Текст книги "Мистер Дориан Грей (СИ)"
Автор книги: Каролина Янис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)
***
Через три часа самолёт приземлился на продрогшее шасси аэропорта в штате Миннесота. Сумерки застилали холодный городок Интернашенал-Фолс, растворяя в своих тёмных красках покрытую обильной позёмкой землю, крыши невысоких многоэтажек, верхушки елей и деревьев, листьям которых погодные условия не дали даже начать зреть. Третий месяц весны, а белые мошки, бесконечно стремящиеся закончить жизнь на нашей планете, летели и летели вниз, с грустной и грубой грациозностью. Я прилетел сюда раньше, чем весь актёрский состав, но мёрзнуть в аэропорту у меня не было никакого желания. Я отправился в захудалый городок практически деревенского масштаба, задаваясь вопросом: куда только не заносит «Арт Миграция»? Лично мне казалось, что именно из таких городишек в большие мегаполисы должны приезжать актёры, но никак не наоборот. Видимо, это и есть та самая безжалостная плата за то, что ты актёр.
Даже горячие напитки здесь ледяные. Стаканчики, пахнущие дешёвым картоном, но никак не кофе из автомата. Недолго думая, я решил не ждать прибытия Лили в аэропорту, а сразу поехал в отель. «Какого чёрта я здесь вообще делаю? Что заставило меня сорваться следом за ней сюда?!» – задавался я вопросом. Передвигаясь в автомобиле по раздробленным дорогам, я разговаривал с негодующим Марселем, который до этого звонил мне раз десять. Его злило, что я сорвался и уехал, никого не предупредив, а ведь у него серьёзное дело ко мне… Я дал ему «добро», пусть так будет.
Администратором на ресепшене оказалась прескверная, недружелюбная женщина. Приложив немалое количество усилий, я всё же дозвонился Гарри и попросил сказать этой мадам с криво накрашенными красными губами, что я одно из ведущих лиц театра, и что она обязана была внимательно изучить список. Замдиректора пришлось выслать его по e-mail повторно. Когда она, спустя полчаса, как сонная муха, изучила двадцать фамилий, мною был получен ключ от номера 389. Нагло смотря на меня через окуляры кота Базилио, женщина сквозь вставленные зубы процедила:
– К вам подселение будет…
– Знаю, – резко сказал я, – Лили Дэрлисон.
– С чего вдруг?
– Моя девушка, – холодно бросил я и положил ключ на ресепшен.– Отдайте его ей, когда она приедет, а мой багаж я пока оставлю здесь. Запишите себе: Лили Дэрлисон, – произнёс я решительным тоном, обрывающим всевозможные препирательства и возражения. Эта, средних лет дама, была шокирована и несколько раздражена тем, что я заткнул её, не прилагая особых на то усилий, но оспорить она ничего не могла.
Я понимал, на какой обман иду, но лучше я буду с ней в одном номере, чем какой-то гей-актёр. Я не подозревал, какую реакцию увижу на свой сюрприз-приезд, но я был рад, хотя бы просто тому, что сегодня её увижу. Она хотела, чтобы я продолжал «совершенствоваться»? Я делаю это.
До её приезда в отель, я решил прогуляться и разведать обстановку: что здесь есть, чего нет. Хотя, внутренне, я прекрасно осознавал и сам, что в этом городке превалирует последнее. Взяв местное такси с чрезвычайно неумелым водителем, я смог объехать эту великолепную провинцию вдоль и поперёк за час. Видел и не самый величественный театр, и какое-то кафе на маленькой набережной у речки, и пару супермаркетов, в одном из которых даже продавали цветы. Бордовых лилий, к своей же скорби, я здесь не нашёл, но не поскупился на целую корзину белых, стоящих в этом ледяном мини-царстве, в три цены. Когда я хотел купить шампанское, – ассортимент которого был прескверно скудным, – мне на счастье попался некий мистер Фолк, который, представившись, рассказал, что его брат работает на винном заводе и переправляет ему для розничной продажи несколько бутылочек каждый месяц. Таким образом – я не отоваривался ни разу в жизни. Но бутылку сухого красного вина я у него взял, прямо из багажника в машине, в которой он перевозит этот свой товар, аккуратно упакованный в плотные небольшие коробки. Я, сопереживая, спросил:
– Не боитесь, что вас могут посадить за незаконную торговлю?
