Текст книги "Безупречный элемент (СИ)"

Автор книги: Ирина Северная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 41 страниц)

– Тогда давайте рискнем, – сказала Фреда. И тут же сникла. – Но вот тут и возникает основная трудность. Нужно что-то, принадлежавшее маме…

Лео развернулся и, ничего не говоря, скрылся на кухне. Он вернулся, держа в руке кухонный нож. Расстегивая на груди рубашку, произнес:

– Я отвернусь, зрелище не для слабонервных.

Фреда удивленно посмотрела на Мэдисон, а та была спокойна, словно знала, что сейчас произойдет и просто ждала, с нежной грустью глядя на вампира.

Было видно, что Лео взялся за рукоятку двумя руками, поднес острие к левому боку, ниже сердца и сделал резкое движение на себя, а потом еще одно вправо. Словно сотворил ритуальное сэппуку.

Фреда и Метте вскрикнули, а на пол обильно закапала кровь. Никто не видел, что дальше делали руки Лео, пока сам он стоял, запрокинув голову вверх, а мышцы спины его напряженно перекатывались под тканью рубашки. Потом вампир чуть расслабился, оглядел себя, запахнул полы рубашки и повернулся снова. На рубашке слева расплылось большое красное пятно, а в руке Лео держал прямоугольный предмет, напоминающий портсигар, густо покрытый темной кровью. Глаза Фреды расширились от ужаса и чего-то, схожего с благоговением.

– Она всегда была со мной, – просто сказал вампир. Он обтер предмет полой рубашки.

– Это… там ее прах? – прошелестела Фреда. – И ты носил его в себе? Все эти годы?

Вампир только пожал плечами.

– Я уже мало чему могу удивиться, но это… – подал голос Эйвин.

– Ну, чему здесь удивляться? Все очень практично, – усмехнулся Борегар. – Плоская герметичная капсула из сплава платины, титана и еще кое-чего, с повышенной устойчивостью к коррозии, прочная. Очень удобно, плюс дополнительная защита сердца от желающих проткнуть меня карандашным огрызком.

Все присутствующие онемели, забыв, казалось, обо всем, кроме того, что только что с ловкостью Копперфильда проделал Лео. Только призрачная Мэдисон совсем не была удивлена.

– Позер и вечный мальчишка. Обожает эффекты, – услышала Фреда слова матери. – Думаю, в том, что я еще как-то связана с этим миром, отчасти и его вина. Или заслуга. Мой странный прах жил в его груди, купаясь в немертвой крови. Плюс эта недосказанность, незавершенность… Он держал меня здесь и не давал уйти…

Спойлер

– Мне в голову подобное не могло прийти, – проговорила Фреда, качая головой. Она оглянулась на брата и тот, ответил ей взглядом, выражавшим согласие и высшую степень потрясения. – Надеюсь, у нас еще будет возможность все это переварить. А сейчас, пожалуй, пора…

Она подошла ближе к Эйвину, остановилась напротив него.

– Ну, вот, кажется, мы действительно к чему-то подошли, – произнесла, глядя в глаза брату. – Все так странно и так… неправильно. Или наоборот – все так, как и должно быть. Если у меня больше не будет возможности что-то сказать тебе, то говорю сейчас. Ты замечательный, необыкновенный и я хочу, чтобы ты был счастлив.

Эйвин смотрел на сестру, не в силах ничего вымолвить. Они прощались, едва узнав друг друга, и помешать этому он не мог.

– Мне кажется, исполнение моего желания насчет Эйвина зависит еще и от тебя, – Фреда улыбнулась Метте, стоящей рядом с братом. – И спасибо тебе за все.

Та в ответ кивнула, быстро заморгала, отводя взгляд светлых глаз.

– Эйвин, дай свой амулет, – обратилась Фреда к брату. – Буду импровизировать, как и говорил Матиас, – пояснила она, видя вопросительные взгляды, устремленные на нее, – кстати, Метте, поблагодари их всех еще раз за неоценимую помощь.

Фреда подняла свой Custos, держа его на ладони. Эйвин приблизил треугольник, разжал пальцы и оба амулета, как намагниченные, соединились с легким металлическим щелчком, причем треугольник неведомым образом пластично изогнулся, плотно, без зазоров располагаясь внутри чуть выпуклой «чаши».

