Текст книги "Мистер Дориан Грей (СИ)"
Автор книги: Каролина Янис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)
– Лили, я… я не могу без тебя, – прошептал он подрагивающими губами. Я громко всхлипнула, сглотнув ком, подкативший к горлу. Он смотрел прямо в мои зрачки, – Глупая… я же… просто не знал, всё это время не знал, что-то, что я чувствую, так называется, – шумно сглотнул я.
– Как? – не дыша, шепчу на выдохе.
– Любовь, – хрипит он. Я вздрагиваю в его руках, – всем телом, – и что есть сил прижимаюсь к его губам своими, громко мыча от блаженства и срывающих рассудок чувств.
Не сразу замечаю, что начинаю чувствовать спиной песок, который кажется горячим после ледяной воды. Дориан громко выдыхает в мой рот и начинает целовать меня в губы, прикусывает их, посасывает каждую поочерёдно, захватывает глубже в рот язык.
– Будь моей, – шепчет хриплым шёпотом. Волна залива касается кончиков пальцев, пяточек, – я вздрагиваю от холода и тут же закидываю ноги на его спину, вжимаю его в себя, что есть сил, вцепившись в его затылок. Я смотрю в его глаза пьяными своими, мои губы еле слышно произносят:
– Я уже твоя, – хриплю. – Я согласна на то, что ты говорил, но… с теми условиями, которые ты тогда озвучил, во время нашего… тогда последнего разговора. Без наказаний. Без БДСМ в жизни вне спальни. Потому что я не хочу постоянно подчиняться. Я хочу постоянно любить тебя, и если ты действительно чувствуешь то же самое, ты поймёшь меня, – хриплю, глядя в его глаза. Он тяжко сглатывает.
– Я очень люблю командовать. И если я приму решение, ты не будешь спорить, обещаешь? – он кусает меня за губу. Я громко выдыхаю, ловя губами воздух.
– Смотря, какое решение, – прерывисто дышу, облизывая губы.
И громко вдыхаю от стыка боли и наслаждения: как йог от иглоукалывания, расслабляясь каждой клеточкой тела, когда его рот накрывает мои груди и начинает сводить меня с ума, целуя, кусая и всасывая их сквозь влажную шифоновую ткань. Трусики мокрые уже не только от воды. Я чувствую, что до боли, до сумасшествия хочу ощутить его в себе, будто прошла не неделя, а целое столетие. Он впервые со мной так медленно, так сладко, так мягко… Дрожь пробегает по сердцу, когда он раздирает на мне мокрую ткань – сначала верх, затем пояс с юбкой и шортиками. Я пред ним только в одних трусиках, ох, боже… Он так увлечён процессом, что ему плевать даже на то, что сюда может кто-то войти – и мне, признаться, тоже. Единственное, что сейчас важно, единственное, что я хочу сейчас – это, чтобы он вошёл в меня. Мои губы судорожно ловят воздух, я липну к его горячему телу, желая согреться в нём, сгореть оттого, чего я желаю– его одного.
Сочные губы Дориана, его нежный, грациозный язык производят магические па на тонкой коже моего плоского живота, моя грудь покрывается мурашками, а соски твердеют, помня всё проделанное его ртом слишком ярко. Он поддевает двумя пальцами мои трусики и опускает их до колен, заставляя меня вздрогнуть от прохладного ветерка между лодыжек. Его раскалённые руки вдавливаются ногтями в мои бёдра.
– Я обещаю, что не будет наказаний, – бормочет Дориан, собирая бусинки воды с моей шеи, —Я обещаю, что плакать ты будешь только от удовольствия и счастья, только от оргазма. С этого дня. А ты будешь слушаться меня, если любишь и доверяешь. Если готова прыгнуть за мной в темноту, так, как ты это сделала сегодня на паркете, – медленно, расслабленно произносит он, накрывая мои губы своими – я чувствую, как в то же мгновение, его влажный член плавно скользит в моё лоно, горячее и жаждущее одного его.
