Текст книги "Библиотека литературы США"

Автор книги: Кэтрин Портер

Соавторы: Юдора Уэлти
сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 59 страниц)

3

– А им-то что здесь нужно? – сказала старенькая миссис Пийз, раздвинув портьеры и выглядывая в окно.

– Полли, – предостерегающе сказала мисс Адель.

Все обернулись, те, что сидели, встали, когда две одинаково толстые женщины и один мужчина прошли в гостиную мимо мисс Адель.

– Я же говорила, что это как раз тут, – сразу видно, в таком доме только и устраивать роскошные похороны, – сказала старая толстуха. – А где Ванда-Фэй? Что-то я ее не вижу.

Пока она говорила, обе женщины – старая и молодая – двигались к гробу и, проходя мимо, обе заглянули туда. Лоурел услышала, как одна из этих незнакомых женщин представляет ее другой.

– Мама, это дочка судьи и Бекки, – сказала молодая.

– Ну, значит, она вся пошла в Бекки, – сказала ее мать, усаживаясь в кресло судьи Мак-Келва, которое стояло ближе всех к гробу. – Вы на него нисколько не похожи, – сказала она Лоурел. – Вот так гробик отгрохала моя дочурка. Даже завидно. – Она повернулась к мужчине. – Буба, это дочка судьи и Бекки.

Мужчина, который пришел с ними, согнул руку и помахал почти перед носом у Лоурел. На нем была штормовка.

– Привет!.. – сказал он.

– Я – миссис Чизом из Мадрида, что в Техасе. Я – мать Ванды-Фэй, – сказала толстуха Лоурел. – А вот это еще двое из моих ребят – Сис из Мадрида, Техас, и Буба из Мадрида, Техас. С нами там еще другие приехали, да не хотят заходить.

– А я про вас даже и не слыхала, – сказала мисс Теннисон, как будто только в этом и было дело.

Майор Баллок подошел поздороваться.

– Майор Баллок!

– Хотите знать, сколько мы досюда добирались? Так вот, от самого Мадрида за восемь часов без малого, – сказал мужчина в штормовке. Мадрид у него звучал как «мадре». – Реку переехали в Виксберге. Придется нам, однако, с ходу поворачивать и пылить обратно. Ребятишки хотели все сюда понабиться, да только их мамаша заявила, что в чужом доме можно Бог знает какой заразы нахвататься. Это точно. Так что я их всех оставил там, в машине, только одного прихватил. А где же Венделл?

– Сдается, что он дом обшаривает, – сказала молодая женщина. Она была не так уж толста – просто беременна.

– Притащила весь свой выводок, – сказал мужчина. – Слушай, Сис, вот его дочка от первой жены.

– Без тебя знаю, кто она, можешь нас не знакомить. Что-то мне сдается, будто я вас уже видела, – сказала его сестра.

И, как ни странно, Лоурел тоже так показалось. Фэй говорила, что их нет на свете, а Лоурел казалось, что она уже видела их всех раньше.

– Велела своему выводку поиграть во дворике да подождать, когда мы все будем выходить, – сказала Сис. – А они и рады.

Старушка, миссис Пийз, уже снова раздвинула портьеры и выглядывала наружу, нервно притопывая ножкой.

Майор Баллок был доволен.

– Вызвал их сюда без малейших затруднений, – сказал он. – Они очень обрадовались. – Он с надеждой обвел комнату взглядом.

– Ты только нас забыл предупредить, – сказала мисс Теннисон.

Лоурел вдруг почувствовала, как чей-то палец пролез между ее пальцами и царапнул под обручальным кольцом.

– Вам ведь тоже не повезло с мужем, а? – спросила миссис Чизом.

– Через год после свадьбы, – сказала старая миссис Пийз. – Погиб. Война. Военный флот. Тело не нашли.

– Не повезло вам, – провозгласила миссис Чизом.

Лоурел попыталась отнять свой палец. Миссис Чизом выпустила его, только чтобы ткнуть ее в бок, словно стыдя:

– Выходит, нет у вас ни отца, ни матери, ни братьев, ни сестер, ни щенка, ни сынка. Ни одной живой души не осталось, вот как.

– О чем вы толкуете? Девочка окружена самыми верными друзьями! – Мэр Маунт-Салюса вырос рядом с Лоурел, положил руку ей на плечо. – И примите к сведению: банк сегодня не работает, на время похорон магазины прикроют, все государственные учреждения закрыты. Перед зданием суда флаг спущен, школы распускают раньше времени. Кажется, достаточно, чтобы люди не спрашивали, кто у нее остался!