– В нашем городе я главный поставщик нормальных фруктов и алкоголя, сэр Грей. Мне ничего не страшно, – посмеялся он, расправляя свои белоснежные усы. Мне осталось лишь улыбнуться ему в ответ и попросить номер телефона, на всякий случай.
Было только шесть часов вечера, но этот город казался царством вечной ночи. Примерно прикинув, я решил, что самолёт с труппой самого лучшего театра в Сиэтле, уже прибыл. Сев в такси, я за десять минут добрался до отеля. Там, я взял чемодан в одну руку, а лилии с шампанским в другую. Несколько помедлив, я поднялся по ступенькам на третий этаж и пару раз постучал в дверь номера. Мне было отчего-то страшно, снова, сердце тарабанило, как заведённое.
– Господи… Я иду! Иду! Ника, мы же договорились, что ужастики после душа…
Я услышал её голос и ощутил, что всё во мне перевернулось. Сердце упало, когда она открыла дверь и увидела на пороге меня, окаменевшего от её красоты: усталых глаз, приоткрытых губ, волос, разбросанных по плечам, и этого мило болтающегося на ней свитера. Она, вместо тысячи слов, рассмеялась, и, потирая свою красивую ключицу, стала отступать назад, пропуская меня.
– Привет.
– Вот, как выглядит мой парень, – расплылась она в ухмылке.
Я широко улыбнулся Лили в ответ. Чёрт! Я как-то не подумал о том, что эта мамзель раскроет меня. Хотя, глупо было не догадаться… Поставив свою небольшую дорожную сумку рядом с красным компактным чемоданчиком Лили, я вновь взглянул на неё.
– Я была уверена, что странный администратор видит демонов, преследующих меня, но ошибалась…
– Да, она видит дьяволов, а не демонов… Это тебе, – я протянул ей корзину с белыми лилиями.
Она нежно улыбнулась и, неловко опустив глаза, приняла их. Осторожно вытащив цветы, прижалась к лепесткам, вдохнула аромат, поглаживая поочерёдно каждую головку цветка. В этот момент я подумал, что если бы и мог влюбиться в неё, то сделал бы это именно сейчас.
– Я хотел, традиционно, бордовые, – Лили чуть вздрогнула, садясь на маленький диван, стоящий в паре метров от подножья двуспальной кровати, – Но, к сожалению, здесь таких нет.
– Спасибо тебе за это… ты очень меня порадовал, – она, сделав усилие, улыбнулась бледными губами.
– Ты выглядишь уставшей.
Поставив бутылку вина на маленький журнальный столик, я сел на край дивана рядом с ней. Она следила за каждым моим движением, прижимая к себе цветы.
– Ты будешь в этом номере… со мной? – тихо спросила она.
– Да, – произнёс я, чуть хмурясь. – Мест, к сожалению, здесь больше не было, а я…
Я осёкся, когда она посмотрела глубоко в мои глаза. Привстав, я снял с себя демисезонный белый плащ, только сейчас понимая, что продрог.
– Ты? – робко попросила продолжить она.
– Я… решил совершенствоваться.
Лили склонила голову набок, приподняв уголки губ. Глядя в это полудетское лицо, с мудрыми карими глазами, – с зеленовато-жёлтыми крапинками, – я осознавал, что открываю её для себя совсем по-новому. Такую домашнюю. Уставшую. Без макияжа. Без грима. Какая же она прекрасная в этой своей естественной бледности. До чего же правильные и чёткие у неё черты!..
Лили долго, молча смотрела в мои глаза.
– Мне было так плохо, – прошептала она, морщась, – Я впервые летела на самолёте. Это было ужасно.
– Почему ты… не сказала им, что…? – я пытался подавить в себе гнев, сжимая кулаки.
– Я не знала. Как я могла сказать? Да, я боюсь высоты, но не настолько, чтобы подводить людей. Я представить не могла, что небо это… так ужасно.
– Лили, я… поражаюсь тебе, – пытался перестать негодовать я, – Не небо ужасно, а ужасно неумение заботиться о себе и своём благе. Тебе надо раньше лечь спать. Иди в душ. Я поставлю цветы…
– Эй, не помни мои лилии!.. И чего это ты командуешь? Опять за своё, мистер Дориан Грей?
– Это я ещё не командую, – ухмыльнулся я, – Я лишь прошу тебя принять душ и пораньше лечь спать.
