Текст книги "Приключения Петра Макарыча, корреспондента Радиорубки Американской Парфюмерной Фабрики "свобода" (СИ)"

Автор книги: Карэн Агамиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

– Справедливость ценилась во все времена! – подобострастно подхватил доктор Суицидов. – Известный спартанский коневод Сократ из древнегреческого салата величал себя очистительным овцеводом (?? м.б. в контексте Суицидовской тарабарщины правильнее все же "оводом". – Авт.), пристающим к диалектическим кобылам, чтобы те не задавались. Еще бы сравнил себя с целомудренной чесночной клизмой! А на самом деле под видом моралиста скрывался самый что ни есть отъявленный антиобщественник, и жена Ксантипа выгнала его из дома за то, что он беспробудно квасил и все пропивал.

"Нравоучитель" умудрился прохлобыстать даже пианино, а еще кухонный комбайн и столовое серебро. Горемычная терпела до того момента, пока наставник молодых не сбагрил идейно-эротичному ростовщику Платону из древнеафинского Перикла, проценты от которого взрастили подлого оппозиционера Новой Великой России, генеркала Лажаваза Интерполовича Подосиновского-Софиста Гнилозубовича Елейного, Ксантипины электробигуди для перманентной завивки волос на лобке. Вот тут ее предел зашел за разум и расчехвостился, – бывший судовой доктор накрыл словесную абракадабру волной еще более неведомого филологам диалекта, почерпнутого, видимо, в жестоких схватках с морской стихией. – Жинка оседлала его любимую лошадь Цикуту и ускакала к аттическому анабасису Ксенофонту.

Радуясь неизвестно чему, поверенный Ксантипы и потомственный полный алкоголик, исповедующий антисократовскую апологию стойкой трезвости, захлопал по-дебильному в ладошки и присосался к Словарю-Фляжке.

– А случается и наоборот, – стремительно расцепил их Макарыч, – несмышленая сквалыга тащит что ни попади в дом, а вот проку в этом ноль.

Экран Ширформатович Ненасытный, Заведующий кинотеатром "Бармалей" на Мантулинской улице, кормил свою квартиру на убой. Народец в киношке рассеянный, ему бы пивком с водочкой побаловаться, мороженцем закусить да пообниматься на десерт.

После сеанса зал превращался в склад. Я сам забывал поочередно в "Бармалее" спиртовой автомобильный компрессор, пневмоническую дрель для высверливания отверстий в языке четвертой жены, саму четвертую жену, окровавленный дамский топорик, зонтик, которым болгарские спесьслужбы устранили в Лондоне диссидента Георгия Маркова, упаковку кетчупа, иммитирующего кровь, столитровый газовый баллон для заправки пистолета-пулемета Стечкина, комплект постельного белья с бациллами сибирской язвы, ящик с апельсинами и шприцем для впрыскивания в них ЛСД, презервативы замедленного действия, возбуждающие по завершении процесса эякуляции, и самонаполняющийся экскрементами унитаз.

В один момент Экран понял, что погибает. Квартира модифицировалась в мощное оборонительное заграждение и попасть в нее стало совершенно невозможно. Но истинный еврей извлекает выгоду из любой ситуации, и Ширформатович заделался экскурсоводом в своем собственном жилье. В его шестикомнатный форпост у метро "Баррикадная" на третьем еврейском этаже из мусоросборника дворницкой провели тоннель из брошенных в кинотеатре обоев.

Путь был неблизким, часика эдак полтора, так как тоннель составлял в диаметре около тридцати сантиметров. Финишировав, Вы оказывались перед съемной вентиляционной решеткой Ненасытного туалета. Вам предоставлялась возможность посетить отхожее место, являющее собой кресло из кинотеатра с дырой посередине, а затем предстоял героический путь назад, через вентиляционную решетку по тоннелю в дворницкую, ибо дверь туалета была замурована.

