Текст книги "Мистер Дориан Грей (СИ)"
Автор книги: Каролина Янис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)
Она посмотрела на меня, глаза в глаза. В них стояли крупные слёзы, размером с жемчужины. Она громко выдохнула, сжавшись изнутри. Солёная влага брызнула, обжигая поры и орошая мои пальцы, сжимающие её щёки. Она схватила меня за плечи, задрав голову, прижалась ко мне ещё ближе и прошептала:
– С ним всё должно быть хорошо. Всё должно быть хорошо. У нас у всех всё должно быть хорошо.
Я часто закивал, сжимая её в своих руках крепче. Мы простояли так около десяти минут, затем сели на кушетку у стенки, ноги уже не держали ни меня, ни Лили. С нами рядом сидела Фиби. Её погасшие серые глаза смотрели в стену напротив. Долго, очень долго, она сидела молча. Адам так и не появлялся, уйдя в реанимацию. Я гладил волосы Лили, посматривая на тётю Фиби, на маму, на всех тех близких людей, которые окружали меня. Фиби тяжело сглотнула, поворачиваясь к нам и тихо произнесла:
– Когда человек проводит реанимации больше трёх часов, его шансы на возвращение очень малы. Прошёл час. Это невозможно жутко. Дедушка и бабушка… наши мама с папой ничего не знают?
– Нет. Ничего, – шепчу. – Поздно и… есть надежда.
– Она всегда есть. Дай Бог, всё будет хорошо, – она накрывает руками лицо, закрыв глаза. – Ох, Тео, Тео… Под полтинник мужчине, а он всё геройствует. Как он так может? Ни о ком, ни о чём не думая, лезть на рожон….
– Он всегда думает. Обо всех, – всхлипнула Лили, – Да, я знаю его хуже вас, но я… я успела понять, что он никогда не борется за себя. Он борется за других. Ради своих детей, жены, ради своих близких. Ради тех, кто составляет его прошлое, настоящее и будущее, – сглотнула она. – Он должен жить. Он жив. В это надо верить, не просто надеяться, а верить.
Фиби вздрогнула, посмотрев Лили в глаза. Кажется, эта девочка верила в это больше всех. Лили… Все в эту минуту смотрели на неё. В её глаза. Они хотели подчерпнуть хоть немного огня той веры, которая с любовью перерастёт в сердцах в уверенность в том, что Теодор будет жить.
Дверь кабинета реанимации открылась, оттуда вышел Адам, поникший, опустошённый, с опущенными плечами, он был мрачнее тучи.
– Что? – впервые за всё время, произнесла мама и я, признаться, испугался её голоса.
Её всегда сияющие синие глаза сейчас были, будто, покрыты ледяной коркой. Уголки губ опущены, даже в изгибе её бровей читалась необратимая скорбь. Софи смотрела на Адама божественно веря, вздрагивая, она затаила дыхание. Дэйзи и Марсель встали, как и Фиби. Лили медленно поднялась с места, мои ноги меня не слушались. Она крепко стискивала пальцами мою ладонь, сглатывая.
– Мы отключаем Теодора от аппаратов. Он очнулся, сказал… что не хочет умирать во сне.
– Нет! – пронзительно закричала Айрин, вздрогнув всем телом. – Нет! Нет! Нет!
– Мама! – закричал Марсель, когда она, рыдая, стала падать. Крепко сжав её в своих руках, он сел на кушетку и подтянул её к себе.
Дэйзи, закрыв рот рукой, убежала за водой. Софина стремглав помчалась куда-то в другую сторону коридора, Фиби, безвольно опустив руки, снова опустилась рядом со мной на кушетку. Я так и не мог встать. Лили отпустила мою руку и подошла впритык к Адаму:
– Вы не отключите его от аппаратов. Вы сделаете ему операцию. Вы не дадите, вы не можете дать ему умереть. Нет, Адам, он не может умереть! – зашептала она надрывно, сдерживая дрожь в голосе, и ударила его по груди, – Адам, вы спасёте его! Вы спасёте! Быстро! – она била его по щекам, он пытался образумить её, удержать.
– Лили, разрыв мягких тканей правого лёгкого, я не могу, прекрати, прекрати и успокойся!
– Можете! Вы всё врёте! Вы можете! Адам, можете! – она начала кричать, нещадно тарабаня его кулаками по груди.
– Дориан! Забери её! – заорал Адам, не выдержав.
