Текст книги "Приключения Петра Макарыча, корреспондента Радиорубки Американской Парфюмерной Фабрики "свобода" (СИ)"

Автор книги: Карэн Агамиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

Плохо знали ребята старого Хохлача Закалялко! Сожрав тарелку борща, он завалился спать, проснулся ни свет, ни заря, махнул два стакана горилки, залез в холодильник, достал кастрюлю с борщом и, не разогревая, вылакал и вылизал ее. Потом разбудил жену и наказал состряпать еще пару ведер борщеца, причем непременно добавить "пикантных специй".

Ядвига сбежала к Кретину в Липецк, но ее счастье длилось недолго, так как вскоре вернулся с очередной "ходки" батяня паренька, Кошмар Ужастикович Родословнов (три убийства, пять изнасилований и восемь менингитов), по привычке подмял под себя Ядвигу, а сыну Кретину свернул челюсть, сломал член и четыре ребра. Блудная жена вернулась к Хохлачу, рассказала ему о своей несчастной любви к липецкому пареньку и испросила мужниного благословения на совместную жизнь втроем.

Стальевич, мужик с широкой хохлятской душой, с радостью благословил сие благое дело. Так Ядвига с Кретином и живут у него, периодически предпринимая безуспешные попытки отправить старого хохла к праотцам.

Окончательно окрепчав на мышиных инъекциях, Стальевич ушел в бизнес и организовал Похоронное Бюро "Хохлач и К".

Всем своим лучшим друзьям Закалялко регулярно рассылает траурные поздравления с предложением немедленно воспользоваться услугами его ритуального "VIP"-сервиса.

Ядвига и ее липецкий Кретин трудятся в Бюро курьерами-менеджерами отдела маркетинга и рекламы. Они слоняются по гоуроду и зазывают всех подряд схорониться заранее. Это, дескать, последний писк моды.

Двое крутых "новых русских" (ребята "оприходовали" их в забегаловке "Му-Му" на Коровьем Валу, в которой дядьки обмывали покупку на паях трех ведущих футбольных дружин итальянской серии "А", шести представителей фракции "Зеленых" немецкого бундестага и французского Алена Делона для рекламы одеколона "Мэвор" на третьем канале TV) воспользовались спецпредложением.

На пустынном Ясеневском кладбище собралась центральная пресса, на столь неординарное событие прибыл сам столичный Мэвор.

Могилы в 125 кубометров радостно ждали гостей. Землекопы в ранге полковников милиции, с саперными лопатами наперевес, застыли в почетном карауле.

Виновникам торжества оставалось всего-навсего спуститься вниз по веревочному трапу, а Мэвору, как бывшему строителю, задраить цементом золотые склепы (общей стоимостью около пятидесяти миллионов долларов, с передвижными ресторанами, складными казино, мобильными площадками для гольфа и живых шахмат, спутниковой связью с Плутоном, набором снайперских рогаток для отражения возможных подземных атак чеченских террористов и двумя спальными мешками с высококлассными шлюхами из Белорусского Парылумента), как вдруг один из хоронящихся заорал на другого, что не позволит ему совершить неравноценный обмен выдающегося спартаковца Тита Ливия на каких-то там Буффонплафонов, Дель Прериев, Индзагиналиев и Вьериевреев, а также категорически возражает против избарания знаменитого полковника-танкиста Прихлопа Насилковича Забодайкина, освободившего чеченскую девушку из мирского плена, немецким парылументарием от фракции потомков фельдмаршала Гудериана, так как ему уже зарезервировано святое место на российском политическом небосклоне. Кроме того, этому Алену Делону, наевшемуся одеколона, нечего делать на российском TV, пусть отправляется в знакомый ему Красноярск и повкалывает в пресс-службе Грабинатора.

Отдышавшись, патриот Новой Великой России подскочил к напарнику, прогрыз ему глотку и удрал в Бутовский лес.

Его разыскивают до сих пор. Поговаривают, что он стал вампиром и рыщет по ночам в окрестностях юго-запада столицы в поисках юных футбольных, политических и актерских дарований.

Красочное мероприятие на Ясеневском кладбище оказалось немного смазанным...

