Текст книги "Безупречный элемент (СИ)"

Автор книги: Ирина Северная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 41 страниц)

На них с сестрой по сути и было совершено «магическое нападение», уничтожившее в детстве их прежнюю жизнь и часть их самих. Но почему-то Эйвин никак не мог считать, что это являлось именно тем «злом», за которое могли отомстить их объединенные в один Хранители.

_________

*obsession diabolique (фр.) – дьявольское наваждение.

Глава 8. Зимний вечер в Ганновере

Зимний вечер в Ганновере

«Секрет сам по себе – ничто. Трюк, на котором он строится – вот что важно».

(к/ф «Престиж»)

Вагнер «гостил» в Ганноверской резиденции Аспикиенсов пятые сутки.

Отправляясь к Смотрящим для доклада еще в Праге, вампир считал себя подготовленным ответить на все вопросы и выдержать любые проверки.

Членов Ордена объединяла единая кровная линия, многократно усиленная магией. Вагнер даже не помышлял о том, чтобы скрыть обмен кровью с Фредой. Он заявил, что девушка ответила категорическим отказом на известие о принятии ее в ряды членов Ордена и бурно отреагировала на решение об обязательном Обращении. Человеческая строптивость, истеричность, непокорность нового адепта и связанные с этим риски для сообщества вампиров стали убедительным объяснением поспешному обмену кровью в обход одного из Смотрящих. Кровная связь была одним из основных способов привязки и контроля, и в таких случаях к нему прибегали без проволочек. Даже не являясь создателем и новообращенным дитя, любой вампир-маг, обменявшийся кровью с человеком, мог чувствовать часть себя в том человеке, и человека – в себе.

Аспикиенсы не выказали видимого недовольства и приняли объяснение. Они подробно расспросили Вагнера о девушке, уделив общему положению дел в Цитадели лишь толику внимания, подтвердив опасение, что Фреда вызвала у них особый интерес.

Отчитавшись, Рейнхард счел, что справился, не выдав своих личных мыслей и тайн. На этом все должно было закончиться, но формальный визит неожиданно затянулся. Смотрящие не торопились отпускать Вагнера, а затем заявили, что он отправляется с ними в их резиденцию в Германии под Ганновером. По прибытии на место сообщили, что Фреда исчезла в неизвестном направлении, и ее обязательно нужно найти и вернуть.

Несомненно, о побеге Фреды им стало известно еще в Праге, но там они ничего Вагнеру не сказали.

Согласно первоначальному плану, Метте должна была вывезти Фреду из страны и переправиться через границу. В этом случае девушки проследовали бы по территории Германии, и Аспикиенсы вполне могли узнать направление движения беглянки, используя магию. Но, видимо, где-то ее след терялся, и теперь Фреду можно было найти, только подключив кровную связь.

Рейнхарду оставалось надеяться, что девушки успели укрыться в безопасном месте, и кроме этой туманной надежды у него не было ничего. На время визита к Аспикиенсам запрещалось пользоваться любыми видами связи и исключались все светские контакты с внешним миром, поэтому все эти дни Вагнер не мог связаться с Метте,

И хотя ему страшно не терпелось узнать, как обстоят дела Фреды, он был не против задержаться возле Аспикиенсов и подробнее узнать их планы. По крайней мере, сейчас он точно знал, что Фреда покинула Цитадель и страну, ускользнув от Смотрящих.

Вангер рисковал открыться, дать почувствовать свои истинные эмоции, в том числе и по отношению к Фреде. Аспикиенсов не шокировало бы известие о том, что Регент переспал с человеческой девушкой, они и не исключали такой вариант. Смотрящие ничему не удивлялись и ничего не осуждали, они просто делали то, что считали правильным и необходимым. Все прочее, если оно не являлось помехой их планам, они просто игнорировали или уничтожали без раздумий и колебаний.

Сородичи всегда потакали своим инстинктам, используя для этого людей.

Правящая верхушка Ордена исключением не являлась. Древние маги-вампиры, давно утратившие тонкости человеческого восприятия и не обремененные нравственными условностями, к поиску подходящих объектов для удовлетворения своих нужд подходили крайне рационально.