Всплеск волны к моим стопам и движение Дориана внутрь – настолько синхронно – настолько приятно, что я вздрагиваю, точно по венам пустили разряд тока. Глубокий вздох Дориана – и я откидываю голову назад, закатив глаза от удовольствия, выпуская громкий гортанный стон, захватывающий в плен желания всё тело. Его рубашка промокла совершенно, обтягивая каждую рельефную мышцу, и то, что он трётся мокрой тканью по моему животу, по груди, уже начинает доводить до предела – он так плотно прижимается ко мне, что я готова умереть и не просить спасения. Лишь бы под ним. За него. Для него. Да, да, да… Дориан глубоко погружается меня, в сердце начинается великий переворот. Я смотрю в его глаза, как тогда на балконе, в бликах ночи, которая несомненно ему идёт. Он весь в этих синевато-серых тонах, такой прекрасный, таинственный и сильный. Бёдра наполняют бёдра с такой отточенностью и плавностью движений, что вдох за вдохом превращается в стон за стоном.
Дориан качает бёдрами медленно – но каждый толчок резкий и глубокий. Внизу живота начинает разливаться знакомая пульсация, заставляющая трепетать всем телом. Нежно, медленно, горячо. Так глубоко, что я чувствую каждый его прекрасный сантиметр, что внедряется в самую глубь меня. Лицо Дориана влажное от пота и воды, на волосах – в мягком лунном свете блистают капельки, скатываясь на лоб. Он похож на таинственного тёмного лорда, в объятиях которого можно потерять сознание лишь осознавая, что он прикасается к телу. Господи, как он хорош… Он срывает с себя рубашку, стягивая её через голову, пуговицы летят, как град. Я прикрываю глаза от каждого толчка, что начинает достигать матки…. Ох, Господи, как он силён. Как вздрагивает его кадык, с какой изумительной красотой перекатываются его мышцы, отсвечивая мистической белизной кожи в ночи. По телу горячие капли, порожденные не заливом, а самым настоящим, чистым желанием, ничем неиспорченным. Огонь в крови – я чувствую шум крови в ушах и бьющие в висках, как в набат, тяжёлые удары. Сердце жёстко трясётся в груди, покрываясь мурашками. Он так силён и нежен, он так прекрасен, да…
– Скажи, ты согласна? – хрипит он еле слышно в мой рот. Я чувствую, что уже затянута в его омут, что уже не хочу, не могу, не смею ему сопротивляться, ибо нет на Земле того, кто сможет сделать мне так же хорошо. Нет на Земле другого, которого я люблю до беспамятства, до покалывающей боли в груди. Я уже сама хочу его слушаться. Всё, всё, что он скажет…
– Согласна. – выдыхают губы. – Забирай меня всю, – он рычит, и я вздрагиваю, кусая губу. Мои ногти вонзаются в его крепкие плечи.
Он вальяжно, ускоряясь, врывается в меня, а мой рот, открытый в беззвучном стоне, так и пытается поймать его яркие дурманящие губы. Руки его поднимаются с бёдер на мои груди, а язык внедряется в мой рот. Этот сочный рот в тандеме с членом работают да такой степени очаровывающе, что я начинаю всё громче и громче, мягко и высоко стонать от наслаждения.
Синие, до сего момента, закрытые глаза, распахиваются, заглядывая в мои с такой страстью, что я ощущаю все возможности потери рассудка. Его бёдра бьют меня, как преступницу ремень. Бесстыдно визжу, ощущая, что ещё немного и сойду с ума от горячего желания, перемешенного с удовольствием. По пояснице скользит знакомое пламя. Песок липнет к мокрой от страсти коже, волосы к щекам и шее. От напряжения внизу ток бежит по венам. Во всём теле майский гром, сумасшествие, страсть. Хрипло постанываю в широко распахнутые губы и таю в его руках, растекаюсь ручейком, глядя в его бесподобные глаза. Толчок за толчком становится всё тяжелее дышать, пульс учащается. Мои руки, дрожа, соскальзывают к плечам Дориана и сжимают их, оставляя красные полосы от возбуждения и желания. В моей груди новые взрывы, ещё более опасные, крышесносные, сумасшедшие. Губы ловят кислород – его губы, ставшие моим дыханием. Он впивается в мой рот своим. Я сдавленно стону в его губы, ощущая, как с каждым толчком превращаюсь в пепел. О, да! Немного – ещё чуть-чуть! – совсем немного.
– Да! – кричу.
– Лили, – едва слышен хрип с его ярких губ, пока он продолжает погружаться в меня.
Моё сердце, которое остановилось в эту секунду, словно начинает двигаться, посылая дрожь и волнение по всему телу.
