Текст книги "Мистер Дориан Грей (СИ)"

Автор книги: Каролина Янис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)

– Тогда откуда ты узнал о Джессике?

– Я стал невольным свидетелем разговора Марселя с тобой, по мобильнику, – широко улыбнулся он.

– Вот как, – кивнул я.

– Именно. Значит, ты оставил былую любовь ради молодой и свежей?

– Нет, я оставил былую похоть, потому что устал от неё. А насчёт этой… «молодой и свежей», благодаря тебе, дед, у меня очень много мыслей в голове.

– Дориан, – начал он, вздохнув, – Работа актрисы дарить себя миру. Ни одна талантливая личность никогда не сможет принадлежать кому-то одному. Почему браки с творческими людьми чаще оканчиваются крахом?

– Большинство браков оканчиваются крахом, – бесцветно произнёс я.

– Потому что творческих людей больше, чем адекватных и умных, Дориан. Связывать свою жизнь с человеком искусства… Как по мне, ошибка.

– Мама танцовщица, ставшая создательницей одной из самых престижных академий в мире.

– Ей повезло, что в неё влюбился именно твой дурак отец.

– Дед… А Ана? Она закончила литературный факультет…

– Однако она не сумасшедший прозаик, – улыбнулся он.

– Что ж, спорить с тобой бессмысленно, поэтому я брошу эту затею, – произнёс я, опрокинув в себя очередную рюмку, – Надо работать.

Я встал и прошёл к своему рабочему месту. Пробежав глазами по заключительному листу отчёта, я коротко оставил свою подпись и расшифровку под ней. Снова взглянул на дату. Внутри мне было гадко, то ли от алкоголя, то ли от мыслей о тяжелой актёрской стезе, «прелести» которой я не могу исключить из жизни Лили, практически ничего, совершенно ничего не зная о ней.

– Ты совсем скис, – склонив голову набок, произнёс Кристиан, – Я выпью твой кофе, ты не против?

– Конечно не против, – кивнул я.

– Дориан, я могу ошибаться. Не делай поспешных…

– Я знаю, дед, всё нормально. Я просто даже не задумывался об этом, – спокойно произнёс я, – Мы познакомились около месяца назад, с тех пор ни разу не контактировали. Да и особенным желанием, признаться, я не горю.

– А горел?

– Не могу ответить на этот вопрос, я… ко всему относителен. Дни прошли как в тумане, в котором ничего нельзя разобрать. Мне кажется, что ты прав.

– Время покажет, кто из нас прав, – улыбнулся Кристиан, встав. Он пожал мне руку, когда я проводил его до лифта, помог надеть плащ.

– Софи ожидай ближе к вечеру. Она обещала сегодня заехать, навестить деда. Я отправлю её к тебе, ибо вы молодые, продвинутые, сами можете управляться со своей судьбой так, как вам заблагорассудится. Твоя задача настроить рассудок этой блондинки на благо, ты меня понял?

– Понял, понял, – улыбнулся я, обняв его.

Кристиан Грей почтительно кивнул мне, а затем, озорно подмигнул Оливии, которая привстала со стула, облокотившись на ресепшен, чтобы облюбовать своим вниманием деда. Он, самодовольно смеясь, зашёл в лифт и скрылся через несколько секунд за его дверьми. Я с минуту простоял неподвижно, смотря в никуда. Медленно обернувшись, я зашёл в кабинет и, закрыв дверь, уместился на кожаное кресло. Взяв мобильник, я набрал номер старого-доброго Гарольда, благодаря которому, однажды на достаточно долгое время, вошёл в мир обворожительной Лили Дэрлисон.

– Гарри, я сегодня не приду, – сказал я, когда приветствия и вопросы о самочувствии, а также обо всём прочем, остались позади.

– Это я понял.

– Почему? – нахмурился я.

– Потому что Лили сегодня не играет, разве ты не знаешь? – сердце внутри меня замерло, я испугался этого чувства, и резко покачал головой.

– Я не знал… А что случилось?

– Бог с тобой! Ничего, соответствующего твоему убитому тону. Мисс Дэрлисон, мистер Ривз и мистер Кэллин сегодня отправились в турне по Америке, – засмеялся он, – Спектакль «Двое в спальне» требуют зрители с разных уголков нашей державы.