Сверхдеятельный Хохлач Закалялко подумывает теперь открыть в Битцевском лесопарке, напротив Службы Внешней Разделки, небольшое частное кладбище для элитных олигархов с коттеджами, озерами, лесами, егерями, публичными домами и прочими атрибутами принадлежности к сливкам общества.

В Админисративном Корпусе Верховного Чародея России эта идея, вроде бы, встретила определенное понимание.

Профессор Фидель Дурашманович Антисемитов тоже здравствует, хотя и повредился рассудком до основания. В один прекрасный день, когда академик Терпень Оперман упражнял свой дух в добровольных заложниках у молоденькой чеченской шахидки, евреи Правового Института, сговорившись, зазвали придурка на четвертый этаж продемонстрировать ему якобы новый шкаф с жалюзями.

Дурашманович поверил, впервые за тридцать лет "работы" в учреждении поднялся наверх и был благополучно сброшен в лестничный пролет. Профессор упал точно на вахтера, который отделался легким поносом.

С той поры Фидель Антисемитов сутки напролет дневалит у входной двери своей квартиры, словно на вахте института, также злобно сосет кубинские сигареты, которыми его продолжает заботливо снабжать академик Оперман, и допрашивает жену Евпраксию Подагровну Вынужденносемитову, когда она, покорная и немощная, приходит домой, груженая тяжеленными авоськами:

– Ты эврэйка?

Благоверная с понимающей улыбкой кивает, чертыхается и ковыляет на кухню, и тогда Антисемитов пристает к своему дряхлому доберману Адольфу Юдофобовичу Эйхману:

– Ты ее знаешь?

– Да, эврэйка, – длинно зевает собака.

Фидель Антисемитов с победоносным оскалом свирепо стряхивает пепел на верного друга. Горемычный Юдофобович насквозь просвечивается.

Терпеня Настоевча Опермана я повстречал не так давно на научном симпозиуме, посвященном проблеме усиления борьбы с честностью в политике.

Академик выступал с докладом о реформе российского избивательного законодательства и обосновывал необходимость введения в Закон об отзыве Депутгада нормы, регламентирующей досрочное прекращение полномочий неродного избаранника в случае каких-либо шагов, направленных на улучшение жизни граждан.

Разгорячившись, академик визжал с трибуны:

– Даже если Депутгад подумал о чем-то, что может быть связано с народом, его надлежит немедленно гнать из Парылумента и предавать суду чести, с последующим запретом не только на участие в каких-либо Выдурах, но и на создание семьи и зачатие детей!

Таких доморощенных слюнтяев следует принудительно переселять на Крайний Север, в Подмосковные Мальдивы! Новое Великоросское Общество должно их отторгнуть и выкинуть на свалку истории! Политики призваны максимально ухудшать и осложнять жизнь подданных, чтобы они не расслаблялись!

В перерыве симпозиума Терпень Оперман прогуливался по коридору Всероссийского Общества Врагов Народа в обнимку с пышногрудой блондинкой, которая при ближайшем рассмотрении оказалась моей двадцатой законной женой Неонилой Геронтофиловной Супостатской.

Первый мой порыв заключался в том, чтобы подскочить к старому хрычу и засандалить ему, куда следует, но я вспомнил его теорию терпения и выносливости, сбегал к цветочному киоску, прикупил букет полыни и попросил старушку с паперти передать супружнице презент с запиской:

"Всегда твой до твоего гроба!

Терпень".

Геронтофиловна, удерживая пучок между ног, проглотила любовное послание и ее глаза покрылись юродивой поволокой. Она еще теснее прижалась к докладчику и медленно, с достоинством, полные взаимных нежных чувств, диковинная парочка удалилась в сторону клозета, ну а я помчался в буфет обмывать предстоящий очередной развод.

С глубоким прискорбием сообщаю читателю, что отважная раздельщица Прасковья Диверсантовна Вередуха приказала долго жить. Ее конец был прекрасен, как полет шмеля.

Сперев из Музея Российского Уголовника складной пятиметровый крюк, коим промышляли ростовские "щипачи" в поездах, Прасковья свесилась с балкона и просунула орудие в форточку своего злейшего врага Пельменя Залетного, обитавшего этажом ниже.

