Текст книги "Мистер Дориан Грей (СИ)"

Автор книги: Каролина Янис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

Мы смотрели друг другу в глаза. Я думала, что умру сейчас, прямо на месте. Пальцы непроизвольно легли на выглядывающую из рубашки и свитера часть кожи, они были ледяными – мурашки побежали по моей спине и рукам. Мне не хватало дыхания. Я поняла, что только что упрекнула его, приведя в пример его брата, которого он, безусловно, очень любит. Желваки играли на лице Дориана. Мне хотелось прямо сейчас сесть на его колени, обнять за шею и что есть мочи целовать. Да, он мне нравится! Даже больше, чем нравится. Он влечёт меня. Этот взгляд, эти губы, этот голос имеет надо мной странную власть. Я не хочу бежать от него, я хочу за ним.

– Ты свободна вечером? – чуть хриплым голосом спросил Дориан. Я убрала руку от затёртой, чуть ли не до дыр, ключицы и, сглотнув, ответила:

– Только после восьми часов, – в эту же секунду, видя его взгляд, я почувствовала такое довольство самой собой, что не смогла б его не помучить, – Думаю, я… буду никакая. Мой постельный режим и так сбит. Так что, я бы хотела выспаться.

– А что, насчёт завтра? – более настойчивым тоном спросил он. Значит, да – он хочет, правда хочет встречи.

Спокойно, Дэрлисон, дыши.

– Завтра я освобождаюсь в пять часов вечера, но репетиция с шести утра, – пожала я плечом, изогнув бровь, – Я бы пару часиков отдохнула, прежде чем…

– Хорошо. Заеду за тобой завтра в восемь. Устроит? – он с нетерпением ждал ответ.

– Устроит, – с широкой улыбкой кивнула я.

На этой ноте мы распрощались. У него должна быть ещё с кем-то встреча здесь, – как я поняла из нашего прощания в этом ресторанчике, – так что больше я его не задерживала, да и Адриан Лачетти долго ждать не будет.

Изначально, в театре была читка «Антония и Клеопатры» – одно из самых простых этапов в постановке пьесы. Режиссёр ни разу меня не исправил, но и не похвалил, когда мы закончили в раз сотый пробегать по тексту, повторять одно и то же. В двенадцать часов нас отпустили обедать, но мой желудок ещё хранил в себе, причём очень бережно, завтрак в Спейс-Нидле, так что мне хватило чашки кофе в театральном буфете. Оставшееся время я решила посвятить бесцельному просмотру новостей через мобильный интернет, однако не тут-то было.

Едва я уместилась на диване в пустой, – по обыкновению – днём, – комнате отдыха, телефон завибрировал, а имя на дисплее заставило меня вздрогнуть: «Бредли Ривз». Я мысленно выругалась. Я прекрасно понимала, что никакого приятного разговора из этого не выйдет, но, так как он сейчас, сто процентов, в больнице, мне ничего не угрожает. Да и мистер Теодор Грей, по всей видимости, слов на ветер не бросает.

– Чего ты хочешь? – сдерживая гнев и злость в голосе, спросила я.

– Лили… прошу тебя, не надо со мной так грубо, ладно?

– Тебе были не ясны слова мистера Грея?

– И ты кроешься этим ублюдком. Они все ублюдки.

– Однако таковым я считаю только тебя. Ты хоть понимаешь, на что нарываешься?

– Маленькая Лили Дэрлисон угрожает мне? – он говорил, будто давил гранитной плитой. Я ещё плохо отошла от вчерашнего – это я понимала абсолютно точно, как дважды два.

– Чего ты хочешь?! – срывающимся голосом прорычала я.

– Чтобы ты знала, на тебе весь грех, Дэрлисон. Знаешь, за кого ты рвёшь свой зад и под кого ты стелешься? Под богатеньких сыночков, которые не нюхнули жизни и никогда не нюхнут, если им в этом не помочь. Но я помогу, обещаю. Доброго дня тебе, сука, – он отключился.