– Вот как, – я сглотнул, выдыхая от некоторого облегчения, – Надолго?

– Не больше месяца, – «чёрт подери!»

– Я могу тебя кое о чём попросить?

– Конечно, Дориан.

– Присылай цветы Лили в каждый город после спектакля, я всё оплачу.

– Ох, это не вопрос… А рассказать ей можно, намекнуть, что ты…?

– Нет, ни в коем случае. Записок никаких.

– Особые пожелания?

– Без разницы, какие цветы… Главное, чтобы их было чуть больше ста. И первый букет… Пусть будут бордовые лилии, – произнёс я тихо.

– Понял. Записал. На этом всё?

– Да, – опережая время, бросил я, и закончил разговор.

Я не мог его продлить даже на минуту, ибо тут же попросил бы информацию о ней, или же номер её телефона. Господи, почти месяц… без неё. Может, это и есть шанс отвыкнуть? Забыть? Избавиться от простого сна, от наваждения, от одержимости, от которой веет лишь загадочностью, неопределённостью и страхом. И больше ничем, абсолютно ничем.

Но тогда почему мне стало так тревожно, едва я услышал: «Лили сегодня не играет»? Если нет больше каких-то особенных, отдельных чувств, почему это так накрыло меня? Я окружён страхами.

========== s o p h i n a ==========

Дориан

Чувство смертельной тоски, которое я испытывал на протяжении пяти дней, нельзя описать словами. Придя домой в вечер пятницы, я решил напиться до потери сознания, поэтому без лишних прелюдий налил себе виски, плюхнувшись перед камином в гостиной. Сидя, как под кайфом, я автоматически снял с себя рубашку, пропустил сквозь пальцы волосы и сделал крупный глоток горькой жидкости из бокала. Услышав вибрацию мобильника и увидев имя: «Кристиан», я сморщился. Я прекрасно знал, что он снова пристанет ко мне с допросом о Софи: видел ли я её? Говорил с ней? Направил ли на путь истинный?

После нашего с ним разговора в офисе, я прождал Софину весь вечер, лишённый возможности выйти из дома, чтобы просто прогуляться, или сходить выпить кофе в кампании Кларка, который хотел рассказать о своём плане внедрения новых тенденций в бизнес. Когда я понял, что она уж точно не явится, было около полуночи. После этого, Кристиан звонил мне каждый день, задавая одни и те же вопросы и обещая, раз за разом, что сегодня же направит ко мне Софи. Но всё это можно было пропустить мимо ушей. В конце концов, я не её настоятель, а уговаривать её бросить Арбаля – будет безрезультатно. Он хочет, чтобы я повторил его слова, надеясь, что в её глазах я имею больший авторитет? Да хрена тут будет с два. Софи и Дэйзи прекрасно знают, что я могу порвать за своих сестричек кого угодно, а так же им известно, что я никогда не буду отговаривать их быть счастливыми с тем человеком, с которым они хотят быть. К моей радости, малютку Дэйзи парни пока не колышут совершенно, так что я даже не волновался на её счёт. А вот Софи – отъявленная кокетка, вокруг которой клубились поклонники лет с пяти.

Что это значит – парень-бандит? Деньги – есть, шмотки – хоть выкидывай, работа – тоже есть, потому что она получила блестящее образование, и её журналистское дело ей нравится. Машина, которую подарили родители. Двухэтажная квартира в спальном районе Сиэтла была подарена ей в двадцать один год Эленой. Живи – не хочу. Думать, что она преследует корыстные цели, встречаясь с каким-нибудь мошенником, просто-напросто глупо. Это значит, что дело в любви, о которой я не знаю абсолютно ничего. Чем я могу помочь? Как, чёрт подери, я могу на неё повлиять? В моих воспоминаниях, она раз и навсегда останется нашим с Марселем «хвостиком». Мы с братом привыкли считать её крошкой, хотя с ней у меня разница в год, а с Марселем они родились в один день, двенадцатого июля – двойняшки.

