Текст книги "Век кино. Дом с дракончиком"

Автор книги: Инна Булгакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

Дракончик

На пороге стояла Даша в шубке и лаковых туфельках, «с головою, как стог на дворе». Глаза невменяемые.

– Как же ты сбежала?

Губы скривились в гримасе, как в скорбной усмешечке, – отнят дар речи! Валентин поспешно ввел ее в прихожую, снял шубу, туфли… Слегка покачиваясь, Даша добрела до дивана возле елки, легла. Он встал в изножии, вопрошая взглядом: что делать, чем помочь?

– Дать тебе ручку и бумагу?

Кивнула.

Но прежде он закутал ее в верблюжье одеяло, принялся растирать ступни – ледяные… В прозрачных колготках и туфельках бежать через заснеженный центр, ведь метро уже не работает… Она нетерпеливо отмахнулась, не сводя с Валентина воспаленного взгляда.

Общую тетрадь он принес из ее комнаты и шариковую ручку. Мелкие невнятные каракули, но разобраться можно.

«У вас есть деньги?»

– Есть. Позавчера выиграл в рулетку и обменял на доллары. Сколько надо?

«Пистолет» – выведено черными буквами.

Валентин вышел в прихожую, достал пистолет из кармана куртки, постоял в мгновенном раздумье; по какой-то неуловимой ассоциации вспомнился взгляд актера в зеркале, растерянный и мстительный одновременно.

Даша просияла, протянула руки, схватила, вгляделась и уронила оружие на пол.

– Да, всего лишь газовый, но напугать очень даже способен. Смотри, какая отличная имитация пистолета Макарова. Тебе для защиты сейчас просто необходим.

Она отвернулась к спинке дивана.

– Даша, кого ты хочешь прикончить?

Повернулась, рассмеялась беззвучно – оскалилась – впечатление безумное.

«Привидение» – возникло на клетчатой странице словцо со скрытой издевкой. Не хочет открываться.

– Вот что, дорогая. Надо поспать и прийти в себя. В доме есть снотворное?.. Или тебя в больнице успели напичкать?.. Тогда, может, вина?

В ответ она протянула тетрадь.

«Ты убил Марину?»

– Нет, Даша. Я хочу раскрыть это подлое дело. Ты мне веришь?

«Вы чужой, меня даже не вспомнили».

– Вспомнил, детка, хотя я в вашей группе лекции не читал. У тебя на экзамене в волосах был круглый гребешок янтарного цвета… И вдруг он выпал, помнишь? Упал на столик между нами. Ну, веришь?

Пауза в сомнении, а ведь у нее нет выхода: никого из близких не осталось.

– Ладно. Но ты меня не боишься?

Отмахнулась с досадой. Она была то в нетерпении, то в изнеможении. Словом, «надрыв». Так начался их оригинальный диалог: вопрос – жест – пауза – нервный росчерк пера.

– Двадцать восьмое ноября – день гибели Алеши, понедельник. Наверное, ты была в институте? Так. Во сколько вернулась домой?

Даша растопырила пальцы – семь.

– В семь часов. Что делала твоя сестра?

Лицо ее задергалось в страдальческих усилиях.

– Даша, ты вот-вот заговоришь, доктор сказал. Пока обходись подручными средствами.

Она поднесла сжатые в кулачок пальцы к уху.

– Понятно. Марина разговаривала по телефону. О чем?

«Запомни зеленый камень».

– Ты услышала только эту фразу? (Кивок.) Что она значит, Марина объяснила?

«Сказала: „Мы там два раза встречались“».

– Возле зеленого камня? – Кивнула… передернула плечами… сомнение. – С кем она встречалась?.. – Он вгляделся в больное лицо. – На сегодня кончим, доктор запретил.

Даша резко замотала головой, одновременно умоляющим жестом протягивая к нему руки – куколка в ужасной пантомиме. Он подсел к ней на диван, успокаивающе пригладил всклокоченные шелковистые волосы.