Легендарная раздельщица хотела всего-навсего подцепить подлеца Пельменя за шкирку и выкинуть через форточку во двор на помойку, но план благородной мести сорвался вместе с Диверсантовной.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Макарыч медитировал в глазок холодильника уже шестой час подряд и чувствовал, что близок к выполнению норматива почетного ТРИДЦАТЬ ПЯТОГО дана.

Великий Верховный Гуру, символизирующий высшую ступень терпения и настойчивости, установил ДВЕСТИ СОРОК ВОСЕМЬ данов, а в каждом дане по сто сорок две силы, которые надо последовательно пройти.

Достигшему двухсотого дана Великий Верховный Гуру присваивал титул "Гуру". Всего в мире насчитывается на данный момент двенадцать таких Гуру. Один из них проживает в России. Это, как Вы, наверное, догадались, знаменитый академик Терпень Настоевич Оперман.

Он вошел в круг посвященных за то, что без малейшего перерыва просидел с удочкой на Мертвом море в течение четырех тысяч тридцати двух часов, соответствующих ста шестидесяти восьми суткам, и в результате поймал медузу и трехлитровую банку с солеными огурцами.

На этикетке из нержавеющего кирпича красовалась надпись:

"Закатана в деревне "Дохляково" Дмитровского района Подмосковья".

Макарыч подумал, что хорошо бы успеть оформить и отправить ходатайство о присвоении очередного дана до отбытия в командировку.

Великий Верховный Гуру принимает решения исключительно взвешенно. Бывает, что на изучение дела кандидата уходит два-три года. Журналист как раз успеет вернуться из поездки.

Местопребывание Великого Верховного Гуру хранится в глубочайшей тайне. Поэтому соискатель и на стадии пересылки документов должен проявить чудеса терпения и выносливости.

Макарыч при помощи плоскогубцев выдернул коронку зуба мудрости, извлек из нее Инструкцию Великого Верховного Гуру и перечитал заново.

Для начала следовало раздобыть урну с прахом усопшего, который на момент ухода в лучший мир достиг дана, заявленного в ходатайстве соискателя. Затем надлежало избавиться от праха предшественника, развеяв его по своей квартире, утрамбовать документы в пустую урну и замуровать ее в свободное место на Красной площади у Кремлевской Стены.

Посланец Великого Верховного Гуру обнаружит урну по специальному опознавательному символу в месте закладки и доставит по назначению.

Инструкция предоставляла соискателям возможность выбора СИМВОЛА: ишак, унитаз, мужчина с рогами, беременная женщина, нищий с протянутой рукой, гроб, солдат, виселица, дворник с метлой, избивательная урна для голосования, медведь в клетке, бутылка водки, колючая проволока, грудной ребенок, печень в стадии цирроза, половина стодолларовой купюры, пивная бочка с Диогеном внутри и еще несколько живописных зарисовок, олицетворяющих ПОКОРНОСТЬ СУДЬБЕ.

На сей раз, подумал Макарыч, следует предпочесть избивательную урну. Сегодня это самый верный знак терпения и покорности простолюдина, с одной стороны, и настойчивости того, кто горит единственным желанием его облапошить, – с другой.

Макарыч вспомнил про командировку и чертыхнулся. Нет, до отъезда он никак не успеет провести предусмотренные Инструкцией мероприятия.

Тем более, что завершающая часть в виде закладки урны на Красной Площади требовала воистину выдающегося долготерпения и исключительно депутгадской настойчивости.

Безуспешные попытки замуровать урну незаметно для Кремлевской охраны и толпы зевак предпринимались, бывало, кандидатом на протяжении трех-четырех лет.

Макарыч задвинул мысли об очередном, тридцать пятом дане в заднее полушарие и посмотрел на Евдокию. Она вышивала узор на мокром банном полотенце, которое предназначалось постояльцу в командировку.

Разводы представляли собой нечто совершенно немыслимое. Евдокии явно не давали покоя лавры Пикассо. Квартирант восторженно поцокал языком и отправился в круглосуточную пивную слегка подзарядиться перед отъездом.