– Я думаю, что тебе эта штука больше не нужна, Эйвин, – прокомментировала Фреда, разглядывая полученный из их Custos’ов единый символ. – Но, если у нас все получится, ты взамен обретешь сильную защиту, какая только может быть у того, кто решится жить в этом ненормальном мире как обычный человек. А мне кажется, что именно этого ты и хочешь. Созданный эгрегор будет действовать всегда, а ты останешься в его кругу.

– Ну, а если у нас ничего не выйдет, – продолжила Фреда, – то ты избавишься от странного, непредсказуемого кровососущего предмета, который не сможешь выбросить и будешь хранить всю жизнь, не зная, что с ним делать. Когда-нибудь его могут найти твои дети. А ты ведь знаешь, чем кончаются неосмотрительные игры с этой штуковиной.

Шутка получилась из разряда «черного» юмора, но Эйвин улыбнулся.

– Сестренка, – отозвался он, – я чувствую твой настрой. У тебя все получится. У нас все получится, – добавил он. – Действуй.

– Вы должны уйти, – сказала Фреда, обращаясь к брату и его подруге. – Сейчас.

Никто не стал спорить. Метте быстро пробралась к двери, отодвинула задвижку. Прощанием стало обмен взглядами и кивками. Фреда заметила, что Эйвин особенно пристально посмотрел туда, где стояла их мать. Призрачная Мэдди улыбнулась и прикрыла глаза, пряча за ними печаль.

Эйвин с Метте быстро выскользнули из дома.

– Так, – выдохнула Фреда, пытаясь сдержать рвущиеся слезы. – Что мы имеем – лабиринт, четыре элемента и это, – она приподняла ладошку с лежащими на ней объединенными амулетами.

Лео и невидимая для него Мэдди смотрели, не вмешиваясь больше.

Фреда наступила в лабиринт, установила чашу в самый центр, там, где пересекались диагонали внутри квадрата. Светящиеся линии замерцали и особенно ярко в точках, где прямые визуально касались краев маленькой чаши.

– Элементы – это мы четверо. Рейн-Земля, – пробормотала она. – Лео, подтащи его сюда, ближе и дай-ка мне нож. Сам пока не заходи за рисунок.

Вампир потянулся к ней, передавая нож и стараясь не наступать в лабиринт. Затем легко переместил тело Вагнера ближе к девушке. Фреда подхватила Рейна подмышки и поместила его так, чтобы он лежал на одном из углов квадрата. Она взяла его руку, поколебавшись миг, поднесла нож к холодной ладони и провела лезвием. Кожа разошлась от пореза, но… рана выглядела так, словно она рассекла замороженную рыбу – бесцветная плоть, без единой капли крови. Фреда в ужасе уставилась на руку Вагнера.

«…пустая, бессмысленная оболочка…»

– Он полностью обескровлен, – проговорила она, едва ворочая языком. Фреда перевела беспомощный, полный отчаяния взгляд на Лео. – Как такое возможно?

Тот лишь покачал головой.

– Не сдавайся, – прошептала Мэдисон.

Фреда на миг задумалась, вспоминая все, что рассказывал ей Вагнер. Он упомянул тот знаковый визит к отцу, когда уже стал вампиром. Тогда Игнациус еще отдал ему капсулу с его человеческой кровью, велел хранить ее.

Сделав глубокий вдох, Фреда аккуратно положила руку Рейна на его грудь и достала из-за пояса джинсов свернутый в трубочку кусок картины. Ножом аккуратно расцарапала бурую краску на холсте.

– Безумная мысль, но я думаю, что это не просто краска. Это кровь Вагнера. Его человеческая кровь, – говорила она. – У меня нет доказательств, но я уверена, что права. Лео, можешь это как-то… почуять?

Она протянула ему кусок полотна. Вампир вздернул бровь, брезгливо и с недоверием поднес лоскут холста к носу и втянул воздух. На его лице отразилось удивление.

– Да, ты права, здесь примешана человеческая кровь, очень старая, но в составе краски ощущается ее наличие. Но я не могу сказать, принадлежала ли она Вагнеру, – добавил он, возвращая ей холст.