Я подошёл, не чувствуя ни ног, ни рук, ни пола под ногами. Слабо притянув Лили за плечи, прижав к себе, я поразился той податливости моим рукам. Нет, не рукам, бессилию. Я моляще посмотрел в глаза Адаму. Я смотрел на него со всей надеждой, что тлела во мне.
– Адам… Неужели, конец? – еле слышно шепнул я. Он избегал смотреть мне в глаза, но я вынудил его.
– Есть один вариант, но всё не так просто…
– Адам, когда любишь, всё просто. Ты любишь Фиби? Любишь. Мой папа её брат. Ведь он твой друг. И ты его любишь, – произнёс я как можно твёрже, глядя в его лицо.
– Хорошо. Укол в сердце и… Сделаю, что могу, – он кивнул и ушёл обратно, захлопнув за собой дверь.
Лили так крепко прижималась ко мне всё это время, а когда я сел на кушетку, так она и вовсе упала в мои руки. Она обессилила. Как и моя мать. Как и все здесь. Софина вернулась только через полчаса, заплаканная, с растёкшимся макияжем: перепачканная тушью и губной помадой, она была высушена горем. Я смотрел в стену, вспоминая всё, что говорил мне отец. Вспоминая все те счастливые моменты своей жизни, когда мы были все вместе. Двадцать лет в браке родители отмечали круизом на яхте в Санта-Монике: это было таким счастьем, мы все вместе, любящие друг друга и верящие в жизнь; в то, что всё в нашей судьбе придумано кем-то свыше. Распланировано и расписано автором, с безграничным чувством юмора и чувством счастья, с острой верой в мечту и в людей. Мой отец не может умереть, потому что он ещё молод, молод изнутри и заражает всех этим юношеским азартом, чувством свободы и силы. Когда я, моргая, приходил в себя после ярких воспоминаний, застилающих сознание, я столкнулся взглядом со стенкой, а слухом с голосом мамы. Лили на моих руках уже не было. Она сидела на корточках, в коленях у Айрин, крепко сжимая её руку. Я прикрыл глаза, слушая:
– Знаешь, Лили… Теодор тот человек, которого можно любить лишь за то, что он есть. Каждая женщина мечтает, чтобы её так любили. Он исполнил мою мечту. Он верит в меня, в мою свободу. За годы нашего брака мы не изменяли друг другу даже мысленно. Потому что наше удовольствие зависело не только от телесного сближения, а от простого общение друг с другом, молчания. Он очень любит, когда я сажусь к нему на колени, жалуюсь на усталость, говорю всякую чушь… Он улыбается, называет меня «девочкой» и, шлёпая по щеке, твердит о том, что я его «любимый ноющий малыш», – я слышу смех, звучащий сквозь слёзы, – Я люблю его. Лили, как же я люблю его… Если его не станет, я… я не смогу жить. Он мой главный ребёнок. Мой единственный мужчина. Первый и последний, Лили.
– Он будет жить, миссис Грей… Он любит вас, он будет жить, хотя бы потому, что вы его ждёте и любите, – раздался робкий шёпот Лили, пробирающий до дрожи, будто за окнами установился лютый мороз.
– Я однажды обещала ему, что если он умрёт, то умру я. Я сделаю это с лёгкостью. Последняя любовь Альберта Эйнштейна, Маргарита… после кончины гения отказывалась от приёма пищи и умерла от истощения. Со мной будет то же самое, – я задрожал от ярости.
– Миссис Грей… а как же ваши дети? Неужели, вам не жаль их?
– Жаль. Конечно жаль… ведь я жила и для них. Но когда у тебя… отнимают любовь всей жизни, ты ничего не хочешь. Пусть небеса дадут тебе полюбить, но чтобы ты… никогда не почувствовала то, что я ощущаю сейчас…
– Он будет жить. Вы же верите? Верите мне, миссис Грей? – я открыл глаза, когда ответа не последовало.
Замерев, я смотрел, как Айрин наклонилась к Лили и нежно, крепко её обняла. В моём сердце рвались все струны от того трепета, что промчался по телу.
– Адам, – шепнула Айрин, я перевёл взгляд на распахнутую дверь. Он, качаясь, вышел, обессиленный и бледный.
Ни слова не говоря, он подошёл на кушетку и сел рядом со мной. Все смотрели на него с надеждой и мольбой. Мистер Адам Криг обвёл усталым взглядом свою жену, меня, Лили, племянников. Его взгляд задержался на моей маме, которая дрожала от нетерпения.