Ближе к полуночи Патрикеевна завершила художественное безобразие. На рисунке получился алкаш, карабкающийся на родной фонарный столб. При этом бражник выдался безрукий и покорял свой Эверест вверх ногами.

Отъезд Макарыча был намечен на 20-00 завтрашнего дня и Евдокия, гордая произведением искусства, приняла три рюмки "горiлки украiнська медова з перцем", наполнила ванну горячей водой, позолотила ее рыжей иранской хной и решительно замочила рушник. Доцент философии не сомневалась, что выбрала наиболее эффективный и безопакостный способ его просушки. Она прочитала в журнале "Суровый Образ Жизни", проповедующий неукротимое пьянство и изощреннейший разврат, в колонке "Советы доктора Денатурата Шарызалиевича Спивакова", историю о том, как одна известная жена-актриса-пьянчужка отмокала режиссера-мужа-алкоголика в хвойной ванне, после принятия которой он немедленно "просыхал" и тут же вновь надирался.

Хвои в аптеке не было, но аптекарша Лаванда Рецептуровна Отпускная, приговоренная местными выпивохами к условной смертной казни за подмену медицинского спирта строительным ацетоном, проведав о цели использования продукта, достаточно быстро убедила Евдокию в том, что горячая ванна на основе рыжей иранской хны "просухачит утиральник в сто раз круче".

Петр Макарыч, тем временем, "отмокал" в пивной "Откровение Сутенера" и неспешно потягивал "Балтику". Пиво было на загляденье и ласкало пищевод так нежно, что он вспомнил о своей третьей жене – фермерше-маркизе Марии-Терезии Корысть де Сад.

* * *

Бесноватая француженка отличалась удивительно мягким нравом и детской непосредственностью.

Когда Макарыч спал, она принималась проводить садоводческие эксперименты с его телом. То клок волос смахнет косой, то брови подравняет культиватором, то пройдется по ребрышкам граблями, или запустит на экскурсию в ухо роту долгоносиков.

Несколько раз бесноватая Корысть де Сад предпринимала попытку сделать мужу обрезание, причем в ее представлении оно ничем не отличалось от кастрации.

Макарыч, выучившийся спать по-армейски бдительно, в одну из Новогодних ночей слегка расслабился, и Мария-Терезия чуть не поймала удачу за хвост, но в самый ответственный момент операции, когда оставалось только сомкнуть ножницы для резки кустарников на мужнином "достоинстве", маркизу стошнило аккурат на "подопытного" .

После этого случая спутник де Садовской жизни приобрел в секс-шопе у метро "Кузнецкий Мост" стальной начленник, миниатюрный ключ от которого умещался в шве аппендицита.

Когда Макарыч приходил с работы, Мария-Терезия ныряла под диван и отказывалась вылезать из укрытия, покуда муж не споет на французском "Tomber il neige" ("Падает снег") сальвадорца Адамовича, имевшего счастье прожить с ней в Париже две недели и заполучившего промеж глаз лопатой для расчистки снега.

Любовью они занимались в ванной с морской солью. Но вначале требовалась прелюдия, и такая, чтоб "трактором по спине". Макарыч облачался в водолазное снаряжение, глубоководные водолазные очки от "Ray Ban" и скрывался в морской пучине.

Маркиза грациозно входила в воду и плыла. Но вдруг кто-то неведомый тащил ее за ноги и пытался утопить. Это водолаз-убийца! Точь-в точь, как в знаменитом французском романе!

Спасение приходило в виде электрошоковой дубинки, предназначенной для усмирения акул-людоедов. Подлый водолаз Макарыч получал расслабляющий заряд и шел ко дну, а отважная купальщица маркиза возвращалась на берег цела и невредима.

Мария-Терезия Корысть де Сад развлекалась также тем, что переписывала все имущество на свое имя. Более всего ее волновали продуктовые товары. Прикупив колбасу и сметану, маркиза тут же неслась к нотариусу удостоверять факт их приобретения на персональные средства, которых у нее отродясь не было. При этом сумма пошлины, уплаченная нотариусу, значительно превосходила стоимость самой покупки.