– Друзья сегодня здесь, а завтра – ищи-свищи, – сказала миссис Чизом Лоурел и мэру. – Не то что родня. Не пусти меня Господь пережить всех своих. Пусть уж лучше он меня первой приберет, только спасибо скажу. Верно я придумала, а, детки?

Пока она дожидалась ответа, в комнату рысцой вбежал маленький мальчуган. Он не взглянул ни на нее, ни на остальных. На нем был ковбойский костюм с двумя кобурами у пояса. Вдруг он заметил, куда попал, и остановился.

– Венделл, смотри сними шляпу, если собираешься подойти поближе, – сказала Сис.

Мальчуган стащил шляпу, подошел к гробу и встал рядом с Лоурел, приподнявшись на цыпочки. Рот у него приоткрылся. Мальчик лет семи, светленький и хрупкий. Его лицо оказалось совсем рядом с другим, суровым лицом, в которое он заглядывал, и оба были одинаково беззащитны.

– С чего это ему вздумалось так нарядиться? – спросил малыш.

– А кто мне обещал ничего не выспрашивать, если его пустят в дом? – сказала Сис.

– Да, мы с семейством всегда держимся одним гнездом, – сказала миссис Чизом. – Когда Буба женился, он въехал на своем трейлере прямо к нам во двор, теперь Ирма может хоть через весь двор тянуть бельевые веревки – пожалуйста. А Сис, когда замуж вышла, и не подумала от нас выезжать. Даффи к нам пристроился, и все тут.

– А как его звать? – спросил Венделл.

– Венделл, давай-ка сбегай наверх и поищи свою тетю Ванду-Фэй. Скажи, пусть поскорей идет вниз да по смотрит, кто тут ее ожидает, – сказал Буба.

– Не хочу я, – сказал Венделл.

– Чего ты струсил? Никто тебя там не съест. Давай разыщи ее, – сказал ему отец.

– Не хочу.

– Надо бы ей поторопиться, если хочет нас повидать, – сказал Буба. – Нам вот-вот надо заворачивать да отправляться обратно в Мадрид.

– Погодите, погодите! – сказал майор Баллок. – Вы же должны участвовать в траурном шествии.

– Куда он тебя зовет, пап? – крикнул Венделл.

– Мне казалось, что так будет правильно, – сказал майор Баллок всем присутствующим.

– Скажи ей, чтобы мигом шла сюда! – сказал Буба Венделлу. – Беги!

– Я здесь буду! – сказал Венделл.

– Вы уж извините нас. Он первый раз на похоронах, – сказала Сис, обращаясь к Лоурел.

– Посмотрим-ка на судью, – миролюбиво сказала Бубе миссис Чизом.

– Да я уж насмотрелся, – сказал Буба. – Ничего не скажешь, молодо выглядит для человека, который разменял восьмой десяток.

– Верно. Нисколечко не переменился. Я тобой горжусь, Ванда-Фэй, – сказала миссис Чизом, обращаясь к потолку над головой. – Твой папа так изменился, что не скрыть было. – Она повернулась к Лоурел. – Сколько дней он на одной сырой воде продержался – никто бы не выдержал. Вода из-под крана – больше ничего его душа не принимала. Думала я, вот-вот начнет жаловаться, и ни словечка от него не слыхала. Рак у него был, но он нюни не распускал, даже передо мной. А все потому, что мы с ним оба – старой доброй миссисипской породы!

Толстая краснощекая женщина в лохматом берете улыбнулась Лоурел с другой стороны:

– Ах, помню, помню, сколько раз меня приглашали на Рождество в этот славный старый дом, такой милый, такой гостеприимный!

Гостья была явно не в своем уме, но даже ей никто не помешал подойти к открытому гробу судьи Мак-Келва. Когда она, тяжело топая, приблизилась, Лоурел узнала ее по искривленным каблукам – это была портниха. Она приходила в разные дома, просиживала целыми днями наверху за швейной машинкой, болтала и слушала, а потом передавала дальше, безбожно все путая и перевирая: мисс Верна Лонгмайер.

– А когда открывали вот эти двери между смежными залами, музыка вдруг врывалась! И мы… – мисс Верна вытянула руку, словно отмеряя материю, – и мы с Клинтом открывали бал в первой паре, – закончила она.

