Текст книги "Мистер Дориан Грей (СИ)"
Автор книги: Каролина Янис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)
Благо, Дориан вышел из душа и отвлёк меня от этой мысли тем, что светил своей накаченной до жести грудью, по которой хочется водить пальцами больше, чем по самому модному гаджету. Вот дразнилка. Я вылезла из постели, майка висела на мне, будучи где-то сантиметров на двадцать выше моих колен. Да, ножки у меня маленькие, но предметом моей гордости были всегда – они стройные, ровные и смотрятся на каблуках настолько изящно, что и лучше пожелать нельзя. Когда я пошлёпала в ванну, гордо задрав подбородок, я снова чувствовала всем телом его пристальный, наполненный невероятной смелостью и потребностью взгляд. Мурашки бежали по спине, в ванну я дверь оставила чуть приоткрытой и, повернувшись тылом к проёму, из которого открывался вид на Дориана и комнату, сняла с себя майку, светя голой спиной. Да, я ощущала этот взгляд. Ощущала и осознавала, что делаю. Только поняв сама, что начинаю дрожать, я не глядя в его сторону, потянула руку назад и до конца, плотно закрыла дверь. Дело шло к белью, а мою попку ему видеть ещё рано.
Что значит, Дэрлисон, «ещё рано»?
Я закатила глаза на мораль. И на логику. И вообще на всё то, что происходит в моей голове. Хорошенько согревшись и приведя себя в порядок, я как-то автоматически, снова надела на себя майку Дориана. Мальчику придётся ходить и светить своими рельефами, умница я! «Зря только купалась, буду опять возбуждаться и…», – единственная пришедшая мудрая мысль – и эта заставила меня закатить глаза, покраснеть и покачать головой.
Когда я вышла, то узрела: маленький журнальный столик накрыт лёгким ужином, состоящим из пары салатов, сырной нарезки, хлеба, винограда и вина… Но даже не феерическая способность Дориана Грея так быстро накрывать на стол меня впечатлила. Он погасил свет, и тогда я заметила свечи, которые он расставил по одной – две, везде по комнате. В том числе и на столике, но за шириной посуды это было незаметно при включённом свете. Он попросил меня рукой садиться, уместившись в наиболее расслабленной позе, чем обычно.
«Слишком горячо от вас, мистер Грей, а вы ещё и свечи зажгли».
– Быстро же ты всё организовал, – сказала я, садясь рядом с ним на диван и подгибая одну ногу под себя.
– Задал в Google вопрос: «Как развести девушку на секс?» – абсолютно серьёзно произнёс он.
Я прыснула от смеха и возмущения. Дориан широко улыбнулся, а когда я пнула его ногой в бок, расхохотался.
– Ну, хоть честно признался, что фантазии бы у тебя не хватило, – я бросила в рот виноградинку.
– Я не романтик, – пожал он плечами, – Эти свечи навевают мысль о том, что я в церкви. И как можно с кем-то заниматься сексом в такой вот, несколько святой, обстановке? А тут у нас ещё и цветы… Ну, настоящие поминки.
– Вечно ты испортишь атмосферу, – рассмеялась я, и снова пнула его ногой.
– Я реалист.
– Нет, ты унылый и драматичный. Надо быть, как твой братик, Марсель.
– Ты думаешь? – он так выразительно посмотрел в мои глаза, что я вздрогнула. Взяв чашку с вином, я сделала крупный глоток и кивнула. Он перевёл безынтересный взгляд на стол и взял кисть винограда. Оторвав бусинку, он посмотрел мне в глаза, и я против своей же воли открыла рот. Только прожевав виноградинку, я решилась съязвить:
– Знаешь, у вас у Греев странная привычка меня кормить. По мне что, можно сказать, что я дистрофик?
– Кто ещё из Греев тебя кормил? – нахмурился он.
– Марсель, – улыбнулась я. Дориан стиснул челюсти и положил виноград обратно на тарелку.
– Когда же он успел?
– Когда привозил мне платье на вечер.
– Он привозил тебе платье? – без особого удивления в голосе спросил он. Я кивнула.
– Вот же хрен, – пробубнил он под нос, заставив меня улыбнуться.
– Я так не хочу лететь, – сказала я, отпив вино, и положила голову Дориану на плечо, немного прижавшись к нему. Он замер. – Ты там живой? – я укусила губу.
– Кхм, да, – ответил он, кашлянув.