Народ валил на диковинную экскурсию валом! – Макарыч приподнялся со стула с намерением выпустить газы, да чуть не опростоволосился вслед за хозяином медпункта. – Предприимчивый Экран окончательно разбогател и вставил себе стеклянный глаз: оригинал ему вышиб в родном "Бармалее" склеротик-джигит Эклер Склепович Скарлетов, прищучивший Ненасытного с поличным в тот момент, когда он волок по проходу тринадцатого ряда персидский ковер, припаркованный слабопамятным Эклером в кармашке спинки кресла ╧ 13.

А кончил Экран, как и положено всем нам, плохо, – журналист сочувствующе пнул Кубрика в коленную чашечку, и кофейную метку на заднице врача заместил шоколадный колер. – Рыская в начале весны в поисках добычи, мартовский кот Ненасытный наполз в последнем ряду на взрывпакет, припасенный ирландским студентом к празднованию Дня Святого Патрика на Арбатской площади.

Память о Ширформатовиче сохранилась в безымянном пальце правой руки с заурядным бриллиантом в три карата да хвостатой доле печени, и без того, впрочем, пораженной неоперабельным циррозом.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Дверь медкабинета гвардии линейного отдела Управления Внутренностей на транспорте «Октябрьский» распахнулась и в него ввалились двое, отдаленно напоминающие человекоподобных.

Такими кривыми, жуткими физиономиями выделялись, наверное, лидеры первобытного стада, осознавшие неизбежность коренной перестройки в связи с переходом к новой, феодальной общественно-экономической формации.

Одно из чудищ являло собой, согласно правоохренительному обмундированию, майора Хомута Збруевича Гужеватого, отдавшего приказ о промывании желудка бомжу Жардэлу, сожравшему профессиональное звукозаписывающее устройство. Другая особь, смахивающая на пол, предназначенный для воспроизведения потомства (такой косвенный вывод можно было сделать на основании непосредственного созерцания первичных половых признаков), порхала в прозрачном пеньюаре и тянула вроде как на Милицу, из-за которой сержант Милицкин Портянкин потопал в ментовку.

Минуя стадию игривой прелюдии, майор Гужеватый схватил за деревянную ножку железный стул и заехал им сержанту в верхнюю часть черепной коробки. Доктор нырнул под стол. Макарыч, расплывшийся улыбкой плотно пообедавшего дебила, был принят за бомжа Жардэла и подвергнут радикальной гастроэнтерологической процедуре.

Разводным газовым ключом майор раздвинул ему пасть, а Милица запихала в образовавшееся отверстие пожарный шланг на магните.

Тщательно пошарив по внутренностям журналиста, экзекуторы пришли к теоретическому заключению об отсутствии в них металлических предметов, а ревизия личных документов объекта исследования практически убедила их в том, что перед ними, скорее всего, не искомый бомж Жардэл.

* * *

Из отделения транспортной милиции Макарыча провожали с немыслимыми почестями. Майор Гужеватый в приступе самобичевания за допущенные огрехи вверенного ему гвардейского подразделения по несению правоохренительной службы предложил Макарычу в качестве откупного Жардэла, но под бурным протестом коллектива вынужден был включить задний ход, так как всеядный бомж скрашивал своим неподражаемым идиотизмом тоскливые ночные дежурства. Тогда майор поволок журналиста во внутренний двор отделения, в тупике которого томилась кобыла с повозкой.

"Это мой личный гужевой автотранспорт!" – хвастанул Хомут Гужеватый и бросился бурно настаивать, чтобы Макарыч отправился в командировку непременно на данном средстве автопередвижения. Журналист деликатно отказался, сославшись на отсутствие в водительских правах, которых у него отродясь не было, категории "Е", разрешающей управление транспортным средством с прицепом.

Майор уверял Макарыча, что день и ночь напролет внимает передачам Радиорубки Американской Парфюмерной Фабрики "Свобода", и в этой связи приглашает журналиста посетить гоуродский вытрезвитель в Кривом Роге, откуда он родом.

При этом Гужеватый не уточнил, кто же из них имел честь стать Родиной будущего майора – гоурод или вытрезвитель.

