаю. Но насколько я узнал от Гвидо, он уже много лет не был в Неаполе.

– У него были рекомендации?

– Нет. Но это меня не беспокоило, ведь сперва я полагал, что его служба у меня будет очень краткой. Когда же я решил оставить его, то был удовлетворён его работой и вовсе не спросил рекомендаций.

– Он выглядит несколько непочтительным.

– Риску сказать, что так кажется посторонним. Это просто черта характера, – Карло смотрел прямо перед собой с совершенно неподвижным лицом. – В важных вопросах он никогда меня не подводил.

Джулиан напомнил себе, как странно порой складывались дуэты из господина и слуги. Он сам сделал своим камердинером уличного бродягу, которого притащил в судье за кражу часов и сам же оттуда выручил. Но не слишком ли удачное совпадение в том, что Карло – одиозный либерал и противник австрийцев – взял себе слугу-неаполитанца для поездки в Милан как раз, когда революция в Неаполе вызвала восстания в Пьемонте и Ломбардии? Быть может, Карло и Гвидо были ниточкой, связывающей неаполитанских карбонариев и ломбардских заговорщиков?

Джулиан и Карло достигли побережья озера. Перед ними виднелся мыс, где возносил в небо двух раздвоенные зубцы Кастелло-Мальвецци^[45]. Несколько минут ходьбы привели их к подножью скалы. Дорожки к пещерам не было, но тропинка из вытоптанной травы и видневшейся земли указывала направление.

Зев пещеры был узким и крутым, будто какой-то исполин подточил основание скалы ножом. Алые вьюнки, перегораживающие вход, только усиливали сходство с открытой раной. Карло пригласил Джулиана внутрь.

– Эту пещеру называют Салон – она самая большая, а остальные в сравнении с ней – кроличьи норы.

Джулиан медленно повернулся, давая глазам привыкнуть к полумраку. Салон был футов тридцати в ширину и почти идеально кругл, с высокими стенами из рябого камня. В центре на утоптанном земляном полу виднелся люк – железная решётка с замком. Также в пещере был маленький мраморный прудик – это прямоугольное углубление вырыли прямо в земле, а задняя стена трёх футов в высоту, опиралась на стену пещеры. На ней было изображено гротескное лицо, но из его рта не текла вода, а в самом пруду не было ничего, кроме песка и жухлых листьев.

– Раньше к озеру спускалась труба, питающая этот бассейн, – сказал Карло. – Это было при Ахилле Дельборго, что обожал трюки с водой. Это он выстроил гроты под пещерами. Его предшественники хранили вино в самой пещере, где его легко было украсть. Озеро тогда было местом беззаконным и кишело пиратами и наёмниками. Они прятали свои лодки на той стороне скалы и взбирались ко входу в пещеры. Так что Ахилл приказал выкопать гроты под пещерой и хранил вино там. Они всё ещё используются в этом качестве, хотя сейчас никто не запирает люк, когда хозяин находится на вилле.

Он поднял люк, что слабо застонал ржавыми петлями. Во тьму вела длинная лестница. Карло жестом пригласил его лезть первым.

При спуске Джулиана поразила тишина. Бриз, пение птиц, печальный плеск озера – все стихло. Запахи мира живых – трава, цветы, рыба – также покинули их. Он мог представить себе, что спускается в царство мёртвых, подобно Энею или Орфею.

Он почувствовал под ногами твёрдую землю и отошёл от лестницы. Казалось, они очутились под водой – даже тусклый свет здесь был синевато-зелёным. Вокруг была овальная комната футов пятнадцати в длину. Пол, стены и низкий сводчатый потолок были покрыты мозаикой, изображающей подводных жителей. Это их живые оттенки придавали свету, льющемуся из пещеры, такой странный цвет.

Карло присоединился к нему.

– Как видите, Ахилл построил далеко не просто винный погреб! Хотя здесь и правда хранили вино – вы можете представить себе полки вдоль стен.

– Да, я помню, Орфео и Тонио разбили бутылку, когда подрались именно здесь.