Лили встала с дивана и с вызовом посмотрела в мои глаза.
– Может, я сама решу, что мне делать?
– Только тогда, когда я этого захочу, – нагло сказал я.
– Да ты!.. – Лили негодующе стиснула челюсти, – Я даже не хочу больше говорить с тобой! Ты совершенствуешься только тогда, когда твой рот закрыт, – схватив полотенце с дивана, с громким хлопком закрыла за собой дверь.
Я шумно выдохнул, осторожно поправил букет цветов в вазе, мысленно повторяя себе: «я знаю, что делаю». Но если честно – «нет, я понятия не имею». Что только что во мне проснулось к ней? Чувство заботы? Тогда почему она воспринимает его в штыки? Чёрт подери, почему я всё делаю не так, как нужно?! Я потёр руками лицо. «Она остынет, Грей», – успокаивал себя я, – «Она устала, а ты ей хамишь, у девочки „лайнерная“ болезнь и ей сейчас не до твоей странной манеры флирта». Переведя дыхание, я начал стягивать с себя свою чёрную утеплённую водолазку. Сложив её, я достал из своей сумки удобный комплект Adidas и начал разминать шею. Моя спина, будто бы, встречала направленные на неё лучи солнца – так жгло… от взгляда Лили. В раздумьях, я совсем не услышал, как она вышла из душа, выключила воду и вот… Здесь, предо мной. Она. На ней был просто сногсшибательный костюм из чёрного гипюра – невероятно короткие шортики, топ на тонких бретельках, полупрозрачный в зоне живота. Я сглотнул, обернувшись к ней всем корпусом, и заглянул в глаза. Она медленно продолжала вытирать полотенцем влажные волосы. Когда я сделал шаг в её сторону, она встряхнула полотенце и принялась его складывать.
– Милая пижамка, – улыбнулся я.
– Вообще-то, я не думала, что буду в этом номере с совершенно посторонним мужчиной. Если бы знала, то подыскала бы себе нечто менее сексуальное… Хотя, это трудно, – пожала она плечами, – У меня всё бельё такое, – она посмотрела мне прямо в глаза. Дрожь прошла по спине.
– Коллекционируешь? – отчего-то хриплым голосом спросил я.
Её глаза внимательно изучали мою грудь, пресс. Она подошла так близко ко мне, что я не мог не чувствовать её горячее дыхание.
– Ношу, – я смотрел сверху вниз в её глаза. И терял связь с мозгом.
– Вижу, – сглотнул я, – Ложись спать… Ты… устала.
– Дориан, расслабься, – шепнула она, встав на носочки, и поцеловала меня в щёку, – Ты принёс вино. Иди в душ, а потом возвращайся и мы выпьем. Хорошо?
В моей груди всё перевернулось, место поцелуя горело. Её глаза были так близко к моим, от её тела шёл жар, накопленный горячими струями душа. Она пахла жасмином и цитрусом, – у неё изумительный вкус даже на гель. Я почувствовал, что хочу поцеловать её. Это чувство было таким острым, что горло пересохло. Я не мог ничего ответить, только кивнул ей и пошёл в душ, взяв полотенце к одежде, которую держал в руках.
Стоя под прожигающими струями, я стискивал зубы и тёр обеими руками лицо. Я сам пошёл на эту муку, я сам подписал себе этот приговор быть с ней рядом, так близко. Однако я с ужасом для себя принимал факт того, что в этой смертельной близости рядом с ней, мне намного легче дышать, передвигаться и чувствовать. С ней будто есть свобода, будто у неё ключи от всех дверей, в том числе и от меня самого. Я тёрся мочалкой до скрипа, пытаясь привести своё размягчённое тело в чувство. За что мне досталось это страдание? Эта девочка – наваждение, только и всего, но почему столько эмоций и мыслей? Ещё немного и они свяжут мне петлю, в которую Лили мне поможет просунуть голову, прося склониться к её манящим губам…
«О, Господи, Дориан, хватит!»
Тщательно высушив тело и волосы полотенцем, я оделся и вышел из ванны. В комнате было странно тихо… Я непроизвольно улыбнулся, когда увидел Лили, уснувшую на диване, не в самой грациозной позе. Она была ещё больше похоже на ребёнка, такая умиротворённая, безмятежная. Вино она успела открыть – чайная чашка была наполовину пуста. Я убрал покрывало с постели, отодвинул одеяло. Бесшумно подошёл к ней, со всей осторожностью взял на руки – и остро почувствовал, как дрогнуло моё сердце от дежавю, – положил на постель, поправил подушку под её головой. Она приоткрыла глаза, громко выдыхая.