Обуреваемый демократическими настроениями, майор Хомут Збруевич Гужеватый выписал Макарычу удостоверение Тайного Советника гвардии линейного отдела Управления Внутренностей на транспорте "Октябрьский", предупреждающий, что "лица, препятствующие деятельности предъявителя, будут занесены в компьютерные списки транспортных "зайцев" и, согласно Административному Кодексу России, лишены по приговору Шариатского Суда пенсии с одновременным поражением в гражданских правах и подвергнуты принудительной сексопереориентации".

Милица преподнесла Макарычу оренбургский пуховый платок, вязаный из сержантских портянок, а сам Милицкин Портянкин презентовал "необоснованно задержанному" супернаручники "Нежность" из натуральной телячьей колбасы, точной копией которых журналист был окольцован в феерической сонной мизансцене с доминированием Верховного Чародея (см. главу седьмую. – Авт.). Макарыч гуманно скормил их Жардэлу.

"Страдающий кавказской национальностью" Гомер Геморович Мелик-Победоносец снабдил корреспондента краткой Инструкцией всеобщего и полного подмывания и пообещал прислать на Радиорубку Американской Парфюмерной Фабрики "Свобода" сигнальный экземпляр волнующей монографии (в соавторстве с руководителем Департамента Очистных Сооружений столичной Мэвории), подготовленной издательством "Физкультура и Спирт".

Бомж Жардэл по результатам вмешательства десяти таблеток "Магнезии", сдобренных "Нежностью", вывернул-таки Макарычу минидиск.

Звукозаписывающий аппарат, подобно горняку, вспорхнувшему из забоя на поверхность, благоухал египетскими эфирными маслами.

Билет на поезд Москва-Воркута оказался полностью расщепленным, о чем неопровержимо свидетельствовал тщательный анализ продуктов переработки содержимого желудочно-кишечного тракта Жардэла.

Но это ничуть не расстроило журналиста. С удостоверением Тайного Советника гвардии линейного отдела Управления Внутренностей на транспорте "Октябрьский" он воплощал нож в масле и мог беспрепятственно просачиваться сквозь тамбуры и иллюминаторы. "Матушка" Макарыча, она же Эвилина Сальдовна Восьмидыркина, посадившая на вилку знаменитую вертухайку Анку-засранку, порывалась покинуть "обезьянник" вместе с заблудшим сыном, но Гомер Геморович успокоил ее, пообещав пристроить бухгалтером в создаваемый им Медицинский Фонд, пропагандирующий здоровый образ жизни через всеобщее, полное и беспрекословное подмывание.

Сцена прощания с доктором Кубриком Клистировичем Суицидовым являла зрелище повышенной трогательности. Бывший судовой Гиппократ так и порывался поставить журналисту, в знак наивысшего расположения, суперпочетную тройную чесночную клизму на грецком орехе в меду и лимоне.

Макарыч отбился обещанием заглянуть на командировочный огонек в Улан-Удэ и разжиться в столице Обновленной Бактерицидной Бурятии новейшим сортом чеснока, вступив во взаимодействие с которым ученая супруга Суицидова, Алка Палкановаторовна, революционно расширит экспериментальную базу научных изысканий. Первые опыты на активистах Всероссийского Закодированного Общества Раскодированных (ВЗОР) показали, что клизма, заправленная всего одной головкой бурятской невидали, скрючивает наиотпетого зеленого змия по самые яйца. Чувствительный и благодарный Клистирович, в точном соответствии с волеизъявлением Макарыча, оснастил-таки его многоискушенной служебной клизмой.

Упаковав сверхценный груз в боковой карман Крохоборовской сумки и не обнаружив за время ее пребывания в гвардейском отделении транспортной милиции существенной транспортной утруски (исчезли лишь веб-промоутеровский трехмерный релевантный фаллоимитатор от "Yandex", ульяновский тройной одеколон "Маркс-Энгельс-Ленин" от фракции КПРФ, банка керпенских спортивных шпрот в отборном масле "Mobil 1 Rally Formula 5w-50" от Михаэля Шумахера да "югославский торт" от Евдокии Патрикеевны), корреспондент Радиорубки Американской Парфюмерной Фабрики "Свобода", подкрепившись остатками калмыцкого самогона из Словаря-Фляжки имени Курсанта Несгибаемого, тронулся в путь.

