Текст книги "Век кино. Дом с дракончиком"

Автор книги: Инна Булгакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Шуточки маньяка

Валентин валялся на диване возле елки, бездумно созерцая ее радужно-зеленое царство. Деревце еще держалось, почти не опадая под покровительством пещерки, на сороковины удивлялись. И говорили, что обычно выбрасывают на другой день после старого Нового года. Сейчас, положим, не до семейных традиций. Даше вообще не до чего, а Валентину было жалко. Особой сентиментальностью он не страдал, но принял (привязался даже) это семейное гнездо и не хотел пока ничего менять.

Он лежал и старался сосредоточиться. Она в своей комнате с Борисом, возможно, занимаются любовью. Так цинично говорил он себе, не веря… или веря, ладно, черт с ними! Сейчас мысли его занимал «поклонник» постарше. При въезде во двор через навечно распахнутые ворота Валентин засек в боковом ракурсе некое движение в кустах, в тени, в черной морозной мгле за левой створкой. Затормозив, выскочил и догнал уже на улице… бизнесмена. «Что вы здесь делаете?» – «Плачу», – ответил тот почти задушевно, глаза блеснули, но не слезой. «Вы виноваты, – вдруг произнес Валентин в порыве интуиции. – Вы виновны в их смерти». Серж рассмеялся фальшиво и громко, как со сцены, и сгинул за углом.

Действующие лица ведут себя все более непредсказуемо, неистово. А главное – все без исключения врут. Ну может, к Даше это не относится… относится! Если и не врет, то говорит не все. Отчего возник у нее такой жуткий шок? Смерть сестры. Но ведь она об этом не знала, еще ничего не знала, когда я застал ее в углу за комодом в невменяемом состоянии. Открытое окно, сквозняк, елка… все обычно, привычно, но – голос! Что такое «дракончик» – шуточка психа, пароль или ее собственный, так сказать, «пунктик»? Вдруг на московской вечерней улице знакомый голос – «дракончик»! – дьявольская издевка! Душевный сдвиг у обеих сестер? Кто их так «сдвинул» – до смерти, до болезни? Что за история. Валентин усмехнулся, мистерия святого Грааля. Как Серж сказал: «Между ними стоял Алеша». И еще: «Пусть все ответят». Правильно – и в первую очередь студент.

Валентин нагнулся, пошарил в наружном кармане своей дорожной сумки, достал новую пачку «Мальборо». Из-под дивана торчит кончик шарфа – как все днем бросил, так и… Он поднял длинный узкий шарф черного цвета, завязанный петлей… Предлагают повеситься!

Валентин пронесся в прихожую, распахнул дверь к Даше: в красноватом свете ночника студенты валялись на кровати в обнимку, но одетые. Воззрились с изумлением.

– Вы что это?.. – начал Боря агрессивно, но Валентин перебил в бешенстве:

– Что за шуточки? – Поднял на свет черную удавку. – Ты завязал?

Боря рассмеялся.

– А может, вы сами это проделали, чтоб иметь предлог к нам вломиться?

Перед откровенной наглостью Валентин обычно обретал хладнокровие.

– Мне не нужны предлоги. Я сегодня завез свои вещи, шарф положил на диван. И мы с Дашей сразу поехали к тебе, она в гостиную не входила.

– Ну мы и сейчас не входили, правда, Даш?

Она кивнула, глаза огромные, встревоженные.

– А когда я душ принимал… точно не входили?

– Да говорю же!.. – Боря осекся, лицо исказилось (от страха, с удовлетворением подметил «сыщик»). – Даша, ты немедленно уедешь со мной, у меня поживешь. Я не могу оставить бабушку.

– Что с ней? – осведомился Валентин.

– Что, что… старость – вот что.

Даша быстро писала в коричневой тетради, протянула юноше, тот схватил, пробежал глазами.

– Тебе тут смерть грозит!

Бесшабашно отмахнулась.

– Нет, лапочка, ты должна выбрать! Полагаюсь на твою совесть.