Всё в один миг растворяется – остаются только он, только его телодвижения, только его губы, и грубые, мощные, сильные толчки в меня. Луна, словно, летит за горизонт, песок, пропитанный нашим током, теперь простреливает моё тело, подтолкнув королевский выход оргазма… С моих губ срывается такое громкое рычание, что все прочие звуки опускают громкость до нуля. Дориан, так сосредоточенно-страстно хмурит брови – и погружаясь в меня последний раз, взрывается в собственной эйфории. Снова изливается глубоко в меня: чувствовать это горячее семя внутри, заставляющее сходить с ума, я приоткрываю рот в громком безмолвии, жмурясь. И резко срывая горло, выпуская глубокий кричащий стон. У д о в о л ь с т в и е. Его так много, что мне хочется разорваться от всплеска чувств. Дориан, Дориан!.. Он дрожит, трясётся и меня трясёт от него. Я люблю его безоглядно, безнадёжно, безнаказанно. Я люблю его так сильно, что только всхлипы и остаётся пускать в его шею. В моей груди расцвело счастье, которое я больше никогда, никогда и ни за что не хочу отпускать. Его не хочу отпускать. Не могу отпускать. И больше никогда, ни за что этого не сделаю.
***
Я проснулась на постели в горячих объятиях Дориана уже час назад. И не могу пошевелиться. Не хочу шевелиться. Он рядом и держит меня в своих крепких руках, мои пальцы невесомо касаются его густых тёмных волос. Краснея, я смотрю в его безмятежное, чуть покрытое утренней щетиной лицо, вспоминая, что мы занимались сексом даже когда держали путь домой. Дориану было плевать на водителя лимузина. Приехав в квартиру, мы начали в прихожей, продолжили на полу в гостиной и закончили в ванной… Или в спальне. Шумно улыбаюсь против собственной же воли и кусаю губу, сдерживая счастливую улыбку. Внутри счастье – его так много, что хочется лопнуть, превратившись в миллион разноцветных шаров. Дориан чуть шевелится, наконец-то, улыбается, не открывая глаз и хрипло шепчет:
– Ты пялишься.
– И? – кусаю губу.
– Что и?
– И что?
– Дэрлисон…
– Да, Грей? – сексуально хриплю. Он приоткрывает один глаз, строго выгнув бровь, заставив меня засмеяться.
– Я же тебя сейчас…. В зад.
– О, – выдыхаю.
– Не «о». «А». Анал.
– Дориан! – смеюсь, шлёпая его по плечам, и пытаюсь выкарабкаться из объятий. Он сжимает меня сильнее, заставляя выбиваться и бунтовать. О, нет, нет! Только не так, только не щекотки. – Пожалуйста, нет! – визжу, извиваясь. Поцелуи в шею ужасно отвлекают, а его грудь так близко… О, нет, нет! – Грей! – реву, как зверь, кусая его в плечо, и тыкаю под рёбра. Он стонет, а после начинает хохотать.
– Су… садистка! – шипит он, – Хватит, сейчас укушу за сосок! – ругается, пока мои пальцы бегают щекоткой по его груди. Когда звучит его фраза о соске, я с улыбкой подвигаюсь на подушках, утыкаясь в его рот грудью.
– Давай, – хриплю, сглотнув.
Он шумно улыбается, начиная играть с ним языком. Дрожь проходит по позвоночнику, когда он оставляет влажные поцелуе на ореоле. Такие мокрые. Нежные. Страстные. Грубо прикусывает сосок, заставляя меня застонать от неожиданности и тока по венам. Я вплетаю пальцы в волосы Дориана, наслаждаясь его напористостью, крошась в этих ласках. Тлею, как уголёк, как воск; таю, как снег на солнце. Всё в моей душе снова оживает и тает. В груди поднимается пламя, заставляющее только шумно выдыхать и распущенно стонать, выгибаясь на постели всем телом. Он спускается ниже – я понимаю, что всё будет слишком жарко и откидываюсь на подушки, прикрыв глаза.
– Лили, ты переедешь обратно в «Hilton»? – я с улыбкой кусаю губу, отрезая кусочек омлета. За окнами ресторана сети «Queen», на который я раньше боялась смотреть из-за его презентабельности, – которой, как оказалось, владеет Марсель, – расстилался последний весенний солнечный день.