– Дориан…
– Спи, спи, – шепнул я, накрыв крошку одеялом.
– Ты будешь спать? – сонно бормочет она. Я улыбаюсь, ложась рядом на другую сторону постели и смотря на неё. – Будешь? – ух, настаивает!
– Нет. Я буду смотреть на тебя, – шепчу я.
– Только после того, как наденешь повязку на глаза, – она шире приоткрывает правый глаз, совершенно сомкнув другой.
– Тебе жалко? Я ведь хочу полюбоваться, – сдерживаю смех я от её полуспящего личика.
– Чему ты полюбуешься? Тому, как расширяются мои ноздри? – я уткнулся в подушку, предупреждая смех.
– Ох, Лили, – я провёл рукой по её щеке, когда её глазки совсем уснули, – Я полюбуюсь на то, какая ты настоящая, спокойная, расслабленная… И на то, как ты молчишь, маленькая острячка.
Я с улыбкой смотрел на неё: она спит, спит так безмятежно рядом со мной. Я не смог сдержаться и не погладить её шелковистые волосы, её лицо снова было так близко к моему. «Лили», – шепнул я её имя в звенящую тишину комнаты. Мне показалось, что она улыбнулась в сумрачном свете ночника. И улыбнулся на эту улыбку. Сглотнув, я пристально смотрел на её губы, веки, локоны, лежащие на груди и на плечах. «Только бы не засыпать, только не засыпать», – шептал себе я, ощущая волны тепла и покоя, обволакивающие каждую клеточку тела. Моё дыхание уравнивалось с её дыханием, глаза застилал её спокойный сон, уши ласкало сопение… Это самый прекрасный звук, Лили Дэрлисон, ваш самый прекрасный звук. Дрожь пробежала по моей спине. Я гладил её пальчиком по нежной коже, не тревожа сна. Я хотел стать частицей этих бледных рук. В эту секунду, я вдруг подумал, а чтобы было со мной, если бы эта девочка влюбила меня в себя, влюбилась сама, а потом… потом ушла к другому? Потому что в ней перегорело. Потому что она со мной устала. Потому что ей со мной больно, тяжело, скучно. Потому что она перестала желать меня, перестала получать удовлетворение от нахождения вдвоём. Потому что ей со мной… надоело. Я зажмурился, будто это со мной уже случилось. Снова смотря на неё, я шептал: «Пусть всё остаётся как есть». Глаза мои закрывались, сознание уплывало совсем далеко, но её образ меня не отпускал.
…Проснулся я, когда едва светало. 5:39, бесспорно и естественно. Я плотнее укутал в одеяло Лили, она повернулась на другой бочок и замычала. Я поцеловал её в сонную щёчку и… Резко отдёрнулся. Мне хотелось дать себе пощёчину! Что за?.. Я просто ещё не проснулся. Вот в этом и есть весь курьёз… Встав с постели, я потёр руками лицо и как можно более неслышно прошёл в душ. Освежившись, я оделся и, закрыв дверцу номера, спустился к ресепшену и спросил насчёт room-service, действует ли он и если да, то почему нет телефона, по которому можно связаться с персоналом. На это женщина с кривоватым ртом сказала, что «некоторое время услуга будет приторможена». Тогда я моментально вспомнил о Фолке, который привёз деликатесы в этом зимнем городе прямо к отелю. Погода ночью была ещё более скверная, чем вчера. Сыпал снег с дождём. Утром осадков не было, но слякоть и грязь с мокрым снегом покрывала улицы. Забрав пакет привезенный Фолком, я влетел обратно в отель, на нужный этаж, и остановился, когда увидел, что у двери нашего номера стоит девушка.
– Доброе утро, – любезно поздоровался я, открывая дверь номера.
Она шокировано моргала, приоткрыв рот, смотрела на меня.
– Доброе, – наконец выдавила длинноногая особа, – Я Ника, хотела позвать Лили завтракать… Вчера я стучалась прийти посмотреть что-нибудь страшненькое, но никто не открыл… И думала, всё ли нормально?