Тут Валентин поимел совесть и покинул комнату. Из гостиной видно было ему, как выскочил Боря, схватил с вешалки куртку и удалился, хлопнув на весь дом дверью, бросив на бывшего своего преподавателя незабываемый взгляд-вызов.

Странно. Неужели его бабушка так плоха? Такая с виду бодрая, энергичная… что ж, выбор внука свидетельствует о его внутреннем благородстве. И хватит об этом! Валентин вдруг осознал задним числом (на собственной шкуре), как, в сущности, легко совершить преступление. И назовется красиво: в состоянии аффекта. Взорвать этот мерзкий мирок (сад иллюзии и извращения) с двумя рыжеволосыми ведьмами… одна из них убита, другая дожидается.

В неостывшем раздражении (несправедливом, ведь она-то его выбрала, «сыщика») Валентин растянулся на диване, закурил, поставив пепельницу на пол. А что, если мальчишка не врет – не он завязал удавку? Серж. Возвращаясь, так сказать, с охоты, увидел въезжающую во двор «волгу» Пчелкиных и спрятался за створку ворот… Как-то эти школьные проделки не стыкуются с бизнесменом – или он совсем спятил! Да и что тут искать? Чашу святого Грааля? Органы провели обыск.

Ладно, по порядку. Третьего ноября в фирме «Страстоцвет» состоялась презентация. Через двадцать пять дней – первое преступление. Допустим, связь между этими событиями (под впечатлением фотографии в черной рамке на белой стене) – сюжет, заезженный в изящной словесности: блестящая избалованная дама, впавшая в нужду, увлекается богатым господином. Светская компания с бокалами, возбужденные лица, прозрачно-желтое (и цвет символический) вечернее платье, муж, склонившийся к обнаженному плечу, трое респектабельных мужчин – выбор есть.

Тривиальный сюжет получает развязку отнюдь не тривиальную: муж и жена убиты. По словам близких, она любила Алешу – тем не менее с предполагаемым убийцей ее связывало нечто серьезное, смертное. «Запомни зеленый камень».

28 ноября. Сотрясение мозга. Бесследно исчезнувшая фаянсовая ваза. Бурное объяснение с рукоприкладством на квартире Пчелкиных, после чего любовник едет к театру?.. Но фирмачи (Марк и Серж) занимались финансовой сделкой, Боря дежурил, Дмитрий Петрович лежал в подагре (завтра же займусь!). И все же допустим: преступник тем или иным способом договаривается о встрече с Алешей на набережной вечером. Марк отбыл в сопровождении телохранителя в Шереметьево – «далее везде». Остаются Серж и Дмитрий Петрович. Если Марина закрутила роман с последним, действовать мог Серж, например, донести Алеше, позвонив в театр. Если со старым другом дома – на стреме его супруга (в Жанне, по-моему, ощущается какое-то глубинное чувство вины – «что толку в запоздалых сожалениях?»). Словом, кто-то мог свести кого-то с Алешей под Большим Устьинским мостом. «Кто-то» «кого-то»… никакой ясности, правда, и настоящих стопроцентных алиби у обоих фирмачей пока не наблюдается.

Как бы там ни было, Алеша оказался на набережной и впустил убийцу в машину. И тот озверел до последней степени – избить соперника до полусмерти и выбросить в реку! Садистская ненависть, истребительские страсти… А что ж несчастный муж – неужто не сопротивлялся? Да ведь сказано: сопротивлялся, отбежал к парапету, картина борьбы восстановлена по следам. На лице, на теле убийцы должны были остаться следы. Но поздно – подозреваемых (тогда они еще не были подозреваемыми), конечно, не осматривали. Что за таинственная «подагра» скрючила 28 ноября Дмитрия Петровича?