– Адам, не тяни.
– Пошли вы все, Греи, – выдохнул он, – Гоните ящик виски.
========== almost together ==========
Лили
Состояние мистера Теодора Грея до утра оставалось стабильно тяжелым. Участь смягчало лишь то, что он будет жить, что это всё действие операции, наркоза, капельниц, сердечно-стимулирующих препаратов. Ранним утром, двенадцатого мая, Теодора вывезли в палату. Можно уже было заходить и следить за его мирным сном и приборами, контролирующими дыхание и сердце. Первой туда вошла Айрин, затем Фиби, следующим был Марсель, Софина, Дэйзи… Дориан, решив зайти, взял за руку меня, заставив затрепетать изнутри. Неслышно мы проникли в палату и теперь могли видеть небритое, несколько опухшее от элементов снотворного лицо, что внушало некоторую жуткость своей бледностью. Дориан провёл рукой по волосам отца, еле ощутимо, а затем отвернулся спиной и закрыл руками лицо. В зеркале, висящем у двери, я видела, как он давил пальцами на зажмуренные глаза, будто хочет их выдавить. От подобного зрелища моё сердце ёкнуло болезненным уколом.
Я крепко обняла Дориана со спины, уткнулась носом в его лопатки. Он замер, – мне показалось, что он перестал дышать. Я хотела зацеловать эту сильную спину, этого мужчину, на плечах которого была эта непосильная ноша. Господи, я влюбилась в него. Я влюбилась в него в ту самую минуту, когда он развернулся в моих руках, крепко сжал ладонями моё лицо, и, тяжело дыша, с каким-то лихорадочным блеском в глазах, рассматривал меня. Не пойми отчего, моё дыхание перехватило – это как удар молнии, пронзающий насквозь, нечто убийственно сильное. Может, это всё двухдневное отсутствие нормального сна, влияние лунного цикла или эмоциональный фон во взаимодействии с гормональным, но… в эту минуту я поняла, что он прекрасен. Никого ближе для меня в этом огромном городе не существует. Я пыталась подобрать какие-то слова, чтобы оправдать свою дрожь, но голову застил туман, как и глаза. Туман – такой сладостный, дурманящий, просящий хотеть чего-то…
– Ты помнишь, что я заеду за тобой в восемь? – хрипло шепнул он. Сглотнув, я несколько раз кивнула.
– Зачем тратить время? – за моей спиной раздался голос Теодора, мы в одну секунду обернулись к нему, обезумившие от счастья и непрекращающейся радости, что стучала в висках вместе с пульсом.
– Папа, – шепнул Дориан. Мы медленно подошли близко к нему, он слабо, но очень старательно улыбался.
– Дай водички, – кивнул он в сторону графина. Я опередила Дориана, аккуратно поправила подушку под головой Теодора, осторожно поднесла бокал воды к губам. Он сделал несколько мелких глотков, смотря мне в глаза из-под тяжелых век. Когда я убрала бокал на тумбочку, он выдохнул и перевёл взгляд на Дориана. Я поняла, что им нужно побыть наедине и тихо шепнула:
– Я скажу врачу и остальным, что вы пришли в себя, – кивнула я мистеру Теодору Грею с улыбкой, пожала его руку, – С возвращением.
– Спасибо, Лили, – хрипло шепнул он, – Вижу по глазам, что заставил вас плакать и забыть о том, что такое сон. Езжайте-ка домой. Отдохните. Попросите Марселя вас отвезти, он сделает это в два счёта.
– Не волнуйтесь, я придумаю, как добраться. Думаю, он тоже хочет вас увидеть.
– Успеет. Тут особо смотреть не на что, и, как я понимаю, там целая очередь. Аудиенция ещё будет долго длиться… Поэтому я не выношу больницы, – он беззвучно засмеялся и тут же застонал от боли.
– Мистер Грей! – перепугалась я.
– Отец, тебе ещё нельзя смеяться. Зашили лёгкое. Это не шутки.
– Нельзя смеяться… какой кошмар.
– Я позову врача, – кивнула я, – Лежите смирно, герой.