– Ты как-нибудь покажешь мне мои портреты?
– Посмотрим, как ты будешь себя вести, – спустя долгую паузу, произнёс он.
Я оторвалась от его плеча и посмотрела в глаза. Осторожно положив руку на его щёку, я провела ладонью к его виску, к уху, исследуя взглядом каждую морщинку, каждую чёрточку его лица. Он, сглотнув, пристально смотрел на меня. В глаза и только в глаза. В бликах свечей, в этой темноте его лицо было ещё печальнее и нежнее. Контуры лица сглаживались, становясь тоньше. Одни его глаза оставались крупными озёрами бесконечной синевы, в которой хотелось тонуть. Тёмные брови и ресницы так идеально окаймляли эту небесную холодную чистоту, что внутри, где-то не в сердце, а под ним, восхищение встречалось с болью.
– Дориан, – прошептала я.
– Что?
– Как мне…
«…Хочется поцеловать тебя!»; «…не влюбиться в тебя, как?»; «…убежать от тебя и забыть, что произошло?»
– Как мне завтра долететь? – выдавила я.
– Тебе надо побороть свой страх. Именно он служит лихорадке, он причина холодного пота, он влечёт за собой особую нервозность и расстройство. И расстройство желудка в том числе, – кивнул он, взяв мою руку со своей щеки и крепко сжав. Помолчав, он произнёс:
– Одевайся.
– Зачем?
– Одевайся, говорю. Штаны и куртку, давай, – он стащил меня с дивана, несмотря на все мои сопротивления.
Я взяла брюки и, зайдя в ванну, натянула их. Носки, ботильоны, куртка. Я была воистину заинтригована тем, что придумал мистер Дориан Грей, поэтому собралась в считанные минуты. Он уже ждал меня за дверью, одетый в свой белый плащ, в этой чёрной водолазке с горлышком, так плотно и красиво прилегающей к его торсу. Он взял меня за руку и повёл этаж по ступеням этаж за этажом, но и на последнем – восьмом он не остановился. Что он, чёрт возьми, вздумал сделать?! Когда он грубо лязгнул металлической ручкой двери, повеяло свежим воздухом, полным далеко не весенней прохлады, я вздрогнула. Хмурясь, я думала, как живут здесь люди без весны и нормального лета, в таком климате?..
– Ты что, привёл меня на крышу? – тяжело сглотнула я, – С ума сошёл?
Дориан рассмеялся.
– Не дрейф, Дэрлисон, – и вытянул меня за руку на крышу за собой.
Изморозь покрывала поверхность крыши, голые ветки деревьев недружелюбно шумели от ветра. Я вцепилась в руку Дориана, точно в нём вся моя последняя надежда. Меня трясло, я напомнила ему, что сегодня у меня и так было перенапряжение до обморока и что если я сейчас полечу с крыши, как со сцены, он поймать меня не сможет не под каким углом. Дориан на это лишь смеялся, а я стиснула зубы и старалась не ныть, глубоко в душе молясь, что скоро ему надоест здесь мёрзнуть и он затащит обратно, но не тут-то было!
– Нет, Дориан, я знаю, что ты медленно тащишь меня к краю! Тут холодно, опасно, высоко, ты можешь разбиться, и я могу! А от страха избавиться я не смогу! – капризно выкрикнула я последнее слово.
– Абсолютно уверена, что не сможешь? – широко улыбнулся Дориан.
– Конечно же, да! – взвизгнула я, – Меня даже не впечатляет ночная панорама этих гор и домов Интернашенал-Фолс, вот до чего я боюсь! Вот, в этом я уверена!.. Нет! – закричала я и закрыла рот руками, когда Дориан встал на самый край, а я осталась одна среди ветра и этой смертельно скользкой крыши. – Слезь, Дориан! – завопила я.
И тут же пожалела об этом! Мой крик прозвучал в акустической громкости, чем напугал и меня, и Дориана, что тут поскользнулся на одной ноге – стопа второй устремилась вниз, за пределы крыши. Он с рычанием схватился одной рукой за изгородь, панель на этом адском «коньке» высотой с восьмиэтажную высотку. Он держался… одной рукой?! Слёзы брызнули из моих глаз.
– Дориан! – охрипшим голосом прокричала я, и, наплевав на лёд и на страх, схватила его за шиворот и за вторую руку, в которую он тут же вцепился, как коршун.
– Давай, Лили, помоги мне подтянуться! – просипел он, – Ещё немного!