– Я об этом забыл, – снисходительно отозвался Карло и улыбнулся. – Я предполагаю, что они тайком спустились сюда, чтобы выпить по стаканчику, перебрали и поссорились. А теперь, если позволите, я окажу честь этому месту. Нам стоило бы взять фонарь. Но мы всегда сможем побывать здесь ещё раз.

Он провёл Джулиана в конец комнаты, где в стене обнаружился тёмный, низкий проход.

– Здесь есть ещё один грот, но без фонаря его едва увидишь. В него не пробивается дневной свет. Но он очень похож на этот, так что многого не пропустили. А теперь я покажу вам одну шутку Ахилла Дельборго.

Он повернулся и прошёл к противоположной стороне грота. Там тоже был проход – в нём едва ли можно было встать во весь рост. Карло жестом пригласил Джулиана войти.

Кестрель сделал несколько шагов вперед, как перед ним появилась тёмная фигура. Он замер, а потом осторожно протянул вперед трость. Она стукнулась о стекло.

– Зеркало.

– Да, – усмехнулся Карло. – Ахилл любил приводить гостей сюда и показывать им две комнаты, а потом приглашать в этот проход, говоря, что там третий грот. На самом деле это тупик – зеркало стоит прямо у стены, а любому входящему покажется, что кто-то идёт навстречу. Ночью, в свете факелов, в более нежном возрасте это может изрядно напугать.

Джулиан осмотрел зеркало. Оно было высоким и висело на кольях, вбитых в стену из твёрдого, старого дерева.

– Гроты уже не использовали для развлечения со смерти Ахилла, – продолжил Карло. – Вокруг них начали появляться зловещие легенды. Говорили, что здесь заключили и заморили голодом грешную жену Дельборго, а лодочники клянутся, что слышат её крики по ночам, когда огибают мыс. Местные крестьяне обходят это место стороной, а слуги, которых посылают за вином, крестятся и молятся перед тем, как войти.

Мужчины вернулись в главный грот. Карло пропустил гостя к лестнице, но Джулиан начал осматриваться.

– Синьор граф, не будете ли вы добры подняться и подождать меня снаружи? Я не задержу вас больше, чем на минуту или две.

– Но зачем?

– Я хочу поставить эксперимент.

– Как пожелаете.

Карло взобрался по лестнице и пропал в узком люке. Его тело перекрыло свет, отчего в грота сгустилась жутковатая тьма. Затем свет вернулся. Джулиан подождал полминуты, а потом позвал так громко, как мог:

– Синьор граф! Синьор граф!

Его крик отразился от стен и низкого, сводчатого потолка, подобно живому созданию, что искало выход. Джулиан подождал несколько секунд, а потом взобрался по лестнице и оказался в пещере и невольно прикрыл глаза рукой. От солнца кружилась голова, всё вокруг казалось ненастоящим, как будто он провел под землёй всю жизнь.

Карло смотрел на него с любопытством.

– Вы слышали, как я вас звал? – спросил Джулиан.

– Нет.

– Вы вообще ничего не слышали?

– Я вовсе не знал, что вы меня звали, пока вы не сказали это сейчас. – Карло изучающе посмотрел на своего гостя. – Чего вы хотели добиться?

– Развивать музыкальные познания, – легко ответил Джулиан. – Продвинуть науку. Я задумался о карьере создателя оперных театров.

«Ты потакал своим желаниям, – сказал ему голос в голове. – Ты наживёшь себе неприятностей, Джулиан Кестрель».

Переодеваясь к ужину, Джулиан обсудил с Брокером визит в гроты и разговор с Карло.

– Это лишь разожгло во мне желание больше узнать о Гвидо.

– Я пытался разговорить его, сэр, да он слишком стар, чтобы я был ему другом – ему ведь лет шестьдесят, если не больше. И он замкнутый – всё себе на уме, если не играет в карты и кости.

– Значит играй с ним. И давай ему выигрывать небольшие деньги. Я буду твоим банкиром.

– Да, сэр, – Брокер взял щетку для одежды и принялся ходить вокруг хозяина, очищая его фрак. – Я хотел ещё сказать вам, сэр – Нина и я, мы гуляли в саду и поговорили о той поездке её светлости в Бельгират. Это заняло много времени…

– Могу себе представить, – прокомментировал Джулиан, что немного знал о прогулках Брокера с горничными.