Теодор поднял обе руки в манере «сдаюсь», насколько ему позволяли фиксирующие приборы, о которых ему напомнил в тот же момент Дориан. Мистер Теодор Грей закатил глаза. Я напоследок посмотрела заботливому сыну в глаза и улыбнулась от дрожи, что побежала по спине от его ласкового и в то же время пронзительного взгляда. Переведя дух, я подошла к миссис Грей и сказала о том, что Теодор очнулся. Она радостно вскрикнув, побежала за врачом, заставив меня улыбнуться тому счастью, что светилось в её глазах ярче летнего солнца в погожий день. Марсель пошёл в палату к отцу, как и Дэйзи, Софина и Фиби. Однако через пару минут я увидела, как первый из вошедших возвратился в коридор и прямиком направился ко мне.
– Лили, я отвезу тебя домой. Тебе, правда, нужно отдохнуть, – кивнул Марсель, взяв меня за руку. Я вздрогнула от неожиданности этого жеста и того, с каким стремлением он повёл меня по коридору.
– Я бы могла добраться и на такси… Зачем нужно было утруждать тебя?
– Лили, меня никто не утруждает, – мы зашли в лифт, – Я сам хочу это сделать. И… сказать тебе огромное спасибо за поддержку и за то, что вселяла надежду, когда её почти не оставалось, – прошептал он, смотря в мои глаза.
– Марсель, я всегда буду у вас в долгу. Я не знаю, чтобы я делала, если бы не вы. Все вы, – я ломала пальцы, чувствуя ком, подкативший к горлу. – Я очень счастлива, что Теодор жив и, уверена, с таким тылом, как ты, Дориан, ваши сёстры и мама… Он будет жить ещё очень долго.
– Однако только ты смогла повлиять на нашего дядю.
– Я… истеричка, – нервно усмехнулась я, потирая висок, – Это сделал Дориан, не я. Знаешь, мне кажется, что мы с ним… за эту ночь снова стали намного ближе. Я думаю, что это безумие, но я…
– Влюбилась в него? – смотря в закрытые дверцы лифта, вдруг маниакальным тоном спрашивает Марсель.
– Вполне возможно, – шепнула я, закусив губу от неловкости, – Наверное, я не должна была тебе говорить этого.
– Отчего же?
– Ты же его брат, а я…
– Лили, всё нормально, – улыбнулся он, но на этот раз это было далеко не искренне.
Уже в автомобиле я чувствовала тяжесть век и лёгкую дрёму, несмотря на мысли, что хороводом бродили в моей голове. Мне было жаль Марселя. Я не строила никаких воздушных замков по поводу него, так что в моей голове он и сохранялся, как друг. В погоне за расстановкой по местам собственных чувств, я опрометчиво упустила из виду, что совершенно не считаюсь с его. Это доставляло мне самые настоящие угрызения совести и неприятный осадок на протяжении всей поездки. Я хотела поговорить с ним, извиниться. Попытаться расставить всё на свои места. Но вместо этого я только и чувствовала подступающий, преломляющий остроту сознания сон. Я пыталась сопротивляться, даже схватила руку Марселя, которая лежала на сидении рядом с ним, но больше с организмом спорить не могла…
Проснулась я в утопающей в закатных лучах солнца комнате. Потянувшись на постели, я потёрла глаза и взяла с тумбочки мобильник, на дисплее светилось время: 6:39, а так же значок, оповещающий о сообщении. «Лили, это Дориан. Сохрани мой номер. Планы несколько поменялись, я заеду за тобой в девять».
– Прекрасно, – шепнула я, зевнув и потянувшись.
До семи часов я просто пролежала, всё ещё просыпаясь, приходя в себя. Потерев глаза, я осознала, что провела в кровати добрых десять часов. Эта мысль заставила меня вспомнить о совести и поднять своё ленивое бренное тело. В ванной и на макияж с превращением волос в локоны я потратила полтора часа. С платьем я долго не гадала – остановилась на чёрном и облегающем, с вшитыми в него серебряными нитями, которые под особым углом заставляли его переливаться. Оно элегантно прилегало к телу, толстые бретельки скрывали тонкие ниточки сексуального лифчика из комплекта «для первого секса», – это красноречивое название дала ему я, и улыбнулась от мысли, что это может быть именно так. Туфли я обула в тон своей помаде и расклешенному от талии малиновому плащу, едва скрывающему колени, которые и так были спрятаны за чёрной гладкой тканью моего наряда. Поправив причёску и брызнув на шею стойкий аромат Barberry, я взяла клатч и собрала всё самое необходимое. Услышав вибрацию телефона, я даже не стала лезть в сумочку, я и так прекрасно знала – это он и он приехал за мной.