Никто в Маунт-Салюсе никогда не возражал мисс Верне Лонгмайер. Даже если кто-нибудь ей показывал неровный шов, она обычно отвечала: «Кто из вас без греха, пусть первый бросит камень».

– О, я избрал себе образцом этого благородного римлянина, – провозгласил мэр, простирая длань над гробом. – Когда я удостоюсь более высокого поста… – И он прошествовал дальше, туда, где собрались остальные члены городского управления. Лоурел заметила, что они сидели все вместе, почти в ряд, на стульях, принесенных из столовой, и это напоминало какое-то заседание суда присяжных.

Мисс Тельма Фрирсон проковыляла через комнату и встала над гробом. Год за годом она заполняла у своего окошечка в здании мэрии все рыболовные и охотничьи лицензии.

– У него было удивительное чувство юмора, и притом он во всем видел смешное, – сказала она, и плечи у нее поникли.

– И притом понимал, как мало смешного на свете, – вежливо сказала Лоурел.

– Зря он, значит, решил ложиться в больницу, – сказала миссис Чизом. – Раз он понимал, что тут-то не до смеху.

– Говорю вам, там, в больницах, такое творится, что подумать и то страшно, – сказала Сис. – Ирма рассказывала: попадешь в родильный дом в Амарильо, у тебя волосы дыбом встанут.

– Доктора эти ни черта делать не умеют. Только одно и знают – денежки из людей тянуть, – сказал Буба.

– А уж вот с кого бы я ни на минуточку глаз не спускала, так это с сиделок! – крикнула миссис Чизом.

Лоурел смотрела поверх их голов туда, где возле каминных часов в неизменном порядке были развешаны китайские гравюры, привезенные домой прежними поколениями Мак-Келва – путешественниками и миссионерами. Она увидела, что часы остановились: должно быть, их никто не заводил с тех пор, как ее отец в последний раз совершил этот привычный ритуал, и теперь стрелки указывали какие-то отдаленные три часа, застывшие, как время на китайских гравюрах. Ей хотелось подойти к часам, взять ключ оттуда, куда вешал его отец – он сам вбил, немного криво, небольшой гвоздик в оклеенную обоями стену, – и завести часы, перевести стрелки, чтобы они шли и показывали верное время. Но она не могла ни на минуту отлучиться. Она чувствовала, что и в смерти ее отцу приходится самому принимать на себя всю тяжесть поднятой крышки, поддерживать ее и он лежит, как лежал на больничной койке, ведя счет минутам и часам, следя, как уходит его жизнь. И она так же стояла у гроба, как сидела у его изголовья, помогая ему дождаться конца. Не слыша тиканья часов, она вслушивалась в треск и шорох пламени.

Доктор Вудсон рассказывал:

– Мы с Клинтом, еще совсем малышами, закатимся, бывало, со своими псами в леса подальше – помните то место, которое мы называли Вершиной мира? Там еще был карьер, где брали гравий, у глиняного откоса. Черт побери, я же его лечил всю жизнь, мы с ним ровесники, и вот столько лет прошло, а я только сейчас почему-то вспомнил про его ногу. Клинт вовсю раскачался на лозе, с размахом, да слишком уж высоко, ну и слетел с нее и попал прямо босой ногой на острую жестянку. Он ведь чуть было кровью не истек всего в миле от дома! Кажется, я сам приволок его в город, и откуда у меня только сила взялась – не представляю. Вы ведь помните, у Клинта всегда был такой вид, что его нипочем не прикончить, ничто ему не страшно, но, по-моему, на самом деле он все же был какой-то некрепкий.

По комнате прошелестел смешок и в ту же секунду смолк.

– Что, уже началось, тетя Сис? – спросил Венделл Чизом. – Это уже похороны?

– Я сама скажу, когда похороны начнутся, – сказала Сис.

– А пока я его дотащил, он совсем сомлел. Но уже были видны дома. Это там, где теперь мойка для машин с самообслуживанием. Да уж, похоже, что я в тот раз спас Клинту жизнь, признаюсь!

– У отца и правда было некрепкое здоровье, – сказала Лоурел.

– Если бы вы знали, что со мной творится, вы бы решили, что он меня непременно переживет, – продолжал доктор.