– Это из-за языка, сэр, – терпеливо пояснил Брокер. – Она не совсем не знает английского, а я не так навострился в миланском, чтобы схватывать всё, что она говорит, с первого раза. Так вот, Нина была с её светлостью в Турине в двадцать первом году, когда было восстание. Её светлость отбыла оттуда в Милан с Ниной и парой слуг. Они ехали по-старомодному, в простой гремучке с конями.

Джулиан подумал, что для маркезы было разумно покинуть Турин инкогнито. Без обычной свиты из слуг в цветах Мальвецци и экипаж с гербами мог привлечь нежеланное внимание повстанцев. Но анонимность также затруднила её поиски тогда и попытки понять её передвижения сейчас.

– Выехали они ещё днём, сэр, – продолжал Брокер. – и ехали по дороге к Новару. Но среди дня её светлость сказала, будто узнала, что на дороге повстанцы, и нужно ехать по-другому, чтобы сбить их с толку. Нина ничего не слышала ни о каких мятежниках, но она не задавала вопросов. Так что они неслись как ветер и добрались до Бельгирата к ночи.

– Зачем вообще было ехать в Бельгират?

– Нина не знает, сэр.

– Сколько времени они там провели?

– Да весь следующий день и ночь, сэр. Потом ищейки, которых послал маркез Ринальдо, их нашли, и маркез приехал ночью, а на следующее утро все уже были в Милане.

– Ночь, в которую Ринальдо и маркеза были в Бельгирате – получается, это ночь убийства?

– Нет, сэр, убийство было ночью раньше.

– И это была бы вторая ночь маркезы в Бельгирате, – Джулиан подсчитал. – Полагаю, Нина может засвидетельствовать её местонахождение?

– Это как раз то, чего она сделать не может. В первую ночь, как они прибыли, Нина чувствовала себя плохо, и её светлость отворила ей кровь. Она проспала почти весь следующий день и ночь. И не знает ничегошеньки о том, что делала её светлость.

– Дьявол! А слуги из гостиницы не могли этого запомнить. Маркеза могла вернуться в свою комнату, велеть не беспокоить её, а потом выбраться, прискакать сюда, убить Лодовико и вернуться в Бельгират за пятнадцать часов, пока все слуги думали, что она просто отдыхает от долгого путешествия.

Брокер перестал чистить спину хозяйского фрака, обошёл Джулиана и ободряюще посмотрел на того.

– Ей нужно было бы всё это спланировать, верно, сэр?

– Возможно.

– Ну, сэр, она ведь не могла заранее знать, что её камеристка заболеет.

– Не могла, – согласился Джулиан с холодной сдержанностью, – если только сама это не устроила.

У Брокера округлились глаза.

– Хотите сказать, она её отравила, сэр?

– Это возможно. Недомогание Нины оказалось удивительно удобным, если маркеза действительно задумала какую-то дьявольщину, – он смягчился. – Конечно, можно многое сказать в пользу маркезы. Такой план означает огромный риск. У неё не было алиби на время убийства, она не могла заранее знать, что власти попытаются замолчать убийство или так быстро обвинят Орфео. Кроме того, сложно представить себе столь утончённую женщину, что в одиночестве путешествует ночью по краям, кишащим контрабандистами и солдатами.

Он облокотился на каминную полку.

– Если бы я был комиссарио Гримани, знаешь, что бы я сказал? Я бы сказал – крайне маловероятно, что маркеза убила мужа сама. Если она приложила к этому руку, то у неё должен был быть сообщник и настоящий убийца – Орфео. Когда Орфео сбежал с виллы после убийства, ему нужно было покинуть австрийскую Италию. Граница со Швейцарией в Кьяссо недалеко, но хорошо охраняется. Возможно, он пересёк озеро Маджиоре и оказался в Пьемонте, где его как раз ждала маркеза с лошадьми, провизией и всем, что могло ему понадобиться. – Джулиан насмешливо улыбнулся. – Неплохая теория. Маркеза была бы первоклассной сообщницей. Она умна, ловка, сообразительна, умеет сохранять холодную голову, что бы не случилось. Но если она сообщница – то чья? Единственный, кто точно присоединился к ней к Бельгирате – Ринальдо. Быть может, она специально отправилась туда, чтобы у него был предлог ездить по всей округе, якобы разыскивая мачеху? Если бы его поймали на вилле, он был мог сказать, что приехал передать новости о том, что маркеза пропала. Где мои перчатки?