Я с широкой улыбкой вышла из спальни, каблуки цокали по паркету, а затем по винтовой лестнице. На ступеньках я столкнулась с Софиной. Она была совершенно не накрашенной. На моё удивление, её губы растянулись в приятной улыбке. В эту секунду я увидела, как сильно она похожа на свою мать, Айрин.
– Хорошего вам вечера, – тихо шепнула она, кивнув, и стала подниматься дальше.
Я моргала, пытаясь понять, в чём дело, но «хороший вечер» и ждущий меня Дориан не позволили мне замереть на половине пути до скончания века, пытаясь понять его очередную «загадку». В холле я попалась на глаза Марселю, который поправлял галстук, стоя перед зеркалом на крупном шкафу для обуви и верхней одежды. Увидев меня, он обернулся и смерил своим фирменным раздевающим взглядом, который заставил меня сглотнуть от волнения и некоторой неловкости. Я подошла к Марселю ближе и дрожащей рукой расправила лацканы его пиджака, галстук. Осторожно смахнула с плеча пылинки. Марсель взял мою руку в свою и крепко сжал, уткнувшись взглядом в пол. Сглотнув, он посмотрел на меня исподлобья, шепнул:
– Ты выглядишь сногсшибательно.
– Ты тоже. Свидание? – изогнула я бровь.
– Шлюшкам не нужны свидания, пропустим по бокалу виски. Прелюдия. Секс. И «good bye».
– Оу, – протянула я, вдохнув, – Называешь вещи своими именами… Это мило.
– Мило – моё второе имя, – я осторожно вытащила пальцы из его тисков, улыбаясь.
– Ты… уложил меня в кровать.
– Думаю, что я бы запомнил это счастливейшее событие, – пошло ухмыльнулся он. – Хотя знаешь, я предпочитаю стоя, – я почувствовала, что пунцовею.
– Марсель, я имею ввиду, что… я помню, что уснула в машине. Ты отнёс меня на постель, это заслуживает благодарности.
– Если бы ты весила сто пятьдесят килограмм, да.
– В любом случае, Марсель, даже если я вешу на сто меньше. Спасибо.
– Главное, что ты выспалась. Глаза так и светятся, – я смущённо опустила взгляд. Выдохнув от неловкости, я шепнула:
– Удачного тебе вечера.
– Надеюсь, что у тебя он тоже будет… удачным, Лили.
– Мы с тобой, наверное, не разобрались. Я уверена, что у нас ещё обязательно будет время поговорить, Марсель.
– О чём? О том, как у вас обстоят дела с Дорианом? Я и так вижу, что прекрасно.
– Ты злишься на меня. Я не хочу, чтобы ты…
– Лили, а я не хочу, чтобы ты решала, злиться мне или радоваться. Не порти нам обоим вечер. Разговор окончен, я полагаю. Лишних слов не стоит.
– Ты же сам мне говорил, что мне нужно обратить внимание на Дориана. А когда я этого захотела, ты вдруг злишься и говоришь со мной, будто видишь впервые, будто ничего не было.
– А ничего и не было, Лили, – он пристально смотрел в мои глаза, пока я ловила губами воздух.
– Очень хорошо, что это так, Марсель, – улыбнулась я напоследок и вышла из дома, закрыв за собой дверь.
Вослед я услышала: «Замечательно!» и это пробрало меня до мурашек. Я буквально мчалась к паркингу, семеня широкими шагами. Острые носы туфель пару раз заставляли меня споткнуться. Мне не терпелось увидеть Дориана, броситься ему на руки и обругать целый свет в его объятиях. Моему облегчению не было предела, когда в глаза впечаталась его гордая, стройная фигура. Дориан стоял, скрестив руки на груди и опираясь о капот своего автомобиля. Когда он заслышал мои приближающиеся шаги, его взгляд оторвался от асфальта, покрывающего тропинки участка, и он буквально сразу пошёл мне навстречу. Когда наши тела убавили расстояние, он, взяв в руки моё лицо, посмотрел мне в глаза, как сегодня в больнице. Дрожь прошла по сердцу, вместе с приятным импульсом внутри. Он прищурился, вглядываясь в моё лицо.
– У тебя глаза на мокром месте. Что-то случилось?
– Нет, нет…
– Лили.
– Я просто, – выдохнув, я пыталась найти слова, – Очень рада тебя видеть, – и это было правдой.