Кладовая в квартире была забита запечатанными мешками с документами по сделкам, совершенным в письменной нотариальной форме, о разживлении в

московском универсаме баночкой зеленого горошка с бобовых посевов Лиона, пучком редиски с грядок Елисейских Полей, пакетом "Молока любимой женщины Людовига XIV", пачкой сливочного масла "Агония Парижской Коммуны", батоном французского нарезного "Пленение Наполеона III под Седаном" ...

* * *

На исходе восьмой кружки к Макарычу в пятый раз за вечер подсел субъект с выпученныи глазами и оттопыренным левым ухом. Он назойливо спрашивал об одном и том же.

– А Вы все-таки не знакомы ли часом с моей женой Динкой?

Макарыч понял, что дальше отмахиваться от пучеглазого бессмысленно.

– Я знавал несколько Динок, – признался журналист. – Одну из них мы с другом Димоном откопали в магазинчике "Вкусная Еда", что по соседству с нашей Радиорубкой Американской Парфюмерной Фабрики "Свобода".

Как-то по весне, налопавшись в очередной раз в кафе у армян поддельной татарской водки в пластиковых стаканчиках, мы перекатились на другую сторону Малой Дмитровки и завалились во "Вкусную Еду". Кроме Динки, в продавщицах здесь таскалась еще Фаинка, а заправляла милашками Олимпиада Агрессиновна Крысозлобина в зеленом парике.

Мы были в ударе и решили, наконец, приступить к активным действиям, так как до этого лицезрели девчонок в трезвом виде и потому нас от них тошнило.

Барышни, – воспоминания освежили изможденное девятой "Балтикой"лицо Макарыча, – всегда стояли за прилавком плечом к плечу, горделиво приосанившись, словно дуэт пионеров-песняров на слете в "Артеке", и злобно шевелили губами.

Как потом выяснилось, это были беззвучные матерные проклятия в адрес начальницы Олимпиады Крысозлобиной в зеленом парике, которая в силу наступившего переходного возраста стала опасной для окружающих.

Макарыч замолчал. Воспоминания о Динке с Фаинкой требовали чего-то покрепче "Балтики". И он послал пучеглазого за "Смирновской можжевеловой", снабдив его крупной командировочной купюрой.

Пучеглазый был в восторженном шоке. Он никогда не слыхал подобных удивительных историй, так как не ходил в магазин знакомиться с девушками. Он их панически боялся.

Покупая закуску к пиву, пучеглазый не мог выговорить ничего более-менее связного. Молоденькой продавщице вместо: "Дайте мне, пожалуйста, леща" он блеял: "Вда-а-ртэ мэнэ-э-т по клэ-э-щу". Просьба: "Положите мне вон того рака" вылетала из его перекошенной от ужаса пасти в виде: "Вла-а-жи-и-тэ мэ-нэ-эт по-од ра-а-аками ро-о-гом".

Пучеглазый побежал за "можжевеловой" и приволок "1/20 ведра" (бутылка "Смирновской водки", содержащая 615 мл, или 1/20 ведра. – Авт.). При этом он так по-бараньи выразительно посмотрел на Макарыча, что журналист махнул на сдачу рукой.

– Но в тот момент, когда мы начали штурм, – Макарыч глотнул "можжевеловой" прямо из горлышка, – к нам подскочила эта самая фурия в парике и стала орать про оскорбление общественной нравственности посредством недостаточно трезвого внешнего вида.

Агрессиновна задубасила в колокол, вмонтированный в магазинную люстру, явились два мордоворота и вышвырнули нас из "Вкусной Еды", но минут через десять мы приплелись обратно. Нас опять вымели, а мы заявились по новой. После того, как нас выкинули в третий раз, мы, не будь дураками, приволоклись опять.

Мордовороты плюнули и свалили в подсобку. Госпожа Крысозлобина, вступившая в опасные лета, с визгом понеслась за ними, угрожая лишением квартальной премии, которую она и так никогда не выплачивала.

На Динку и Фаинку наша стойкость произвела столь мощное впечатление, что они немедленно предложили нагрянуть к ним домой, на Веселую улицу, на ночь.