События приоткрываются в абсурдном, даже ирреальном плане. Расправившись с мужем, преступник звонит его жене и зачем-то встречается с ней в метро. Определенно ото всего от этого несет клиникой. Экая проблема развестись и соединиться законным браком с богатым любовником, коль уж приспичило. А если на пути стоит Жанна? Так ведь не ее «убрали»…

Ладно, звонит, встречается, а потом в темноте возникает «дракончик»! И вчера. Проник в чужую квартиру и сказал… черт знает что, абсурд! Или Даша выдумывает. Зачем? (Затем, что у них сговор с Борисом и они водят меня за нос.) А зачем Марине покрывать убийцу своего мужа? Опять-таки: если замешана сестра. И она сама, пусть косвенно, замешана: «Алеша, прости!» – разве это не свидетельство вины? Да, виновата, но ведь она погибла.

Чудовищная история, никак не могу поймать, ощутить самый нерв – мотив преступления. По Суворовскому бульвару шла женщина, которая вдруг испугалась кого-то и привела меня сюда… вот на этот диван. Я тогда же отметил: опекает сестренку, невостребованный материнский инстинкт. Ради Даши скрыть имя убийцы мужа? Да не «закладывать» же сестру! «Господи, о чем я? – ужаснулся Валентин. – Неужели эта девочка способна… Не верю!» Однако вспомнил: «Между ними стоял Алеша». «Эта девочка» могла донести мужу про Марину и закрутить чертову карусель.

Он осознал вдруг, что все время напряженно вслушивается – ни шороха, ни звука. Вечерний гул города – отдаленный рык уставшего зверя – только подчеркивал оглушающую тишину места преступления.

Валентин встал, приоткрыл двойные рамы, окунулся в ледяной мрак, как в прорубь; в голове просветлело. Избавиться от «бремени страстей», обрести прежнюю свободу и с холодным расчетом вычислить убийцу. Тотчас из тьмы – «привратной», образно выражаясь, за створкой ворот – проступило странно молодое лицо актера-любовника… Искаженный страхом голос юноши выговорил: «Дракончик!» Замешаны оба, нет сомнения – имел место заговор, в который втянули Марину и, наверное, Дашу 28 ноября она вернулась из института в семь часов. Алеша уже мертв… или смерть приближается (под каменными сводами моста – надо туда съездить, ощутить душой его последние мгновения). Марина разговаривает по телефону: «Запомни…» – она с ним на «ты». И возможно, узнает об участии Даши в преступлении. Испытав невыносимый шок (муж, сестра), теряет сознание. Однако, собравшись с силами, идет на встречу с убийцей. «Она узнала страшную тайну и хочет нас всех спасти». Пусть так, но почему не объясниться с сестрой, не дать волю горю и гневу?.. Нет, Даша невиновна! Преступление задумано и исполнено блестящей женщиной и ее любовником, которые впоследствии что-то между собой не поделили.

«Что-то». Что? Алеша был беден. Кто приходит сюда, проходит по этим комнатам, зовет: «Дракончик!» В чем цель загадочных явлений? «Поиски святого Грааля». Предсмертным бредом в московском переулке вдруг вспыхнула европейская магическая мечта… «…убил Алешу». – «Кто? Кто убил?» – «Святой Грааль».

Да что ж это значит. Господи? Вдруг вспомнился нервный разговор с Сержем. «Историк! Кто вас сюда послал?» – «Не иначе как черт!» – «У этого „черта“ есть кличка?» Разговорчик с душком, но… кличка «святой Грааль»? Да ну, слишком претенциозно, притом убийство совершил не профессионал, не киллер – в том и в другом случае.

От лукавой головоломки заныл левый висок. Валентин засмотрелся на алую пещерку над крестовиной (рождение и распятие). Мерцала золотая звезда над пастухами, магами и святым младенцем. «Мы ее так храним!» Игрушка дорогая, но двойного убийства явно не стоит; да «дракончик» давно бы забрал ее, нет, он ищет что-то другое. Или он – маньяк, вознамерившийся истребить эту семью. Например, уголовник, которого в свое время не сумел защитить в суде папа Пчелкин. Отсидев срок и повредясь в уме, он начинает мстить… И Марина все скрывает и его выгораживает? Ерунда!