Дориан, ни слова не говоря, склонился к моему лицу и прижался к губам. Я оплела его шею, прижимаясь к нему ближе. Он обнял меня за талию, отрывая от земли, унося за собой куда-то в облака. Туфли намеревались слететь со стоп, но я не обращала никого внимания, эпицентром были только его губы, дарящие расслабление и кайф всему телу. Дориан целовал меня долго и мягко, но когда его язык прорвался к моему, он принялся делать это неистово – настолько грубо, мощно и сладко, что я потеряла возможность дышать. Он творил это так умело и глубоко, с таким порывом, что я пьянела от удовольствия и наслаждения. Я не хотела, чтобы он отрывался, поэтому впившись руками в его буйную тёмную шевелюру, прижимала его к себе, сдавленно и непроизвольно хрипя в его губы. Мои пальцы вели следы ногтями по его шее. Когда воздуха стало не хватать, он неожиданно оторвался, чем заставил меня кратко и тихо проскулить, закусив влажную губу.
– Лили, – громко выдохнул он, смотря мне в глаза.
– Поехали, – часто закивала я, – Что там у тебя по плану? – робко шепчу.
– Выставка.
– Вау, – попыталась менее разочарованно выдохнуть я, голова ещё кружилась, – Что за музей?
– Узнаешь, – ухмыльнулся Дориан.
Когда он спустил меня, – чуть ли не в буквальном смысле, – «с небес на землю», мы в какой-то суматохе сели в автомобиль, я застегнула ремень безопасности, чтобы отвлечь себя от мысли о его сочных губах. Господи, меня ещё никогда не целовали так сильно, по-настоящему… Я с громким выдохом откинула голову на подушечку сидения, – и когда поймала себя на том, что сделала это, при нём! – ощутила, как горю алым пламенем и накрыла лицо руками, звонко смеясь. Дориан с широкой улыбкой перевёл взгляд с дороги на меня.
– Почему смеёшься?
– Не знаю. Это нервное, – я утёрла «смешинки» в уголках глаз, – А вообще, я счастлива. Ты классно целуешься, – произношу, пунцовея.
– Правда?
– Да. Я не прощу тебе то, что ты решил мне показать свои таланты так поздно.
Дориан с ухмылкой посмотрел на меня:
– Буду совершенствоваться.
– Пожалуйста, – я укусила нижнюю губу. Неприступная синева глаз Дориана потемнела до морского водоворота.
– Папа передавал тебе «привет», – произнёс он, прочистив горло.
– О, как он?
– Замечательно, Адам говорит, недельку-другую полежит и можно выписывать.
– Как я рада… Я верила, что всё будет хорошо. У нас у всех всё будет хорошо.
Дориан отпустил одной рукой руль и переплёл наши пальцы, заставив меня задрожать от волнения. Я шумно сглотнула, улыбаясь.
– Я тоже начинаю верить.
– Знаешь, Софи… пожелала нам хорошего вечера, – робко улыбнулась я, – Это было неожиданно.
– Я ведь говорил, что у неё доброе сердце. Они с отцом начали ладить… Это было при мне. Он разрешил ей видеться с Микеле, потому что не хочет, чтобы она страдала. Она ответила, что рассталась с ним ночью, когда папе делали операцию. Помнишь, она уходила куда-то, а потом вернулась вся в слезах?
– Да, – кивнула я, хмурясь. – Неужели, теперь всё потеряно?
– Всё что не делается, к лучшему, Лили. Папа просил её позвонить ему, помириться, но… Софи слишком гордая, а по её словам Микеле тоже, овощ ещё тот.
– Да. Ситуация не самая простая.
– С этим я согласен, – он притянул мою руку к своим губам и нежно поцеловал.
– Мы приехали, – улыбнулся, плавно остановив машину.
Я огляделась и не поверила своим глазам. Часто моргая, я перевела непонимающий на Дориана.
– Это ведь… твой квартал? Где-то здесь твой Б-12. Верно? – потеряно проговорила я.
– Да.
– Ты же говорил про выставку…
– Сейчас сама всё увидишь, – ухмыльнулся он.
Мы вышли из автомобиля. Темнокожий человек в униформе приветливо кивнул Дориану, сел за руль его Audi и укатил в огромный parking-home района «Hilton».
– Такой сервис, – с улыбкой подметила я, – Это круто.