– Перееду, правда… только если ты поможешь мне с вещами. А-то я как переезжая сваха, – смеюсь, опивая апельсиновый сок. – Скоро мне дадут роль Ханумы, – Дориан не удерживается от широкой улыбки.
– Олсен всё сделает, не обсуждается, – я тону в глубине его глаз, – Ещё, Лили. Есть одна вещь, которая не должна подвергаться этому процессу. После стычки с Батлером мне не даёт покоя то, что он знает, что к тебе у меня, – он задерживает дыхание. – Я хочу распорядиться, уже… распорядился, просто, чтобы ты знала. Тебя охраняют. У тебя есть водитель и главный охранник – Курт. Номер уже переслал. Там смс, – он указывает головой на мой, лежащий рядом, на столе мобильник, – Курт есть для тебя всегда, 24/7, особенно в том случае, когда меня нет рядом. Мой офис, твой театр… Я знаю, что это тебя затянет, когда твой отпуск кончится. Кстати, когда он кончится? – я часто моргаю, смотря на него. Как он… заботится о моей безопасности, хотя… к чему я сдалась Шону? И как они перешли с ним к разговору о чувствах, если дрались с пистолетом? Кровь похолодела в венах. Неужели, этот подлец рассказал Дориану обо всём? Я судорожно ловила губами воздух. С шумом выдохнув, сделала ещё один крупный глоток сока. – В чём дело, Лили?
– Шон рассказывал тебе что-нибудь… касающееся моего прошлого? – чуть слышно выдавливаю я. Дориан опускает взгляд. Его молчание меня пугает. – Дориан? – робко шепчу.
– Да, Лили, рассказывал, – он стискивает желваки. – Думаю, мне не надо увлекаться пересказом?
– Я так понимаю, что ты знаешь, что он… мой брат и…
– Что он тебя обманул, заставив влюбиться в себя.
– Да, – сглатываю. – Тогда мне было семнадцать. Я только поступила на актёрский в Нью-Йорке, была абсолютно взбудоражена и… большой город, новые эмоции, возможности. Новая жизнь, о которой я так мечтала. Уже не Батлер, а Дэрлисон. Всё плохое, что было, мне казалось… перевёрнутой страницей. И вот, в моей жизни появляется Уилл Байрон, – я чувствую, что краснею от стыда, – Я запомнила Шона неказистым подростком… Поэтому не могла узнать в двухметровом в меру подкаченном парне, одетым по последней английской моде того мальчика, которого не могла терпеть. А он меня узнал. Он знал меня. Его мать застрелилась, когда Эндрю ушёл. Наш общий отец, который только и называется, что «отец», – я горько усмехнулась, постукивая пальцами по стеклу бокала, – Он был обозлён. Не в силах мстить отцу, он… мстил мне. Мстил своей жизни через меня, – так он сказал. Он раздел меня, – морщусь, – Мне очень. неприятно об этом вспоминать. Тогда, знаешь, все девочки с моего курса со всеми спали… С режиссёрами, операторами, сценаристами… Они издевались надо мной, говоря, что моя мечта неосуществима, без… всей этой мерзости. Я не любила Уилла. Я не была влюблена. Он влёк меня, – краснею, – Я хотела просто… как они. Ведь у них успех, а я… После этого, я не могла позволить, чтобы ко мне кто-то… приставал в этом смысле. Я очень рада, что он остановился. Не разделся. И открыл мне правду, потому что если бы он сделал это после сближения, – морщусь, смотря Дориану в глаза, – Я бы вскрыла себе вены, – тяжело сглатываю ком, подкативший к горлу, и завожу глаза к потолку, чтобы слёзы закатились назад. – Прости, прости, я…
– Не извиняйся, нет, Лили, – он садится на диванчик рядом со мной и притягивает меня на свои колени, крепко обнимая. Я утыкаюсь лицом в его шею, вдыхая аромат, чувствую, как кровоточащие раны начинают затягиваться, не давая подступать слезам дальше. Главное тишина. И эти руки. Просто, обнявшись, ничего не говорить, просто быть вдвоём. – Его убить мало, Лили. Он открыл мне войну не тем, что благодаря одному подонку изъял миллион долларов. Он открыл мне войну тем, что причинил тебе такую боль, – Дориан целует меня в висок. Я кладу руки на его щёки, и, поглаживая, смотрю в глаза.
– С тобой эта боль исчезает, – шепчу, ведя пальцами по его скуле, – Ты спрашивал, когда у меня кончается отпуск? Почему? – он сексуально улыбается.