Я делала один рывок, второй, третий… Бесполезно, чёрт, бесполезно. Прорычав от собственного бессилия, я схватила его изо всех сил, – всех человеческих и не человеческих, – что были во мне, наклонилась вперёд: в одно мгновение увидела землю так далеко от себя, людей и машины, что превратились в жуков и муравьёв, и ноги Дориана, что болтались над пропастью. О, Господи, душа моя упала в самые пятки. Он не дал мне упасть со сцены и разбиться, и я не дам ему упасть, не дам, нет! – я резко дёрнула Дориана в свою сторону, падая на лёд, валя его на себя.
Г о с п о д и!
Сердце бешено стучало во мне, кровь пульсировала в висках. Я громко дышала, будто проплыла километр под водой без акваланга, смотрела в это тёмное небо и казалось… что благодарила его за силы, посланные мне свыше, чтобы вытащить его. Дрожащими руками я нащупала его спину, его тело на своём, кажущееся сейчас таким лёгким, и крепко обняла. Молча, слушая лишь отдалённый шум города, ветра и собственное биение сердец, мы пролежали неподвижно несколько мучительных и прекрасных минут. Я понимала: холод, можно простыть ко всем чертям, но я не могла отпустить его, будто он сейчас был моим спасением.
– Теперь, ты не боишься высоты? – тихо спросил он, заглянув в мои глаза.
– Теперь я ничего не боюсь, – я сглотнула слёзы, что подошли к самой гортани.
Дориан крепко сжал мои щёки. Смотря мне в глаза, он тяжело дышал, впитывая меня взглядом в самую глубь.
– Ты испугалась за меня? – чуть слышно спросил он, я часто закивала в знак согласия.
– Лили, я… На самом деле не падал, – он улыбнулся, – Я сделал это для того, чтобы ты… Поборола свой страх, потому что…
Я шокировано открыла рот, зло смотря на него. Недолго думая, я наградила его звонкой пощёчиной, которая заставила его вздрогнуть, а удар коленом, которым я наградила его живот, заставил спасть с меня и скатиться на крышу. Мне было так больно! Я чуть сознание не потеряла от того, что стояла на такой высоте, что вытягивала этого огромного идиота на себе, заламывая руки, винила себя за свой крик, за то, что спросила, как мне завтра лететь! А он решил таким образом пошутить?! Он встал следом за мной, когда я поднялась на ноги и оттряхивала куртку от влажного снега.
– Даже не смей говорить со мной! – зло закричала я, и схватив руками снежный ком, кинула его в лицо Дориана. Он часто заморгал, оттряхивая снег с щёк, и начал подходить ко мне. Я на одних только пятках, как знаменитый конькобежец, развернулась по этому льду к нему спиной, чтобы уйти, но он схватил меня за руку и развернул к себе:
– Лили, стой! – я дала ему ещё одну пощёчину. Чертыхаясь через собственные ноги, я чуть не расшиблась о лёд, разворачиваясь, как он резко схватил меня за талию и близко-близко притянул к себе.
– Я не могу дышать! Отпусти меня! Я видеть тебя не хочу! Обманщик! Актёр! Отвали! – вопила я, как потерпевшая, стараясь вырваться из его лап, но он смеялся и прижимал меня ближе и ближе к себе.
– Я бы сейчас с удовольствием тебя поцеловал, – горячо прошептал он в моё лицо, – Но дважды за сегодня это сорвалось, так что я боюсь, что с неба решит сорваться ещё и метеорит, чтобы трижды воспретить нам…
Я больше не желала слушать его болтовню. Схватив его лицо обеими руками, я как кошка, ногтями вцепилась в его лицо, до боли, до белого цвета в пальцах, резко притянула к себе и открыла губы, желая накрыть ими его… Но теперь зазвонил его мобильник и мне оставалось только хрипло выдохнуть.
– Это знак, – прошептала я, сглотнув, пьяными глазами от адреналина и усиленных чувств, смотря на его губы.
Дориан выругался благим матом и зарычал, когда увидел на дисплее имя собеседника. Однако меня он из своих объятий не выпускал.
– Марсель, клянись, что у тебя дело серьёзное, иначе метеорит разразит тебя ко всем чертям, – прошипел Дориан в телефон.
– Ну, дело серьёзное… Лили там далеко? – расслышала я.
– В сантиметре, – шепнул он, включив громкую связь. Раздался смех Марселя.