– Всё замечательно, – ухмыльнулся я, подмигнув, и закрыл за собой дверь.
Физиономию этой девушки нужно было видеть… Если Лили Ника устроит допрос по поводу меня, я пойму, что это – моя вина. Я как можно более бесшумно достал фрукты из пакета: больше всего меня впечатлило, где Фолк добыл такие огромные гранаты в мае: кровавого цвета, тяжёлые, крепкие?.. Одну из голов – я просто разрезал напополам, второй, порезал как цветок и разложил на поднос. Третий просто положил рядом, сделав небольшой надрез. Другие ягоды: виноград и клубнику – я решил помыть. Закончив, более-менее красиво разложил их на тарелку, и вышел в комнату. И узрев её, замер.
Лили… Она, такая сонная, встрёпанная, сидела на постели, залитой тусклым солнечным светом. Её взгляд был направлен на столик, где лежал гранат. Она щурилась, тёрла глазки, наверняка думая, что пред ней мираж. Увидев меня, она откинулась на подушку, и с улыбкой промычала, закрывая руками лицо, смущаясь.
– Когда дьявол успел слетать в Африку? – выгнула она бровь, хрипло смеясь, – Откуда это всё?
– Секрет фирмы.
Поставив тарелку с виноградом и клубникой перед Лили, я взял надрезанный гранат и разломал его, чуть напрягшись, пополам. Сок брызнул на пальцы, аромат стрельнул в воздух. Свежий, сочный, манящий своим запахом… как и эта девочка, сидящая на постели. Я посмотрел ей в глаза.
– Силач, – шепнула она, сглотнув.
Я медленно подходил к ней и она, также неторопливо, садилась на кровати. Я уместился рядом с ней, так близко, как ещё позволяло приличие.
– Ешь, – я смотрел в карие омуты и поднёс к её губам половину крупного граната.
Она хотела взять ягодку пальцами, но я с улыбкой отодвинул от неё желанный плод, дразня. Она склонила голову набок. Ухмыляясь, я поднёс сладость к её губам. Лили нежно обхватила обеими руками моё запястье и ладонь, заставив вздрогнуть. Приоткрыв рот, она вонзила зубы в кровавые бусинки, – раздался хруст, сок брызнул на её губы, подбородок, шею – от этого зрелища я чуть ли не потерял сознание. Она с мычанием и хрустом прожёвывала семена. Облизнув губы, глядя прямо в мои глаза, она утёрла тыльной стороной ладони подбородок, и снова взяв мою руку, прижалась губами к другим ягодам и откусила ещё. Я смотрел на неё, как зачарованный, не моргая и не произнося ни единого слова. Мне хотелось поцеловать её губы, выпить из них гранатовый сок и вкусить лично её. Этот малиновый рот, который снова прижимался к гранату. Я знал, чувствовал, так ей есть – ещё не приходилось… И вряд ли, когда-нибудь, мужчина так пристально наблюдал за тем, как она: сексуальная, растрёпанная, ест гранат, сводя с ума. Смотря мне в глаза, она откусила его ещё раз. В её взгляде был такой вызов, что мне просто немыслимо хотелось её… Её. Лили медленно облизала свои пухленькие губки, сглотнув, и убрала руки с моей руки, нежно соскользнув по ней вниз своими ладонями. По телу прошла мелкая дрожь.
– Было сладко, – прохрипела она.
– Я по-другому не могу, детка.
Лили долго смотрела в мои глаза, потом опустила взгляд на губы. Мне так хотелось, чтобы она плюнула на все запреты и сделала это сейчас! Поцеловала меня. Сделала то, что хотела ещё в клубе, но ни одного шага, кроме того, как взгляд на мой рот, она себе не позволяла. «К чёрту!», – подумал я, и хотел было напасть на её губы, резко потянулся, почти прижался, но – чёрт подери! – в миллиметре! – нас остановил звонок её мобильника.
– Вот херня, – шикнул я в сторону, заставив Лили шумно улыбнуться.
Она быстро облизала губы и чуть отшатнулась от меня. Дрожащей рукой нашла на тумбочке мобильник, и, прочистив горло, ответила:
– Да… Доброе утро, мистер Ривз. Да, я уже не сплю и про репетицию помню, у меня… кажется, ещё есть время, верно?.. Тридцать минут? Хорошо, хорошо, я…
Не договорив, она выключила мобильник и ловко слезла с кровати, помчалась, перешагнув через меня, в ванну. Затем вернулась, взяла сложенную одежду, и так неожиданно – порывом, как и всегда, – подбежала ко мне, звонко поцеловала в щёку, шепнув:
– Спасибо.