Когда кто-то говорит об их рождении, Софи Грей нередко к этому добавляет: «к счастью, мы ни капли не похожи». Что, не много – не мало – лукавство. Может быть, внешнее различие, потому что они хоть и двойня, но не близнецы, делает в её глазах их такими разными, но внутренние факторы этих двоих имеют общий стержень. Оба они сильные, но ранить можно запросто. Оба стараются выглядеть как можно более сногсшибательно, даже если их приглашают на пикник в горах. Софина обладала модельной внешностью: ростом 174 сантиметра, тонкой талией, выразительными сапфировыми глазами и златокудрой головой, – это, безусловно, ей передалось от мамы. От отца Марселю и Софи передалось упорство: они тщеславны, умеют добиваться своей цели. Если любят, то готовы отдать всё, до самой последней возможности, лишь бы человеку, к которому у них чувства, было хорошо.

Первым «большим чувством» Софины был награждён её одноклассник, мальчик с красивыми французскими глазами, полными печали. Он никогда не с кем не дружил, ибо менталитет подростка-француза сложно понять подростку-американцу. Это разные полюса, несмотря на их общие увлечения, желания, идеи, компании, если таковые имеются. Они должны быть либо очень давно знакомы, либо друг в друга влюбиться. И так случилось и у них. Семнадцатилетняя Софи потеряла голову, как-то резко похудела, быстро выросла, постригла волосы под каре и заболела Францией. Она сходила с ума по тому юному мсье, но после окончания школы он вернулся на родину, даже не предложив Софине, хотя бы из вежливости, поехать с ним. Спустя месяц, он написал ей, что у него есть другая, что она ждала его все четыре года – он, видите ли, не может предать её. А Софина?.. Долго плакала, страдала, не знала, как жить и что делать. Да, ей тяжело далось его предательство. Влюбилась она снова только на последнем курсе института, хотя поклонников у неё была тьма. Гандболист Патрик Мэлфи покорил её своей «верностью, чувственностью, самоотдачей», как она не раз говорила. Покорил – влюбил в себя. Окончив институт, Софи привела его в свою квартиру, где они прожили ещё год. Её волновало только то, что ей уже двадцать четыре, а он так и не делает ей предложение. В июле этого года должно исполниться двадцать пять, видимо, в феврале она руководствовалась этим и, ни в силах больше ждать, выставила его за дверь. А может быть, они расстались после её февральской поездки в Италию, ведь именно там она встретилась с бандитом Арбалем. Наверняка, лишь любовь могла заставить её предать человека, который не чаял в ней души, а до предложения руки и сердца либо ещё не дорос, либо не догадался.

И всё же, бандит. Чем её мог привлечь человек, живущий против законов? А чем руководствуется он, связываясь с девушкой семьи по фамилии Грей? Всё слишком сложно, слишком непонятно и запутано. А может, в этом суть любви? Всё спутать? Сломать привычный уклад?

Я опрокинул в себя бокал до дна: в голове перевернулась расплывчатая мозаика. Я сжал пальцами переносицу, шумно выдыхая алкогольный дурман из лёгких. Вибрация моего мобильника, что валялся, почему-то, в углу комнаты, раздалась снова. Я обессиленно выдохнул и протянул к нему руку. На дисплее светиось: «Софифа», – и я улыбнулся всем воспоминаниям, которые хранило моё подсознание об этой златокудрой девочке.

– Легка на помине, крошка, – улыбнулся я, громко выдохнув. На некоторое время между нами повисло молчание.

– Дори? Ты в порядке? – обеспокоенно спросила она.

– В полном порядке, полный исполинской силы духа, – пробубнил я, начав пить виски прямо из горла.

– Ты… ты что, пьёшь?

– Н-да, – засмеялся я вяло.

– Да ты пьяный!

– Не, я стёкл, как трезвышко.

– Всё ясно, сейчас приеду, – мои глаза непроизвольно расширились.

– Нет, Софи, не на… – я услышал гудки, – Да.