– Я с тобой, мы его поймаем. С кем она разговаривала?.. Не знаешь. Что еще сказала?

«Проводить ее к метро „Арбатская“».

– Почему «проводить»? В чем дело?

«Вдруг потеряла сознание – сотрясение мозга».

– Ах да, она же поскользнулась на ступеньках.

«Исчезла тяжелая фаянсовая ваза с подзеркальника в прихожей».

– Ты думаешь… вазу кто-то разбил, а Марина скрыла?

«Сказала: нечаянно задела и разбила. Я тогда поверила, а теперь не знаю».

– Понятно. Не исключено, что в прихожей произошло столкновение. Итак, в восьмом часу вы пошли на «Арбатскую»? Примерно в это время милиционер видел вашу «волгу», то есть убийство уже произошло.

«Она любила Алешу».

– Верю. Но ее могли втравить в историю, а потом она побоялась признаться. С кем Марина встретилась на «Арбатской»?

«Ушла в метро».

– Ты ее подождала? (Кивок.) Дождалась?.. Нет… Как у вас было условлено?

«Я сразу должна уйти домой».

– А ты все-таки осталась. Почему?

«Непонятно. Страшно».

– Страшно? Вы ведь еще не знали про гибель Алеши. Как она объяснила это вечернее свидание?

«Марина узнала страшную тайну и хочет нас всех спасти».

– Тебя, себя и Алешу? (Кивок.) Тайну святого Грааля?

Изумленный взгляд.

– В агонии Марина сказала, довольно бессвязно, что Алешу убил святой Грааль. Что ты про это знаешь?

«Ничего!»

– И вы потом так и не объяснились более обстоятельно?

«До пятого января – больница. Она с ума сходила из-за Алеши и говорила: „Все расскажу, а пока не хочу подвергать тебя опасности“».

– Так. Ты долго ждала у метро?

«Час».

– Заметила что-нибудь подозрительное?

Она закрыла глаза. Пауза углублялась, он почему-то не смел прервать ее. Наконец Даша написала невнятным своим «больным» почерком:

«Голос».

– Какой голос? О чем ты?

«Знакомый голос сказал: „Дракончик!“»

– Знакомый? Чей?

«Не знаю».

– Но как же!..

На бессмысленное восклицание грянул быстрый ответ: «Жуткий, искаженный, нечеловеческий».

– Но объясни!..

«Страшно».

Он мельком отметил, что иногда она повторяет реплики, наверное, забывая о предыдущих.

– Откуда раздался голос?

«Из-под земли».

– Дашенька, из-за тщеславного азарта я затеял этот неуместный допрос, виноват. Тебе необходим покой, чтобы прийти в себя.

Она ответила яростным жестом отрицания.

С беспомощной жалостью наблюдал он, как она пытается заговорить. И, сдавшись, пишет:

«Допрос!»

И раздался вопрос, почему-то (по интуиции) волновавший его:

– Ты любила Алешу?

Даша выписала старательно, почти аккуратно:

«Его нельзя было не любить».

Синие, как у сестры, глаза глядели сурово.

– Понимаешь, я ищу и не могу найти мотив двух преступлений.

«Зачем ищете? Как вы замешаны?»

– Не криминально, детка.

«Вы полюбили Марину?»

– Я восхищался ею… как образом со старинной картины, такая, знаешь, Манон Леско. Образ прелестный, но, извини, мне чуждый. И у вас мне понравилось, потому что… Я ведь тоже одинок. Кроме того, опасность подстегивает, пробуждает энергию. Еще на Суворовском бульваре предчувствовалась тайна… тень, образно выражаясь, смерти, страсти. Словом, нечто необычное. За нами, конечно, следили.

«Кто?»

– Наверное, тот, кто позвал тебя «из-под земли». «Дракончик», так? Значит, ты услышала знакомый-незнакомый голос и ушла. Где была Марина?

«Дома».

– Что сказала?

«Проехала с ним до Смоленской, и он проводил ее домой».