– Не нам с вами рассуждать, что да почему, – сказала ему миссис Чизом. – Взять хотя бы нашего деда и старшенького моего, Роско. Никто в целом Техасе так и не понял, почему Господь Бог выбрал Роско да первым его и прибрал.

– А что случилось с Роско, бабуля? – спросил Венделл. Он отвернулся от гроба и, прижавшись к ее коленям, жадно заглядывал ей в глаза.

– Ты же слышал, сынок, я ведь рассказывала. Законопатил окна, запер дверь, отвернул все четыре конфорки и духовку, – терпеливо объяснила миссис Чизом. – Пожарники его вытащили, примчали на пожарной машине в баптистскую больницу, и там уж все фокусы перепробовали, а только за Роско им было не угнаться. Он уже ушел на небо.

– И пожарные машины за ним не угнались? Ты сама видела, ба? – закричал Венделл. – Видела, как они за ним не могли угнаться?

– Я же мать ему. Что ж, его мать может сидеть спокойно и радоваться, что он не натворил чего-нибудь похуже, себя не изуродовал. Он слышать не мог, когда его кто-нибудь осуждал. Лежал он в гробу хорошенький такой, прямо девушка. Милый ты мой, он просто лег поудобнее, положил голову на подушечку и ждал, покуда у него дыхания не стало. Смотри у меня, Венделл, не вздумай сам выкинуть такую штуку, – сказала миссис Чизом.

Венделл повернулся и снова уставился на судью Мак-Келва.

– Роско говорил со своими приятелями в Орэндже, это тоже в Техасе, и сказал им, что он собирается натворить. Когда уж все кончилось, они мне написали, что он позвонил к ним и плакал в телефон и они вместе с ним плакали. А я этим людям написала: «Вместе плакали? А почему же вы не могли предупредить его мать?» Просто терпежу с такими людьми нет. Я так и написала на открытке: «Деньги на автобус у меня есть. Мы не нищие. Хватило бы от Мадрида до Орэнджа, в оба конца». – Она потерла пятку о пятку.

– Ему там лучше, мама, – сказала Сис. – И ему лучше, и судье Мак-Келва – вот он лежит себе и лежит. Ты так и скажи, вот как я говорю.

– Потом я им еще открытку отправила, пишу: «Раз вы все знаете, скажите по крайней мере его матери, с чего это мой сын так мучился», и они наконец додумались: написали, что Роско не хотел, чтобы я знала, – сказала миссис Чизом, и лицо у нее внезапно стало совсем простодушным. Но через миг она заговорила по-прежнему: – Роско был мне единственной опорой, когда мистер Чизом помер. Мне ведь так и сказали: «Приготовьтесь, миссис Чизом. Теперь мистер Чизом уже не поднимется». И в самую точку они попали, доктора-то, хоть на этот раз. Быстро он сошел под гору, и мы его похоронили там, в Миссисипи, в Бигби, и я, не сходя с места, подозвала к себе Роско. – Она притянула к себе Венделла. – «Роско, – говорю, – ты теперь наша опора, – говорю. – Ты – глава семьи Чизом». Уж как он доволен был.

Венделл неожиданно заревел. Лоурел хотелось в эту минуту протянуть к нему руки, обнять его, уберечь. Сейчас он был похож на Фэй – юную, еще бескорыстную, не лживую, не злобствующую Фэй. Такой вот могла она показаться в самом начале ее стареющему отцу, когда ему стало изменять зрение.

Венделл вдруг вырвался от миссис Чизом и опрометью кинулся к дверям. Он обхватил руками колени старика, которого мисс Адель в эту минуту впустила в холл.

– Дедушка Чизом! Глазам своим не верю! Да ведь это дедушка! – закричала Сис.

Старик неторопливо прошел через гостиную сквозь толпу собравшихся, в одной руке он нес пожелтевшую коробку из-под конфет, а в другой – бумажный пакетик. Венделл не отставал от него ни на шаг, он держал его старую черную шляпу. Старик подошел к Лоурел и сказал:

– Барышня, я вам орешков привез из Бигби. Подумал, может статься, у вас они и не растут. С прошлого урожая остались.

Он все еще держал свои свертки, объясняя, как в три часа ночи дошел пешком до перекрестка, чтобы попасть на автобус, а там уж до утра не спал, всю дорогу орешки щелкал, чтобы не заснуть.