– Хочу с тобой сессию. Очень жёсткую, – я приоткрываю рот от его тона. Возбуждение больно сводит низ живота.
– Х-хорошо, – запинаясь, киваю. – Сессия… то есть, отпуск у меня через три дня заканчивается.
– Этого мало, – его взгляд темнеет.
– Мало? – шепчу сухими губами.
– Да. Потому что я хотел ещё… чтобы ты полетела со мной, Марселем и Дэйзи в Диснейленд, – он широко улыбается оттого, как я шокировано открываю рот и начинаю визжать на весь ресторан. Дориан смеётся, когда я обнимаю его шею и начинаю жадно зацеловывать лицо. Мой визг, наверное, слышен даже в той самой Франции!
– Дориан, спасибо! Ты чудо, – судорожно выдыхаю полной грудью.
– Я не йогурт, – он потирается носом о мой, – А «спасибо» за предложение куда-нибудь съездить стоит сказать Марселю.
– Но ты же предложил Диснейленд? – кусаю губу. Дориан кивает. – Вот! – я крепко целую его в улыбку.
– Думаю, что после того, когда ты узнаешь, что значит сессия, то будешь визжать также, услышав, что она будет, – дрожь проходит по позвоночнику.
– Я предвкушаю, – облизываю губы. – Но… отпуск, – морщусь от воспоминания.
– Доверь это мне, – подмигивает Дориан, заставляя меня расплыться в широкой улыбке.
Слышу смех Марселя и оборачиваюсь. Он ведёт за руку симпатичную стройную девушку азиатской внешности, одетую в чёрное строгое платье, приталенное и пополам поделённое молнией из-под груди до колен.
– Судя по визгу, могу сказать, что план поездки открыт? – спрашивает Марсель. Я часто киваю с широкой улыбкой и перевожу взгляд на девушку. Заметив её, Дориан с улыбкой тянет:
– Рэйчел! Сто лет, сто зим. Какими судьбами? – она склоняется к нему, подставляя щёку. Я чмокаю её вместо Дориана и она отстраняется, смотря на меня расширенными глазами. Марсель хохочет.
– Рэй, любительницу целоваться зовут Лили Дэрлисон, – представляет меня Марсель, я ёрзаю, вспомнив, что нахожусь у Дориана на коленях от некоторой неловкости. От этого он утыкается ртом мне в ухо, шепча: «прекрати это». – Как видишь, она у него на коленочках, а значит – он занят. Свободен я.
– Приятно познакомиться, Лили, – сдержанно улыбается она, садясь за стол рядом с Марселем. – Я приехала, Дориан, потому что безумно соскучилась по Америке. Япония конечно хорошо, да и папа был в некотором смысле против, но я переезжаю к маме. Не знаю, как они так живут и почему до сих пор не развелись.
– Кенджи человек принципа и чести, я не представлю, что он может развестись или изменить… Да и Кейтлин потрясающая своим шармом женщина, которая вряд ли когда-либо может изменить. Я вот, например, до сих пор помню, как Кен учил нас… Помнишь, Дори? – он кивает, прижимая меня к себе крепче, целуя меня в плечо.
– А чему учил? – смотрю с любопытством на Дориана.
– Восточным единоборствам, – я улыбаюсь.
– Надо же…
– У Рэйчел чёрный пояс по карате, – кивает на неё Марсель, играя бровями. Девушка отпивает воды.
– Теперь у меня ещё и адвокатский диплом. Так что, помогите мне найти работу.
– О, у Дориана море её для тебя. Я же правильно понял? – Марсель смотрит на своего брата, выгибая бровь.
– Есть такое. Но у меня уже есть адвокат. Думаю, делом, касающимся такого плана должны заниматься люди более опытные. Уже восьмого июня первое судебное заседание.
– Что за дело? – спрашивает Рэйчел.
– Спроси у Марселя. Он знает. А нам с Лили надо было ещё, – его голос дрожит на последнем слове, ведь я прижимаюсь к нему так… очень близко, – Надо прогуляться. Идём… Пока Рэй, пока Марсель.