Я тяжело задышала от спёртого воздуха, со всей силы сжав мобильник во влажной ладони. Мне снова захотелось зарыдать, но я не доставлю такой радости никому. Моя сентиментальность в последние дни переходит все границы. Засунув его в карман брюк, я быстрыми шагами пошла к дамской комнате. Умываясь, я с силой втирала ледяную воду в кожу лица, шеи, ключиц. Прочистив горло, я стремглав понеслась на сцену, и в каком-то астрале просидела, слушая детали постановки декораций, перемещения по сцене и всего прочего. Мне было так страшно за каждого из семьи Греев. Я уже привыкла и прониклась ею. Неужели, у этого урода хватит смелости исполнить своё обещание?! Господи, Господи, это всё моя вина, только моя. Я до боли кусала губы, стараясь не зарыдать. Я просто смотрела впереди себя, в стену, толком не понимая, чем я так вызвала в нём желание мести мне. Виски сжимали болезненные кольца. Я была в каком-то сумасшедшем тумане. И я не могу рассказать этого ни Дориану, ни Марселю. Ни с кем не могу поделиться своим страхом и получить слова успокоения… Стоп. Мистер Грей. Теодор! Я с какой-то животной радостью уцепилась в эту мысль. Остаток времени в театре я тешила себя именно этой идеей сумасшедшего – рассказать всё ему. Я не одна, я могу поделиться, попросить помощи и хоть немного поддержки, самую маленькую дольку, потому что сама я смогу только захлебнуться в этом бессилии.

После репетиции я сразу решила позвонить мистеру Грею, рассказать об этой «беседе» с Бредли Ривзом, но он опередил меня, предложив отвезти домой. Я была «за» всеми руками и ногами, даже более чем. Бедный мистер Грей, он даже не догадывается, что я собираюсь, против собственной же воли, испортить ему настроение. Я набралась смелости заговорить только тогда, когда мы уже были на полпути близко к дому:

– Мистер Грей, я говорю вам…

– Теодор, – поправил он.

– Простите, – я сглотнула, – Теодор, я… говорю вам, потому что больше некому. Айрин попросила не говорить Дориану и Марселю, это было при вас. В общем, если ближе к делу, то, – голос мой дрожал, я шумно дышала от волнения, – Бредли Ривз, по всей видимости, не побоялся угроз. Он позвонил мне сегодня днём, сказал, что на мне «весь грех» и что… «Греи не знают жизни, но узнают». Он обещал, что вы… или они… узнают. Я… Мне так страшно. Страшно за вас, – я ломала пальцы, – Я готова сделать всё, чтобы он взял свои слова назад.

– Вот ведь подонок, – прошипел Теодор, – Лили, не смей думать, что это твоя вина. Бредли Ривз всегда был уродом. Айрин вчера рассказала мне, какими способами он пытался добиваться её и как, в конце концов, допёк до того, что она послала его на все четыре стороны. Лили, он ничего не сделает. Я сегодня же выслежу его вместе с компанией ребят, и мы научим его жизни. Главное, ничего не говори и никому. Я всё сделаю сам.

– Но, послушайте, он может быть опаснее, чем мы думаем!

Теодор Грей резко свернул на обочину дороги. Визг шин заставил меня вздрогнуть, а затем вжаться в сидение. Желудок ухнул вниз, кожу покрыл неприятный рой мурашек. Раздражённо проведя пальцами сквозь копну своих медных волос, Теодор развернулся ко мне и посмотрел прямо в глаза:

– Лили Дэрлисон, со мной случалось и не такое. Я знаю жизнь. И если этот слащавый режиссёришка смог быть с тобой убедительным, то я тоже попытаюсь, – он потёр висок, хмурясь, – Чуть больше двадцати лет назад, в Чикаго, когда я был заядлым игроком в казино, молодым обольстителем таких красавиц, как ты, пианистом в одном из самых хлебных ресторанов Иллинойса, со мной произошёл случай, который раз и навсегда заставил меня поверить в судьбу. Я никому, никогда об этом не рассказывал, даже Айрин, которой я доверяю всё в своей жизни – самое постыдное и самое прекрасное, – всё, что есть во мне, потому что она тот человек, который никогда меня не осудит и всегда будет на моей стороне… Так вот, в один из вечеров недели, посвящённой Шопену, своей игрой на бордовом фортепьяно я остановил одну из самых кровавых перестрелок, о которой тогда писали во всех газетах. Как сейчас помню, – он зажмурился, шумно дыша, – Я играл «Зимний ветер», со всей страстью, которая была во мне. В том зале погибли почти все. И обыкновенные посетители, обедающие в ресторане, и те, кто забил стрелку этим уродам без племени, которые до сих пор свободно передвигаются по этой Земле, потому что их отпустил хозяин, которому я спас жизнь… Я спас пятнадцать человек: хозяина, официантов и прочий персонал. Одна кухарка приводила с собой маленькую девочку лет пяти, свою дочку… Их держали на мушке, как и меня. Лили, мне приставили пистолет к виску, тот подонок бандит сказал: «продолжай играть одно и то же, тот же вальс, а если собьёшься хоть на одной ноте – я убью тебя, и всех, кто остался здесь в живых». Этот ультиматум… был одной из самых безжалостных вещей. Самыми безжалостными были слова Айрин, когда она соврала мне во время той наши встрече спустя годы… Слова… «Я ненавижу тебя». Боже, я отвлёкся, – он шумно сглотнул, потирая ладонями лицо. Дрожь пробирала моё тело от эмоций, что схлестнулись во мне от его слов. – В тот вечер люстры светили особенно ярко. Я играл час и не сбивался. Дуло было так близко – в один страшный момент мне действительно захотелось умереть, я подумал тогда, что жизнь моя бессмысленна… Но меня держали чужие жизни, которые зависят от меня. Я знал, что не могу погибнуть, потому что сейчас – пусть даже иллюзорно, пусть этот бандит врал мне, его грех, – другие жизни нуждаются в том, что я могу. Я знал, что могу что-то сделать и делал. Я трусить не умел никогда. Для меня лучше смерть, лучше риск, чем трусость. Этому я и стараюсь научить своих сыновей, – он сжал мою ледяную ладонь в своей руке, – Ничего не бойся, Лили.

Я бросилась ему на шею и крепко обняла. Слёзы были готовы бежать по моим щекам, но я сдерживала ком в горле и всхлипы. Теодор обнял меня в ответ и так мы просидели, в автомобиле, ни слова не говоря больше около пяти-восьми минут, десяти от силы. Я слушала эту тишину. Я всегда была впечатлительной, а сейчас это как-то особенно обострилось. Я хотела хоть что-то выдавить, что-то сказать, но голос осел где-то внутри меня, на самой глубине. Мелкая дрожь била меня.

– Вы не боитесь ничего, потому что за вас другие боятся, мистер Грей, – всхлипнула я, утерев нос рукой. Утирая слёзы в уголках глаз, я прохрипела:

– Вы замечательный человек и прекрасный отец. Этот случай сказал о вас больше, чем все те факты вашей биографии, о которых мне рассказал Марсель… Знаете, я… Чувствовала себя такой ненужной никому здесь. На протяжении нескольких лет, я ощущала только одиночество. А боль и обиду большую часть своей жизни. Я и подозревать не могла, что есть такие отцы, как вы. Мне не дали причин подозревать, – я тяжело сглотнула. – Дело Батлера, которым вы занимаетесь с Дорианом… У вас всё получится. Потому что вместе вы сила. А мой брат Шон и отец Эндрю…

– Значит, – нисколько не удивляясь, проговорил Теодор, – Они тебе родные?

– Да. Он родной отец, брат получается… сводный, от другой матери. Насколько знаю я, они пока действуют порознь. На том балу в честь весны Шон подошёл ко мне, попросил связаться с отцом, чтобы… тот согласился оказать ему содействие деньгами.

– Один миллион долларов – столько ему нужно, что осуществить свой план сделать из своей маленькой корпорации главенствующую фирму, – потёр висок Теодор, – Это будет маловато. Кроме того, нужны мозги.

– Он говорил что-то про стартовую сумму, – нахмурилась я, – Я не хотела ничего слушать, поэтому… плохо помню. Я сказала только, чтобы он помощи от меня никакой не ждал. Двадцать лет назад, когда мне было три… Отец ушёл из семьи. На самом деле, он вёл двойную жизнь. Та сволочь, которая родила от него Шона, была замужем за очень богатым и влиятельным человеком, мужа боялась как огня, но… Это длилось у них шесть лет. Муж умер. Она пришла и… забрала отца. Моя мать… так замучилась и замучила себя, что в двадцать девять перенесла микроинсульт. Я была тогда слишком глупа. Мама разрешала Батлеру брать меня на выходные. Шон, двумя годами старше меня, издевался надо мной. Доводил до слёз, ломал игрушки, оскорблял мою маму, мы дрались… А потом Эндрю Батлер хотел забрать меня у матери. Я страдала все семь месяцев, которые мама билась за меня в суде. Она влезла в долги, но… одержала верх, забрала меня. Она была вся седая, – я закрыла руками лицо, чувствуя, что губы дрожат, а пульс замедляется. Слёзы орошали ладони. – Я… с семи лет до шестнадцати носила фамилию «Батлер», не видя ни того, ни другого. Когда изменила её, то будто сбросила гору с плеч. Когда я в восемнадцать закончила школу, и поступила в актёрский колледж, то снова встретилась с Шоном… Он был дружелюбен. Сказал, что-то все старые обиды между нами должны быть забыты, что с отцом они не в ладу, ведь его мать застрелилась, когда узнала о новой «любви» Эндрю. Так я узнала о том, что они перестали общаться. С Шоном мы… пытались наладить отношения, но потом он… нанёс мне раны более глубокие, а потом… исчез на пять лет. И хоть бы ещё на двадцать пять исчез, – я утёрла слёзы с щёк. – Не хочу больше это всё вспоминать. Не хочу. Очень много воды утекло. И слёз, мистер… Теодор, – сглотнула я, посмотрев в его глаза.

Он утёр пальцами с моих щёк слёзы, с нежной улыбкой смотря на меня. Осторожно, продолжительно поцеловал в лоб, заставив дыхание замереть в гортани. Я сжимала пальцами ткань своих узких брюк, пытаясь побороть болезненное чувство признательности, что цвело и прорастало всеми корнями у меня в сердце. Я не раз слышала, что в нашей жизни всё неслучайно. Я знала, что каждый человек, заговоривший с нами ненароком, может однажды перевернуть с ног на голову всю жизнь. Так вот. Дориан был не дьяволом, а самым настоящим ангелом, душу которого хотят захватить страхи, сомнения и недоверие. У каждого своя боль, у каждого свой страх, свои демоны. Но спасение есть. Главное вовремя протянуть навстречу руки.

========== fever ==========

Дориан

Эти пять дней без Лили были похожи на ад. Сегодняшняя встреча с ней – для меня сродни глотку свежего воздуха в знойный полдень. Я отчётливо понимал сейчас, что погряз и стремительно продолжаю тонуть в этой тёмной яме тоски и одиночества, подкреплённой сомнениями и подозрительностью по отношению к Лили. Эти мерзкие чувства вызвал во мне Хейн, словно злой колдун гром. На протяжении всей рабочей недели он подливал масло в огонь, называя Лили подставным лицом, шпионкой, да кем угодно, лишь бы ниже уронить её в моих глазах. Он говорил, что она служит другим Батлерам и их интересам, что ей не нужен ни театр, ни академия, что она преследует одну-единственную цель, одну-единственную задачу – задавить наш холдинг. И якобы, с этим злым умыслом, втирается в моё доверие, в доверие всей семьи в целом. На мои слова о том, что:

во-первых: Лили никогда не интересовалась бизнесом;

во-вторых: ни разу и рядом не стояла с офисом;

в-третьих: ни слухом, ни духом, – только из моих слов понимает, что с Батлерами ведётся борьба;

Он ответил: «Она хитрая, напрямую спрашивать не будет, а в итоге украдёт важную документацию или USB-накопитель. И ей, этой, истинно – мисс Лили Батлер, – не нужен офис, ведь она проникла в дом ваших родителей! Какая там известность – кто-то по её нравоучению и залил её комнатку в общежитии! Она обо всём знает, и ей не надо ничего выведать, потому что так она сможет сдать себя. Она далеко не глупа: деловитая, подлая змейка, мистер Грей! Она начнёт разузнавать о вашем отце, сблизится, пожалуй, с вашим братом, с матерью, она научится дёргать за нужные ниточки. Понаблюдайте за ней ещё, не спешите дарить ей свою квартиру».

Признаться, его огорошил мой ответ, что это благодаря моему нравоучению Марсель «залил её комнатку в общежитии». Это заставило его заткнуться на пару дней. Далее, он снова вернулся и предложил мне встретиться с ней, проверить теорию о том, стала ли она для моей семьи, как родная в эти рекордные сроки или нет. Изначально, меня напрягло это: она действительно нравится всем. Всем, кроме Софины. Но разве это не её врождённое обаяние? Её искренность?

Я хотел поверить Хейну. На мне был такой грех. Но сделать я это хотел лишь потому, что Лили слишком желаемая мною. Это наваждение больше, чем наваждение. Это переходит все границы. Я скучал по ней, чёрт подери, скучал! Я так тосковал по ней. До безумия. Когда она честно мне призналась за тем завтраком в Спейс-Ниддле, я не мог умолчать о том, что чувствую то же самое. Одиночество и тоску. Без неё. Если бы не это желание, всё было бы намного проще. Несправедливые обвинения Хейна не могли заставить меня перестать хотеть её, перестать думать о ней. После разговора с Лили, я встречался с отцом, которому поведал о своих мыслях и рассказал, что Лили наиближайшая родственница Батлеров. Он долго, выразительно смотрел на меня, а потом спросил: «И что?». Моя же исключительная подозрительность заключалась только в том, почему она ни слова не сказала мне, что на самом деле приходится сестрой Шону, а Эндрю дочерью? На это Теодор ответил, что ей, возможно, стыдно это родство. Или они причинили ей много боли, которую не хочется вспоминать, не то, что делиться этим. Это меня убедило. Однако не окончательно. Полностью я в этом уверился в конце рабочего дня… Совсем недавно.

Я копошился в папке со всякой-всячиной и документацией, когда в кабинет, громко открыв дверь и так же шумно закрыв её за собой, вошёл мистер Теодор Грей. Его лицо было злым. Он жёстким, безжалостным взглядом смерил меня – я невольно встал с рабочего кресла, чтобы смотреть ему в глаза на одном уровне.

– Как ты вообще смел подозревать её в чём-то? Она всё мне рассказала. И поверь, её история не из самых счастливых, – начал Теодор сильным, полным мощи голосом.

Он рассказал мне о Лили всё, о чём я и подозревать не мог. Долго, молча слушал, сжимая руки в кулаки, уткнул их в стол, боясь сдвинуться с места. Я не дышал. Стоял, как памятник, часто сглатывая волнение и стыд, что неумолимо терзали моё оголённое в эти минуты сердце. В глубине души, подспудно я знал, что Хейн вводит меня в заблуждение, но я рассматривал его слова и догадки только потому, что хотел вырвать из себя Лили. Мысли о ней, воспоминания о ней, встречи с ней, её голос, запах, тонкие бледные руки и пухлые алые губы. Я хотел забыть её. Выбросить из головы, поэтому позволял Хейну делать её своим врагом в моей голове. Однако уходя в это забытьё, я упустил мысль о том, что слова «главного по Батлерам» могут быть не искренними думками человека, желающего помочь фирме и спасти её, а речью того самого «шпиона» и «подставного лица». В Лили я всегда был уверен, а сейчас чувствовал себя ещё и виноватым перед ней. Я утоплюсь в этих противоречивых эмоциях, растеряюсь в них.

– Я думал, что… они могли использовать Лили. Шантажировать, – растерянно проговорил я, глядя в прозрачные стёкла панорамных окон офиса, за которыми расстилалась ночь.

– Лили – не вещь, она человек, который хочет чувствовать, любить и творить, – сказал Теодор, резко хлопнув ладонью по столу, – Она способна на это. Ей это нужно. Она может себе это позволить. Она может позволить себе всё, что угодно. Но только не притворство, фригидность, ложь. Она очень хороший человек. Если ты упустишь её, будешь жалеть.

– Я жалею, что встретил её! Я жалею, что вошёл в гримёрную своей бывшей… подруги раньше, чем обычно. Она взломала моё сознание, запечатлевшись в нём так плотно. Я боюсь не оправдать её надежд. Боюсь не дать ей то, что она хочет. Боюсь думать, что она не чувствует то же, что и я, когда вижу её…

– Она чувствует.

– Откуда ты знаешь?!

– Она не может не улыбнуться, когда видит тебя.

– Она… всем улыбается. Она такой человек. Очень красивый и пленительный человек. Я не смогу искупить свою вину перед ней за свою подозрительность. Конечно, она об этом не знает, но я изнутри буду чувствовать себя виноватым. Я пытался вывести Лили на чистую воду, а она и так, прозрачна, как родник. Она не для меня.

– Дориан, а для кого? Ты понимаешь, что… Марсель, в отличие от тебя, не дремлет? У него глазки на макушке, а ушки в остро, он может оказаться намного проворнее тебя, с твоим кутежом страхов, сомнений и заострённой взволнованности. Не сожалей о том, что встретил её, а благодари судьбу. Такие женщины появляются в жизни мужчины только один раз. Они дают шанс, пока рядом. Но когда появляется орёл, который хватает, а не козёл, который ждёт, пока им в рот упадёт свежая вишня, они отдаются орлам, а к парнокопытным никогда уже не возвращаются.

– Пусть я и козёл, но козёл я специфичный. И я буду ещё большим козлом, если испорчу ей жизнь, – шикнул я.

– Я больше ничего лишнего не скажу тебе, Дориан. Но мой тебе совет, рискни.

– Завтра в восемь я забираю её, – спокойно произнёс я, – Надеюсь, что… я пойму для себя что-нибудь, – отец дал мне подзатыльник, заставив меня засмеяться.

– Надеюсь, что ты поймёшь, что вёл себя, как козёл.

– Ты очень добр, отец.

– Обращайся. И дай мне парочку крепышей. У меня есть дело, – серьёзным тоном проговорил он.

– Какое дело?

– Ещё одна мелкая сошка решила попить у меня кровь. Однако долго я терпеть это не намерен. Угрозы я презираю, как и подлецов, которые ими разбрасываются. В подробности вдаваться не буду, но на дело пойду. Окажешь такую помощь отцу?

– Дело в бандите Софины?

– Нет, проще. Поэтому я прошу только двоих крепышей.

– Ты не расскажешь мне?

– Нет, не хочу забивать тебе мозги. Тебе надо думать не обо мне и моей проблеме, а о Лили и о том, что является твоей козлиной проблемой. Не плошай, пожалуйста.

– Вот тебе номер Олсена. Он начальник. Проси, что нужно, – я дал ему визитку. Теодор молча кивнул. Затем медленно направился к выходу.

– Отец, – остановил я, – Будь осторожен.

– Осторожность удел барышень, – подмигнул он, что было весьма в его репертуаре.

И вот, прошёл час, как он покинул офис, а я всё так и сидел, смотря в стену и потирая подбородок. Во что он втянулся? Какая ещё опасность нависла, что ещё нужно этой жизни, чёрт подери? Мои мысли бешеным клубком спутывались в голове. Подсознание хохотало над моей тревожностью, страхами и бессилием. Я пытался осознать всё, что происходит со мной в последнее время, но в голову залетали лишь некоторые осколки мыслей. Я слишком запутался. Что от меня нужно? Что можно с меня взять? Я вздрогнул, когда дверь распахнулась, и в мой кабинет влетел встрёпанный Мэттью Кларк.

– Дориан, благо, что вы ещё здесь! – запыхавшись, прокричал он, сжимая обеими руками голову и плюхаясь обессиленно на диван, – У-у, чёрт! Как я… дурак мог не…?! Дурак, дурак! – рычал он.

– Кларк, успокойся, – я налил ему полный бокал воды и засунул в руку, прожигающим взором смотря в его широко распахнутые глаза. – Выпей и скажи, что случилось, – он опрокинул в себя жидкость, обливаясь.

– Что случилось, мистер Грей? А ваш верный слуга подвёл вас!

– Хейн?

– Да он вообще, чтоб его, ублюдок! – прорычал Кларк, – Я, я вас подвёл! Подставил! Упустил, мистер Грей, я его упустил! – он бил себя по груди.

– Успокоился. Живо, – сказал я так металлически зло и громко, что он замер, в страхе открыв глаза. Повеление в моём голосе ещё работает, замечательно. – А теперь рассказывай. Всё по порядку, – я скрестил руки на груди, смотря на него.

– Дориан, я виноват. И если вы уволите меня…

– Я сам решу, что мне делать, для этого мне не нужны твои советы и истерики. Мне нужно быть введённым в курс дела.

– В общем… с самого утра у меня не задался день. Экономический отдел полностью работал на Хейна, поэтому я не получил ни одного отчёта, ни от одного из тридцати пяти человек. Я наорал на них, ушёл, а потом через… Огромное, блять, – простите, – количество времени, ближе к восьми часам вечера, ко мне подошла Анджела из экономического. Она извинилась, сказала: «мы в течение недели работаем только на мистера Хейна, так как ему срочно нужно переводить средства для важных людей, которые могут задавить Батлера». Тогда я спросил, что, почему, какого хрена, ведь мы сами должны давить этого ублюдка, а не платить кому-то за это. Я попросил у неё отчёт о денежных переводах, он был составлен только двадцать минут назад. Вышел ровно один грёбанный миллион долларов. Я узнал на чей счёт. Это швейцарский банк, счёт владельца с инициалами «Ш» и «Б». Вынуть ничего нельзя. Пока я занимался этим, долбанный отдел кадров, без моего ведома, держал у себя заявление Хейна об увольнении. Я его не утверждал. Его подписал уполномоченный мною, – даун, – как выяснилось сегодня. ФБР уже разыскивают Хейна и я предвкушаю, как убиваю его. Потом, можете меня уволить, ибо меня посадят за жестокую расправу над подчинённым! – прорычал он, встав, и бросил бокал на пол, который тут же разлетелся на осколки.

– Стало быть, мы сами заплатили Батлеру за наше убийство, – маниакально произнёс я, – Иди, Кларк. Ступай и поспи. Я буду в курсе всех дел сам.

– Нет, мистер Грей, нет! – прокричал он, – Пока я ещё работаю у вас, Хейном займусь я! Доведу это дело до конца! – он громко хлопнул дверью, уходя.

Господи, что ещё должно произойти сегодня?

Едва я подумал об этом, начал разрываться мой мобильник. Просто, чёрт возьми, аномалия! Кому я понадобился в двенадцать, блять, ночи? Бред какой-то, просто бред. Я в страшном кошмаре, который и врагу пожелать дико. Если бы только можно было всё изменить по одному только щелчку. Это мне расплата за то, что я хотел использовать Лили, чтобы забыть её. Расплата за то, что я её обвинял в своём сознании, и пусть, благодаря только этому суке Хейну. Как я мог, как мог подозревать эту маленькую девочку, которая просто хочет немного счастья? Что я за урод-то такой?! Козёл, самый настоящий козёл!

– Грей! – прорычал я в трубку, даже не посмотрев на имя звонившего мне в столь поздний час.

– Мистер Грей, это Олсен. Понимаю, что, возможно, отвлекаю, но у меня дурные новости, прошу извинить.

– Ещё дурные новости? Блеск! Я даже не удивлён, сошёл с ума бы, если бы были хорошие!

– Мистер Грей, ваш отец…

Пауза. Затяжная пауза. Кажется, даже сердце в моей груди остановилось. Я смотрел впереди себя, не моргая. Всё тело пробила мелкая дрожь. Я сжимал мобильник со всей силы, которая сейчас была в моём ослабевшем от нервов, боли и страха теле. Я хотел выбросить сердце из груди, чтобы его съели какие-нибудь гиены. Голос мой звучал тихо, или мне только так казалось от шума крови в висках:

– Нет. Нет…

– Мистер Грей?

– Что случилось?! Говори быстрее!

– Он в реанимации. Сильное ножевое ранение в области рёбер, – я стиснул зубы, морщась, слышал их скрип.

– Наши люди… с ним были? – выдавил я.

– Конечно. Байрон и Хилтон, я дал лучших. Одного из них застрелили, второй ранен, но легче, чем мистер Грей. Пуля в плечо.

– Кто? – прошипел я сквозь сжатые челюсти.

– Компания каких-то левых бандитов. Их задержали. Все как один героинщики, наркоманы. Джо Ди Лукас, Ральф Шиллер, Энтони Брюс. Их не единожды судили, они… передали письмо зачинщика. Ну, как письмо… Там одно слово и подпись: «Наслаждайтесь. Ривз».

– Сука Бредли! – заорал я, перевернув ударом ноги стол и всё, что на нём было. – Мама знает? Брат? Сёстры? В какой он больнице?!

– Все там, в центральной. Я жду вас в машине.

– Я должен быть там и быстро, понял? – прошипел я, перепрыгивая через ступени.

– Так точно, мистер Грей, – я отключился.

С бешеной, щемящей болью в груди, которая спазмами пульсировала, в моей голове пронеслось: «Я должен прикончить Бредли». Это стало идеей фикс, моим новым наваждением, моей животной жаждой мести. Автомобиль мчал по проспектам и кварталам, одна улица сменяла другую, офисы сменяли бизнес-центры, высотки проявлялись вместо магазинов, всё мчалось с невероятной скоростью. Я сжимал пульсирующие виски. Боль сковывала тело, истребляла дыхание в груди. Я вспоминал каждую минуту, проведённую с ним. С этим настоящим, живым человеком с искренним сердцем, полным любви, с сердцем, которому сейчас помогают аппараты в реанимации. Адам, он же один из главных в центральной больнице, он сделает всё возможное и невозможное! Господи, он сможет, у него получится. Давясь воздухом, я вбежал по ступеням, в груди горело, колени дрожали, как у пойманного шкодника. Весь я трясся. Я ненавидел себя за то, что не поехал с ним. Я мог отговорить его, я мог его не пустить, образумить, сказать, чтобы он подумал о маме, о нас, о своей семье, чтобы он не делал глупостей, доверил эту суку Ривза кому-нибудь другому, чтобы он… Боже! Боже!

Мама безвольной рабыней сидела на кушетке, нежно поглаживая волосы рыдающей Софины, которая покрикивала, дрожа, как в конвульсиях. Бледная Дэйзи, с исколотыми успокоительным руками, была похожа на мать, только слёзы бессилия и боли стекали по её щекам. Её голова покоилась на плече Марселя: губы белые, глаза тёмные и пустые. Марсель, точно утративший лицо, увидев меня, вздрогнул, закрыл глаза и уткнулся в волосы Дэйзи. Ему было больно. Ему хотелось кричать, как и мне, но он лишь плотно сжимал губы.

– Дориан! – услышал я дрожащий крик позади и обернулся.

Ко мне бежала Лили. Заплаканная, мертвенно бледная, она хрипло всхлипнула и повисла на моей шее, я обнял её спину дрожащими руками.

– Это всё… это всё из-за меня, это я виновата, Дориан, я виновата! – кричала она, шумно дыша, сжимая лацканы моего пиджака, – Дориан, Дориан… Что мне сделать? Скажи, пожалуйста, я готова сделать всё, что угодно… Скажи, что мне сделать? – кричала она, дрожа и плача. Я гладил её волосы, хмурясь от боли в груди, тихо шептал ей на ухо:

– Не твоя вина, что Бредли Ривз ублюдок. Я найду его, чего бы мне это не стоило. Он заплатит за всё, я обещаю, Лили. Он заплатит.

– Боже, Дориан, как мне страшно и… больно, Дориан… Не уходи, не уходи, – она вцепилась в меня, мертвенной хваткой, и плакала, так горько, так громко, что всё в моей душе переворачивалось и скрипело от испепеляющей боли.

– Адам, ответь, что они говорят?! Что будет с моим братом? – я услышал дрожащий голос моей тёти Фиби, и, подняв голову, увидел её и мистера Крига в белом халате.

– Фиби, тише, тише, тебе нельзя так нервничать.

– Нервничать? Мой брат с тяжёлым ранением в реанимации и ты предлагаешь мне не нервничать? Ты думаешь, я сейчас нервничаю?! Да я с ума схожу, Адам!

– Фиби! – он тянет к ней руки.

– Не трогай меня! Иди к моему брату, к врачам, предложи им что угодно, обними их, заплати, подари виллу на Кипре, но спаси, как хочешь, спаси моего брата! – она кричала, избивая его ладонями в грудь.

Я крепко сжимал руками талию Лили, уткнувшись лицом в её волосы. Она уже не плакала вслух: только всхлипывала и судорожно вздрагивала. Я гладил её спину, локоны. Не зная почему, но я зашептал ей на ухо:

– Мы виделись с отцом перед случившимся. Папа приехал в офис и сказал мне, что я не должен упустить тебя, Лили. Потому что такая женщина появляется в жизни мужчины только раз, потому что ты… ты хочешь любить, творить и чувствовать… Я сказал ему, что боюсь. Боюсь, что не смогу тебе это дать. Боюсь, что чувства не окажутся взаимны. Боюсь, что не смогу жить… без своей некоторой специфики и… Боюсь. Всего боюсь. Он сказал, что я буду козлом, если упущу шанс быть с тобой. Лили…