– И ты никого в «нем» не подозреваешь? Может, Серж?

«А может, вы?»

– Ладно. В каком состоянии была Марина?

«Она боялась тайны».

– Интересно… очень интересно. Как я понимаю, вы ждали Алешу. Ему приходилось без предупреждения ночевать вне дома?

Отрицательный жест.

«Марине стало плохо, я вызвала „скорую“, ее отвезли в больницу».

– Как ты думаешь, она встретилась в метро с любовником?

«Нет!»

– А ты, Даша… ты любила сестру?

Она поглядела на него с недоумением, слезы выступили на глазах, но не пролились – два синих озерца. И стало ему стыдно: девочка дар слова потеряла, может быть, помешалась из-за сестры, а он верит злобным сплетням! И все же… какой странный, сюрреалистический рассказ – дракончик из-под земли…

– Ты рассказала о событиях двадцать восьмого ноября следователю?

«Она взяла с меня слово молчать. Если я кому скажу – могу погибнуть».

Валентин был поражен.

– Вот уж действительно… дракончик! Ведь муж убит – и скрывать… Все-таки она вела себя, мягко выражаясь, странно.

«Так кажется с первого взгляда».

– А если поглубже взглянуть?.. Ладно. Алешу хоронили без нее?

«Ее отпустили на сутки».

– Марина сильно переживала?

«Ужасно! После поминок слегла и всю ночь бредила. Утром Серж отвез ее в больницу».

– О чем бредила?

«Алеша, прости!»

– Неужели ты не видишь? Марина чувствовала свою вину.

«Она убита!»

– Даша, ты можешь не выдержать такого напряжения…

Она, не слушая, писала в тетрадку. Протянула:

«3095».

– Что это? Что за цифры?

«Мне неизвестно. Просто запомнила, потому что она повторяла в бреду».

– В связи с чем?

«Не знаю».

– Но ты у нее потом спросила?

«Она удивилась, не вспомнила».

– Вот что, Даша. Твою сестру преследовал человек, которого, по твоим намекам, она ненавидела и боялась. И в то же время – даже после убийства мужа! – скрыла свои отношения с ним ото всех. Или он был ей бесконечно дорог, или… – Валентин замолчал, а хотел сказать: «или ты ей была дороже жизни и тайна – в тебе».

Даша глядела, замерев, пронзительно.

– Чей голос ты слышала у метро?

Она уронила ярко-волосую голову на колени, тут же выпрямилась, синие глаза вспыхнули.

– Знакомый голос, – продолжал Валентин. – Кто – Боря или Серж.

«Не знаю. Страшно».

– Такое необычное восклицание… на улице, в темноте. Тебе не померещилось?

«Нет!»

– Значит, он тебя знал, ее любовник.

Резкий жест правой руки, будто девочка отталкивает нечто с брезгливостью.

– Моя нечаянная проговорка, однако не случайна! – протянул Валентин удивленно. – Так, видимо, на меня подействовал ее бред: «Алеша, прости!» Каковы, на твой взгляд, у нее были отношения с Сержем?

«Алеша к нему не ревновал».

– А к кому ревновал?

«Ни к кому, но она завораживала мужчин».

– Это я заметил. – Вновь вспомнились цветаевские строки: «Мне дело – измена, мне имя…». – Бывший актер был якобы занят покупкой акций неподалеку от места преступления.

«Я не люблю Сержа, но он человек респектабельный».

– И респектабельный обыватель может нравственный стержень потерять, по себе знаю.

«Вы – убийца?»

– Игрок. Ладно. Сержа пока оставим… пока я «компромат» на него не соберу. Что это?

«Он был здесь».

– Кто?

«Голос».

– Когда?

«На Рождество».

– Сегодня?.. То есть уже вчера?.. Погоди, – пробормотал Валентин, умеряя жгучее нетерпение. – Надо по порядку. Вы сделали уборку в квартире, собрали на стол. Марина получила от меня двести долларов. И купила себе платье?