Это кто-то «свой», кого так боялась Марина. На бульваре она воспользовалась мною – так утопающий хватается за соломинку в водовороте. И так испугалась на кладбище, что в самый скорбный бесповоротный момент попросила увести ее. Ужас реальный или, так сказать, инфернальный? Там были оба фирмача и студент. Они с утра участвовали в ритуале, но нервы у нее сдали в то последнее мгновение – когда гроб предали земле. Да, да, все естественно-жутко – однако загадочная фраза: «В толпе безопаснее».

Что ж, Марину с убийцей действительно связывала страшная тайна, в которой она никому не посмела признаться, и погибла. Валентин взглянул на черную удавку и вздрогнул.

Из прихожей послышался легкий шум, в дверях гостиной возникла Даша. Прелестное дитя – кожа нежно-розовая, словно воспаленная, пунцовый рот, опухший от слез (или от поцелуев), – прелестное и жалкое, взгляд потерянный, больной, как у человека, безнадежно пытающегося что-то вспомнить.

– Что будем делать, Даша? Тебе нужна сиделка.

Отрицательно покачала головой, губы произнесли беззвучное слово, но он понял: «пистолет».

– Обойдешься газовым, не хватало еще тюрьмы. В кого ты собираешься стрелять?

Она, прищурившись с презрением, сделала движение уйти; он опередил, загородил дорогу.

– Я взялся за это дело и доведу его до конца. Но у меня руки связаны, понимаешь? Я же не могу тебя постоянно с собой возить… Ну ладно, могу, согласен. И все равно тебя надо лечить.

Даша проскользнула в свою комнату. Валентин чего-то ждал в сильнейшем нетерпении. Вернулась с коричневой тетрадкой. Он прочел:

«Я выздоровлю сама, если буду жить дома. И согласна ездить».

Валентин будто бы медлил в раздумье, быстро пробегая предыдущие записи на странице:

«Тот голос отнял у меня голос».

«Ты выходил из моей комнаты, когда Валентин был в ванной».

«Нет, останусь! Мне надо быть здесь!»

«Почему бы нет? Пусть живет. Марина сказала, что доверяет только ему».

«Мне! – понял Валентин. – Только мне! Что ж, поживу».

Даша вырвала тетрадь и исчезла, щелкнул новый замок. А ночью в нестерпимой тоске, в смертном страхе пришла и разбудила его. Зажгли елку и просидели, промолчали до утра, до синего, сизого, белесого рассвета. Пещерка алела, ему было хорошо, а ей плохо, он чувствовал.

– Даша, скажи честно: ты хочешь, чтоб мы поймали убийцу?

Тут он заметил, что она спит.

«Страстоцвет»

Небольшой особняк в стиле московского ампира, в два этажа, с белыми полуколоннами по фасаду. Здоровенный детина – охранник, жующий жевачку (интересно, а Боря продолжает здесь подрабатывать?). «Вам назначено?» – «Нет. Сообщите Дмитрию Петровичу: с ним хотят поговорить о смерти Курковых». Детина переговорил по телефону, пропустил.

Обширный богатый кабинет с лепными потолками, коврами, мягкой мебелью, на двоих (два стола, два сейфа), видимо, здесь 28 ноября состоялось, так сказать, новоселье Сержа.

Валентин представился, спросил:

– Сергея Александровича нет?

– Присаживайтесь. Поехал к кладбищенским властям. Три гроба в одну могилу, как вам это нравится? – с вкрадчивым возбуждением заговорил Дмитрий Петрович, Митька – румяный, дюжий, свежий, словно распаренный из бани… этакий русский купец из Островского.

– А в могилу отца нельзя поместить? – осведомился Валентин.

– Тут вот какая сложность… Вы ведь, – с подчеркнутой любезностью, – историк?

– Бывший.