За тысячелетия Смотрящие словно превратились в одно триединое существо. Их потребности и желания чаще всего совпадали по времени и силе, а посему достаточно найти одну женщину, от которой можно получить и питание, и секс всем троим одновременно. Так проще и надежней. Чаще всего после таких «групповых упражнений» жертва не выживала, но одна жертва – не три. Аспикиенсам, видимо, казалось, что таким образом они поступают более целесообразно, разумно и… гуманно.

Представив, что на месте подобной жертвы вполне могла оказаться Фреда, Вагнер в полной мере осознал, насколько сложно будет сохранять сдержанность, находясь длительное время под пристальным наблюдением и контролем своих Покровителей.

***

Через французские окна эркера видна покрытая снегом лужайка. Вдалеке, по периметру обширного участка горят фонари, освещая сегменты внушительного и замысловатого ограждения из кирпича и толстых металлических прутьев.

Эркер занимал всю стену в просторной, со вкусом обставленной комнате, освещенной тремя настольными лампами на консольных столиках. Еще одним источником света была толстая свеча в массивном подсвечнике, водруженном на середину круглого стола, расположенного в пространстве эркера. Белая мраморная столешница крепилась на массивную центральную опору в виде огромного кубка из старой бронзы, украшенного сложным узоров из переплетенных символов.

Свеча служила не для того чтобы добавить обстановке уюта и подчеркнуть очарование зимнего вечера. Зачарованная древней магией, она являлась поглощающей силой, которая заставляла всё, что будет произнесено за этим столом, оставаться здесь и не быть никем услышанным и узнанным.

За столом сидели четверо мужчин. Трое Смотрящих походили друг на друга: одинаково противоестественно гладкие, бледные и неподвижные лица, немигающие, словно мертвые глаза. Четвертым был Вагнер, и он выглядел в этой компании, как очевидно правильный ответ в тесте на определение «лишнего элемента».

– Рейнхард, надо отметить, что в данной ситуации твое поспешное решение создать связь со строптивой девчонкой, оказалось очень своевременным, – сказал один из сидящих за столом – темноволосый, одетый в идеально сидящие черный пиджак, серые брюки и ослепительно белую рубашку. – Поэтому ты и здесь. Приступай к поиску немедленно. Используй любую магию, если нужно. О последствиях можешь не волноваться. Доминис мы берем на себя, они ничего не узнают. Владык не стоит волновать и посвящать во все наши хлопоты.

«Наши хлопоты? Так Доминис не в курсе того, что вы затевает? Интересно, чего вам стоит держать в секрете свои замыслы…» – пронеслась где-то на периферии сознания крамольная мысль, и Вагнер тут же отогнал ее.

Рядом со Смотрящими легко стать вампиром-параноиком с манией преследования, постоянно ожидания ментального контроля с их стороны. Однако процесс подключения к сознанию не был беспрерывным, и это давало возможность научиться отслеживать его.

Рейнхард сосредоточился на происходящем за столом.

Доброжелательность тона и спокойствие речи Смотрящего, которого звали Кассий, никогда не обманывала Регента

Именно Кассий был Создателем Вагнера, и за семь столетий их родства Рейнхард научился хорошо понимать своего Сира и остальных Аспикиенсов.

Любые эмоции были для древних вампиров-магов редкостью, поэтому предавались они им с особым наслаждением, смакуя каждый нюанс, как изысканное лакомство. Если они позволяли себе гневаться, то это было из разряда «умри все живое и неживое». Потеря чувств практически ничем не компенсировалась, потому они пользовались любой возможностью ощутить хоть что-то. Сейчас Кассий был в состоянии контролируемого азарта, как затаившийся в засаде охотник или хищник.

– Я найду ее, – твердо заявил Вагнер. – Девчонка никуда не денется.

Он старался сохранять невозмутимость, кожей чувствуя вибрации силы, что скапливалась в комнате, ощутимыми покалываниями оживляла отмершие нервные окончания и свивалась в энергетические жгуты, предупреждая о недопустимости быть пойманным на лжи, укрывательстве или неподчинении.