Грустно ухмыльнувшись, я накрыл обеими руками лицо и откинулся головой на диван. Тёмные круги начали проплывать перед глазами, по телу прошла неприятная дрожь. Я открыл глаза, чтобы снова вернуться в реальность и уставился на блики огня в камине. Почему Марселя до сих пор нет? Он бы напоил меня покрепче, как всегда пошутил, и я не чувствовал бы себя так гадко и мерзко. Тоска – вот, чего я не ожидал. Когда я услышал об этом турне, я даже догадываться не мог, что мне может быть так плохо без тех часов в театре, которые стали неотъемлемой частью моей жизни. Не прошло и пару часов, как, вернувшись домой, после осознанного мною «её не будет почти месяц», я начал рисовать её тринадцатый портрет, в этот раз в образе невинной Джульетты. Перед глазами вновь возникла она – в лёгком платье из кринолина и шёлка, с распущенными волосами, глазами, которые сияют, как звёзды. Искренняя, непосредственная, такая естественная и гармоничная на сцене. Вживаясь в каждую роль, она становилась раз и навеки олицетворением того, чему я раньше не мог придумать образ. Я был уверен, что за это время смогу отвыкнуть от неё, забыть, стереть из своей головы. Но вместо этого я только больше думал о ней – это навевало на меня скорбь и тоску. Я сделал ещё один обжигающий глоток горькой, просачивающийся во все ткани моего сердца и тела жидкости, желая загасить пожар тоски внутри. Мне снова не помогло. Взяв бутылку виски, я встал на ватные ноги и сделал несколько шагов до спальни. Растянувшись на постели, я смотрел на незаконченный портрет Лили на мольберте. Её глаза, тёмные и красивые – полностью завершённые мною, – смотрели на меня.

– За тебя, – я сделал крупный глоток виски, – Теперь иди к чёрту, – произнёс, пьяно ухмыльнувшись.

Я закрыл бутылку и прижал к груди. Глаза мои непроизвольно закрылись. Темнота оплела моё тело, а дурманящий запах алкоголя и, будто бы, вдруг, театральных кулис, окружил мой рассудок чем-то маняще сладким, запрещающим думать. «Можно только мечтать», – пронеслось на задворках моего подсознания.

– Дориан, – услышал я хриплый шёпот мне на ухо, и тут же открыл глаза. Тёмные локоны касались моих губ, прохладные пальцы гладили лицо, которое горело изнутри. Туман медленно растворялся вокруг меня.

– Лили, – шепнул я, еле слышно. Тонкие пальцы проскользнули по моей шее, заставляя задышать полной грудью.

– Ты меня ждал? – раздался такой нежный, глубокий голос; я заглянул в её сияющие глаза, шепча одними губами: «да». Что за сладкий бред? Будто во сне, она закрыла мои глаза своими ладонями, склонилась и еле ощутимо коснулась губами шеи. Всё внутри меня будто вздрогнуло, перевернулось с ног на голову. Дрожь, касаясь сердца, помчалась по мне, заставив напрячься. Что это было?

Что. Это?

Я очнулся от внутреннего толчка, раздавшегося от сердца к пяткам и голове. Резко сев на постели, я почувствовал, что горю, как в лихорадке, и убрал с себя бутылку, которая жгла мою грудь огнём. Подтянув колени к груди, я вплёл пальцы в волосы и несколько раз сильно потянул корни, плотно зажмурив глаза. «Ты сумасшедший, Дориан», – твердил я себе мысленно, – «Нельзя так много думать. Она обычная женщина. Ты ей никто, а она никто тебе, и плевать, что с тобой происходит при виде её. Ты сам всё придумал. У неё есть театр, Бредли, Кэллин и кучка других актёришек. Кто ты ей? Ты никто. Шут, поклонник, чокнутый, неустанно пишущий её портреты».

– Я свихнулся. Этому нет другого объяснения, – констатировал я, уткнув голову в колени.

Тишина, которая на несколько мгновений установилась в моей голове, была разрушена моментально. Раздался звонок в дверь, и я непроизвольно простонал от досады. Господи, только гостей мне сейчас и не хватало! Кто бы мог ко мне сейчас заявиться? Ах, да, Софина. Элла может открыть ей дверь. Я взглянул на часы: семь, – значит, что её рабочий день ещё не кончился, – и если она услышит с места пребывания оповещающий сигнал о приходе людей, то непременно откроет. Я молился, чтобы этого не было, хотя у этой миссис Рэйдел феноменальный слух и никогда ничего подобного не происходило.

– Дори! Дори, ты где? Ау-у! – услышал я зов Софи, и, сделав над собой усилие, поднялся на ноги. Взяв бутылку виски, я вышел в гостиную и сел на диван. Сделав крупный глоток, я откинул голову назад, но отвечать на её мольбы отозваться – у меня не было ни сил, ни желания.