– Жутковатая история, а? Так вот. Когда хоронили Алешу, с материнской могилы перенесли на отцовскую памятник. Чтоб опять эту глыбу не ворочать (ведь и насчет отца надо приватно договариваться, покойнику всего третий год), Серж надеется купить разрешение на третий гроб.

– Жуть какая-то! – вырвалось у Валентина.

– Вот и я говорю: жуть, – жизнерадостно подхватил Дмитрий Петрович.

– Да лучше на новом каком-нибудь…

– Серж не хочет разлучать мужа с женой. Он меня с утра сегодня подкосил, ей-богу!

– Вы хорошо знали Курковых?

– Мимолетно. Вечер вместе провели.

– Но в похоронах Алеши участвовали.

– По доброте душевной. – В ясных глазах чуть не слеза блеснула… или усмешка. – А историк каким образом влип в эту историю?

– Я знакомый Марины. За день до смерти она попросила меня о помощи.

– Прям вот так вот на бульваре подошла и попросила?

– Напрасно иронизируете…

– Как я смею!..

– Ладно. Комнату сдала. Я понял, что сестры нуждались в охране.

– А не в деньгах?

– И в том и в другом. Завтра очередные похороны.

– Буду.

Хозяин кабинета предложил голландскую сигару и спиртное на любой изощренный вкус («Благодарю, за рулем»); оба закурили.

– Итак, – заговорил Дмитрий Петрович, выпуская из сочного рта густой клубок, – вы интересуетесь убийцей Курковых.

– Интересуюсь.

– И каков же, по-вашему, мотив?

– По-моему, необычен, загадочен. (Бизнесмен покивал, поддакивая.) Допустим, «страсти роковые, и от судеб защиты нет». Невменяемая ревность: любовник истребляет мужа, потом, в порыве, жену.

– Да, конечно, убийства не «заказные».

– Но зачем он является?

– Кто?

– Убийца.

– Кому?

– В квартиру Пчелкиных.

– Ну, разобраться с Мариной.

– А вчера? Вчера, кажется, опять приходил.

– Кажется?

– Он неуловим, но некоторые признаки присутствия налицо.

Бизнесмен вздрогнул, чуть не уронив сигару, подхватил на лету.

– Охота ж вам в такой клоаке копаться!

– Да ведь Даша может погибнуть. Если он решил истребить семью на корню. Или что-то ищет в квартире.

– Что? Что ищет?

– Представить себе не могу. Умирая, Марина сказала, что Алешу убил святой Грааль.

– Как, – прошептал Дмитрий Петрович, пораженный до предела. – Да ведь это чаша! Чаша из изумруда.

– Вы знаете эту легенду?

– Знаю. – Собеседник словно опомнился от некоего веяния мистики. – Серж сообщил о происшедшем по телефону, без подробностей. Значит, вы присутствовали при ее кончине?

– Я опоздал на какие-то минуты, застал агонию.

– Опасное дело, Валентин Николаевич, – констатировал бизнесмен солидно и взвешенно. – Мой совет: девчонку, если она вам так дорога, увезите куда-нибудь, сами отстранитесь. Человек, очевидно, одержим, пойдет на все.

– Мне кажется, Дмитрий Петрович, вы догадываетесь, кто такой святой Грааль в данном раскладе.

– Ни-ни, увольте! Я в чужие дела не люблю вмешиваться. Эту пару жаль, конечно, но…

– Но что у них можно украсть, как вы думаете?

– Не осведомлен.

– Вы ведь к ним заезжали.

– С Сержем. На минутку. К обстановке не приглядывался, не приценивался.

– И познакомились с Дашей?

– Ну и что? Говорю же: на минутку.

– Курковы ведь обнищали?

– Про жену не в курсе, а Алеша… он был бедняк по своей сути.

– То есть?

– Вы не замечали такую природную особенность, – бизнесмен говорил веско, как о чем-то глубоко продуманном, «мистическая» дрожь прошла, – к кому-то денежки прут, а от кого-то откатывают, хоть из кожи вон вылези. Ну, как интеллигент, он говорил, что ему и не надо, мол, богатому не войти в царствие духа. Как там две тыщи лет назад Галилеянин сказал насчет имения?.. Красиво, но нереально.