И снова упорхнула, не дав мне ничего сказать. А я и не мог ничего сказать. Я лишь откусил гранат, стараясь погасить пожар, что взыграл в моей крови снова. Мне нужно вывести этот яд из себя. Яд желания видеть Лили Дэрлисон каждую секунду своей жизни. Я даже не мог догадываться, как это возможно сделать. И у меня не было никаких предположений. Чёрт подери, я был в шаге – в одном единственном шаге от своей цели! – и всё оборвалось благодаря чёртовому звонку мистера Бредли Ривза. Это мука – быть без неё. Быть с ней и быть в отдалении – ещё больший ад. Если я утрачу шанс овладеть ею снова, я сойду с ума.
Я, чтоб меня, сойду с ума!
Лили
После репетиции на холодной сцене провинциального театра я почувствовала себя так плохо, что не могла не пожаловаться режиссёру-постановщику. Голос у меня охрип, а тело ломило. Бредли Ривз, как жестокий и непреклонный режиссёр, наорал на меня, пообещав, что я вылечу из всех его постановок, если не сделаю, что требуется от актрисы – сыграть. Я была в некоторой степени раздосадована тем, что рядом не было Дориана. За последние сутки я начала открывать его для себя с другой стороны. Дориана, которого нельзя бояться, а в которого можно только влюбляться и… И здесь этот режиссёр всё испортил. Он сам, сам потянулся к моим губам, а я… Боже, боже мой! Как же он заботился обо мне. Прилетел сюда раньше. Цветы, фрукты, вино и он, который из высокомерного дьявола превращается в принца. Господи, хоть бы не влюбиться, хоть бы не в него, потому что он и я, мы… это так невозможно!
Несмотря на заполненную мыслями голову и лихорадочное состояние, я вышла на сцену. Я в который раз убедилась, что она меня лечит. Мне кажется, внутри каждого артистичного человека живёт маленьких добрый гном, который появляется всякий раз, когда он оказывается в центре внимания, чтобы показать людям искусства. У настоящего актёра, артиста – мне не раз приходилось это наблюдать, особенно в театре, – меняется даже взгляд, когда он в образе. Не он вживается в образ, а образ входит в него. Я ни мало хлебнула на этом поприще – унижение, кулисье и его интриги, год игры в пустом зале. Это закаляет, но это приносит столько разочарования в мечте, в самой себе, что трудно удержать собственную психику в нормальном состоянии. Актёрская душа тонка не потому, что он с такой родился. Она истончается за каждую потерю и болезненный укол в стенах того театра, которому артист мечтает посветить талант и жизнь…
Последний акт. Я просто должна лежать мёртвая, ожить от поцелуя, увидеть смерть любимого и убить себя. В каждое из этих действий уйдёт по частичке души, весь мой талант и море усердия. Поправив грим «бледной поганки», я быстро проскользнула за кулисы. В этом холоде, от которого сводило конечности, я должна остаться в одном-единственном тоненьком платьице, а затем лечь на ледяной гранит, накрытый неким подобием одеяла, в выстроенном на сцене склепе Капулетти.
– Давай, давай, Лили, третий звонок, снимай к чертям свой тулуп, – Бредли стянул с меня мою куртку, заставив промычать от холода и досады.
Нос заледенел моментально, всё покрылось мурашками. Я уже было хотела идти ложиться, как вдруг…
– Разуйся, Дэрлисон.
– Мистер Ривз… Моих ног не видно в этом платье. Вы хотите, чтобы я действительно слегла, только с воспалением лёгких? – вскипела я.
– Разуйся, Дэрлисон, – повторил он как робот.
Я закусила губу. Мне хотелось убежать, крикнуть ему: «Урод!» и больше не иметь с ним никакого дела. Но я знала, что Дориан здесь. Я видела его. Он обязательно всё узнает, выгонит из театра Бредли, тем самым вмешавшись в мою карьеру, которая предусматривает собой эти «огонь и медные трубы». Под уничтожающим взглядом режиссёра, я быстро разулась и, скручиваясь от холода, побежала в сторону декораций. Когда моя спина опустилась на ледяную поверхность, я стиснула зубы, чтобы не вздохнуть слишком громко. Руки непроизвольно легли крестом, а глаза закрылись. Я чувствовала, как дрожу. Холод сушил губы и резал без ножа вдоль всего тела. Приоткрыв затуманенные слёзной пеленой глаза, я смотрела в потолок. Свет в той зоне, где лежу я, погас. Занавес открылся. Световой луч сопровождал драку Ромео и Париса, я молилась каждую секунду, чтобы он быстрее убил его. Убей, убей, мне так холодно. Я сжала руку в кулаки, воспользовавшись темнотой. Уверена, я уже без всякого грима похожа на мертвеца. Я решила не думать об этом, ничего тут не поделаешь, не сейчас… Я буду думать о Дориане. Да. О нём.
Когда я собиралась в театр, он ждал меня у двери в номер. Такой красивый, в своём белом плаще и синих джинсах, под цвет его завораживающим глазам. От них по спине бежит мороз более безжалостный, чем от того гранитного подобия гробницы, на которой я лежу. Он ободрял меня всю дорогу, шутил, рассказывал о миссис Айрин Грей, когда я выразила ею своё восхищение, сказав, что понятия не имею, как она всё успевает. В одном из Старбаксов мы взяли по капучино и двинулись к театру, так как садиться обратно в такси и стоять в пробке нам уже не хотелось. Разговаривать долго мы уже толком не успевали. Когда мы шли по заледеневшей площади к театру, он держал меня за руку и каждый раз, когда я думала, что упаду, он удерживал меня, хватал за талию и, смотря прямо в глаза, строго говорил: «осторожно, Лили». От этого мне снова и снова хотелось поцеловать его. И я не могла в эти секунды не вспомнить, как во время «гранатового утра» он почти поцеловал меня: с каким порывом, как быстро он склонился ко мне, желая моих губ… Но Бредли Ривз, чёрт бы его взял.
Я сыграла последнюю сцену, как прожила. Дрожа изнутри от чувств и холода, от эмоций и взглядов в зале. Вонзив кинжал в себя – в пенопласт, привязанный к талии под тонкой тканью платья, – я упала ничком на «бездыханную» грудь Ромео и закрыла глаза.
Аплодисменты громким рокотом пронеслись по залу. Занавес закрыт. Ромео хватает меня за руку, другую берёт Парис, и мы выходим на поклон с другими актёрами. Только сейчас я ощущаю, что моё тело ватное, а сама я как в полутьме.
Дориан! Я вижу его, с бордовыми лилиями. О, его горящие огнём глаза. Всё моё тело вздрагивает от его взгляда и чего-то ещё. Я подхожу к краю сцены, несмотря на то, что боюсь высоты, наклоняюсь за букетом… За какую-то секунду, за одно несчастное мгновение понимаю, что далеко не в порядке. Ничего не могу произнести, выдавить из себя, и последнее, что вижу, так это руки Дориана, которые выпускают цветы…
…Тепло. Это первое, что я чувствую. Слышу отдалённые голоса и вздрагиваю, когда узнаю его. Осторожно, чуть щурясь от света, открываю глаза, краски смешаны, но силуэты различить могу. Закрываю глаза и медленно открываю их снова. Облизываю губы, ощущая пот на висках. Я в отеле – это точно. Притягиваю одеяло к себе и вижу Дориана, что с крайней заботливостью заглядывает мне в глаза и молча подносит к губам стакан воды. Я с благодарностью смотрю в его глаза и делаю пару мелких глотков, смочив сухие губы. Выдохнув, еле слышно шепчу:
– Что со мной?
– Нервное перенапряжение, теперь установили точно, – говорит Дориан.
– Были ещё варианты?
– Я испугался, когда сказали, что это похоже на микроинсульт, – произнёс он, хмурясь. Я вздрогнула.
– У моей мамы такое было в молодости, – шепнула я. – Микроинсульт. Сейчас всё хорошо, но… Ей тогда было двадцать девять, всё произошло на моих глазах. Я была пятилетней девочкой. Я помню, что плакала, кричала, рвала на себе волосы и пыталась открыть маме глаза. Думаю, что… Большего ужаса я не испытывала за все свои двадцать три года.
Дориан нахмурился, сглотнув, и крепко сжал мою руку. Улыбнувшись, я пожала в ответ его ладонь.