Мы выходим из ресторана. Дориан стремительными шагами идёт в сторону парковки, крепко сжимая мою руку. Когда мы останавливаемся у его автомобиля, он усаживает меня на капот и начинает сильно, неистово целовать в губы, прогибая меня в спине. Я судорожно, прерывисто дышу, закрыв глаза, таю от уверенных, жгучих, несдержанных поцелуев, таких сводящих подсознание на ноль. Любовь – вот, что я чувствую, что окрыляет меня, что заставляет дрожать всем телом. Оторвавшись от моих губ, он хрипло шепчет:
– Нечего тереться на мне так. Повторишь – и я сделаю то, что сейчас, прилюдно. Поняла?
– Да, Мастер, – чуть слышно шепчу, припуская голову. Я чувствую, как он дрожит рядом.
– Знаешь, что я хочу сделать?
– Нет, Мастер, – сглатываю возбуждение, бушующее под кожей.
– Наказать тебя. Знаешь, как? – я широко распахиваю глаза: но далеко не от страха. От странного острого желания, несущегося по венам со скоростью света. – Я хочу тебя отшлёпать, – хрипит он. Я падаю в его руки, жёстко вцепляясь в плечи пальцами. Шумно выдыхаю в рот.
– За что?
– За то, что так возбудила, – хрипит он.
– Я хочу, – с желанием смотрю в глаза. Он сглатывает.
– В машину. Живо.
Я беспрекословно подчиняюсь приказу. Только с ним мне этого хочется: хочется его желать, подчиняться ему, повиноваться, исполнять всё, что он попросит, всё, что скажет. В салоне авто он перекладывает меня через колени и начинает резко, грубо шлёпать, задрав юбку и спустив трусики к коленям. Моя голова стукается о тыльную сторону двери авто, боль, от которой, поначалу, хочется кричать, заставляет мурашки бежать по коже, а киску мокнуть. И всё громче, громче хлюпать. Только стоны срываются с губ. Я закусываю губу, мыча так громко, что пугаюсь собственных ощущений. Пугаюсь того, что мне нравится. Нравится. Безумно. Рычание срывается с губ. Дориан грубо хватает меня за затылок, притягивает к себе и лижет в шею. По коже мороз, а сердце тарабанит, как заведённое. С хриплым выдохом прижимаюсь к груди грудью, закрыв глаза от наслаждения. Попа горит, губы, сердце тоже…
– Тебе понравилось? – хрипло выдыхает, пот блестит на его висках. Я целую его с дрожащей улыбкой на губах в подбородок и валюсь обратно на его колени, дрожа всем телом. Как кошка, выгибаю спину, выпячиваю попку. Он очень медленно, нежно проводит по моей ягодице и плотно её сжимает… Я закрываю глаза и стону, накрываемая новым, смачным шлепком.
========== k r i g s ==========
Дориан
– Так что, ты хочешь сегодня показать мне всё? – она садится на постели.
Я пристально изучаю её глазами. Вчера мы до самого вечера беспрерывно трахались на этой измятой постели и когда я, в какой-то лихорадке сказал ей, что у меня из головы не выходит её облик в Игровой, она вдруг вспыхнула изнутри, шумно выдохнула и сказала, что «уже готова». А сейчас, когда мы просто валялись до часу дня, не шевелясь, просто молча и трогая друг друга, лишь изредка говоря что-то, её голос впервые зазвучал как-то панически. Возможно, дело в том, что я так ловко управился с Гарри, сказав, что забираю её себе на неделю, продлевая отпуск. Ей до сих пор кажется, что мне подвластно всё, что это может «переломить» её. Я уже не помню, как давно она это мне сказала. Это прозвучало как-то вскользь, невзначай, но это было искренне. Это был её страх… быть сломленной мною. Понимала ли она, что я не хочу её ломать? Осознавала ли, что я просто-напросто желаю сделать ей хорошо, доставить ей удовольствие, нам обоим… Открыть ей другой, более чувственный мир. Я сажусь рядом с ней, прижимаюсь губами к плечу.
– Если не всё, то многое. Всё, что ты заслужила, – Лили тяжко сглатывает. – Я предложу тебе два варианта. «А» и «Б». Выбирай.
– А ты не расскажешь, в чём суть каждого из вариантов? – она выгибает бровь. Ухмыляюсь:
– Нет. В этом и есть фокус.
– Хорошо, – она шумно выдыхает, – Тогда… я выбираю «Б».
– Почему? – склоняю голову набок.