– Вот ты где! – две ладони накрыли мои сонные глаза, всё ещё не привыкшие к свету. Словно плёнку перемотали назад, очаровывающий мираж проскользнул в моей опьянённой голове, разнося испуг по жилам. И я выдернул голову из рук Софи.

– Ты чего, Дориан? – полушёпотом спросила она, сев рядом со мной на диван. Я осушил остатки виски в бутылке парой глотков. – Почему пьёшь?

– Ну, как же, Софи? – позади меня раздался нежданный – негаданный голос Марселя.

Поморгав, я округлил глаза, задавшись вопросом: «Когда этот чертяка успел вернуться?»

Марсель продолжал:

– Через девять дней у него день рождения, тридцатое апреля медленно, но верно близится: он уже готовится отмечать конец своего прекрасного двадцатипятилетнего возраста!

– Это конец всего, – непроизвольно прошептал я. В комнате повисла тишина. Марсель сел по другую руку от меня и заглянул в моё лицо, его физиономия напрямую выражалась, что я выгляжу, мягко говоря, хреново.

Он посмотрел на Софи и зачем-то кивнул ей. Повинуясь, она встала и пошла в сторону кухни, забрав с собой мою пустую бутылку виски.

– Влюбился что ли? – вдруг спросил Марсель.

– Нет, – шикнул я, – Я пью, потому что… – голос мой прервался, казалось, какие-то ледяные щупальца пережали моё горло, не давая поступать кислороду, – Пью, потому что… она… прекрасная, как… Она же… Одри Хепберн, – сглотнул я, ощущая пульсации в висках.

– Ты что, брат, «Завтрак у Тиффани» пересмотрел? – засмеялся он.

– Кстати, надо посмотреть…

– Софина поставила меня на уши, сказав, что Дориан Грей решил стать одиноким алкоголиком. А он, оказывается, грезит об умершей кинодиве!

– Не самое плохое призвание в жизни… Почему умершей?

– О, здравствуйте! – расхохотался Марсель, – Дориан, тебе не помешало бы проспаться! А-ну-ка, брат, обопрись-ка на моё плечо, – широко улыбнулся он, и я его, безусловно, послушался, иначе бы он силком утащил меня, без всяких разговоров.

– Подожди, – произнёс я, сделав несколько шагов в сторону спальни, и он остановился. Я позвал Софи.

– Я варила кофе, – пробормотала она, как-то слишком быстро войдя в комнату. Я почувствовал, что колени мои слабеют и почти упал на плечо Марселю.

– Дори, думаю, когда ты выспишься, мы поговорим, – скороговоркой, пробормотала обеспокоенная Софи.

– Я скажу тебе сейчас, – решительно сказал я, глядя в глаза, – Если ты его любишь —

делай, что делаешь. Не отступай, не отказывайся от него. Вам будет хуже, если ты выберешь иной путь… Не отступай, даже если кого-то или что-то пришлось поставить

на кон.

– Дориан, – вдохнула Софи, – Послушай, он не знает ничего о вас, о моей семье! – вскрикнула она, подойдя ко мне впритык. – Для него… Моя фамилия Джексон, я обычная журналистка. Я люблю его, это верно. И знаю, как это ужасно – обман. Но вас я никогда не предам, никакой беде.

– Софи, – я провёл рукой по её щеке, – Ты наивная девочка. И если он не сказал, что знает правду, то только потому, что отражает твои чувства к нему тебе. Будь счастлива, – прошептал я, качаясь.

– Эй, а почему я ничего не знаю?! – вспрыснул Марсель, пока мы с минуту стояли, гипнотизируя друг друга глазами. Я махнул Марселю рукой, а Софи меня крепко обняла меня, после чего кое-как помогла Марселю довести меня до кровати.

Я свалился на простыни обессиленный и опустошённый. Точно бесцельно барахтался в пучине морских вод, что поглотили меня, вопреки всем моим стараниям. Я закрыл глаза, представив свой невероятный мираж, заставляющий дрожать изнутри.

– Лили, Лили, – бормотал я, – Вернись.