Но этого и не требовалось, она удовлетворенно кивнула и стала соскребать с полотна краску, ссыпая крупицы в чашу.

– Он смешал кровь с краской и нанес на ту часть полотна, где нарисована земля, – бормотала Фреда.

Закончив, выпрямилась.

– Так. Видимо, мои фокусы со светящимися шарами дают основания предполагать, что я – Огонь, – прокомментировала она и, не колеблясь, провела лезвием ножа по своей ладони, сжала пальцы и сцедила немного крови в чашу, смешивая ее с крупицами «краски».

– Мэдисон – Воздух. Вскрой капсулу с прахом, – обратилась она к Лео. Увидев, как напряглось его лицо, добавила мягко, – так надо, прошу…

Контейнер с прахом был герметично запаян, чтобы открыть его, Борегару пришлось импровизировать, используя подручные средства и свою вампирскую силу, в результате чего в корпусе капсулы удалось бережно проделать отверстие.

– Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – сказал он, подавая контейнер. При этом глаза его снова устремились туда, где стояла невидимая для него Мэдди.

– Эта фраза – просто классика жанра. Без нее никуда, – отозвалась Фреда, с уважением и деликатностью принимая из рук вампира предмет, который очевидно значил для него, больше, чем можно себе только вообразить.

– Мама, встань сюда, – она указала Мэдди на один из углов квадрата, слева от Вагнера.

И почему-то совсем не странно называть мамой призрак женщины, которая к тому же выглядела не старше ее самой.

Фреда легко встряхнула контейнер над чашей, и в нее посыпалось что-то голубоватое и шелковистое, как звездная пыль. И почти столь же невесомое и эфемерное, как частицы воздуха.

Фреда задержала дыхание, благоговейно глядя, как прах смешивается с ее кровью. Затем вернула контейнер Лео.

– Теперь ты, Лео. Ты – Вода. Твоя кровь. Добавь ее и вставай сюда, – она проследила, как вампир невозмутимо прокусывает запястье, дает стечь нескольким каплям крови в чашу и занимает место на противоположном конце одной диагонали с Мэдисон.

Вся их кровь смешалась с крупицами «краски» и тут же стала исчезать, словно впитываясь в металл, а лабиринт засветился ярче.

– Моё время, – прошептала Фреда и встала на угол квадрата, напротив лежащего на полу Вагнера.

Контуры лабиринта на полу уже не просто светились, они пылали, прорезая темноту комнаты восходящими потоками сияния, которые в точности повторяли рисунок на потолке, образуя светящийся столб.

Диагонали, соединявшие Эрика и Сьюки, Вагнера и Фреду сияли ярче, чем все остальные линии, по ним пробегали всполохи, на которые невыносимо было смотреть. Окружавший квадрат рисунок вибрировал на невыносимо низкой ноте, что заставляло стискивать зубы.

Под усиливающийся гул и вибрацию, сотрясавшую пол под ногами, за одно невообразимо краткое и в то же время нескончаемо долгое мгновение, Фреда успела увидеть, как расширились глаза Лео, устремленные туда, где стояла Мэдисон.

А затем Рейн, дернувшись всем телом, вдруг резко перевернулся на бок, оперся на руки и поднялся во весь рост. Фреда открыла рот в немом крике, когда он повернул к ней незрячее лицо…

Внешний контур лабиринта загорелся живым пламенем, окончательно отрезая выход наружу и замыкая всех в себе. Ослепительная вспышка разорвала пространство маленькой комнаты и, накрыв волной невыносимого света и жара, поглотила всё.

***

Покинув домик, Эйвин крепче сжал узкую ладошку Метте и потянул ее в сторону старой пожарной вышки.

– Куда ты? Что задумал? – Метте задала вопросы без малейшего намека на недовольство, наоборот, в ее тоне звучал явный азарт и нетерпение.

– Подождем поблизости, пока все не закончится, – сказал юноша, таща Метте за собой.

Они быстро взобрались по шаткой лестнице на самый верх колокольни, и присели прямо на грязный и мокрый дощатый настил, опираясь спинами на ограждение.