– Только тут, в Маунт-Салюсе, я малость заблудился, – сказал он, протягивая коробку Лоурел. – Вот вам ядрышки. А скорлупу выкиньте, пожалуйста! – добавил он, отдавая ей и пакет. – Не хотелось мне сорить там, на кресле, такое оно теплое, мягкое. Пусть для следующего пассажира все будет чисто.

Он аккуратно отряхнул руки, потом повернулся к гробу.

– Дедушка, а кто это, знаешь? – спросил Венделл.

– Мистер Мак-Келва. Сдается мне, что он долго держался, сколько мог, – сказал мистер Чизом. – Жалко, что пришлось ему умирать так далеко от дома.

– Ты скажи-ка, на кого он похож? Любопытно мне, – спросила его миссис Чизом, пока он смотрел на гроб.

Старик немного подумал.

– Ни на кого, – сказал он.

– Клинт считал, что от такой хорошей шутки грех отказаться! – раздалось за спиной у Лоурел. Как видно, это была последняя фраза длинного разговора.

Она увидела, что почти вся адвокатская коллегия собралась и прошла за высокой зеленью так, что никто не обратил на них внимания. Они удалились в отцовскую библиотеку и стали беседовать между собою. Время от времени оттуда доносился смех. Лоурел почувствовала запах сигарного дыма. Все собрались там, кроме майора Баллока.

– Как там мой камин? – громко спросил майор Баллок. – Эй, кто-нибудь, присмотрите за огнем! – крикнул он на кухню. – В такую серьезную минуту без огня никак нельзя, верно? – Но сам он не спускал глаз с двери в прихожую, нетерпеливо высматривая, кто еще пришел.

Старая миссис Пийз раздвинула занавески, совсем как у себя дома, и наблюдала за въездной аллеей.

– Ого, вот и Томми явился, – объявила она.

Казалось, она подумывает, не придется ли прогнать его отсюда, как и этих ребятишек из Техаса, если они расшумятся под самыми окнами.

Новый посетитель вошел в комнату без благословения мисс Адель, тяжело оседая на пятки, с важным видом, постукивая палкой то слева, то справа.

Это был Том Фаррис, маунт-салюсский слепец. Он подошел не к гробу, а к роялю и постучал палкой по пустому вертящемуся табурету.

– Какой он довольный! – одобрительно произнесла мисс Теннисон.

Он сел – крупный, очень чисто одетый человек с выпуклыми, широко открытыми, как у статуи, глазами. Брюки у него были застегнуты криво. Лоурел подумала, что он приходил в их дом только настраивать рояль, и то Бог знает когда. Теперь он сел на тот же самый табурет.

– Но под покровом скромности он был всегда бесстрашен. Бесстрашен! – совершенно неожиданно продекламировал майор Баллок, стоявший в ногах гроба. – Вспомните, все вспомните тот день, когда Клинт Мак-Келва встал лицом к лицу с Белыми капюшонами[39]39
  Одно из названий ку-клукс-клана.


[Закрыть]!

Пол душераздирающе заскрипел, когда майор стал вдруг раскачиваться, а голос его, поднявшись почти до крика, заполнил всю комнату, да, наверное, и весь дом.

– В тот раз Клинт приговорил человека за предумышленное убийство, а Белые капюшоны пустили слух, что они нападут на город из всех нор, щелей и дыр, чтобы вытащить этого парня из тюрьмы! Но Клинт тут же велел им передать, что расставит вокруг тюрьмы и здания суда маунт-салюсских добровольцев – при оружии и в полной боевой готовности. И они явились, Белые капюшоны, явились, только чуть пораньше назначенного часа, чуть пораньше, чем все мы собрались. И тут Клинт, Клинт, один как перст, выходит на крыльцо из дверей суда, останавливается перед ними и заявляет: «Что ж, входите! Тюрьма на втором этаже!»

– Мне кажется, это был вовсе не отец, – тихонько сказала Лоурел подошедшей Тиш.

Майор Баллок безудержно несся дальше:

– «Входите! – говорит он. – Но раньше снимите-ка ваши гнусные белые колпаки, покажитесь! Хочу видеть, кто вы такие, видеть всех до единого!»

– Он никогда не «актерствовал», как он говорил, – сказала Лоурел. – Ни на суде, ни в жизни. Он терпеть не мог «представлений».

– Он сказал: «Прочь в свои норы, крысы!» А они ведь были вооружены до зубов! – крикнул майор Баллок, вскидывая воображаемое ружье.