Но мы с Димоном гордо отказались, – Макарыч стукнул бутылкой о стол, плесканув "можжевеловой" в ликующее выпученное бельмо слушателя, – сославшись на то, что мы не какие-нибудь продажные уличные шлюхи, чтобы сближаться с малознакомыми гражданками. – Морально устойчивый журналист пригвоздил пучеглазого победоносным взглядом. – И мы не поехали к ним на ночь домой!

Эта необычная и содержательная история оказала на пучеглазого неизгладимое воздействие. Он вдавил большими пальцами мигалки в орбиты, прикрыл веки и вообразил себя на месте Макарыча и Димона. Уж он-то воспользовался бы предложением девушек!

Однако главный вопрос, мучавший его, так и повис в воздухе. Пучеглазый открыл шары, что привело к их немедленному вываливанию из лунок, и хотел было еще раз спросить Макарыча, не корешанится ли он с его женой Динкой, но тот совершенно неожиданно исчез, оставив вместо себя початую бутылку "можжевеловки".

Пучеглазый глупо улыбнулся, глотнул водки, крякнул и решил отправиться на поиски своего нового друга. Он прихватил "1/20 ведра", спустился по лестнице вниз и вышел в ночь.

Этой ночью его жена Динка Африкановна Шлюхотроицкая обещала притащить домой студентика из Габона. Так как клиент, по молодости лет, был необуздан, горяч и очень ревнив, то мужу строго наказали раньше полудня в квартире не появляться.

Буркала Орбитович Вытараскин медленно шел по утопающей в ночи Ясногорской улице, периодически останавливаясь, чтобы сделать глоток спасительной "можжевеловки". По ходу дела он предпринимал попытки отыскать своего нового знакомого, который отрекомендовался Петром Макарычем, корреспондентом Радиорубки Американской Парфюмерной Фабрики "Свобода", известной еще по советским временам безудержной клеветой на ярко-сочную и безукоризненно-доброкачественную социалистическую действительность.

Слушатель Школы Подготовки Депутгадов Государевой Думки из числа лиц с ограниченными умственными возможностями сворачивал во дворы и заглядывал в мусорные контейнеры, но ни в одном из них необычного собеседника обнаружить не удалось.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Петр Макарыч, тем временем, семенил по параллельной (Ясногорской) улице Паустовского. Он вовсе не собирался коротать ночь в мусорном баке, поскольку дом был почти рядом.

Когда постоялец вскрывал, по обыкновению, антенной доисторического "Sony Z1" дверь квартиры, презервативы-таймер в чехле "убитого" мобильника издали протяжный писк. Это означало, что до рассвета осталось совсем чуть-чуть. Евдокия спала. В ванной, отмокая в рыжей иранской хне, "сушилось" художественное полотенце, предназначенное в командировку.

Партия этой хны оказалась в Москве на прилавках ясеневских аптек совершенно случайно. Иранские спесьслужбы, справляя праздник "Ramadan", перепутали расписание в тегеранском аэропорту и вместо Великобритании мешок с красящим косметическим средством укатил в Россию. На самом деле под видом хны скрывалась суперразработка спесьслужб, призванная отправить, наконец, в мир иной злейшего врага Великой Иранской Революции, нашедшего приют в пригоуроде Лондона, Салмана Рушди, автора "Сатанинских стихов", приговоренного еще аятоллой Хомейни к смертной казни. Суперплан состоял в том, чтобы забросить мешок с убийственной хной в Хартфордскую цирюльню, в которой регулярно обслуживается "подлый предатель", маскируя бороду под цвет волос известного российского энергетического вампира. Неудивительно, что суперхна с потрохами сожрала вышивку с алкашом, карабкающимся на фонарный столб. Макарыч мысленно посочувствовал Евдокии, чей тяжкий труд пошел насмарку, сгруппировался и принял душ в раковине.

Ему приснился пучеглазый Буркала. На природе, в зарослях Битцевского лесопарка, Вытараскин потчевал Макарыча шашлыком из Динки.