Благополучно добравшись до Курского вокзала, он решил пополнить перед дальней дорогой "словарный запас". Перед ним встала архисложная проблема – ЧЕМ его прирастить: водкой, коньяком или текилой? Последняя услада, хоть и подороже встанет, но ошпаривает печенку несравненно покладистее. Да и закусь к мексиканской водке весьма экономична: на один пузырь вполне достаточно половины лимона (цитрусового) и двух килограммов соли.

Основательно поскрипев остатками мозговых извилин, журналист сделал выбор в пользу ... пива. Дьявольски неординарное решение стало возможным благодаря глубокому и всестороннему исследованию обстоятельств дела и полностью соответствовало духу "Руководства начинающего шпиона". Пространный двухсоттомник являлся плодом совместного труда большого коллектива авторов – ответственных сотрудников Центрального Разделывательного Управления Соединенных Штатов Америки, Службы Внешней Разделки Российской Федерации, Тайного Координационного Совета Ливийской Джамахирии, Генеральной Ассамблеи Объединенного Комитета Азиатских Контрразделок, Химическо-Бактериологической Инспекции ОРН (Организации Разъединенных Наций) имени ядреного Саддама Хусейна и Конфедерации Шариатского Антитеррористического Центра Верховного Талибана и Чеченского Джихада. Опус выпустило в свет и разбросало по миру московское издательство "Диетская литература", и пробный тираж в сто миллионов разошелся мгновенно.

Макарыч отхватил два экземпляра по большому блату, используя давнишние деловые связи с ливийской проституткой Муамарой и ее чеченским сутенером Рамазаном.

На тысяча шестьсот восемьдесят восьмой странице первого тома "Руководства..." журналист ознакомился с выдающимся, на его взгляд, тезисом о том, что "окончательное решение всегда должно кардинальным образом отличаться от первоначального".

Подтезисы, объединенные в главу семьсот триста пятую "Способы наиболее эффективной дезинформации противника с целью его психологической конвертации, лингвистической дегенератизации, физиономической дебилизации и физиологической утилизации", популярно развивали данное положение.

Макарычу припомнились следующие аксиомы:

– Если Вы решили ответить на уроке физкультуры на "отлично", то непременно следует получить "двойку", ибо только таким способом Вы сможете запутать преподавателя физподготовки, товарищей по классу, родителей и прочих кровных врагов.

Например, вместо того, чтобы подтянуться на турнике пятнадцать раз, выполните упражнение дважды, а затем низвергайтесь спиной на асфальт. Сломав позвоночник, Вы лишите неприятеля основания подозревать Вас в излишних амбициях.

Недооценивая Ваши способности, супостат рано или поздно утратит бдительность, чем Вы и воспользуетесь в нужное время и нужный момент.

– Если Ваш скудоумный чайник закипел паршивой мулькой проводить после уроков смазливую однокорячницу до самого хауза, – напутствовало "Руководство начинающего шпиона" мужскую аудиторию (автор положения – знаменитый в прошлом Министр Блюстиции, потомок итальянских карбонариев Баннобаб Видеофраерович Ковальери), – то Вы, как пить дать, должны кинуть шайбу сразу за дверьми зубриловки, бескипешно запутав следы и лишив закрученных пиплов возможности опустить Вас беспредельной наружкой.

Или вот еще (составитель – видный красноярский авторитет Тальянка Бычарович Крантыкразов):

– Если Вас приглючило сбаторить Вашему корефану навара ко дню рождения, то надлежит в канун сейшена, капитально обернувшись легавым, подкрямзить именинника и под угрозой водворения в карцер с лесбиянками, подкрепленной пырялкой и мордоплюем, опатрулить и одидюлить джуса. При этом смастерите семафору, для верности, пару хороших отметин: одну под левой гляделкой, а другую – под соседней хлопалкой, и тогда на отпадной тусовке, если она-таки не накроется, Вы от души нахохмогонитесь над фаршмачным состоянием духа и отвальной растерянностью понтяры в наморднике жигана.