– Так я действительно вам мешаю? Уже резвитесь в постельке?
– Благодаря тебе, нет, – съязвила я.
– Оппа, Дори, только не говори, что ты убьёшь меня! – не прекращал Марсель.
– Именно это и сделаю, – произнёс Дориан, глядя в мои глаза.
– Короче, ребята, займу у вас в максимуме пару минут, потому что я тезисно: Лили надо уже сейчас решать, что делать.
– В каком смысле? – выдавила я, сглотнув.
– В смысле жилья, крошка Дэрлисон. Только что звонили к нам домой из театра, сообщили Дориану, некий Гарри, что тебя выселяют из общежития за мародёрство.
– Меня? Что за чушь? Какое мародёрство? Меня вообще не было последние дни в этой комнате!
– Значит, детка, прокрались злоумышленники. Вся твоя комната, казённая мебель, стены, полы, всё залито какой-то несмываемой массой. Кажется, на своём актёрском поприще ты уже успела нажить врагов?
Я моргала, открыв в шоке рот, и пыталась выдавить из себя хоть что-нибудь адекватное. Господи, за что мне вся эта жизнь? Почему я, ну почему именно я?!
– Я не знаю, что сказать…
– Короче, меня попросили приехать, вызволить уцелевшее. Твою одежду не тронули. Кстати, комбинации у тебя очень соблазнительные…
– Фу, пошляк! – прорычала я, – Мне сейчас плевать на все эти комбинации, – я обхватила ладонями голову, плотно её сжав.
– Серьёзно плевать?
– Нет, конечно, нет, я… Я просто не знаю, что мне сейчас делать, – я больше не могла сдерживать слёз в голосе.
Вырвавшись из объятий Дориана, я спустилась в номер и, сняв брюки и куртку с влажной шапкой, закуталась с головой одеяло. Тело мелко трясло, мне хотелось громко зарыдать. Какие у меня могут быть враги, злоумышленники?! Джессику, насколько я знаю, приняли в другой театр, Бредли Ривз, уволенный только сегодня, ещё здесь… Больше я никому, никому не желала никогда зла и не преграждала дорогу. Вздрогнув изнутри, я вспомнила Шона. Мой брат по отцу. Он пропал на долгие пять лет совершенно, я ничего не слышала о нём и не подозревала, что он существует, а он заявился, когда узнал, что я попала в этот светский круг Дориана… Он думает, что я общаюсь с этим подонком-отцом? Мне ничего от него никогда не было нужно, я для себя никогда ничего не просила, а тут ещё и для него. Безусловно, это сделал он. Эти Батлеры никогда, никогда не оставят меня в покое, хотя я не принадлежу к ним уже даже формально. Я взяла девичью фамилию матери, как только мне исполнилось шестнадцать, как только мне стало возможно это сделать. Почему он так хочет разрушить мою судьбу? Где и как мне теперь жить? Возвратиться к матери, в ту квартирку, и снова волочить жалкое существование? Я здесь, чтобы вытащить её, да, я до ужаса гордая, ещё больше горда, чем она. Я не хочу просить Дориана о помощи, хотя знаю, что одно его слово заставит эту комендантшу закрыть свой рот. Но я ничего не попрошу. Я придумаю, как выпутаться самой, я сделаю это.
Я плотно сжала подушку пальцами, утыкаясь всем лицом в неё, беззвучно плача. Я вздрогнула, когда почувствовала сильные руки Дориана на своей талии, что обняли меня, сразу стало так тепло…
– Лили, я помогу тебе во всём. Ты всё преодолеешь. Договорились?
Я оторвалась от подушки и, обернувшись, посмотрела на его лицо, едва заметное в свечении нескольких всё ещё горящих тусклым огнём свечей. Мои руки снова легли на его щёки и плотно их сжали, я часто заморгала, гоня слёзы. Кадык на шее Дориана шевельнулся, а желваки заиграли под моими пальцами.
– Спасибо, – просипела я, накрыв его губы своими.
Я целовала его. Около минуты. Я целовала его невинно, просто прижавшись к его губам своими, и отдаваясь той нежности и теплу, которое окутывало мои мысли, сознание и сердце. Я целовала его, потому что ничего больше не хотела сейчас. Руки Дориана так крепко сжимали меня в своих объятиях. Он смотрел в мои глаза, когда я оторвалась от его горячих губ.