Спросить напрямую, какую судьбу уготовили Смотрящие Фреде, Вагнер не спешил. Гораздо больше можно прояснить в процессе беседы, наблюдая и слушая. Ясно одно – интерес Аспикиенсов к Фреде вызван не просто любопытством к её неординарными способностями.

Талантливых новичков было достаточно, чтобы создавать из них полезных членов Ордена, постоянно пополняя его ряды. Но действительно уникальных адептов Ордена за все семь столетий Вагнер мог сосчитать при помощи пальцев одной руки. И одним из них являлся он сам. Способности Фреды незаурядны, но кроме желания заполучить ее в ряды магов крови было и еще что-то, в чем Аспикиенсы решили ее задействовать.

Ожидая дальнейших пояснений, Рейнхард неприятно удивился, когда разговор неожиданно свернул в другую сторону.

– Ты в курсе, что крысеныш Эрцгерцог что-то снова затеял? – спросил Вагнера второй из Смотрящих, самый «молодой» из них – Скиллинг. Бывший воин-англосакс, обращенный в вампира в пятом веке, больше, чем за полтора тысячелетия не утратил своих стремлений к завоеванию всего и всех. Скиллинг являлся кровным «братом» Вагнера, так как у них был один создатель – Кассий.

– Это невозможно не заметить, – сдержанно отозвался Рейнхард. Эрцгерцог слыл весьма непредсказуемым и часто будоражил вампирское сообщество не только Чехии, но и всего Старого света какими-нибудь провокационными выходками. – Вечный мальчишка, он хочет быть заметным и как-то выделяться среди прочих правителей нашего Сообщества.

– Наместник не дурак, хоть и производит впечатление легкомысленного и заносчивого болвана с завышенным самомнением, – заметил третий Аспикиенс по имени Карл. – Не обманывайся на его счет, Рейнхард.

– Собственно, это еще одна из причин того, что ты находишься сейчас здесь, – добавил Скиллинг.

– Что же происходит? – поинтересовался Вагнер.

– Краус активно ищет старые рукописи, – ответил Карл.

– Это не ново. Он всегда был неравнодушен к разным редкостям, артефактам и прочему, – отозвался Рейнхард. – Краус болен собирательством, потому что иначе и не назвать его манию тащить все, что блестит. Он не коллекционер, он настоящая сорока. Скульптура, кальяны, живопись, свитки, рукописи, ювелирные изделия, модные шмотки всех времен и народов. Недвижимость. И этим область его интересов не ограничивается. Не удивлюсь, если узнаю, что Краус собирает еще и обертки от жвачки или фигурки слоников.

– Не спеши с выводами, Дитя, – подал голос Кассий.

Чувствуя, как обострились его инстинкты, Вагнер не позволял зарождавшемуся в нем предчувствию приобрести конкретную форму – эмоции или оформленной мысли – ведь это непременно почувствуют Аспикиенсы.

Нельзя чувствовать, нельзя размышлять, можно просто слушать, накапливая и складируя информацию. Пока у него все получалось, многовековая выдержка ему не изменяла.

– Так что же ищет наш наместник? – сдержанно поинтересовался Вагнер.

– Тебе, кончено, известно, что такое Эгрегор? – вдруг спросил Кассий.

Рейнхарду показалось, что его мертвое сердце вдруг превратилось в тяжеленный камень и ухнуло куда-то в темную бездну, полную первобытного ужаса, потащив его за собой, словно утопленника.

– Конечно, известно. Это энергоинформационная сущность, которая создается группой посвященных, – автоматически ответил Рейнхард, как на экзамене. – Каждый Эгрегор объединяет своих создателей, имеет определенные цели и задачи и способен воздействовать на членов группы и не только на них.

– Неучи и невежды путают эгрегор с созданием группового заклинания или ритуала, при помощи которого можно добиться той или иной цели, – заметил Кассий. – Эгрегоров бесконечное множество и они многообразны по своим возможностям. Но создать Эгрегор совсем не так просто, как придумать и произнести новое заклинание. Одного желания и владения магией недостаточно, чтобы объединиться для сотворения могущественной сущности. Даже правильно сформулировать идею может далеко не каждый, не говоря уже о том, чтобы запустить механизм действия конкретного эгрегора и заставить его работать правильно.

Кассий назидательно прочел эту небольшую лекцию о том, что Вагнеру было давно известно, и замолчал. За круглым столом воцарилась тишина, нарушаемая только тихими звуками музыки, несущимися из стереосистемы, установленной на тумбу между двумя книжными шкафами.

Альбан Берг и его мрачный “Воццек”*. Очень уместно и своевременно. Достойная иллюстрация к тому, что творилось.

– Рейнхард, ты задаешь мало вопросов, хотя наверняка понимаешь, что ситуация не просто так требует твоего участия, – вдруг сказал Карл. – Мы все объясним. Так вот, Краус, судя по тому, что нам удалось узнать, ищет информацию об эгрегорах изменения сущности.

«Одна сущность возобладает над ругой сущностью…» – как эхо пронеслось в голове.

– Подобные эгрегоры – всего лишь недобрые мифы, которые будоражат умы вампиров, и не только вампиров, тысячелетиями, – твердо ответил Рейнхард, чувствуя, как окончательно умирает его едва живая душа. – Но я уверен, что в большей степени наш вид давно перерос глупую веру в невозможное.

«Семь столетий прошло, а я как сейчас помню наш разговор с отцом об эгрегорах. И эта беседа не похожа на просто совпадение. Но почему, почему сейчас?!» – снова подало голос сознание.

Тревога нарастала, превращаясь в доносящийся откуда-то из прошлого жуткий звук, похожий на вопль банши, несущий самые дурные известия.

– Каждый миф произрастает на почве реальности, – возразил Скиллинг. – Ничего в этом мире не исчезает бесследно, – лицо Смотрящего в свете свечи стало похоже на мраморный барельеф. – Это один из принципов магии, но также и закон существования всех миров. Любое событие или идея, возникнув где-то в какой-то отрезок времени, навечно становятся частью Вселенной и никогда уже не уйдут в небытие. Они могут быть забыты, отодвинуты во мрак невежества, казаться потерянными, но все это лишь на время. И никогда, ни при каких условиях не могут быть уничтожены окончательно и без следа.

– Создание эгрегоров – обычная магическая практика, и мы пользуемся ею постоянно, – продолжил Кассий. – Сотворение Эгрегора, способного изменять сущность – это совсем другое. Это не наука, не искусство, не забава, вроде головоломки. Это высшее понимание, которое дается далеко не каждому. Но это тоже реальность.

– Ты знал, что твой отец очень близко подошел к пониманию этого? – спросил Карл, внимательно глядя на Регента мертвыми глазами с мутновато-синими радужками.

– Я знал, что отец многое постиг, – ответил Вагнер. – И мне, как никому другому, хорошо известна цена, которую пришлось за это заплатить. Игнациус пересек границы дозволенного в своих исследованиях. Я был против этого тогда, не считаю это правильным и теперь.

«Почему это всплыло именно сейчас?!» – пульсировало в мозгу Вагнера.

– И, насколько мне известно, все записи моего отца сгорели вместе с его лабораторией, – осторожно заметил он.

– Сейчас это уже не столь важно, – отозвался Кассий. – После пожара у твоего отца не осталось ничего из его работ. И Игнациус до конца своих дней соблюдал обещание, данное нам – под страхом смерти живущих родных и всех последующих потомков не заниматься больше исследованиями. Записи сгорели, но их содержание для нас не секрет. Не думаешь же ты, что мы не потрудились ознакомиться с тем, что успел изучить твой батюшка? Он не открыл ничего нового, все, что он узнал, для нас не являлось тайной. Но он вступил на территорию, на которой смертным делать нечего.

Вагнер не смог сдержаться и утратил контроль, позволив Аспикиенсам почувствовать свое состояние. Древние вампиры-маги тут же отозвались, жадно, как хищники, почуявшие раненую дичь. Их ментальные и энергетические нити потянулись к нему, бесцеремонно полезли в его сознание, прощупывая, изучая, и купаясь в волнах его эмоций.

– Ты встревожен, – заметил Кассий. – Но это объяснимо, дитя мое. Ветер, доносящийся из прошлого, порой волнует даже нас. Но не будем отвлекаться. – Создатель Вагнера, медленно оглядел всех присутствующих и продолжил: – Совершенно точно имеются печатные источники, в которых упоминается об эгрегорах изменения сущности. Именно их и ищет эрцгерцог. Тот человек, что был убит в музее, работал на Крауса. Он поставлял ему архивные материалы со всего света, содержащие информацию на эту тему.

– Наш Эрцгерцог умело играет роль легкомысленного повесы, а на самом деле он хитер, как старый лис, – заметил Карл, моргнув тяжелыми веками, отчего стал похож на жуткого инфернального филина.

– Но с чего наместник вообще вздумал интересоваться этой информацией? – спросил Вагнер, даже не пытаясь скрыть искреннее недоумение.

– Трудно сказать, почему вдруг он так заинтересовался этим, – отозвался Скиллинг. – Возможно, заскучал и решил проверить достоверность мифов. Или случайно натолкнулся на упоминание в каком-то источнике. Ведь то, что узнал Игнациус Вагнер смог узнать и еще кто-то, только в другом месте и в другое время. Идеи не исчезают, и иногда появляются у нескольких человек, никак не связанных друг с другом. Как бы там ни было, но некоторые события вдруг совпали. И интерес наместника к данной теме не случаен.

– Но не хотите же вы сказать, что Краусу по силам осуществить ритуал создания такого Эгрегора! – воскликнул Рейнхард.

– Конечно же, нет. Но что помешает ему попытаться, – ответил Кассий. – Мы знаем об Эгрегорах все и даже больше, мы создаем их для разных целей. Но это вовсе не то же самое, как люди выпекают блинчики на завтрак. Мы лучше всех прочих знаем, как непросто это сотворить. Но Краусу это неизвестно, он полон одержимого желания попробовать.

– Мы пытались выяснить, как далеко зашел Краус в своих изысканиях, – продолжил Карл. – Для этого и подослали в музей Оливера, чтобы он забрал документы, но та девушка спутала все карты. А документы, судя по всему, все же достались Краусу. Не то чтобы нас это сильно беспокоило, но эрцгерцог как назойливая муха, которая лезет туда, куда не следует. Пока мы займемся им, ты, Рейнхард, должен отыскать девушку и доставить ее к нам.

– Девушка тоже как-то связана с этим? – взгляд Вагнера застыл, индиго радужек поглотила чернота.

– Девушка полезный объект с неплохим потенциалом, – уклончиво отозвался Скиллинг. – Но об этом рано говорить, сначала ее нужно найти.

Вагнер молчал, изо всех сил пытаясь не думать о Фреде. Он догадывался, зачем она понадобилась Аспикиенсам, но пока не мог обдумать свои соображения. Он напряженно замер и снова привлек к себе пристальное внимание всех трех Смотрящих. Они как локационные установки, мгновенно чувствовали любое изменение эмоционального фона и тут же пытались проникнуть в сознание, чтобы прочитать потаенные мысли.

Вагнер постарался выдать свое напряжение и нарастающую тревогу за чрезмерную озабоченность темой разговора. Пусть Смотрящие думают, что он шокирован тем, что его посвятили в эти тайны.

– Мы проследили ее путь и знаем, где именно она пересекла границу страны. Мы знаем, что она была не одна, – продолжил говорить Скиллинг. – Ей помогают какие-то вампиры, и они не члены Ордена. Кем бы ни были те вампиры – чужаками или подданными эрцгерцога – ситуация может стать неприятной и непредсказуемой.

Рейнхар на миг опустил глаза, скрывая взгляд, в котором могло отразиться его смятение. Фреда попала к вампирам-чужакам? Неужели она не с Метте?

– Мы не можем упустить прекрасную возможность по нелепым причинам, – сказал Кассий. – Крауса мы берем на себя, а ты находишь девчонку. На этот раз у нас должно получиться нечто большее, чем раньше. И ты присоединишься к нам, став четвертым в нашем вечном союзе, дитя мое.

_________

*”Воццек” – «Воццек» (нем. Wozzeck) – экспрессионистская опера австрийского композитора Альбана Берга, признающаяся одной из вершин оперного искусства 20 века. Опера является характерным экспрессионистским сочинением. Музыка ее атональна, в ней использованы особо острые выразительные средства темброво-ритмического порядка, напряжённые сценические ситуации и поэтические тексты.

Глава 9. Другой берег

Другой берег

«Иногда ты должен принимать неправильные решения, чтобы посмотреть, кто с тобой, когда всё рушится». (П. Коэльо)

Фреда сжалась в тугой комок на футоне, обхватив себя руками и повернувшись на бок лицом к окну. Она то погружалась в дрему ненадолго, то снова просыпалась и слегка затуманенный взглядом следила, как над верхушками елей по небосклону медленно пробирается луна.

Из головы не шло недавнее видение бледной руки, оставившей кровавый отпечаток на поверхности стекла, словно такой же кровоточащий след был теперь и в ее сознании, а вместе с раненой памятью капельками крови истекала и душа.

Попытавшись отвлечься от гнетущих мыслей, Фреда сосредоточилась на внешних ощущениях. Но вовне было мало того, что способно задержать внимание: ни запахов, ни звуков, пустые стены и только полотно окна с лаконичным пейзажем за ним. Тем не менее, эта пустая комната в незнакомом доме не казалась чужой и неуютной. Наоборот, именно здесь она чувствовала себя почти безопасно, впервые за долгое время. В этих стенах находились еще два вампира и человек, и она их не боялась, делила с ними кров, хотя и не могла толком осознать, кем они на самом деле для нее являлись.

Значит, вот так это и бывает – внезапно обрести семью, которой, как она считала, у нее не было? Кто-то находит тебя в определенный момент жизни и говорит, кто ты и откуда и ты словно должен начать жить как-то иначе.

«Верить или не верить» больше не являлись основными категориями для суждений и оценки ситуации. «Принять или отвергнуть» – так теперь стоял вопрос.

Раньше, в прежней жизни «до музея» было так: верю, значит, принимаю, не верю, значит отвергаю.

Теперь же верить вовсе не означало принимать. А неверие во что-то или в кого-то не являлось больше поводом для того, чтобы все категорично отрицать.

Она поверила Лео и Эйвину, но никак не могла принять их теми, кем они, якобы, для нее были.

Она не доверяла больше Вагнеру, но поймала себя на мысли, что при этом не отвергает его самого. Но разве такое возможно?!

Что-то снова заныло в душе, жалобно и горько, словно тихо заплакал одинокий, всеми брошенный и забытый ребенок. Фреда крепко обхватила себя, вцепившись пальцами в предплечья, и зажмурила глаза.

Понимание того, что никогда больше не сможет почувствовать Вагнера так, как страстно желала, причинила нестерпимую боль. Мысль о том, что никогда больше не увидит его, почти убивала.

«Хотя бы еще раз увидеть его. Не задавая вопросов, ничего не говоря. Просто увидеть, заглянуть в глаза. Иначе мне не принять, не смириться…»

Желание накатило так сильно, что Фреда разволновалась, и сердце забилось в груди с частотой барабанной дроби. Перевернувшись на спину, попыталась успокоиться, заставляя себя дышать медленно и размеренно. Глаза по-прежнему были закрыты, и она попробовала представить себя ритмично раскачивающейся в гамаке под сенью деревьев в летний день. Этот прием частенько помогал, когда нужно было совладать с волнением или паникой.

– Мне не с кем просто поговорить, не говоря уже о том, чтобы спросить у кого-то совета… – Фреда и не заметила, как мысли превратились в слова, сами собой сорвались с губ и растаяли, словно облачко теплого дыхания на морозе.

– Неправда. У тебя есть ты сама и лучше тебя никто не знает, как поступить.

Голос прозвучал тихо, но так отчетливо, что потрясенная Фреда на миг перестала дышать. Замерев, она приоткрыла глаза, глядя в темноту сквозь ресницы. В глубине комнаты, освещенной только рассеянным светом полной луны, она увидела призрачную фигуру. Фреда резко села, опираясь на руки за спиной, и спустила ноги на пол. Тело напряглось, став пружиной, готовой вскочить и броситься к двери, но инстинкты не подавали сигналов об опасности.

– Ты видишь меня, – раздался все тот же тихий голос.

Это был не вопрос, а утверждение, и Фреда уверенно отозвалась:

– Вижу. И не впервые.

– Ты знаешь, кто я.

– Не уверена, что могу утверждать наверняка, но предполагаю, что ты… Мэдисон.

Если ее нервная система дала сбой, и теперь она видит галлюцинации, то такие правдоподобные диалоги с видениями являлись совсем уж печальным признаком.

– Я не галлюцинация, – прозвучал ответ на мысли Фреды. – И сразу говорю – я не слышу мыслей, и не чувствую эмоций, как могла когда-то, но выражение твоего лица более чем красноречиво транслирует твои чувства.

Видение выступило вперед, и сейчас стали отчетливо видны полупрозрачные контуры изящной женской фигуры. Никаких призрачных балахонов, на силуэте прорисовывалась вполне обычная одежда – джинсы и майка. Будто сотканное из лунного света, видение казалось лишенным красок и объема, но в то же время выглядело вполне реалистично, если такое определение применимо к чему-то призрачному. Ниже среднего роста, стройная, почти хрупкая, длинные до поясницы волосы откинуты назад, открывая высокий лоб и гибкую шею. Черты призрачного лица чуть размыты и плохо различимы.

– Тогда что же ты такое? Призрак? Дух? Фантом? – спросила Фреда.

– Честно говоря, сама не знаю, – отозвалось видение. – Я помню, как покинула этот мир, но во время перехода что-то произошло. Меня словно зацепило где-то на границе. Я не понимаю до сих пор, где именно нахожусь и почему соприкасаюсь с миром живых таким образом.

– Вампиры вообще не живые, но они чувствуют себя в нашем мире вполне неплохо, – сказала Фреда. – Почему бы не существовать и таким, как ты.

– Верно, – тихий смешок прозвучал, как одобрение. – Хотя от этого не становится яснее, «что» я такое.

– Чем бы ты ни была, я вижу и слышу тебя, если это, конечно, не сон. Можно спросить?

– Конечно, раз уж мы нашли способ общаться, – пожатие призрачных плеч и легкий кивок головы подтвердили слова. Длинные, серебристые пряди волос качнулись медленно и плавно, будто в воде.

– Ты и, правда, моя…мать?

– И Эйвина тоже, – ответ прозвучал без колебаний. – Я назвала вас Джейк и Леона. Лео дал вам другие имена и другие жизни. Я зла на него за это. И безмерно ему благодарна.

Фреде показалось, что видение произнесло эти фразы, как нечто, давно просившееся быть высказанным.

– Почему? – вскинула брови Фреда.

– Вы почти двадцать лет прожили нормальными человеческими жизнями, не помня горечи потери единственного родителя, – Мэдди качнулась, плавно переместившись в сторону, и продолжила, – и, насколько мне известно, практически ни в чем не нуждались. Вы выросли и выучились, затем неплохо устроились, причем благодаря своим собственным возможностям и талантам, и были далеки от всего сверхъестественного. Вам помогали и вас поддерживали хорошие люди. Это именно то, что любая мать желает для детей. Но вас лишили имен, наследия, родных, знакомых, и ваших сущностей. За это я просто обязана злиться на Лео. Но лишь чуть-чуть, ведь основная вина лежит только на мне – это я отвечала за вас, но оставила одних.

– Не по своей воле, виноват случай, – проговорила Фреда, облизнув пересохшие от волнения губы.

– Я обязана была подумать об этом.

– Не сомневаюсь, что ты думала и страшилась этого. Но иногда ничего нельзя изменить.

– Верно, но это слабое утешение, – горько усмехнулась Мэдисон. Её бесплотно-медленные покачивания стали резче и быстрее, словно дрожь. Тревогой пронизало воздух в комнате, не призрачной, а вполне реальной, неизменно ранящей и не дающей покоя ни в этом мире, ни в каком-то ином.

Фреда смотрела, как лунный свет проникает сквозь силуэт стоящего посреди комнаты существа, и вместо плотной тени на стене появляется скопление подрагивающих бликов и полупрозрачных пятен, как бывает, когда тусклый свет проникает сквозь мокрое стекло.

– Сейчас я здесь и чувствую, что многое нарушено, искажено, – продолжила Мэдди. – Я это знаю наверняка и понимаю, что не должна быть здесь и в таком… виде. Мне неизвестно, можно ли все исправить или привести в какую-то норму. Если для происходящего норма вообще существует.

Силуэт Мэдисон дрогнул и на какой-то миг почти утратил свою полупрозрачность, став телесно-плотным.

– Первый раз ты увидела меня в каком-то заброшенном доме, – сказала призрачная женщина. – Где это было?

– В Праге, – отозвалась Фреда.

– Я тогда толком еще не осознавала ничего, не понимала, где нахожусь. Была, как во сне, – продолжила Мэдисон. – Меня словно выдернуло из пустоты и куда-то настойчиво притянуло. Это был не первый мой контакт с этим миром, но первый более или менее… осмысленный. Я увидела тебя и осознала кто ты. Ты что-то искала в том доме?

– Я так думала.

– Ты нашла?

– Мне так казалось.

– Уклончивые ответы. Как бы там ни было, я подчинилась какому-то инстинкту, понимая, что должна была тебе что-то подсказать, как-то помочь. Ты помнишь, что я сделала тогда?

– Помню. Ты указала мне направление. Но тогда я подумала, что ты мне пригрезилась, стала игрой света, тени и моего воображения.

– Это вполне естественно. Но будучи живой, я видела и не такое, уж поверь мне… – проговорила Мэдисон. – Чего уж говорить о странностях, если с определенного момента моей семьей стали вы с Эйвином и два вампира. Порой обстоятельства складывались так, что я почти перестала удивляться и пыталась извлечь пользу из всех странностей и непонятностей. Попытайся и ты.

– Не так давно я оказалась в одном… неприятном месте и услышала голос, – Фреда передвинулась на футоне, который довольно громко скрипнул деревянными ножками по полу, нарушив тишину. – Голос остановил меня в нужный момент, не дал совершить ошибку… Это тоже была ты?

– Кажется, меня не видит и не слышит никто, кроме тебя, Фреда, – призрачная собеседница обошла прямой ответ на заданный вопрос. – Пару раз мне казалось, что меня может видеть Лео. Но, кажется, это не так.

– Но тогда это была ты?

– Вероятно, да, – осторожно отозвалась Мэдисон. – Иногда мои визиты в материальный мир носят не совсем ясный для меня характер. Я сама будто сплю или прибываю в пограничном состоянии. Меня то тянет за грань, то снова, как рыбу, выбрасывает на берег этой реальности. И мне непросто ориентироваться…

Фреда нервно кашлянула, украдкой поглядывая на призрак, и снова задумалась, не является ли весь этот разговор лишь странной игрой ее подсознания.

– Но откуда мне знать, что сейчас ты не плод моего воображения и не сон, который породил мой нагруженный всякой всячиной рассудок? – хрипло проговорила Фреда.

– Не знаю и не могу дать подсказок на этот счет. Но что-то все чаще возвращает меня сюда и теперь держит поблизости от вас. В виде снов или видений, или еще чего-то. И я все отчетливей понимаю, что должна что-то сделать для вас всех. Но не знаю, что именно. Здесь определенно имеется какой-то якорь для меня, который держит и не дает унестись в безвременье… – тихий голос призрака звучал по-человечески горько.