Текст книги "Безупречный элемент (СИ)"

Автор книги: Ирина Северная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 41 страниц)

Особенно его интересовали вампиры и свойства их крови. Некогда бывшие людьми, эти существа и в новой своей ипостаси сохраняли много общего с человеком, были подвержены страстям и эмоциям, но утрачивали почти все прижизненные физиологические процессы. Они существовали, как часы, которые шли, несмотря на то, что механизм их не работал. И двигателем этого механизма была кровь, потребляемая от живых и чудесным образом перерабатываемая в организме вампиров в нечто невероятное, позволявшее им существовать, наделяя неуязвимостью и силой.

Игнациус втайне от сына и всех остальных продолжал щедро оплачивать услуги охотников за нечистью, поставлявших ему редкий «живой» материал для его исследований.

Очерствевшая со временем душа старого лекаря и одержимого ученого уже не воспринимала вампиров и иных подопытных существ как созданий чувствующих и думающих. Он обезвреживал их, препарировал и подвергал иным экспериментам, не думая о том, что причиняет страдания.

Одержимый поиском чего-то, что крылось за всем непостижимым и, объясняя свои действия поиском возможности использовать это во благо людей, Вагнер-старший заходил все дальше, разрушая себя и свое сознание, балансируя на грани, за которой была темнота.

Рейнхард почти уверился, что отец теряет рассудок на почве своей псевдонаучной деятельности, но все попытки остановить старого доктора ни к чему не привели. Игнациус, имевший огромный опыт вести тайные деяния, виртуозно скрывал следы своих экспериментов.

Если бы он вовремя осознал, что не только сам вступает на опасную территорию, но и тянет туда своих родных и близких, то, возможно, смог бы остановиться. Но пока все сходило ему с рук, приносило удовлетворение и тешило самолюбие, порождая иллюзии о всемогуществе человеческого разума. Его разума, способного открыть тайну, овладев которой, он сделает человеческое тело неуязвимым к старению, болезням и травмам. Пока же все его снадобья на основе крови вампира действовали лишь временно, хотя и излечивали, и омолаживали исправно.

После смерти Родерика Линцкого место эрцгерцога занял его старший сын. Гораздо более ограниченный и нетерпимый ко всему непонятному, Его Светлость отличался от отца отношением к странному старому лекарю. Новый правитель опасался целителя, давно подозревая того в связях с «нечистой силой».

Но младший сын доктора, Рейнхард Вагнер, пугал эрцгерцога больше, чем его сумасшедший отец. Молодой красавец с пронзительным взглядом сине-фиолетовых глаз был талантлив, успешен и счастлив. Новый эрцгерцог убедил себя, что все эти качества даны молодому целителю незаслуженно.

Не желая потерять молодого врача, как придворного лекаря, способного творить чудеса своим искусством врачевания, эрцгерцог мечтал придумать способ избавиться от него, как от предмета изводивших и разрушающих его, злых и завистливых мыслей.

По соображениям эрцгерцога Вагнер должен остаться его врачом, но не должен вызывать восхищение и уважение и обладать женщиной, красота которой подобна ангельской. Его Светлость не отличался умом, не нашел счастья в браке со знатной особой и понятия не имел, как держать себя, чтобы вызывать благоговейное восхищение подданных. Зато всем этим обладал его придворный лекарь.

Однажды Игнациус Вагнер получил от своего поставщика нечисти редкий экземпляр – вампира, обладавшего магической силой. Давно выяснив способы, как обезвреживать разную нечисть, Вагнер-старший сковал вампира серебряными цепями и надел ему на голову серебряный обруч. Прикосновение этого металла к коже кровососов обездвиживало, ослабляло и вызывало эффект, схожий с действием кислоты на кожу человека, позволяя не опасаться нападения. С учетом же того, что вампир обладал и сверхъестественными способностями, старый лекарь использовал также и магическую защиту от него.

Игнациус хотел выяснить есть ли различие крови вампира, владевшего магией, с кровью «обычного» вампира. Проделывая свои эксперименты, Вагнер-старший щедро и не церемонясь, забирал драгоценную жидкость у подопытного.

– Не там и не так ищешь, старик, – прошелестел серыми губами слабеющий вампир, наблюдавший за действиями лекаря.

– Откуда знать тебе, что я ищу? – не отрываясь от своего занятия, откликнулся Игнациус.

– Все ищут одно и то же – власти над своими слабостями, – усмехнулся вампир.

– Не власти я ищу, а истины.

– Любые знания – это власть. А известно ли тебе, старик, что «Алхимия изменяющейся жизни – единственная истина»? Чтобы стать обладателем подобной истины, нужно принести жертву. Огромную жертву. А что даешь ты взамен той природе, в которую вмешиваешься? Какова твоя плата за познания, которые добываешь, силой вырывая, воруя их у мира, к которому не принадлежишь? Или ты уверовал, что во всех мирах такое дается просто так, лишь по желанию?

– Желания помочь человеку нуждающемуся – вот моя цель, – презрительно ответил Игнациус. – Я годы положил на ее достижение и многое постиг. А плата… Не тебе, вампир, говорить мне о цене. Истина бесценна.

Скрипучий смешок вызвал дрожь у старого ученого.

– Вот именно, старик, вот именно. Истина бесценна. Но ты еще далек от нее. Твои опыты лишь вызывают волнение в иных сферах, нарушают заведенную гармонию, но не открывают тебе истины. Чтобы добыть ее, надо погрузиться в процесс целиком: своей кровью и плотью, своим разумом и сердцем. Поделиться душой, сущностью и самым дорогим, что есть у тебя. Что особенно дорого тебе, старик, в этом мире? Твои родные или истина, которую ты ищешь?

Игнациус застыл на миг, пронизанный гневом и страхом, затем ответил:

– Не пугай меня, вампир. Мои родные здесь не причем, и страхов в своей долгой жизни я натерпелся достаточно. Теперь уже ничего не боюсь. Все в мире взаимосвязано, я знаю это. В процесс своих изысканий я вкладываю и сердце, и душу, делюсь своей кровью, рискую и сомневаюсь. Но твердо знаю – я смогу найти то, что уравновесит природу человека и природу сверхъестественного. Так должно быть, это неизбежная ступень постижения тайн мироздания, которую не миновать ни вам, ни нам. И доказательство тому уже есть, ведь некоторые сверхъестественные существа могут создавать потомство с людьми. И отпрыски эти являют собой нечто новое, уникальное, вмещающее в себя особенности обоих родителей. Но это богопротивно! Наверняка есть иные, менее мерзкие способы достижения этого? Я уже близок к тому, чтобы узнать их, и твоя кровь поможет мне.

– Кровь? О, да! Кровь поможет, – загадочно пробормотал вампир и добавил, – а ты действительно близок, старик. Очень близок и все же многое так и не понимаешь. Как не понимали тысячи ищущих до тебя и как не поймут те, кто придет после тебя. Все мы ищем истину, а найдя ее, не знаем, что с ней делать, как использовать. Ты думаешь, что знаешь, но это иллюзия. Вариантов множество и каждый неповторим и применим только для особого случая. Для определенной сущности. «Одна сущность обнаружится в другой сущности, одна сущность возобладает над другой сущностью, одна сущность подчинит другую сущность», – едва слышно забормотал вампир. – Найти эти сущности – вот главная задача. А это почти невозможно, даже если знаешь что именно ищешь…

Кровь тяжелыми каплями продолжала стекать из надрезов на руках вампира в емкости, стоящие на полу. Игнациус установил в каждый разрез серебряные скобы, препятствовавшие заживлению ран. Слабея с каждым мгновением, вампир повернул к ученому ставшее серым, как сумеречная тень, лицо и добавил:

– И помни о цене, она тоже у каждого своя, и ты ее еще не заплатил, но этот миг придет… Скоро…

Старый ученый остановился и задумчиво смотрел, как силы покидают вампира, прикованного высокому столу, установленному посреди лаборатории. Он прервал свои опыты с кровью и уселся за письменный стол, чтобы записать все, что услышал от вампира.

Для чего он это сделал, Игнациус и сам не смог бы ответить определенно. Все цитаты, что произносил вампир, были ему известны из древних алхимических трактатов. Но нежить добавил этим цитатам некий смысл, который до сей поры не был очевиден и ускользал. В тот миг слова кровососа вызвали у старого ученого лишь тень страха и негодования, но позже он все поймет. И ничего не сможет уже исправить. А пока он решил, что нужно найти еще одного вампира, обладавшего магическими способностями и тщательно изучить это существо.

…Годы счастья пронеслись, как один солнечный день.

Трусливая, затаенная, как застарелая обида, зависть и глухая злоба эрцгерцога Линцкого не могли омрачить Рейнхарду времени, проведенному с любимой женой и обожаемыми детьми при дворе Его Светлости.

Рейнхард вел себя мудро и осторожно, не давая лишних поводов для обострения явной неприязни правителя. Тот был действительно труслив и опасался предпринимать что-либо против своего ненавистного лекаря, страшась, что тот сделает нечто, идущее в разрез с его долгом врачевателя. Отравит, заколдует, заразит Черной язвой. Иссушенный завистью мозг эрцгерцога изнывал от бессильной злобы и рисовал самые невероятные картины.

Игнациус Вагнер продолжал заниматься своими изысканиями, все больше времени проводя в своей лаборатории, которую несколько лет назад из дворца эрцгерцога перенесли в одну из пустующих башен фамильного поместья Вагнеров. Иногда старый ученый сидел там безвылазно по нескольку дней, запершись, и лишь что-то невнятно отвечал через дверь, когда домашние справлялись о нем, принося еду и питье.

Рейнхард был более всех обеспокоен за отца, зная, что тот занимается весьма рискованными опытами. Сколько раз сын наблюдал, как глухой ночью к дальним воротам их поместья подъезжала повозка, и мрачный возница что-то затаскивал в башню, где обосновался его отец.

Рейн пытался сотни раз поговорить с отцом, вразумить того бросить свои опасные эксперименты, не искушать судьбу и посвятить старость заслуженному покою. Игнациус лишь бормотал, что он уже «очень близок и ему нужно еще немного времени».

Однажды Игнациус просидел в своей башне безвылазно неделю, не открывая дверей никому из слуг и членов семьи. Он почти не прикасался к еде, которую ему приносили, лишь просил больше чистой одежды, не возвращая грязную для стирки. Из-за закрытых дверей порой доносились странные звуки и омерзительные запахи, узкие окна лаборатории озарялись яркими вспышками света. Взбудораженная семья не знала, что и думать, и Рейнхард снова отправился к отцу.

Молодой человек велел всем родным отправиться в свои покои и не беспокоиться, заверив их, что все уладит.

Он быстро шел через темный пустой двор поместья, и на миг ему показалось, что за ним кто-то следует. Рейнхард огляделся, но увидел лишь тени на каменных стенах от голых ветвей деревьев, трепетавших на холодном февральском ветру. Вдруг показалось, что порыв ветра пробрался прямо внутрь него, остудив сердце недобрым предчувствием. Рейн поспешил в башню, бегом преодолевая просторный двор по вязкой грязи, смешанной со снегом.

Он почти достиг входа на нижний уровень башни, когда тело его впечаталось в каменную стену и его сковало внезапным необъяснимым параличом. Дыхание резко прервалось, грудь нестерпимо сдавило, гася зародившийся крик. Ноги приподнялись над землей, а чьи-то крепкие, словно каменные пальцы впились в его лицо и повернули в сторону. Как сквозь туман Рейн увидел перед собой два серых, как пасмурное небо, глаза, лишенных зрачков. Бескровное лицо, почти скрытое капюшоном, большой рот с выступающими… клыками?

Позади этого видения маячили черные тени, похожие на высокие человеческие силуэты в длинных плащах с капюшонами. Ледяные пальцы снова отвернули лицо молодого человека в сторону, не давая ничего толком разглядеть, и над ухом раздался бесстрастный голос:

– Не кричи, не вырывайся и никто не пострадает. Помни о своих родных.

Его с поразительной легкостью, словно он бел бесплотен, потащили по узкой каменной лестнице наверх башни. Перед дверью лаборатории остановились, ноги снова коснулись пола, и голос над ухом прошипел:

– Если не хочешь, чтобы пострадал твой отец или еще кто-нибудь, просто постучи в дверь, подай голос и не делай глупостей.

Его тряхнули для убедительности, и Рейн кивнул, насколько позволяла сковавшая его мертвая хватка незнакомца.

Он постучал в дверь и окликнул отца, потом еще раз, с трудом сдерживая страх, парализовавший разум. Донеслось приглушенное бормотание, шаркающие шаги, и дверь приоткрылась. Кто-то выступил из-за спины Рейна, закрывая ему обзор, он услышал, как еще один незнакомец шепчет что-то его отцу. Игнациус бесцветным, едва слышным голосом пробормотал что-то вроде приглашения войти и Рейна втолкнули в лабораторию. Мельком он успел увидеть безжизненное, застывшее лицо отца, продолжавшего с остекленевшим взглядом безучастно стоять в дверях.

Тот, кто держал молодого лекаря, ослабил хватку, но ледяные пальцы теперь впились в его горло, перекрывая дыхание и едва не протыкая кожу.

В лаборатории царил разгром, воздух был насыщен жуткими запахами, от которых слезились глаза и першило в горле. Весь каменный пол и стены были исчерчены алхимическими и магическими символами. На столе посредине лаборатории лежало тело, походившее на освежеванный труп. И все, все залито кровью. Рейнхард заметил кровь также и на одежде, руках и лице отца.

Теперь в полумраке лаборатории Рейн смог немного прийти в себя и увидел тех, кто притащил его сюда. Трое незнакомцев, двое в длинных черных одеяниях с капюшонами, лица закрыты масками в виде птичьих клювов, как у Чумных докторов.

Третьего, что держал Рейна, молодой человек хоть и не видел сейчас, но знал, что тот был без маски.

Один из незнакомцев подошел к отцу Рейнхарда и снова что-то прошептал старику в лицо. Ученый будто очнулся от забытья и обвел присутствующих непонимающим, растерянным взглядом, в котором с каждой секундой все отчетливей отражался панический ужас.

– Твои недозволенные игры закончились, старик, – ледяным голосом проговорил незнакомец, стоявший до сих пор чуть в стороне. – Мы долго терпели твои бесчинства, позволяли тебе запускать руки, куда не следует, наблюдали за тобой и твоими экспериментами. Теперь пришло время это прекратить. Ты свою миссию выполнил, старик.

– Кто вы такие? О чем вы говорите? – повысил голос Игнациус и обратился к сыну, – Рейнхард, это ты привел сюда этих господ, чтобы снова пытаться помешать мне?! Как ты мог, сын!

Незнакомец, что заговорил со старым ученым, усмехнулся:

– Да ты и в самом деле почти выжил из ума. Но у нас нет времени на попытки все тебе втолковать и прояснить твой помутившийся рассудок. Просто смотри и слушай, старик. Прочувствуй все то могущество, к которому ты так стремился. Смотри, как можно с легкостью изменить человека, сделать его неуязвимым, не подверженным старению, практически бессмертным. Или получи еще одну жертву для своих опытов. Ты ведь этого хотел? И предупреждаю, если ты хоть дернешься, хоть пикнешь или попытаешься что-то предпринять, в надежде помешать нам, ты поплатишься за это остальными членами своей семьи. Первыми будут твои обожаемые внуки.

Не давая опомниться и понять смысл сказанного, тот, кто держал его сына, откинул капюшон, открывая мертвенно бледное лицо с хмурыми глазами, и впился в шею Рейнхарда, рыча, как бешеный зверь.

Тело Рейна дернулось, с губ сорвался хриплый стон боли, из прокушенного горла на одежду полилась кровь, которую незнакомец пил бесконечно долго, жадно и мощно сглатывая. Затем вампир оторвался от горла молодого человека, явив глубокую рваную рану, словно от укуса дикого животного, впился клыками в свое запястье и приложил его к бледным губам Рейна.

Густая вампирская кровь стекала в приоткрытый рот, отравляя организм. Проделывая все это, вампир неотрывно смотрел на объятого ужасом старика-ученого, застывшего в бессилии что-либо предпринять.

Обескровленное тело Рейнхарда рухнуло на пол, Игнациус рванулся к нему, но холодная рука вцепилась в его худое старческое плечо.

– Сделай только шаг и все твои родные умрут, – прошипел вампир. – Стой, старик, и смотри, какова твоя цена поисков истины.

Игнациус застыл и только смотрел, как еще трепетали веки сына, скрывшие его удивительные глаза, как чуть подрагивала грудь, как из окровавленного рта вырвался последний долгий выдох, и Рейнхард затих.

– Получи, старик, – сказал вампир в маске и пнул тело Рейнхарда в сторону его отца. – Завтра он восстанет вампиром. И не просто вампиром, а одним из нас – вампиров-магов. Мы – Смотрящие, принадлежим к древнейшему Ордену Творящих кровь. Мы храним наши тайны уже много столетий. Не ты первый суешь нос туда, куда смертным соваться недозволенно. Мы долго терпели. Ты препарировал наших собратьев, надеясь что-то отыскать. Мы позволяли тебе это делать, поскольку считали своего рода компенсацией за те людские жертвы, которых убивали и убиваем мы. Равновесие, которое установлено не нами и не вами, а самой Вселенной. Именно Равновесие – та сила, что объединяет наши миры. Но отныне твой лимит исчерпан. Ты превратил свои забавы в нечто недозволенное, зайдя за все мыслимые границы.

– Мой сын… позвольте подойти к нему, – прохрипел старик, – он мертв?..

– Да, мертв. Но тебе решать, старик, каким мертвецом он будет. Можешь прямо сейчас отсечь ему голову, а можешь дождаться утра и посмотреть, как он сгорит в утреннем свете. Еще возможен вариант – жди, пока он обратится, и используй его, как образец для своих экспериментов. Или, если он тебе действительно дорог, сразу отдай его нам. Он талантлив, из него получится ценный собрат для нашего Ордена. Так что решаешь, старик?

– Я…мне… Я не знал… так не должно было быть… простите меня… позвольте хотя бы… проститься с ним… – Игнациус едва стоял на подгибающихся ногах. Сердце сжалось в груди, пронизав все его существо парализующей болью.

Старый ученый двинулся к неподвижно лежащему на полу сыну, протягивая к нему трясущиеся руки. Он упал перед ним на колени и ощупал бездыханное тело, осматривая разорванное горло, приподнимая веки, прикладывая ухо к неподвижной груди. Старик зарыдал.

– Прости меня, Рейн… – сквозь слезы отчаянно шептал он, склонившись к мертвому сыну. – Мне следовало слушать тебя… Прости, мой мальчик… Когда-то я спас тебя и твою мать, а сейчас…

Старик с трудом поднялся на ноги и проговорил:

– Если мой сын – цена, которую я должен вам, то забирайте его. Но обещайте, что не тронете мою семью. Пожалуйста… – с мольбой прошептал он.

– Не тронем. Пока, – отозвался вампир, который пил кровь Рейна. – Но если хоть что-то, что ты успел узнать, просочится через эти стены, если ты снова только подумаешь заняться своими опытами, то знай – мы явимся снова, и тогда уже никто из твоей семьи не уцелеет. А сейчас, жалкий, безумный старик, тебе лучше покинуть это место. Если, конечно, ты не готов еще умереть.

Один из вампиров легко поднял тело Рейнхарда и понес его прочь, Игнациус, как призрак, двинулся за ним. Двое незваных гостей остались в его лаборатории. Когда старый ученый спустился из башни вниз, вампир, несший Рейна, уже исчез, а через узкие окна лаборатории прорывались всполохи разгоравшегося огня.

Игнациус стоял на пронизывающем ветру и смотрел, все сильнее и ярче становится пламя, в котором сгорают все его надежды и понимал, что никогда не сможет простить себе смерти Рейнхарда. Он так и стоял, не чувствуя холода, когда две черные тени покинули башню, рванулись к нему и, окружив, зашептали наперебой:

– Случился пожар…

– …когда ты уже покинул лабораторию…

– … ты не знал, что тебя ищет твой сын…

– …вы разминулись с ним…

– … и он погиб в огне…

– …останки его найдут на пепелище…

– …а если захочешь, можешь рассказать правду…

– …тебя все равно сочтут сумасшедшим…

– …так, что живи и помни…

– … у всего есть цена…

– … и у каждого – своя…

Игнациус закрыл глаза, поняв, что его наказали, оставив в живых, вынудив помнить и сознавать. Он застонал и уже не увидел, как черные тени растаяли в темноте. Схватившись за сердце, старик рухнул в месиво из снега и грязи.

_________________

*Рейнхард – от древнегерм. имени Raginhard (Reginhard): ragin, regin (решение, закон, судьба, рок) + hart, hard (сильный, стойкий, отважный),

Глава 3. Добраться до поворота

Добраться до поворота

Иногда истина не имеет значения, главное, что тебе она известна.

(к/ф Город грехов)

За огнем в обеих топках никто не следил, но он продолжал ровно и сильно гореть, уютно потрескивая за резными чугунными дверцами.

Фреда проснулась в жарко натопленной комнате. Откинув простыню, потянулась, провела руками по обнаженному телу. Она выспалась, отдохнула. Тело ощущалось… насыщенным. Напитанным удовлетворенной страстью, гармонией ожидаемого и полученного, чисто физическим удовольствием, от одного воспоминания о котором начинало что-то трепыхаться в районе солнечного сплетения, а низ живота сладко ныл.

Фреда поднялась с кровати, обошла весь домик, нашла маленькую кухню, санузел, где не работал слив старого «фарфорового друга», но рядом весьма предусмотрительно стояло ведро, доверху наполненное водой. Девушка оделась, удивляясь, что совсем не чувствует голода, а ведь ела она почти сутки назад, как раз перед тем, как уехать сюда.

Часы на телефоне показывали начало третьего. На улице был день, но совсем скоро начнет смеркаться и тогда она сможет поехать к нему, к своему вампиру.

«Своему вампиру»? Она и впрямь так думает о Вагнере, скучает по нему?

До каких же немыслимых пределов в такой короткий срок изменилась ее жизнь? Она переспала с вампиром-магом и теперь, словно привороженная им, рвалась оказаться на опасной для нее территории, лишь бы рядом, лишь бы прикоснуться, оказаться в его крепких руках, почувствовать, как он, вопреки своей природе, делает ненужный вдох, чтобы впитать, впустить внутрь себя ее аромат, как возбуждается и словно оживает…

– Как все это возможно?.. – прошептала Фреда, опускаясь в кресло-качалку, которое дернулось и закачалось с тихим скрипом, успокаивая, словно колыбель.

Она посидела, осматриваясь, отмечая без удивления, что и свечи на столе горят все также, не тая и не уменьшаясь. Фреда поднялась, подошла к столу, на котором стояла коробка и лежал плотный конверт. В коробке оказались упакованные в контейнеры закуски, а также вода и сок. А в конверте обнаружилась солидная сумма денег, водительские права, паспорт на новое имя и подробная автомобильная карта Европы. Рядом лежали ключи от машины и от дома.

– Я же сказала, что никуда не побегу, – пробормотала вслух, запихивая бумажки обратно в конверт, но ключи положила в кармашек джинсов.

Промаявшись еще час и немного перекусив, решила, что пора ехать.

Фреда подошла к входной двери, прислушалась, обвела прощальным взглядом гостеприимный домик. Здесь действительно был создан совершенно новый мир, будто изолированный от всего, что ждало снаружи. Фреда приложила руку к Custos’у, висевшему на груди. Амулет потеплел под прикосновением, подтверждая ее ощущения.

Взялась за ручку двери и опомнилась

– Огонь в печи! Нельзя оставлять!

Она подошла к изразцовой печке и присела на корточки перед дверцей топки. Задумалась на мгновение, собираясь с мыслями, и повела рукой, словно успокаивая огонь. Язычки пламени послушались, как верный пес команды хозяина, и погасли. То же самое Фреда проделала с огнем в печке в спальне и горящими свечами.

Довольная собой, взволнованная предвкушением скорой встречи с Рейном, она покинула домик. Снаружи серые сумерки опускались на округу. В домах уютно светились окна, но на улице не было никого. Деревня казалась безлюдной.

Фреда снова уловила тишайшее протяжное пение колокола на башенке пожарной вышки, будто кто-то играл невидимым смычком на незримой струне, звучавшей высоко и печально.

Усевшись за руль, заволновалась, ведь хоть она и умела водить, но своей машины у нее не было, и рулить ей не приходилось с тех самых пор, как получила права. Однако руки все вспомнили быстро, подсознание уверенно руководило действиями, подавая нужные команды. Доверившись самой себе, Фреда повернула ключ в зажигании и мягко тронулась с места, выруливая из-за скрывавшего машину кустарника на дорогу.

На свободном шоссе быстро освоилась с управлением кроссовером, и помчала вперед. Сумерки все гуще окутывали поля по бокам дороги, скрывали видневшиеся вдалеке холмы, очертания которых на гаснущем небе выглядели как декорации в театре теней.

Проехав пару километров, Фреда обратила внимание, что позади движется серый седан. И, кажется, ехал он за ней, соблюдая расстояние, уже довольно давно, чуть ли не от самой деревеньки. Где-то внутри кольнула тревога, но страха не вызвала.

Фреда плавно надавила на газ, увеличивая скорость. Продолжавший ехать за ней автомобиль так же увеличив скорость, сокращая расстояние между ними. Фреда еще поднажала: скоро должен быть поворот на основное шоссе, где движение будет оживленней и там преследовавший ее автомобиль затеряется и не станет действовать на нервы.

Словно прочитав ее мысли, водитель серой Audi также прибавил скорость и стремительно приближался, забирая к разделительной полосе, явно намереваясь обогнать. Фреда с облегчением выдохнула, списав свои подозрения на паранойю. Она снизила скорость и сместила траекторию движения к обочине, пропуская машину.

Седан нагнал ее и стал нахально прижиматься, все больше тесня к обочине, одновременно сигнализируя миганием фар. Фреда удивленно взглянула в окно и увидела за рулем серой Audi рыжеволосого водителя. Женщину.

– Метте?! – воскликнула Фреда, вцепляясь в руль крепче.

Водитель седана наклонилась, выглядывая в окно со стороны пассажирского сидения, и, встретившись взглядом с Фредой, сделала красноречивый жест рукой, указывая направо к обочине.

Фреда мягко нажала на тормоза, стараясь все делать аккуратно, но за продуманными осторожными действиями начинающего водителя крылось беспокойство. К чему бы Метте нагонять ее на дороге так настырно? Что-то случилось? С Вагнером?

Audi тем временем уже затормозила на некотором расстоянии впереди и из нее выскочила Метте, бегом направляясь к остановившемуся неподалеку кроссоверу.

– Метте! – воскликнула Фреда, выпрыгивая из машины навстречу знакомой. – Вот уж не думала вас встретить здесь и сейчас. Только не говорите, что это случайность.

– Да разве похоже на случайность то, как я гналась за вами и таранила бок вашего красавца? – вместо приветствия отозвалась рыжеволосая норвежка. Одетая в короткую кожаную куртку с меховым воротником и узкие джинсы, женщина-волчица выглядела обманчиво хрупкой. И чем-то очень озадаченной и раздраженной. Короткие рыжие волосы торчали сердитым ежиком на ее голове, а тонкие брови хмурились над светлыми глазами.

– Что-то случилось? – поинтересовалась Фреда, чувствуя, как порыв морозного ветра пробирается за шиворот, отчего кожа головы и шея покрылись мурашками.

– Куда вы едете, Фреда, если не секрет? – не отвечая на вопрос, поинтересовалась Метте.

– В Прагу. Возвращаюсь в Цитадель.

Не зная, стоит ли ей вообще отвечать норвежке, решила, что все же ничего такого не будет, если она скажет правду.

– Прошу вас, выслушайте меня, Фреда. Выслушайте, не перебивая, – заговорила Метте, сверля девушку тревожным взглядом бледно-голубых глаз. – Когда доедите до поворота на Развадовское, сворачивайте от Праги в противоположную сторону и чешите к границе.

– К границе чего? Области? – не поняла Фреда.

– Страны. И я вас провожу, – серьезно отозвалась Метте.

– Так. Все понятно, – выдохнула Фреда, – это Вагнер вас попросил? Я же сказала, что никуда не поеду! Не по-е-ду! Я возвращаюсь в Прагу. В Цитадель.

– Глупая вы голова! – нетерпеливо воскликнула рыжая, всплеснув руками. – Не думала я, что придется вот так еще встретиться с вами, и не думала, что вы и… Вагнер зайдете так далеко. И так скоро. Вам следовало притихнуть, как мышке, стать незаметной, а не в койку с ним прыгать.

Фреда опешила и уставилась на Метте потемневшими глазами.

– Ушам своим не верю. Ваше-то какое дело, куда и с кем я прыгаю? Откуда вы вообще узнали про… койку?! Какого черта происходит? Вы следите за нами, ревнуете, что ли? – Фреда с легким налетом гадливости смотрела на норвежку, еще минуту назад казавшуюся ей весьма приятной особой.

– Ревную? Это так примитивно, – поморщилась Метте. – Нет, я не ревную. Судьба милостива – уберегла от того, чтобы проникнуться к этому хитрожопому вампирюге каким-то там чувствами. У нас с ним долгое взаимовыгодное сотрудничество. Честное, без подстав. И каждая сторона свои условия выполняла исправно. Но я твердо помню, что не стоит переходить грань. А вот вы перешли. И очень зря. Вы думаете, будто я лезу не в свое дело, но я скорее уши себе отгрызу, чем промолчу о том, что должна сказать. Выслушайте меня, пожалуйста, а потом можете высказать свое фи, если будет такая необходимость или желание. Договорились?

– Допустим, – отозвалась Фреда, понимая, что уйти, не дослушав Метте, она не сможет, нопосле сказанного норвежкой что-то безвозвратно изменится. – Говорите, что хотели.

– Вы еще помните ту ночь в музее, когда ваша жизнь круто повернулась? – поинтересовалась рыжеволосая.

– Как забыть.

– Пробежимся кратко: полиция завела на вас дело, связав с подделкой документов в магистрате и пропажей бумаг, которые вы принесли в музей. На месте убийства того парня нашли ваш телефон. А телефон, вероятно, кто-то подбросил туда уже после того, как вампирские чистильщики уничтожили все следы.

Фреда слушала и чувствовала все сильнее разгорающееся желание бежать прочь, зажав уши.

«Не слушай!» – вопило ее сознание, и ему жалобно и скорбно подпевало сердце. Лишь душа притихла, затаилась, словно приготовилась принять удар, который вот-вот может быть нанесен.

– Вагнер вас и подставил, – мрачно проговорила Метте. – Если думали, что услышите не это, то прошу прощения. Телефон подложил он уже после того, как все убрали. Он убирал, между прочим. Они мастера все подчищать. Кровь в водицу превращают, растерзанные в клочья трупики ремонтируют искусно. Телефон ваш наверняка он же и нашел, а когда все ушли, подбросил его обратно.

– Откуда вы все это знаете? – выдохнула Фреда.

– Знаю, – мрачно заявила Метте. – У меня свои источники. Приходится обзаводиться поддержкой, если есть нужда вести дела с вампиром, да еще с таким, как Регент. Не говорила бы, если бы не знала наверняка, что он это сделал.

– Зачем? – только и смогла проговорить Фреда, с трудом разлепив губы.

– Да просто все! – воскликнула Метте. – Чтобы не дать вам вернуться в мир людей, изолировать от прежней жизни и использовать ваши таланты для этого их ненормального Ордена. Это их цель. Они так существуют. Нет в их мире простого и нет сложного. Нет плохого и нет хорошего. Как нет Добра и Зла. Есть интересное, выгодное и полезное. Они собиратели, добытчики. Все свое существование они пьют не только кровь, но и сидят на этаком подсосе от прочих интересностей, что можно поиметь от людей. Вагнер не с вами с первой так поступает. Вы многих обитателей Цитадели встречали за то время, что находитесь там?