Дориан Грей с ухмылкой обнял меня за талию и прижал к себе. Перед входом лифт в высотке Б-12 он ввёл пин-код, только тогда дверцы приветливо открылись, а на табло горело: «Добрый вечер, мистер Дориан Грей и мисс Лили Дэрлисон». Я нахмурилась, пытаясь понять, откуда этому интерактивному «домику» известно моё имя. Этот вопрос я озвучила Дориану, когда мы вошли в лифт. Он рассмеялся.
– Это специальная защитная система, разработанная инженерами моей компании. Я ввожу список возможных гостей, прикладываю фотографию и вношу в базу. Затем регистратор определяет, кто ко мне пришёл. Это безопасно и удобно.
– Действительно… удобно, – сглотнула я, смотря в его глаза.
Он такой деловой и… сексуальный.
Мы поднялись на нужный этаж, Дориан пропустил меня первой к выходу из лифта. Выйдя из широкой кабины полной зеркал, я очутилась в огромном холле, выполненном в кофейных тонах. Дорогая мебель из шоколадного древа. В потолке встроены, по всей видимости, регистраторы движения, так как свет зажегся без всякой на то помощи. Ясно, что стиль Дориана – модерн: всё по последнему слову моды и техники. Он галантно помог мне избавиться от плаща, аккуратно повесил его в шкаф. Обернувшись ко мне, он пристально изучил мою фигуру в чёрном платье. Медленно сканируя меня взглядом, подошёл ближе, взял под руку и прошептал на ухо, склонившись:
– Готова к выставке? – дыхание в груди замерло, а затем стало наполнять грудную клетку, заставляя её всё чаще вздыматься.
– Готова, – сглотнула я, и только сейчас стала понимать, о какой выставке он говорил…
Дориан завёл меня в гостиную, засыпанную бликами и яркими зайчиками свечей, которые умещались на всевозможных поверхностях выше пола. Со стороны стеклянной стены, расположенной слева, лился пленительный свет ночного города, такого манящего и завораживающего, уводящего глубоко вдаль своей тёмной синевой. На противоположной стене возвышался огромный книжный шкаф, а рядом стеллажи – от потолка до пола. Позади нас в стене была встроена широкая полка, усыпанная сейчас свечами и маленькими вазами с лилиями. У этой стены стоял роскошный белый рояль, прекрасно гармонирующий с полом и потолком по цвету. Огромная стена впереди нас, у камина, метров пять к потолку – завешана огромными, длинными портретами. Моими портретами! Один громаднейший находится посередине, он поразил меня больше всего, так как исполнен углём: на нём я была изображена во весь рост, – так похоже на дизайнерский эскиз. Нигде не было цвета, кроме как на кроваво-красном платье, в котором я была во время бала. Я тяжело дышала, пытаясь найти слова, тёрла рукой лоб. Господи, он и правда может открыть свою выставку. Я судорожно пыталась посчитать, но от нервов, раз за разом сбивалась. Поняв, что молчание слишком затянулось, я попыталась выдавить:
– Дориан, я… Я поражена, я…
– Ты вся дрожишь, – он повернул меня к себе. Так нежно, так бережно сжал в своих горячих руках мои ледяные ладони.
– У меня нет слов, – просипела я, еле слышно, – Не могу поверить, что вижу это. Я ещё никогда в жизни не испытывала… подобного.
– Чего именно?
– Мне трудно найти сейчас слова, кроме как… Спасибо, Дориан. Это похоже на сказку, – выдохнула я, сглотнув. Осмотревшись, дрожа, я слабо ухмыльнулась против своей же воли, – Опять свечи… Ты же не любишь их, ведь… не романтик. Хоть и поступки твои говорят об обратном.
– Мне просто хотелось сделать тебе приятно, – еле слышно прохрипел он. Сердце безумно застучало во мне.
– Мне приятно. Очень приятно, – шепнула я, смотря на его сладкий рот.