Темный колокол пел, чуть заметно раскачиваясь, и Эйвин с Метте какое-то время просто смотрели на него, подняв головы вверх.

Потом парень повернулся к спутнице, решительно сжал ее плечо и притянул к себе. Лица приблизились, глаза смотрели в глаза, дыхание смешалось, и Эйвин впился губами в рот Метте.

Она ответила на поцелуй, просунув язычок между его теплыми настойчивыми губами, одновременно успокаивая и волнуя еще больше.

Эйвин, не прекращая поцелуя, поменял положение, вставая перед Метте на колени и прижимая ее к себе крепче.

Они целовались так, словно отчаянно хотели утопить в ласках все свои страхи. Они сжимали друг друга в объятиях, ища убежища и утешения.

Теплая кожа молодой женщины пахла мятой, короткие рыжие завитки волос были мягкими и приятно щекотали ладони. Эйвин почти не чувствовал ее эмоций, только слабый отклик, достигавший глубины его восприятия.

Они увлеклись, забыв обо всем, скользя руками по телам, издавая вздохи и нетерпеливые стоны. Вдруг Эйвин замер и отстранился, основательно озадачив Метте столь резкой переменой в его настрое. Она заглянула в лицо юноши, увидела невидящие глаза, устремленные в никуда. А Эйвин, будто напрочь забыв про нее, стал медленно подниматься на ноги.

Метте потрясенно наблюдала за парнем, вставая следом за ним.

Первое, что они увидели – земля вокруг дома вдруг стала вспухать бороздами и выстреливать вверх комьями, словно взрывалась изнутри.

Метте и Эйвин, словно по команде повернули головы, и теперь уже наблюдали, как посреди расположенного неподалеку пруда, взвился вверх огромный фонтан воды.

Одновременно с этим поднимался и усиливался ветер, смерчем закруживший в районе маленького участка, на котором стоял домик.

Внезапно раздавшийся оглушительный звук заставил Метте с воплем подпрыгнуть, а Эйвина выругаться сквозь зубы, инстинктивно хватая руку девушки и притягивая ее к себе.

Их обдало таким нестерпимым жаром, словно совсем рядом разорвало доменную печь. Огненный столб взметнулся в вечернее небо. Яркие, оранжевые, как заря в небе языки пламени плясали выше пожарной колокольни.

Эйвин и Метте отпрянули назад, не сводя наполненных ужасом глаз с того места, где еще пять минут стоял маленький дом, а сейчас полыхал гигантский пожар, излучавший не только нестерпимый жар, но и противоестественную мощь.

– Господи… Боже… – прошептал Эйвин одними губами

Пожарный колокол за их спинам резко дернулся, издавая протяжный чистый звук, и стал набирать амплитуду, раскачиваясь все сильней и быстрей.

С противоположного конца деревни, крича и размахивая руками, уже бежали люди, а в воздухе разливался непрерывный тревожный колокольный перезвон…

Эпилог

Эпилог

Эта сущность восходит от земли к небу и вновь нисходит на землю, воспринимая силу высших и низших (областей мира).

Так ты обретаешь славу всего мира.

Поэтому от тебя отойдет всякая тьма.

(Из текста Изумрудной скрижали)

Полоска рассвета прочертила сияющий контур над горной грядой, отделяя темную громаду скал от начинавшего светлеть неба.

Белые льняные шторы надувались парусами от влетающего в приоткрытое окно ветра. В конце мая ночами здесь еще очень холодно, и прошедшая ночь не стала исключением. Комната успела изрядно выстыть, и температура в ней сейчас мало отличалась от уличной. Но двое лежащих на большой кровати не чувствовали никакого холода. Они тесно прижимались друг к другу и спали крепким сном счастливых людей. Под толстым мягким одеялом тела делились взаимным теплом: ее спина к его груди, ноги переплетены, рука мужчины обнимала выпуклый живот женщины, чувствуя ладонью легкое шевеление новой жизни.

Эйвин невольно заулыбался, зарываясь носом в короткие завитки рыжих волос жены. Её кожа как всегда пахла мятой, а еще чем-то мирным, леденцово-сладким. Новый тонкий аромат Эйвин заметил примерно тогда, когда малыш в ее животе заявил о себе уверенными толчками. Это был аромат спокойствия, так пахли безмятежные детские сны и редкие минуты умиротворения в жизни взрослых.