Брокер вручил их. Джулиан надел перчатки, продолжая развивать мысль.

– Другой вариант – де ла Марк. Он признаёт, что был в Турине в то же время, что и маркеза, но ничто не указывает, будто он поехал за ней в Бельгират. – Джулиан поднял глаза от пуговиц на перчатке. – А долго ли маркеза была в Турине?

– Нина говорит, что около месяца.

– А что она там делала?

– Я не знаю, сэр.

Джулиан задумался. В первые месяцы 1821-го года в Турине произошло три важных события – туда приехала маркеза, туда приехал де ла Марк и там вспыхнуло восстание. Чем дольше он думал об этом, тем твёрже был уверен, что хотя бы два событиях из этих трёх связаны. Могла ли маркеза или де ла Марк иметь какое-то отношение к повстанцам или их противникам? Или они просто поехали в Турин, чтобы быть подальше от знатного и, возможно, ревнивого мужа маркезы? Джулиан понадеялся, что в Турин их привела политика, а не любовь. Но нельзя было отрицать, что причиной было и первое, и второе – это ведь Италия.

Глава 16

Следующим утром гости виллы высадились в Соладжио и отправились к церкви. Маркеза шла под руку с Карло, Нина несла за госпожой подушечку для коленопреклонений из алого бархата и золотой парчи.

У церковных дверей толпилось много прихожан – должно быть, явились и люди из соседних мест, чтобы поглазеть на маркезу и её гостей. Все посторонились, когда процессия с виллы проходила внутрь. Де ла Марк погрузил пальцы в купель и протянул руку маркезе, улыбнувшись, когда та прикоснулась к его пальцам, чтобы получить святую воду. Эта милая церемония привела Джулиана в ужасное раздражение. Он бы удивился, если у католицизма де ла Марка была хоть какая-то глубина. Впрочем, Кестрель не был настолько искусен в самообмане, чтобы утверждать, что его возмутила религиозная сторона произошедшего.

Холод и мрак церкви составляли резкий контракт с солнечным светом и весельем снаружи. Хрупкие свечи и тусклые лампы не разгоняли тьму, а лишь добавляли ей золотистый оттенок. Дон Кристофоро занял своё место у высокого алтаря и забормотал освящённые веками латинские слова среди клубов благовоний и кротких, невнятных ответов паствы. Джулиан внушал прихожанам страх, ведь был единственным, кто ни разу в жизни не причащался. Но музыка, как он и надеялся, была прекрасной. Казалось, никто бы не возмутился, услышав арии из опер Россини, смешанные с литургией.

После мессы гости отправились обратно к берегу. Уже у пирса Джулиан услышал сзади слабый вскрик. Он обернулся. Нина замерла как вкопанная и потрясённо смотрела в сторону причала. Проследив за её взглядом, Джулиан увидел, что на каменном волнорезе сидит Брокер и болтает ногами в реке. Очень близко к нему устроилась что-то говорящая и хохочущая Роза, черноглазая искусительница из «Соловья».

Брокер поймал взгляд Нины и, поспешив к ней, на смеси ломаного миланского и энергичных жестов, пояснил, что хотел бы проводить её из церкви. Сперва девушка отшатнулась, но после долгих уговоров, согласилась и позволила взять себя под руку. Джулиан заметил, что Роза посмотрела им вслед, уперев руки в бока и сверкая глазами. Война была объявлена.

Жизнь на вилле быстро вошла в колею. Днём гости рассеивались. Маркеза бывала на озере, гуляла в саду, наносила визиты соседям или любовалась красивыми пейзажами. Зачастую её сопровождал Карло, иногда – Джулиан или де ла Марк.

Карло проводил много времени на озере. Он был первоклассным лодочником и понимал настроение Комо не хуже местных крестьян. Джулиан гадал, не способ ли это убежать с виллы. Хотя граф не выказывал никакой враждебности к Беатриче, это место не могло не приносить ему болезненных воспоминаний.