– Ну, «Б» обычно придумывают, как на запас…. Может, я надеюсь на меньшее количество издевательств? – она склоняет голову так же, как я. Пристально смотрю в её глаза. – Прости… я… просто нервничаю, – мой взгляд приковывает ключица, которую она начинает нещадно тереть.
– Я вижу, – дело – дерьмо.
– Дориан, – слышу вдох и ощущаю руку, сжимающую плечо, – Я знаю, что во мне много противоречий, но я была бы не я, если бы не сомневалась. Мне очень понравилось шлёпанье в машине… и здесь, – она краснеет, опуская взгляд, – Мне понравилось быть прикованной к кровати твоим телом, понравилась твоя грубость. Я просто боюсь боли. У меня низкий болевой порог. В детстве я занималась фигурным катанием и защемила межрёберный нерв… Врачи думали, что я не выдержу, что умру именно из-за того, что очень чувствительна. Это был очень долгий процесс, длинная унылая терапия с ванночками и щадящим массажем, и всё лишь для того, чтобы не развилась невралгия. Я не хочу казаться тебе какой-то хрупкой фарфоровой куклой, я просто пытаюсь объяснить, что даже с таким сверхъестественным желанием попробовать это, я переживаю… Я хочу этого, сильно, – она кладёт руки на мои щёки, смотря в глаза. Я сглатываю.
– Ты доверяешь мне? – шепчу.
– Да, Дориан. Да.
– Тогда обещай ничего не говорить на этот счёт, – киваю я, – До той поры, пока не попробуешь.
– Я же скоро попробую? – глаза Лили озорно блестят, дьявольская улыбка растягивает её губы.
– Сейчас, – я протягиваю ей руку. Она в мгновение становится собранной и серьёзной. С глубоким выдохом, со своей кокетливой напускной важностью вкладывает свою руку в мою ладонь. Мы встаём с постели и медленно поднимаемся на второй этаж апартаментов, миную коридоры и холлы, гостевые спальни и прочие развлекательные комнаты.
Объём долго был моей страстью, однако если Марсель человек с размахом техасца: его мечта – особняк, (который, кстати говоря, он строит уже не первый год), мне было достаточно модернизированных апартаментов в высотке – меньше мебели, больше окон, пространства и кислорода. Именно такой и была моя квартира в районе «Hilton», которую я очень любил и совершенствовал чуть ли не ежемесячно по каждому последнему слову техники. Пока мы шли к Бархатной комнате, я рассказывал Лили о том, какой позы я жду от неё, едва мы войдём, упомянул также и о «стоп-словах», коими у меня были «красный» и «жёлтый», сохранённые ещё с контракта, составленного моим главным предком. Лили всем своим видом показывала, что уверена в себе и во всём, что происходит, но колени её мелко подрагивали, а движения были резки и неуклюжи, что крайне не свойственно ей. Я приложил ладонь к панели у металлических дверей лифтёрного типа, после чего распознание черт на руке прошло успешно, что и заставило створки в «мой рай» распахнуться. Мы вошли вдвоём, держась за руки. Ширина входа это позволяла. В синей просторной комнате, чьи полы были покрыты замшей, а стены сотканы из бархата с мощными вставками из меди, не было ничего, кроме кожаной кровати с сафьяновым пологом. Лили осмотрелась.
– Это всё? – чуть слышно спросила она, сглотнув. – Я думала, что это… будет комната ужасов, а здесь только…
– Терпение, – я перебил её хриплым шёпотом. От одного её вида в этой комнате по моей коже бежал мороз. Взяв с полки, встроенной в стену рядом с дверью, пульт, я нажал на кнопку «Б», означающую ничто иное, как элементы бандажа. Полстены по левую сторону от нас, будто бы затряслась, затем разделилась пополам. На стеклянных стеллажах лежали всевозможные элементы ограничения движения: распорки, верёвки, бечёвки, наручники, «ловушки», сети и многое другое, озарённое тусклым лучом ювелирных подсветок.
– Это значит «Б», – хрипло выдыхаю. – Думаю, ты сделала прекрасный выбор.
– А что значит «А»? – она неотрывно смотрела на стену, которая раскрылась специально для неё. Я сглотнул, изучая взглядом её изумительный чёткий профиль. Медленно нажал на кнопку и ещё одна часть стены распахнулась. Там лежало огромное количество анальных пробок, затычек, стрампонов, вибраторов, – всего того, чего поначалу так боится любая девушка. Кроме прочего, а – означает арома-секс, этим и можно объяснить количество всяких разных скляночек с жидкостями, стоящими на самой первой полке.