Метте постоянно жарко и душно, и она засыпала только с открытым окном. Эйвин не против ночевать хоть на леднике, если она будет рядом, и он сможет охранять покой ее и их будущего ребенка.

Молодой человек тихонько погладил обнаженный живот Метте под задравшейся футболкой, чувствуя жар, идущий от кожи жены. Как от печки, в самом деле. Возможно, беременность обострила проявление каких-то признаков, говорящих о ее принадлежности к роду людей-волков.

Или же события, произошедшие полтора года назад, повлияли на них, затронув неведомым образом.

В опалившем их тогда огне что-то умерло, но и родилось вновь.

Эйвин нежно накрыл рукой маленькую, ставшую очень чувствительной грудь Метте. Она зашевелилась, еще не проснувшись, но уже реагируя на прикосновения мужа, чуть изогнулась, теснее прижимаясь к нему.

До рождения малыша оставалось еще три месяца и за это время многое могло произойти, но Эйвин знал, что ничего плохого не случится, потому что тогда в пожаре безвозвратно сгорело еще и что-то очень и очень плохое.

А то, что родилось, даровало им свою вечную защиту.

***

Гористый, покрытый зеленью остров в лазурном море. Золотые песчаные пляжи и дороги, оплетающие небольшую часть суши, согретую солнцем. Белые дома с черепичными крышами и разноцветными ставнями, улыбчивые приветливые люди. Здесь круглый год лето или весна, как в маленьком персональном раю.

Старый человек сидел в кресле на крыльце своего дома с зелеными ставнями и наблюдал, как мимо проходила красивая молодая женщина. Каждый вечер, в одно и то же время, она неторопливо шла по тихой улице, прижимая к себе ребенка в ярком васильковом слинге.

Женщина была высокой, стройной с необыкновенной золотистой кожей, впитавшей в себя, казалось, сам солнечный свет. Волосы незнакомки спадали прямыми прядями на лицо и плечи, длинная ровная челка закрывала брови. У нее самые поразительные волосы, которые старику когда-либо доводилось видеть – невероятно густые, плотные и блестящие, отливавшие жемчужным сиянием. И самые удивительные глаза – зеленые и яркие, как живое море.

Женщина явно была не местной, старик наблюдал за ней только последние месяца три, может чуть больше. Он не знал ее имени, где она жила и куда возвращалась со своей ежедневной прогулки.

На острове круглый год кипела жизнь – отели, съемные виллы и бунгало на любой достаток, санаторий с реабилитационным Центром, куда приезжали со всех концов мира. Всегда полно туристов, которые сновали повсюду, заглядывая в поисках местного колорита даже во дворы частных домов. Но эта женщина вела себя совсем не как туристка. Она всегда нетороплива, безмятежна и почти не смотрела по сторонам.

Старику хотелось знать, как ее зовут, что она делает на острове, куда ходит каждый вечер и когда возвращается. Жизнь была однообразна и скучна для человека, существовавшего в пределах небольшого кусочка суши посреди лазурных вод. Он никогда не покидал это место. Мир сам проникал сюда в виде нескончаемого потока туристов, но эти люди были лишь частью отработанной схемы и не вносили ничего нового, познавательного, кроме привычной суеты.

Размеренные прогулки незнакомки, за которыми он только наблюдал со стороны, также не добавили в существование особого разнообразия. Но все же с ее появлением в ощущениях появилось нечто сравнимое с соприкосновением с какой-то особенной стороной жизни. С чем-то непостижимым, невероятным. С тем, к чему стремится каждая, мечтающая о счастье живая душа, а обретают лишь немногие, избранные.

В женщине ощущалась тщательно оберегаемая тайна. Часть какого-то особенного, замкнутого мира.

В привычное время старик вышел на крыльцо. Сегодня заход солнца над морем особенно красив, и хотя такие заходы здесь совсем не редкость, не грех полюбоваться подобной красотой еще и еще раз.