Вернись. Скорее…

========== my day is not my day ==========

Дориан

Пять тридцать девять. Я знаю это время, мне даже не нужно смотреть на всякие бесполезные, в моём случае, измерители времени, чтобы узнать час и минуты своего пробуждения. Но я, автоматически, повернул голову в сторону будильника и подтвердил то, о чём думал. Будто бы, вспышкой перед глазами, пронеслось моё появление в гримёрной Джессики. В тот самый день, когда я приехал и увидел её, Лили. Я абсолютно отчётливо вспомнил, что, едва я поднял голову от лица той, что снилась мне потом каждой ночью, я увидел круглые, старинные часы, висящие над ней. На них было пять и, могу ручаться, тридцать девять. Не могло это быть просто так.

Я резко поднял голову от подушки и сел на кровати, потирая виски. Сегодня тридцатое апреля, и я был абсолютно счастлив, когда не нашёл ни одного сообщения, говорящего о том, что я стал на шаг ближе к старости. Значит, моё желание внушить всем, что в этом году я не хочу даже слышать о собственном рождении, было воспринято, что несколько странно. В прошлом году, когда мне стукнуло двадцать пять лет, я не сопротивлялся, ибо юбилей, и два года «до» – я не праздновал. Всё тогда легло на плечи моих сестрёнок и мамы, а папа и дед обеспечили праздник тремя сотнями гостей, большую часть из которых я не знал вообще. После этого празднования я потерял вкус к своему дню совершенно.

Встав с постели, я вяло потянулся, принял душ, после чего с минуты три простоял перед зеркалом. Я заметил впервые, что начали замечать понемногу все. Похудел, под глазами круги, болезненная бледность. «А кому пойдёт на пользу одиночная пьянка, или раз на раз – в компании одного только Марселя – каждый вечер с пятницы по следующую субботу? Сегодня мне двадцать шесть, а не шестьдесят два, поэтому самое время начать всё сначала и не пить», – я выдохнул, произнеся своеобразную маленькую речь в своей голове. Почистив зубы, я гладко выбрился, расчесал волосы и надел новый синий деловой костюм. Этот цвет всегда оттенял мои глаза, делая их ярче. Внутри мне хотелось выглядеть как-то более траурно, нежели ярко, но я не мог расстраивать своим видом тех, кого люблю.

Ещё три дня назад мы договорились с отцом и Марселем встретиться в нашем любимом кафе за завтраком, который, как я заранее с ними условился, должен обойтись без поздравлений. Оба мне честью и совестью ручались, что обойдётся без этого. Но когда я, выпив кофе, выкурив пару сигарет и отстояв два часа в пробке, прибыл к кафешке, то на меня сразу обрушились крепкие объятия любителя сюрпризов деда, отца и широко улыбающегося Марселя.

– С днём рождения, мистер Грей, – начал первым говорить Кристиан, – Ты – наша гордость, не знаю, чтобы я делал, если компанию пришлось бы отдать в руки Марселю.

– Между прочим, дедуля, мой ресторанный бизнес процветает и радует всех, кроме тебя, – с выгнутой бровью произнёс его внук, крепко сжимающий меня в объятиях. – А так, да, господа: на нашего Дори возложена огромная ответственность. И он прекрасно справляется со своей задачей.

– Уж лучше, чем его папаша, – скрывая улыбку, произнёс Кристиан.

– Отец, – поднял глаза к небу Теодор Грей, – Дориан, ты не представляешь, как мы все рады, что ты у нас есть.

– Я рад, что у меня есть вы, – искренне выдохнул я, садясь за накрытый стол с тремя солиднейшими мужчинами Америки.

– Шампанское? – спросил Марсель, Теодор кивнул.

– Я сегодня только воду, – чуть сморщился я, – Думаю, своё я уже успел выпить за прошедшие дни.

– А мне плесните коньяк, – щёлкнул пальцами Кристиан, – Потому что в пределах моего домовладения мне пить запрещено. Миссис Анастейша Грей достигла возраста «мноюпомыкания», но я ещё в силах контролировать вас, – он наколол на вилку брокколи и, сморщившись, бросил обратно. – Что за гадость вы заказали? Вроде бы мужики, а питаетесь, как козлы.

