Текст книги "Приключения Петра Макарыча, корреспондента Радиорубки Американской Парфюмерной Фабрики "свобода" (СИ)"
Автор книги: Карэн Агамиров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)
Для начала он стибрил у подзаборного алкаша початую бутылку водки и в близлежащем кустарнике сделал первый в жизни глоток.
Потом открутил у соседского автомобиля крышку бензобака и накидал внутрь сахара и собачьего дерьма. Усталый, но довольный, оголец вернулся к подзаборному и треснул по макушке его же пузырем, в результате чего пьяньчужка испустил дух.
Мать настойчиво уверяла судью, вальяжного взяточника и знатного пропойцу, что во всем виноват подзаборный, который, дескать, своим дурным примером, валяясь под забором, сбил ее чадо с пути истины. Да и вообще, зачем жалеть отброс общества?! Ему и так гнить, что на помойке, что на кладбище!
Малолетнему злоумышленнику тогда строго указали на недопустимость подобного поведения в будущем. Паренек принял наказ к неуклонному исполнению и уже через неделю укокошил кирпичом старушку на автобусной остановке.
Она имела наглость оказаться без часов в ответственнейший для него момент, и "зеленый" фанат "красно-белых" так и не смог выяснить, сколько осталось времени до начала матча его драгоценного "Спартака" с "ублюдочными проводниками", то есть с "Локомотивом".
На сей раз несдержанного мальчонку изолировали от общества на полгодика, а по выходу из лечебного спецучреждения он в тот же день зашиб молотком дежурную по эскалатору станции метро "Добрынинская".
Одинокая мать четверых детей ошиблась при выдаче справки о пересадке до станции "Пражская" и отправила шального вместо "Серпуховской" на "Павелецкую".
Сейчас пареньку пошел второй десяток, но превращение его в достопочтенного члена Новой Великой России все еще под большим вопросом, несмотря на очередной громкий подвиг.
Когда родительница принесла ему в спецзаведение для подающих надежды душегубов пирожков, он воткнул ей в глаз заточку от ложки, так как предыдущая партия пирожков оказалась с недостаточно хрустящей коркой.
Сложная это штука – совать нос под крышку жизни. Тема моей диссертации тоже была связана с этим опасным и неблагодарным занятием. Я подпрыгивал, как великий защитник баскетбольного "Lаykers" (NBA) Кобель Брайант при известии о том, что он опять кого-то изнасиловал, и пытался раздвинуть ставни высокого терема с семенами непостижимого человеческого дебилизма.
Я даже почти уверовал, что стал по этой части докой, и на следующий день после успешной защиты мы с Вольдемаром отправились в Серебряный Бор к нудистам, дабы встряхнуть из-за кустов полудремлющее либидо.
И вот, поди ж ты, наблюдаем за Венерами и прочими Юпитерами, а возбуждения с гулькин ... Оно наступило, представляете, только тогда, когда за нами погналась с дубинками пляжная охрана.
Мог ли я это спрогнозировать? Рассуждать о том, что нас ждет впереди, следует всегда исключительно осторожно. Как там все повернется наяву...
* * *
А могли ли мы с Макарычем предполагать, во что выльется наша экскурсия на столичное Армянское кладбище ненастным июльским днем 1988 года?
Хорошенько подзарядившись в забегаловке "Гамбит Перестройки", что у метро "Улица 1905 года", мы решили отдать дань памяти знаменитым армянам, благо кладбище располагалось по соседству. У могилы чемпиона мира по шахматам 1963-1969 годов Тиграна Петросяна замер имозантный пожилой бородач. Я немедленно извлек из голенища резинового сапога карманные шахматы на магните и предложил ему помянуть "железного Тиграна" блицпартией, разыграв систему девятого шахматного короля в защите Нимцовича (с четвертым ходом белых а2-а3).
Но оказалось, что с древней игрой бородач совершенно не знаком. Он просто стоял и размышлял о бренности всего сущего, о неодолимости ТОГО, что единственно дает ответ на абсолютно любое "ПОЧЕМУ", о вечности, которая поглощает все и вся, без учета прижизненных достижений, регалий, званий, наград, материального благополучия и душевного комфорта.