Он увидел незнакомку в привычное время. Она шла, склонившись к ребенку. Волосы скрыли ее лицо, старик видел тонкие, покрытые золотисты загаром руки, ласково обнимающие дитя. Выше среднего роста, одетая в белый топ, длинную узорчатую юбку из тонкой летящей ткани и сандалии на плоской подошве, она двигалась вниз по улице привычным путем, не глядя по сторонам.

Но, поравнявшись с домом, где на крыльце сидел старик, женщина вдруг подняла голову, повернулась и, улыбнувшись, кивнула пожилому мужчине, как старому знакомому. Он не сразу понял, что незнакомка обратила на него внимание, а поняв, просиял в ответ. Она прошла дальше, и скоро скрылась из виду. А старик, вместо того, чтобы встать и отправиться в дом, остался сидеть на крыльце. Он решился, наконец, дождаться момента, когда девушка будет возвращаться обратно.

Ждать пришлось не так уж и долго.

Женщина возвращалась, держа под руку высокого, стройного мужчину. Прильнув к своему спутнику, незнакомка склонила голову ему на плечо. Старик задержал взгляд на ее волосах, которые сейчас заливал свет заходящего солнца, добавляя жемчужному сиянию пламенных оттенков. Мужчина нес ребенка, бережно прижимая маленькое тело к груди. Время от времени он наклонялся и касался губами волос женщины. А она улыбалась, излучая абсолютные счастье и покой.

Казалось, эти чувства окутывали всех троих, вились за ними легкой дымкой, окружали, обволакивали и защищали этих людей, не позволяя ничему постороннему проникнуть внутрь их особенного маленького мира.

Старик следил за прохожими, поджидая момент, когда они будут проходить мимо, и он сможет их поприветствовать. Ему хотелось что-то сказать этим людям и услышать их слова в ответ. Или просто увидеть ответные улыбки и легкие наклоны головы. Почувствовать еще раз эту безмятежную радость, что они втроем излучали.

Они приближались, и женщина, заметив, что старик смотрит на них, что-то шепнула своему спутнику. Тот кивнул и слегка повернул голову. Глаза мужчины были скрыты темными очками, но старик понимал, что на него смотрят и довольно громко сказал:

– Доброго вечера вам!

– И вам, – хором ответили женщина и мужчина и приветливо кивнули, проходя мимо.

– А какой сегодня закат! Такую красоту редко, где увидишь, – вслед им добавил старик.

Женщина как-то сжалась на мгновение, потом чуть повернулась и послала в ответ улыбку, в которой пожилой мужчина заметил грусть. Она теснее прижалась к своему спутнику, а тот снова поцеловал ее, словно утешая. Но к старику не повернулся и ничего ему не ответил.

Это не было невежливостью или нежеланием общаться со скучающим надоедливым и любопытным пожилым человеком. Просто невольно было задето что-то, чего не следовало касаться.

Улица, петлявшая между белоснежными домами, утопавшими в зелени и цветах, шла на подъем, и вскоре троица скрылась с глаз. Старик, взволнованный охватившими его противоречивыми чувствами, вздыхая и что-то бормоча под нос, пошел в дом.

***

– Перестань вздрагивать и затаивать дыхание каждый раз, когда речь заходит о том, чего я не могу увидеть, – сказал Рейн. – Сколько можно повторять, я вижу и чувствую больше, чем ты можешь себе даже вообразить.

Держа спящую Леону одной рукой, другой он обнял жену и притянул к себе. Безошибочно нашел ее губы и прижался к ним в поцелуе. Рука его скользнула на затылок Фреды, запуталась в нагретых заходящим солнцем волосах.

Они готовы были стоять так целую вечность, если бы дочь не зашевелилась на плече отца, причмокивая и сопя.

– Проснулась? – тихо спросил Рейн, отрываясь от губ жены.

Фреда глянула на безмятежное личико дочери, уткнувшееся в плечо Рейна, и также тихо ответила.

– Нет, спит. Давай я ее отнесу и уложу.

– Не надо, я сам.

Он уверенно двинулся в нужном направлении, поглаживая дочь по спинке.

Фреда смотрела ему вслед, понимая, что по привычке снова затаивает дыхание и замирает. Каждый раз наблюдая, как муж уверенно и легко передвигается в пространстве, она забывала, что он не может видеть. И каждый раз, вспоминая о его слепоте, снова замирала. А он неизменно это замечал и в лучшем случае беззлобно ругался, в худшем – отмалчивался.

И в голове возникали ничуть не утратившие яркость и четкость картины не такого уж и давнего прошлого.

***

Когда вспыхнуло кольцо, замкнувшее четверых внутри лабиринта, Фреда поняла, что Лео увидел Мэдисон, а Вагнер смог подняться на ноги.

У нее была только тысячная доля мигу, чтобы это заметить и осознать, а дальше пришлось зажмуриться, спасаясь от выжигавшего сетчатку света.

Она еще успела почувствовать чье-то постороннее присутствие, когда ослепляющая вспышка проникла сквозь прикрытые веки и сорвала последние «крепления», удерживавшие ее связь с реальностью.

Фреда сделала шаг над пропастью, и пока что зависла, не достигнув противоположного края. И что-то ввинчивалось в мозг, пытаясь заглянуть в самые потаенные уголки сознания. Туда, где она бережно прятала все самое сокровенное.

Нечто похожее она уже испытывала, когда заставила Вагнера затянуть ее в столб света в Цитадели. Но на этот раз все ощущалось в разы мощнее, и «общение» не было односторонним; с ней вели диалог, требуя предельной честности и откровенности. И Фреда поняла, что больше ничего не нужно скрывать. Не нужно прятаться и бояться.

Перемены произошли, и обратного пути нет.

Менялась она. Менялся мир.

И все же что-то оставалось неизменным. Что-то, что она пронесла в себе и сохранила, как самое ценное во всех Вселенных.

Эта сущность восходит от земли к небу и вновь нисходит на землю, воспринимая силу высших и низших (областей мира).

Так ты обретаешь славу всего мира.

«Великое действо» не обошлось без вмешательства Магистров.

Фреда не знала, как ощущается присутствие Доминис, но была уверена, что на каком-то этапе они оказались рядом и наблюдали. Они не смогли или не посмели вмешаться в происходящее, но хотели убедиться, что их это не затронет, а все тайны останутся тайнами.

Оставаясь единоличными, полноправными правителями Ордена и хранителями его секретов и могущества, Магистры пошли на сделку с теми, кто бросил им достойный вызов.

Человеческая девушка, пусть и наделенная какими-то силами, но не способная их даже осознать, сделала нечто, что казалось невероятным даже Доминис. В отличие от Смотрящих Магистры точно знали, как опасно играть с сущностью Единой Природы и не хотели искушать себя и других. Сотворенное Фредой должно было остаться единственным прецедентом и не повторяться ни для кого и никогда.

Они получили ответы и удалились, оставив свои гарантии. Иметь дело с главами Ордена оказалось куда приятней, чем с их бывшими ближайшими партнерами и помощниками Смотрящими, которые, надо полагать, сошли со сцены безвозвратно.

Для двух миров – человеческого и вампирского – Фреда и Вагнер, кем бы они ни стали в результате изменений, фактически исчезли без следа. Никто не вспомнит о них, никто не станет разыскивать и преследовать. Все старые связи должны быть разорваны безвозвратно. И больше никем, никогда и ни при каких условиях не должно быть предпринято ни одной попытки использовать силу подобных эгрегоров.

Магистрам, безусловно, было известно о созданном эгрегоре. Фреда не знала наверняка, но что-то подсказывало, что осведомленность Доминис в этом вопросе не имела никакого значения. Они все равно никак и никогда не смогут использовать эти знания.

Все, кто участвовал в сотворении эгрегора, навсегда останутся под его защитой и влиянием. Где бы они ни были, и пока на то существует их воля.

А кто же откажется от подобного?

Законы Природы и Бытия не могут нарушаться по нашему желанию. Никакие Доминис и Смотрящие не найдут путей и ответов, если на то не будет высшей воли. Но если появляется неоспоримая даже этими законами необходимость что-то изменить, Природа может пойти навстречу и позволит вступить с ней в тайный сговор.

Ищите пути, рискуйте и добивайтесь, но в случае успеха готовьте плату, потому что ничего не делается просто так.

И цена для каждого своя.

***

Руки Рейна с осторожностью уложили расслабленное тельце дочери в кроватку. Он погладил круглую головку с темными густыми волосами, провел пальцами по теплой нежной щечке, наклонился и поцеловал девочку.

– Ты затаиваешь дыхание, когда наблюдаешь, как я вожусь с дочерью, – без капли раздражения тихо сказал он. – Все еще не доверяешь?

– Не неси чепуху, – также тихо ответила Фреда. – Я наблюдаю, потому что мне нравится смотреть на вас обоих. А дышать перестаю, потому что боюсь спугнуть этот волшебный момент.

До сих пор она стояла у двери, теперь приблизилась к Рейну и встала рядом с ним у кроватки дочери.

– Она похожа на тебя, – сказала Фреда, – особенно, когда спит, такая же серьезная. У нее твои глаза, они как фиалки или темная сирень.

– Ей только исполнилось шесть месяцев, еще рано судить о цвете глаз, – чуть нахмурился Рейн.

– Нет, не рано. Она же твоя, – покачала головой, обнимая мужа.

– Вы обе мои, – прошептал он, обхватывая гибкое тело жены и утыкаясь лицом в ее пахнущие солнцем и ванилью волосы.

Обнявшись, они вышли из детской и, прикрыв дверь, остановились в коридорчике, куда вели двери спален.

Небольшой дом стоял в полсотне метров от пляжа, скрытый зарослями рододендронов и плодоносящих деревьев. Через распахнутое окно гостиной, видное из коридора, проникали звуки прибоя и последние отсветы заходящего солнца.

Рейн развернулся и прижал Фреду спиной к стене, накрывая своим сильным телом. Губы его прильнули к ее губам, захватили в мягкий плен, сначала нежно, неторопливо, затем с все возрастающим восхитительным нетерпением и сладостной требовательностью.

Фреда, не отрываясь от губ любимого мужчины, сняла с него темные очки, и, нащупав рукой стоящий рядом консольный столик, положила их туда.

Фреда скорее почувствовала, чем увидела, как между его бровей пролегла хмурая складка, и он опустил веки.

– Я люблю тебя, – прошептала она ему в губы и провела пальчиком по глубокой морщинке на чистом лбу мужа. – Люблю все в тебе…

Он обнял ее крепче, зарываясь руками в густые волосы, целовал жадно и горячо, вжимаясь в ее тело.

– Нет цены тому, что ты сделала для меня, и слепота столь малая плата за все, что я получил, – шептал он, обдавая дыханием ее кожу. – Видеть тебя было бы для меня наивысшим счастьем. Но знать, что ты всегда рядом, прикасаться и чувствовать тебя – это несравнимо ни с чем. Это наверняка. Не обман зрения, не сон, не мечта и не видение. Это реальность, которую я не променяю ни на что.

Она тихонько шмыгнула носом и срывающимся от переполнявших чувств голосом проговорила:

– Ну да… и очевидные плюсы имеются – ты не будешь видеть, как я старею.

– А ты увидишь, как старею я, – усмехнулся Рейн.

– Ты уже и так старый. Тебе семь сотен.

– Нет, милая, в этом мире я – новорожденный. Для меня многое в новинку. И будь готова к тому, что я, как дорвавшийся одержимый, кое-чем не смогу насытиться никогда. Например, вот этим… – прошептал он, снова захватывая ее губы жадным ртом.

– Или этим… – его руки проникли под тонкий топ Фреды, легли на грудь, и под теплыми ладонями нежные вершинки мгновенно напряглись. Он погладил нежные упругие соски пальцами, касаясь ласково, с мучительной медлительностью, чуть нажимая. С губ девушки сорвался тихий вздох.

Их руки заскользили по телам, и Фреда снова наслаждалась тем, что чувствует тепло кожи любимого мужчины, слышит звук срывающегося от возбуждения дыхания, а его сердце бьется в унисон с ее сердцем – часто и сильно.

Одной рукой он продолжал ласкать ее грудь, второй приподнял подол длинной юбки, и его ладонь распласталась на трепещущем животе жены. Рука проникла под шелк трусиков, опустилась ниже, поглаживая, чуть надавливая, и пальцы скользнули в шелковую влажность.