Даша провела руками по измятому нежно-зеленому шелку, записала:

«Мы обе – по платью. В шесть часов на машине на Арбат, обменяли доллары. Я задержалась поискать гребень».

– Нашла? (Кивок.) Где же он? (Пожала плечами.)

Валентин поднялся, подошел к комоду, на полу в уголке, где она стояла, дрожа от ужаса, валялся круглый, якобы из слоновой кости, с зелеными камешками гребешок. Дешевая, но изящная вещица. А волосы богатые, прекрасные. Ему захотелось причесать ее, и он поддался желанию, но гребень сразу запутался в кудрях. Она с удивлением отстранилась.

– Ты сейчас похожа на помело, – заметил Валентин грубовато, намеренно сбивая опасный настрой.

Она резко встряхнула головою, как бы говоря: пусть.

– Стало быть, ты осталась купить гребешок, а Марина поехала гостей встречать. Ты вернулась около семи?

«Перед вашим приходом».

– Входная дверь была закрыта?

«Я позвонила – никого, открыла своим ключом».

– И захлопнула? Так. А окно?

«Распахнуто. Я крикнула: „Марина, сквозняк!“»

– Ты была уверена, что она дома?

«Машина во дворе».

– А потом?.. Дашенька, что потом?

В уютный елочный мирок как будто ворвался ледяной сквозняк. Фрагмент кульминации убийства. Или самоубийства.

Она быстро написала склонив голову:

«Я больна. Вы купите мне настоящий пистолет?»

– Купим, купим. – Чем бы дитя ни тешилось… От нетерпения разгадки он готов был пообещать что угодно! – Ты не хочешь продолжать? Даша, прошу!

Она слегка отвернулась и долго лежала неподвижно, глядя куда-то вверх. Что ж тут произошло?.. Какая мрачная история, прямо «загробная». И никак не поймаешь мотив.

Жили-были две сестрицы, без отца, без матери, бедные и красивые. Да, красавицы, и любовная крутня какая-то была, несомненно, однако… два убийства! Допустим, муж погиб в драке, тот увлекся в аффекте ревности… А женщину за что? За то, что знала убийцу и могла выдать. Так ведь не выдала! Никому не сказала и дождалась смерти… Нет, неправдоподобно! И все же у Марины была тайна, назовем ее по-детективному: тайна зеленого камня. Они два раза встречались у этого камня. Что же знает Даша и кого так боится?

Она протянула тетрадку:

«Я услышала тот же голос: „Дракончик!“»

– Господи помилуй, что ж это значит! Ты выскочила из своей комнаты?

«Чуть позже. Я была неодета».

– И слава Богу. Я нашел дверь уже открытой. Понимаешь? Между твоим и моим появлением кто-то проскользнул в подъезд. И не решился щелкнуть замком. Ты слышала в квартире шум борьбы, крики, что-нибудь еще?

«Только голос».

– Ты не заметила, что дверь открыта?

«Нет. Я пошла в гостиную».

– К счастью, не в подъезд. Может быть, избежала смерти.

«И все же странно, – тотчас подумалось, – очень странно он себя ведет, этот „дракончик“. Не побоялся, что выдаст себя этим словом, оставил в живых свидетельницу. Он наверняка видел… сквозь еловые ветви из эркера видел, как она вошла, – и не тронул! Или он сумасшедший (и она сумасшедшая?), или что-то связывает ее с убийцей?..»

– Что ты увидела в гостиной?

«То же, что и вы».

Мгновенно в разноцветной полутьме вспыхнула картинка: гуляет «сопредельный сквознячок», елка, как своенравное существо, трепещет и позванивает, окно зияет снежным провалом…

– Почему ты спряталась в углу за комодом?

Она пожала плечами. Из прихожей зазвонил телефон. Оба вздрогнули.

– Даши нет в больнице, – сказал Борис. – Едва добился от них…

– Не волнуйся, она дома.

– Я подъеду.

– Не стоит. Надеюсь, заснет.