А как можно пропустить эдакое дружеского напутствие!

– Если Вас склоняет к творческому союзу Совет отряда Центрального Разделывательного Управления Соединенных Штатов Америки, то Вы, изъявив принципиальное согласие и подмахнув контракт, обязаны немедленно записаться, также отметившись соответствующим договором, в Совет дружины Рыцарства Плаща и Кинжала Российской Федерации.

Тем самым Вы поставите в тупик и тех, и других, а главное – себя самого, ибо с этого момента и до конца своих дней Вам уже никогда не доведется идентифицировать собственное "Я", а необратимое расслоение личности и является наипервеющим качеством профессионального раздельщика.

Макарыч восхищенно хмыкнул. Он не сомневался, что гениальное "Руководство..." получит широкое международное признание.

Ведущее Российское Информационное Агентство "Слитерсфак" сообщило, что Российский Диетский Фонд, Урано-Плутониевая инициативная рабочая группа содействия избаранию Гарри Поттера Президентом футбольного раменского "Сатурна" и Ливийский Объединенный Комитет Начальников Штабов по организации клонирования Муамара Каддафи объявили о выдвижении коллектива авторов "Руководства ..." на соискание Нобелевской премии в области медицины.

"Настоящий труд, – отмечалось в представлении в Нобелевский Комитет, – является феноменальным прорывом в психиатрии человеческих взаимоотношений".

Макарыч удовлетворенно чихнул. Умные люди знают, что пишут. Он вспомнил, как однажды решили с приятелем принять по маленькой и прикупили для этой цели пару бутылечков портвешка, хотя продавщица Запаска Рачиловна Пятиглоткина уговаривала их взять сразу восемь банок, чтобы не бегать потом туда-сюда.

Упертые не послушались бывалого эксперта, а зря. Когда приползли к Запаске за добавкой, то весь "Кавказ" уже растащили, и самонадеянные компаньоны затарились водкой да пивом, на этот раз действительно с большим резервом. Ну и намешали так, что камарад Макарыча, редкостный горный турист, решил прокатиться по водосточной трубе и свалился акурат на участкового инспектора, по счастью, тоже нафанеренного.

А еще Макарычу припомнилось, как он приклеился на Красной Площади сразу к трем девчушкам, и они пригласили его скрепить завязавшуюся дружбу к ним на квартиру.

Затарившись продуктами и шампанским, воодушевленный осел облачился в сюртук и поперся в гости. За хлебосольно распахнутой дверью его галантно встретил квартет здоровенных хлопцев, отмутузил по первое число, отобрал сумку с гостинцами и выкинул на лестничную площадку, на ступеньках которой он и провалялся до утра, пока вся компания гулко веселилась.

Вот уж воистину рыть лютые коренья людского дебилизма – занятие бесконечное, – кивнул журналист минувшим дням и направился к ближайшему ларьку пополнять запасы перед дальней командировкой.

Он затарил командировочную сумку "Золотой Бочкой", "Балтикой" и "Бочкаревым".

До отправления поезда на Воркуту оставалось два часа и журналист проследовал в привокзальное кафе "Перед смертью не наквасишься". Все столики были заняты. Румяная на левую щеку "Гибельбаба" (табличка на правой груди) презрительно плеснула в разовый стаканчик сто граммов "Завалинки", и Макарыч завис у подоконника.

Только вытянул из резинки трусов лимонную дольку на закуску и поднес живительную влагу к губам, как вдруг кто-то нокаутировал его в спину. Он рухнул под столик, за которым важничала на сленге молодая поросль. "Завалинка" омыла левую, судя по форме и запаху, женскую туфлю.

– Во, торчок улетел! – достал подстольного Макарыча голос шкета.

– Да их здесь, этих козлов, как баранов нерезанных! – брезгливо верещала молодайка.