Валентин, поднапрягшись, процитировал:

– «Пойди, продай имение твое и раздай нищим и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мной».

– Ну, вы тоже интеллигент, пусть бывший. Только ведь легко говорить тому, у кого ничего нет. А ты поди заимей, а потом раздай. Это для нормального человека невозможно. А Алеша под свой блаженный бред даже теоретическую базу подводил.

– А именно?

– Алхимия – поиск «философского камня», с помощью которого неблагородное сырье превращается в благородное – золото. На этом идеале основан западный образ жизни, их культура – фаустовская. А у нас напротив – на «законе и благодати». Вот почему капитализм в России не проходит и не пройдет. Эстетически стройно, но! – Бизнесмен разгорячился. – У нас до большевичков такие миллионщики процветали… крупнейшие состояния в мире, черт возьми!

– Ну, земельная аристократия…

– Нет, коммерсанты, купцы!

– Почти все они были старообрядцами, – заметил Валентин, – или начинали карьеру у старообрядцев. Капитал – как некая защита от гонений.

– Теперь не защита, наоборот! Видали внизу Сему? Вот такими держимордами приходится защищаться.

– Скажите, вы с Мариной танцевали на презентации?

Дмитрий Петрович как будто не удивился оригинальному повороту в философском диалоге, но взглянул цепко, жестко. Да, румяный купец весьма непрост!

– Это вы, стало быть, ко мне подбираетесь? Дама не моего полета.

– Не в вашем вкусе?

– Ну отчего ж… Очень женственна, с огоньком, с загадкой. Только ведь с ней надо было «всерьез и надолго». Мороки много, а я человек семейный.

– Так танцевали?

– На презентации?

– А что, вы с Мариной еще раз видались? Может, два раза – возле зеленого камня?

– Ну, на погребении. А тут… да, потоптались на ковре. По-моему, вы этому банальному мероприятию слишком большое значение придаете.

– Убийство Алеши произошло неподалеку от вашей конторы.

– Да ведь не в конторе и не третьего ноября.

В наступившей паузе Валентин засмотрелся в широкое, до полу, полуовальное окно из цельного стекла. Острый шпиль сталинской башни с «Иллюзионом» вонзается в мутное январское небо, далеко внизу над свинцовыми волнами Большой Устьинский мост… свирепая схватка у парапета… он перевел взгляд: Дмитрий Петрович (мужик хищный, мощный, однако страдающий подагрой) глубоко задумался, опершись локтями о настольное стекло. Почувствовал взгляд, поднял голову.

– Валентин Николаевич, вы, значит, намекаете, что она тут с кем-то закрутила, после чего они с мужем погибли?

– Я назвал эту версию – «Страстоцвет». Кстати, после преступления вас допрашивали?

– Это с какой же стати? – Бизнесмен выдохнул сизую струю. – Что меня связывало с покойным? Пресловутый разговор на евангельскую тему?

– Когда вас прихватила подагра?

– Двадцать седьмого ноября. Настолько сильный приступ, что не смог присутствовать в конторе на сделке.

– Чем лечились?

– Жена делала массаж.

Дмитрий Петрович отвечал учтиво и с готовностью, как бы признавая за Валентином право задавать вопросы. Однако не поймаешь: страдал ли он от подагры или после драки на набережной – жена не выдаст.

– Значит, двадцать восьмого с шести до девяти вечера вы были дома?

– Увы, прикован к постели.

– Боре вы дверь открывали?

– Ну, кое-как собрался с силами, жена как раз вышла.

– Во сколько он к вам приехал?

– Около девяти.

– Марк Казанский надежный был партнер?

– Он и есть. В Эквадор поехал налаживать «кофейные», так сказать, связи.

– Наладил?

– Не все сразу. Работает.

– У вас есть от него известия?