– Ты такая красивая в темноте, – прошептал он, а затем, прыснул от смеха, поняв смысл фразы, пока я беззвучно смеялась, свернувшись клубочком в его руках.
– Вы мастер делать комплименты, мистер Грей.
– Я же говорил, что не романтик, – начал было он, но я закрыла его рот ладонью.
– Продолжайте совершенствоваться, мистер Грей.
Я положила голову на его плечо, расплываясь в широкой улыбке. Глаза мои непроизвольно закрывались. Я наслаждалась тем чувством умиротворения и покоя, когда он пришёл ко мне, и оттаивала в этих горячих руках. «Всё будет хорошо», – шептала себе я, – «Я всё равно готова его спасти, по-настоящему», – вдруг пронеслось в моей голове. Я вздрогнула от этой мысли. Дориан проник рукой в копну моих волос и сжал затылок… Я укусила губу, подавляя улыбку, и поцеловала его в грудь сквозь ткань водолазки, закрыв глаза.
========== acutely ==========
Дориан
Я смотрел на спящую Лили всю ночь. И с каждой минутой всё больше и больше приходил к тому выводу, что я должен отпустить её. Она не та, которой можно воспользоваться. Она не такой человек, она намного чище, честнее, искреннее. Но от близости с ней кружит голову! Я не знаю, как буду себя чувствовать, вдали от неё. Если эта сумасшедшая тоска никуда не денется, то я сделаю то, что хотел. Наплюю на свои мысли о том, насколько она идеальная, чтобы навсегда избавить её от себя, а меня от неё. Таких… таких как она тоже, должно быть, тысячи. Просто я не встречал ей подобных. И никогда не чувствовал такого поцелуя.
Он навсегда останется в моей памяти, как самый долгий, невинный и нежный. После этого поцелуя стыдно вспоминать прошлые, ведь Джессику я целовал исключительно в целях заткнуть её рот и поблагодарить одновременно. И то, в редких случаях. Чаще всего, в своих сессиях, я использовал для её рта кляп, изоленту, скотч, бинт, платок, который зачастую запихивал ей в горло, но только не свои губы. А Лили… с этой девушкой мне впервые хотелось только целоваться. И я испытывал невыносимую досаду оттого, что мой план срывали звонки и приходы швейцаров.
Господи, если я так хочу от неё избавиться, то зачем я согласился на план Марселя изуродовать её комнату в общежитии? Она так расстроилась, и, кажется, плакала.
Вот я идиот!
И псу, мать его, понятно: мисс Дэрлисон чересчур горда и уж точно не согласиться с бухты-барахты на моё предложение принять в дар квартиру. А что насчёт того, если предложить аренду? Уверен, за комнату в общежитии она платила не так много. В самолёте Лили чувствовала себя лучше, чем прошлый раз, как она и поведала мне. Там же она обратилась ко мне с просьбой повлиять на директора общежития, сказать, что она всё отработает и выплатит, только пусть ей дадут там жить. С мистером Бронсом Марсель договорился о том, чтобы тот не под какими мольбами и давлением не принял Лили назад. Когда она перестала просить, – потому что слёзы сдавили ей горло, – вбежал в кабинет я, наорал на него. После чего, как по сценарию, получил прекрасно сыгранный им в ответ гнев, в пылу которого он сказал, видимо, по научению Марселя, что его общежитие театру не принадлежит и что к работодателю Лили он в подчинение не входит.
Я помнил мисс Дэрлисон, спящую на моей груди в отеле, сонную и полную надежд утром в самолёте, весёлую и жизнерадостную в аэропорту… А сейчас, после общежитии, я видел эти печально сжатые губы, этот пустой и без эмоциональный взгляд, направленный в окно авто, за которым один пейзаж сменял другой. Марсель забрал нас, чтобы отвезти домой, ведь там остались вещи Лили, да и мама готовила обед как раз к нашему приезду. Но её ничего не радовало, я видел эту растерянность и опустошённость в её глазах, и в эту секунду понял, что всё бы отдал, лишь бы вернуть тот настрой и жизнь, который был в ней день раньше.
– Лили, – первым начал говорить Марсель, ведя автомобиль быстро и плавно, – Это не конец света, слышишь? – он посмотрел в зеркало заднего вида в салоне, чтобы встретиться с ней взглядом, – Ты теперь практически девушка Дориана, так что это полностью его забота, – засмеялся он.
– Я… я не девушка Дориана. У нас ничего не было, – прожигая глазами Марселя, сказала она.