Удивительный человек представился правозащитником Владимиром Гершуни, отсидевшим за антисоветчину семнадцать лет. Заинтригованные, мы предложили нашему случайному знакомому вернуться в "Гамбит Перестройки" для скрепления дружбы. Он вытаращил на нас глаза как на сумасшедших.
"Вы что, не боитесь меня?! – ужаснулся махровый антисоветчик. – Я же вроде как прокаженный! Со мной и стоять-то рядом небезопакостно!" Макарыч принялся его убеждать, что поскольку он временно подвизается в секретутах партийной коммунистической организации идеологического института, то общение с представителем инакомыслия является исключительно полезной штукой с перестроечной колокольни. После третьей бутылки "Необратимости материальных жертв при переходе из застойного миттельшпиля в очеловеченно-лицевой социалистический эндшпиль" мы заделались закадычными друзьями, и Володя Гершуни пообещал свести нас, для расширения кругозора, с такими же, как он, кошмарными антисоветчиками. Среди них он выделил в особую антисоветскую статью Главного Редактора правозащитного журнала "Гласность", "чистопольского сидельца" Сергея Ивановича Григорьянца, которого "совсем недавно ругал через газету "Кривда" сам Гениальный Секретут ЦК КПСС Процесс Пошелович Необратимый".
Мы сорвались из "Гамбита Перестройки" на север столицы, и славный антисоветчик Гершуни представил нас Сергею Григорьянцу – "крестному отцу" первых московских корреспондентов Радиорубки Американской Парфюмерной Фабрики "Свобода" (телефонно-факсовая связь с градом Мюнхгаузеном, в котором располагалась тогда штаб-квартира Радиорубки, поддерживалась из квартиры Григорьянца в Медведково).
Мой приятель сразу же произвел на шефа "Гласности" неизгладимое впечатление. На вопрос Сергея Ивановича: "Знаете ли Вы отца Глеба?", Макарыч, ничтоже сумняшися, ответил: "Никак нет, Сергей Иваныч, должен Вас расстроить, но отца Глеба – старика Кирпича Харевича, я увидел живьем только в гробу. Да и самого Глеба Кирпичевича Мордопрошева, верного друга ветренного детства, я уже порядком подзабыл, так как последний раз заехал ему в рыло на школьном выпускном балу. Гудели мы на катере, и сердяга Глеб, маленько не рассчитав траекторию очередного мордопадения, вывалился за борт в открытый канал. Но я его достаточно быстро доставил обратно, чтобы садануть еще разок, да не успел – бал объявили закрытым, а я с младенчества следовал правилам приличия и не устраивал потасовок по окончании официальных мероприятий".
Григорьянц онемел. Лишь спустя пару минут он вполтона уточнил суть своего вопроса.
"Я вообще-то имел в виду святого ОТЦА, ГЛЕБА Павловича Якунина, видного священника-правозащитника с клеймом политзэка. Не знакомы ли Вы с НИМ?"
Словом, Макарыч с блеском сдал популярному диссиденту тест на адекватное восприятие действительности и был допущен к сонму "посвященных". Общение выдалось настолько тесным и плодотворным, что уже через полгода Макарыч (не без моей помощи) разорвал коммунистические оковы и пополнил ряды московских корреспондентов Радиорубки Американской Парфюмерной Фабрики "Свобода", а я превратился в его тень.
Вот чем обернулся для нас незапланированный поход на Армянское кладбище...
* * *
Или взять двух неординарно-башковитых господ, нежданно-негаданно открывших истинные возможности карманного компьютера, не прописанные ни в каких инструкциях.
Я, кстати, достаточно долго набивал всю эту белиберду на одной из таких диковинок – "PSION Revo Plus", но как же я недооценивал своего крошечного друга!
Карманный компьютер мне презентовал Петр Макарыч, так как он мечтал избавиться от этой штуковины с того самого момента, как стал ее владельцем. Приятель всегда испытывал чудовищное отвращение ко всякой технике, а нашего героя по имени "PSION" он попросту перепутал с плиткой шоколада.