– Она говорит?

– Нет, не может.

– Хорошо, до завтра.

Голос искаженный, словно испуганный. Не этот ли голосок сопровождал, так сказать, оба преступления?.. Валентин сел, как прежде, на краешек дивана, сообщил:

– Боря о тебе беспокоится.

И тут заметил, что она спит. Или притворяется?.. Лежит, закрыв глаза, совершенно недвижно, точно окоченев, точно… (суеверно он изгнал из мыслей слово «труп»). Вдруг губы зашевелились – Валентин склонился почти вплотную к лицу, зашевелились беззвучно, в загадочной немоте. Наконец уловилось ровное сонное дыхание. Понятно, «выговорилась» – и наступило обвальное действие лекарства, которым ее, конечно, напичкали в больнице.

«То же, что и вы».

Если она говорит правду (в чем я сильно сомневаюсь), я то же видел, то же чувствовал: некое проскользнувшее, мистическое дуновение, прошумевший вихрь… История с патологическим подтекстом, где дважды прозвучало: «Дракончик!» Не дожидаясь третьего раза, надо действовать.

Загадочная семейка

Воскресные, почти пустынные улицы. Угол Чехова и Садового кольца, розово-кирпичный муравейник (по когда-то престижному проекту), просторные холлы, скоростные лифты. На звонок открыла дама с трагически-значительным, в нервных морщинках лицом, с небрежно-пышной прической, в длинном халате, вышитом дракончиками.

Бизнесмен-актер на утренней прогулке. И где он обычно гуляет? По Бульварному кольцу. Подумав, дама пригласила («Валентин Николаевич, – Жанна Леонидовна») в элегантный кабинет Сержа с белыми стенами, черной кожаной мебелью и стальным сейфом. На одной стене фотографии загримированного актера в классических позах и одеждах разных эпох и племен; амплуа – «первый любовник».

Одна небольшая фотокарточка – цветная, новенькая, в прекрасной лакированной рамочке – заинтересовала Валентина чрезвычайно. Светская компания с бокалами шампанского, четверо мужчин в цивильных костюмах и две женщины: Марина и дама-хозяйка. Среди них наверняка…

– Это Алексей Курков? – Он указал на господина, непринужденно склонившегося к обнаженным плечам Марины.

– Конечно. Вы его знали?

– В первый раз вижу.

– Кто вы? – Она не то чтобы испугалась, но напряглась.

– Недавний знакомый сестер Пчелкиных.

– А, эти авантюристки. – Дама как-то рухнула на кожаный диванчик и закурила.

– Марина погибла вчера.

Она не дрогнула, глядя немигающими темно-серыми глазами, забыв убрать улыбку – гримасу тонких губ.

– Где пепельница? – пробормотала, перегнулась, взяла со стола хрустальное тонкое блюдечко, уронила, разбив на мелкие блестящие осколки. Задрожали морщинки на лице, задрожала сигарета в длинных пальцах. Дама вдруг встала и ушла. Истеричка, должно быть.

Валентин с острым интересом уставился на лицо покойного, слегка искаженное из-за наклона. Темные густые волосы – медный «ежик», высокий лоб, крупные губы изгибаются в улыбке. В целом впечатление обаятельное – не господин, а скорее студент, в отличие от других троих более свободен, раскован – худощав, верхняя пуговица белоснежной рубашки расстегнута. Они обе любили его.

Даши на снимке нет. Марина обольстительна в чем-то пышном, полупрозрачном, лимонно-желтом, как нежная мимоза. Возбуждена, смеется. И Жанна хороша, молода (Валентин покосился на распахнутую дверь) – тайна вечной женственности, так сказать.

В центре композиции эффектный Серж, по обе стороны от него двое незнакомцев.

– Как она погибла? – услышал он низкий трагический голос и обернулся.

– Упала из окна. Точнее…

– Самоубийство?

– Не думаю. Ее убили.

– Кто?

– Я его ищу.

– Садитесь. – Она села, указав на диванчик напротив. – Так вы следователь?

– Любитель, просто живу у Пчелкиных, комнату снимаю. Даша больна, в опасности. Понимаете? Кто-то преследует эту семью.

Жанна Леонидовна взглянула исподлобья.

– Вы ее любите?

– Кого?

– Дашу.

– Люблю, – соврал он глазом не моргнув, улыбнувшись самой задушевной из своих улыбок (что ж, он тоже авантюрист). – Помогите нам, Жанна.

Мимолетной ответной улыбкой она согласилась на его обращение; но некий странный трепет все больше ощущался в ней.

– Чем?

– Информацией. Кто эти двое мужчин на снимке?

– Ах, эти. Компаньоны. В красном пиджаке Марк, продал мужу долю в компании, уехал в Эквадор.

– Куда?

– «Страстоцвет» связан с тамошними фирмами.

– Насовсем уехал?

– Связи налаживать. Как в позапрошлом году.

– Продажа состоялась двадцать восьмого ноября?

– Именно в тот роковой день, но Алеша… – Жанна изящно повела плечами. – Он не имел к этому никакого отношения.

– Понятно. А второй?

– Функционирует. Митя Вышинский. Дмитрий Петрович. Его фирма слилась с нашей, мы сфотографировались как раз на торжестве по этому поводу.

– Когда это происходило?

– Презентация? Второго или третьего… третьего ноября. Было, как обычно, скучно, пошло, но Марина веселилась от души. – Жанна Леонидовна вдруг перекрестилась. – Она сразу скончалась?

– Нет, не сразу. При мне наступила агония.

На подвижном лице напротив выразился ужас.

– Нет, она правда умерла?

Валентин молча наблюдал: и эта чего-то боится, утонченная дама.

– Значит, вы приняли ее последний вздох? (Он кивнул.) Она что-нибудь сказала перед смертью? Это очень важно, последние слова во многом определяют загробную судьбу.

Ясно, помешана на мистике.

– Вы имеете в виду христианское соборование?

– Ну, не только… вообще.

– Марина доверила мне тайну. – Он сознательно углублял драматизм ситуации (может быть, призывая огонь на себя), но ведь правду сказал: что-то значит «святой Грааль» не в символическом, а в конкретном смысле? – Как вы думаете, у Марины был любовник?

– Вы на что намекаете?

– Ни на что, поверьте, я только позавчера с сестрами познакомился. Вы производите впечатление человека проницательного.

– По-моему, вы тоже не промах. – Жанна нервно усмехнулась. – Что ж получается? Она имела любовника, который сначала убил мужа, потом ее?

Пошловатый привкус от высказанных соображений (как-то не вязавшийся с рождественской сказкой) заставил его поморщиться. И Жанна воскликнула, словно подслушав:

– Какая чушь!

– Согласен. И в то же время она тайком с кем-то встречалась. Место встречи – зеленый камень в метро «Арбатская».

– Зеленый камень? – удивилась Жанна. – Памятник или надгробье?

– Мне неизвестно.

– Неизвестно? – Она помолчала. – Есть женщины, провоцирующие мужчин на безумства. Марина была из таких.

– Вам ее не жаль?

– Ну, когда-нибудь мы все умрем. И чем раньше, тем лучше.

– Вы сказали, что на презентации Марина веселилась от души.

– Да обыкновенно!

– С кем-нибудь она общалась, флиртовала, танцевала?.. Или на таком мероприятии танцы не приняты?

– Танцевали, когда крепко приняли.

– А с кем конкретно Марина…

– Со всеми подряд. Вы полагаете, она с кем-то закрутила на презентации? Да у нее была масса возможностей в своем музее.

– Да, конечно, – поддакнул Валентин, но «Страстоцвет» интуитивно, возможно, чисто зрительно уже ассоциировался для него с местом преступления.

– Что за предсмертная тайна? – Жанна жадно затянулась.

– Алешу убил святой Грааль.

– Так называют чашу, – прошептала женщина, пораженная услышанным. – Изумрудную чашу с сакральной кровью Христа.

– Так в легенде, но…

– Это не легенда. Мистерии Грааля – глубочайшие символы. Я видела старинную гравюру…

– Враждебные христианским, – перебил Валентин. – то есть антихристовы.

– Нет, не враждебные! – Голос хозяйки фанатично зазвенел. – Они верно отражают нашу двойственную природу. Гора Спасения – это тело человека, храм на ее вершине – мозг, а замок Клингсор в темной аллее под горою – животная энергия в нас, которая соблазняет рыцарей в саду иллюзии и извращения.

– Давайте не будем соблазняться. Вернемся к гибели Марины. Вам известен ключ к ее последним словам?

– Представить себе не могу! Она никогда не увлекалась эзотерическими учениями.

– В отличие от вас, – заметил Валентин; она вдруг вспыхнула от его взгляда и отвернулась. – Ее подло убили – и этими загадочными словами (уже в бреду, наверное) она пыталась открыть мне тайну двух преступлений. Или даже трех.

– Трех? Кто третий?

– Мне кажется, есть загадка и в смерти отца.

– Вот так московская мистерия! – Жанна усмехнулась. – И вы, как сыщик… нет, как рыцарь, своего рода Парсифаль, идете на битву со злом.

– Не так пышно, но азарт есть. Проникнуть и разрушить, как вы сказали, сад иллюзии и извращения. – Не смейте! Это мистика.

– Как трактовать… Если у Марины был любовник… – Валентин услышал шорох за спиной, где-то в квартирных недрах; рванул в прихожую: одна из четырех дверей открыта настежь, и стоит, прислонясь к притолоке, пригожий подросток, судя по всему, сын.

– Подслушиваете?

– Давайте выпьем!

– Я тебе выпью! – материнский глас из глубины.

– Имею право, со вчерашнего. Рождество – головокружительное торжество.

– Это семейный праздник, – продолжала мать укоризненно, – который я почему-то должна проводить в одиночестве.

Усталая томность мальчика внезапно пропала, он обрел прыть; через секунду Валентин увидел его уже в кабинете с бутылкой, а также открытую дверцу пузатенького бюро, где в зеркальных пространствах пестрела компания спиртных собратьев.

– Я по наследству предпочитаю «Абсолют». А вы?

– Я на машине.

– Нет проблем. Закусите, как папочка, лавровым листиком. Или, как мамочка, запьете валерианкой.

Жанна протянула с ласковой укоризной:

– Ленечка, гость может подумать…

– Он не гость, а сыщик.

Значит, подслушивал.

– За тебя, моя дорогая! – Леня опрокинул в рот рюмку водки. – Вы по поводу дела Куркова? Так вот. Конечно, эти девки имеют любовников. Во-первых, наш артист…

Жанна перебила нервно:

– Марина вчера умерла!

В напряженной паузе Валентин отчеканил:

– Зачем вы оскорбляете свою мать?

– Я? – искренне удивился сынок. – Я про папашку…

– Да, про мужа при жене.

– Допер! Прошу прощения! – Он шлепнулся на диванчик, схватил мать за рукав. – Простишь?

– Леня, как бы ты ни относился к Пчелкиным, приплетать отца к уголовному делу…

– К уголовному? – Леня помотал кудлатой головой. – Туго соображаю со вчерашнего. Как она умерла?

– Из окна выбросилась, точнее…

– А предсмертная записка есть?

– Записки нет, – вмешался Валентин. – И там кто-то был в момент убийства.

– Убийства? – тихим эхом откликнулся Леня, а Жанна прошептала в ответ:

– Где «там»?

– У Пчелкиных.

– Кто?

– Привидение.

– Как вы смеете ее пугать! – возмутился Леня. – Она и так… Нет никаких привидений, мам, я тебе тыщу раз говорил, ни злых, ни добрых! А если и есть, то плевать они на нас хотели из сопредельной своей тьмы.