И в эту самую секунду что-то во мне больно ёкнуло. Я даже не понял, отчего.
– Это только моя забота. Я заберу вещи, из театра документы и… из академии тоже. Уеду домой, к маме, – кивнула она, сглотнув. Сжимая пальцами и крутя как угодно мобильник, она смотрела на свои руки, не решаясь больше ни с кем заговорить, не поднимая взгляда.
Дальше к дому мы ехали в полной тишине, лишь шум города и автомобиля перекрывали то вакуумное беззвучие, которое царило в салоне авто. Больше я на Лили не смотрел, ибо это было прямым напоминанием о том, что она сейчас сказала. Она уедет… как она уедет? Куда? Для чего? Почему «ничего не было», если вчера она меня поцеловала? А разве я не хочу, чтобы «ничего не было»? Я только что безумно грезил об этом! Да, надо дать ей уехать и попробовать начать другую жизнь. Без меня, в другом театре, в другом городе. Не буду ничего предлагать. Надо только игнорировать эти выразительные взгляды Марселя, вытаскивающие душу.
– О, наконец-то! Скорее, мальчики, к столу, обед стынет! – встречала нас мама, широко улыбаясь. Увидев Лили, она крепко её обняла:
– Неужели, ничего не получилось? Бромс непреклонен? – спросила Айрин, сжимая руки Лили.
– Увы, да, – кивнула она на жалостливый взгляд. – С вашего позволения, миссис Грей, я обедать не останусь, мне… просто нужно забрать вещи, одежду там, ноутбук… Всё, что Марселю удалось спасти. Я хочу ещё успеть заехать в театр и сказать, что… Всё здесь кончено. И с академией тоже, – голос Лили задрожал, – Дориан пытался мне помочь, но… этот директор общежития оказался ещё более крепким орешком, чем мы предполагали, – Лили грустно улыбнулась, посмотрев в мои глаза.
– Лили, у Дориана есть предложение, просто он не знает, как начать, – сверля глазами мои, произнёс Марсель.
Чёрт, почему он-то так беспокоится о ней?! Я ей никто, у нас ничего, и эта улыбка меня ни капли не… тронула.
– Да, Лили. Есть предложение, – прочистив горло, начал я, заглянув спустя долгое время в её лицо, которое за одну секунду просветлело, будто внутри неё зажглось сотни лампочек, – У меня есть одна квартира, в ней был недавно закончен ремонт, она располагается в двух проспектах от театра. Я бы лично заплатил любому, кто бы смог обжить эти апартаменты и предать им вид… не музейного помещения, а вполне жилого места. У меня совершенно не хватает на неё времени. Так что… если ты согласишься, я буду тебе благодарен, – кивнул я.
– Я… Дориан, мне так… неловко. Ты только что заранее поблагодарил меня за… Господи, Дориан, это невозможно! – закачала отрицательно головой она, тяжело дыша, – Миссис Грей, я своего решения уже не поменяю. Ваши сыновья безумно добры ко мне, как и вы, но я…
– Это не обсуждается, – безапелляционным тоном произнесла Айрин, – Это замечательное предложение и ты соглашаешься, потому что я тебя не отпускаю. Ты понимаешь, что тебе осталось неделю учиться в академии, сдать экзамены и ты свободна, как птица, помимо актёрского, с высшим хореографическим образованием? Здесь вся твоя жизнь! А как же твой любимый театр? Я знаю, как ты старалась, чтобы начать работать там, знаю, что ты репетируешь днями и ночами, можешь пропадать там сутки-напролёт, ездишь в самые отдалённые уголки страны, живёшь этой профессией! И отказываться от мечты, пасовать перед такой скудной трудностью, как жильё, которое вовсе не трудность? – безумие! Имей уважение к самой себе и моим сыновьям. Ко мне. Здесь твоё место. Ты понимаешь, девочка? – сказала мама и провела пальцами по её щекам, – Пока квартира не будет обустроена, ты можешь пожить здесь. Надеюсь, с обустройством квартиры всё будет закончено к концу следующей недели?
– Да, мэм, – с улыбкой кивнул я маме.
– Вы ставите меня в неловкое положение, – прошептала Лили, чуть дыша, смотря прямо в глаза Айрин, – Я с завтрашнего же дня сама начну искать себе жильё и как только получу деньги за турне и спектакль по проекту «Арт Миграции», обязательно съеду, – уверено проговорила она, – Я не знаю, как мне вас отблагодарить, честное слово, я…
– Перестань, Лили, – шепнула мама и поцеловала её в висок, – Пойдём к столу.