Время Гримани было занято надзором за местными жандармами, что методично прочёсывали сады и окрестности в поисках улик. Он часто отсутствовал на вилле, но созданное им напряжение никогда не развеивалось – комиссарио или его верная тень Занетти могли вернуться в любой миг.

Ученик Донати, Себастьяно, говорил мало, хмурился много и отрабатывал пение каждый день. Его «Che invenzione, che invenzione» вскоре стали общей шуткой – обитатели виллы закатывали глаза в мучительной терпимости, стоило им услышать их.

Джулиан продолжал осматривать окрестности. Он поговорил об убийстве с некоторыми людьми – в том числе Ругой и Куриони. Он взобрался на скалу и обошёл серые, мрачные стены Кастелло-Мальвецци, но в отсутствие Ринальдо не смог попасть внутрь. Иногда он поднимался в холмы, бродил по лесам, пестревшим осенними ягодами, или скалистым ущельям, изрезанным сверкающими ручьями. Взбираясь выше, он видел кружащих орлов и любовался прекрасными видами ломбардских равнин и снежными пиками Альп.

Поначалу Кестрель беспокоился, что оставляет в небрежении МакГрегора, но всякий раз, когда Джулиан пытался пригласить доктора в свою экспедицию, то никак не мог найти его. МакГрегор то уходил рыбачить с Карло, то посещал пациентов вместе с Куриони, то наблюдал за работающими рыбаками, то слушал песни, что поют их жёны, чиня сети.

– Вы открыли для себя dolce far niente, – сказал однажды Джулиан, обнаружив доктора на террасе «Соловья» с неизменной чашкой скверного чая.

– Dolce… что?

– Так говорят итальянцы – «сладкое безделье».

– Безделье! – ощетинился МакГрегор, – Я изучаю, как здесь делают вино, – он указал на берег, где два голых мальчишки барахтались в чане с виноградом и брызгали друг в друга соком.

– Прошу прощения, – весело ответил Джулиан, – Мне должно быть показалось, что вы спали, когда я подошёл.

– Хмф! Ну, я должно быть вздремнул минуту или две, – МакГрегор подобрался. – Здесь немного занятий. Твой план раскрыть убийство, к которому ты не имеешь никакого отношения, привёл нас в настоящие земли лотофагов.

Джулиан понял, что задержка освободила доктора. Пока МакГрегор мог вернуться в Англию к своим пациентам, он чувствовал, что должен сделать это. Но раз доктор обязался оставаться на вилле, пока убийство не будет раскрыто, или расследование не будет заброшено, его настигло ничегонеделанье. А Италия сделала всё остальное.

На четвёртый день Джулиан совершал прогулку вдоль извивающегося горного ручья и заметил мужские ноги, торчащие из-под куста остролиста. Он спросил по-английски:

– Вы потеряли что-нибудь?

Человек выбрался из-под куста.

– Нет, не совсем. Я пытался поймать ящерицу, но они оказались чертовски быстрыми, – незнакомец поднялся на ноги и принялся энергично отряхивать колени от земли. – Как вы узнали, что я англичанин?

– Немногие итальянцы носят английскую саржу, и те, кто носят, не рискуют ползать в ней по кустам.

– Я понимаю, – он усмехнулся, – очень научный поход. Не могу не одобрить.

Это был почти ровесник Джулиана, ширококостный и долговязый, с жёсткими каштановыми волосами и лицом, которое выглядело так, будто его собрали из частей других лиц, что были отвергнуты их хозяевами. Результат получился на удивление приятным, хотя, возможно, дело было в весёлых карих глазах и широкой улыбке.

Он вытащил из глубин куста шляпу и собрался надеть её.

– О, чёрт! – он сорвал её с головы и пропустил волосы сквозь пальцы. – Колючки! – он произнёс это таким тоном, будто это было ругательство. Незнакомец хорошенько встряхнул шляпу и осторожно водрузил на голову. – Так-то лучше! Рад познакомиться, сэр. Я Хьюго Флетчер.

Он протянул руку, и Джулиан пожал я.