– Это перенапряжение. Холод, волнение. У тебя очень чувствительная нервная система. Хорошо, что это я со своей реакцией подошёл с этими лилиями. А-то кто бы тебя поймал? – прошептал он. Я с благодарностью сжала его руку. Недолго помолчав, он коротко и сухо добавил:
– Бредли Ривза я уволил.
– Дориан…
– Не спорь, Лили. В вашем театре есть режиссёры и получше.
– Откуда ты узнал, что мы были… в разладе?
– Девушка, которая была у вас в массовке, в синем платье…
– Ника, – кивнула я.
– Ника. Она мне рассказала, как он с тобой обращается. Тебе и перед спектаклем было не хорошо, как выяснилось, а этот, – он прервал себя, нарочно кашлянув, – Почему ты не сказала мне?
– Что?
– Что тебе плохо?
– С тобой мне было хорошо.
Выпалив это, я покраснела, как варёный рак. И сглотнула от того пристального взгляда, которым Дориан прожигал меня насквозь. Он смотрел, вместо тысячи слов. Я хотела, чтобы он так же, молча, не произнеся ничего, начал целовать меня. Так, как чуть было не сделал этого утром. Я смотрела в его глаза, не прерываясь ни на секунду, как бы прося, «пожалуйста». Дориан медленнее, чем в прошлый раз, начал склоняться ко мне, чтобы наверняка убедится, что помех не будет. Я улыбнулась, вспомнив его реакцию на звонок моего мобильника и когда он, изумлённый, прекратил склоняться ниже, я схватила его за шею и потянула к себе, наши губы и подбородки соприкоснулись, неся импульс вдоль моего тела, но…
– Твою мать! – не выдержал Дориан, заставив меня расхохотаться.
В комнату вошёл маленького роста швейцар, с неестественно рыжими усами и с отвратительным произношением:
– Принёс вас букетик. Просить получить.
– Спасибо. Просить уходить, – огрызнулся Дориан, смотря на розы, которые тот бережно поставил в вазу.
Я не могла прекратить смеяться. Дориан, сдерживая широкую улыбку, смотрел на меня.
– Откуда звук? – спросил он, хмурясь и выпрямившись во весь свой гигантский рост.
– Прекрати смешить меня! – сказала я, схватившись за живот.
Он пошёл в сторону ванны, взяв полотенце. Остановиться мне было не под силу, даже когда слёзы собрались в глазах от непрекращающихся щекочущих судорог внутри, заставляющих смеяться. Дориан вернулся и смерил меня пристальным взглядом. Я укусила губу, потирая горящие от смеха и смущения щёки. Так, всё, вдох-выдох, Лили.
– Да, я могу шуметь подобным образом в постели, – улыбнулась я. Дориан теперь смотрел на меня абсолютно серьёзно, без намёка на улыбку. Дрожь прошла по телу. Он медленно подошёл к постели и сел напротив меня. Я сглотнула, поднявшись с подушки и прошептала:
– Не смотри на меня так.
– Как? – он склонил голову набок.
– Как тигр на мясо. Иди, куда шёл, – я положила руку ему на грудь и чуть толкнула. Он пристально смотрел на мои пальцы. Он что, их впервые видит?
«Круто, да?! Дориан, не поверишь, их целых пять!»
– Я хотел принять душ… может, всё же, потом, я покажу, насколько шумным я бываю в постели? – он выгнул бровь.
Я почувствовала, что всё во мне вспыхнуло. Дыхание шевелило грудь так, будто это парадный флаг. Голос мой оседал, но я взяла себя в руки и, прочистив горло, еле слышно произнесла:
– Лучше утопись там, сладкий.
– Я уже для тебя «сладкий»? Прогресс, – ухмыльнулся он и подмигнул.
Всё, что ниже живота заныло на эту ухмылку. Господи, нет. Я проводила его пристальным взглядом до двери в ванную и откинулась на постель, смотря в потолок. Мне никогда так остро не приходилось ощущать того самого желания, которое я ощутила сейчас, каждой занывшей мышцей в теле. От стыда перед самой собой, я плотнее укуталась в одеяло. И лишь сейчас поняла, что в чёрной майке Дориана от Adidas. Это значит, что он меня переодел? От этой мысли я покраснела до самых ушей! Слава Богу, завтра мы улетаем и всё войдёт в свою колею… О, нет. Улетаем. Я сморщилась заранее.