Будто прочитав мысли, он накрыл мои губы своими, вплёл пальцы в локоны и склонил голову ниже, забираясь языком в мой рот. Я хрипло вскрикнула, когда его зубы прикусили мою губу. Ох, Боже! Ноги точно подкосило. Я повисла на Дориане, вцепившись в его бицепсы. С жадностью и страстью, поднявшейся с самой глубины сердца, я отвечала на его смелые поцелуи и теряла контроль над своим телом. Губы горели. Там, где я чувствовала его руки, рот, тепло кожи – вспыхивал пожар, а всё остальное тело леденело. Его уста сползли по подбородку на мою шею, я не смогла сдержать стона и дрожи, которая заставляла всё жёстче прижиматься к нему. Мои руки накинулись на грудь Дориана, я с дикой хаотичностью скинула с него галстук, пиджак. Он целовал моё декольте, доводя меня до потери сознания. Внизу всё стонало от болезненного желания, от спазмов боли, смешанной с наслаждением. Я вцепилась в рубашку Дориана и стала расстёгивать пуговицы, отрывая их от нетерпения. Одна моя рука царапала кожу его головы. Когда его мокрый порочный рот коснулся моей ключицы, а зубы впились в неё, я дрожаще застонала, теряя последнюю связь с разумом. Дыхание стало поверхностным и быстрым. Дориан замер, прервавшись и осторожно, аккуратно отодвинул меня от себя за талию. В рёбрах кольнуло так, что дышать стало невыносимо.
– Почему ты остановился? – осевшим голосом прохрипела я.
– Лили, я… Я думаю, что это всё… несколько неправильно.
– Что неправильно?
– Я боюсь, что… потом ты будешь жалеть. Я немного отличаюсь своими взглядами от общепринятых стандартов, это основное препятствие.
– Подожди, я… Не понимаю, о чём ты говоришь. При чём тут секс и общепринятые стандарты? – жестикулировала возмущённо я, – Ты привёз меня сюда. Я же вижу, что ты не равнодушен ко мне! Ты так целуешь меня, ты… Ты же хочешь меня так же, как я тебя, – я схватила его щёки, сжала изо всех сил, – Дориан, не отвергай меня больше. Не отвергай. Просто сделай то, что хочешь.
– Я не могу.
– Почему?! – отчаянно вскрикнула я.
– Потому что я… не для тебя. А ты не для меня. Я понимаю, что… сопротивляюсь самому себе, своим чувствам, но разум во мне пока ещё побеждает. Вряд ли я когда-нибудь смогу отказаться оттого, чем живу последние годы. Я не хочу давать тебе ночь, которая впоследствии сможет принести много боли.
– Сейчас не ночь приносит мне боль, а ты, – всхлипнула я, – Я никогда об этом не пожалею. Я пожалею, только если пойму, что напрасно ты меня привёз сюда. Потому что мне больно оттого, как ты притягиваешь меня к себе, а затем резко отрубаешь! Дориан, я не игрушка, которую можно посадить на качели «туда-обратно» и наплевать с высокой колокольни, наблюдая за процессом. Это что ли, твоя специфика? Заставить женщину сгорать от желания и гнева к тебе?! – прошипела я.
Дориан, приоткрыв губы, изумлённо, зачарованно смотрел на меня. Я сглотнула комок слёз, подкативший к горлу. Шумно сглотнув, я резко кивнула, быстро, запнувшись, влезла в туфли и пошла прочь из гостиной.
– Лили! – он выбежал за мной в холл.
– Я всё поняла. Спасибо за прекрасный вечер, – выдавила я. Сняв с вешалки плащ, я зашла в лифт и выдохнула, когда дверцы закрылись.
Меня трясло от обиды. Мне хотелось плакать. Второй раз, это уже не шутки, чёрт подери! Подонок. Сумасшедший художник. Долбанный эстет. Моё подсознание материло его во всех направлениях. Я всеми возможными и невозможными силами сдерживала себя, чтобы не зарыдать навзрыд. Я ненавидела себя за то, что хочу его. За то, что влюбилась в него, как последняя идиотка. Я же чувствовала, знала, что всё это невозможно, пустая трата времени. Я смотрела на своё отражение и видела в нём жалкую, отвергнутую овечку. Знаешь что, Дориан Грей? Ты поцелуешь меня в зад! Я приехала, потому что хочу. Потому что мне нужно, чтобы этот осёл, который не действует без дополнительных толчков подарил мне успокоительные толчки, мать его.
Я разделась. Догола. Даже сняла это гипер –сексуальное бельё, к чёрту. Натянув лёгкую ткань плаща на покрытое ледяным потом от гнева и волнения тело, я застегнула все до последней пуговицы. От всей души я была благодарна плотной ткани, которая не обтягивала соски, а скрывала их. Нажав на кнопку лифта с надписью «обратно», я поправила растрёпанные локоны, что закудрявились больше прежнего, достала помаду из клатча и вернула свой прежний образ. Бросив в холле вещи в шкаф, я помчалась в гостиную.