Лили села рядом со мной, когда мы зашли в столовую. Как-то неожиданно схватив мою руку, она крепко её стиснула, потянув меня к себе, и проговорила на ухо, совсем негромко:
– Сколько, мистер Грей, вы возьмёте с меня за аренду?
– Нисколько, – сглотнул я, ощущая мурашки по спине от шёпота, – Я же сказал, что наоборот буду благодарен…
– Я обидела тебя? – она посмотрела в мои глаза.
– Нет, я никогда не обижаюсь. Ешь, – я кивнул ей в сторону тарелки.
Лили, сделав глоток воды, отстранилась от меня и наколола на вилку картофель. Марсель с заговорщической улыбкой смотрел на нас обоих, потягивая свой апельсиновый сок и перекидываясь с мамой короткими фразами. Затем, он, как бы невзначай, произнёс:
– Ты знаешь, мама, что Дориан позавчера рванул следом за Лили? – смотря ему в глаза и медленно пережёвывая мясо, я испепелял его одним только взглядом.
– Я рванул следом за театром, а не за мисс Дэрлисон, – сказал я негромко, – Как его единственный спонсор и его совладелец, я должен хоть немного времени уделять ему и его актёрам, участвовать в общественной жизни и поддерживать творческую. Лили одна из ведущих актрис. На ней три спектакля, которые сейчас в сезоне. Ещё в шести она репетирует, режиссёр Адриан Лачетти. Скорее всего, теперь она будет играть только в них, ибо постановщик и создатель спектаклей «Двое в спальне», «Ромео и Джульетта» и «Несчастная Лукреция» мною уволен, – Лили тяжко сглотнула.
– Он ни в чём особо не провинился…
– Он довёл тебя до обморока, – не требующим возражений тоном, произнёс я. Лили до побелевших пальцев сжала вилку.
– Правильно, что Дориан уволил. Иногда надо вкручивать гайки. Но главное, всё же, – не оставить театр без режиссёров, – мама перевела на последнем предложении взгляд на меня, наколов на вилку спаржу, – У каждого творческого человека, особенно у режиссёра, свои личные загоны и методы работы. В этом самобытность и индивидуальность их профессии, которую они хотят передать через актёров зрителю. Лили никто не обязывал работать с ним, ведь верно, милая?
– Он сам выбрал меня для спектакля «Двое в спальне». Думаю, весь мой опыт на практике целиком его заслуга. Он работал всегда очень жёстко, но слажено, стремительно… Однако раньше он проявлял какую-то заботу, хвалил… Сейчас он изменился. С появлением Дориана столь активно начавшем принимать участие в моей… в общей жизни театра, он… Изменился. Я ума не приложу, почему, – Лили медленно приступила к салату, опуская взгляд.
По-видимому, чувствуя то, что я смотрю на неё, мисс Дэрлисон улыбнулась уголком губ. Теперь я убеждался в том, что слово убивает. Одна её фраза «ничего не было», оттолкнула от неё меня на километр. Огромная пропасть между нашими плечами, почти касающимися друг друга, чувствовалась всем существом. Лишь бы снова не потянуться к этому огню, не просить согреться. Я человек, а не неразумный мотылёк, что погибая от света стремится к нему, потому что в этом смысл его жизни – самоуничтожение. Однажды я сказал Лили «нет», чем отверг её от себя. Сейчас это была её очередь и она прекрасно справилась со своей задачей. В один момент, отдалённая и холодная. Что-то внутри меня захотело вернуться в Интернешенал-Фолс, снова выбросить лилии и поймать Лили на руки, сделать её снова… ближе. Однако рассудок расчётливо и справедливо твердил: забудь её, она не для тебя, а ты не для неё, и ничего не может быть между вами.
После обеда мама попросила показать Лили мою комнату, которая должна стать на время обустройства квартиры её. Хотя, Лили не раз бросала на меня взгляд вместо тысячи слов, имеющих одно значение: «я найду себе, где жить раньше, чем ты обустроишь эту квартиру». Но не тут-то было, – решил для себя я, снова поражаясь собственной логике. Зачем, чёрт возьми, зачем я поддаюсь всему этому цирку? Чем я тешу себя? На что вообще надеюсь?! Миллиард процентов, что мой рассудок мутится без сессий. Я становлюсь литым придурком с головой-гирей, заполненной тяжеловесными брусками мыслей.