Странное дело, но трапеза не вызывала у Макарыча отвращения. Запивали они жинку пучеглазого все той же "Смирновской можжевеловой".

После второй бутылки Буркала превратился в Верховного Чародея России. Глава государства чокнулся с Макарычем пластиковыми разовыми стаканчиками, но пить не стал.

Журналист тоже поставил чарку на пенек, но Верховный дважды свистнул, из-за осины вышли двое в штатском, встали у Макарыча за спиной, и ему пришлось-таки выпить. Чародей налил ему еще, и он тяпнул опять.

Под строгим присмотром товарищей, Макарыч накатил еще и еще, после чего они заломили "поплывшему" руки за спину, окольцевали супернаручниками "Нежность" и плюхнули на пенек.

Гордость российских спесьслужб, "Нежность" была изготовлена из отборной натуральной телячьей колбасы с музыкальными файлами, самый первый из которых советовал узникам устами грузинского певца и актера Вахтанга Каха-Бидзе:

"Когда у Вас не ладятся дела,

И линия судьбы проходит косо,

Не надо колотить в колокола,

Не надо колотить в колокола,

Не надо только вешать носа,

Не надо, не надо... ".

Чародей трижды прокукарекал, и из-за тополя показались пучеглазый Буркала и его голая Шлюхотроицкая. Она держала в зубах заявление об изнасиловании в извращенной форме.

Макарыч якобы овладел ею без всякого спроса на макушке рай-дерева. Пучеглазый, в свою очередь, обвинял Макарыча в расчленении супруги, и тоже в извращенной форме, выразившейся в последующем приготовлении из мягких тканей жертвы шашлыка.

Подозреваемый никак не мог взять в толк, каким образом изнасилованная, расчлененная и шашлычная Динка умудрилась после всего этого выжить и накатать на него кляузу.

Верховный Чародей, заметив смущение журналиста, пояснил.

– Этих ребят, Макарыч, я предъявил тебе для острастки, чтобы наиболее рельефно выразить эпизоды твоей бесцельной, пустой, никчемной, и, как выясняется, еще и криминальной жизни.

Да уж, натворил ты делов. – Чародей четырежды мяукнул и из-за худенькой березки размашисто зашагал бородатый мужик в униформе известного охранного агентства "Сдадим с потрохами!" (от клиентов, на жизнь которых гарантировалось удачное покушение, не было отбоя). – Знакомься, – представил его Чародей, – оперуполномоченный Управления Внутренностей "Ясенево" Chupa-Chups.

Дядька отдал честь, приложив руку к бороде, извлек из нее конфетку на палочке и засунул Макарычу в левое ухо.

Акт изъятия "Chupa-Chups" Чародей заснял миниатюрной цифровой фотокамерой в виде полковничьей звездочки и уложил ее в пряжку брючного ремня, свернул и утрамбовал в ремешок часов заявление об изнасиловании, сопряженном с людоедством, и, присев на соседний пенек, обратился к "извращенцу" с товарищеским напутствием.

– Ты же сообразительный дебил, Макарыч, и должен понимать, в какое время мне довелось чародействовать. Так что не обижайся! Мне известно, что ты собрался в командировку по России. Не секрет также, что ваша Радиорубка стала в последнее время чересчур уж откровенной. Заверещала вот на чеченском языке... Корчите из себя правдолюбцев?

Между тем, ты, твой бывший старший компаньон Самуэль Вольнослов Чуткий, зависший оранжевым дуршлагом над неприкаянным жевто-блакитным телепузиком, и еще один неустановленный пока субъект неделю назад надрались, как поросята, и сняли на Садово-Самотечной улице сразу шестерых девочек.

Так знай – то были наши люди! Нечего сказать, хорошо Вы с ними порезвились! А какие разговоры вели! – Чародей щелкнул пальцами, и товарищ в штатском передал ему конверт.

Чародей вынул из него весьма откровенные цветные фотоснимки. Другой товарищ в штатском вооружил Верховного диктофоном в виде миниатюрной фигурки вратаря сборной Германии по футболу на ЧМ-2002 Оливера Кана. Чародей произнес: "Ein, zvei, drei, attacke!", и из "голкипера" понеслась залихватская гулянка с "их людьми".

В перерывах между "основным занятием" действительно имели место разговорчики.

Так, на сорок пятой минуте записи Самуэль Вольнослов, наполнив всем стаканы, стал вдруг возбужденно доказывать, что Верховный Чародей России долго не продержится, если не повышвыривает свое продувное окружение. Самуэль Вольнослов горячился, приводил цифры, кто и сколько из свиты Чародея наворовал.

Потом динамик воспроизвел жуткий грохот. Это Самуэль Вольнослов свалился под стол и потащил за собой скатерть со спиртным и снедью.

Чародей, сидя на пеньке, улыбался. Далее "Лучший игрок ЧМ-2002" "выплюнул" насусленного Макарыча, убеждающего публику, что и сам Чародей, поди, недалеко ушел от темных делишек, коли не избавляется от коррумпированных помощничков.

"Знаю я одну чокнутую дамочку, – верещал Макарыч заплетающимся языком, – она трудилась с Чародеем еще до того, как он стал Чародеем. Так она столько про него рассказала!"

На этом месте Чародей произнес: "Zu ende!", и "Кан" вырубился. Верховный погрозил Макарычу пальцем и велел товарищу в штатском освободить его от "Нежности".

– А ну-ка встань, Макарыч! – приказал Глава государства. Журналист повиновался. Чародей тоже поднялся с пенька и подошел к нему вплотную. Через мгновение Макарыч распластался на влажной после дождика траве, треснувшись при падении головой о Чародейский пень. На затылке тут же выросла здоровенная шишка.

– Этот прием называется: "Я тебя уважаю!", – прокомментировал Чародей. – Теперь следует вопрос: "А ты меня?".

Основательно захмелевший журналист хотел было трижды выкрикнуть утвердительное "Да!!!", но оперуполномоченный Управления Внутренностей "Ясенево" Chupa-Chups схватил его левой рукой за гриву, приподнял и оттащил к березке.

"Сдадим с потрохами!" снял брючный ремень, застегнул его на левой ноге репортера и подвесил в раскорячку на дохлый сучок.

Тот не выдержал, и Макарыч грохнулся рылом в муравьиное логово. Чародей был, как всегда, краток и неумолим.

– Ты должен, наконец, уразуметь, что если и дальше будешь столь же мелочен и глуп, то копошиться тебе всю жизнь, как вот этим муравьям. Но если призадумаешься, исправишься и проникнешься уважением к истинным ценностям, то получишь хороший шанс стать достойным членом Нового Великого Общества, и даже принять участие в единодушном всенародном одобрении увеличения Чародейского срока до семидесяти лет, а также, возможно, стать моим преемником вперед Министра Оборванки, Вице-Чудотворца Правительственного Двора, Шкипера Государевой Думки и прочих набивших оскомину товарищей.

Подумай над этим в своей командировке и не позорь перед народом Новую Великую Россию и меня.

Журналист, суетливо стряхивая тружеников леса, хотел было поинтересоваться, членом какого-такого "Нового Великого Общества" он может заделаться, и как состыкуется Референдум об увеличении Чародейского срока до семидесяти лет с Коньституцией и уверениями самого Чародея, что это невозможно, да и с выбором приёмника горячиться не стоит, так как к нему тут же потребуется и передатчик, но Верховный исчез. И вообще никого вокруг!

Макарыча охватила паника. В лесу уже стемнело, он пытается встать, а ноги ватные. Ну, слава Богу! Показалась Евдокия Патрикеевна с ведром.

Грибы, поди, собирала. И ведь нашла где! Здесь же растут одни галлюциногены. Битцевский лесопарк приспособлен Рыцарством Плаща и Кинжала под взращивание этих "волшебных" грибочков, которыми оно скармливает агентуру и удерживает ее в состоянии стада послушных ягнят. Наверное, Патрикеевна тоже решила вплотную заняться воспитанием своенравного постояльца. Но что она делает? Черт побери! Эта припадочная окатила его из ведра помоями!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

– Постыдились бы, Петр Макарыч! Уже одиннадцать часов, а у Вас до отъезда еще куча дел.