Получилось это так. Основательно отметив канистрой с "Коктейлем Молотова" в подворотне Багратионовского проезда очередную годовщину Бородинского Сражения, корреспондента Радиорубки Американской Парфюмерной Фабрики "Свобода" вынесло взрывной волной на Кутузовский проспект к дому ╧ 5, в котором располагался компьютерный салон "Galaxy Traiding". Будучи в полной уверенности, что он находится в кондитерском магазине на окраине Млечного Пути, репортер взял да и пробил "плиточку" "PSION Revo Plus" Межпланетной золотой кредитной картой постоянного клиента Венеры с магическим клише Верховного Жреца Обновленной Пешечной Калмыкии, Первой Доски Международной Шахматно-Слоновой Конфедерации и Посла Доброй Оли на Земле Курсанта Несгибаемого. И хотя властопреклонный менеджер предупредил влиятельного покупателя о несъедобности данного товара и его абсолютно ином функциональном предназначении, Макарыч, тем не менее, хлебнув из алюминиевого чайника чешской "Сливовицы", предпринял попытку, под всеобщее изумление посетителей салона, закусить электронным изделием. Разочаровавшись, он швырнул "PSION" в авоську, приволок домой и забросил на антресоли, в которых Евдокия хранила запасы орехового коньяка. Да так и забыл про него!
Когда я поставил Макарыча в известность о том, что замыслил поведать народу о его разудалых похождениях, то он следующим же вечером притащил "шоколадку" в кабак "Кошмары Демократии", раскинувший хмельные сети у метро "Новые Черемушки". В нем мы договорились обмыть предстоящую книгу.
Волею судьбы я загремел в "Кошмары ..." значительно раньше приятеля. Получилось так, что моя тринадцатая жена Бешакма (ласкательное древневятское имя, полностью оно звучит так: БЕШено-АКтивная МАтрица) Шалавовна Сарказмова пробудилась абсолютно никакая и сразу же заявила, что я полное импо, хотя полночи напролет я более чем успешно (на МОЙ взгляд) доказывал ей совершенно обратное. Мои робкие попытки оппонировать и вернуть ее к минувшим мгновениям были встречены в штыки. Разъяренная Шалавовна завизжала так, что бра, висевшее над изголовьем кровати, сорвалось с гвоздя и заехало ей по затылку. Она затихла, и я не на шутку разволновался. Но вот супруга вскочила с койки и с диким воплем понеслась прямо на шкаф. Треснувшись об него, Бешакма рухнула на пол, задев при этом косметический столик и опрокинув его на себя. Покрытая всевозможными лосьонами, косметическими сливками, тенями, кремами вперемешку с ватными дисками, заляпанная тушью и тональным кремом, Бешакма принялась тискать свои роскошные груди. Я воспринял это как руководство к действию и оказался прав.
Примерно через полчаса удовлетворенная (или мне ОПЯТЬ показалось?) супружница взялась за старое. Нежась на восточном ковре с разводами спермы персидского кота, укрывшегося от ее домогательств на территории Иранского Посольства, Шалавовна томно настаивала, чтобы я немедленно обратился к знаменитому подмосковному колдуну Стояку Химеровичу Пожизненному. Этот дед, как рассказала ей подружка Бздюха Полишинелевна Чесоткина, заряжает немощных мужиков такой сексуальной энергией, что они "хотят" всегда и везде.
Чтобы минимизировать возможность несанкционированных изнасилований, Стояк прописывает "вставшим на ноги" (??) пациентам специальные "штаны мастурбанта". К изнанке трусов крепится приспособление на липучках, так называемая "походная вульва", работающая от плоских батареек. Нажал на кнопочку – она вбирает в себя член и начинает его тихо массировать. Бздюхин бойфренд Опал Отпадович Недоноскин уже слетал на прием к Химеровичу, и "результат налицо" (??).
Тут Бешакма плотоядно глянула меж моих ног, и я зашевелил ушами, так как припомнил, что на прошлой неделе Шалавовна подзадержалась в гостях у этих ребят до самого утра.
Бешакма визгливо пробасила, что Стояк и моё "чахлое яблоко" революционно и необратимо реформирует в "несгибаемого члена "Единой России", и буквально через пару сеансов я обернусь необузданным сексуальным агрессором, с которым "не стыдно показаться на людях".
Я так ни черта и не понял, но, во избежание дальнейших внутрисемейных осложнений, быстренько оделся, взял у Шалавовны визитку Стояка Химеровича Пожизненного, изготовленную в виде резиновой сардельки, и был таков. Тащиться в Жулебино к старому жулику я, разумеется, не собирался, и направился в "Кошмары Демократии" дожидаться Макарыча.
К его появлению я уже основательно поднабрался. А Вы бы сдержались на моем месте? Попробуй высиди трезвым в этом кошмаре хотя бы десять минут, а я проторчал аж десять часов! В "Кошмарах..." витает такой кошмарный алкогольно-демократический дух, что и стены Государевой Думки потрескались бы! Тем не менее, я удерживал ситуацию под контролем и даже выкинул из-за своего столика Регинку "Прыщ на Жопе", назойливо втюривавшую "vip-услуги".
В глазах Макарыча я сразу заприметил странный блеск. Он сел напротив меня и извлек из пиджака серо-стальное вещество прямоугольной формы с зубными отметинами на корпусе.
"Вот на этом холсте ты и будешь ваять свой ландшафт", – произнес он, взял мой стакан с кубинским ромом и залпом осушил его.
Не успел я крякнуть, как журналист исчез, оставив в тарелке с бастурмой то, чему суждено было сопровождать меня последующие годы – карманный компьютер "PSION Revo Plus".
Перво-наперво я прикончил бутылку рома, потом заказал еще одну, пятую по счету. К столу опять приковыляла Регинка "Прыщ на Жопе" и поинтересовалась, что за "мерзкая задница" подсаживалась ко мне, и случаем не одиноко ли "это гузно", а то ведь "мое седалище тоже сплошь покрылось фурункулами старой продажной девки".
Я представил Регинку "Прыщ на Жопе" в подвенечном платье, да еще с Макарычем под мышкой в роли суженого, и немедленно приложился к спасительному "Havana Club". Мне стало заметно легче. Шуганув "невесту", я сделал глубокий вдох, придвинул "плитку-полотно", открыл крышку и ахнул! Под ней скрывался полновесный ноутбук, но только умещающийся на ладони. "Шоколадка" была начинена "Word", "Internet", "Contacts", "Agenda", "Phone", "Time", "Calk", "Jotter", "Context", а также всевозможными играми в "Extras". С этого момента вместо необратимого пожизненного СТОЯКА, на который так рассчитывала моя Бешакма Шалавовна "Тринадцатая", я начал бесповоротно ДЕГРАДИРОВАТЬ, что выразилось в длительном приступе литературного психоза. Сейчас он миновал тридцать третью фазу и привел к завершению книги первой "Приключений Петра Макарыча...", состоящей из тридцати трех глав.
А тогда я вошел в "Word" и понес печатную околесицу что-то насчет культуры пития у восточно-костромских англосаксов. Покинув "Кошмары Демократии", я и в метро продолжал набивать несусветицу. Народ в вагоне с интересом поглядывал на меня, а одна моложавая дамочка предпенсионного вораста даже соизволила смачно выругаться, когда я оторвал горящий взор от монитора и уперся носом в ее колоритный зад (в знак протеста против источаемых мной аРОМатов она повернулась ко мне спиной).
Дома я заперся от своей Бешакмы в туалете и строчил на очке всю ночь, кажется, о месте и роли безконтактного секса в послебрачных отношениях у средиземноморских народов. В два ноль-ноль роковая "Тринадцатая" пригрозила вызвать милицию, если я не освобожу санузел, но в два ноль-два позвонила Бздюха, и моя Шалавовна с радостным воплем ускакала в гости к "штанам мастурбанта" и "походной вульве". Усталая, но довольная, она заявилась к первым петухам, когда я, по обыкновению, приготовился стартовать за пивом, закрыла дверь на ключ, повесила его на клитор и приказала мне следовать в опочивальню. Однако, побывав в очередной раз в заложниках у бздюхиного секстеррориста Опала Недоноскина, возбужденно-невменяемая Бешакма совершенно упустила из вида, что ее квартира находится на первом этаже. Я отпросился на кухню за спецштопором для откупоривания выводного отверстия полудремлющего члена, а сам, вдохнув поглубже и подобрав брюшко, протиснулся во фрамугу и был таков! Затарившись ящиком "Арсенального", я окопался в районной библиотеке и принялся строчить первые главы галиматьи, какой свет еще не видывал.
* * *
Я так и не пришел в норму. Даже сейчас, когда меня выкинула на улицу моя двадцать первая вторая половина, несравненная Стелла Очкодраловна "Губошлеп", получившая столь звучную кличку за громоподобное причмокивание при заклиторно-безвагинальном оргазме, я сижу на лестнице, в здании Таганского межмуниципального народного суда, закоулки которого облюбовала межмуниципальная народная алкашня, и терзаю уже другую лошадку по кличке "I-MATE" все теми же безумными "Приключениями Петра Макарыча..." и еще более невменяемыми бродилками "малой формы".
(Мой преданный "PSION Revo Plus", перенесший муки "Макарыча", перешел в любящие руки его славной подружки по Радиорубке, замечательной до непередаваемости Вероники Боде. Помимо "Revo Plus", я пользовал еще два "PSION", и они тоже служат проверенным и стойким сердцам. На самом первом русифицированном "PSION Series 3a" ведет активную журналистскую посевную корреспондент Радиорубки, заслуженный механизатор Кавказа Олег Кусов, а "PSION Series 5", на котором я неосмотрительно приступил к освоению вышеупомянутой "малой формы", нашел надежный приют в литературно-правовом рюкзаке ответственного редактора этой книги, дотошнейшего из достойных Ильи Рассолова.)
* * *
Но как же я был тогда наивен, полагая, что карманный компьютер создан исключительно для таких слабоумных графоманов, как я. ИСТИННОЕ его предназначение, оказывается, совершенно в другом. В полной мере я осознал это, когда заявился в "Galaxu Traiding" менять на "PSION" подсевший аккумулятор. Я сдал маленького монстра мастеру Леонарду и проследовал в зал ожидания.
Здесь томились два шкафообразных господина интеллигентного вида. Барель Нептунович Миккимаусов, руководитель крупной фирмы по перепрофилированию нефтедобывающих предприятий в аквапарки и детские развлекательные комплексы, выдал следующую поучительную историйку. Два дня назад друган Лукойл Гибкосланцевич Горномаслов преподнес ему на День Арапа России Великой "PSION 5mx" (это, как и "PSION 5", увеличенный вариант "Revo Plus", значительно более массивный). Барель Нептунович уложил аппарат в барсетку и сразу проникся к себе неподдельным уважением, так как она здорово потяжелела. Вчера вечером он вернулся с работы ужасно сердитый. Сделка с перепрофилированием "ЮКОСа" в столичный "Dusneyland" (на месте Ясеневского аквапарка), которая была почти на мази, неожиданно сорвалась из-за возникших проблем с правоохренительными органами у самого г-на Ходкоролевского, величайшего денежного магнита и первого номера рейтинга российских мазуриков-профессионалов по версии Генианальной Прокурватуры.
Вдобавок Барель Нептунович наткнулся в холле на ведро с мусором, оставленное женой. Ну, он сходу, в воспитательных целях, и заехал ей барсеткой в репу.
Результат не замедлил сказаться. Нерадивой супружнице взыскательный Барель сломал нос, сместил вправо на три сантиметра челюсть и вышиб два передних зуба, а у орудия возмездия, придавшего барсетке убойную силу, треснул экран. Его замена, как предупредил мастер Леонард, обойдется в двести пятьдесят долларов.
Жена г-на Миккимаусова, Мавра Травматологовна, когда он позвонил ей только что в больницу и сообщил о понесенных из-за нее финансовых потерях, испытала чувство сверхгордости, ибо не каждый день доводится получать по физиономии на такую сумму.
И Барель Нептунович поклялся не расставаться отныне с чудотехникой, способной проучить по первое число даже такую оторву, как его Мавра.
"Если что – барсетка с ядреной начинкой всегда при мне! Пусть кто только пикнет!" – хорохорился Директор фирмы по перепрофилированию нефтедобывающих предприятий в аквапарки и детские развлекательные комплексы.
Другой владелец карманного "PSION", тоже "пятерки", Анальгам Кокаинович Упсавитский подвизается соучредителем нескольких медицинских кампаний, специализирующихся на переработке героина в аспирин. Он заполучил компьютер от любимой тещи на ее посмертные именины, которые случились два месяца назад. С тех самых пор он стал регулярным клиентом сервисной службы "Galaxy Traiding".
Дело в том, что Анальгам Кокаинович не может уснуть, если не примет ванну с пеной на основе мыльного корня по рецепту Бабушки Агафьи. А отмокая в ней, он, чтобы не закемарить и не утонуть, пристрастился резаться на "PSION" в "Black Jack" и "Chess" и, раз за разом проигрывая, неотвратимо слабеет и дрыхнет. При этом сам г-н Упсавитский удерживается на поверхности, а вот "PSION" выпадает из рук, и на утро Анальгам бежит к мастеру Леонарду реанимировать утопленника.
Не брать его на водные процедуры Кокаинович тоже никак не может, ибо твердо убежден, что тогда точно захлебнется. Компьютер, горячился г-н Упсавитский, закатывая глаза и сверкая белками по сторонам, принимает удар на себя – сам идет ко дну, оставляя хозяина на плаву.
"А пятидесяти долларов на откачку верного товарища мне не жалко! Жизнь – она подороже будет!" – кудахтал героино-аспириновый деятель, провернувший на досуге сделку с бывшим ответственным товарищем Совета Безопакостности Новой Великой России, а ныне видным деятелем мифического Содружества Независимых Государств (СНГ), по переводу его наркозапасов, сколоченных за время непосильного труда на руководящих постах Министерства Внутренностей, в безопакостное медицинское русло.
Ничего нельзя предусмотреть заранее, будь ты хоть семи пядей во лбу. Я глубоко убежден, что и ПРОЧИЕ заправские возможности карманного компьютера по сей день остаются за кадром. Они откроются цивилизации только опытным путем, благодаря таким суперпользователям, как г-да Барель Нептунович Миккимаусов и Анальгам Кокаинович Упсавитский.
* * *
Вот и в привокзальном кафе "Перед смертью не наквасишься" тоже произошли непредвиденные события.
Макарыч, казалось бы, плавно завершал предкомандировочное мероприятие, на душе у него было легко и свободно. Моча и Герцогиня трепыхались на полу в плановом припадке. Старый матрос Димон готовился выдать Гибельбабе сногсшибательное романтическое признание.
Словом, все шло своим чередом, как вдруг в этот благостный момент в кафе ворвалась, словно фурия, Димоновская Инка. В левой руке она держала спортивную сумку с двухпудовой гирей, а в правой – канистру из-под бензина.
Оторвавшись от пола "a la Тамара Быкова", крутая морячка левой коленкой заехала бойфренду в подбородок, а правой – Макарычу в ухо. Они рухнули, как подкошенные, на Мочу и Герцогиню.
Сумка опустилась на жбан Гибельбабы, и барменша свалилась под барную стойку. Ощерившись бедной беременной японкой, выброшенной волной к бесплатному Курильскому роддому, Инка откупорила канистру и облила пульсирующих на полу пахучей жидкостью.
Посетители забегаловки разбегались как тараканы. И совершенно напрасно!
Бестрепетная морячка неожиданно успокоилась, поставила канистру на пол, защелкнула вентиль, достала из бюстгальтера фляжку из акульей кожи с гравировкой "Матросу Димону от дочери Флотилии Акулины на память о морских и мирских болтанках" и сделала затяжной глоток.
Гибельбаба бодала стойку. Макарыч и Димон по-пластунски отползали вглубь помещения. Моча и Герцогиня сомкнули зады в борцовском партере.
Все ждали дальнейшего страшного развития событий, а его-то и не последовало! Прищучив флагмановского "Ночного десанта" "Старым Мельником" из Димоновой кружки, Инка швырнула на барную стойку мятую сотню и неспешно удалилась, царственно прикладываясь к фляжке.
На свете случаются странные вещи...
Макарыч встал и, шатаясь, побрел к стойке. Димон на четвереньках вправлял челюсть и мычал. Моча и Герцогиня пытались придать бывалому матросу положение мачты, но в результате сами шлепались карасями о палубу. Гибельбаба, зафиксировав подбородок на стойке, исступленно сверкала мигалками. Наконец, убедившись, что скоропостижная гостья и взаправду испарилась, барменша привокзального кафе вынырнула на поверхность и принялась исповедываться корреспонденту Радиорубки Американской Парфюмерной Фабрики "Свобода".
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
– У меня была очень странная мать. Она приводила домой мужиков. – Гибельбаба таинственно вздохнула и томно закатила вежды. Макарыч сочувственно поинтересовался.
– А что, мужики приходили с пустыми руками?
– Не то чтобы с пустыми, но с грязными – это точно. Мать страшно не любила чистюль. Мой отец был брезглив до безобразия. Когда уходил на работу, а трудился он сварщиком канализационных систем, то всегда обвязывал свой детородный орган марлей. Дескать, чтобы канализационные микробы не доставали.
А по возвращении домой снимал марлю и напяливал на член целлофановый пакет. Так, объяснял он, следует защищаться от домашних вампиров, то есть от матери и меня.
– А в чем проявлялся Ваш с мамой вампиризм, батюшка не пояснял?
– Он утверждал, что его кровь отсасывается через унитаз, в котором нами установлен вампирический насос.
– А какого цвета была кровушка у Вашего родителя? – Макарыч по ходу разговора открыл краник и "Старый Мельник" весело забулькал в припаркованную кружку.
– Да я так до сих пор и не выяснила. – Гибельбаба на правах хозяйки бара вернула краник в исходное положение, слила пену в нагрудной карман журналиста с томящимся мобильным инвалидом, установила кружку в наклонную позицию и открыла краник. – Дело в том, что происходит папаня из почтенного дворянского рода князей Нечистотовых, то бишь из крепостных Владимирской Грабернии. Стало быть, крови он должен быть голубой. А с другой стороны, его дед и тезка Виконт в гражданскую войну воевал на стороне не то Колчака, не то Бисмарка.
А я слыхивала у стойки от одного историка-сифилитика, такого же забулдыги и кальтенбрунера, как Вы, что у большевиков группа крови совпадала по цвету с флагом Парижской Коммуны, раскрашенным, как известно, в два тона – красный, пурпурный и малиновый.
Ну так вот, к чему это я. – Гибельбаба отработанным движением отправила клиенту готовый к употреблению сосуд. Кружка прильнула к печенке репортера и лизнула ее леденящей влагой. – Однажды отца укусили в задницу две осы одновременно. Они находились в брачном периоде и нуждались после утомительного секса в основательном витаминном подкреплении.
Так прямо на жопе и сдохли! Да еще провалились вглубь. А в ней чудесным образом воскресли, так как набрели на что-то супертонизирующее. Словом, разгулялись они в батиной попенции в разнос и жужжали до тех пор, покедова маман не выковырила их антенной от спидолы.
Макарыч поспешил вернуть беседу в первоначальное русло.
– А в какой части унитаза был Вами с матушкой установлен, по мнению главы семьи, вампирический насос?
– В сливном бачке, – опрометчиво живо отреагировала дочка и подозреваемая.
– Виконт Нечистотов не обманывался! – убежденно пригубил "Старого Мельника" Макарыч. – По моим наблюдениям, именно сливной бачок унитаза составляет сердцевину всякого жилья и является главным источником подпитки домашних вампиров.
Мой приятель Байконур Люфтганзович Атавизмов с улицы Гарибальди, тоже выходец из римских легионеров, содержал в сливном бачке аквариум. В результате слива воды после посещения уборной одним из членов семьи рыбки трепыхались в бачке, как шары в ящике спортлото.
Они регулярно дохли, и это приводило Байконура в неописуемый экстаз. Приятель бахвалился мне, что чувство, переживаемое им в тот момент, сродни битве за освобождение Юга Италии и полету в космос.
Воинственное ощущение вполне объяснимо, ибо проживать на улице имени отважного итальянского генерала и не испытывать желания выступить с ним в походе "Тысячи" с шашкой наперевес попросту невозможно. Но я никак не мог взять в толк, причем здесь космические эмоции. И только недавно выяснилось, что в глубоком детстве Люфтганзович свалился вниз головой с верхнего багажного отсека купейного вагона.
Его туда заткнула мать, чтобы он не мешал ей бегать в соседнее купе к отставному вояке, жена которого, в свою очередь, всю дорогу от Феодосии до Москвы носилась со знатным симферопольским колхозником в вагон-ресторан подкрепляться беленькой.
В больнице матушка втолковывала годовалому Байконуру, находящемуся в коме, что он должен ползти по стопам своего отца Люфтганзы – вольного поволжского батрака из кельтских авиационных племен, и стать космонавтом, дабы оправдать выделенное ему имя, а предполетную подготовку следует начинать загодя, с младенчества, в условиях, максимально приближенным к боевым.
Исходя из этого, родительница рассматривала полет с верхней полки багажного отделения купейного вагона как важное тренажерное упражнение.
Не знаю, насколько часто повторялись подобные акробатические трюки, – Макарыч плотоядно отхлебнул "Старого Мельника", – но только к восемнадцати годкам Байконур Люфтганзович превратился в окончательного оригинала.
Он развлекался тем, что швырял с пятого этажа яйца в прохожих, а еще любил шастать по соседним домам, наделать перед квартирой кучу, позвонить и удрать, оставив на месте записку: "Извините, что ТАК вышло. Искренне Ваш, Граф Рауль Синяя Борода". – Макарыч уныло потер подбородок с омерзительной седой трехдневной щетиной. – Другой мой славный друг Сосуд Прикладович Наколкин из Хитровского переулка выращивал в сливном бачке унитаза бутылку с водкой. Он закатывался в сортир якобы по нужде, а выползал оттуда уже на бровях.
Когда супружница Дульцинэя Бандеролевна раскрыла "преступление", Сосуд перенес хранилище в мусорный бак на лестничной площадке, но пузырь никак не желал вписываться в специально выдолбленный им проем и сваливался нежданным подарком в дворницкую к Зловонию Перегаровичу Дармопитову.
Тогда Сосуд стал укладывать "беленькую" в квартирный почтовый ящик и регулярно забрасывал его угрожающими письмами, чтобы иметь повод спускаться вниз, в парадную, якобы за страшной корреспонденцией.
Основательно подкрепившись из своего пересылочного ларчика, Прикладович всякий раз возвращался с очередным жутким посланием, увещевая Дульцинэю, что "негодяй" действует сверхосторожно и поймать его за руку невозможно, так как цидулки рассовывает по ячейкам почтовый рассыльный.
Фантазия Наколкина не знала границ. Так, в канун очередных Выдуров в Государеву Думку он смастерил и подкинул себе в ящичек письмецо с заверениями "протереть через терку твой никчемный член и лишить невинности страхолюдину-жену, если Вы опять не явитесь на избивательный участок и не проголосуете за криминально-паразитическую партию стойкого Депутгада Жиростара Острорыловича Шизокрылого". Столь многообещающие посулы привели к тому, что супруга и старая дева Дульцинэя Бандеролевна, страдавшая с самого начала дистанционно-половой семейной жизни прорастанием передних корешков спинного мозга в тазобедренный сустав, решительно переоделась старой грязной нищенкой и встала с протянутой рукой у почтового ящика местного отделения связи, чтобы схватить за руку подлого брехуна, обнадеживающего несбыточными намерениями стереть с нее мерзкое клеймо.