Лили Дэрлисон – имя певучее в каждой своей букве – для чего ты появилась в моей жизни?..
Она так гармонично смотрится в моей комнате с обоями в цвет бургундского вина. Среди этой роскошной мебели: массивной кровати, компьютерного стола с встроенным книжным шкафом и огромным гардеробом, панорамным окном во всю стену, открывающим вид на усадьбу и мансарду. Лили долго оглядывала всё вокруг, пробегала кончиками пальцев по постели и поверхности стола. Подойдя к окну, она отодвинула полупрозрачную штору, окидывая взглядом участок, на котором вовсю бушевал май – это был далеко не Интернешенал-Фолс, это Сиэтл в один из лучших своих месяцев: цветущие кусты сирени, вишни, тюльпаны, пионы, эта свежая зелень, отполированная нашими садоводами под чутким контролем миссис Айрин Грей.
– Такой контраст, – шепнула Лили, смотря вглубь сада, – Ещё вчера за тысячи километров отсюда мы были в настоящей зиме, но нам было тепло… А сейчас погода так прекрасна, а мы будто заморожены, как раньше. Сиэтл на нас так влияет? Я не знаю, что я… – шумный вдох сорвался с губ, обрывая её на полуслове.
Я снова стоял, плечом к плечу к ней. Она круто обернулась и посмотрела в мои глаза.
Робко коснувшись пальцами моей руки, она крепко сжала её в своих пальцах и прошептала:
– Дориан, спасибо тебе. Если бы не ты, я не знаю, чтобы со мной было.
– Брось, Лили.
– Нет. Нет, я не могу это бросить. Потому что я, правда, очень сильно благодарна тебе. Ни один мужчина не давал мне столько внимания и заботы, чем ты за те два дня. Ни один не мог научить меня смеяться навстречу высоте, а ты… Дориан, спасибо, – прошептала она громко, положив руки на мои щёки.
Нежно коснувшись губами моего подбородка, она уткнулась в него лбом. Я стоял неподвижно. Мои руки неторопливо, непроизвольно легли на её талию и крепко сжали. Она стоит на носочках. На самых кончиках пальцев, ей так нужна эта опора, так нужны мои ладони, что она отдаётся им без всякого сопротивления.
– Ты покажешь мне сад? – шепнула она, заглянув мне в глаза, – Я так люблю, как пахнет вишнёвое дерево.
Её взгляд был снова направлен в сторону сада.
– Конечно. Я тебя отведу.
Лили улыбнулась, надела свой малиновый плащ, приталенный, со стоечкой-воротником и юбкой солнце-клёш, который достала из чемодана, привезённого из общежития Марселем. Так как она была в мягком, облегающем белом платье мелкой вязки, она стала выглядеть ещё элегантнее и ярче. Под руку мы шли по аллеям. День склонялся за полдень всё дальше и дальше, разрисовывая небо. Мне снова не хотелось её отпускать. С ней я испытываю столько эмоций – все они, как назло, противоречивы. Я не мог прийти к какой-либо определённой позиции, потому что с ней нет во мне ничего стабильного. Зима и лето, зной и холод – без плавного перехода, без надежды на эту самую передышку. Я видел взгляд Бредли Ривза, направленный на меня, когда мы садились в самолёт. Из-за этой девочки я стал врагом №1 для калифорнийского режиссёра, который так и не смог попытать достаточного счастья, не смог сорвать куша, о котором мечтал, на кройке фильмов. Решил попробовать в театре – тоже фиаско, благодаря мне. Может, Лили внушила себе, что это я виной такой обходительности Бредли с ней, а он, на самом-то деле, всегда таким был? Чёрт. Я не хотел думать об этом. Больше всего я был рад тому, что в самолёте не видел ни малейшего намёка на панику в лице Лили. Сейчас, после трёхчасового перелёта, крика в общежитии, но весьма сытного обеда и решения главной проблемы на данный момент, она выглядела намного лучше, чем в тот вечер нашей первой встречи в Интернешенал-Фолс. Она выглядела немного сонной, – даже, скорее, расслабленной, чем сонной, – но не было той бледности, кругов под глазами и синих уголков губ, которые несколько напугали меня тогда. Когда я спросил у неё, нормально ли она себя чувствует, то широко улыбаясь и чуть щурясь от солнечного света, она сказала:
