Текст книги "Мистер Дориан Грей (СИ)"

Автор книги: Каролина Янис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

– Доверься своему Мастеру, крошка. Тебе будет хорошо. Поняла? – Лили сглатывает.

– Да, сэр, – она шумно выдыхает, опуская взгляд вниз, и чуть шевелит в воздухе ножками, несколько морщась от дискомфорта в руках, или от возбуждения, что стекает по её лодыжкам, от желания, которое нельзя скрыть… Она хочет свести ноги, но напряжения не выдерживает. Я с ухмылкой наблюдаю за этим «воздушным балетом», просто стоя впритык к ней, напротив, ем её взглядом. Она, наконец, решается посмотреть мне в глаза.

– Я хочу вас, Мастер, – надрывно хрипит она отчаянным шёпотом. Я прикусываю её сосок, заставив вздрогнуть и громко, долго проскулить букву «о-о-о». С шумом оторвавшись, я подхожу к «а»-стендам и беру масло из тимьяна и розмарина. След за тем, вибрирующую анальную затычку, которая проходит глубже от каждого движения и вибрирует внутри. Если бы не специальная цепочка, её можно вообще потерять в заднице. Лили конвульсивно потряхивает. Ноги её плотно сжимаются, с каждым разом всё жёстче. Я неслышно подхожу к ней со спины, и когда мои губы касаются её влажной от пота лопатки, она с громким стоном замирает всем телом.

Я продолжаю целовать её, пряча пробку временно в карман, раскрываю бутылочку масла, лью на ладонь и провожу по следу укусов и поцелуев на спине. Лили дрожит, хрипло простонав, и тяжело дышит от ощущения. Конечно, да… прохладная, вязкая жидкость, как бальзам по телу. Её спинка блестит, как и изумительная попка. Обе ягодицы сияют, а я лью ещё и ещё, – капли застывают слюдой на подкаченной заднице. Глотаю влагу во рту, скопленную от желания укусить её сладкий сочный орех. Сжимаю попку рукой, оттягивая и лью масло между двумя сторонами сладкой задницы. Лили дрожаще стонет – этот звук похож на ангельское пение. Такое чарующе-пронзительное, полное истинного удовлетворения. Вместо масла с попкой начинает взаимодействовать пробка – едва я просовываю её, Лили дёргается и затычка сама по себе проскальзывает внутрь её заднего входа. Лили мычит, снова дёргает ногами и замирает с прерывистым громким выдохом. Кажется, она уже чувствует вибрацию. Мурашки на её коже говорят за неё, а тело, которое просто-напросто дрожит от возбуждения купается в этих ощущениях. Пот выступает на её спине и на её лице. А я скольжу рукой с нотками розмарина по её прессу ниже, к киске. Накрываю её на мгновение рукой и слышу благодарное всхлипывание.

– Ну, что? Ужасно быть моей сабмиссив? – издевательски произношу, ведя указательным пальцем по складкам вверх и вниз. Лили капризно вскрикивает, дёргаясь и снова замирая, покрываясь пупырышками до самой шеи.

– Дориан, чёрт тебя возьми! – хрипло рычит она. И за то, что она назвала моё имя, я резко стегаю её ладонью по клитору. Проносится звонкий крик. Лили крепко трясёт. Я накрываю полностью её киску и сжимаю в своей руке. Она скулит, слабо стонет, так просяще, хрипло и громко, что возбуждение ко мне подкатывает, точно по щелчку. Мои пальцы начинают кружить на розочке её складок, её рот источает миллион разных звуков чуть ли не за мгновение. Я чувствую грудью, членом, вываливающимся из джинсов и уверенно торчащим, как горит её тело, сверкая в тусклом свете от масла. Хлюпающие звуки, мокрые пальцы, горячие соки, которые заполняют ладонь, как роса… Я просто тру её. Аромат дурманит – такой бешено сладкий и уничтожающий разум. Её бедра кружат вокруг моей руки, попка двигается то вперёд, то назад, то снова повторяет всё. Совершает круг за кругом, надвигаясь на меня. Её хриплый стон пронзает воздух, а затем, на выдохе, я слышу: «пожалуйста».

В мгновение ока я оказываюсь впереди неё и грубо наполняю до самого основания, закинув её ноги на себе бёдра, плотно сжимая её маленькие колени. Она кричит и вспыхивает – я представляю кутеж её чувств. Она шевельнулась настолько резко и быстро, внутри неё так чертовски мокро и горячо, что пробка наверняка вибрирует изо всех своих техно-сил, не давая ей нормально вздохнуть. Я трахаю её так быстро, заставляя забыть обо всём, что пугаюсь сам своего темпа, который может к чертям порвать её. Лицо Лили блаженное, оно залито краской, а губы искусаны, – удовольствие и боль сосут из неё кровь. Её киска хлюпает, то сжимая меня, то трепеща под напором толчков. Мокрые волосы прилипли к её вискам, шее, ключицам. Она пахнет, как цветок магнолии, – такой пьянеще-сексуальный аромат. Я двигаюсь быстрее, заглядываю в широко распахнутые глаза и вижу в них своё разъярённое от страсти лицо. Стоны Лили становятся громче, гортаннее. Рычание перебивает хрипы и наоборот. Я чувствую, как мои ноги теряют способность чувствовать опору, Лили дёргает руками от удовольствия и подтягивается от меня выше – против собственной же воли – с рычанием выдыхая. Я просовываю глубже, она буквально скачет на мне сверху. Мои руки скользят по её напряжённым бёдрам и ложатся на попку. Её выдохи, хриплые стоны, такие отчаянные и громкие сводят меня с ума, как и кипяток её обжигающих соков и раскалённая кожа её подтянутого маленького тела. Она вьётся на мне, будто заведённая. Кровь приливает к её губам и щекам. Молящий стон рвётся с губ, смешанный с всхлипом, и я понимаю, что сейчас, очень скоро, окончательно сделаю её. Её глаза на мокром месте, хотя на губах порочнейшая из всех её улыбок. Она близко, она очень близко. Она жмурится, крича одними губами «да!», просто на мгновение широко распахнув губы. Я не останавливаюсь, я вбиваюсь, вбиваюсь и ещё. Она до дикости плотно сжимает меня своими ногами. Одна моя ладонь сжимает её ягодицу – как можно сильно и жёстко, не волнуясь о том, что останутся следы пальцев. А другой рукой я просто дёргаю за цепочку, освобождая её попку от затычки – освобождаю её оргазм, от которого она громко, хрипло кричит и дёргается, утыкаясь лицом в мои волосы, прерывисто дыша в них. Её трясёт, колотит, а звуки так приближены к звериным, что мне становится больше, чем хорошо. И я выплёскиваюсь внутрь неё, откинув затычку, запреты, просто сжимаю её попку и стреляю в её киску спермой. Мои губы встречаются с широко открытым ртом Лили. Я проталкиваю язык в него, забирая долгожданный, принадлежащий мне, мне одному поцелуй. Она кусает меня за губу – я жёстко шлёпаю её по заду. Чувствую кровь во рту… Мы начинаем целоваться ещё грубее. Так грязно, дерзко и порочно, как никогда. И я снова чувствую, как твердеет член. И начинаю двигаться внутри неё, заставляя дрожать, трястись и сходить с ума от чувств.

– Ма-а-а…. а—а… Мастер! – стонет она, откидывая голову назад, её голосовые связки рвутся. Я путешествую губами по её влажной горячей шее. Пульсирующая венка, которую я бесконечно всасываю, кажется, вот-вот разорвётся от моих поцелуев. Она кружит головой, её глаза пьяно закатываются. Темные зрачки расширяются так, что ночь всего мира накрывает меня. Одурманивает сознание. Я без устали двигаюсь внутри неё. Одна моя рука скользит по её бедру и ягодице ногтями, вторая ползёт по спине, надрывая гладкую, влажную кожу. Она так остро на меня реагирует, что мне ничего не остаётся, кроме как продолжать двигаться – разрывать её…

– Ты чертовски хороша, – хриплю в рот, вбиваясь так, что от толчков эхо разносится по всей комнате, возбуждение стреляет прямо в голову.

Она толкается мне навстречу. Её глаза просят испить её до дна, как сладкое вино, сгубить её своим непрекращающимся движением. Она отдаётся, слёзы текут по щекам и её улыбка – порочнейшая из всех, что я когда-либо видел, как доказательство тому, что она осознала: не сломлена. Она доверилась мне и та боль, к которой я подвожу её, теперь вызывает лишь удовольствие. Порочное, разрывающее, такое грязное, что даже такой ангел, как она, становится жаждущим ненасытным зверьком. Её звуки – лучшее доказательство тому, что она не обманулась мне, не разочаровалась, не пожалела о том, что доверилась. С каждым моим проникновением в неё, я понимал, что теперь уж точно не уступлю её никому. Никогда не отдам её. Никогда не предам. В ней так хорошо, как в раю. С каждым моим движением внутри я чувствую всё больше и больше удовольствия. Тело накалено, сердце бьётся на пределе своих сил. Я просто схожу с ума от неё. Схожу с ума и понимаю, что нашёл всё, что мне нужно в ней одной.

***

Запах Лили, – цитрусовый гель и нотки секса, ведь она сама – секс, – заполняет пазухи и сознание. Она не говорит ни слова. Руками и ногами не может шевелить вообще. Прежде чем снять её из-под потолка, я трижды оттрахал её. Я трижды делал из неё сумасшедшую, упивающуюся моими толчками порочную девочку. Она плакала в голос, дрожа и смеясь, когда кончила в третий раз, а потом тихим голосом прохрипела: «Мастер, вы убийца…». Она прекрасна. Сейчас она молчит уже полтора часа, отходя от экстаза, а я массирую лосьоном её запястья, которые были стянуты прочной бечёвкой. В душе она вообще была тряпичной куклой. Я ухмыляюсь, вспомнив об этом. Она открывает глаза, смотря на меня в тусклом свете потолочного ночника.

– Что? – чуть слышно сипит она.

– Вспомнил, что ты не можешь стоять, – тихо смеюсь я. Лили слабо шлёпает меня ладонью, сжимая губы, чтобы сдержать улыбку. Я прекращаю массировать запястье и притягиваю руку к губам, нежно целую в ладошку. Она глубоко выдыхает. – Скажи мне что-нибудь ещё…

– Я… очень счастлива, Дориан, – шепчет она. – Я бы и раньше могла это сказать, но боюсь, потому что обычно моё «я счастлива» длится недолго.

– Неделю счастья я уж точно могу тебе обещать. Никакого офиса, тетра. Ты, я. Мы. Вскорости Диснейленд, – улыбаюсь. Лили кусает губу, часто моргая.

– Ты думаешь, театр – это препятствие счастью?

– Я так не сказал. Я просто переживаю, что…

– Что?

– Проводя много времени вдали от меня, ты… мы друг от друга начнём отдаляться. Хотя фактически я понимаю, что со мной этого не будет. Ведь, Лили, когда тебя подолгу нет рядом, у меня начинается самая настоящая паранойя. Я вижу тебя во снах, в ведениях, и порой мне кажется, что моя голова взорвётся от мыслей о тебе. Я очень сильно к тебе привязан. Настолько сильно, что, – я перевожу дыхание, – Мне не хватит ни слов, ни воздуха описать тебе всех моих чувств.

Лили садится на постели, чуть хмурясь от ломящей боли в теле и кладёт обе руки на моё лицо. Нежно проводит пальцами по щекам.

– Дориан, ты у меня на первом месте. Ты самое главное. Моё главное, – чуть слышно шепчет Лили и прижимается губами к моим. И я шумно выдыхаю, чувствуя дрожь, – Ты знаешь, что в любое время ты можешь прийти ко мне. Я предупрежу твою паранойю раньше. Так же, как ты предупреждаешь мои страхи. Я знаю, что многое сейчас у нас… запутано, многое неизвестно, но… Мы ведь разберёмся с этим. Мы же справимся, я права?

– Да. Мы с тобой справимся, – мой голос опускается до хрипа. Лили валит меня на себя, заставляя поверить в это окончательно. Она целует меня так нежно, что всё в моем сердце оживает, пульс начинает биться внутри, как соловей в клетке… в клетке из буйных растений зелёной рощи.

Всё, что я чувствую к ней, можно выразить словом, которое я однажды презирал и проклинал. С ней я не думаю ни о чём – это редкое, великое счастье для меня, избавляться от мыслей. Когда она рядом, всё становится на свои места. Я чувствую себя живым и по-настоящему счастливым. Лили Дэрлисон – это имя, выбитое нашей страстью на моём сердце. Имя, которое не стереть никогда.

Лили

Однажды почувствовав то, что никогда не ощущал, то, что тебе понравилось, ты начинаешь хотеть ощутить это снова и снова. Это становится наркотиком. Любовь Дориана стала моим наркотиком, и он усиливает эту дозу каждый день, насыщая меня в полной мере. Рядом с ним я чувствую себя самой желанной, самой счастливой на свете. Когда он целует меня, в моей душе происходит взрыв, сотни приятных взрывов, словно кто-то поджёг целый магазин фейерверков. После опробованной впервые Бархатной комнаты, я всё ждала, когда в Дориане снова проснётся Мастер и сделает своё чёрное, но несущее изумительное удовольствие дело. Однако последующие два дня он, очевидно, гасил это в себе. И был очень не сдержанным в спальне, в гостиной, в ванной, и даже на кухне, когда его домработница, наконец, её покидала. Я провокатор. Я заставляю его делать то, чего он хочет, но втайне. То, отчего он воздерживается, рвётся наружу, когда я сажусь на его колени и начинаю чреслами тереться о его пах. Или когда я обнимаю его со спины, утыкаясь губами в лопатки и целуя их. Или тогда, когда с утра надеваю его рубашку, совершенно не застёгивая её… поверх голого тела. Ещё его сводит с ума моё нижнее бельё. Когда мои вещи, в день «Первого шлёпанья», в полном комплекте были доставлены в «Hilton», я принялась баловать Дориана каждое утро. И сегодня не было исключением…

Вскочив чуть свет с постели, я надела красный, полупрозрачный комбидресс со стрингами и чашечками формы «Анжелика». Мне определённо шёл этот цвет, эта яркость. Оценив себя в зеркале, я наклонилась и резко поднялась вновь, заставив волосы со всей их буйностью рассыпаться по моим плечам. В своём роскошном наряде я продефилировала на кухню. Мои знания о готовке были весьма скудными, однако я бы была последней идиоткой, если бы у своей бабушки Марианны – между прочем, с итальянскими корнями, – однажды не научилась готовить пиццу. Кухня Дориана была обустроена несколько… современно. Настолько, что я минут двадцать ещё не могла отличить, где посудомойка, а где духовой шкаф. Поэтому встроенный в стену планшет с Сири-инструктором по кухне, – для особо одарённых, – пришёлся очень кстати. Сири сама подобрала мне энергичную музыку и содействовала, помогая мне в приготовлении, по любому вопросу. Я была так безмерно счастлива, когда поставила свою «Маргариту» в духовку, что начала танцевать оттого, что у меня это вышло без лишних рук. Ну, только если с электронным помощником, – хотя это мало кого интересует. Когда аромат начал распространяться по кухне, я заварила листья чая и бергамота, и, дав настояться, налила чай… Дориан появился буквально во время сервировки. Увидев пиццу на пол столешницы, он широко открыл глаза и с ухмылкой сел на стул, поставив локоть на поверхность и проводя рукой по своей каштановой шевелюре.

– Очень аппетитно пахнет…

Я вышла из-за барной стойки, держась за своеобразный металлический шест от пола до потолка. Дориан осмотрел мой наряд – медленно и сексуально – снизу вверх. Его кадык дёрнулся, а губы приоткрылись, когда он шумно сглотнул. Всё ещё мокрый после душа. Его член под спортивными штанами и так явно выпирает. Волосы встрёпаны. Глаза – синие, но тёмные. Я подхожу к нему впритык. Дориан притягивает меня за талию к себе, жёстко сжимая, и смотрит в глаза, уткнувшись лбом в лоб.

– Выглядишь ты ещё аппетитнее.

– Правда? – шепчу я чуть слышно.

– Абсолютно, – кивает. Мои руки, лежащие на его плечах, скользят на мощные бицепсы и жёстко и их сжимают.

– Сильному тигру нужно поесть, – шепчу я.

– Не знал, что ты умеешь готовить…

– Признаюсь, я не мастерица. Точнее, я – ещё хуже, – смеюсь, – Но пицца, наверное, единственное блюдо, которое я умею приготовить, – Дориан вплетает руку в мои волосы на затылке и плотно стягивает их, сжимая в кулаке. Наклонив мою голову, он проскальзывает кончиком носа по моей шее, посылая по телу рой мурашек. Я вздрагиваю, едва горячие губы нежно накрывают кожу в мягком поцелуе. – О, Дори…

– Лили, – едва ощутимо язык пробегает к ключице, – Ты могла бы ничего не уметь в этой жизни. Ничего не делать. Я всё равно бы любил и хотел тебя, потому что ты – моё всё.

Сердце замирает. Я смотрю сквозь пелену в его глаза. В моей душе такой прилив любви к нему, что я с трудом могу сдержать эмоции. Как же он дорог мне, смертельно дорог… После Бархатной комнаты он стал ко мне ещё нежнее. Ещё больше, чем внимательнее. Мы вообще эти последующие два дня никуда не выходили из квартиры, мы отключили телефоны, мы были лишены постороннего внедрения в наше пространство. Мы говорили о студенческих годах, о детстве, о книгах и судьбах их создателей. Мы говорили обо всём. Потом поддавались страсти и влечению, которое разжигалось внутри. Это неиссякаемое чувство интереса к нему точно наваждение. Это желание к нему – мой наркотик и моя погибель. Он настолько вошёл мне под кожу, проник в сознание, слился с моей душой, что стал для меня всем. Когда хочется это высказать, горло как будто что-то душит… И я просто стону от чувств и бессилия, поглощая его губы своими, руками обвиваю шею, обнимая, прижимаюсь ближе. Он пахнет родным. Он мой.

– Ты мой, – озвучиваю я, глядя в потемневшие глаза.

– Ты моя, – вторит он, сглотнув. Я нежно целую его в губы. Дориан с шумом отрывается, прикусив мою нижнюю.

– Дориан…

– Да? – он улыбается. Я кусаю внутреннюю сторону щеки, чтобы не сказать: «трахни меня в Бархатной комнате, я видела столько игрушек…». – У нас сегодня самолёт в семь часов вечера, во Францию.

– Оу, точно… Я совсем забыла, – радостно выдыхаю, качая головой. Схватив его волосы обеими руками, я притягиваю его лицо к своему и целую, ещё и ещё… Он с мычанием обнимает меня, прижимая к себе.

– Лили, – шепчет он в мои губы, – Ты чего-нибудь хочешь? – его глаза смотрят в самую душу.

– Да, мне… мне бы очень хотелось ещё раз… в игровую, – краснея, шепчу я.

– Ещё? – он округляет глаза, сдерживая улыбку.

– Да. Только не говори, что ты не рад этому.

– Я рад, Лили, я очень рад, – его губы растягиваются в ухмылке, – Я отведу тебя туда. Но только после Парижа.

– Почему? – я чуть надуваю губы. Дориан смеётся.

– Потому что мне так хочется, – он подмигивает.

Я мычу, насупившись. Дориан смеётся ещё громче.

– О, Лили… Ты просто прелесть. Я посмотрю, как ты будешь себя вести. И если мне понравится, то я обязательно поощрю тебя.

– А если тебе не понравится, как я веду себя? – я выгнула бровь. – Ты ведь обещал, что наказаний не будет… Хотя то шлёпанье в машине, мне очень, очень сильно понравилось. Пицца остывает, я тебе положу, – я взяла специальный нож и деревянную «лопатку». Разрезав тесто с сыром и томатами, я вытащила один большой кусочек и положила Дориану на тарелку. Его взгляд соскользнул с моей груди в комбидрессе на тарелку, когда он чуть наклонил к ней свою голову, повернувшись. Я любовалась этим красавцем. Приложив лопатку к губам, я сняла кончиками зубов сыр и облизала её, обхватив губами, не сразу поняв, что Дориан наблюдает за этим.

– Вкусно? – сглатывает он.

– Пробуй, – я указываю головой на его тарелку, стоящую перед ним. Снова обхватываю губами лопатку и посасываю. Дориан обхватывает мою руку с рукояткой и крепко её сжимает, звучно выдёргивая из моих губ. Склонившись к моему рту, он начинает меня целовать. Мои пальцы освобождают «лопатку», но Дориан не дает ей упасть, даже когда мои руки обвивают его шею, а губы, жёстко целуя его, хотят поглотить во внутрь. Дрожь проходит по телу, когда деревянная «лопатка» для горячего шлёпает меня по заду с резким звуком, заставив меня задрожать и простонать в его рот от неожиданности.

– Ты серьёзно? – хриплю чуть слышно я в его рот. – Ты… отшлёпаешь меня «лопаткой»?

– А ты против? – он выгибает идеальную бровь, – Твои булочки выглядят довольно аппетитно.

Я перестаю дышать на несколько секунд. Затем нападаю на его губы с диким поцелуем, как можно глубже проталкивая язык в его влажный рот. Он крепко сжимает меня своей большой рукой, затем снова грубо шлёпает меня приспособлением, которое, как оказалось, можно использовать не только на кухне… хлопок заставляет меня затрястись и собрать в кулаки его густые тёмные волосы. Стон непроизвольно скатывается с губ. Оторвав меня от себя, Дориан разворачивает меня спиной к себе и одним резким движением склоняет к полу. В глазах всё качается. Головокружение, смешиваясь с томлением между ног, даёт сердцу импульс биться быстрее. Мои влажные ладони липнут к нижней части шеста, под столешницей, и плотно его сжимают. Дориан проводит указательным пальцем по линии стринг, чуть оттягивает и отпускает, заставляя их стегнуть меня. Я с дрожащим стоном выдыхаю, утыкаясь подбородком в свою грудь. Волосы касаются пола. Представляя нас со стороны, я кусаю нижнюю губу, поистине возбуждённая правильностью такого расклада, такой картины… Внутри души тонким, хриплым голосом поёт маленькая, сексуальная джазовая певица, просящая меня продолжать отдаваться этому искусителю. Дориан продолжает шлёпать меня «лопаткой». Я увлажняюсь от каждого удара и уже сомневаюсь, что вряд ли когда-нибудь ещё воспользуюсь этой «лопаткой». В её прямых нужных целях…

Попа горит. Он просовывает лопатку под ткань и начинает поглаживать её клитор, собирая хлюпающую влагу. Я дрожу, изгибаясь, ломая собственную спину и откидывая голову назад. Вторая рука Дориана сжимает мою красную попку от ударов: сначала одну сторону, потом другую, затем обрушивает шлепки. Я теряю над собой контроль, когда он резко хлопает меня по клитору лопаткой и сжимаю влажные ладони в кулаки, постанывая через сжатые губы. Влага течёт по бёдрам, соки шумно хлюпают между ног, колени нещадно дрожат.

– Ты прекрасна, Лили, – хрипит Дориан и кусает меня за ягодицу, затем целует в укус. Всё, что внизу живота, сжимается в жёсткий узел, выпрямляется в натянутую струну и вновь повторяет свой эротический танец. Я не стесняюсь своих звуков. Мой голос совсем охрип, голос дрожит, влага течёт по спине, по шее, по лбу. Дыхание сбивается…

– Дориан, пожалуйста, – мне стоило только прохрипеть. И он сделал то, что сводит нас обоих с ума с первого же движения, с первого толчка – начал меня трахать. Мои крики были громче, чем раньше и желание было сильнее… И он, он был ко мне ещё ближе.

«Пусть так будет всегда», – всё, о чём я внутренне молилась.

После шлёпанья и жёсткого секса на кухне, мы вновь отправились в душ, в котором так и не смогли друг с друга слезть, вследствие чего, мною приготовленная пицца совсем остыла. Это привело меня в некоторую досаду, но Дориан сказал, что «удивлять его своими кулинарными творениями у меня будет ещё уйма времени», поэтому сейчас – нам нужно собрать вещи, где-нибудь пообедать и поехать в аэропорт. С первой задачей мы справились довольно быстро, так как были ужасно голодными. В ресторанчике мы обедали с ещё большей скоростью, во-первых, по той же причине, во-вторых, потому что время поджимало. У меня тряслись поджилки от предвкушения встречи с новым миром, новой страной и детской мечтой каждой девочки. Господи, я и представить не могла, что она когда-нибудь сбудется! Дориан стал для меня настоящим волшебником, по которому я в самом прямом смысле съезжала с катушек. Мне становилось с ним просто, я начинала его понимать.

Возможно, ты начинаешь по-настоящему понимать кого-то, когда безоглядно доверяешь. Я смотрю на него, слушая о том, что он говорит об авиакомпании, которую приобрел ещё его дедушка и понимаю, что опять влюбляюсь в него. Ещё сильнее, ещё больше, ещё… по-настоящему. Двадцатый или сотый раз за день, неважно. Просто больше никого и ничего мне не нужно.

– С нами полетят сыновья Фиби, наши с Марселем двоюродные братья. Стефан, Джон и Кристиан. Они тройняшки.

– Ого! А как же ты их различаешь? – изумляюсь я. Дориан смеётся.

– Они тройняшки, не близнецы.

– А, вот как…

– Ага, – Дориан Грей улыбается, как голливудская звезда.

– Мне так нравится, когда ты показываешь свои зубы, – смущённо шепчу я.

– В самом деле? – я киваю. Дориан ухмыляется.

– Где? Здесь? – он кусает меня за шею, и я смеюсь, шумно выдохнув, – Или здесь? – он с улыбкой потягивает острыми зубками мою мочку. Дрожь бежит по позвоночнику.

– Мне нравятся укусы… Но больше нравится, как ты улыбаешься, – блаженно выдыхаю я, шепча с улыбкой. Дориан заглядывает в мои глаза. Они широко расширены и чисты, как летнее небо.

– О, Лили, – чуть слышно шепчет он, потираясь носом о мой, – Ты уже была во Франции?

– Нет, я вообще ещё не была… ни в какой другой стране. Мир такой огромный, но… зачем он мне, если вы не будете меня кусать постоянно, мистер Грей?

Он смеётся, потираясь носом о мой висок. Свежий летний воздух из открытого окна в авто приятно заполняет салон. Губы Дориана ненадолго замирают на моём плече.

– А ты часто бываешь во Франции? Тебе там нравится? – тихо спрашиваю. Дориан отрывается от моего плеча и смотрит мне в глаза. Его взгляд становится отрешённым и отдалённым. Ох, нет…

– Я был там один раз в сознательном возрасте, по одной, не самой приятной необходимости.

По его лицу я понимала, что ничего уточнять не нужно на эту тему. Не сейчас.

– Ещё я там был однажды в детстве, а так, – продолжал он, – Я не самый ярый поклонник Франции, да и Европы в целом.

– Ты любишь только Америку?

– Почему же? – он рассмеялся, – Думаешь, меня могут интересовать только Америка и Европа? Мне безумно нравится Япония, Китай. Австралия. Прекраснейшие города Сидней, Канберра… Мистеры Криги, с которыми ты познакомишься, оттуда, – он снова расплылся в улыбке.

– А кто ещё с нами поедет?

– Марсель с Рэйчел.

– Они встречаются? – не удержалась я от вопроса.

– Вряд ли, – пожал плечами Дориан, – Скорее, просто спят.

– В духе Марселя? – ухмыльнулась я.

– И в духе Рэйчел, – кивнул он. Между нами повисло недолгое молчание.

– Ты не знаешь, почему твой брат…?

– Знаю, – прервал он мой вопрос. – Это очень долгая и грустная история любви и предательства. Большего сказать не могу, извини. Марсель ни с кем, кроме меня, не говорил об этом, поэтому я думаю, что для него это важно. Важно, чтобы другие об этом не знали. Ты же не обидишься на меня, если я тебе об этом не расскажу? – я закусила губу от неловкости.

– Что ты?! Конечно, нет, – прошептала я, сглотнув, – Я так и думала…

– В смысле?

– В том смысле, что в его жизни уже была любовь, которая его сломала. В моей жизни… такой не было, до тебя. Я уже говорила, что не считаю, случившееся с Шоном, любовью. Моя первая любовь – это ты. А мне не раз приходилось слышать, что первая любовь ломает и редко бывает… счастливой.

– Я не хочу, чтобы ты волновалась об этом, – прошептал он, взяв мою руку в свою и поцеловал костяшки пальцев, – У меня на роду написана счастливая первая любовь.

– Правда? – его глаза тепло улыбались.

– Правда. Мой дедушка Кристиан с Аной, папа с мамой… несмотря на препятствия, всё равно вместе.

– А как же тогда Марсель? – сглотнула я.

– Эта любовь не была взаимна, Лили. Девушка его использовала, – пожал он плечами, – Мне кажется, что это и было его препятствием, это наваждение… Я уверен, что он ещё сможет полюбить. Просто должно пройти ещё время, – он сглотнул. Недолго помолчав, продолжил. – Знаешь, Лили… Мне кажется, с твоим появлением, лёд в его груди начал наконец-то таять. Я не могу догадываться, какие именно струны ты затронула в его душе, какие мысли вызвала, но твоё появление – живая вода для его окоченелого сердца. Оно хотя бы застучало. Сейчас я говорю это и у меня нет ни капли ревности, потому что я уверен, прежде всего, в себе. В тебе. И в своём брате. Я уверен во всём происходящем, а это первый фактор отсутствия ревности. Фактор полного осознания того, что она ни к чему… Я веду к тому, что без всяких лишних, собственнических и злых чувств я рад, что Марсель начал оживать и что это сделала именно ты, – он провёл рукой по моей щеке, так нежно. Сердце внутри меня стучало всё быстрее.

– Я просто поделилась той живой водой, в которой ты купаешь моё сердце, – чуть слышно прошептала я. Дориан прижался к моим губам своими, сладко и надолго. Чуть прикусил мою нижнюю губу, ведя рукой по шее. Отстранившись, он долго, пристально смотрел в мои глаза.

– Ты говорил, что у тебя есть ещё один родной брат? – прочистив горло, спросила я, чтобы отвлечься от его рта… Который снова улыбнулся своей сексуальной улыбкой.

– Да, Лили. Армэль. Но он любит, чтобы его называли просто Мэлом…

– А у него есть девушка?

– Возможно, кто-то появился. Он безнадёжный романтик, поэт, а они, как правило, влюбляются в каждый столб.

– Он пишет стихи? – изумилась я.

– Но их лучше не читать, – он сказал это так серьёзно, что я рассмеялась.

– Почему? – Дориан широко улыбался.

– Ну, порнографическое содержание, маты и… очень много лести.

– Вау… Это искусство, как ты думаешь? – выгнула я бровь.

– Это постмодерн.

– Стало быть, искусство? – Дориан прыснул.

– Ты считаешь, что постмодерн – это искусство?

– В своём роде, – Дориан закатил глаза, и я захохотала.

– Думаю, нам не о чем говорить, девушка, – щёлкнул он меня по носу. Я укусила его за палец. В подобных действиях и шутках друг с другом, мы даже не заметили, как приехали. Смеясь друг над другом, хохоча от счастья, что вместе, мы вышли за руку из машины, попрощались с Олсеном и последовали к личному микро-самолёту Дориана.

Поднявшись с ним за руку по трапу, мы были встречены приветливым молодым капитаном Колином Бауэром и его подругой-стюардессой Зейной. Зейна – маленькая девушка с огромными чёрными глазами и вьющейся буйной шевелюрой, с приветливой улыбкой отвела нас в салон. Пока мы рассаживались, здороваясь и попутно знакомясь с Кригами (я), она рассказывала о правилах безопасности, предлагала еду и напитки. Через несколько минут мы уже парили в воздухе, Марсель разливал шампанское, Рэйчел спала, положив голову ему на колени. А Крис, Стеф и Джо – как коротко их называли их двоюродные братья, – болтали без умолку, наперебой и, признаться, слушать это радио «Трио» было очень интересно.

Кристиан Ян Криг – оказался парнем с аналитическим умом. Физик-теоретик, неплохо владеющий четырьмя иностранными языками и объездивший полмира – оказался горячим любителем всего французского. «Особенно парижанок», – добавил он с улыбкой первого парня в ирландской деревеньке. Уже два года он живёт между Сиднеем и Сиэтлом. Как стало известно, вместе со своим другом, Джейком Де Нилом он уже четыре года, как создал и продолжает развивать свой обувной бизнес. Брендовая обувь, из первых рук, попадает в его бутики по всему свету и пользуется большим спросом, благодаря хорошей рекламе, качеству и миллиону других причин. «Только мужские туфли, в основном – итальянские, итальянцам во многом нет равных», – эту мысль подхватил Марсель, который, как оказалось, любил Рим больше, чем Сиэтл и всю Америку в целом. Сам же Кристиан был большим патриотом (если его можно таковым вообще назвать), ему просто нравится всё и везде. Деловой, хваткий и внешне – очень горячий мудила, пока ещё не выбравший себе спутницу жизни.

– Если я выберу себе какую-нибудь одну девушку, то обижу других, – засмеялся он на мой вопрос: «Не пора ли, к двадцати шести годам, остепениться?»

– Я не думаю, что они умрут от обиды. А вот одну из девушек ты можешь по-настоящему осчастливить. Честно, надолго и правильно, – прошептала я. Он сделал крупный глоток шампанского.