– К вашим услугам, мистер Флетчер. Я Джулиан Кестрель.

– Что? Это правда вы?

Джулиан улыбнулся.

– Так сказано в моём паспорте, а в Италии никто не может спорить с documenti.

– Вы остановились где-то поблизости?

– Да, на вилле Мальвецци.

– Это просто удивительная удача. Вы не возражаете, если я использую для вас отвлекающего манёвра?

– Что вы имеете в виду?

– Я наставник достопочтенного Беверли Сент-Карра. Он совершает гранд-тур, и его родители отправили меня вместе с ним, будучи в заблуждении, что я помогу ему не попадать в неприятности. Он впутался в одну передрягу в Милане, и мы приехали сюда, где ему до безумия скучно. Но когда он узнает, что здесь вы, то воспрянет духом – иногда он вспоминает, что хочет быть денди. Но не позволяйте ему заговорить с вами сразу же. Попытки свести знакомство займут его на пару недель.

– Кажется, вам не по душе ваше занятие, – заметил Джулиан.

– Я не знаю, доводилось ли вам отвечать за молодого богача, у которого мало ума и ещё меньше дисциплины, оказавшегося на воле в стране, столь обильной вином и красивыми женщинами. Быть может, вы пробовали носить в кармане рой пчёл – ощущение почти такие же, – Флетчер горько усмехнулся. – Я слишком много болтаю. Просто давно не доводилось вести цивилизованной беседы.

– Наставник – это ваша профессия?

– Я натуралист. Раньше я работал вместе с одним немецким коллегой в Берлине и помогал ему с книгой об арахнидах – то есть, пауках. Но когда мой отец умер, мне пришлось вернуться к Англию. Он был управляющим у лорда Сент-Карра, а Сент-Карры сделали для меня всё – отправили в университет и помогли преуспеть в этом мире. Когда они спросили, не хочу ли я сопровождать их сына в путешествии, я не мог отказать.

– Хьюго! – раздался молодой мужской голос. – Хьюго, где вы?

– Я здесь, Беверли! – покорно отозвался Флетчер.

Из-за изгиба ручья появился достопочтенный Беверли Сент-Карр со шляпой в руках и спутанными светло-каштановыми волосами. Это оказался юноша чуть за двадцать с широкими голубыми глазами, двигавшийся неловко, но энергично. Его одеяние представляло собой пародию на последнюю моду – рукава наполовину скрывали кисти и были нелепо раздуты у плеч. Сюртук, шляпа и брюки, вдобавок, были перемазаны грязью и промокли.

– Пресвятой Боже! – воскликнул Флетчер. – Что вы делали?

– Ничего я не делал! Я прогуливался вдоль ручья, увидел девушек, что пришли на берег с корзинами белья и ушёл за кусты… ну, чтобы не мешать им… А они заметили меня и подняли страшный шум.

– Как странно, – заметил Флетчер.

– Не совсем, – пробормотал Джулиан. – Когда местные женщины идут на стирку, они закатывают юбки выше коленей.

– О, Беверли, – Флетчер укоризненно покачал головой.

– Ну, я же не просил их показывать мне свои ноги, верно? – обидчиво отозвался Сент-Карр. – Если они так ведут себя прилюдно, то не могут ждать, что мы будем закрывать глаза.

– Но они ведут себя так не прилюдно, – возразил Флетчер. – Неудивительно, что они подняли шум, когда увидели, что вы подсматриваете за ними.

– Я не подсматривал! Я только… Ладно, не имеет значения, что я делал. Хьюго, они бросались в меня камнями! Они побежали за мной, обливали водой и кричали, а я и не знал, что они говорили, но звучало ужасно оскорбительно. А потом у меня слетела шляпа, я наступил на неё, а они просто стояли, уперев руки в бока и смеялись надо мной. – Он бросил на наставника свирепый взгляд. – В Англии такого бы никогда не случилось!

– В Англии вы вели себя лучше.

– Нет, не вёл! Я хочу сказать… Я не думаю, что сделал что-то дурное. Я просто прогуливался, – он безутешно пнул камешек. – А чем ещё можно заняться здесь! С тем же успехом мы могли остаться в Хэмпшире!

Джулиан оглянулся вокруг – ручей струился через поросшие лесом утёсы и ниспадал в кристальную гладь озера.

– Кажется, в Хэмпшире есть красоты, которые я пропустил.

– Это всё прекрасно, если вы любите пейзажи, – ответил Сент-Карр, – но когда я поехал на континент, то ждал, что буду чем-то заниматься.

– Вы и занимаетесь, – заметил Флетчер. – Придумываете сами себе проблемы. А теперь вы хотите, чтобы я представил вам этому джентльмену или будете и дальше говорить с ним, как с лакеем?

Кажется, на лице Сент-Карра впервые промелькнул стыд.

– Прошу прощения, сэр, – обратился он к Джулиану. – Я не хотел показаться грубым. Просто я был не в себе из-за того, что на меня так набросились.

– Тогда начнём? – предложил Джулиан. – К вашим услугам, сэр. Джулиан Кестрель.

Он протянул руку, но Сент-Карр только вытаращил глаза.

– О, послушайте-ка! Как… как просто… Хьюго, почему вы мне не сказали, кто этот джентльмен?

– Я собирался, – ответил Флетчер, – но кто-то всё не давал мне и слова вставить.

Сент-Карр в отчаянии посмотрел на свой погубленный костюм.

– Обычно я не такой грязнуля, мистер Кестрель. Эти женщины…

– Я понимаю, мистер Сент-Карр. Неприятность, что может случится с любым джентльменом.

– Как вы добры! – Сент-Карр взбодрился. – Вы должны увидеть меня, когда я буду одет как должно. Я хорошо сложен.

– Могу себе представить, – ответил Джулиан, слишком хорошо это понимавший.

Сент-Карр посмотрел на своего наставника с триумфом, а потом пригляделся к брюкам Флетчера.

– Вы и сами весь в грязи, Хьюго! Что вы делали?

– Я пытался поймать ящерицу.

Сент-Карр закатил глаза.

– Вы ещё это не бросили? Будет вам, Хьюго, вы же учились к Оксфорде! Благодаря моему отцу вы почти джентльмен и могли бы найти себе занятие получше, чем резать ящериц и собирать листья, – он обратился к Джулиану. – Вы даже не представляете, как ужасны эти вскрытия, мистер Кестрель. Дома, после охоты, Хьюго то и дело забирал кролика или птицу и изучал. Однажды я застал его за этим – склонился на выпотрошенным трупом с руками по локоть в крови!

– Вы снова читали «Монаха», – вздохнул Флетчер, – значит, сегодня вечером, будете подпрыгивать от каждого скрипа половицы и каждый час перезаряжать пистолеты.

Джулиан подумал, что эти двое слишком много времени проводят вместе.

– Не стоит ли вам познакомиться с местным обществом? Я был бы рад представить вас маркезе Мальвецци.

Глаза Сент-Карра загорелись. Он уже начал было говорить, но Флетчер оборвал его.

– Вы очень добры, мистер Кестрель, но вы не можем вторгаться в чужое общество.

– Я не сомневаюсь, что маркеза будет рада познакомиться с вами, – он поднял бровь. – Вы умеете петь?

Кажется, Флетчер растерялся на мгновение, но потом рассмеялся.

– Умею, но это будет создавать неудобства для окружающих. Почему вы спрашиваете? Вы готовите концерт?

– Нет, – ответил Джулиан, – на самом деле, я расследую убийство.

У Сент-Карра отвалились челюсть.

– Убийство! О, конечно, вы ведь раскрывали убийства в прошлом. Я читал в «Колоколе лондонской жизни». А кто убит? Как убит? Когда это случилось?

– Дело, я полагаю, в убийстве маркеза Мальвецци, – медленно проговорил Флетчер. – Мы немного слышали об этом в Милане. Это случилось несколько лет назад, верно?

– Четыре с половиной года, – уточнил Джулиан, – но лишь недавно стало известно, что это убийство.

– Четыре с половиной года? – Сент-Карр был разочарован. – Но тогда убийца уже давно скрылся.

– Необязательно, мистер Сент-Карр. Порой безопаснее всего прятаться у всех на виду.

– Вы хотите сказать… где-то поблизости? – Сент-Карр бросил вокруг беспокойный взгляд.

– Мистер Флетчер уже обыскал этот остролист, – успокоил его Джулиан.

– Убийца в окрестностях! – Флетчер покачал головой в комичном отчаянии, – А я-то думал, что здесь удержу Беверли подальше от проблем!

Глава 17

Джулиан рассказал маркезе о Флетчере и Сент-Карре, и та послала им приглашение на кофе к завтрашнему вечеру. Хозяйка заметила, что если так пойдёт и дальше, англичан на вилле вскоре станет больше, чем итальянцев. Впрочем, затронув эту тему этим вечером она выглядела задумчивой. Маркеза и Джулиан сидели в музыкальной, хотя всех остальных благоухание этого вечера выманило на улицу.

– Вам не кажется интересным, что два молодых англичанина появились почти что у нас на пороге? – спросила она.

– Вовсе нет. Разве на озеро Комо не приезжает много иностранцев?

Она вздохнула.

– Я думаю, не стоит ждать, что Орфео сам явится нам в руки.

– Я не думаю, что кто-либо ждёт от него такого – быть может, кроме де ла Марка.

– Это странно, верно? – задумчиво спросила маркеза. – Отчего он так уверен, что Орфео найдут?

Джулиан пожал плечами.

– Всё, что говорит месье де ла Марк – это три части насмешек на одну часть мистификации. Из его слов невозможно сделать выводы о его мыслях.

– Вам он не нравится, – заметила она.

– Он бы нравился мне больше, маркеза, если бы он меньше нравился вам.

Она улыбнулась.

– Но я пригласила его лишь ради вас – ведь вы хотели свести с ним знакомство, – она легко коснулась его руки. – Могу я попросить вас сыграть для меня?

Она подошла к пианино и взяла кипу нот с подставки.

– Вот, – это была «Аппассионата» Бетховена – Лодовико обожал её, хотя не любил немецкую музыку. Если вы согласитесь сыграть её, я буду переворачивать страницы.

Он сел за инструмент. Маркеза встала рядом, время от времени наклоняясь, чтобы перелистнуть ноты. Это отвлекало Джулиана, но придавало игре пыл. Когда он закончил, маркеза захлопала в ладоши.

– Брависсимо!

Джулиан поклонился. Она потянулась за страницами, чтобы убрать сонату с подставки – а значит, стала к нему ещё ближе.

– Как странно. Посмотрите.

Маркеза указала вниз страницы, где линии нотного стана тянулись чуть дальше, чем сами ноты. В конце произведения были синими чернилами трижды написана пара нот – «фа» и «си».

– Это почерк Лодовико, – заметила она.

– Вы уверены?

– Да. Я часто видела, как она записывал отрывки новых произведений.

Джулиан нахмурился. Через какое-то время он спросил:

– Эрнесто говорил вам, что по его мнению, маркез Лодовико незадолго до смерти писал музыку?

– Да. Я помню, как была немного удивлена, что его творения так и не нашли. Но смерть Лодовико была таким потрясением, что я не придала этому особого значения.

– Ещё он говорил, что маркез Лодовико писал ноты на любой бумаге, что подворачивалась под руку. Возможно, это она из них, – он посмотрел на стопку бумаг под пианино. – Это всё ноты Лодовико?

– Да. Вы хотите сказать, там может быть больше пометок?

– Мы должны узнать, – ответил Кестрель.

Они сели на скамеечку у пианино, каждый перебирая пачку бумаг. Наконец, Джулиан сказал:

– Я кое-что нашёл.

Маркеза наклонилась посмотреть – её мягкие тёмные волосы коснулись его щеки.

– До-Фа-диез, – прочитала она, – эта пара повторяется три… нет, четыре раза на этой странице, везде, где осталось свободное место. Это точно почерк Лодовико. Что это не произведение?

– «Ah! Che invan sul mesto ciglio»^[46] из «Магомета II» Россини, – он посмотрел на титульный лист. – Впервые исполнялось в декабре 1820 года. Маркез Лодовико мог сделать эти пометки только между декабрём 1820-го и мартом 1821-го, когда был убит.