– Это «А». Для твоей попки, – я смотрю в глаза Лили, мгновенно потемневшие на несколько глубоких тонов. Тяжело дышит, ломает пальцы и краснеет, кусая свои сочные губы. Её взгляд мечется со стенда на стенд, «из пункта «А» в пункт «Б». Я могу только представлять, о чём думает эта девочка. – Скажешь, что происходит сейчас в твоей красивой головке? – она судорожно вдыхает воздух, заглядывая в мои глаза.
– У меня всё мокро и нет … сил терпеть, – чуть слышно хрипит она, – Пожалуйста, сделай всё, что хочешь, – она поднимается на носочках и влажно целует мокрыми губками пересохшие мои, – это будто обжигает, заставляя покачнуться и меня, и моё сознание.
Медленно, неслышно Лили двигается в центр комнаты, опускается на колени, садясь, и упирается лбом в замшу пола. Её хрупкое белое тело на синем бархате, как яркое созвездие на беспросветном ночном небосклоне. Она идеальна. Её хрупкий позвоночник виден из-под тонкой белоснежной кожи. Я захожу вглубь комнаты, попутно снимая рубашку, оставаясь в одних только джинсах. Знаю, что начать надо с чего-то менее тяжёлого… Беру бечёвку, нажимаю на кнопку пульта, заставив потолок медленно раздвинуться и обнажить решётку, на которую можно подвесить что угодно. Плотный, металлический сплав, покрытый серебром и бронзой. Подхожу к Лили со спины и громко произношу:
– Встань, – я вижу мурашки, бегущие по её шелковистой коже. Девушка покорно поднимается на ноги: от нетерпения они подрагивают. Руки Лили сжимает в кулаки. – Не сжимай ладони… Заведи их назад, – даю приказы чётко и быстро, чувствуя подступающий к самому сердцу адреналин. Оттого, что я делаю это с ней и впервые – наслаждение меня накрывает не только физическое, но и моральное. Я связываю оба её запястья морским узлом. Она хрипло вскрикивает, когда я укрепляю узел слишком жёстко. – Больно?
– Нет, Мастер, – чуть слышно выдыхает она, – так сладко, что боль в паху тут же даёт о себе знать. Не могу сдержать улыбки, но тут же убираю её. Беру за свободный кусок волокна и обхожу Лили. Взгляд направлен в мои глаза.
– Не смотри на моё лицо. На меня. Смотри в пол, – как можно более твёрдо произношу, не в силах устоять перед ней и пред её гипнотическим взглядом. Подведя Лили к решётке под потолком, закидываю верёвку в специальное отверстие, затем вторую, связываю ещё одним узлом. Взяв металлическую вставку двумя руками, заставляю Лили выгнуться и стоять буквально на кончиках пальцев. Она откидывает голову назад, чуть дыша, когда мои губы липнут к венке на её шее, под которой нещадно бьётся участившийся пульс. Она закрывает глаза, приоткрывая губы в блаженном стоне, чувствуя влагу и покалывание зубов – я оставляю крупный, собственнический засос, подтверждая ничто иное, как-то, что она полностью в моей власти.
Она тяжело дышит, а я скольжу губами ниже, лаская её ключицу. Её подрагивающие губы, сияющие огнём глаза и продолжительные выдохи, шумное сердцебиение, – всё это сводит меня с ума. Доминант – это, прежде всего, контроль над своим телом и над телом своей Сабмиссив, но в моей голове дурман, и мне приходится сдерживаться изо всех сил, чтобы не прервать в одночасье все наши сладкие муки и вытрахать её до обморока. Она так тяжело, сладко дышит, её глаза закатываются, а губы сохнут, она кусает их, будто хочет выпустить весь свой чувственный сок. Я люблю её, да, люблю, когда она так порочно постанывает и скулит, когда она сжимает ноги и горит в моих поцелуях, превращаясь в пепел. Мои губы уже скользят по груди. Она дёргает связанными руками – решётка поднимает её от меня выше. Она почти висит над полом, её тело напрягается. «Она начинает паниковать», проносится в моей голове. Наши лица сейчас на одном уровне. Я беру в обе руки её щёчки и, еле дыша, хриплю, прожигая её взглядом насквозь:
