Текст книги "Мистер Дориан Грей (СИ)"
Автор книги: Каролина Янис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)
– Мы с вами уже встречались, не так ли, Дориан Грей? – ухмыльнулся он. Я ответил на ухмылку холодной улыбкой, что, как говориться, хуже любого, самого явного презрения.
– Встречались, верно, – без эмоций произнёс я, – Впервые вы нахамили мне на светском рауте в Беверли, а затем вывели из себя мисс Дэрлисон, с которой в паре состоял мой брат, на Майском балу. Встречи не из самых приятных. Однако это, как бы я сказал, сущие пустяки, – я с трудом, но взял бокал из его руки и посмотрел на тёмную жидкость. Когда я поднёс его к лицу, то учуял, что это далеко не виски… а что-то крепче. Похоже на палёный бурбон. Сморщившись, я вернул бокал обратно, – Вы не умеете выбирать алкоголь. Это то, что невозможно не приметить любому, хотя бы некоторую долю подкованному человеку, – сказал я, положив руки в карманы брюк, – На чём мы остановились, мистер…?
– Батлер, – шикнул он.
– Мистер Батлер, – я смотрел в его глаза, двигаясь к выходу из клуба, – Мы остановились на пустяках. Видите ли… Некий Хейн перевёл шутливую, пустяковую сумму на счёт… Батлера. Мистера Шона Батлера. И всё бы хорошо, только, – я склонился к уху ублюдка, – Это деньги моей компании. Я знаю, что вы давно точите на меня зуб, известный всему миру аналитик-адвокат, отлично запоминающий чужие мысли и не создающий ни единой своей… Но настолько гадить, мастеря интригу за интригой, за моей спиной, с моими же коллегами – очень нехорошо, – шиплю я, сдерживая рык, – Это я умалчиваю о своих личных счётах с вами, мистер Батлер, – я выхожу на свежий воздух, ныряя в сумрак улицы, в зону веранды, так как меня колотит от него поблизости. Так, вдох-выдох, Дориан… Я слышу шаги позади и оборачиваюсь. Он вышел – я этого ждал.
– Личные счёты? – он щурится. В его зрачках ледяная ненависть.
– Да, – с вызовом произношу, – Вы настолько испоганили жизнь вашей сестре, настолько её… довели, что она боится всего неизвестного. Она ненавидит даже ваше имя. Она ненавидит даже воспоминания о вас. Вы принесли ей очень много невзгод, и у вас, чёрт бы вас побрал, хватило наглости подойти к ней снова! Вы понимаете, Батлер, что я не прощу вам очередной мерзости? – прошипел я. – Суд будет в июне. Уверен, Хейн не одна пешка в ваших руках. Я затравлю вас, Батлер. Закон на моей стороне. Пока ещё.
– Пока ещё? – снова повторил он, уже не сдерживаясь от открытой ухмылки.
– Да. Пока я вас не убил, – шиплю сквозь зубы. Шон захохотал. Я схватил бокал из его рук и плеснул жидкость прямо в глаза. Он замер, жмурясь, и сжал пальцами переносицу.
– Дориан Грей, вы ублюдок, – прошипел он, ухмыляясь, достав платок из кармана и утирая лицо.
– Думаю, мы квиты. Хотя… мне ещё опускаться и опускаться до тебя.
– Вы, наверняка, Дориан Грей, наслышаны, что я люблю играть, – он скалил свои челюсти, – Так вот, это абсолютная правда, – я увидел, как он завёл руку назад и достал из заднего кармана брюк пистолет – в такие помещается шесть пуль, не больше. Но вдруг, у него есть запасные? А хотя… Он может убить меня прямо сейчас. Одной. – Здесь шесть пуль. Я даю тебе фору десять секунд – ход между гаражами, довольно узкий. Покажи свою ловкость и скорость. Если спасёшь свою жизнь, подавишься и своим миллионом долларов.
– Ублюдок, – шиплю.
– Время пошло, – громко произносит он, сверкая глазами. Я скидываю пиджак и, разворачиваясь, стремглав мчусь между гаражами. Надо оборачиваться. Оборачиваться, хоть жутко и сбивает. Он уже за мной, отстаёт на метров восемь. Набираю номер Кларка.
– Кларк, живо, подтягивай людей и машину к гаражу сто одиннадцать, слышишь меня.
– У казино? Сто одиннадцать?
– Да, блять. Предположительно! Быстрее! – слышу выстрел и визг пули, летящей в ноги, но вовремя подпрыгиваю.
Связь прерываю.
– Пять, – шиплю, как можно громче, считая пули. Гараж восемьдесят шесть… Замечательно. Бегу, а он, видимо, слабо бегает. Оборачиваюсь, видя, что он гораздо ближе, чем раньше. Грязно выругнувшись, шиплю сквозь зубы, когда он вытягивает руку с пистолетом. Стреляет – я приседаю. – Четыре, – хриплю, сквозь зубы. Пихаю ему под ноги попавшийся ящик, через который он, со своими вытаращенными глазами, спотыкается, но стреляет… В свою же руку. Слышу его болезненный стон, – Три, – выдыхаю, будто пробежав нужный рубеж.
Ускоряюсь, чувствуя, как к щекам приливает адреналин, а по крови поднимается давление, бьющее в виски. Пот течёт по вискам, по шее, дыхание утяжеляется. Линии гараже перешли за девяносто… Ненадолго опираюсь о стену, переводя дух, и заворачиваю с узкой тропы в широкие выездные пространства. Наверняка, Кларк с ребятами подтянутся видимо отсюда. Слышу рычание: «Дориан Грей!» и понимаю, что этот ублюдок снова меня нагоняет, – выстрел, но я вовремя падаю на землю. Падаю и не могу подняться… Могу, но с трудом, он ближе и ближе… Надо встать, встать, блять! С рычанием поднимаюсь и снова бегу, сражаясь с самим собой.
– Два, – сглатываю. Осталось всего две пули. Две только пули.
Надо, надо выдержать. Бегу, как сумасшедший, оборачиваюсь и снова вижу его, этого встрёпанного дьявола, который так жаждет меня убить. Выстрел, – снова приседаю, спотыкаясь, но удерживаюсь руками и делаю сальто, перекатываясь по пути дальше.
– Один, – шиплю с улыбкой на залитых потом и кровью от напряжения губах. В груди бушует адреналин, такой яркий и смешанный с настоящим удовольствием от бега. Оттого, что получается. Оттого, что получилось, почти получилось. Цифры на крытых гаражах сменяют одна другую, и, а когда я вижу долгожданную сотню, а затем отдалённый блеск фар, злорадно улыбаюсь. Надо собраться, бросить все силы, рискнуть. Я выдержу, справлюсь! Последняя пуля!
– Ублюдок, всё же позвал гостей! – слышу вслед и доносящийся выстрел. Над ухом. Свист буквально над ухом, даже горит. – Чёрт! – слышу его рык позади, туман застилает глаза. Бежать бессмысленно. Останавливаюсь и оборачиваюсь к этому запыхавшемуся уроду. Кровавая пелена застилает глаза. Одним ударом ноги я выбиваю пустой пистолет из его рук, вторую заношу в его рожу, валя на землю. Ногой становлюсь на грудину и сдавливаю, когда он хочет подняться.
– Это была твоя последняя пуля, – шиплю, – Один ноль в мою пользу, – склоняюсь, чуть больше надавливая ногой на его грудь. Он зло ухмыляется. Его рожа в крови и поту.
– Знаешь, за что Лили меня ненавидит? – шепчет он, сверкая глазами, – За то, что я её не трахнул, -я сильнее надавливаю на ногой ему на грудь. Он сглатывает, застонав.
– Не смей. Говорить. О Лили. Такие. Мерзости, – шиплю, сквозь зубы и думаю, что вот-вот продавлю ему грудную клетку. Кровавая скатерть кроет глаза, мысли и сознание.
– Мерзости?.. Мы долгое время не виделись, я представился ей под именем Уилла Байрона и она поверила… У неё была ко мне настоящая страсть, – он омерзительно засмеялся. По мне прошло такое отвращение, что желудок скрутило.
– Это враньё! – прорычал я и вдарил ему ногой по морде. Он откинулся. Я упал рядом с ним на колени, сжал и встряхнул за лацканы пиджака, резко ударил об асфальт, – Я тебя прикончу за твою ложь!
– Наивный Дориан Грей, неужели вы влюбились в мисс Батлер? – засмеялся он окровавленным ртом. Я ощетинился и жёстко трахнул его головой о землю. Этот ублюдок… он хотел воспользоваться ей, а потом передумал?! Блять, что он сделал?! Отключился. Я понял, что сейчас мои руки жаждут стянуть с него скальп, но вместо этого я ещё пару раз хорошенько стукнул его о землю.
Я ненавидел его. С такой силой, с какой ненавидел никогда. Ненавидел его сильнее, чем Бредли вся моя семья вместе взятая. Я ненавидел. Всей душой и сердцем, разумом и мыслями. Я не переносил его. Не выносил. Меня взрывает теперь от одного его имени! Сукин сын! Я встал на ноги и последовал к машинам. Кларк бежал мне навстречу.
– Мистер Грей, вы целы? – он с тревогой смотрит на меня.
– Да, да, – киваю и замираю, услышав выстрел и почувствовав острую, судорожную боль и запах свинца и дыма, в области икры… – Блять, – шиплю, валясь вперёд, хватаюсь за плечи друга.
– Мистер Грей! – рычит Кларк.
– Схвати его, – шиплю сквозь зубы, задерживаясь за него, чтобы не упасть. Он передаёт меня в руки Олсену, а сам обегает меня… И, как я понимаю, уже не видит никого. Чёртов хуй. Сбежал. Притворился. Грёбаный говнюк. Я убью его!
– Сейчас немедленно, в больницу. Сегодня же мы предпримем поиски! – начинает тарабанить мне по ушам Кларк, когда садимся в автомобиль и выезжаем от этих чёртовых гаражей. – Сейчас я перевяжу, надо остановить кровь, – говорит Мэтт, делая своё, а я маниакально продолжаю сидеть. В мыслях только слова этого конченного ублюдка. Я хочу его ненавидеть ещё больше.
– Не надо никого искать. И ничего обнародовать. Он не такая иголка в стоге сена, как Хейн или Ривз, – шиплю, сквозь зубы, жмурясь от натуги ткани, тормозящей кровь. – Я прикончу его, если он продолжит свою войну.
– Мне кажется, что гоняясь за вами с пистолетом, он её начал. Нужно усилить охрану.
– Мою необязательно. Мне нужны… охранники для Лили Дэрлисон. И как можно больше. Если слова того ублюдка провокация, чтобы… М, чёрт, – мычу, накрыв лицо руками, – Везите меня в больницу сразу в отделение Крига. Быстрее! – рычу.
Скорость тут же прибавляют. Перед глазами проносится неизъяснимый туман. Кровь шумит в ушах. Я закрываю глаза, пытаясь взвесить всё, что было мною услышано. Ох, чёрт бы его побрал… Моя ненависть выше всего в этой Вселенной. Он издевался над Лили, влюбив её в себя, а потом… не трахнул, потому что не позволила совесть? Или нарочно хотел причинить боль? – это как раз – таки больше подходит, ибо совести в этом уроде не сыщешь днём с огнём. А может, он это придумал, для того, чтобы вывести меня из всевозможного состояния равновесия, которого и так было мало?! Трус, подлец, притворщик и последний иуда. Ненавижу и даже больше, чем ненавижу. Рычу сквозь зубы, откидываясь головой на спинку сидения. О, Лили… Он не обидит тебя, нет, он никогда не посмеет это сделать. Я должен защитить её. Должен быть… хотя бы просто рядом. Этот Батлер не повод, не причина, а необходимость. А может быть, и верно, что даже лучше, если она уедет? Покинет город раз и навсегда, чем разорвёт меня с ней, а так же уничтожит все догадки Батлера о том, что я в неё… Пусть будет так.
Закрыв глаза, растворяясь в счастливом забвении, я вспоминал её последние дни. То, как мы валялись в постели. Дарили друг другу высший кайф. Сидели на балконе, свесив босые ноги, держа друг друга за руки. Помню, как сжал её пальцы в своих в лунную ночь, перед той злосчастной тренировкой, плотно, до боли стиснул, сказав:
– Люди ничего лучше не придумали, чем ночь. Это время тишины и покоя. Все говорят, что им не хватает денег, любви, эмоций… Но никто не думает о покое и тишине, которой нам достаётся меньше всего. Знаешь, я ценю моменты, которые так мало ценят другие.
– Видимо, ты можешь ценить эти моменты, потому что ты не знаешь нехватки в остальном, – улыбнулась она мягко.
– Нет, Лили, – я покачал головой, – Только человек, который умеет ценить мелочи, сможет по-настоящему оценить более крупные субъекты, без которых наша жизнь невозможна. С тобой рядом я больше нуждаюсь в таких мелочах, – прошептал я, смотря в её красивое лицо, белеющее от света луны. Она опустила взгляд, краснея. Я смотрел в её черты, стараясь запомнить, ощутить сердцем каждую. – Посмотри на меня, – шепчу.
Лили поднимает взгляд, смотря мне глубоко в глаза. «Я должен её запомнить», – пронеслось тогда, со странной дрожью в сердце, в моей голове. И сейчас, по эту минуту дрожь отдавалась в груди, только с большей трепещущей болью.
Лили
После нашего последнего разговора с Дорианом в моём сердце поселилась маленькая, ядовитая пчёлка, пускающая вместо яда тоску и боль. День за днём я ощущала, что разваливаюсь. Единственное, что меня спасало, это… Нет, так будет неправильно. Единственным, кто меня спасал, был Марсель. Иногда к нему прибавлялась Дэйзи. Марсель приезжал в «Sun-Side» сначала с ней, потом один. Раз за разом, он уговаривал меня остаться в Сиэтле, говорил, что с моим потенциалом пропадать в театре провинциального городка – самоубийство, уничтожение собственных амбиций и отказ от мечты, которая в самые трудные минуты моей жизни факелом освещала весь мой путь. Хотя сейчас… даже этот огонь поблек. Я чувствовала себя уничтоженной. Выпотрошенной. Забитой. Ненужной. Когда твоя любовь начинает мешать тебе, ты невольно становишься апатичным ко всему. С чего я была так уверена, что если я ему признаюсь, всё встанет на свои места? Кто дал мне эту уверенность? Такую слепую и беспочвенную. Пустую.
Хорошие события в моей жизни ещё случаются: вчера мы с Марселем, наконец-то, выбрали мне лёгкое выпускное платье-трансформер, которое выделял глубокий «V»-вырез с двух сторон. Самый большой плюс маленькой груди – возможность носить глубокие декольте без всякого стыда и опасений. Марсель смотрел на меня с видом настоящего знатока, заставляя меня неистово краснеть. Моя юбка легко взмывала в воздух от каждого малейшего кружения, от каждого движения. Она полупрозрачна, так что под цвет чёрному широкому поясу – под низ прилагались коротенькие шортики, чуть просвечивающиеся из-за лёгкой юбки. Когда я узнала цену, то моментально его перехотела, – с нескрываемой досадой, естественно, – однако Марсель Грей непреклонен.
Сегодня он облачился в светло-серый костюм, под цвет моему наряду, с чёрными «пятнами» – «бабочкой» и обувью, коими у меня являлись пояс и туфельки. Волосы я завила на бигуди ещё вчерашним вечером, сегодня Дэйзи, которая была безумно красива в своём голубом воздушном платье, собрала их в высокую причёску, вдев в мои волосы чёрную розу на длинном гребне, несомненно, дополнившую мой образ, будучи атрибутом танца. Дэйзи целый час вздыхала над тем, как я прекрасно выгляжу. После церемонии вручения дипломов, когда выпускницы, такие как я, пошли надевать свои вечерние платья, бал открывали выпускницы школы – в том числе, Дэйзи. Она снова была с Альбертом и светилась от счастья.
– Дорогие мои выпускники, – миссис Айрин Грей была в ярко-красном платье в пол, которое подчёркивало её изумительную фигуру, – Сегодня юбилейный – десятый в академии, пятнадцатый в хореографической школе, – выпускной вечер. Я очень рада, что среди множества вузов и профессий вы выбрали танцы и хореографию. Все присутствующие здесь знают, насколько специфично наше направление, насколько порой трудно, травмаопасно, и больно… Но вместе с тем насколько это красиво, эстетично и прекрасно. Не знаю направления более противоречивого, чем наше. Не знаю ничего более загадочного, страстного и чувственного. Я не прошу вас становится Айседорами Дункан, в честь которой и названа академия, если некоторые не знают, – она рассмеялась, – Я не прошу вас всю жизнь отдать танцу. Но в память об этих годах, в свете всех своих умений, стараний и опыта, дарите людям танец. Это всё, о чём я вас прошу. Много говорить не буду, ибо бал уже открыт и я неплохо высказалась на церемонии вручения дипломов и аттестатов… Поэтому я приглашаю вас всех – благодаря прекрасной летней погоде – на открытый танцевальный паркет, где наш бал начнут лучшие пары из лучших, – раздались аплодисменты, – Выпускники академии – добро пожаловать в большое и светлое будущее, выпускники школы – добро пожаловать в большую и светлую академию! – смеётся она.
Раздаётся шумная оркестровая музыка, и мы под руку с Марселем, парами выходим на открытую летнюю танцевальную арену.
– Ты нервничаешь? – спрашивает меня Марсель, когда мы идём по аллеям к огромному паркету. Кругом масса фотографов, повсюду вспышки, и я, стараясь держать себя в руках и не дёргаться, тихо произношу:
– Не то, чтобы нервничаю, но…
– Нервничаешь.
– Волнуюсь, – я прочистила горло. – Дориан, будто бы… пропал. На столько-то дней. Никто ему не звонил?
– Почему же? И мама, и я, и отец, и Дэйзи, да и Софи названивала… Бесполезно. У него такое бывает, когда он на недельку-другую пропадает без вести.
– Это связано с его… увлечениями? – Марсель повернул голову, пристально смотря на меня.
– И такое бывает. Но последние разы он пропадал, потому что писал твои портреты.
– Это в прошлом, – сглотнула я, опустив взгляд.
– Ты так решила?
– Он так хочет, Марсель, – я перевела дыхание от стискивающей грудь тоски. Наша пара встала второй в ряду исполняющих свои номера. Сначала на паркет вышла Дэйзи и другие ребята с её курса, открывая наш вечер хип-хипом. Все зачарованно смотрели, как уверенно, быстро и вместе с тем плавно и отточено они двигались, – такой синхронности можно только позавидовать.
– Ты же останешься в Сиэтле, верно? – чуть слышно спросил он.
– Послушай, Марсель… Мне кажется, если бы не ты рядом со мной все эти дни… Я бы умерла, – блики малинового заката и вечерних огоньков переливались в его серых глазах. Я вспомнила, как он готовил на моей кухне всякие разные бургеры, салаты и горячее, чтобы впихнуть в меня хоть что-то. Вспомнила, как каждый свой приезд он привозил то сладкое, то фрукты, при этом не забывая о своей флешке со свежескаченными фильмами. Как он мог болтать со мной ночи-напролёт, даже если хотел спать. Сердце ёкнуло от воспоминаний. Он смотрел мне в глаза, и всё это проносилось пред моим взором – всё прекрасное, связанное с ним.
– Не говори глупости, Лили.
– Я честно, – тяжело сглотнула я. – У меня будто нет земли под ногами, я как призрак двигаюсь над ней, пытаясь найти своё тело, своё место. С тобой это чувство исчезает и исчезало. Пусть не совсем, но… Притуплялось, ненадолго. Скоро это кончится, и я сломаюсь. Мне почему-то кажется, что если я уеду, всё встанет на круги своя. Моя мечта о великой актёрской славе уже была убита. Тем, что я играла для пустых кресел. Слава это вспышка, ничего не вечно. Да и говорю, что… с этой мечтой я обманулась. Я поняла это, когда ощутила то, что чувствую к Дориану. Но наши взгляды с ним разняться настолько сильно… Вернее… Наши чувства. Я не могла вызвать в нём то, что он по щелчку смог вызвать во мне. Этот танец посвящается ему. Как минута молчания тому, что было и что уже не повториться, и чего больше уже никогда не будет, – голос мой охрип на последней ноте, по щеке побежала горячая обжигающая слеза. Марсель нахмурился, положив руки на мои щёки, и утёр большими пальцами слёзы. Я судорожно выдохнула, ощущая, как бешено в груди скакало сердце.
– Тише, тише… Не плачь. Лили, ни один мужчина на этой Земле не стоит твоих слёз, это говорит мужчина, за которого можно только плакать – от желания прикоснуться, – самодовольно произносит Марсель, заставив меня хрипло рассмеяться.
– Ты неисправим.
– А разве нужно исправляться? – он выгибает бровь. Я широко улыбаюсь.
– Тебе нет. Никогда не нужно, – часто закивала я. Его лицо озарила нежная, – такая редкая, – улыбка.
Он крепко сжимал мою руку, утерев чуть потёкшую тушь. Мы стояли, улыбаясь друг другу, как Чеширские коты. Спустя минуту объявили наш танец. Выдохнув, я вновь призвала к себе минувший настрой.
На паркет я вышла первой, села на колени, изображая уснувший, нераскрытый бутон. На меня был направлен красный неоновый луч, вырисовывающий на полу бордовый цветок, лепестки которого постепенно открывались, под плавную мелодию «Cherry», которую исполняла начинающая местная певица Ингрид, прекрасным тонким голосом, изумительно сочетавшемся с плавной, но в тоже время мощной мелодией. Марсель, одним своим приходом, разбудил уснувший цветок, ставший прекрасной девушкой, чью роль в танце я исполняла. Я бы назвала этот вальс «Несчастная любовь», что было для меня, весьма, знаковым. Плавное покачивание тел – Марсель касается моих плеч, и я, юная дева, от дрожи первого прикосновения обнимаю себя руками, отшатываясь от него. Начинаются присущие всем вальсам па-кружения. Мои руки расслаблено опущены по швам, пальцы чуть изогнуты, смотря в стороны, как лепестки… Одна рука Марселя спрятана за спиной, вторую он чуть протягивает вперёд, привлекая меня к себе во время движений во круг своей оси. Он берёт кончики моих пальцев – я снова робко убираю руку, заглядывая ему в глаза, и начинаю кружиться. Руки Марселя ложатся на мою талию, начиная первую часть вальсировки, затем – та самая сложная позиция в сорок две секунды, – «скрипка», как я её окрестила. Наши пальцы сжимают друг друга под припев, сердце разрывается от этой мелодии. Моя рука плотно прилегает к крепкому плечу Марселя, жёстко его сжимая. В закатных бликах уходящего солнца Марсель становится, по истине, героем какого-то романтического фильма: его лицо трагично и прекрасно – оно открытое и светлое. Танец набирает скорость и страстность. Мы вальсируем, резко останавливаемся – он тут же хватает меня за талию и поднимает ввысь, мои вытянутые руки упираются в его крепкие плечи, ногу сгибаю в колене, приподнимая, и он держит меня за него, медленно кружа, будто возвышая мою любовь до небес. Я соскальзываю – и вот, уже в его руках. Он раскручивает меня в ладонях, как невесту, обняв согнутые ноги. Дальше – ноги выпрямлены, но всё ещё при поддержке. А последние обороты он совершает очень быстро, держа только талию в своих объятиях. В этот момент моя нижняя часть тела свободна – можно насладиться всей прелестью этих лёгких солнце-клёш юбок, длинной по щиколотку. Опора – паркет – под ногами. Мои руки вырываются из тисков Марселя – он победил, любовь одолела. Мои пальцы проносятся по его щекам и шее, его по моим, наши лица совсем близко друг к другу – одна секунда, как удар током, – и нас отбрасывает. Он вырывает розу из моих волос – они распускаются и падают локонами на грудь и спину. Я – девушка, чьё сердце украли, – начинаю вокруг него кружить, сходя с ума от дикого пульса и шуршания юбок. Я хватаю его за плечи, мечась из стороны в сторону, плавно, но в тоже время страстно. Он сминает розу в кулаке, уничтожая лепестки, и кидает на паркет. Уходит в темноту, а я мчусь за ним – бегу, – отрепетированный прыжок, – и я оказываюсь в его руках… Только в руках не Марселя…., а Дориана. Дориан! Мне хочется закричать и прыгнуть ему на шею, но… Это невозможно. Мне кажется, что это мираж, но я не позволяю себе потерять сознание. Не позволю. Закрываю глаза. Он кружит меня в своих сильных ладонях, заставляя онеметь от восторга. Подкидывает меня ввысь, заставив моё тело перекрутиться в воздухе в несколько секунд, – и снова ловит обратно, кружа. Раздаются последние аккорды, мы замираем в объятиях, едва я чувствую опору. Он жимает талию. Резко тянет за пояс – я начинаю раскручиваться: юбка волнами слетает с меня, слой за слоем… Я остаюсь в одних шортиках и верхе платья, падаю, как и было условлено, на паркет… протягивая к нему руки, – не только потому, что так было задумано в танце, а оттого, что снова хочу в руки Дориана, – но он тает в темноте. Раздаётся всеобщий визг, крики «браво» и прочий одобрительный шум, пока я сжимаюсь калачиком на разогретом паркете. Пульс сумасшедший. По всему телу чувство, что я всё ещё в его руках…
На паркет возвращается Марсель, протягивая мне руку, широко улыбается. До боли крепко сжимает её. Тяжело сглотнув, я смотрю в его глаза и теперь действительно думаю, что это всё мне… померещилось. Я поднимаю юбку, и мы, поклонившись, под рокот аплодисментов уходим с танцевальной площадки к беседкам, в которых на столиках уже накрыт праздничный лёгкий ужин. Марсель помогает мне надеть юбку. Я с улыбкой говорю «спасибо» на все восхищённые взгляды и слова. Краснея, я перевожу робкий взгляд на Марселя. Он молча смотрит на меня. Господи, как же мне мог, так явно… померещиться Дориан? Неужели, схожу с ума?.. Я вытираю пот на висках, прикрыв ненадолго глаза, восстанавливая дыхание. Марсель протягивает мне бокал с прохладным игристым вином.