– У меня все есть. Минутку. – Дмитрий Петрович принялся шарить в ящиках стола. – О! Пожалуйста, факс.

Валентин прочитал:

«Переговоры продвигаются, но медленно, я настаиваю на нашей цене. Вышлите материалы по третьему пункту.

7 декабря

Марк Казанский».

– Ясно. А студент продолжает у вас работать?

– Временно выбыл. В институте сессия.

– Тоже надежный человек?

– Я его мало знаю, это приобретение Сержа. Вообще парень хваткий, несмотря на томность, здоров как бык.

– Да и вы производите такое впечатление. Подагра уже не мучает?

– Временно отпустила. А тогда неделю прострадал, как раз к похоронам оклемался.

– И на кладбищенскую взятку дали денег?

– Ровно треть, из чистого сострадания. Отличаясь природной простотой, люблю людей сложных, трагических.

– Алеша производил такое впечатление?

– Не только производил, но и оправдал: подумайте, какая судьба!

– Жена его предала, судя по всему.

По румяному лицу словно тень проскользнула.

– Не могу судить, не зная наверняка.

– Она твердила в бреду: «Алеша, прости!» Она знала убийцу.

– В предсмертном бреду?

– Да нет, еще двадцать восьмого ноября у Марины случилось сотрясение мозга.

– Ах да, ее ж из больницы на похороны отпустили.

– Кстати, на кладбище вы не заметили ничего необычного?

– Смотря что понимать под… Мне запомнилось последнее прощание. Гроб раскрыт, лицо задрапировано розовым шелком, руки крест-накрест… Я приложился к обручальному кольцу.

«Да уж разумеется, – подумалось с иронией, – новый миллионщик приложился к золоту».

– Червонное, высшей пробы, с оригинальной резьбой, – продолжал Дмитрий Петрович, – помню, отметил на презентации.

– А дальше?

– Закопали.

– А вы не обратили внимания на один довольно странный эпизод?

– Ни на что не обратил, я был потрясен.

– Да ну?.. В сущности, Алеша для вас был чужой человек.

– Сам удивляюсь. Я-то человек земной, практический, а впечатление было какое-то… потустороннее.

– Страх смерти?

– Неосознанное впечатление… возможно, и страх.

– А вы помните, как вдова попросила увести ее, а потом сказала загадочную фразу: «В толпе безопаснее».

– Нет, я ничего не слышал.

– Что, если она поняла – внезапно, в ту минуту – убийца здесь, у могилы?

– Да откуда мне знать…

– Или вдруг кого-то заметила на кладбище со стороны, понимаете? Вдалеке мелькнул убийца – может быть, это вас задело подсознательно?

Сквозь облачко дыма бизнесмен взглянул светлым взором – каким-то «обнаженным», завороженным.

– Нет, в тот момент я не отрывал глаз от гроба. Но позвольте! Убийца является почтить память убиенного? Да быть не может!

– Согласен. Значит, он был в толпе среди вас. Вы не видели на кладбище старика?

– Старика?

– Высокий, сутулый, в долгополом темном пальто, седые длинные волосы. Серж его заметил на Рождество почти на месте преступления. Он удалялся по улице.

– Старик… – повторил Дмитрий Петрович глухо. – Старик костюмер из театра нес гроб.

Валентин пристально смотрел на собеседника.

– Мрачная история, правда?

– Да уж.

– На грани фантастики… замогильная. Но все эпизоды, самые немыслимые, должны стать в свой ряд, обрести стройность. И ключ к этой убийственной гармонии – в поступках Марины.

– Жуткая женщина! – вырвалось у Дмитрия Петровича. – Что я говорю! Ведь она погибла.

– Что ж, возможно, с «дракончиком» они составляли пару.

Зазвонил телефон на столе, бизнесмен взял трубку, пробормотал: «Позже!».

Валентин продолжал:

– На сороковины вдова не посетила кладбище и сказала: «Скоро меня поминать будете. Он меня зовет».

– Убийца?

– Муж. Даже если она впрямую и не участвовала в преступлении, ее вина перед ним была безмерна. Она попыталась искупить ее в предсмертии: «убил Алешу». Имя осталось втайне. Дмитрий Петрович, вы любили ее?

– В этом неповинен.

– А в чем?.. Признаться, меня удивляет ваша готовность отвечать на мои довольно бесцеремонные вопросы.

– А меня удивляет ваша осведомленность.

– Я взялся всерьез – речь уже идет о жизни младшей сестры.

– Хоть сюда-то меня не впутывайте. Почти незнаком и почти не помню.

– Так кто же проникает в их дом и зовет: «Дракончик!»?

– Я на такие дикие проказы уже не способен. И вообще – мне пора на оптовый рынок. Окромя фантастики, Валентин Николаевич, существуют ведь и серьезные дела.

– Хорошо, последний вопрос. Вам о чем-нибудь говорит такой набор цифр: три тысячи девяносто пять?

– Как, как?.. – Бизнесмен с силой вдавил сигару в фарфоровую пепельницу, так что она превратилась в коричневое крошево. – Не говорит ни о чем.

«И этот ражий мужик чем-то напуган! Все трое, тройка из „Страстоцвета“…» – размышлял Валентин, неслышно спускаясь по ковровой лестнице. Заведение шикарное, ковры и паласы… и уборщица с пылесосом, под гремучее шипение которого легко выскользнуть с «черного» хода, сесть в машину и… или пешком добраться до набережной под укромную тень тяжких сводов моста. Седой старик в долгополом пальто – его видел только Серж, да и видел ли? Под силу старику справиться с мужчиной в расцвете сил?..

На обратном пути Валентин заехал на Арбат разменять доллары – по благоприобретенной привычке, в этом заведении курс валюты был чуть выше. Наверное, здесь побывали и сестры на Рождество, чтоб купить себе нарядные платья – цвета жизни и неба.

Разменял, подошел к машине, нагнулся к окошечку.

– Даша! Напиши словами, какие числа повторяла Марина в бреду.

«Три тысячи девяносто пять».

Неужели разгадка так проста?

Валентин вернулся в крошечный офис, спросил у молодого скучающего клерка:

– Сегодня курс доллара три тысячи сто пятнадцать. Вы случайно не помните, каков он был в начале декабря?

– С ходу не скажу, за месяц поднялся незначительно.

– Вот такая сумма вероятна: три тысячи девяносто пять рублей?

– Вполне вероятна.

– Мне нужно знать точно.

– Могу организовать информацию.

– Действуйте, за мной не пропадет.

С помощью компьютера (и двадцати «зелененьких») информация была организована: 5 декабря (в день похорон Алеши), по официальному курсу, доллар стоил искомые 3 тысячи 95 рублей.

И фирмачи из «Страстоцвета» не сообразили, о чем идет речь? Что ж, если и сообразили, то по каким-то неведомым причинам Валентина в известность не поставили.

– Даша, а у тебя ведь сессия. Ну, в институте я переговорю с кем надо, в крайнем случае «академ» возьмешь. И вот что: может, поживешь пока у моего приятеля?.. Да погоди, выслушай! Он человек добрый, а главное – посторонний…

Она молча говорила – нет!

– Так и будешь в машине целые дни сидеть?.. Хорошо. Только скажи: кого ты ждешь? Не отрицай. Кого ты ждешь на месте преступления?

Полный ужаса и отважный одновременно взгляд.

– Господи, ну прости! Ну как тебя сдвинуть с мертвой точки? Что мне сделать? Давай уедем. Сегодня один умный человек предложил… предупредил. Тоже нет… Ладно, я сейчас.

Роковая «Арбатская» внутри напоминала оранжерею. Где тот «зеленый камень» – место встречи негодяев-любовников? Да не в метро же!

Валентин выбрал розы – из драгоценного природного пурпура (поистине драгоценного – по цене). И когда бросил охапку ей на колени, склоненное белокожее лицо озарилось – слабым отблеском «небесного града».