– Он старается представить отца таким, каким бы ему самому хотелось быть, – сказала Лоурел.

– Ну и Бог с ним, – грустно сказала Тиш, стоявшая рядом. – Не надо портить папе удовольствие.

– Но, по-моему, это как-то несправедливо – именно сейчас, – сказала Лоурел.

– И что же? Он всех их прогнал – вон из города, назад в леса, откуда они выползли. Досталось им на орехи! – разглагольствовал майор Баллок. – О, под покровом скромности он был…

– Но мой отец был и на самом деле очень скромен, – сказала ему Лоурел.

– Милая, что вы говорите? Вас же тут не было, радость моя. Вы сидели себе в Чикаго и рисовали картинки, – возразил майор Баллок. – А я видел своими глазами! Он бросил вызов этим негодяям – пусть бы посмели в него выстрелить! Он обнажил грудь – стреляйте!

– Нет, он вспомнил бы о маме, – сказала Лоурел. И тут же подумала: «А вот мама могла бы… В ней это было, в ней одной».

– Для меня до сих пор глубокая тайна, как он остался в живых, – сухо сказал майор Баллок. Он опустил воображаемое ружье. Он обиделся.

«Как удивительно мало мы знаем о людях, и все же как поразительно много мы о них знаем, – подумала Лоурел. – Все так непонятно».

– Ты как назвал этого человека, пап? – спросил Венделл, дергая за рукав своего отца.

– Замолчи. А то увезу тебя домой и не дам досмотреть до конца.

– Это мой отец, – сказала Лоурел.

Малыш посмотрел на нее, и рот у него приоткрылся. Она подумала, что он ей не верит.

Мужчины все еще разговаривали за зеленым заслоном:

– Клинт разыскивал свидетелей – как всегда, мороки не оберешься, и тут эта негритяночка заявляет: «Мы вот с ним все видели. Он – простой свидетель, а я – недостреленный свидетель».

Все расхохотались.

– «Верно, свидетели бывают разные, – говорит Клинт. – Я-то знаю, кого выбрать. Она – недостреленный свидетель, вот ее я и вызову!» Он во всем умел найти смешное.

– Потом он привел ее сюда, потому что у нас в доме до нее никто не смог бы добраться, – еле слышно сказала Лоурел, оборачиваясь к мисс Адель, которая уже отошла от входной двери: теперь, перед самыми похоронами, все равно никто не придет. – Не знаю, что тут смешного.

– Это, кажется, была Миссури? – спросила мисс Адель.

– И она все это слышит, – сказала Лоурел; Миссури собственной персоной в эту минуту показалась в вихре искр – она стояла на коленях перед камином, поправляя самое большое полено.

– Я всегда молю Бога, чтобы человек себя не узнал, когда другие про него рассказывают, – пробормотала мисс Адель. – Но, по-моему, они почти никогда и не догадываются.

Полено повернулось, как спящий в постели, и отсвет пламени залил всю комнату. Словно прожектором, он высветил в толпе мистера Питтса, взирающего на свои часы.

– Как все нереально, – еле слышно сказала Лоурел.

– Конец жизни человеческой на земле – весьма реальная вещь, – сказала мисс Адель.

– Нет, то, о чем все разговаривают.

– Они просто пытаются рассказать про жизнь человека и что жизнь эта кончилась. А как же иначе, по-вашему?

Здесь, в собственном своем доме, беззащитный перед людьми, которых он знал и которые знали его с самого детства, ее отец – так казалось Лоурел – в эту минуту подвергался самой большой опасности за всю жизнь.

– Да вы слышите, что они говорят?

– У них просто не очень-то складно выходит. Должно быть, оттого, что они думают о вас.

– Они говорят, что он был весельчак. И крестоносец. И ангел во плоти, – сказала Лоурел.

Мисс Адель улыбнулась, глядя в огонь камина.

– Им ведь тоже нелегко. И знаете, Лоурел, их немного подстегнуло чувство соперничества, здесь, в этой комнате, – сказала она. – В конце концов, когда Чизомы свалились нам на голову, нашим захотелось показать, что они тоже…

– Соперничество? При отце, когда он здесь лежит?

– Да люди ведь только люди, Лоурел.

– Но это его дом. И они – его гости. Они выставляют его в ложном свете, они его фальсифицируют, как сказала бы мама. – Лоурел как будто выступала в защиту отца, словно его вот-вот начнут судить, а не просто прощаться с ним в гробу. – Он не позволил бы говорить неправду. Ни за что. Никогда.

– Нет, позволил бы, – сказала мисс Адель. – Если бы правда могла кого-нибудь зря обидеть.

Я его дочь. Я хочу, чтобы сейчас люди говорили только правду.

Лоурел медленно повернулась спиной ко всем и слегка отстранилась даже от мисс Адель. Она скользнула взглядом поверх гроба и посмотрела в другую комнату, библиотеку отца. Его письменный стол был закрыт барьером зелени… Ей были видны только два книжных шкафа позади стола, похожие на два старых заплатанных бархатных плаща, повешенных на стену. Целая полка Гиббона тянулась через один шкаф, как тяжелый пояс. Она так и не прочла отцу ту книгу, которую ему хотелось. Не то она ему читала, не то!.. Она поняла свою последнюю ошибку, и эта ошибка тенью легла на прошлое рядом с другими.

– Ведь могли бы они ради него сделать хоть эту малость – постараться помнить его, каким он был, – сказала Лоурел.

– Какая же это малость, – сказала мисс Адель. – Я всей душой верю, что это главное. – Вдруг ее голос зазвучал предостерегающе: – Полли!

В эту минуту Фэй ворвалась в гостиную. На ней переливался блеском черный шелк. Глядя в одну точку, она пробежала среди расступившихся людей прямо к гробу.

Мисс Адель неприметным, легким движением притянула Лоурел к себе, освобождая дорогу для Фэй.

– Нет! Остановите, остановите ее! – сказала Лоурел.

Фэй добежала до гроба и обхватила подушку.

– Ой, какой же он красивый стал, как убрали эти жуткие мешки и эту жуткую повязку с глаза! – надрывно прокричала она.

– Не тратит времени даром, погодите, вот-вот даст себе волю, – сказала миссис Чизом. – Даже меня не заметила.

Фэй с воплем оглянулась.

Сис, огромная, грузная, поднялась с места.

– Я тут, Ванда-Фэй, – сказала она. – Иди ко мне, поплачь у меня на груди.

Лоурел закрыла глаза, внезапно поняв, почему Чизомы показались ей такими знакомыми. Она могла их встретить и в ту ночь, в больничной приемной, в любую горькую минуту, в прошлом или в грядущем – огромное путаное семейство, скопище людей, которые не могут понять смысла того, что с ними происходит.

– Отойди! Кто это их сюда позвал? – закричала Фэй.

– Я! – сказал майор Баллок, сияя от восторга. – Разыскал без малейших хлопот! Клинт все их адреса записал за день до приезда в Новый Орлеан, в конторе, и мне оставил.

Но Фэй уже повернулась к нему спиной. Она налегла на край гроба.

– Ой, миленький, вставай, поднимись! – затянула она.

– Прекратите же это! – сказала Лоурел, обращаясь ко всем.

– Ничего, ничего, – сказала мисс Теннисон тем, кто стоял у гроба.

– Убивается, – сказала миссис Чизом. – Точь-в-точь как я. Бедная крошка, бедная Ванда-Фэй.

– Ох, судья, за что же ты меня так наказал? – запричитала Фэй, и тут из-за зеленой стены появился мистер Питтс и положил руку на крышку гроба. – Ох, судья, зачем ты ушел, зачем бросил меня одну? Где же твоя справедливость?

– Будьте храбрым маленьким солдатом, – сказал майор Баллок, приближаясь к Фэй, – я уверен, вы все можете.

– Ей-то нужен был такой муж, Ванде-Фэй. Потому и надо бы ему в живых остаться. Конечно, он был обузой, ни на минутку она от него не отходила, да ведь ты бы хоть сейчас опять за это взялась, правда, деточка? – спросила миссис Чизом, тяжело поднимаясь. Она раскрыла объятия и, переваливаясь, пошла к дочери. – Если бы он к тебе вернулся, вот сейчас, а?

– Боже мой, – прошептала Лоурел.

Фэй крикнула прямо в гроб:

– Судья! Ты надо мной надсмеялся!

– Попрощайтесь-ка с ним, да и дело с концом, душа моя, – сказал майор Баллок, пытаясь обнять плечи Фэй и слегка теряя равновесие. – Самое лучшее – поцелуйте-ка его…

Фэй замахала руками, удары посыпались на майора Баллока, на мистера Питтса и на Сис; она чуть было и на мать не набросилась с кулаками. Огрызнувшись на Лоурел, она вывернулась из рук у подоспевшего на помощь пастора и бросилась поперек гроба, вслепую тыкаясь губами в лицо, лежащее на подушке. Но тут мисс Теннисон Баллок силой оттащила вопящую Фэй от гроба и увела в библиотеку, за стену зелени. Позади осталось лежать опрокинутое кресло судьи Мак-Келва.

Лоурел стояла, не сводя глаз с неподвижного лица покойника, а голос миссис Чизом заглушал переполох в библиотеке:

– Вся в мать пошла, в меня. Но я не так-то легко отступилась от ее отца. Меня голыми руками не возьмешь. Я весь дом разнесла, когда меня оттаскивали от гроба.

– А где же доктор? Прячется? – спросила старая миссис Пийз.

– Ничего с ней не будет, – сказал доктор Вудсон. Кроме Тома Фарриса, который сидел и спокойно ждал, и майора Баллока, последовавшего за Фэй, все мужчины сгрудились в прихожей.

– Дайте мне свои ручки, – донесся из библиотеки голос майора Баллока.

– Кусается! – (Сестра Фэй.)

– И неудивительно. Легко ли расстаться с воплощением добра? – (Майор Баллок.)

Услышав его голос из другой комнаты и не видя его, Лоурел поняла, что он здорово напился.

– А почему же он такой злой? – взвизгнула Фэй. – Почему сделал мне такую гадость?

– Не плачь! Сейчас пристрелю гадкого дядьку. Где тут гадкий дядька? – прозвенел голосок Венделла. – Только не плачь!

– Нельзя его застрелить, – сказала Сис. – Я тебе говорю, понял?

– Тряхните-ка ее хорошенько, – рассудительно сказала миссис Чизом.

– Наверно, она давно ничего хорошего не ела, ни домашней еды, ни свежих овощей не пробовала, – проговорила мисс Теннисон Баллок. – Вот и сказалось. Шлепните-ка ее легонько, и все.

На минуту все стихло, и Лоурел в последний раз посмотрела на своего отца – лишь она могла видеть, каким он стал. Мистеру Питтсу удалось добиться только одной иллюзии: казалось, прожитой жизни судьи все еще угрожает опасность. Но ведь сейчас уже все прошло.

– Он любил мою маму, – произнесла Лоурел в тишине.

Она подняла голову; Тиш подошла к ней, встала рядом, Том Фаррис все так же ждал в глубине комнаты. Мистер Питтс терпеливо стоял за зеленью. Когда он вышел из укрытия и приступил к своим обязанностям, Тиш едва заметно подмигнула Лоурел, словно помогая ей снять с себя наконец тяжесть этой крышки, дать гробу закрыться.

Потом мистер Питтс, словно двигаясь силой собственной неуязвимости, провел гроб сквозь расступившиеся ряды и последовал за ним; в мгновение ока гроб был завален цветами. Последней подошла мисс Адель – очевидно, она все время была здесь, сидела в кресле судьи, прислонив усталую голову к старой коричневой спинке.

Лоурел, мисс Адель и Миссури вместе вышли, следя, как выносят гроб. Игравшие во дворе дети и тявкающая собачонка смотрели, как выплывает гроб и как следом выходят люди. Двое детишек забрались на крышу грузовика и махали Венделлу. Руки у них были полны цветов. Они оборвали все «Серебряные колокольчики».

Пресвитерианскую церковь в Маунт-Салюсе выстроило семейство Мак-Келва, и лестницу они сделали самую крутую во всем городе, чтобы не уступала по высоте лестнице ратуши, стоявшей напротив. Лоурел со своего места на скамье, издавна принадлежавшей их семейству, слышала, как семь человек – члены коллегии или их сыновья и Буба Чизом в своей штормовке – вносят наверх неимоверную тяжесть – судью Мак-Келва в гробу. Ей было слышно, как они спотыкаются.

– Отче небесный, да послужит сие напоминанием, что все мы до единого сотворены силой страшной и чудотворной, – произнес над гробом доктор Болт, склонивши голову. Как будто похоже на слова из молитвы, которую судья Мак-Келва произносил перед обедом? Больше Лоурел ничего не слышала. Она смотрела, как доктор Болт продолжает службу, но все, что он говорил, казалось не громче бесшумных движений его носового платка – он все время вытирал лоб, проводил по щекам и снова по лбу.