– Спасибо, – шепчу, тяжело сглотнув, – Было нормально, тренер? – я делаю глоток шампанского, играя бровями.
– Идеально, Лили. Твоё предназначение быть той, кем ты мечтала, – кивнул он, – Это было превосходно, – я смущённо опускаю взгляд. До боли прикусываю губу, чтобы не спросить глупость. Ну, наверное, глупость…
– А почему ты не спрашиваешь обо мне? – слышу голос Дориана позади и, глубоко вдохнув, смотрю на расплывшееся в широкой улыбке лицо Марселя. Тут же оборачиваюсь. Ох, дьявол! Он в таком же костюме, что и Марсель. Ещё более похудевший, но прекрасный… потому что его лицо само по себе мужественно, открыто и прекрасно. Заметив, что он стоит, опираясь на трость, чувствую ком, подкативший к горлу и, дрожа от первобытного ужаса, осторожно подхожу к нему, уронив бокал с шампанским в траву.
– Дориан… Что с тобой? – понимаю, что голос дрожит, и часто моргаю, гоня слёзы.
– Пустяки, Лили. До свадьбы заживёт, как сказал Адам, – он откидывает трость и крепко обнимает меня, притянув за талию к себе. – Я вполне энергичен и полон сил.
– Как ты… вообще танцевал? А как ты выпустил его это делать? – я с укоризной смотрю Марселю в глаза. Он ухмыляется, попивая шампанское.
– Он сам встал на моё место, а меня выгнал. Не мог же я с ним подраться при всех на паркете. Это же не ринг, – смеётся он.
– Лили, – шепчет Дориан, и я перевожу на него взгляд, – Послушай, я…
Он прерывается, смотря на любопытного брата. Я краснею оттого, каким взглядом он одаривает Марселя. Тот, ухмыляясь, подмигивает мне и уходит. Я снова смотрю на Дориана, прямо в зрачки.
– Думаю, нам нужно… прогуляться. Я опёрся на трость, только чтобы отстояться после танца. Не бойся. Всё хорошо, – он берёт меня под руку и выводит за беседки в сторону темнеющих аллей.
Аромат сирени дурманит голову, как и сады роз, и цветущих ранних вишен. Это напоминает мне песню, танец, а грудь переполняет счастье. Он здесь и рядом, совсем близко, но мне буквально не даёт покоя его нога – хотя он не хромает, – видно, как напрягает желваки. Сдерживается.
– Дориан, пока ты мне не расскажешь, что с твоей ногой, я не успокоюсь, – я задерживаю его за руку и смотрю в глаза, всем своим видом показывая, что говорить мне с ним сейчас необходимо. Именно об этом. Он сглатывает.
– Лили, пройдёмся ещё, – он пробегает пальцами по моей щеке, – Мне нужно убедиться, что ты рядом.
– Я рядом, – я кладу обе руки на его щёки, смотря прямо в глаза.
– Лили, – выдыхает он.
Нежно сжав мою талию ладонью, он шумно улыбается и, настаивая на своём, идёт по траве дальше, ведя меня. Ночь застилает аллеи, мы спускаемся ниже и оказываемся у бушующего волнами залива. В ночном свете он действительно прекрасен. Дориан скидывает свой пиджак, прося меня галантным жестом руки сесть. Я умещаюсь как можно более грациозно, он рядом. Крепко стискивает мою руку, глядя в глаза. За ним мерцает город, слышится отдалённый шум музыки и смеха, шелест волн. Лицо Дориана так близко к моему, точно и не было этих шести дней. Я кладу свободную руку на его скулу, чуть веду по ней ногтями. Улыбка Дориана касается самого сердца. С глубоким выдохом я прижимаюсь к его лбу своим, губы мужчины, без которого для меня блекнет весь белый свет, касаются моей переносицы.
– Я решил…
– Что с ногой? – начинаем мы говорить синхронно, так же смеёмся. Я смущённо качаю головой и скидываю с ног туфли, зарывая их в тёплый серый песок. – Рассказывай.
– Что я решил? – с надеждой спрашивает он.
– Нет, про ногу.
– Ну, могу сказать… пострадал в пьяной схватке. Пуля, – он усмехается. Я шокировано открываю рот.
– Пуля… не может оказаться в ноге человека в обыкновенной пьяной схватке.
– Кто сказал, что схватка была обыкновенная? – я закрыла глаза, восстанавливая душевное спокойствие.
– Дориан, просто скажи, кто это сделал и почему?
– Пойдёшь убьёшь? – смеётся он.
– Да, – выпаливаю, глядя в его глаза. Его лицо в момент становится серьёзным. Я чувствую, что краснею и опускаю взгляд. Он берёт мои щёки в свои ладони и заставляет смотреть в его глаза. Дыхание задерживаю. Сердце бьётся всё чаще.
– Это я за тебя убью. В этой битве понял, что способен на это, – шепчет он, глядя в мои глаза.
– С кем ты дрался? – ловлю губами воздух, пытаясь найти слова.
– С Шоном Батлером. Он вытащил, благодаря помощнику, из счёта моей компании один миллион долларов.
– О, господи, – на выдохе хриплю я, схватив пальцами лацканы пиджака Дориана. – Боже…
– Тише, не нервничай, Лили, – он часто гладит меня по волосам, смотря в мои глаза.
– Ты понимаешь, что он мог убить тебя, Дориан? Он только и умеет, что уничтожать? Ты знаешь, что я бы этого не смогла вынести? Ты вообще соображал, что делал, когда был там? – я изо всех сил бью Дориана по груди, как бы моля прийти в чувства, он что-то шепчет, пытаясь меня успокоить, но я не слышу, – Этот мерзавец… Он же способен только разрушать! Как ты мог так рисковать собой из-за этого миллиона долларов?! Да из-за чего бы ни было, ты не мог рисковать собой! – воплю я.
– Я рисковал за тебя, – рычит он, сжимая мои щёки, – Я всегда готов рисковать за тебя. Убить за тебя, Лили! – шипит он.
– Но не ценой своей жизни! Я не могу представить, что бы было, если бы ты… Дориан, ты просто… Как же так? – я тяжело дышала, кровь приливала к щекам от ярости. Я тарабанила Дориана по груди, сдавленно хрипя и рыча от негодования и того, что чувствовала. Меня разрывало всю внутри от одного только представления, что он погибнет. Я не смогу, не выдержу, не вынесу… Я -нет, нет, нет! – не переживу этого.
– Лили, пожалуйста… Успокойся, – хрипел он, глядя в мои глаза.
– Да люблю я тебя, поэтому не могу успокоиться! – слёзы брызнули из глаз, в горле что-то отвратительное заскреблось, мешая произносить ещё какие-либо слова. Я дрожала в его руках, горя всем телом, тлела, как спичка, вспыхивая. Он смотрел на меня, широко открыв губы, тяжко ловил ими моё дыхание. Я вырвалась от болезненного импульса в сердце из его рук и побежала к воде, утирая слёзы, залезла по пояс прямо в платье – холод заставлял крепиться, ведь боль жгла меня. Я громко всхлипнула.
– Лили! – я услышала крик Дориана и задрожала, он забежал следом за мной. – Вода холодная! С ума сошла! Вылезай?! – он заходил за мной глубже. Я мотала протестующе головой, умывая водой пылающее от огня в сердце лицо. – Лили! Перестань! Хочешь заболеть?!
– Хочу! Тебе разве не всё равно? Заболею, умру и можешь играть с моим телом со своими игрушками! – рычу я от слабости и собственного срыва.
– Дура!
Он вскрикнул, что есть сил, схватил меня за талию и прижал близко к себе. Слёзы лились по щекам, всё платье промокло, как и кончики волос. Он приподнял меня за талию, буквально усадив на себя, заставив обвить его бёдра ногами, а шею руками. Я смотрела в его глаза, и только чувствуя его горячее тело, поняла, что мои губы трясутся, а зуб не попадает на зуб.