Макарыч, поспешно облизав "лодочку", опасливо выполз и обнаружил у подоконника улыбающегося по самые уши Димона. Того самого, с Радиорубки Американской Парфюмерной Фабрики "Свобода", с которым они квасили вот уже второй десяток лет, попадая при этом в самые немыслимые истории.

Месяц назад Димон закодировался и стал примерным семьянином. Тем удивительнее было встретить его здесь, на вокзале, в этом пропитом буфете.

– Здорово я тебя подсек! – Димон реял на восьмом небе от счастья. – Я сам себе загадал, что ежели сейчас завалю тебя с "Завалинкой", то сегодня вечером с Инкой, наконец, поскандалю! Так осточертела эта размеренная семейная жизнь! – Улыбка сошла с отважного лица Димона. – Каждый день – одно и то же:

"Димонушка! Иди есть супчик. Супчик есть разный: харчо с горошком и жиденькое овсяное пюре из вырезки свиной матки. А хочешь отведать щи со взбитыми сливками или уху из тюленьих яиц? На второе сегодня шашлык из мяса кабачка. Заправить его рагу или чем-нибудь постненьким? Десерт, мой расхороший хрюндель, тоже с изюминкой: кисель с перцовой сгущенкой и мороженое, вяленное в вобле, фаршированной оранжевыми сырниками. Ты только выбирай, мой пребесценный плебисцитушка!".

Совсем я охренел, старик, – голос Димона осел, как в лучшие алкашеские времена. – Как завязал политурить – не жизнь, а каторга. Все, буквально все раздражает! И больше всего – моя Инка.

– Слушай, Димон! – Макарыч всегда имел об Инке исключительно положительное мнение, и в особенности о ее кулинарных способностях. – Ты лучше на себя посмотри! Судьба вверила в твои руки такую бабу, а ты хнычешь.

– Да я понимаю, все понимаю, но ничего поделать с собой не могу. – Димон развернулся к Гибельбабе, крякнул, шмыгнул трезвым носом, криво подмигнул Макарычу, осклабился и решительно направился к стойке.

– Две по сто пятьдесят "Завалинки"!!! – И в этом возгласе, казалось, слилась вся мировая скорбь.

Слезы ручьем стекали на бестрепетные скулы Димона, но глаза светились, как у новорожденного поросенка, отражая, как в зеркале, состояние раскодированной души.

Макарыч ринулся было остановить безумие, но Димон в минуты прозрения неудержимо трансформировался в Микеланджело Неистового, и "две по сто пятьдесят" взяли на абордаж заплесневелый подоконник привокзального кафе "Перед смертью не наквасишься".

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Решительность Димона ходила в морских легендах. В бытность матросом на подводной лодке (он служил на суше, в Штабе Флотилии подводных лодок Тихоокеанского Флота и отвечал за уборку владений Командующего) любил он поразвлечься с вольнонаемным составом в комнате отдыха на широченной тахте, предназначенной для приема высокопоставленных комиссий из Москвы.

При этом Димон был настолько бесстрашным, решительным и ловким, что умудрялся завершить стрельбы с Амуром и навести марафет, так что и комар носу не подточит, за считанные мгновения до прибытия строгих инспекций. Но в один несчастливый день, когда следовало, по случаю перехода на весеннее время, перевести стрелки корабельных часов, умыкнутых доблестным матросом с затонувшего "Титаника", на час вперед, а он об этом совершенно не позаботился, так как перекачивал в штабные бидоны контрабандное "шило" (читай "спирт") с пришвартовавшегося супертанкера "Адмирал Глушаков", случилось страшное. Из Штаба Военно-Морского Флота России нагрянула грозная проверка во главе с адмиралом Шкентильколгуевым.

* * *

Разудалый мореход Голяк Гальюнович Шкентильколгуев прославился на все моря и океаны тем, что, будучи проглоченным белой девятиметровой тихоокеанской акулой во время неосмотрительного справления на воду большой нужды, был тут же выплюнут ею за невозможностью переваривания и без малейшего повреждения парадного морского мундира, подхвачен собственным дерьмом и вынесен им к берегу кровожаднейшего острова "Кишки и Печень".