Мы втроём расхохотались не из-за фразы, а из-за Кристиана, который скривил такую физиономию, что удержаться было не под силу. Выпив, – каждый то, что хотел, – за моё здоровье, мы принялись обсуждать акции, работу производства, наше сотрудничество с Марселем в плане создании необходимой рекламы для его ресторанов. Кристиан смотрел на нас с холодно-пугающей неодобрительностью, после чего громким басом громовержца прервал нас:

– Так-так, опять завелось об этом, – заткнул уши Кристиан, – Я ушёл на пенсию не для того, чтобы снова работать. И уж точно не для того, чтобы смотреть, как вы тут блистаете своими знаниями. Я вам говорил, что новые тенденции погубят бизнес. Нужно строго идти по тому укладу, который существует: работать, привлекать людей, которые могут дать больше, чем вы можете предположить. Вот и весь секрет, господа хорошие. Так, Дори, ты выпьешь со мной коньяк.

– Нет, дед, нет, – я снова накрыл рюмку рукой.

– Пить в гордом одиночестве приятнее, чем с дедом, которого может скоро не быть? – щурясь, спросил он.

– Дед, хватит, брось, – покачал я головой.

– А вот не брошу, если не выпьешь, – задрал подбородок Кристиан.

– Ладно, – протянул я, закатив глаза, – Только одну рюмку.

– Да как скажешь, – с широченной улыбкой произнёс он.

– И тебе, отец, можно только одну рюмку. Я и так маме обещал, что прослежу, что ты не будешь пить.

– Нечего за меня ничего обещать, мистер Теодор Грей, – погрозил он ему пальцем, – Я взрослый человек, который поступал в большинстве случаев именно так, как нужно.

– Не волнуйся так, пап, – улыбнулся Марсель, похлопав его по плечу, – Он ещё нас всех переживёт.

– А вот этого мне не надо, – начал, опечалившись, Кристиан, – Кого я буду доставать? – добродушно улыбнулся он.

Мы снова рассмеялись, смотря на него, выпивающего очередную рюмку. Окинув взглядом закуску, он обнаружил, что от его мяса с овощами остались только овощи.

– Как этим можно закусывать?.. Эмили, ангел мой, подойти сюда, моё счастье, – обратился он к блондинке, которая неустанно краснела от подобных обращений.

– Да, мистер Грей? – улыбнулась она учтиво.

– Принеси мне что-то, что можно есть, а не то, что едят мои парнокопытные потомки. Уж не думал, что от такого мужчины, как я, будут эти… вегетарианцы, – он говорил это громким шёпотом, притянув официантку за руку к себе.

Марсель трясся от беззвучного смеха, отец закатывал глаза. Я улыбался, смотря на них и понимал, что для полного комплекта здесь не хватает только Армэля.

– Вы ещё не решили, с кем пойдёте на майский бал? Не так много до него осталось, он состоится второго числа, – произнёс Теодор, и мы с Марселем уставились на него.

– Я не решил, – тихо ответил я, пожав плечами, уткнулся глазами в тарелку.

– А ты, Марсель?

– Идти на бал миллиардеров с моделью, которая деревянная на голову и не умеет танцевать? Ну, уж нет. У меня она для других целей.

– Она – твоя девушка? – спросил папа.

– Ещё не родилась такая девушка, чтоб моей стать, – ухмыльнулся Марсель, – Есть у тебя идеи, как решить эту проблему?

– Есть, – кивнул он.

– Не идти? – обнадёженно спросил я.

– Нет. У Айрин в академии можете выбрать себе по девушке с последнего курса, они более эрудированы, знают много танцев, – предложил отец.

– А это отличная мысль! – щёлкнул пальцами Марсель,

– Кто предложил отличную мысль, если не я? – закончив миловаться с Эмили, произнёс Кристиан.

– Твой сын, – поиграл бровями Теодор.

– Будьте осторожны, – без эмоций произнёс Кристиан, заставив нас с Марселем захохотать.

– Вообще-то, мне всё равно, с кем танцевать, – пожал плечами я, – Марсель может поехать сам и выбрать двоих.

– Ну, уж нет, мой дорогой, – покачал головой он, – Ты поедешь и лично выберешь себе Мэрилин Монро, Элизабет Тейлор… или, как там её? Одри Хепберн?

– Заткнись, – шикнул я, пока он в наглую смеялся.

– Я сейчас позвоню Айрин и скажу, чтобы она подготовила девушек, – произнёс отец и вышел из-за стола, достав мобильник из кармана брюк.

– Конечно, девочек надо подготовить, такие красавцы к ним едут, – улыбнулся Марсель.

– Вот индюк, – неожиданно вставил дед, мы снова рассмеялись.

– Зато Эмили глаз с меня не сводит, – выгнул Марсель бровь.

– Да, не может она понять, несчастная, что у тебя на голове, – я спрятал широкую ухмылку за бокалом, пока Кристиан язвил.

– Завидуй, дедуля, завидуй, – подмигнул мне брат.

– Было б чему, – прыснул дед, – Настоящего мужчину, Марсель, прежде всего, украшают мозги, а не вавилоны на голове. Нам-то с Дори известно, что это значит, работающий мозг, – ухмыльнулся он мне, подмигнув.

Теперь я смеялся с дедом, а Марсель, щурясь, кипятил нас взглядом. К его радости, отец вернулся достаточно быстро и сообщил нам о том, что мы можем ехать. Выпив крайний раз, мы оставили деда с отцом наедине. Я решил, что поеду с братом, ибо сейчас управлять чем-либо, даже любимым авто, мне не хотелось.

Он поистине любил водить, в нём была эта искра, вспыхивающая от любого прикосновения к рулю. Кроме всего прочего, он великолепно смотрелся на месте водителя. Естественно, десятки девушек были готовы стать благоверными для него. А я… Я никогда не обращал особого внимания, какую реакцию я произвожу, ибо мне это было не интересно. Чёрт знает почему, но сидя в этой тишине, нарушаемой отдалёнными звуками города и шин, шуршащих по асфальту, я вспомнил ту ночь, полную пьяного бреда и мыслей о той, которая до сих пор не вернулась в Сиэтл. Может, она выступала где-то в театре Лос-Анджелеса, понравилась режиссёру мирового масштаба, и осталась там, на долгие-долгие съёмки, или, быть может, на всю жизнь? Какую нелепую глупость я допустил, позволив себе позвонить в театр Гарольду и спросить, не приехала ли она. В ответ, я получил многозначительный смешок и фразу Гарри, после которой сразу «положил трубку»: «Твоя любовь ещё не вернулась». Ничего, чёрт подери, подобного!

За двадцать шесть лет жизни со мной ни разу, ни разу не случалось такая херня. И с чего это, скажите, пожалуйста, должно произойти сейчас?

«Что она тогда делает в твоей голове 24/7?» – усмехается подсознание, заставляя меня вспыхивать изнутри. Стиснув зубы, в очередной раз гоню мысли о ней. Обычная. Чёртова. Девушка. В ней нет ничего особенного.

– Знаешь, Дори, я, конечно, понимаю, что ты не хочешь праздновать и всё такое, но…

– Без «но». Я уже сказал «нет», – прервал я Марселя на половине фразы.

– А я, всё же, рискну и приглашу тебя сегодня в клуб. Будут наши двоюродные братики Криги, они недавно приехали из Туниса, уже неделю здесь, а мы ни разу не виделись… Будем ты да я, да мы с тобой, и эти весёлые ребята. И никаких женщин и три сотни гостей. Ну, как думаешь? – он пихнул меня локтем в плечо.

– Если я сейчас откажусь и приведу достаточно веские доводы, то ты всё равно не отстанешь. Поэтому я коротко говорю: «нет».

– Ну, чёрт тебя подери, Дориан! – всплеснул он руками, стукнув по рулю, – Двадцать шесть бывает раз, один-единственный раз в жизни.

– Каждый год бывает один-единственный раз в жизни. И что с того? – выгнул бровь я.

– Ладно, я тебя понял, как хочешь, – пожал он вяло плечами. Дальнейший путь мы проделали, не говоря друг другу ни слова.

Кому это вообще всё нужно? Кто придумал этот праздник? Да, чёрт, и как можно веселиться, отвлекаться от постоянного клубка мыслей, роющихся в моей голове? Мой настрой становится всё более удручённым, а к вечеру, как всегда, меня в свои лапы схватит привычная тоска, от которой только и остаётся, что пить. А после этого приходит она, это наваждение, свободно внедряется внутрь моей головы и ломает все устои, мешая работать и думать о чём-то другом.

– Дори, милый мой сыночек, с днём рождения, – я обнимал маму, пока она целовала меня в щёки и широко улыбалась, – Как же ты красив в синем.