Немало славных сынов самых разных отечеств положили здесь свои внутренности. Поэтому Руководство Новой Великой России было немало удивлено, когда на страницах известных западных изданий замелькали красочные цветные фотоснимки, на которых бравый адмирал российского флота отплясывает "яблочко" в окружении знаменитых людоедов, водит с ними хоровод, дирижирует барабанным оркестром, выступает тамадой на свадьбах и даже вершит, как есть в адмиральской форме, заляпанной неустановленным веществом цвета каштана, местное правосудие.

На остров, по приказу Верховного Главнокомандующего, спешно выдвинулась экспедиция морского спецназа и палубной авиации. Однако меры предосторожности оказались излишними. Освободители нашли "Кишки и Печень" самоопределившейся русской деревенькой. На острове вовсю лилась родная речь, народ плескался в деревенском самогоне, выдержанном по рецепту адмираловской прабабушки в трехсотлитровых бочках, и распевал модернизированный Шкентильколгуевым "Черный ворон", каркающий жизнеутверждающее:

"Все пропьем, но русский флот не опозорим!".

Высадка десанта совпала с главным местным праздником – очередной годовщиной Великой Октябрьской Социалистической Революции в России 1917 года, непременно сопровождавшимся театрализованным представлением.

Вдоль побережья разгуливал островной "Ильич", абсолютно голый, с перьями в заднице, безукоризненно картавящий и с бородкой. Он приветствовал "революционных матросов крейсера "Аврора", прибывших поддержать вооруженное восстание", и пригласил их в "Смольный" аккомпанировать программному заявлению о переходе власти в руки рабочих и крестьян.

Воплями "Слава КПСС!" и "Смерть мировому капиталу!" встретили "большевики" появление "вождя" в компании вооруженных до зубов "Железняков".

У хижины Главного Людоеда бурлил коммунистический митинг. На соломенной трибуне заливался пролетарским соловьем адмирал Голяк Гальюнович Шкентильколгуев.

Узрев "товарищей по борьбе", он стремительно вскарабкался на ближайшее дерево и заклинал соплеменников не выдавать его "замаскировавшимся контрам". Командир морского спецназа приложил существенные дипломатические усилия, чтобы убедить граждан острова, затянутого в "красный тихоокеанский пояс", в том, что их лидер нуждается в серьезном стационарном медицинском освидетельствовании, по завершении которого он в целости и сохранности будет возвращен "Кишкам и Печени".

На подмосковном военном аэродроме "Чкаловский" адмирала Шкентильколгуева встречала толпа восторженных фанов и журналистов. Национального героя погрузили в "МИ-8" и отнесли "стрекозу" к Спасским Воротам Кремля, у которых Верховный Чародей вручил ему "Орден за выживание девяносто девятой степени".

Вновь учрежденная награда Новой Великой России предусматривала сто степеней поощрения россиян, умудрившихся выжить в условиях строящегося демонократического социально справедливого правового государства.

Высшей, сотой степенью, привечались жители страны, не отнесенные английским еженедельником "Forbs" к сотне богатейших проходимцев планеты.

Церемония завершилась прикреплением к заднице адмирала рыжей морской звезды и торжественными проводами в "Кащенко".

По окончании трехмесячного курса морского гипноза (погружение три раза в день на три часа в резервуар с тремя белыми девятиметровыми тихоокеанскими акулами-самками), он был комиссован с военной службы, с присвоением внеочередного флотского звания, на должность Генеранального Инспектора Генеранальной Инспекции Штаба Военно-Морского Флота Новой Великой России.

Адмирал, теперь уже Флота, Голяк Шкентильколгуев перенес на инспектируемые им морские соединения приемы, с блеском отработанные в "Кишках и Печени".

Практически в каждой части шальной Гальюнович устраивал показательные судебные процессы по уставам раннего средневековья.

Так, например, кражи на флоте адмирал квалифицировал по Третьей Книге Законов венгерского короля Ласло Первого.

"Если воровством согрешила замужняя женщина, – ссылался он на главу шестую, – пусть ей отрежут нос, а саму продадут в рабство".

На основании этой нормы адмирал присуждал матроса, стащившего ящик со сгущенкой, к выкидыванию (условно) за борт на скорости двести узлов в час, с последующим направлением на кухню.

"Если в грех воровства впадает вдова, – гремел "судья", свесившись с корабельной мачты (островная привычка скакать по деревьям), то ее следует лишить одного глаза...".

По данной статье Шкентильколгуев приговаривал главного корабельного старшину, пропившего в "очко" кока, к сбрасыванию в кипящий котел с парным молоком.

На суше судилища проходили при огромном стечении толпы, под бурные возгласы и аплодисменты флотских, в том числе приговоренных, и гражданских господ.

Исключительно мировым выдался процесс над командиром подводной лодки, каким-то неведомым образом всплывшей вместо Северодвинска в Находке.

На сей раз правовым источником выступила глава восемнадцатая Олеронского Морского Права, гласившая:

"Если лоцман откажется от управления судном и объявит об этом, и оно будет в опасности, патрон, матросы и купцы отрежут ему голову, но перед казнью лоцман должен уверить, что не имеет возможности возместить ущерб".

Тут же, в порту, была смастерена внушительная, 50 на 50 м, плаха, на которой адмирал закатил банкет, не снившийся жителям "Виларибы и Вилабажды" (итальянские предместья, взятые в основу известной в России телерекламы средства для мытья посуды. – Авт.).

Оплатил пиршество Начальник порта, разворовавший на суше и воде все и вся, начиная с кирпичей для строительства жилья рыбакам и кончая морскими черепашками, в обмен на устное обещание адмирала Шкентильколгуева, заверенное у слепого нотариуса из бывших авторитетов (оприходованного в ряшку соляной кислотой за разбазаривание "общака"), сажать его не чаще одного раза в пять лет и не более, чем на полгода, с отбыванием наказания в колонии с усиленным режимом питания.

Так что под оболочкой сурового Генеранального Инспектора Генеранальной Инспекции Штаба Военно-Морского Флота Новой Великой России озорничал развеселый и незлобливый служака с бессменной любимой присказкой:

"Сдохни ты сегодня, а я завтра!".

* * *

Когда адмирал Голяк Шкентильколгуев пришвартовался к комнате отдыха Командующего Флотилии, Димон только-только приступил к очередной репетиции "Любовного треугольника".

Герои сериала были еще те! С Марианной Судоходовной Штурвалкиной матрос познакомился на ЦП (центральном проходе) пришвартованного "Адмирала Шкентильколгуева" (в честь бравого вояки была переименована историческая посудина, с борта которой он выпал трудящейся задницей в акулью пасть).

Димон, в качестве поощрения за избиение трех морских пехотинцев, протягивал палубу носовым платком, и в этот момент перед ним явилась прекрасная незнакомка в образине жены спившегося мичмана Шкерта Обрезовича Штурвалкина, Заведующего канцелярией Флотилии.

Штабной забулдыга воображал себя мини-вице-адмиралом и утверждал внутренний духовный статус беспробудными и яростными схватками с "горькой".

Начальство и супруга давно махнули на Шкерта рукой, но канцелярия, состоящая из портовых путан, в бедолаге души не чаяла. В особо сильном подпитии, а по иному у него и не получалось, мичман Штурвалкин гонялся за барышовыми барышнями с шилом и вынуждал их покинуть поле боя и перейти к исполнению непосредственных функциональных обязанностей вне пределов дурацкой канцелярии.

Марианне Судоходовне ассистировала Тина Медузовна Швартовая. Дивчина собиралась выйти замуж за Начальника Гоуродского Коммунального Хозяйства Веера Подчубайсовича Отключкина. Сановный молодец был буйно помешан на деньгах и обкрадывал местное население всеми мыслимыми и немыслимыми способами.